Резня (но по-христиански)

      — Ну и че вы тухлые такие?       Прошло два дня с той трагичной поры. Ежели в момент расследования и суда они не до конца понимали, что их одноклассников лишили жизни, то сейчас, когда в столовой не звучит сердитый бубнёж Лёши, не маячит перед глазами кудрявая и белая, как одуванчик, макушка, они осознали это в полной мере. Вместе с мальчиками погибла и частичка чего-то живого в них... На сечатке глаз навсегда отпечатался тот ужас, что им не посчастливилось увидеть; образ умерших возникали в темноте всякий раз, что они прикрывали веки. Шок постепенно сменялся горечью и отчаянием от утраты. Никто не смел даже улыбнуться в столовой, будто это осквернит память ушедших. Вроде, закапывать себя вместе с ними — так неправильно, а вроде и сил на простую улыбку совсем не было...       Почему с ними это происходит? «Если Бог существует, почему он допустил такое?» — так думал в этот момент каждый. И вновь иконы на стенах будто насмешливо глядели на них. Видимо, поэтому Лиза и оставила их здесь.       — Даже мне тошно на вас смотреть! Вы думаете я подбадривать вас буду? — не унималась Лиза, расхаживающая по столовой с руками за спиной, пока остальные пустым взглядом смотрели в свои тарелки и скребли вилкой еду. — А может я не выдержу и буду, но, надеюсь, до этого не дойдет. У вас новая зона для исследований открылась: школьный двор и второй этаж, мы ещё и пластины с окон сегодня ночью снимем. Давайте пиздуйте, и чтоб я до вечера вас в этой сраной столовой не видела!       Тогда она положила на стол карту мест, которых она озвучила, затем просто исчезла, как и делала до этого. Сначала никто и глаз не поднял: какая им разница на эти новые места? У них два одноклассника погибли, один из них вообще прямо на глазах, как они могли исследовать что-то? Но, наконец, сквозь густой туман печали, к ним начал пробиваться здравый смысл.       — А ведь может она права. — Подал голос Шабанов, оглядывая каждого. Он явно не думал, что когда-то согласится с Лизой, но, походу, в жизни бывает и такое. — В смысле, не может, а на сто процентов права. От того, что мы здесь сидим и сопли на кулак наматываем, ничего не изменится. Конечно, мы все еще должны чтить память что Лёши, что Коли, но не ныть же и не сидеть сложа руки.       — Точно... — кивнула Буланова, — Коля хотел, чтобы мы выбрались... Так если мы будем сидеть на месте, то как же мы сможем выбраться?       «Поныли и хватит.» — нехотя признали все, хотя все еще находились в таком состоянии, что даже говорить стоило немалых сил. Они взяли в руки карту, что дала им Лиза. Она, как и прошлая, была начерчена очень просто, схематично, с выносками и циферками, но различна тем, что была не такая ветхая, да и надписи не выцветали, только перечеркнуты в некоторых местах.

Второй этаж

      Правое крыло: (1) класс химии, (2) музыкальный класс, (3) выход на третий этаж       Нижнее крыло: (4) спортивный зал склад, (5) кабинет английского языка школьный магазин       Левое крыло: (6) тренажёрный зал, (7) раздевалка

Школьный двор

(1) церковь, (2) школьный стадион, (3) яблочный сад, (4) бассейн, (6) раздевалка       Было принято решение снова делиться на группы, и, к счастью, Кашин как и прежде оказался в компании Ильи и Ксюши, которые, как и он, были этому рады. Им было поручено прошерстить правое крыло, но перед этим...       — Может, к Руслану заскочим? — неожиданно даже для самого себя предложил Даня.       После случившегося никто Тушенцова толком-то и не видел, разве что пару раз кто-то наталкивался на него в коридорах, но на этом всё. Он не ходил ни в столовую, ни куда либо еще, где сидит большинство. Понятное дело, что смерть лучшего друга — огромнейшее потрясение для него. Было бы странно сейчас подходить к нему и упрашивать пойти с ними исследовать школу: ему явно не до этого. Особенно после того, как он поклялся убить Даню. С этого он вообще ахуел, но всерьёз не особо принял, мало ли что человек может сказать от горя. Хотя поначалу из-за этих слов он даже винил себя в смерти Коли: всё-таки, именно он и рассказал о его плане на суде, но потом, слава богу, опомнился. Да, Ромадова правда жаль, он был прекрасным человеком и пошел ради остальных на такой смелый, отчаянный поступок, потому что у него не было выбора, но у Кашина ведь тоже его не было: не расскажи он об этом, умерли бы все, неужели Тушенцов этого не понимает? Или ему настолько всё равно, что он готов был пожертвовать всеми ради одного человека?       — Зачем? — нахмурился Коряков, выходя первым из столовой.       — Да хоть проверить его: жив там или нет. Я ж все эти дни его не видел...       — Я вчера видела. Выглядел, конечно, кошмарно... Глаза все красные, зарёванные.       — Да не откроет он. — сказал Илья, когда напарники уже в две руки стучали по двери, но ответа всё не было. — Ему либо насрать, либо его вообще в комнате нет.       — Да где ему быть, если не в комнате? — воскликнул парень, еще пару раз стукнув кулаком по двери.       — Хоть где, это ж Руслан...       — Так а тут вообще дверь на ключ закрыта, а не изнутри. — подметила Кобан, вглядываясь в щель, — Значит, он правда не в комнате.       — Ладно, пойдём уже. Если что, найдём его, пока места проверять будем.

