Оттенки привязанности

Мягкий свет свечей заполнял зал, играя на бокалах и фарфоровых тарелках. Джеймс протянул руку через стол, его пальцы мягко коснулись ладони Джин. Она посмотрела на него и не смогла сдержать улыбку. Её муж всегда умел создать атмосферу тепла и заботы, которая окутывала её, как тёплый плед в зимний вечер. Сегодня был их день. Первая годовщина свадьбы. Год совместной жизни, который прошёл, как один длинный, спокойный сон. Джеймс был таким, каким она всегда его знала: уверенным, надёжным, продуманным до мелочей. — Ты только посмотри, — он улыбнулся, указывая на стол. — Всё идеально, как я и планировал. Она рассмеялась. Джеймс всегда был дотошным, но в этом была его сила. Он думал обо всём: от бронирования стола за три месяца до выбора вина, которое, как он знал, ей понравится. — Ты снова превзошёл себя, — сказала она мягко, сжимая его руку. — Это для тебя, Джин, — его голос был тёплым, словно солнечный луч. — Ты заслуживаешь самого лучшего. Она почувствовала, как тепло от его слов разливается по груди, заполняя всё внутри. Джеймс был её опорой. С ним она чувствовала себя защищённой, словно весь мир за пределами этого стола переставал существовать. — Целый год, — задумчиво произнёс он, глядя на неё. — Не могу поверить, что время пролетело так быстро. — Год… — повторила она, её голос был наполнен мягкостью. — И ещё много таких впереди. Джеймс поднял бокал, ожидая, пока она сделает то же самое. — За нас, — сказал он, его глаза светились искренней любовью. — За нас, — откликнулась она, улыбаясь ему. Их бокалы встретились с тихим звоном, и Джин сделала глоток вина. Тепло от напитка смешалось с теплом их момента, и она ненадолго закрыла глаза, наслаждаясь этим мгновением. Всё было так, как она всегда хотела: спокойно, стабильно, правильно. — Ты счастлива? — спросил он вдруг, изучая её взглядом. Она замешкалась на секунду, но затем с улыбкой кивнула. — Конечно, Джеймс. Всё прекрасно. Джин снова посмотрела на мужа. Его привычная улыбка, сдержанная и уверенная, успокаивала. Всё было правильно. Всё было на своих местах. Но прежде чем он успел ответить, её внимание привлёк тихий звук, едва уловимый, но достаточный, чтобы заставить её замереть. — Джин, — раздался знакомый голос, глубокий и уверенный, словно он всегда знал, где найти её. Её сердце остановилось. Буквально. Одно короткое мгновение, и все звуки в комнате растворились, оставив только этот голос. Она замерла, будто её тело перестало подчиняться ей. Её взгляд застыл на Джеймсе, но она больше не видела его — её сознание полностью поглотил этот голос, этот один-единственный звук, который вытеснил всё остальное. Её пальцы, ещё секунду назад сжимающие руку мужа, ослабли. В груди поднялась волна, горячая и болезненная, сжимавшая дыхание. Нет… Это невозможно. Её разум отказывался верить, но тело уже знало. Этот голос, его интонации — они будто оживили всё, что она пыталась забыть. — Джин, — повторил он, и на этот раз её сердце пропустило удар, а затем начало бешено стучать, словно пытаясь разорваться на части. Она медленно подняла глаза, но не смогла заставить себя обернуться. Казалось, что даже малейшее движение может разрушить ту хрупкую иллюзию спокойствия, что она так долго строила. Себастьян. Её губы еле разомкнулись, чтобы произнести его имя, но голос сорвался. Она сглотнула, но горло будто стянуло железным обручем. — Себастьян… — выдохнула она, так тихо, что сама едва услышала. И в этот момент всё, что было — спокойствие, тепло, уверенность — исчезло. Как будто этот голос разрушил всё, оставив её одну перед прошлым, которое вновь напомнило о себе. Джин почувствовала, как её дыхание стало поверхностным, грудь словно сдавило невидимыми тисками. Себастьян стоял перед ней, как ожившее воспоминание, слишком яркое, чтобы быть реальностью. Его магнетизм был всё тем же — неослабевающим, неотразимым. Те же карие глаза с золотистыми искрами смотрели прямо в её душу, словно читали её, словно знали всё, что она пыталась скрыть. Он изменился. Его черты стали резче, движения — увереннее, а взгляд — более пронзительным. Но в этом взрослом мужчине всё ещё жил тот Себастьян, которого она когда-то знала. Его улыбка, чуть лукавая, чуть насмешливая, не потеряла своей силы. Она всегда заставляла её сердце сбиваться с ритма. На нём был чёрный костюм, идеально сидящий по фигуре, подчёркивающий его уверенность. Его беспорядочно взъерошенные волосы казались нарочито небрежными, но эта небрежность была обманчивой, как и он сам. Всё в его облике говорило: “Я здесь, и ты не сможешь меня игнорировать”. — Мерлин, Джин, я даже не сразу тебя узнал, — его голос, низкий