Оттенки привязанности

Куда бы Джин ни пошла, что бы она ни делала, в голове снова и снова звучал голос Себастьяна. Пред глазами всплывало его лицо — его улыбка, его глаза, в которых всегда было что-то неуловимо манящее и опасное. Работа больше не помогала сосредоточиться. Цифры, отчёты, зелья — всё это сгущалось в её голове, как туман. Каждый шаг в лаборатории был трудом, каждый взгляд на документы — пыткой. Она не могла собраться, и чем больше пыталась, тем сильнее нервничала. Всё уже как-то пришло в норму, и вот снова он. Она не видела его целых шесть лет, шесть долгих лет, и вот — в течение двух дней это уже вторая их встреча. Это было слишком. Джин нервно покусывала губу, проходя мимо лаборантов, которые продолжали исследовать зелья. Ей хотелось просто сбежать, уехать подальше от этого города, скрыться от всего и всех, скрыться от него…от Себастьяна. Но в то же время она не могла избавиться от этого невыносимого желания, тянущего её к нему. Это было как невидимая сила, которая заставляла её стоять на месте, не в силах сдвинуться, как будто её собственные чувства стали для неё врагом. Нервозность становилась всё сильнее, и Джин едва заметно прикрыла глаза, вспоминая их вчерашнюю встречу. — Наверное, нам стоит сходить на ужин, что думаешь? — его голос, словно проникал под её кожу, сгущаясь где-то в районе груди.  Джин стояла, словно оглушённая, её взгляд застыл на глазах парня. Она знала, что этого нельзя допустить. Она не хочет, не может позволить себе снова пройти через ту боль. Всё внутри неё кричало: «Остановись!». Голова девушки слегка качнулась в знак отказа. — Нет, прости, я… — начала она, голос дрогнул, предательски выдавая её внутреннюю борьбу. Она увидела, как Себастьян чуть прищурился, а в его глазах промелькнула тень чего-то — интереса, насмешки, или, может быть, боли. Его губы изогнулись в едва заметной усмешке, холодной, почти дьявольской. — Да ладно, Джин, — перебил он, его тон был слишком лёгким, чтобы быть искренним. — Неужели я не заслужил хотя бы простого ужина? Он смотрел прямо на неё, и каждое его слово, будто невидимой стрелой, попадало точно в цель, разбивая её уверенность. Всё, что она так долго строила вокруг себя, начинало рушиться. — Себастьян, я просто не думаю, что это хорошая идея, — произнесла она, но тут же оборвала себя, когда он подошёл ещё ближе. Он склонил голову на бок, его взгляд стал ещё более проницательным, и она почувствовала, как её сердце забилось быстрее. — Всего один ужин, Джин, — его голос был тихим, почти шёпот, но в нем звучала такая глубокая, хриплая нотка, что она не смогла сдержать дрожь, пробежавшую по её спине. Она молчала, не в силах ответить. Внутри неё всё протестовало, но разве она когда-нибудь умела ему отказывать? Она согласилась, конечно согласилась, не в силах сопротивляться, как всегда, когда речь шла о Себастьяне. Джин знала, что это нужно обрубить на корню. Это было глупо, ужасно глупо. У неё была новая жизнь, работа, муж, все было правильно. Но он был частью её прошлого, частью, от которой невозможно было избавиться, как бы она ни старалась. Она закрыла глаза, пытаясь прогнать навязчивые мысли, но они возвращались снова и снова, как неотступная тень. Почему это не получалось? Почему она просто не могла сказать «нет»? Джин крепче сжала листок, который держала в руках. Её всегда раздражало, когда что-то выходило из-под контроля, а Себастьян был воплощением хаоса, неподдающимся никакому управлению. Это нервировало её, это было словно маленький огонёк, который постепенно разгорался в огромный пожар. Она чувствовала, как это пламя охватывает