Мама-кошка

Сова, принёсшая письмо из одной из лучших ритуально-юридических контор Лондона, совсем не удивила — это Дамблдор мог считать, что его старый друг ушёл на покой и наслаждается скучной жизнью пенсионера за чаем и запылившимися книгами. На самом деле Гораций продолжал держать руку на пульсе политической жизни магической Британии, да и от частных консультаций отказываться не собирался. А вот содержимое письма поразило Горация до того, что он несколько раз хапнул ртом воздух, после чего плеснул себе коньяка из подаренной членом Клуба бутылки — благородный напиток, не чета магическим. Сейчас Слагхорн не думал, как бывало, о том, что он ещё оставит своё имя в истории драгоценным магическим напитком, как это удалось Огдену. Просто лечил пошатнувшиеся нервы. О том, чтобы завести семью и детей, он мечтал разве что в ранней юности. Работа в школе очень быстро показала ему, что детей он готов терпеть уже подрощенными, желательно хорошо воспитанными кем-то, кто не он сам, и при этом достаточно ограниченное время. Даже с первокурсниками было сложно, а представить себя рядом с младенцем или везде бегающим и лезущим трёхлеткой Гораций отказывался категорически. Но тут — уже взрослый сын, сам семейный, состоявшийся в жизни. Даже внук того возраста, в котором Гораций был готов признавать за детьми право на существование. А в качестве бонуса — кузен внука, случайно оказавшийся национальным героем. Возможно, что-то действительно хорошее Гораций успел сделать в своей жизни, если ему судьба решила преподнести этот нескромный подарок? Запив коньяк половинной порцией зелья ясного ума, он сел в любимое кресло и ещё раз перечитал письмо, составленное очень умело и с большим уважением. Собственно, знакомиться с единственным сыном или нет, оставлялось на его усмотрение. Гораций понимал, как так получилось. Он не был монахом и не давал обетов воздержания — вот ещё! Брезгуя платной любовью и предусмотрительно избегая даже самых слабых ведьм, он заводил ни к чему не значащие и безопасные отношения с хорошенькими магглянками. А эта, значит, оказалась сквибкой… Вряд ли она даже знала, что она сквибка. За ненадобностью Гораций не предохранялся, и посеянный им дикий овёс принялся и уже вовсю заколосился. Гораций отложил письмо, призвал чистый лист пергамента и перо, и принялся писать ответ. Этот юноша, Джонс-младший, достаточно хорошо его знал и составил письмо так, что Гораций согласился бы на знакомство, даже если был против появления наследника. Но он как раз против не был. Образ любящего дедушки ему подойдёт и на имидже точно скажется исключительно положительным образом. А уже по результатам встречи Гораций определится, что и как делать. Возможно, придётся что-то менять в собственной жизни. Он решит. Тем временем Дурсли вместе с Гарри успели вернуться домой. Перенервничавшие от избытка новостей взрослые отправили детей в их комнаты, а сами остались в гостиной расслабляться перед телевизором. Пообедать они зашли по дороге в ресторанчик домашней кухни, так что дела можно было отложить. Спорить Дадли и Гарри даже не собирались — слишком многое хотелось обсудить между собой, без необходимости следить за речью. — Бабушка была странная, — заявил Дадли, кое-как раздевшись и побросав одежду на кровать. — Почему? — спросил Гарри, аккуратно вешавший костюм в шкаф. Он ненавидел гладить, а измятые выходные вещи тётя уже целый год заставляла их гладить самостоятельно. Дядя её поддерживал, утверждая, что в жизни может случиться так, что помощи не будет, и настоящий мужчина должен уметь справляться самостоятельно. — Всякое бывает. Зато у тебя есть живой дедушка-маг. А у меня только этот… уголовник, — выплюнул последнее слово он. — И все вы. — Если кошкины родственники-маги специально отслеживают потерявших магию родичей, то зачем она отдала маму? — Дадли вздохнул, и тоже потянулся за вешалкой — Гарри с его вещами помогать не собирался, хоть и бросал на кровать неодобрительные взгляды. — Или она с семьёй вообще не общается? Живёт там в этой школе круглый год, прячется ото всех. Гарри пожал плечами. — Может, она как раз боится, что они узнают, — предположил он и отошёл от шкафа, чтобы переодеться в домашнее — в то, из чего вырос Дадли: щёголем Гарри не был, патологической аккуратностью не страдал и без проблем таскал старые шмотки. Зато их рвать не жалко и тётя не огорчается так сильно, как от порванной школьной формы. — Ну, как племянница викария, помнишь? — И если они всё-таки узнают, то надерут ей уши, даже несмотря на то, что она уже бабушка? — хихикнул Дадли. — Хотел бы я на это посмотреть! — Может, ещё и полюбуемся, — улыбнулся Гарри и уселся прямо на пол, скрестив ноги. — Если эти шотландцы захотят с нами познакомиться. — Это да, — кивнул Дадли. — А насчёт твоих родственников-магов ты зря расстраиваешься. Помнишь, этот Джонс сказал, что проверка показывает только прямые линии. Может, у тебя там ещё куча двоюродных дядюшек и бабушек. Тот же род Прюэттов, так, кажется, он назвал прабабушку твоей мамы? Вдруг они захотят с тобой познакомиться? Гарри почесал в затылке, наблюдая, как брат запихивает