и глубокий, пробежал по её коже мурашками. Он смотрел на неё, изучая её взглядом, будто пытался зацепиться за что-то знакомое, что-то, что связывало их прошлое и настоящее. Его глаза задержались на её лице, затем скользнули вниз, оценивающе, но не грубо — скорее с тем самым неизменным интересом, который всегда был в нём. — Сколько уже прошло? Года…четыре? — Он слегка склонил голову, задумчиво прищурившись, его губы изогнулись в той самой улыбке, от которой у неё когда-то перехватывало дыхание. Шесть лет, — подумала Джин, но слова застряли у неё в горле. Её разум метался между прошлым и настоящим, пытаясь понять, как он смог всего одним своим появлением разрушить её тщательно выстроенный мир. — Шесть, — наконец произнесла она, её голос был слабым, почти шёпотом, но она заставила себя смотреть ему в глаза. — Шесть лет. Себастьян повторил её слова, как будто пытаясь их почувствовать. — Шесть… — его взгляд задержался на Джеймсе. Джин ощутила, как пространство вокруг сжалось, словно мир перестал двигаться. Себастьян замер, его взгляд медленно скользнул по Джеймсу, задержавшись чуть дольше, чем следовало. В уголках его губ заиграла едва заметная насмешка, отражённая в глазах, которые будто говорили: “Это и есть тот, кого ты выбрала?”. Он ничего не сказал, но его молчание казалось красноречивее любых слов. Джин почувствовала, как её дыхание сбилось, а щёки запылали от стыда. — Это Джеймс, мой муж, — произнесла она, стараясь придать своему голосу уверенности, которой у неё не было. Слово «муж» прозвучало неожиданно громко, как будто она пыталась убедить себя в его истинности. Себастьян чуть приподнял бровь, и его взгляд наполнился тем самым изящным скепсисом, который она помнила слишком хорошо. Он перевёл глаза на Джеймса, и Джин казалось, что он видит их насквозь, оценивая, взвешивая, делая выводы, которые она не хотела бы знать. — А это Себастьян, мой… — Джин запнулась, её голос дрогнул. Она чувствовала, как внутри всё напряглось, словно её внутренние стены рушились под его взглядом. — Одногруппник. Себастьян позволил себе лёгкую усмешку. Его губы изогнулись, но это была не просто улыбка — это был вызов. В его глазах мелькнуло что-то знакомое, что-то, что заставило её сердце пропустить удар. — Одногруппник, — повторил он мягко, чуть растягивая слово, как будто пробуя его на вкус. Джеймс, не обращая внимания на напряжённость, протянул руку. — Джеймс, — сказал он уверенно, пожимая руку Себастьяна. Себастьян ответил так же — вежливо, но отстранённо. Затем он снова повернулся к Джин, будто Джеймс был лишь мимолётной деталью. — Я не буду мешать, — произнёс он с лёгкой улыбкой, которая могла показаться дружелюбной, но для Джин была полна насмешки. Его голос, мягкий, глубокий, звучал почти интимно. — Я был рад тебя видеть. Он сделал шаг вперёд, раскрыв руки для объятий. Джин замерла. Она почувствовала, как её сердце забилось быстрее, а ноги словно приросли к полу. Но отказаться было невозможно. Она приблизилась, чувствуя, как её внутренний протест глохнет под натиском бурлящих эмоций. Когда его рука мягко скользнула по её спине, Джин ощутила, как волна тепла прокатилась по телу. Её дыхание стало неровным, а сердце болезненно сжалось в груди. Он провёл рукой вверх, останавливаясь у её лопаток. Лёгкий нажим — и она оказалась ближе, ближе, чем ей позволяли здравый смысл и страх. Джин почти уткнулась лицом в его шею, и знакомый аромат мгновенно окутал её, словно мягкое облако. Древесные ноты, оттенённые свежестью бергамота, смешанные с тонким запахом виски — всё это было слишком узнаваемым. Её пальцы едва заметно дрогнули, а глаза закрылись, будто это могло защитить её от того, что происходило. Мир вокруг исчез. Музыка, приглушённый шум голосов, даже собственные мысли — всё замерло. Она словно вернулась в прошлое, где не было Джеймса, не было ничего, кроме Себастьяна и его прикосновений. Но это длилось всего мгновение. Джин резко отстранилась, как будто внезапно вспомнила, где она и кто стоит перед ней. Щёки запылали, а в груди всё дрожало от напряжения, будто её только что вытолкнули из сна в холодную реальность. Себастьян, словно почувствовав её смятение, чуть склонил голову, изучая её лицо. Его глаза блестели, а на губах играла та самая улыбка, которая не требовала слов. Она знала, что он понял её слабость, её мгновенный порыв. Она сделала шаг назад, не глядя на него, словно боялась, что ещё один взгляд разрушит её хрупкое сопротивление. — Хорошего вечера, — сказал он наконец, его голос был ровным, но едва уловимый холод в нём заставил её вздрогнуть. Он развернулся и ушёл, но его присутствие осталось, как