Shadow World

      Гнетущая, непривычная тишина, повисшая в обычно шумном доме, давила на сознание, заставляя чувствовать себя неуютно и напряженно. Тесная, душная гостиная, заполненная скорбящими родственниками, казалась клеткой для загнанных зверей. Одни, сгорбившись в углах и уткнувшись в ладони, беззвучно рыдали, содрогаясь всем телом. Другие, застыв с каменными лицами, безэмоционально ожидали конца этого бесконечного, мучительного дня. Низкорослая, черноволосая девушка, стоящая поодаль от остальных, прислонилась к холодной стене. Её веснушчатые щёки, мокрые от пролитых слёз, блестели в тусклом свете комнаты. Она мечтала вырваться из этого проклятого, пропитанного горем места — убежать куда глаза глядят, чувствуя, как каждая мучительная секунда, проведенная здесь, высасывает из неё жизнь, оставляя лишь пустую оболочку.       Мать Дэни, миссис Клейтон, казалась хрупкой птицей, попавшей в жестокий шторм. Её невысокая фигура, истощенная годами тяжелого труда и пагубной страстью к алкоголю, словно сливалась с тенями, окутывавшими комнату. Преждевременные морщины, глубокие, как речные русла на иссушенной земле, избороздили её когда-то гладкое лицо. Под потухшими глазами залегли темные круги — немые свидетели бессонных ночей и пролитых слез.       Мистер Клейтон, громоздкий и неуклюжий, как старый медведь, сгорбился на диване. Его лохматая голова, поникшая под тяжестью бессонной ночи, проведённой в алкогольном тумане, казалась неподъемной. Опухшее лицо застыло безжизненной маской, но в глубине впалых глаз плясало безумное пламя — предвестник новой бури в этом шатком доме.       Три долгих месяца в этой обветшалой халупе, стоящей на самом краю города, словно готовой в любой момент сорваться в бушующие воды порта напротив, были подобны вечности. Единственным лучом света в этом царстве тьмы была бабушка — добрая старушка с ласковыми руками, пахнущими свежей выпечкой. Её мягкая улыбка и теплые объятия были единственным убежищем Дэни от жестокой реальности.       Яростные ссоры родителей, переходящие в жуткие драки, заставляли девушку бежать без оглядки к гавани спокойствия, где её, истощенную борьбой, подхватывали заботливые руки. Но теперь, стоя здесь, в комнате, пропитанной горем и отчаянием, Дэни с ужасом осознавала — её якорь в этом бушующем море жизни исчез навсегда, оставив её один на один с беспощадными волнами.       Дэни, дрожа всем телом, приблизилась к гробу, чтобы в последний раз взглянуть на единственного человека, дарившего ей любовь в этом холодном мире. Но, увидев безжизненное лицо бабушки, такое спокойное и чужое, она почувствовала, как земля уходит из-под ног. Задыхаясь от подступивших рыданий, девушка резко отвернулась и бросилась прочь из дома, который был средоточием всех её страхов и страданий.       Говорят, что место, где ты вырос, должно быть убежищем от невзгод внешнего мира. Сокровищницей, хранящей в себе самые счастливые воспоминания. Но для Дэни это ветхое двухэтажное строение, насквозь продуваемое ледяными ветрами, было не домом, а персональным адом. Каждая скрипящая половица, каждая щель в стенах, пропускающая холод снаружи, напоминала о бесконечных ночах, проведенных в страхе и слезах.       Эта деревянная тюрьма, пропитанная запахом алкоголя и горечью несбывшихся надежд, будет удерживать Дэни в своих безжалостных объятиях ещё долгих три года — целую вечность для юной души, мечтающей о свободе. Каждый день до её семнадцатилетия будет как год, наполненный болью утраты и страхом перед будущим, которое теперь казалось черным и беспросветным без единственного лучика света — любимой бабушки.       С тяжелым сердцем и лёгкой сумкой на плече, Дэни тихо выскользнула из дома. В сумке — лишь учебники, да пара самых необходимых вещиц — жалкие крохи её прежней жизни. Она не обернулась, чтобы бросить последний взгляд на дом или попрощаться с безразличными родственниками — здесь её больше ничто не держало.       Каждый шаг по пыльной дороге к автобусной остановке, находящейся в паре километров от дома, отдавался болью в груди. Дэни чувствовала, как рвётся последняя нить, связывавшая её с прошлым, с миром, где она была всего лишь нежеланным гостем в собственной семье.       Три года назад письмо из Хогвартса, принесенное совой, стало для неё лучом надежды. Оно было подобно чуду, в которое Дэни боялась поверить, опасаясь, что оно растает как дым. Все странные вещи, происходящие с ней в детстве, вдруг обрели смысл. Ложь об интернате, наспех придуманная для вечно пьяных родителей, стала её пропуском в новый мир, полный возможностей и магии.       