её изнутри, как оно сжирает её способность мыслить рационально. Она знала, что должна тушить этот пожар, но вместо этого Джин будто просто смотрела, как он разгорается всё сильнее. Она глубоко выдохнула и направилась вдоль столов, заглядывая в котлы и делая пометки. Хотя, признаться, её попытки сосредоточиться были бесполезны. Мысли упорно ускользали куда-то вдаль. Подойдя к одному из столов, она заметила на краю листок со списком ингредиентов. Это было обычной практикой — каждый лаборант составлял такие списки для своих проектов, отмечая, какие ингредиенты можно заменить на более доступные. Недавно, например, одна из лаборанток заменила экстракт спорыша на лаванду в зелье расслабления. Эффект остался прежним, а стоимость зелья снизилась почти вдвое. Джин лениво пробежалась глазами по списку: полынь, лирный корень, мандрагора, слёзы феникса, омела. Она резко остановилась. Её взгляд застыл на одном из ингредиентов. Зубы сжались, а рука с листком задрожала. — Это ты составил список? — обратилась она к молодому лаборанту, стоявшему рядом и старательно помешивавшему варево в котле. — Да, — ответил он с улыбкой, поправляя очки. Джин глубоко вдохнула, пытаясь подавить раздражение. — Напомни, чем мы здесь занимаемся? Парень удивлённо посмотрел на неё, затем на свой листок. Осознание ошибки начало закрадываться в его мысли, но он явно ещё не понял, в чём дело. — Мы… мы… — начал он неуверенно. — Давай я помогу, — её голос был холодным, и гнев уже прорывался сквозь слова. — Мы снижаем стоимость зелий для больницы, правильно? — Да, это так, — ответил он, заметно нервничая. — Тогда какого чёрта ты добавил сюда слёзы феникса? — Джин прищурилась, её голос стал громче. — Это самый дорогой ингредиент, который только можно представить! Слёзы феникса сами по себе способны вылечить половину магических болезней. Ты это знал? — Д-да, я просто… — он замялся, не зная, как оправдаться. — Хватит мямлить! — резко отрезала Джин, чувствуя, как её раздражение достигает предела. — Возвращайся к работе. И чтобы больше такого не повторялось! Это касается всех. Она повернулась к остальным лаборантам, которые теперь с интересом наблюдали за происходящим. — У нас есть два месяца, чтобы закончить проект. Соберитесь! Начинайте работать как следует! Срываться на сотрудников, кричать — это было совсем не в её стиле. Джин всегда считала подобное проявлением слабости и некомпетентности. Для неё рабочая субординация была чем-то неприкосновенным, основой профессионализма. Но сейчас ей было всё равно. Она чувствовала себя загнанным зверем, которого прижали к стене. И оставалось только рычать, защищая себя, не думая о последствиях. Её охватывал страх. Страх, что всё, что она так долго строила, может разрушиться в одно мгновение. Что она сама станет причиной этого разрушения. Она любила Джеймса. Она была в этом уверена. Ей нравилась их совместная жизнь, их устоявшийся быт, их семейные традиции. Но всегда есть это злосчастное «но». Маленькое слово, которое рушит всё. Две буквы, за которыми скрываются разочарования, боль и горечь. Она ненавидела это «но». Я тебя люблю, но… Я обещал, но… Всё будет хорошо, но… И вот теперь это «но» проникло в её собственную жизнь, отравляя её счастье. Я люблю Джеймса. Конечно, я люблю его. Мы семья. Но… Себастьян. Его имя было как запретный шёпот, звучащий в её голове. Как тихий, но настойчивый голос, который невозможно было заглушить. Она не хотела этого. Не хотела разрушать свою жизнь. Но Себастьян всегда был чем-то большим, чем просто человек из прошлого. Он всегда был тем, кому она не могла сопротивляться.