затянувшееся эхо. Джин смотрела ему вслед, чувствуя, как внутри неё что-то рушится. Она пыталась взять себя в руки, но её сердце всё ещё не могло вернуться к прежнему ритму. — Я думал, что знаю всех твоих одногруппников, ну тех, с которыми ты дружила, — сказал Джеймс, отпивая вино. Его тон был спокойным, без упрёка или настойчивости, но в глубине его глаз читалось лёгкое недоумение. — Да, конечно, — Джин перевела взгляд на мужа и вернулась к своему бокалу. — Ты знаешь всех, с кем я дружила в школе, — она натянуто улыбнулась, но её голос прозвучал чуть тише, чем обычно. — Я не так много общалась с Себастьяном. Это была ложь. Возможно, самая крупная ложь в её жизни. Себастьян Сэллоу был её вселенной. Любовь к нему была как огонь — яркая, обжигающая, уничтожающая всё вокруг. Даже спустя семь лет она помнила каждое мгновение, каждый взгляд, каждое слово. Эти воспоминания были невыносимы, как ожог, который никогда не заживает. Джин сделала большой глоток вина, пытаясь прогнать мысли, которые она столько лет старательно запирала в глубинах сознания. Но было поздно. Воспоминания прорвались, как вода через трещину в дамбе. Это произошло в конце шестого курса. Тогда напряжение, которое преследовало Себастьяна в его отчаянных поисках лекарства для Анны, достигло своего апогея. Джин помнила, как в тот день всё вышло из-под контроля, как обострились не только чувства, но и границы дозволенного. Сначала был спор. Она видела, как Оминис, обычно такой спокойный, кричал на Себастьяна, его голос дрожал от ярости. Каждое слово было обвинением: — Ты зашел слишком далеко, Себастьян! Это безумие! — гремел Оминис, беспомощно сжимая палочку. — Ты вообще понимаешь, что ты делаешь? Но Себастьян отвечал так же яростно: — Если у тебя нет смелости сделать это ради Анны, то я сделаю всё сам! — Его голос звенел от решимости. И пещера… Джин до сих пор ясно видела её в своих кошмарах. Они шли по узкому, извилистому тоннелю, стены которого покрывали мох и паутина, словно сама природа пыталась скрыть это место. Воздух был влажным, тяжелым, пропитанным гнилью и сыростью, а где-то в глубине слышался едва различимый шум — скрип, шорох, будто кто-то наблюдал за ними из тени. Свет палочек бросал дрожащие отблески на стены, превращая их в извивающиеся силуэты. Скоро они оказались в большом зале, где каменные своды терялись во мраке. И там их встретил Соломон Сэллоу. — Я знал, что ты придёшь сюда, Себастьян, — его голос был полон разочарования и презрения. — Ты не остановишься, пока не уничтожишь всё вокруг, правда? Джин помнила, как взгляд Себастьяна стал холодным, словно в его душе что-то оборвалось. Он не отвечал сразу, лишь сжал палочку крепче. — Ты предал нас всех, — продолжал Соломон. — Ты опозорил нашу семью! Ты уничтожишь себя! Тишина на мгновение окутала их, как плотная пелена. Только дыхание Джин было слышно в этом мраке. — Предал? — отозвался Себастьян, шагнув ближе. Его голос звенел от ярости. — Единственное предательство — это твоё бездействие, дядя! Ты смотрел, как Анна страдает! Ты ничего не сделал! Соломон шагнул ему навстречу, глаза горели гневом: — Ты думаешь, я не пытался? Ты думаешь, я не хотел спасти её? Я боролся так же, как ты, но есть границы, которые нельзя переступать! — Границы? — Себастьян горько усмехнулся. — Ты говоришь о границах, когда речь идёт о её жизни? Ты струсил, Соломон. Ты позволил ей страдать! Соломон вытащил палочку, его лицо исказилось от гнева. — Я не позволю тебе разрушить всё! Дуэль началась внезапно. Заклинания вспыхивали в темноте, освещая пещеру яркими всполохами света. Каждый удар был наполнен с яростью и отчаянием. Джин пыталась закричать, остановить их, но её голос утонул в грохоте магии. Себастьян двигался с поразительной скоростью, каждое его движение было точным и резким. Его заклинания летели одно за другим, направленные с такой силой, что Джин задрожала. — Ты разрушишь всё, Себастьян! — выкрикнул Соломон, отражая очередной удар. — Ты уже потерял себя! — Нет, это ты всё разрушил! — ответил Себастьян, глаза его горели. В какой-то момент Соломон оступился. Он попытался защититься, но Себастьян оказался быстрее. — Ты предал нас, дядя. Ты предал её. И затем раздался его голос, низкий и твёрдый, словно удар молота: — Авада Кедавра! Заклинание вырвалось с такой силой, что его эхо разнеслось по всей пещере. Зеленая вспышка осветила всё вокруг, вырывая из мрака лица Себастьяна, Соломона и всех остальных. Джин зажмурилась, слишком испуганная, чтобы смотреть. Когда она открыла глаза, Соломон уже лежал на земле. Его тело было неподвижным, а лицо, недавно искажённое яростью, застыло в безжизненной