Резня (но по-христиански)

      Сложно сказать точно, сколько прошло дней с их прибытия в церковную школу. Каждый день был похож на предыдущий; любое действие или слово, сказанное другими учениками, вызывало у героя навязчивое чувство дежавю. Утро всегда начиналось с озорного голоса Лизы, которая по объявлению желала доброе утро и с иронией — «Господь с вами! Не забудьте про утреннюю молитву!» На молитву шли только человек пять, остальные плелись в столовую, как они и договаривались до этого. Пока кухня была занята другими, ребята сидели своими компаниями за круглым столиком, пили чай, общались и ждали своей очереди, чтобы приготовить завтрак. Кругом царила комфортная и идиллическая атмосфера; никого уже не волновала заварушка, участниками которой им случилось стать: все будто смирились с этим и просто дожидались прибытия помощи.       Кашин же в окружении друзей за разговором, который он не особо и поддерживал, только пил чай и потом уходил в свою комнату, в которой он целыми днями валялся на неаккуратно застеленной кровати и апатично глядел в потолок, унося своё сознание в бесконечный рой беспокойных мыслей и тревог. Вопреки общему настрою, с каждым днём его надежда на спасение угасала, как и примитивное желание встать с постели.       Парень сидел на краю кровати, глаза его потемнели от бессонницы, а мысли путались, словно осенние листья на бурном ветру. Прошло несколько дней с тех пор, как он последний раз поел, и еда, казавшаяся некогда привычной, стала для него невыносимой. Каждый раз, когда он пытался взять в руки тарелку, в горле поднималось тяжелое чувство кома. Страх сжимал его железными объятиями, не позволяя проглотить ни кусочка. Эмоции накрывали его волнами: страх перед неизвестностью смешивался с подавленностью и безразличием. Он знал, что должен взять себя в руки, но смутные тени страхов не отпускали. С каждым днём его тело ослабевало, а душа теряла свою проницательность и надежду. Парень стал пленником своих собственных мыслей, и тишина комнаты лишь усиливала ветер в его голове, который не утихал ни на мгновение.       Время стукнуло семь утра. Парень понял это по проигрывающему по телевизору объявлению, успевшему уже встать поперек горло своей надоедливостью и противностью девичьего голоса.       «Уважаемые ученики! На часах уже семь утра, а значит, что время отбоя подходит к концу, пора вставать! Желаю всем хорошо провести день в этом замечательном месте. Также, я прошу вас всех сейчас пойти в спортзал, явка обязательна!»       Вторая часть объявления ввела рыжего в ступор. С какой стати Лизе понадобилось собирать всех в спортзале, если она не появлялась перед всеми всё это время и оставалась в тени? Он боязливо бросил помутневший взгляд в сторону двери, в которую уже кто-то тарабанил. За эти дни он уже успел привыкнуть к этому и начать определять человека по стукам. Например, как и сейчас, несколько быстрых негромких ударов подряд всегда делал именно Илья, громкие «батины» стуки делал Дениска и Макс, только второй делал их будто не такими мощными. Ксюша и Арина тоже ходили с ними, но они либо просто стояли рядом, либо нажимали на звонок, из-за которого Даня всегда подпрыгивал с места.       Он наспех накинул кофту на блестящее от пота тело и шаткой походкой подошел к порогу, отпирая замок. В проёме показалось весёлое, как всегда, покрасневшее лицо Корякова.       — Дэнчик, доброе ут... — он осекся, завидев замученное бледное лицо и покрасневшие глаза напротив себя, — Ты выглядишь так, будто щас сдохнешь.       — Ну спасибо.       — Слышал же объявление? — Шабанов оперся локтем на дверной косяк и прошелся сочувственным взглядом по парню; он будто хотел поинтересоваться его состоянием, но не знал, не будет ли это лишним.       — Слышал, — равнодушно ответил он, с трудом размыкая тяжелые веки.       — Пойдём тогда?       Вот уже второй раз они оказываются в спортзале, в котором впервые услышали чудовищные вести, и ещё раз здесь оказываться очень не хотелось, но пришлось. Даня теперь не чувствовал ни страха, ни тревоги, ничего. Ему просто стало всё равно. Их уже ждала внутри сидящая на деревянном столе Елизавета, радостно качая ножками, что не доставали до пола. Помещение потихоньку заполнялось, а её улыбка становилась шире и шире. Несмотря на то, что она является куклой, её лицо слишком естествено и человечно: становится румяным, голубые глаза с блестят с озорством, губы содрогаются в насмешливой улыбке. Это самую малость пугает... Рядом с ней стояли часики, которые вели обратный отсчёт с семидесяти двух часов. Это сразу же привлекло всеобщее внимание и не на шутку напрягло.       — Вы наверное думаете, зачем я сюда вас всех созвала? — торжественным тоном начала кукла, как только подошли все остальные.       — Какая ты наблюдательная, — с сарказмом подметил кто-то из толпы.       — Мне скучно, — вдруг протянула она, демонстративно зевая. Остальные в недоумении перекинулись взглядом.       — Чего!?       —Ну, ахуеть...       — Вы находитесь здесь уже пять дней, а еще никто никого не убил! Я думала, вы — эгоистичные, злобные дети, но вы почему-то работаете сообща. Мне от этого скучно!       Возмущению среди ребят не было предела. Так как школьного правила о воспрещении оскорбления директрисы не было, тотчас же зал заполнился самыми отъявленными матами и ругательствами. Никто и не думал сдерживался и стремился говорить то, что в самом деле думает. А дива как будто не слышала этого и продолжала говорить своим игривым голоском как ни в чем не бывало. В глазах Кашина заливалась темнота, и подскосились ноги.       — Правильные люди, в правильном месте, всё по списку. Так почему же никто еще никого не убил? Этого я и не могла понять. Но потом осознала, что одной важной детали всё-таки нет!       — Что ты несёшь...       — Хотите знать — я расскажу! Это, господа, мотив!       — Мотив? Разве возможности выбраться недостаточно? — воскликнул Губанов.       — Как видите — недостаточно. Поэтому я приняла решение дать вам дополнительную мотивацию решиться на кровопролитие.       — Говори уже быстрее, психичка! — проголосила Коба.       — Тогда слушайте меня внимательно, ладно? — снова театральная пауза, свойственная её манере — Если в течение трёх дней не произойдёт убийство... то вы все умрете.       — Чего!? — крикнули все в один голос.       — Да-да, вы не ослышались! Я убью каждого из вас и не пожалею. Так что перестаньте быть ссаными тряпками, берите нож в руки и вперёд!

***

      Парень медленно открывает глаза, ослепленный ярким светом лампы. Комната вращается, белые стены кажутся знакомыми, но невыразимо далекими. Он вдыхается глубоко, но воздух наполняет легкие какой-то затхлой прелестью, отдающей медицинскими препаратами и старыми бинтами. Боль в голове напоминает о недавнем падении, но детали ускользают, как песок сквозь пальцы. Степенная тишина, лишь изредка прерываемая далёким гулом шагов, создает атмосферу, полную тревожного ожидания. Каждая попытка вспомнить приводит к еще большей пустоте, и его собственное имя звучит, словно шёпот зловещего ветра. Взгляд метнулся в сторону. На небольшой древесной лавочке, спрятав золотые кудри в капюшон, мирно посапывал Ромадов. Руслан, сидящий побоку от него, просто вдумчиво смотрел в пол, казалось, даже не моргая. В один момент их мутные взгляды встретились; на лице шатена появилась тусклая улыбка, но лицо не расцвело от неё, напротив — помрачнело.       — Ты в обморок свалился, когда синяя мотив озвучила, — Тушенцов будто предугадал вопрос, крутящийся в голове рыжего, — Жрать надо было. И спать тоже, а то выглядишь так, будто тебя грузовик на бампере пару раз прокатил.       — Вы с Ильёй мастера делать комплименты, — Данила попытался приподняться, но боль вновь окутала тело парня и заполнила мерклые глаза темным цветом.       — Э, не вставай! Че тебе не лежится?       — Почему вообще здесь именно вы, а не Илья с Ксюшей? Мы как бы в разных группах, — напомнил он, массируя напряженные виски.       — Мы у них Дашу выменяли на тебя. А то она нас заебала.       — Руслан! — воскликнул выпутавшийся от объятий сна Коля, потирая глазёнки. Видно, что он недоволен высказываниями друга и спешил притормозить того даже сквозь дрёму, — Зачем ты так говоришь?       — А че? Она ходит и ноет постоянно, у меня у самого депрессняк скоро начнётся, — он закинул руки за голову и снова устремил взгляд на уже сидящего на кушетке Даню, — Так что учти, будешь ныть — мы тебя на Тоху обменяем, будешь с Ениной в одной команде тухнуть, — блондин закатил глаза и пихнул Руслана локтем в бок, тот выругнулся под нос и недовольно зыркнул в сторону.       — Не надо, ну пожалуйста... — нарочно жалобным голосом пробормотал Кашин и прислонился спиной к выбеленной стене.       — Дань, когда отлежишься, мы пойдем в столовую кушать, и ты тоже, — Коля намеренно выделил последние слова, пытаясь звучать строго, но все равно была слышна теплота в голосе, — Как себя чувствуешь-то?       — Нормально, можем идти уже.       Коля явно не поверил ему, но понял, что спорить бесполезно, в отличие от Руслана, которому было попросту безразлично состояние парня. В столовой снова повисла тяжелая атмосфера после объявления злосчастного мотива. Парни с дрожащими голосами пытались убедить всех (и себя), что Лиза просто блефует, но семена отчаяния уже посеялись в душе каждого, становясь помехой для того безмятежного и спокойного состояния, к которому все привыкли за прошедшие дни. Девушки, противоположно парням, дали волю чувствам: Добренко тихо плакала в уголке, сложив трясущиеся руки вместе, и шептала молитву; Ксюша закрыла личико руками и тоже отошла в сторону, скорее всего, чтобы ребята не видели проявление ее слабости; Шикина хмыкала в объятиях Коломийца, внимание которого без устали пыталась обратить Лера, тоже разревевшись. Только Буланова и Енина пытались сдержать себя, смотря блестящими глазками в пол.       — Давайте уйдём отсюда?...— сипло спросил Тушенцов, делая голос нарочито раздраженным. Дане показалось, он просто пытался утаить, что ему в тягость такая обстановка, чтобы не показаться слабым.       Парни, сбежав из столовой с безотрадным настроем, расположились в маленьком классе математики, где общались и по очереди рисовали мелом что-то смешное, по их мнению, на доске. Чаще всего это были либо члены, либо их одноклассники в изрядно карикатурном образе, хотя одно другого не исключало. Не счесть, сколько нарисованный Джарахов повидал на своём счету писек. Даня один раз нарисовал кустарник, а Руслан на это тут же выкрикнул, щелкнув пальцем: «Пизда Енины!» Мысли у всех троих совпали, от того громкий смех быстро заполнил всё помещение.       Обстановка здесь и в столовой кардинальнейшим образом отличалась, и даже не верилось, что парень находится в той же самой ужасающей школе. Ему впервой за миновавшие дни стало хоть немного спокойно, даже если между ним с Тушенцовым всё ещё чувствовались напряженные искры. Похоже, причиной этому послужило то, что тема мотива в их группе — негласное табу, но каждый о нём, тем не менее, непрерывно думал.       Вот все трое переместились в церковь по навязчивой идее рыжего. Как Кашин и полагал ещё до приезда сюда, она невероятно красива: высокие своды, мягкий свет лампад, освещавший иконы, фрески на стенах, изображающие сцены из Библии и внушающие паству к размышлениям о вечном, главный иконостас, выполненный из дерева и богато декорированный, служивший вертикальной границей между священным и мирским. Антураж храмов — его слабость, и он снова засмотрелся на величие этого места, пока не услышал возню позади себя.       — Че у вас опять?       — Он говорит, что я бездарь, потому что играет на пианино лучше, чем я, — Руслан пробормотал, с цоканьем языка закатив глаза, — ещё и гордится этим.       — Так это правда. Мы восемь лет в музыкалке отпахали — ты до сих пор без косяков только собачий вальс играешь, лох.       — Отъебись, творог подзалупный, я и не хочу на этом говне играть. В жизни больше к нему не притронусь.       — Почему? — поинтересовался Даня, на которого уже кинули раздраженный взгляд.       — Потому что преподша — маразматичка. Вот бы ее в барабанную бочку засунуть и карданом запиздошить, ненавижу её!       — Она меня тоже бесит. До сих пор отражение Дарьи Николаевны вижу, когда ссу. Но я всё равно лучше тебя играю, — кудрявый подмигнул и засмеялся, а Рус нахмурился.       — Всё, отстань. Я вообще-то гитару больше люблю.       