Игра сноходца

Джорах Мормонт стоял за дверью, ведущей в одну из неприметных кают корабля. Его массивная фигура почти сливалась с тенью, отбрасываемой тусклым светом лампы, висевшей на стене. Внутри шли переговоры, каждое слово которых, как знал Джорах, могло изменить судьбы не только Таргариенов, но и самого Вестероса. Он чувствовал себя стражем у границы, разделяющей прошлое и будущее. Рыцарь чуть сдвинулся, поправляя плащ, который тяжело свисал с его плеч, пропитанный сыростью морского воздуха. Рука мужчины привычно легла на эфес меча — это движение, отточенное годами, приносило ему странное чувство спокойствия. Металл под пальцами был холодным, как утренний ветер за Стеной, но в этом холоде Джорах находил уверенность. Хотя слова из-за двери доходили до него приглушённо, этого было достаточно, чтобы уловить настроение переговоров. Голос Визериса звучал резко, словно гвоздь, скребущий по дереву. Напыщенные фразы, перемежаемые раздражёнными выкриками, разрезали воздух, как тупые кинжалы, которые больше ранят гордость, чем внушают страх. Рыцарь закрыл глаза и вздохнул. Он слышал этот тон бесчисленное количество раз за время их путешествия и давно перестал обращать на него внимание. Визерис всегда кричал громче, чем требовалось, словно пытался убедить всех, включая самого себя, в своём величии. Но совсем иной звук заставлял Джораха задержать дыхание. Голос Дейнерис, тихий и ровный, доносился лишь обрывками, как отголоски серебряных колокольчиков в далёком поле. Она говорила мало, но каждое её слово несло в себе спокойную твёрдость, словно она взвешивала их на весах, прежде чем позволить прозвучать. Этот голос отличался от того, каким она говорила в начале их путешествия. Тогда он был полон робости, почти незаметной дрожи, как у девушки, привыкшей к тому, что её слова не имеют веса. Теперь в её интонациях звучал металл — не резкий, как у её брата, а утончённый, скрытый под вуалью мягкости. Джорах невольно улыбнулся уголком губ. Рыцарь знал, что этот металл родился не за одну ночь. Он видел, как она менялась на протяжении их путешествия: как наблюдала за тем, что её окружает, как училась слушать и отвечать с осторожностью. Эта сила не была явной, но она была реальной, и именно её мужчина уважал. В Дейнерис был тот редкий огонь, который горит не для того, чтобы сжигать всё вокруг, а чтобы согреть себя и тех, кто достаточно близок, чтобы это почувствовать. Рыцарь сделал шаг ближе к двери, но всё же не стал прислушиваться. Он знал, что за этой тонкой преградой решаются судьбы, но их исход не зависел от его меча. Всё, что мужчина мог сделать, это быть рядом, когда буря закончится, и поддержать тех, кто окажется сильнее её ветра. Его мысли вернулись к письму, отправленному Мансу ещё из Эссоса. Джорах тогда долго сидел за столом в своей убогой комнате, освещённой единственной свечой, и размышлял, что написать. Опыт подсказывал ему, что слова — это тоже оружие, и их нужно выбирать не менее осторожно, чем клинок. Рыцарь знал, что от его письма зависит, примет ли Король за Стеной предложение, и болен того, каким будет их дальнейшее путешествие. "Принц силён в своей амбиции, но слаб в своих действиях," - написал тогда он после долгого раздумья. Эти слова приходили на ум каждый раз, когда Джорах наблюдал за Визерисом. Принц умел громко говорить, обещал великие дела и карал врагов в своих воображаемых речах. Но за этим стояли лишь пустые угрозы и неспособность действовать. Джорах видел, как амбиции принца превращались в груз, который тот не мог нести. "Принцесса молода, но она впитывает все, как губка," - добавил он, глядя на пустую строчку. Это наблюдение пришло к Джораху после нескольких бесед с Дейнерис, когда та задавала вопросы о Вестеросе, драконах и даже его родине, Медвежьем острове. Девушка никогда не упускала деталей, и её вопросы становились всё глубже. "В ней уже есть та искра, которая может воспламенить пламя. Если вы ищете дракона, взгляните на неё," - закончил он. Джорах знал, что эти слова могут прозвучать слишком откровенно, но он чувствовал, что правда важнее всего. Принцесса могла стать настоящим лидером, если судьба даст ей шанс, и Манс должен был это знать. Теперь, спустя недели пути, Джорах видел, как его наблюдения подтверждаются. Визерис остался тем же тщеславным мальчиком, каким был в Эссосе. Его мечты о Железном троне, словно волны, разбивались о реальность. Принц кричал