Но даже в Хогвартсе — месте, которое должно было стать её настоящим домом, Дэни чувствовала себя чужой. Друзей почти не было, учеба давалась с трудом. Только на уроках зельеварения она могла ненадолго забыть о своем одиночестве, погружаясь в восхитительную точность рецептов.       И всё же, несмотря на все трудности, волшебный мир был для неё спасением. Каждое возвращение в школу было как глоток свежего воздуха после долгого пребывания под водой. Пусть даже здесь она была всего лишь ещё одной неприметной студенткой, это всё равно было несравнимо лучше, чем оставаться в мире, где её существование, казалось, не волновало никого.       Сейчас, шагая по пустынной дороге, Дэни чувствовала странную смесь горечи и облегчения. Она оставляла позади не только дом, но и часть себя — ту напуганную, одинокую девочку, которой она больше не хотела быть. Впереди ждал Хогвартс — не идеальный, но всё же лучший мир, чем тот, что она покидала.       Дэни, наконец добравшись до злосчастной остановки, тяжело опустилась на шаткую лавку с отломанной спинкой. Ржавый металл скрипнул под её весом, словно жалуясь на свою нелегкую судьбу. Потрескавшийся асфальт под ногами был усеян окурками и осколками бутылок — немыми свидетелями бесцельных развлечений местных.       Её город, если его можно было так назвать, представлял собой лабиринт узких, кривых улочек, будто спроектированных пьяным архитектором. Эти улицы, словно вены больного организма, переплетались между собой без какого-либо порядка, создавая путаницу из тёмных закоулков и тупиков. По ночам здесь оживали тени — подозрительные субъекты с потухшими глазами и запахом дешевого алкоголя шатались по этим извилистым артериям.       Воздух был пропитан тяжелым коктейлем запахов — едкая вонь от промышленных заводов смешивалась с солоноватым духом близлежащих портов. Этот удушливый аромат безысходности, казалось, впитался в каждый камень, в каждую щель обшарпанных зданий.       Люди здесь жили, как растения в заброшенном саду — чахли, не получая достаточно света и питания. Работа была редкостью, драгоценным сокровищем. Многие, потеряв последнюю надежду, находили утешение на дне бутылки, медленно, но верно сокращая свой жизненный путь.       Уехать из этой дыры казалось чем-то из разряда фантастики. Город держал своих жителей мертвой хваткой, словно ревнивый любовник, не желающий отпускать свою пассию. Те немногие смельчаки, кто решался покинуть этот прогнивший насквозь уголок земли, рано или поздно возвращались — побитые, сломленные, но всё же живые. Их истории лишь подтверждали мрачную правдивость старой поговорки, звучащей здесь как приговор: «Где родился, там и пригодился».       Сидя на этой покосившейся лавке, Дэни чувствовала, как город пытается удержать и её — своими грязными руками, пропахшими бензином и отчаянием. Но она была полна решимости разорвать этот порочный круг, вырваться из затхлого плена родных трущоб, даже если для этого придется бороться с самой судьбой. Сбежать из этого гостеприимного плена было бы настоящим чудом. Но она ведь волшебница. Чудеса — её специальность.       Наконец, с тихим шипением открылись двери полупустого автобуса. Дэни поднялась по ступенькам, чувствуя, как каждый шаг отдаляет её от прошлого. Салон встретил её запахом искусственной кожи и слабым ароматом лимонного освежителя воздуха, пытающегося замаскировать удушливый выхлопной газ. Расплатившись мелочью, которая, казалось, прожгла дыру в её кармане за эти годы, девушка опустилась на потёртое сиденье у окна.       Когда автобус тронулся Дэни почувствовала, как тяжесть спадает с её плеч. С каждым оборотом колёс город, бывший её тюрьмой, становился всё меньше в зеркале заднего вида. Она глубоко вздохнула, словно впервые за долгое время смогла наполнить лёгкие чистым воздухом.       За окном потянулась вереница пейзажей. Сначала мелькали одинокие деревья, их ветви тянулись к небу, словно пытаясь вырваться из земли. Затем показалась река — извилистая лента воды, отражающая небо и облака, создавая иллюзию бесконечности. Мосты, словно гигантские скобы, сшивали берега, соединяя разрозненные части мира.       Маленькие деревушки проносились мимо, как кадры старого фильма — покосившиеся заборы, уютные домики с дымящимися трубами, случайные фигуры местных жителей, замершие в своих повседневных делах. Каждая деревня казалась отдельным миром, затерянным во времени и пространстве.       