маске. Крик Анны прорезал воздух. Это не был простой крик — это была боль, отчаяние, разрывающее душу. Она бросилась к своему дяде, её маленькие руки трясли его безжизненное тело, а слёзы текли по её лицу. Оминис стоял как статуя, его лицо было белее мела. Он не говорил ни слова, но Джин видела, как он сжимал палочку так, что костяшки пальцев побелели. Себастьян… Он стоял неподвижно. Его палочка всё ещё была направлена вперёд, но взгляд… Его взгляд был пустым. Он словно смотрел сквозь неё, в другое измерение, где не было ни боли, ни страха, ни сожалений. Она помнила, как звала его, умоляя остановиться, но он не слушал. Он развернулся и ушёл, оставив их среди хаоса, боли и тишины. Не раздумывая ни секунды, она бросилась за ним, умоляя подождать, но он исчез. Джин выбежала на улицу, надеясь его увидеть, но он уже ушёл. Она стояла там, с решимостью найти его, чтобы что-то сказать, утешить его. Она знала, что он не хотел этого. Он не был таким, как показывал этот момент, но… Джин помнила это желание идти за ним, как нечто естественное, как единственное, что она могла сделать. Она должна была найти его, поговорить, утешить. Но дальше её воспоминания становились расплывчатыми, как зыбкая тень, которую трудно поймать. В голове всё смешивалось, и вот она уже не помнила, как именно приняла решение. Но она не пошла за ним. Она осталась на том месте, словно невидимая сила удерживала её, не давая шага вперёд. Решение пришло внезапно, как гром среди ясного неба, и, несмотря на всё, что кричало в её сердце, она приняла его. Она должна была его оставить. Это было правильно. Это было нужно. Решение, как печать, отпечаталось в её сознании — такое ясное, такое непреложное, что она даже не осмелилась его оспаривать. Оно было неизбежным, словно приговор, и в тот момент, когда она его приняла, всё остальное стало неважным. После этого она больше не была его. Не разговаривала с ним, не искала встреч. Как и он. Всё случилось так внезапно, не было слов, не было объяснений — но почему-то это и не требовалось. Каждый всё понял, как будто молчание стало самым верным ответом. Ей было больно. И стыдно до тошноты. Она столько раз хотела подойти, сказать, как ей жаль, но каждый раз, когда собиралась, её мысли снова становились чуждыми и холодными. В голове снова звучал голос — нет, Джин, не нужно, всё так, как должно быть. И она приняла это. Приняла как неизбежность. Всё так, как должно быть. С каждым днём это становилось частью её. Всё стало частью того, что она должна была пережить, что она должна была оставить позади. Сделать этот выбор было так же больно, как потерять часть себя. Но Джин приняла это. Она повторяла себе, что всё произошло так, как должно было. Каждый день она строила новый мир, в котором Себастьяна не существовало. Но иногда, в самые тихие ночи, его голос всё ещё звучал в её голове, а память оживляла его взгляд. Она сделала ещё глоток вина, пытаясь скрыть дрожь в руках. — Что-то случилось? — спросил Джеймс, слегка наклоняя голову. — Нет, всё хорошо, — ответила Джин, натянуто улыбнувшись. Но внутри неё всё ещё звучал его голос. Она так долго строила этот мир — мир, где она забыла его, где была счастлива с Джеймсом. И Джин жила с уверенностью, что её мир крепок, что она всё пережила, что идёт дальше, оставив те воспоминания позади. Но правда была в том, что её мир был хрупче стекла. Ведь всего лишь одно слово из его уст, её имя, и пошла трещина, Джин чувствовала, как стены её защиты начали рушиться. Она глубоко вдохнула и посмотрела на лицо мужа.  Нет, я не позволю этому рухнуть, — подумала она со стальной уверенностью. 

***

Громкий стук каблуков по мраморному полу эхом расходился по просторному вестибюлю министерства. Залы были ещё почти пустыми, и лишь несколько ранних сотрудников спешили на свои рабочие места. Джин, как это часто бывало, прибыла на работу на целый час раньше. Её шаги, уверенные, но с едва заметной усталостью, звучали в тишине, когда она направлялась к лифту. Она время от времени здоровалась с прохожими, но слова были механическими, почти пустыми. В её голове всё ещё гудел голос Себастьяна, а перед глазами вспыхивала та зловещая зелёная вспышка. Как только она пыталась прогнать эти мысли, они с новой силой возвращались, и ей казалось, что она не может избавиться от них, как от тяжёлого бремени. Она потёрла глаза, пытаясь взять себя в руки. Ночь прошла без сна. Она не могла уснуть, не могла затмить в памяти тот момент, тот ужасный момент, когда всё изменилось. Голос Себастьяна, его действия, его взгляд — всё это не отпускало её, и она не могла понять, почему. Казалось, что она уже давно должна