громче, чтобы скрыть свою слабость, и не замечал, что с каждым выкриком его влияние таяло. Дейнерис же становилась другой. Она больше не была той испуганной девушкой, что боялась даже поднять глаза. Постепенно взгляд принцессы твердел, а слова становились взвешенными. В её глазах всё чаще появлялась решимость, а в голосе слышался скрытый огонь. Девушка начинала осознавать, что её судьба может быть больше, чем просто служение брату. Джорах не мог не восхищаться ее ростом. Она впитывала все, что видела и слышала, словно её разум был бесконечным хранилищем для знаний и опыта. Девушка не громко заявляла о своих амбициях, но её действия говорили громче слов. Каждый шаг принцессы, каждое решение укрепляли его веру в то, что она станет тем драконом, которого мир так долго ждал. Мужчина вспоминал, как однажды, ночью на палубе, она задала ему простой, но пронзительный вопрос: — Сир Джорах, а что вы потеряли, чтобы оказаться здесь? Он помнил, как замер, услышав это. Голос принцессы был тихим, почти шепотом, но в нем звучало нечто большее, чем простое любопытство. Она не хотела знать только его историю. Девушка хотела понять, как люди находят силы продолжать жить, когда все, что они ценили, разрушено. Её честность и готовность слушать не оставили ему выбора. Рыцарь рассказал ей правду: о Медвежьем острове, о своей жене, о позоре. И в тот момент он понял, что Дейнерис не просто слушает его. Она понимает. И это было необычно для ее возраста и положения. Теперь, наблюдая за ростом принцессы, он чувствовал не только долг защищать ее, но и нечто большее. Он видел в ней шанс. Шанс не только для дома Таргариенов, но и для себя. Шанс для мира, который мог бы родиться из её пламени. За дверью раздался глухой удар, словно кто-то с яростью опрокинул стул, и этот грохот эхом разлетелся по узкому коридору корабля. Звук, неожиданно громкий в тишине, отвлёк Джораха от размышлений, заставив напрячься. Его рука тут же легла на рукоять меча, сжимая её с той уверенностью, которую может дать только клинок. Он знал, что Визерис был вспыльчив и нетерпелив, а его гнев зачастую перерастал в нечто неконтролируемое. Джорах сделал шаг ближе к двери, наклонив голову, чтобы уловить хоть какие-то звуки. За преградой слышались приглушённые голоса. Громкий и прерывистый — несомненно, голос Визериса, который, кажется, снова пытался доказать свою значимость. Слова принца звучали так, будто он брызгал слюной в своей злости. Другой голос был едва слышен, почти как шепот, но даже за дверью Джорах узнал эту интонацию. Это была Дейнерис — спокойная, сдержанная, словно она пыталась не потушить гнев брата, а обойти его стороной, не давая тому захлестнуть её. Сердце Джораха на мгновение ускорило ритм. Если Визерис действительно теряет контроль, Дейнерис может оказаться в опасности. Он уже видел, как гнев принца обращался против неё, как слова превращались в оскорбления, а иногда и в угрозы. Сглотнув, он поднял руку, готовясь постучать в дверь или даже распахнуть её без предупреждения. Но тут всё стихло. Тишина была внезапной, обрывистой, словно кто-то оборвал натянутую струну. Джорах замер, прислушиваясь. За дверью не было ни шёпота, ни шагов — только приглушённый звук волн за бортом. Он медленно выдохнул, расслабляя напряжённые пальцы, сжимавшие рукоять меча. Рука всё ещё дрожала от напряжения, но он заставил себя опустить её. — Ему нужно больше, чем крик, чтобы убедить Манса, — пробормотал он себе под нос, едва слышно для самого себя. В его голосе звучала смесь раздражения и разочарования. Визерис мог кричать сколько угодно, но Манс — не тот, кто обращает внимание на громкие слова. Он был человеком, привыкшим судить не по внешности, а по сути. А у принца, к сожалению, не было ничего, что могло бы заинтересовать Короля за Стеной. Джорах ещё раз посмотрел на дверь, словно ожидая, что она вот-вот откроется. Но она оставалась неподвижной, и рыцарь понял, что его вмешательство не понадобится. Он повернулся к стене и оперся на нее спиной, давая себе мгновение, чтобы восстановить спокойствие. Его мысли снова вернулись к Дейнерис. Её голос — тихий, но решительный — прозвучал в его голове. Он знал, что она выдержит это испытание, как выдерживала всё, что сваливалось на её плечи с момента их первой встречи. Когда переговоры завершились, дверь распахнулась, и на пороге появился Манс. Его высокая фигура, освещенная тусклым светом качающейся лампы, казалась