***

Джин стояла перед зеркалом, оценивая своё отражение. Простое чёрное платье чуть выше колена, лёгкий, едва заметный макияж — всё выглядело довольно строго. Будто это был не ужин в ресторане, а деловая встреча. И в её голове всё именно так и ощущалось: не просто ужин, а испытание, которое нужно пройти. В награду, возможно, он отпустит её, просто уйдёт, как сделал это шесть лет назад, дав ей возможность жить своей жизнью. Её взгляд задержался на собственных глазах в зеркале. Обычно спокойных, но сегодня они выдавали беспокойство. Что-то тёмное, гнетущее, мелькало в них, словно предупреждение. Сердце сжалось, и вдруг Джин почувствовала отвращение. К себе. К своей лжи. Она услышала, как Джеймс тихо подошёл сзади. Его тёплая рука обвила её талию, и она вздрогнула, словно от неожиданности. Он положил подбородок на её плечо, вдохнул запах её волос. Обычно его присутствие обволакивало её мягким чувством безопасности. Но сегодня это ощущение стало почти невыносимым. — Это тот самый одногруппник? Себастьян? Мы видели его в ресторане, верно? — мягко спросил Джеймс, целуя её в щёку. — Да, — её голос прозвучал ровно, но чуть напряжённо. Она крепче сжала руку мужа, будто искала в этом спасение. — Если хочешь, я могу не идти, — добавила она тише. Внутри всё кричало: Скажи «останься»! Попроси меня не уходить! Но Джеймс лишь улыбнулся своей обычной доброй улыбкой, не замечая её смятения. — Что за глупости, — он легко развернул её к себе и посмотрел в глаза. — Джин, тебе нужно отвлечься. Ты слишком много работаешь. Он нежно коснулся её губ, и она прижалась щекой к его шее, на мгновение задержав дыхание. Если бы он только знал… Если бы он знал, как её сердце сжимается от одного только имени Себастьяна. Как всё её существо тянется к нему, несмотря на страх и боль. — Наверное, ты прав, — едва слышно ответила она, отворачиваясь, чтобы он не заметил блеск в её глазах. — Я всегда прав, — рассмеялся Джеймс. — А теперь иди, развлекайся. Он снова поцеловал её, прежде чем она вышла из дома. На улице холодный вечерний воздух обжёг ей лёгкие. Она сделала глубокий вдох, но и это не помогло прогнать тревожные мысли.  Я не должна идти. Я должна остаться. Но я иду… С каждым шагом беспокойство лишь крепло. Но она продолжала идти. К тому, кто никогда не отпустит её окончательно. Джин вошла в ресторан, и, едва переступив порог, почувствовала, как приятное тепло окутало её, сменив пронизывающий холод вечернего воздуха. Это был небольшой, уютный ресторанчик всего в нескольких минутах ходьбы от её дома. В полупустом зале царила спокойная, почти интимная атмосфера: мягкий свет ламп, спрятанных под абажурами, разливался по тёплым деревянным столам, а тихая джазовая мелодия играла где-то вдали, словно шёпот, едва уловимый, но обволакивающий. Она задержалась на мгновение в дверях, оглядывая зал. Почти сразу её взгляд нашёл его. Себастьян сидел за столиком у окна, чуть наклонив голову и легко скользя взглядом по меню. Его поза излучала непринуждённость, как будто он был здесь не просто гостем, а чем-то большим — частью этого места. Свет от окна мягко очерчивал его профиль, а тени, играя на его лице, добавляли какой-то необъяснимой глубины. Он выглядел так, будто всё вокруг сложилось идеально для его присутствия. Каждый элемент — музыка, свет, даже лёгкий аромат выпечки, доносящийся из кухни, — казался настроенным только на него. А Джин… Её пальцы нервно сжимали ремешок сумочки, словно это могла быть её защита от реальности. Она стояла, прикованная к месту. Горло пересохло, а в груди что-то болезненно сжалось. На мгновение ей показалось, что она не сможет сделать ни шага. Ещё не поздно уйти, мелькнула мысль, но тяжесть собственного тела словно приковала её к полу. Сделав глубокий вдох, Джин медленно двинулась к столику. Шаги отдавались в сознании как удары молота, каждый из которых разрушал её решимость. Сердце стучало громче, чем