была забыть. Но так не было. Она пыталась игнорировать эти воспоминания, думала, что работа, погружение в дела, поможет ей. Это всегда помогало раньше — и, наверное, сейчас тоже должно помочь. Джин вошла в лифт и нажала кнопку четвёртого этажа, закрыв глаза на мгновение. Слабость снова накатила, и ей казалось, что её тело уже не принадлежит ей. Бессонная ночь отозвалась в ней тяжёлой усталостью, и даже привычный звук лифта, который обычно успокаивал её, сегодня не сработал. Она слегка прислонилась к стенке лифта, чувствуя, как её мысли становятся всё более смутными. Она надеялась, что когда выйдет из лифта, когда окажется в своём кабинете, всё станет на свои места. Но даже в эти моменты она не могла отделаться от ощущения, что её мир, тот хрупкий мир, который она так долго пыталась построить, может рухнуть в любой момент. Отдел по разработке магических средств и их сертификации, — громкий звук лифта вырвал её из полудрёмы. Двери открылись, и Джин сделала шаг вперёд, будто переходя из одного состояния в другое. Она вышла в просторный коридор, и, не теряя времени, направилась к большой двери, ведущей в лабораторию. Стены, покрытые магическими оберегами, были уже привычны для неё, а запах свежезаваренного зелья, который всегда царил здесь, немного успокаивал её. Но она не могла избавиться от чувства тревоги, которое преследовало её. В голове всё равно звучал тот же голос, как если бы он следовал за ней, не отпуская. Джин толкнула тяжёлые двери, которые вели в лабораторию. Просторная комната, наполненная светом от магических ламп и мерцанием зелий, казалась ей одновременно знакомой и чуждой. На столах поблескивали котлы, в которых варились зелья, и кое-где валялись колбы с жидкостями разных цветов. На стеллажах, которые стояли вдоль каждой стены, было бесчисленное количество ингредиентов для зелий, аккуратно расставленных в прозрачных контейнерах. Казалось, что этот мир был точно таким же, как и всегда, и всё в нём было на своём месте, но для Джин этот мир больше не казался таким уютным и спокойным. Она почувствовала, как её сердце сжалось, и в этот момент ей захотелось просто уйти. Но она не могла. Она не могла позволить себе этого. Джин сделала несколько шагов, пересекая лабораторию, и подошла к двери, ведущей в её личный кабинет. Она открыла её и вошла, с облегчением закрыв за собой. В кабинете было тихо, только слабый свет магической лампы освещал стол, на котором лежали бумаги, отчёты, и ещё много всего, что нужно было обработать. Она присела за стол и тяжело вздохнула. Казалось, что воздух в комнате стал плотным, и даже её собственные мысли, как неуправляемые вихри, сбивались, не давая покоя. Она пыталась сосредоточиться на работе, но её мысли снова и снова уводили её к тому моменту, когда всё изменилось, к тому моменту, который она так отчаянно пыталась забыть. Вот уже почти два года Джин занимала пост руководителя отдела по разработке магических зелий. Ей нравилась её работа — это было не просто занятие, а способ прикоснуться к чему-то большему, что имело значение для многих. Каждый день, приходя сюда, она словно оставляла за дверью все свои личные переживания. В лаборатории она могла забыть обо всём, погружаясь в процесс, как в нечто, что приносило удовлетворение, что было её личным достижением. Но сегодня это было сложно. Даже несмотря на все усилия, мысли обрывались, возвращались и снова беспокойно копошились в её голове, как неуправляемые тени. Она сидела за столом, пытаясь заставить себя сосредоточиться, но взгляд её снова и снова скользил к темным уголкам её памяти, где прятались образы, слова, моменты, которые она не могла так просто забыть. Руки, казалось, двигались автоматически, но мысль не успевала за ними. Всего одно имя — и её мир, который она так тщательно строила, снова рушился. Джин глубоко вдохнула, пытаясь вернуть себе контроль. Раздался тихий стук, а затем в кабинет заглянула копна рыжеватых волос. Джин посмотрела на дверь и ненароком улыбнулась. — Уизли, — произнесла она, пытаясь скрыть свою усталость за привычной улыбкой. — Так и знал, что ты уже на месте, — проговорил парень, заходя в кабинет с двумя чашками кофе. Он был в своей обычной небрежной манере. Гаррет Уизли. Они были знакомы ещё со школы, и он всегда был немного странным в своей увлечённости зелиями. Часто он устраивал эксперименты, которые приводили к катастрофическим последствиям, и ему доставалось не только от профессора по зельеварению, но и от одноклассников, которых он любил подвергать своим непродуманным испытаниям. Однако даже тогда его страсть к зельям была очевидна. И вот теперь, спустя годы, Гаррет стал одним из тех, с кем Джин работала бок о бок. Он был на руководящей должности в отделе по сертификации, их отделы всегда сотрудничали, но в последнее время это взаимодействие стало особенно тесным. Уже месяц они работали над проектом для святого Мунго, разрабатывая новые лечебные зелья и одновременно пытаясь снизить стоимость и улучшить доступность уже существующих.  