***

      — Вам еще не надоело в пыли копаться? Что вы вообще собираетесь найти?       После того, как они проверили школьный магазин, в котором была куча разных вещей, по типу дисков с фильмами, музыкой, игрушкек и, на удивление, даже сигарет (все эти вещи покупаются за монетки, которые Лиза выдала каждому после страшного суда. Тому кто работал активно — сто монеток, кто поменьше — пятьдесят, ну а тому, кто сказал одно-два слова — двадцать пять. Пачка сигарет, к примеру, стоит десять монеток, а какой-нибудь диск с сумерками — пятнадцать, так что этот магазинчик возможно немного скрасит их серые грустные дни в этом месте), они отправились на склад. На месте склада, кажется, правда был спортзал когда-то в прошлом: где-то в углу даже осталась волейбольная сетка и баскетбольное кольцо. Помещение было огромным и пыльным — находиться здесь дольше пяти минут просто невыносимо, а ведь им еще и искать надо было. Что именно здесь нужно найти — Аня понятия не имеет: тут ведь просто куча ненужного хлама, ей что теперь, каждую железяку переворачивать?       — Ты бы тоже поискала. Хоть что-нибудь. — еле прикрывая раздражение, отозвался Семенюк, пока копался в коробке со старыми, уже дырявыми в некоторых местах газетами, и быстро пробегал по содержимому глазами.       Вот вроде он в команде с Ениной уже много раз был, а ее бездействие раздражает каждый раз как в первый. Вова считает ее белоручкой и просто разбалованной девчонкой богатеньких родителей (хотя, что уж говорить, они все здесь таковыми являются, но нужно ведь понимать всю серьёзность ситуации! Большинство уже ведёт себя как нормальные люди, но, к сожалению, есть и такие как она, которые никак не хотят приспособиться и начать меняться под давлением обстановки), которая ничего делать сама не собирается, и оправдывается тем, что «имеет на это право, это её зона комфорта».       Новой напарницей стала Даша. Вроде, ничего плохого она не делает: лишнего не говорит (если вообще говорит), не раздражает, не ленится как Енина, да и в принципе никак своим присутствием не обременяет. Может, именно это и напрягает... Когда на ее месте был Лёша, то тихо никогда не было: тот то ворчал по поводу и без, то с Вовой из-за любого слова ссориться начинал, то Аню подстёбывал. Тогда это бесило и заставляло только закатывать глаза от раздражения, но сейчас этой воркотни и ругани так не хватает... Вове казалось, что ему всё равно на его смерть (громко сказано, конечно. Как здоровому человеку вообще может быть все равно на смерть другого человека, особенно если они были знакомы? Семенюк рассчитывал, что ограничится лишь банальным сочувствуем ему и его семье, которая рано или поздно узнает об этом), но теперь понимал, что эта самодовольная уверенность была лишь лицемерием. Иногда даже те, кто вызывают только раздражение, становятся частью тебя. Он перестал отгонять эти мысли и начал осознавать: смерть Лёши оставила в нём пустоту, которая никогда не заполнится.       Тем более, Губанов ведь не только бесил и бранил его, он, пусть и такое короткое время, но был рядом в такой трудной ситуации, старался поддерживать (как мог, по крайней мере), «да и вообще, может он и не такой раздражающий был...»       — Вова, тут у тебя упало что-то... — тихонько сказала подошедшая Добренко и подняла пыльный, рваный по краям конверт, который выпал из какой-то газеты.       Кажется, это именно то, что они искали.