музыка, а воздух вокруг стал плотным и вязким, будто его сгустили её страхи и сомнения. Себастьян поднял взгляд, их глаза встретились. Лёгкая улыбка тронула его губы — приветственная, спокойная, будто между ними не было ничего, кроме простого ужина. Но Джин знала, что это неправда. Она подошла ближе, чувствуя, как этот момент растягивается, превращаясь в вечность. Её пальцы на ремешке сумочки побелели от напряжения, но она не могла разжать их. — Джииин, — протянул он с ноткой игривости, поднимаясь со своего места. Его голос был мягким, но в нём звучало что-то, от чего внутри у неё всё сжалось. — Рад, что ты всё-таки пришла. Он шагнул ближе и легко обнял её одной рукой, словно это было самой естественной вещью на свете. Джин не смогла сдержать едва заметного вздрагивания, и напряжение в её теле усилилось, будто каждая клетка протестовала против этого прикосновения, но одновременно жаждала его. Дыхание стало поверхностным, коротким, словно ей не хватало воздуха. Его тепло окружило её, вытесняя весь холод, который она старалась удерживать внутри. Лёгкий аромат его парфюма коснулся её, пробудив воспоминания, это был тот же запах, его запах. Спустя столько лет, услышать его вновь, было чем-то невероятным, будто сново окунуться в те сладкие моменты, когда для нее не существовало никого креме него. Всё это было таким знакомым, родным, что её сердце на мгновение замерло. Но именно эта близость, эта кажущаяся естественность пугала её больше всего. Она ощущала, как тревога поднималась изнутри, накатывая волной, заполняя всё пространство между ними. Она не знала, как реагировать. Отстраниться? Ответить на это прикосновение? Или просто замереть, позволив ему нарушить ту хрупкую границу, которую она так долго строила вокруг себя? Себастьян отступил, будто ничего не заметил, и, жестом пригласив её к столу, отодвинул стул. — Присаживайся. Джин медленно опустилась на стул, стараясь не задерживать взгляд на нём слишком долго. Её глаза скользнули по столу — бутылка вина, два бокала, идеально подготовленный антураж. Себастьян сел напротив, расслабленно откинувшись на спинку стула. Его улыбка, тёплая на первый взгляд, теперь была пропитана какой-то едва заметной игрой. Глаза, такие же внимательные и настойчивые, цепко держали её взгляд, словно ожидая чего-то. — Ты выглядишь прекрасно, — сказал он, его голос прозвучал низко и спокойно, но каждое слово было словно вызов, от которого невозможно было уклониться. Джин почувствовала, как щеки слегка запылали. Она поспешно отвела взгляд, притворяясь, что рассматривает бокал на столе, и машинально потянулась за ним. Но пальцы дрожали, и она тут же спрятала руки на коленях, сжимая их, чтобы унять непрошеную дрожь. — Спасибо, — тихо ответила она, стараясь сохранить спокойствие в голосе. Себастьян, словно чувствуя её внутреннюю борьбу, подался немного вперёд. — Взял на себя смелость выбрать вино без тебя, — произнёс он с лёгкой небрежностью, будто это был пустяк. Но в его голосе угадывался подтекст, игра. — Красное сухое, твоё любимое, ведь так? Джин почувствовала, как неловкость внутри начала нарастать, заполняя её всё больше. Она потянулась к бокалу, чтобы сделать глоток вина, надеясь, что это поможет вернуть контроль. Но едва вкус коснулся её губ, сердце замерло. Вино пробудило смятение, смешанное с горькой сладостью воспоминаний. Он помнил. Даже такую мелочь, как её любимое вино. — Да, — наконец ответила она, голос был почти шёпотом, словно она боялась, что слова разобьют хрупкую тишину, повисшую между ними. — Оно всё ещё моё любимое. Её сердце болезненно сжалось. Было что-то невыносимо болезненное в том, как легко Себастьян касался их прошлого, словно оно никуда не уходило, словно оно всё ещё оставалось частью их настоящего. Себастьян слегка склонил голову, его губы изогнулись в едва заметной улыбке — не той, от которой становилось тепло, а другой, пронзительной, как