Гаррет поставил чашки кофе на стол перед ней, затем присел на стул и тяжко вздохнул. — Джииин, — протянул парень, — мы в полной заднице, — он чуть откинулся на стуле и провел рукой по волосам, как будто это могло как-то помочь. — Не преувеличивай, — Джин закатила глаза, — всё не так плохо, каких-то успехов мы всё же добились, и у нас ещё два месяца впереди. — Не ещё два месяца, а всего два, — он потер переносицу, — а мы застряли… Муди будет рвать и метать. Губы Джин чуть дрогнули в полуулыбке при упоминании их шефа, мистера Муди. Он всегда был в состоянии рвать и метать. За годы работы Джин уже привыкла к этому, и это перестало её беспокоить. Но в чем-то Уизли был прав: проект действительно не шёл так, как хотелось бы. Это было не удивительно — слишком мало людей, слишком мало времени, слишком большой объём работы и слишком много запросов. Но она старалась не нервничать. В конце концов, они всё равно могли успеть, если приложат достаточно усилий. — Мы уже сделали многое, Муди даст нам ещё несколько месяцев, ты ведь знаешь… — начала Джин, но Гаррет её прервал. — Ага, он вчера налетел на меня, начал кричать, что мы должны работать быстрее, — он скривился, передразнивая босса, — а ещё сказал, что у него для нас новости, и в пятницу на совещании он всё расскажет. — Что за новости? — Джин задумалась и уставилась на Уизли, но тот лишь пожал плечами, как если бы сам не знал, что именно им предстоит услышать. — Уверена, он скажет, что выбил нам ещё несколько месяцев, — ответила Джин так будто уже была в этом уверена. Гаррет снова вздохнул, но теперь уже с оттенком смеха в голосе. — Надеюсь, что это хоть что-то полезное. Потому что я уже на грани. — Ничего, справимся, — ответила девушка, после чего хлопнула в ладоши, будто это было сигналом для начала чего-то важного. — К работе. И всё пошло своим чередом. День двигался быстро, как всегда в таких моментах, когда работа затягивает и отнимает всё внимание. Отчёты, проверки, сравнения ингредиентов, бесконечные списки и таблицы. Джин погрузилась в эту рутину, как в спасительный водоём, который помогает забыть обо всём остальном. Всё, что её интересовало, — это проект. Что-то важное, что нужно завершить, что нужно довести до конца. И постепенно, шаг за шагом, она почувствовала, как её мысленные стены начинают восстанавливаться, как сердце вновь стучит в привычном ритме, и как из головы вымываются все те беспокойные мысли, которые терзали её ещё с утра. Каждый отчёт, каждый список, каждое новое задание ощущались как шаг в сторону того, чтобы забыть, хотя бы на время, всё, что не касалось работы. Этот мир был знаком и надёжно контролируем. Джин почти не замечала, как время пролетало, как её мысли становились всё яснее, а ощущение безысходности, которое она чувствовала раньше, начинало отступать, оставляя место для простого утомления. Но это утомление не было таким, как прежде — без давления, без того тяжёлого чувства, что она застряла в болоте, из которого нет выхода. Это был лёгкий груз, который она могла нести, зная, что он не поглотит её. Но всё изменилось в тот момент, когда она оказалась в своём кабинете, поглощённая невыносимо давящей тишиной, которая словно заполонила пространство, отрезая её от всего остального мира. Как будто каждое движение, каждый взгляд, каждое дыхание требовали слишком много усилий. Это был момент, когда каждый звук становился слишком громким, а каждый её внутренний монолог — слишком тихим. Джин уставилась на свои руки. Грустная улыбка коснулась её губ, когда память вновь вырвалась на поверхность, как вспышка света в ночной темноте. Это было одно из тех воспоминаний, которые она старалась не вспоминать, но которые продолжали преследовать её, несмотря на усилия забыть. Оно было таким тёплым, таким чистым, таким незыблемым в своей невинности. И хотя её отношения с Себастьяном закончились болью и разочарованием, в её памяти они начинались в свете невинности и тепла. Это был пятый курс. Джин была новенькой, это была уже привычная ей роль. Её родители часто меняли место работы, и девушка не привыкала к постоянному окружению, к постоянным друзьям — она была всегда чужой, всегда на границе, всегда новенькой. Но в этот раз они решили осесть в Великобритании, и её определили в