Он наблюдал за их непрекращающимся пинг-понгом из шуток в сторону друг друга, зная, что эти мелкие ссоры лишь подчеркивают их дружбу. В такие моменты становилось совершенно ясно: за шутками и спорами скрывалась глубокая эмоциональная связь, которая только крепчала с каждой подобной полемикой. Даня почти перестал принимать на свой счёт пренебрежительное отношение Руслана, потому как это было его нормальным состоянием — он ко всем так относился. Ко всем, кроме Коли (и, может, в какой-то мере Славы). Настоящих друзей, которые прошли через огонь и воду, и которые готовы постоять друг за друга, видно сразу. И их дуэт был как раз таковым вопреки совершенно разным темпераментам. Один идеально дополняет второго, потому смотрелись гармонично. Кашин почувствовал укол зависти к такой привязанности друзей — у него-то никогда не было таких отношений с кем-либо. Возможно, они бы были, будь он более открытым к людям, которые желают ему только добра.        С динамиков, которые, на удивление, были даже в церкви, зазвенели колокола. Все успели привыкнуть, что после этого вновь заговорит Лиза и объявит об отбое: «Уважаемые ученики! Время десять часов, а значит — время отбоя! В ночное время некоторые места будут закрыты, так что будьте аккуратны. Желаю всем сладких снов!»       Не сказав друг другу ни слова, парни спокойно воротились в общежитие, куда уже плелись все остальные, более повеселевшие. К ним подошли Илья с Ксюшей.       — Дань, пожалуйста, вернись к нам... — с жалобным видом попросил Коряков, для комичного эффекта беря его за руку.       — Не, мы вам рыжика не отдадим, — с самодовольной лыбой произнёс Ромадов, потрепав золотую макушку, что тот поморщился, но улыбнулся.       — Сами с Добренко мучайтесь, — Тушенцов, не стесняясь, тоже вставил свои пять копеек. Блондин на него покосился, но ничего не сказал: видимо, думал также.       — Я клянусь, я не выдерживаю уже... Она не хочет никуда из столовой выходить, а без нее нам, типа, нельзя, — его по-дружески Коля похлопал по плечу, а Руслан сцепил два кулачка в знак поддержки, после чего Илья ушёл в свою комнату, а Ксюшка хвостиком за ним.       Данила тоже развернулся в сторону своих покоев, попутно доставая звенящие ключи из карманов джинс. Открыв дверь, он почувствовал, как его настойчиво взяла за плечо мужская рука. Он обернулся через это же плечо, его глаза расширились от неожиданности. Карие омуты впились в его веснушчатое лицо глубоким, нечитаемым взглядом. Тело юноши дрогнуло.       — Что такое? — спросил он, наконец высвободившись из плена глаз цвета горького шоколада после секунд тиши. Он глянул в сторону: Ромадов, опираясь спиной о дверь своей комнаты, пялил на них, в основном на макушку Руслана.       — Пойдёшь с нами ночью? — выпалил он, убирая руки от тела Дани.       — Ночью? Куда? И зачем?       Шатен снова цокнул и сложил руки на груди, недовольно устремляя взор в сторону наблюдающего за ними Колю.       — Дань, — впервые он обратился по имени, — да или нет?       Он снова взглянул на лицо Руса с намерением найти ответы на свои вопросы, но там было ничего. Просто равнодушное выражение лица, что Даню даже бросило в холод. Шестеренки в его мозгу без устали крутились. Куда они зовут его? Да еще и ночью? «Ёбаный Руслан! — резюмировал он, переступая порог комнаты, — Нельзя что ли не загадками говорить, а нормально!?»       — Это значит — нет? — предположил татуированный, усмехаясь, когда заметил, что Даня уходит.       — Это значит — да.       Дверь за ним захлопнулась. Руслан в шоке уставился на место, где мгновение назад стоял юноша.       — Вот видишь, — Коля приблизился к нему с доброй, немного насмешливой улыбкой, — Это было не так сложно, да?       — Колян, нахуя ему с нами идти? — он нахмурился, явно рассерженный.       — Ой... Не знаю. Это ведь ты его пригласил. — издевательски протянул он и похлопал парня по плечу. Челюсть Руслана отвисла к полу.       Даня не понимал, зачем согласился. Это, очевидно, очень опасно и безрассудно — выходить куда-либо из комнаты ночью при таких обстоятельствах, еще и с человеком, которому он вообще не доверял, и который даже не объяснил, для чего это надо. Тем более Даня — очень тревожный человек, как он вообще додумался принять это предложение? Просто для того, чтобы побесить Руслана, который будет явно не в восторге от его присутствия? А если минутное удовольствие будет стоить ему жизни? Он уже успел пожалеть сотню раз, и провести час в глубокий раздумиях и сомнениях. Может еще не поздно отказаться? Или притвориться, что уснул? А спать ведь правда хотелось... Особенно после недельной бессонницы. В дверь уже которую минуту непрерывно стучатся, а он всё, будто околдованный, не мог сдвинуться с места. Только когда стуки стали невыносимо громкими, он с перепугом отворил дверь. На пороге стояли злой до чёртиков Тушенцов и такой же мнительный, как рыжий, Коля.       — Ты вообще ебанулся!? Еще медленнее не мог открывать?!       — Дань, я уж думал, что с тобой могло что-то случиться... В обморок опять упал или что похуже, — с облегченным выдохом произнес Ромадов, — Пойдем, мы тебе всё объясним.       Сидя на школьной парте в отремонтированном, уютном классе биологии, Даня то и дело кидал взгляд с одного парня на другого, ожидая объяснений. А они говорить пока не спешили: видимо не зря дружат, раз Коля точно такой же интригант. Пока они мялись и играли в гляделки, Кашин, надеясь унять беспокойство, осматривал класс, в котором прежде не был. В нём словно каждый уголок был пронизан жизнью: на подоконниках располагались горшки с яркими цветами, например, алыми геранями, нежными фиалками и желтыми цветами, названия которым Даня не знал, и наполняли пространство уютом. Конечно, ставить растения, требующие солнечного света, на подоконник с заколоченными окнами — долбаебизм, как думал Даня, но цветы все равно были красивыми. Как они до сих пор выжили — загадка. В углу, на миниатюрной полке, стоял круглый аквариум с золотыми рыбками. Одна из стен была полностью увешана длинной лозой с мелкими листочками. Остальное было таким же, как и в других классах, разве что парты были белыми, а не древесного цвета.       — Так и будете молчать? — не выдержал парень, сжимая рукой край парты.       — Короче... — почесав кудрявую макушку, начал Коля, — Мы каждую ночь ходили исследовать школу вдвоем, — будто предвидел негодование тревожного юноши, он махнул руками вперёд, оправдываясь, — Да-да, мы все дружно договорились, что никто в ночное время не должен выходить из комнаты, но...       — С Дашей хуй поисследуешь, пришлось действовать так.       — И что? Зачем вам теперь ночью выходить, если с вами я, а не Даша?       — Потому что мы кое-что узнали, — Ромадов неторопливо прошел к стене с лозой и аккуратно отодвинул влево одну веточку, — Видишь листочек зажевало вверху?       Даня устремил прищуренный взгляд, куда пальцем указывал пианист: листочек и вправду был будто зажёван и наполовину спрятан в стену... Кашин в удивлении изогнул бровь.       — Что это значит?       После его слов Ромадов отодвинул еще несколько веточек, и пред ними в стене предстало очертание... двери?       — Потайной ход, — рука Тушенцова похлопала по полу, когда он присел на корточки, — если дверь откроешь, то там будет лестница, которая ведет вот сюда, под пол в этом классе.       — Надеюсь, вы не проверяли, куда ведёт эта лестница?       — Обижаешь, — он замозабвенно улыбнулся и положил руки к себе на коленки, — Ещё как проверяли. Там еще одна дверь, но она запаролена. Без кода не открыть.       — Короче, к чему мы тебе это рассказываем... Мы решили проверить, ходит ли сюда кто-то, и специально пару листочков дверью зажали, а на утро бы посмотрели — остались ли они зажатыми или кто-то открыл дверь, — он намеренно сделал паузу, накручивая на палец шнурок на толстовке, — Когда мы вернулись утром, листки уже были не в щели. Мы проделали это несколько раз и всегда в разное время. Кто-то расхаживает здесь в промежутке от пяти до шести утра.       — Мы предполагали, что это могла быть Бебрина, но потом подумали, что ей смысла нет ходить туда-сюда, потому что, во-первых, она кукла, и ей управляет кто-то, кого мы не видим, во-вторых, ее куклы размещены по всей школе, как она сама сказала.       — Потом прикинули еще один вариант: здесь прохаживает организатор, но потом мы поняли, что это очень тупо с его стороны. Типа, его же могут увидеть ученики и кокнуть, даже если он ходит ночью.       — К какому выводу вы в итоге пришли?       — Ну так подумай, рыжий. Если это не Бебрина и не организатор, то кто?       Миллионы мыслей крутились вихрем в его напряжённой голове, и всякая была страшнее предыдущей. Он уже знал ответ, но не решался произнести вслух: слова встали поперёк горла, мешая проронить и звука. Ему стало не по себе, бледная кожа покрылась мурашками, стоило ему еще раз прокрутить эту догадку в мыслях... Даня безмерно надеялся, что он что-то не так понял, и парни намекают что-то другое, но Колины слова прошлись ножом по нему.       — Среди нас есть предатель.