***

      Как вы думаете, что бы вы сделали, оказавшись в такой же ситуации, как и наши герои, но вам бы внезапно открыли доступ к территории за пределы школьных стен? Думаю, вы бы тоже стали кричать, что есть мочи, «помогите!», «нас здесь заперли!» и тому подобное, потому что школа, по идее, должна находиться на оживленной улице, а значит, на вас могли бы обратить внимание люди и помочь. Макс, Арина и Денис так и делали: стояли около высокого забора и орали как под ножом. Должны же люди, проходящие рядом, это услышать и хоть какие-то меры предпринять, правильно?       — Вам не надоело? — прикрывая рот рукой, пока зевала, спросила внезапно появившаяся Лиза.       — Че за хуйня!? — провопил Коломиец, оборачиваясь к ней, — почему нас никто не слышит?!       — Может, потому что город пустой? — с издевкой и хитрым прищуром заявила Лиза. Все трое в шоке уставились на нее. Они то ли коллективно ослышались, то ли она так пошутила... Не может же быть такого, что во всем городе только они одни?.. Как это вообще возможно? Куда бы остальных жителей вывели?       — Как это понимать, «город пустой»? — Арина неверяще хлопала ресницами, из под которых злобно глядела на куклу.       — Так и понимай. Неужели вы не задались вопросом, почему полиция и ваши любимые родители не вытаскивают вас отсюда? — пауза, — Да потому что это невозможно! Этот город надёжно ограждён от внешнего мира, сюда никто не пройдёт, пока я не разрешу. Уяснили? Никого. Кроме. Вас. Здесь. Нет! — отчеканила она по словам, с каждым разом повышая голос ещё и ещё. Она делала медленные шаги назад, всё еще насмешливо смотря на подростков, — Кричите, сколько хотите — никто вас не услышит!       Расхохотавшись, она оставила ребят в недоумении одних. «Это ведь просто невозможно, чтобы город был пустым...» — думали они, поглядывая друг на дружку. Но другого выбора, кроме как принять эти слова за истину, у них нет. Как они это проверят? Да никак! Забраться на дерево и посмотреть сверху? Не получится: забор слишком высокий. Забраться на сам забор? А тоже не выйдет, он ведь под напряжением — ебанёт током и поминай как звали. Оставалось только смириться и исследовать место дальше, насколько бы отвратительным этот вариант ни был.       — Зато мы на улицу впервые за столько времени вышли. Хоть солнце увидели, плохо что ли? — идя к зданию, которое, судя по карте, должно быть бассейном, приговаривал Максим.       — Плохо то, что мы в принципе здесь оказались. — недовольно буркнул Денис, поправляя очки на переносице.       — Так а что мы с этим сделаем? Тот, кто все это устроил, походу настолько влиятельный, что смог весь город к хуям выселить и оставить нас здесь одних. Всё, что нам остаётся делать — смириться и приспособиться.       — Как с этим вообще можно смириться?.. Это так бесчеловечно: подростков заставляют убивать друг друга на потеху какого-то психа, и ты говоришь, что нам нужно смириться!? — Шикина тоже не глупая девочка, понимала, что в его словах — истина, но эмоции в такой момент брали верх. Стоило ей подумать, что её семья узнает обо всём, что тут происходит, то становилось плохо... А если Арина ещё и погибнет здесь, что тогда будет? Её мама ведь рано или поздно узнает об этом, и тогда уйдёт вместе с ней, она уверена в этом. Мысль об этом настолько тяжело ей даётся, что выбивает весь воздух из лёгких.       — Еще раз повторяю, ты ничего против этого сделать не сможешь. А еще, человек может привыкнуть ко всему, даже к чему-то настолько чудовищному, и это факт. В какой-то момент наша психика настолько сломается, что мы действительно смиримся с этим. И лучше нам уже сейчас начать приспосабливаться, потому что выживает не тот, кто умён или силён, а тот, кто может адаптироваться в среде.       — В какой-то момент? Это в какой? Нашей психике уже пизда, как мне кажется... Я как ни закрою глаза, мне трупы мерещутся! — тоже не выдержал Денис, чуть не спотыкаясь о камень, пока поспевал за быстро идущим Максом.       Максим больше не стал им ничего доказывать: они пока не готовы принять правду. И это абсолютно нормально, тут и взрослый человек-то с ума сойдёт, а они все всего лишь подростки... Но дальше — только хуже, и Шабанов это прекрасно осознавал, и Коля как никто другой приложил в этому руку. Да, бесспорно, Ромадов — герой, потому что пожертвовал своей жизнью ради шестнадцати человек, среди которых был и его самый близкий человек; кроме того, убив, как он думал, предателя, он бы еще и помог им, так что это ещё и оправдывает то, почему он решил спасти их, убив кого-то другого, а не себя. Но с другой стороны, теперь ученики более смелые и будут охотнее идти на преступление, потому что совершив убийство, он дал остальным понять, как работает суд, как стоит вести себя там, и кого лучше опасаться.       Наверняка ведь потенциальный убийца приметил на суде «опасных» для его будущего плана учеников. Например, Даню. Всё-таки, именно он расставил всё по полочкам касательно преступления и раскрыл личность убийцы. Или же Руслан, как бы это ни было странным: когда он почувствовал, что вся подноготная плана вот-вот вскроется, то он, чтобы спасти друга, пожертвовав всеми остальными (и даже собой), стал напирать на Кашина, ловко оборачивая его же слова против него. И у него ведь это почти получилось — если бы Коля сам не признался, то проголосовали бы все за Данилу. Достоин ли Тушенцов того, чтобы убийца был осторожен с ним? Конечно да — всё, что он говорил, требовало ума, дара убеждения и достаточно быстрой реакции. Сам Максим, кстати говоря, тоже не промах, ведь был достаточно активным на суде и двигал его в нужное русло.       Так что же эта информация даёт? На самом деле, потенциальный убийца сам решит, что ему делать с этим — либо убирать умных людей, либо как-то переманивать их на свою сторону. Ни того, ни другого Шабанов постарается не допустить.       Здание было не особо большим. Внутри всё обустроено в голубых тонах, на стенах и полу рисунки рыбок, в центре располгается немаленький бассейн, и хоть на глаз точно не скажешь, но, кажется, он был довольно глубоким. «Кажется, это новый способ убийства, » — подумал Шабанов, проходя с друзьями глубже в помещение. Ничего интересного здесь нет, как и в небольшой раздевалке в другом крохотном здании рядом, так что больше ничего они не узнали.