Хогвартс. Она думала, что привыкнет к этой жизни, но неловкость всё равно не покидала её. Каждый взгляд, каждый жест, который казался ей слишком длинным, слишком внимательным — всё это заставляло её чувствовать себя изолированной. Именно Себастьян был тем, кто первым заговорил с ней, кто первым протянул руку в этом новом мире. Он познакомил её со всеми, дал советы, поддержал в самые трудные моменты, когда она чувствовала себя особенно потерянной. Но было что-то большее, что она не могла игнорировать. Его взгляды, длинные, как бесконечные дороги, случайные прикосновения, которые казались незначительными, но оставляли следы. Она пыталась убедить себя, что это всего лишь дружелюбие, что в этом нет ничего особенного. Но уже тогда её сердце начинало биться чуть быстрее от каждой его улыбки, от каждого его слова. И вот наступило Рождество. Джин осталась в школе, как и Себастьян. Большинство учеников уехали домой, оставив Хогвартс почти пустым. Каменные коридоры наполняли лишь шёпот ветра и тихий треск горящих факелов. Это был обычный вечер — снег мягко ложился на окна, а холодный ветер завывал за стенами замка. Но этот вечер стал для неё самым тёплым воспоминанием. Джин сидела в общей гостиной, уютно устроившись в кресле у камина. Огонь весело потрескивал, бросая тёплые отблески на стены. В руках у неё была кружка с горячим шоколадом, от которой поднимался ароматный пар. Тишина комнаты была почти волшебной, словно мир затаил дыхание. Когда Себастьян вошёл, Джин почувствовала его присутствие, даже не оборачиваясь. Тень от его фигуры легла на пол, и она подняла взгляд. Он остановился рядом, его глаза светились мягким теплом. — С Рождеством, Джин, — сказал он, его голос был тихим, почти шёпотом, но каждое слово звучало так искренне, так проникновенно, что у неё сжалось сердце. Она улыбнулась, поставив кружку на столик. — С Рождеством, Себастьян, — ответила она, поднимаясь навстречу. Он шагнул ближе, и в этой близости было что-то трепетное, почти робкое. Она почувствовала, как его руки мягко обнимают её, и ответила тем же. Их объятие было простым, но наполненным теплом, словно они обменивались чем-то невидимым, но очень важным. Себастьян посмотрел вверх, и Джин последовала его взгляду. Над ними висела омела. Её ягоды поблёскивали в свете камина, а тени веточек играли на потолке. — Омела, — с лёгкой улыбкой произнёс он, его голос стал чуть глубже, серьёзнее. — Омела, — повторила она, чувствуя, как её сердце начинает стучать быстрее. Его взгляд не отпускал её. В этот момент она поняла, что он хочет сказать что-то важное, но вместо слов он шагнул ближе. Его рука мягко коснулась её щеки, и Джин почувствовала, как её дыхание сбивается. — Джин… — произнёс он, но не закончил. Его губы коснулись её в нежном, трепетном поцелуе. Это был момент, который длился вечность. Его поцелуй был мягким, осторожным, но в то же время полным глубины. Она закрыла глаза, чувствуя, как мир вокруг исчезает, оставаясь только они двое и это тепло, которое их окутывало. Когда он отстранился, Джин медленно открыла глаза. Её щеки пылали, а сердце билось так громко, что она боялась, что он его услышит. — С Рождеством, Джин, — тихо повторил он, его губы дрогнули в лёгкой улыбке. Она не могла ответить, только кивнула, чувствуя, что любые слова будут лишними. Этот момент был идеальным сам по себе.  Джин вздрогнула, когда тихий стук в дверь вырвал её из объятий воспоминаний. Она моргнула, чувствуя, как мягкий свет Рождества, который она видела в мыслях, растворяется в холодном свете рабочего кабинета. Её взгляд прошёлся по привычным вещам: стопки бумаг, перья, чернильница. Камина здесь не было, только мерцающий свет лампы на её столе. Она слегка помотала головой, прогоняя остатки прошлых лет, и крикнула: — Входите! — Привет, — раздался знакомый голос. Джин подняла глаза. В дверях стоял Джеймс, в руках у него был небольшой бумажный пакетик из пекарни, а также чашка, из которой поднимался пар. — Уверен, что ты не обедала, — улыбнулся он и слегка потряс пакетом. На её лице тут же расплылась нежная улыбка. Он знал её слишком хорошо. Она и вправду еще не обедала, что случалось довольно часто. Джин так погружалась в работу, что порой забывала о самых простых вещах, таких как еда. Она подняла руку, чтобы взять чашку, и почувствовала, как её плечи расслабляются, а в груди появляется лёгкое тепло от его внимания. — Ты меня уж совсем раскусил, — сказала она, глядя на пакетик и чашку с благодарностью. — Ты прям как мой личный тайный агент, всегда в нужный момент. — Только с хорошими намерениями, — подмигнул Джеймс, ставя чашку на стол рядом с ней. — А это, — он