одежду в свою половину шкафа. Опять ему влетит от тёти. И ведь знает… — Давай посмотрим книги, — предложил он. — Или Флибустьера выпустим. Темнеет, пусть охотится. Нам всё равно некому писать. — Действительно, зачем клетка птице, которая привязана к нам магией? — согласился Дадли, распахивая окно. — Я в книжках раньше читал, ну, в сказках, что можно только лично к себе животное волшебное привязать. А тут оно вон как оказывается — к целой семье и никаких проблем и лишних трат. — К вашей семье, — поправил Гарри. — Привязка-то по крови, а я с вами кровью не связан. — Ты наш! — грозно заявил Дадли, переставил на окно клетку с недовольной чёрной неясытью и открыл дверцу. — И не думай там себе ерунду. Наш — и всё, понял? — Да ничего я такого не думаю, — замахал руками Гарри, слегка покраснев. — Главное, чтобы этот Блэк не появился и не начал требовать, чтобы меня ему отдали. Помнишь, что мистер Джонс сказал? Как магический крёстный он самый главный мой опекун, и если он будет предъявлять на меня права, то будет очень сложно что-то с этим сделать. — Если только тебя не примут в магическую семью, — напомнил Дадли. — Да кто меня примет? — понурился Гарри. — Если бы хотели, приняли бы сразу. А так я никому в том мире и не нужен. Небось и деньги, если были, все уже давно растащили. — Папа обещал, что в этот ваш банк мы обязательно сходим, как только Джонс закончит оформлять документы на опекунство, — напомнил Дадли. — Посмотришь, насколько там всё плохо. Может, ещё и в суд подать на них можно будет. Это было бы весело! Гарри хмыкнул. Дадли неведомо от кого унаследовал тягу к некоторому крючкотворству. Его увлекали обход и буквальное выполнение приказов, он обожал детективные фильмы, особенно если там показывали судебные заседания, а детективы про Перри Мейсона вообще проглатывал залпом. Со стороны оставшегося открытым окна послышалось хлопанье крыльев, и в комнату влетела серая некрупная сова. Птица приземлилась около Дадли и протянула ему лапку с привязанным к ней письмом. — Мистеру Вернону Дурслю, — прочитал Дадли надпись на конверте. — Интересно, а почему она принесла его мне, а не сразу отцу? — Может, оттого, что остальные окна закрыты? – предположил Гарри. — Давай отнесём. И я хочу огурец. — А я апельсин. — Ты останешься ждать ответа? — хихикнув, спросил Гарри сову. Птица строго посмотрела на него, кивнула, прикрыла глаза и нахохлилась, демонстрируя, что никуда лететь в ближайшее время точно не собирается. — Какие они, оказывается, умные, — восхитился Дадли. — Пойдём быстрее! — Погоди, я её угощу, — сказал Гарри и вручил сове купленное в магазине совиное печенье. Интересно, из чего их делают? — Совы едят мышей, — сообщил Дадли общеизвестный факт. — Ну помнишь, нам в школе говорили. Значит, печенье — из мышей!.. Фу. — А ты его не ешь, ты же не сова, — ухмыльнулся Гарри. — Идём. — Надо им угостить кошек миссис Фигг, — отозвался Дадли уже с лестницы. — И её саму тоже можно. Уверен, она самая настоящая ведьма. Папа, тебе сова письмо принесла! — Какая сова?! — вскинулся задремавший под бормотание телевизора Вернон. — Откуда сова? — Дорогой, это, наверное, от мистера Джонса, — успокаивающе похлопала его по руке Петунья. — Прочтёшь, или мне посмотреть? — Сам, — ответил Вернон, сел попрямее и протянул руку. — Давай сюда. — Лучший способ тебя разбудить — попытаться заглянуть в твою корреспонденцию, — усмехнулась Петунья, протягивая мужу письмо. Мальчишки уже убежали и чем-то шуршали на кухне, намекая, что пора задуматься об ужине. Но время послушать, о чём Вернону пишут из магического мира ещё оставалось — ничего сегодня она готовить точно не планировала. — Хм, — буркнул Вернон в усы. — Это не от Джонса. Это от этого… Слагхорна. И он решительно распечатал конверт. Новость о неверности матери его не обрадовала — кого бы она обрадовала? Но с отцом он никогда не ладил. Возможно, тот что-то подозревал. А может, и нет, Грегори Дурсль всегда был чем-то или кем-то недоволен. Чего ждать от биологического папаши, Вернон не представлял. Рассказы Петуньи не позволяли составить о нём внятного представления. Письмо оказалось коротким и несколько безликим, хотя, пожалуй, Вернону это понравилось больше, чем если бы внезапно обнаружившийся родич вдруг начал писать о любви, орошая бумагу слезами. «Уважаемый Вернон! — писал профессор Слагхорн. — Называть вас мистером Дурслем кажется мне слишком официально для нашей ситуации, а право звать вас сыном я ещё не заслужил. Известие от мистера Джонса шокировало меня, признаюсь, в хорошем смысле. Я давно уже распростился с мечтами о семье, но, надеюсь, мы сумеем найти общий язык. Готов встретиться с вами и с вашей семьёй в удобное вам время. Место тоже оставляю на ваш выбор, но предлагаю для первого знакомства выбрать что-нибудь немагическое. Будет лучше, если нас не будут отвлекать мои многочисленные знакомые. Жду ваш ответ, с уважением, Гораций Слагхорн». Несмотря на то, что почерк у Слагхорна оказался по-старинному замысловатый, читать письмо было легко. — Предлагает встретиться, где нам удобно, — сказал жене Вернон. — Кажется, он достойный человек.