***

      «Тебе бы здесь позаниматься было неплохо, жирдяй» — думал Эльдар, сидя на лавочке в тренажерном зале, пока Антон с Лерой здесь осматривались. Ничего делать он не планировал — глупости всё это, разве можно тут хоть что-то интересное найти? «Только этой плоскодонке жопу накачать, да толстяку килограммы скинуть», — вот зачем это место нужно, че время-то своё драгоценное тратить? Да и силы...       А теперь они что-то в шкафчиках в раздевалке рыскали, «ну не дураки ли?» Что же им на месте не сидится? Вот Эльдар ни за что бы не стал такой ерундой заниматься!       — Эльдар, если так и будешь ничего не делать, я тебе пизды дам.       Ну, собственно, как такого большого, сильного человека можно ослушаться?.. Джарахов вскочил с места и стал вместе с ним шарить по шкафчикам. Только вот плодов это никаких не принесло — ничего интересного они не нашли.

***

      В тени старых яблонь, где свет пробивался сквозь густую листву, подростки бродили по саду, стараясь на время отвлечься от всего, что произошло. После долгих серых дней, когда каждый из них сливался в другой, они наконец ощутили нежные лучи солнца, которым они не думали, что когда-то будут наслаждаться. Вроде, это такая банальная вещь, но, кажется, теперь они знают, что значит радоваться мелочам.       — Нет, если на тебя упадёт яблоко, то ты станешь дауном, а не гением. — сказал Давид, толкая Славу локтем в плечо.       — Ха-ха, бля, ну и юмореска у тебя, обхохочешься, — саркастично ответил тот, короткими, медленными хлопками аплодируя, — На тебя уже походу упало, мудло.       Арина шла позади них, совершенно молчаливо и обнимая себя руками. Идти с этими двумя вообще не хотелось после того, как они побаловались аптекой. «Совсем мозгов нет...» — думала она, со злобой сверля макушку что одного, что второго. А те, кажется, будто и не замечают, что в поведении девушки что-то не то. Обидно, конечно, но и она тоже бегать ни за кем не собирается.       Внезапно за садом показались две надгробные плиты со знакомыми именами. По телу прошла дрожь, и Буланова машинально сделала пару шагов назад, пока совсем оттуда не ушла.