показал пакетик, — я думаю, тебе это нужно больше, чем кто-то с очередным докладом о магических зельях. Джин тихо засмеялась. Подняв чашку, она отпила немного горячего напитка, почувствовав, как тепло проникает в тело, прогоняя остатки усталости. — Посидишь со мной? — спросила она с надеждой, но Джеймс поджал губы и покачал головой. — Не могу, милая, слишком много работы, — он нежно провел рукой по её щеке. — Я зашёл ещё сказать, что бы не ждала меня после работы, а немного задержусь. Джин чуть грустно улыбнулась. Джеймс работал в Отделе магических расследований, и там казалось, не было нормированного графика. Он мог прийти домой даже среди глубокой ночи. Девушку это не злило, конечно, больше расстраивало, но она знала, как Джеймсу важна его работа. Он был увлечён ею, и она идеально ему подходила. Именно там ценились его скрупулёзность, щепетильность и желание всё держать под контролем. Она прекрасно понимала, что для него работа — это не просто место, а часть его жизни, которая приносила ему удовлетворение и даже радость. — Ладно,я понимаю — тихо произнесла она, пытаясь скрыть свою грусть. Он немного задержался, ещё раз погладив её щеку, и поцеловал прежде чем повернуться к двери. — Постараюсь вернуться как можно скорее, — сказал он с улыбкой. — Не скучай без меня. Джин кивнула, но, как только он скрылся за дверью, её взгляд задержался на чашке с кофе. Мысли снова понемногу уводили её от работы. Она вспомнила их последний вечер: смех, лёгкость разговора, как они сидели рядом, и мир казался удивительно простым. А потом появился Себастьян — как буря, на мгновение перевернув всё вверх дном, разрушив то, что она так долго и старательно строила, и исчез так же внезапно, как пришёл. Джин качнула головой, решительно прогоняя нежелательные воспоминания, не позволяя им завладеть её сознанием. Джин допила кофе и, глубоко вздохнув, вернулась к своей работе. Лаборатория вновь наполнилась звуками её шагов, а её руки быстро двигались, проверяя, записывая, анализируя. Она металась от стола к столу, сосредоточившись на отчётах, на цифрах, на том, что могла контролировать. Концентрация на работе всегда помогало ей справляться с внутренним беспокойством. Магические зелья были её миром. Здесь она чувствовала себя уверенно, контролировала процесс, могла влиять на результат. В эти моменты ей казалось, что она может заполнять пустоту, которая иногда возникает, когда она остаётся одна, когда даже любовь и поддержка Джеймса не могли полностью отвлечь её от мыслей, которые не давали покоя. Она снова и снова перечитывала записи, поглощённая работой, пока время не стало теряться, и она не осознала, что наступил момент возвращаться домой. Джин шла по улице, вдыхая ещё тёплый воздух, пропитанный нотками пожелтевших листьев, ощущая, как каждый шаг уносит её всё дальше от забот дня. Прохлада вечернего августа мягко касалась её кожи, и она не спешила добираться до их маленькой, уютной квартирки. Джеймс всё равно вернётся не скоро, так что она решила побаловать себя этой короткой прогулкой, уносящей её в мир спокойствия и уединения. Всё, что она чувствовала, это легкую усталость, что уже начинала уходить, и лёгкое умиротворение, которое она не часто позволяла себе. В голове всё ещё крутились цифры, отчёты, зелья и ингредиенты — работа не отпускала, ну и пусть, думала Джин. Пусть лучше это, чем все те вещи, что действительно тревожат её душу. Закончу проект, и отправлюсь в отпуск, — думала она, представляя себе пляж, жаркое солнце, коктейли и сон — всё, что ей так нужно. Легкая улыбка скользнула по её губам, погружая в приятные мечты. И вдруг, как гром среди ясного неба, прозвучал голос, который вырвал её из этого тепла. — Второй раз за два дня, это уже судьба, как думаешь? — сказал он, его голос — низкий и уверенный — был почти у самого её уха. Это был он. Снова он. Сердце Джин пропустило удар. Ощущение, как будто всё внутри неё вдруг остановилось. Тело стало тяжёлым, как свинец, а дыхание — будто застряло в горле. Себастьян. Голос его был таким знакомым, таким близким, что она на мгновение даже забыла, где находится. Он был всем тем, чего она пыталась избежать, и в то же время всем тем, что не могла отпустить. Внутри неё всё рухнуло. И она не могла с этим бороться. Она повернулась, и её взгляд встретился с его глазами. Себастьян стоял перед ней, и на его лице играла эта загадочная, почти издевательская улыбка, которая всегда заставляла её сердце биться чаще. Он выглядел таким же беззаботным, но в его взгляде было что-то другое — что-то, что заставляло её чувствовать себя неуютно. — Наверное, нам стоит сходить на ужин, что думаешь?