лезвие, за которой скрывалось то, что она не могла прочитать. — Помнишь, как мы устроили тот пикник? — спросил он, покручивая бокал в руке. Его взгляд, сосредоточенный и слишком пристальный, будто цеплялся за каждую её эмоцию. — Вино, конечно, было дешевле, чем это, но всё равно… Он замолчал, оставляя фразу незавершённой, словно хотел, чтобы она сама дополнила её. Джин замерла. Она помнила, так ярко и чётко, как будто это было вчера. Она помнила каждую деталь: весна, ясное солнце, легкий ветерок, который трепал их волосы, пока они поднимались на самый высокий холм. Джин уже порядком устала и мечтала сесть хоть где-то, но Себастьян продолжал настаивать, повторяя, что их усилия будут вознаграждены потрясающим видом. И он не обманул: перед ними открылся неимоверный пейзаж, вдали виднелись маленькие деревушки, бескрайние поля преходящие в огромные леса и величественные башни Хогвартса. Джин помнила его поцелуи, его руки, которые нежно скользили по её волосам или обвивали талию. Помнила, как он шептал ей слова любви, а она прикрывала глаза, не в силах сдержать улыбку. И хоть тогда на холме бушевал холодный ветер, она чувствовала только его тепло. — Мы остались там до самого вечера, — сказала она с мягкой улыбкой, воспоминания согрели её сердце. — Выпили бутылку вина и едва смогли вернуться обратно. — А потом ты упала и содрала себе руки и ноги, — Себастьян рассмеялся, слегка подаваясь вперёд. — И лицо тоже, — она тоже улыбнулась, её смех прозвучал неожиданно легко. — А ты наотрез отказалась идти в больничное крыло, — он покачал головой, смеясь. — Ты тогда украл для меня заживляющую мазь. До сих пор не понимаю, как тебе это удалось в таком состоянии. — Мной тогда двигала лишь безумная жажда помочь тебе, — ответил он с лукавой улыбкой, и они снова засмеялись. На мгновение атмосфера стала тёплой, как в те времена, когда всё было проще. Джин почувствовала, как напряжение отпускает, а её взгляд остановился на знакомых, родных глазах Себастьяна. Она вдруг увидела в нем все того же мальчишку, с горящими глазами, непослушной копной волос, и россыпью веснушек, которые она так любила. Конечно, прошло уже столько лет, и мальчик стал мужчиной. Его черты лица стали более выразительными, приобретя резкость и уверенность. В глазах больше не играли те озорные огоньки, а вместо них было нечто более глубокое, тайное и недоступное ей. Школьная мантия сменилась на дорогой костюм, но для Джин он всегда оставался тем мальчишкой, который робко целовал её под омелой, или с нежностью и дрожью в руках мазал её раны заживляющей мазью. Джин погрузилась в воспоминания, всё ещё всматриваясь в его глаза, когда вдруг улыбка на его лице исчезла, как будто её никогда и не было. — А потом всё изменилось, — сказал он тихо, его голос стал тяжелее, как будто слова неохотно вырывались наружу. В глазах мелькнуло что-то мрачное, что заставило её сердце болезненно сжаться. Джин отвела взгляд, чувствуя, как лёгкость момента улетучивается, оставляя после себя груз воспоминаний, от которых невозможно было убежать. Этот момент был похож на ледяной душ: из света воспоминаний они рухнули в темноту. — Я… я… — Джин попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле. Воздух стал удушающим, а ощущение, что ей некуда деться, усиливалось с каждой секундой. Она была той, кто разорвал их отношения. Это было её решение, её выбор. Себастьян молчаливо согласился с ним, но Джин знала: она оставила его одного в самый тёмный момент его жизни. Она предала его. Семь лет. Семь лет боли, вины и ненависти к себе за то, что не поддержала его тогда. Семь лет страха перед его глазами, в которых теперь отражалась её собственная слабость. Это был тот страх, который она носила с собой все эти годы. И вот она здесь. Она согласилась на эту встречу, надеясь наконец найти силы сказать, как ей жаль. Объяснить, почему она ушла. Но теперь, когда момент настал, слова