***

      Музыкальный класс был богат разными инструментами: тут и электронная барабанная установка, и электрогитара, и акустика, и фортепиано, и скрипка, и даже маленькие инструменты по типу флейты, дудки, бубна, укулеле и так далее. Полки полностью заставлены учебниками по нотной грамоте и аккордами для гитары. Парт здесь не было, только один столик у окна и небольшой круг из стульев в середине кабинета.       — Блин, прикольно! — восторженно сказал Коряков и взял гитару, проводя пальцами по струнам, — Макс играть умеет, можно будет ко мне в комнату ее притащить.       Когда они выходили из класса, Ксюша вспомнила про монетки, которые им дали после суда, и они направились в школьный магазин, надеясь, что там продают что-то нормальное. Их восторогу не было предела, когда они обнаружили пачки сигарет на прилавке, потому что Илюхины запасы были на исходе. На кассе никто не стоял, видимо, они надеятся на добросовестность учеников. Собственно, как этой добросовестности не быть, если к камере в углу прикреплен миниган? Так что в круглой баночке сразу оказались тридцать монеток за три пачки от каждого.       — Прикиньте, тут диски с ужасами есть. Давайте ночью какой-нибудь посмотрим? — предложила Коба, рассматривая стеллаж с dvd.       — Давайте. Ну, вы нищеебы, не то что я, так что я и куплю, так и быть, — с наигранным высокомерием пролепетал Кашин, хватая диск с «Бабадуком», на который указывали друзья, и, высчитав из своих оставшихся девяноста монеток ещё пятнадцать, кинул их в банку.       Коряков купил какого-то розового зайку и с таким же цветом лица вручил его Ксюше, которая от радости сначала прикрыла рот рукой и приобняла юношу, после приняла подарок. Даня в шутку цокнул и улыбнулся, всё-таки, это было очень мило.

***

      — Бля, я вот не понимаю, что Вова хотел, чтоб мы нашли? — не выдержал Илья, закуривая прямо в классе химии.       — Что-то, что даст нам побольше узнать об организаторе или этой школе, — лениво отозвался Кашин, крутя в руках зажигалку друга.       — Вы думаете мы найдем хоть что-то в тупом классе химии? Здесь конечно же валяется имя, фамилия, отчество организатора, его паспортные данные, родословная до прапрабабки и так далее. Это тупо, не? Максимум, что мы здесь найдем, это надпись на доске «Джарахов лох», а всё остальное надёжно спрятано от наших глаз.       Кабинет был очень схож с классом биологии, даже веточки лозы здесь такие же были (и они на всякий случай проверили, нет ли там, ненароком, еще одного тайного хода). Оставалось проверить только лаборантскую, вот только члены, которые Илья рисовал на доске, были гораздо интереснее.       — Можем тут минут десять посидеть для приличия и ничего не делать, — предложила Ксюша, держа в руках того зайку, — всё равно нет смысла что-то искать.       — Я могу по-быстрому на лаборантскую глянуть, не парьтесь.       Кашин спрыгнул с парты, на которой сидел, и подошёл к белой двери, а за ним всё-таки потащились и другие, потому что они посчитали нечестным, если он один пойдёт. И, кажется, не зря они решили сюда сунуться... Весь стеллаж в маленьком помещении был полностью заполнен веществами, такими как цианид калия и мышьяк, для некоторых вообще был выделен целый холодильник.       Вот, кажется, и еще один способ убийства.

***

«Холодно...»