Спустя час пейзаж за окном начал меняться. Деревья и поля уступили место бетону и стеклу. На горизонте выросли высотки — молчаливые стражи большого города. Их силуэты, чёткие и геометричные, контрастировали с мягкими линиями природы, оставшейся позади.       Внезапно движение автобуса замедлилось, а затем и вовсе остановилось. Они попали в пробку — извечного спутника городской жизни. Вокруг них выстроились ряды машин, каждая со своей историей и пунктом назначения. Дэни прислонилась лбом к прохладному стеклу, чувствуя подступающую сонливость.       Дэни испытывала глубокое отвращение к поездкам на автобусе, особенно длительным. Однако обстоятельства вынуждали её мириться с этим неизбежным испытанием. На протяжении всего пути тяжёлые веки неумолимо опускались, искушая погрузиться в объятия Морфея, но она старательно противостояла этому соблазну.       Воспоминания о прошлогоднем инциденте, когда она всё-таки уступила дремоте и была грубо разбужена раздражённым водителем, до сих пор вызывали жгучее чувство стыда. Дэни поклялась себе не допустить повторения столь унизительной ситуации.       Когда автобус, наконец, остановился у долгожданного вокзала, брюнетка мгновенно оживилась. С ловкостью, удивительной для человека, просидевшего несколько часов в неподвижности, она вскочила со своего места и буквально вылетела из душного, пропитанного запахами долгой дороги салона. Прохладный воздух большого города, наполненный шумом и суетой, обрушился на неё живительной волной, возвращая к жизни и стирая остатки утомительного путешествия.       Сентябрьское небо затянуло серой пеленой, словно кто-то накинул на мир старое одеяло. Дэни вдыхала влажный воздух, чувствуя, как он оседает в лёгких. Она любила эту меланхоличную погоду. Внутри вокзала время, казалось, замедлилось. Часы на стене тикали в ритме джазовой композиции, которую Дэни слышала только в своей голове. Вокзал гудел голосами и смехом, но для девушки эти звуки были далекими, будто доносились из-под толщи воды. Проходя сквозь стену на платформу 9¾, девушка ощутила лёгкое головокружение. Реальность на мгновение смешалась с чем-то иным, неосязаемым. Первокурсники прощались с родителями, их объятия словно насмехались над её одиночеством. Платформа 9¾ пульсировала жизнью, словно живое существо. Клубы пара от Хогвартс-Экспресса смешивались с туманом людских дыханий, создавая призрачную завесу. Алый локомотив, казалось, впитал в себя все краски этого мира, оставив остальным лишь оттенки серой тоски.       Люди вокруг Дэни двигались как в замедленной съёмке, их прощальные объятия растягивались во времени. Девушка чувствовала себя призраком, проходя сквозь эту какофонию эмоций к своему вагону. Хогвартс-Экспресс встретил её тихим гудением, словно приветствуя на языке, который она не могла понять. Дэни скользнула в вагон, выбрав место у окна. Её отражение в стекле смотрело на неё чужими глазами. Она уткнулась лицом в прохладную поверхность стола, ощущая вибрацию поезда как далекую мелодию. Сон манил её, обещая забвение, но реальность цеплялась за сознание острыми когтями.       Вокруг неё мир продолжал двигаться. Поезд заполнялся незнакомыми лицами, каждое — как напоминание о её одиночестве в этом мире, маггловском ли, магическом. Дэни боролась с дремотой чувствуя, как каждая секунда растягивается в вечность. Она была островом безмолвия в море чужих голосов и смеха, невидимкой среди видимых, мечтая о сне, который никак не приходил.       — Поппинс! — Прозвучал голос, тонкий и острый, как лезвие бритвы, разрезающее тишину.       Дэни почувствовала, как поезд тронулся, его движение отозвалось легкой вибрацией в её костях. Мир за окном начал плыть, размывая реальность, словно акварельную картину под дождем. Медленно, будто во сне, она подняла голову. Время, казалось, замедлилось, когда она обернулась. Её взгляд встретился с глазами Паркинсон — холодными и пустыми, как зимнее небо. Они сидели так близко, что Дэни могла различить мельчайшие оттенки презрения на лице девушки.       За спинкой сиденья виднелся затылок Малфоя — светлые волосы, уложенные с безупречной точностью, словно каждая прядь была частью сложной головоломки. Дэни на мгновение задумалась, сколько времени и магии уходит на создание этого идеального образа. Напротив них восседала Макинтайр, королева Слизерина. Её присутствие заполняло пространство, как аромат дорогих духов. Любимица учителей, она излучала уверенность, которая, казалось, могла материализоваться в воздухе.       