ещё более внушительной. Чёрные, словно ночь, глаза Короля за Стеной задержались на Джорахе. В этом взгляде не было ярости или угрозы, но он проникал так глубоко, что рыцарь на мгновение ощутил, как обнажаются самые сокровенные уголки его разума. В этот миг воспоминания обрушились на него, возвращая к их первой встрече. Тогда Манс ещё был братом Ночного Дозора, скромным рекрутером и конвоиром, доставляющим новобранцев к Стене. Джорах, тогда ещё гордый лорд Медвежьего острова, столкнулся с ним случайно в Винтерфелле, где Манс оказался в составе делегации Ночного Дозора. Манс уже тогда выделялся среди своих братьев в чёрном. Его манеры были странно свободными, смех — громким, а слова — нехарактерно дерзкими для человека, давшего клятвы служить до конца своих дней. Но больше всего Джораха поразили его глаза. Абсолютно черные, без малейшего оттенка тепла, они казались бесконечными. Их разговор был коротким, почти ничего не значащим. Джорах бросил какое-то вежливое замечание о службе Ночного Дозора, типичное для лорда, желающего подчеркнуть свое положение. Но ответ Манса, казалось, пробил невидимую брешь в привычной рутине этих формальных бесед. — Стена — это всего лишь стена, лорд Мормонт, — сказал он тогда, его чёрные глаза задержались на Джорахе чуть дольше, чем было комфортно. — Она защищает, но она же и ограничивает. Всё зависит от того, с какой стороны ты находишься. Джорах не сразу понял смысл этих слов. Тогда они показались ему почти наглостью, но взгляд Манса — этот пронзительный, всепоглощающий, — заставил замолчать любые протесты, которые могли возникнуть. Он отвел глаза первым, оставив этот короткий разговор в памяти, как странный эпизод, который он тогда до конца не осознал. Теперь, спустя годы, всё стало на свои места. Слова Манса звучали не как случайное замечание, а как отражение его сущности. Этот человек никогда не был просто братом Ночного Дозора. Уже тогда в нём читалась свобода, которую он не собирался отдавать даже самой Стене. Джорах вынырнул из воспоминаний, когда заметил, что Манс все еще смотрит на него тем же пронзительным взглядом. Теперь эти глаза принадлежали не просто брату Ночного Дозора, а Королю за Стеной, чья власть за Стеной и уже на Стене была неоспорима. — Пойдём, сир Джорах. Нам нужно поговорить, — сказал он низким, ровным голосом, снова задержав взгляд на рыцаре чуть дольше, чем требовалось. Джорах бросил быстрый взгляд внутрь каюты. Визерис сидел за столом, его лицо было искажено мрачной гримасой, а рука нервно дергалась, будто он вот-вот обрушит свой гнев на все вокруг. Его взгляд метался по комнате, но ни разу не остановился на сестре. Дейнерис же стояла у окна, глядя на бескрайние воды моря. Она была неподвижна, но что-то в её осанке казалось Джораху необычайно твердым. — Может, мне лучше остаться? — предложил он, не сводя глаз с Дейнерис. Манс остановился и повернулся к нему. Его взгляд, тяжёлый и изучающий, напоминал Джораху о том, как в прошлом сильные вожди смотрели на неопытных воинов. — У дракона должны быть зубы и клыки, — спокойно сказал он, его голос прозвучал, как напоминание о чём-то неизбежном. — Пусть принцесса решит, как поступить. Она справится. На мгновение Джорах замер, но потом кивнул. Он знал, что Манс не сказал этого просто так. Эти слова были проверкой, и не только для Дейнерис. С этими словами Король за Стеной развернулся и двинулся по узкому коридору, его шаги гулко отдавались в деревянных стенах корабля. Он даже не оглянулся, явно уверенный, что рыцарь последует за ним. Джорах ещё раз посмотрел на Дейнерис. Её руки были спокойно сложены, но он заметил, как её пальцы едва заметно сжались. "Она справится," — подумал он, но тень сомнения уже скользнула в его сердце, холодной змейкой сжимающей грудь. Джорах знал, что Дейнерис сильнее, чем кажется, но её брат... Визерис был непредсказуем, его гнев мог вспыхнуть, как порыв ветра, сметая всё на своём пути. Тяжёлый выдох сорвался с его губ, словно воздух покидал не только лёгкие, но и последние капли уверенности. Он не мог остаться, не мог вмешаться, как бы ни хотел. Это было её испытание, её момент показать, что она может справиться. С усилием заставив себя повернуться, Джорах шагнул за Мансом, чувствуя, как каждое его движение отдаляет его от тех, кого он поклялся защищать. Шаг за шагом, он уходил, оставляя Таргариенов наедине — с их гневом, амбициями и, возможно, с судьбой.