      Всё тело, укрытое лишь тоненькой кофточкой и такими же джинсами, сильно продрогло, валяясь в хрустальном снегу. В ушах звенело, губы посинели от озноба, а свежие раны на спине, с «любовью» сделанные мамочкой, всё равно жгли. Глаза, что смотрели на разливающееся розовыми красками небо, потеряли всякий живой блеск; подрагивающие ресницы покрылись инеем. Мальчик слабо сжимал онемевшими руками блистер с какими-то таблетками, прижимая их к холодной груди. Соблазн выдавить все до единой на ладошку, а потом проглотить, был необычайно велик, и не останавливало бы даже то, что нет воды, чтобы запить такую гору. «Да хоть снегом их запить, уже похуй...»       — Руслан?... — где-то вблизи послышался мальчишеский голос, отдаваясь эхом в голове, когда одна таблетка уже легла на ледяную ладонь. Голос становился всё ближе и ближе, он казался каким-то знакомым, — Ты чего в снегу валяешься? Ещё и без куртки... Замерзнешь же.       Тусклые, едва открытые глазёнки метнулись на звук, натыкаясь на напуганное румяное лицо мальчика лет четырнадцати, как и он. Это был Коля Ромадов, парниша с его музыкальной школы. Он никогда с ним особо не общался, разве что перебрасывался какими-нибудь базовыми фразами, и иногда заступался за кудрявого, если видел, что его оскорбляли парни с классов постарше. Почему-то неловко стало, что тот видит Руслана в таком состоянии. Рука нервно сжала блистер сильнее.       — Нет, серьёзно, ты же дрожишь весь... — Коля опустился на корточки перед ним и настойчиво ухватил за плечо, поднимая его со снега. В то же мгновение на его плечи опустилась чужая куртка.       — Тебе же тоже холодно будет. — удивлённо пробормотал Руслан, укутываясь в тёплую вещь сильнее. Его челюсть тряслась от мороза, пока он говорил.       — Я живу тут рядом. Пойдём ко мне.       Пальцы скользили по клавишам, словно искали забытые мелодии. Ноты разлетались в воздухе, смешиваясь с тихими слезами, которые катились по его щекам. Каждый аккорд отзывался в сердце воспоминаниями о нём. Стоило ему закрыть глаза, как он чувствовал его присутствие... Будто он стоит по правое плечо, и музыка плавно струится с его длинных пальцев. Руслан знал, что Коля все равно будет жить в его сердце, как яркий огонь, который никогда не погаснет, но этот огонь сжигал его изнутри, оставляя лишь пепел невыносимого одиночества.       — Ты согрелся? — заботливо спросил Ромадов, присаживаясь рядом на диван.       У Коли в комнате очень уютно: приятные глазу бежевые тона стен, небольшой коричневый диванчик, покрытый белым пушистым пледом, у окна, завешанного гирляндой-шарик, стояла кроватка, на которой лежала незакрытая книжка с загнутыми страницами. Там же стоял и столик с компьютером, показывающий какую-то новогоднюю комедию. Руслан сидел, укутанный в теплый клетчатый плед и Колины вещи, и потягивался горячим чаем. Он не знал, чем вообще заслужил такое хорошее отношение к себе... Они ведь едва знакомы, какой Ромадову с этого прок? Приглашать к себе, да еще и чаем с печеньками поить, а свои вещи давать? — хоть кто-то бы сделал столько для малознакомого мальчика?       —Ты будто бомжа в дом привёл.       Тушенцов, словно стараясь не показать свою нервозность, отшутился, и смятенно глянул на парня. Тот даже не улыбнулся. Странно, а Руслан посчитал это смешным... Улыбка и с его лица спала тоже. Ромадов ни о чём не спрашивал: ни о том, почему он валялся в снегу с таблетками в руках, ни о том, почему он так старательно прячет руки — он будто видел Руслана насквозь. Но от мысли, что Коля обо всём догадывается, даже не было страшно, чего он всегда ощущал, когда к нему будто заглядывали в душу. Наоборот, становилось как-то... легче? Многолетнее чувство апатии и пустоты, которую он никак не мог заполнить, с того дня стало постепенно развеиваться. С того дня изменилось всё. Руслан больше не был одинок.       Он перестал играть и стиснул кулаки. Коля был всем для него: он всегда поддерживал, никогда не спрашивал лишнего, разделял с ним и смех, и слёзы, вдохновлял и делал его лучше. Коля был единственный, кому не плевать на него. Только из-за него в тот день он не совершил самое страшное, что вообще мог совершить несчастный, нелюбимый и потерявшийся в жизни подросток.       И сам Коля это знал. Без него — Тушенцову просто не будет жизни. Так ради чего он оставил его здесь одного?.. Точнее, ради кого? Ради остальных учеников? Да чего они стоят? Лучше бы сдохли! Не больно-то они и хотели жить, раз не сделали ничего, чтобы не умереть, и просто смирились со своей судьбой.       «И ради них ты пожертвовал собой, Коль?»       Надрывный, пронизанный болью и безысходностью смех разнесся по музыкальному классу, смешиваясь с плачем. Он чувствовал, как разум его медленно и неумолимо теряет контроль, тёмные мысли заполонили сознание, угрожая поглотить его целиком. Сердце разрывалось от ненависти и зарождающейся жажды возмездия. И тогда пианино заиграло вновь.