Дэни бросила короткий взгляд на слизеринку, чувствуя, как реальность искажается вокруг неё. В глазах Макинтайр она увидела отражение собственного одиночества, замаскированное под превосходство. Отведя взгляд, Дэни мысленно прокляла себя за выбор места. Купе теперь казалось недостижимым убежищем, хотя разум подсказывал, что и там покоя бы не было. Чувство загнанности накрыло её, как тяжелое одеяло в жаркий день. Поезд набирал скорость, унося их всё дальше.       — Поппинс, ты не рада видеть своих сокурсников? — Голос Забини прозвучал далёкой музыкой сквозь шум дождя. Его рука опустилась на плечи Дэни — тяжёлая, как осенние облака.       — Отвали, Блейз, — слова Клейтон прозвучали глухо, словно сказанные под водой. Она искала выход, но пространство вокруг сжималось, как в кошмарном сне.       Драко и Пэнси заняли места напротив. Лезвия их взглядов, надменных и холодных, вскрывали её душу. Дэни чувствовала себя экспонатом в музее, развлечением чистокровных волшебников.       — Зачем так грубить, грязнокровка? — Драко растягивал слова, будто смакуя каждый звук. — Ты должна быть счастлива, что с тобой общаются люди из высшего общества, — его голос звучал как шелест дорогой ткани, скрывающей острые края.       — Ты ведь нам нравишься, — прошептал Блейз. Его дыхание коснулось уха Дэни, вызывая мурашки отвращения.       — Верно, — Пэнси улыбнулась, обнажая зубы — белые и острые, как у хищника. — С тех самых пор, как ты попала на Слизерин.       Воздух в вагоне стал густым, словно перед грозой. Дэни чувствовала, как реальность искажается вокруг неё.       — Да кому вы заливаете? — Её голос прозвучал неожиданно громко, разрывая паутину напряжения. — Я ухожу, выпусти меня.       Блейз не двигался. Его улыбка застыла маской, глаза блестели, отражая свет, которого, казалось, не было в вагоне. Дэни чувствовала, как краска заливает её лицо, горячая и густая.       — Тебе придётся встать на колени и проползти под столом, — слова Малфоя повисли в воздухе, тяжёлые и ядовитые.       Мир вокруг Дэни начал вращаться, смешивая цвета и звуки в сюрреалистический водоворот. Она ощущала себя актрисой в пьесе, сценарий которой был написан кем-то другим на языке, которого она не понимала.       Тусклый свет просачивался сквозь мутные окна вагона, словно нехотя освещая потёртые сиденья и царапины на полу. Дэни чувствовала, как её сердце бьётся о рёбра — быстро и неровно, как у пойманной птицы. Она смотрела на сероглазого, и в её взгляде мерцало что-то, похожее на надежду — маленький огонёк, дрожащий на ветру его жестокости. Дэни закрыла глаза. В темноте под веками плыли странные образы — замок, похожий на карточный домик, готовый рассыпаться от малейшего дуновения; змеи, сплетающиеся в сложные узоры; лица, меняющие очертания, как облака в ветреный день. Она чувствовала себя песчинкой, затерянной в огромных часах, отсчитывающих время до неизвестного ей момента.       Хогвартс. Это слово звучало в её голове как эхо в пустом коридоре. Она представляла его садом, полным чудес и ярких красок, но оказалась в лабиринте серых стен и холодных взглядов. Внутри неё шла война, тихая и беспощадная, как все войны с самим собой. Часть её хотела сдаться, раствориться в тенях, а другая цеплялась за каждую искру света. С силой толкнув темнокожего, Дэни вскочила с места и спешно направилась в соседний вагон. Её шаги отдавались в пустоте, словно удары маятника в часах.       Слизеринцы окружали её — чёрно-белые фигуры в странном, повторяющемся сне. Их лица размывались, сливаясь в одно — холодное, насмешливое, чужое. Их голоса — змеиное шипение — преследовали её даже в тишине. Каждый взгляд, брошенный на неё, казался острым осколком, впивающимся в кожу. Одиночество было плотным, как туман в безлунную ночь, обволакивая каждое движение, каждую мысль.       Она — одна из учениц, отмеченных знаком Слизерина, но этого недостаточно. Недостаточно быть выбранным Шляпой, недостаточно носить серебро и зелёный. Чтобы быть одной из них, нужно иметь то, чего никогда у Дэни не будет. Нужно быть чистокровной. Грязнокровка — слово, которое определяло её в этом мире, таком же одновременно реальном и нет, как отражение в кривом зеркале. Грязнокровка — существо на ранг ниже домового эльфа. Вот, кто она здесь. Вот, кем останется.