исчезли. Подошёл официант. Его бодрый голос звучал словно из другого мира, слишком далёкого от накала, разрывавшего её изнутри. — Сегодня наш шеф предлагает… — начал он, но Джин едва слышала его. Слова сливались в монотонный гул. Её пальцы невольно сжались на салфетке, словно это могло помочь ей справиться с нахлынувшими эмоциями. — Эм… это, — она быстро ткнула в случайную строчку меню, даже не взглянув на неё. Всё равно кусок не полезет в горло. Её мысли упорно возвращались к Себастьяну. К его взгляду. К воспоминаниям. К той ночи, когда она ушла. Её сердце билось так сильно, что, казалось, официант мог услышать его стук. Себастьян, напротив, выглядел абсолютно спокойным. Может, даже слишком спокойным. Словно эта обстановка была его сценой, а он — режиссёром, с абсолютным контролем над каждым мгновением. — Себастьян, мне жаль, — тихо проговорила Джин, как только официант ушёл с принятым заказом. Её голос дрогнул, словно слова давались с трудом. — Мне ужасно жаль, что я оставила тебя тогда без поддержки. Она нервно сглотнула и потянулась к бокалу, надеясь, что вино смоет горечь её слов. Сделав небольшой глоток, Джин продолжила, её взгляд устремился в тёмно-красную гладь вина, будто боясь встретиться с его глазами. — Но я должна была прекратить эти отношения, понимаешь? — её голос стал чуть громче, но в нём всё ещё звучала неуверенность. — Это было правильно… Себастьян медленно откинулся на спинку стула, глядя на неё с выражением, которое сложно было расшифровать. Затем он, напротив, подался вперёд, опершись локтями на стол и слегка наклонившись к ней. — Всё в порядке, Джин, — сказал он спокойно, его голос был мягким, но в нём звучало что-то, что заставило её сердце болезненно сжаться. — Я не виню тебя, и тебе не за что извиняться. Эти слова должны были принести ей облегчение, но вместо этого стало только хуже. Она почувствовала, как глухая волна вины снова накатила на неё. Себастьян смотрел прямо в её глаза, и в этом взгляде не было ни укора, ни осуждения. Только спокойствие, которое казалось почти невыносимым. — Себастьян… — начала она, но голос пропал, а слова застряли где-то глубоко внутри. Он лишь слегка улыбнулся, будто знал, что она хочет сказать. — Джин, ты не обязана всё объяснять. Тогда это было правильно, тогда это было нужно. Его голос звучал ровно, почти равнодушно, но в этой кажущейся лёгкости было что-то неуловимое. Себастьян снова поднял бокал, его движения были выверенными, как у опытного игрока, который знает, когда сделать ход. Казалось, он демонстрировал, что отпустил прошлое, но Джин чувствовала иначе. Под этой маской спокойствия крылась скрытая напряжённость, будто он вёл игру, правила которой знал только он. — Это всё неважно, — он вдруг махнул рукой, словно отбрасывая их прошлое как незначительную деталь. — Расскажи лучше, как ты. У тебя ведь столько всего нового… вышла замуж, — его слова снова прозвучали легко, слишком легко, но вот глаза, в глазах мелькнуло что-то, от чего у Джин мурашки пробежали по коже. Она напряглась, услышав эту фразу, и машинально провела пальцами по обручальному кольцу, ощущая холод металла. — Да, — выдавила она, её голос дрогнул настолько, что казалось, будто само это слово стоило ей невероятных усилий. — Вышла. Год назад. — И как он? — спросил Себастьян. Его тон был удивительно безмятежным, будто они и правду просто одногруппники что встретились спустя несколько лет после выпуска.  — Хороший, — коротко ответила она, отводя взгляд, словно боялась, что его пристальный взгляд разгадает её внутренние сомнения. — Заботливый, надёжный… Я люблю его. Последние слова прозвучали почти как вызов, и Джин почувствовала, как её голос чуть не сорвался, когда она их произносила. Её сердце заколотилось быстрее, будто она пыталась утвердить это не только для Себастьяна, но и для самой себя. Себастьян чуть склонил голову, его губы изогнулись в мягкой улыбке. — Это хорошо, — произнёс он, его голос звучал ровно, без намёка на сарказм или сомнение. Но в воздухе вдруг повисло что-то невидимое, едва ощутимое, словно тонкая трещина на стекле. — Любовь — это важно. Быть рядом — это важно. Всегда, — добавил он, выделив последнее слово с особым нажимом, как будто оно имело для него особое значение. Всегда. Это слово эхом прокатилось в голове Джин, вызывая болезненные ассоциации. Иногда “всегда” — это просто иллюзия, подумала она с горечью. Иногда оно заканчивается слишком быстро. Она с усилием перевела взгляд на Себастьяна, пытаясь подавить нарастающий ком в горле, и заставила себя улыбнуться. — Как ты сам? — спросила она, стараясь перевести разговор в другую плоскость. — Чем занимался все эти годы? — Ничего особенного, — он пожал плечами, его тон прозвучал небрежно. — Всё время был в разъездах, то там, то тут. Но вот, наконец, решил осесть. Джин кивнула, но её губы дрогнули от сомнения. Себастьян? Осесть? Это звучало так же неправдоподобно, как если бы он заявил, что вдруг решил стать домашним эльфом. — Осесть? — переспросила она, приподнимая брови. — Ты? Он чуть улыбнулся, проводя пальцем по краю бокала. — Иногда даже самым беспокойным душам нужна тишина, — ответил он с лёгкой иронией. Джин прислушалась к его тону. В нём действительно звучала ирония, но за ней скрывалось что-то ещё. Что-то более глубокое и мрачное. Она наклонилась чуть ближе, будто надеясь уловить больше. — Чем именно ты занимался? — осторожно спросила она, подбирая слова. — Ну, после школы мы ведь не… Она замялась, не желая снова возвращаться к этой теме, но всё же договорила: — После школы мы ведь не общались. Себастьян посмотрел на неё, и его взгляд стал тяжёлым, как будто он пытался решить, стоит ли ей знать правду. — Я занимался исследованиями, — сказал он наконец, его голос звучал ровно, но с каким-то отстранением. — Древние артефакты, старинные руины, пещеры… Всё, что я люблю. — И нашёл что-то интересное? — поинтересовалась она, стараясь звучать беззаботно, но её голос всё равно дрогнул. На миг он замер, словно её вопрос задел его куда глубже, чем она предполагала. Затем на его губах появилась лёгкая улыбка, но глаза остались холодными. — Нет, ничего стоящего, — ответил он, медленно качнув головой, как будто хотел поставить точку в этом разговоре. Джин почувствовала, как в её голове мелькнула мысль: правду ли он говорит? Но тут же оборвала себя. Это ведь совсем не её дело. Уже нет. Джин глубоко вздохнула и подняла взгляд на Себастьяна как раз в тот момент, когда официант принёс их блюда. Она не чувствовала аппетита, и кусок пищи буквально не лез в горло, но она заставила себя взять вилку. Каждое движение будто противилось её желаниям. Себастьян, напротив, выглядел абсолютно расслабленным, как будто происходящее его никак не смущало. — А как ты, после…, — Джин сильнее сжала вилку, её голос дрогнул, но она заставила себя продолжить. — После Анны, я имею в виду, после смерти Анны… — наконец выговорила она, ощущая, как слова тяжелеют в её груди. Ещё одна больная тема для Джин — Анна, несчастная Анна. После случая с дядей Соломоном, Джин порвала все связи с Себастьяном, прекратила общение с теми, кто был с ним связан. Но с Анной было по-другому. Она не могла вычеркнуть её из своей жизни, как бы ни старалась. Время от времени они обменивались письмами, пока однажды Оминис не сообщил ей, что болезнь Анны взяла верх. Это известие стало для неё настоящим ударом. Как и то, что в этой боли Себастьян остался один. — Анна, — выдохнул он, отпивая вина, его взгляд потускнел на мгновение, а потом на лице дрогнула слабая улыбка, полная горечи. — Было не просто, но я пережил, как и всегда, — его слова звучали, как будто он сам себе их повторял не раз. Джин почувствовала, как её сердце сжалось. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова снова застряли в горле. — Я хотела написать тебе, но… я просто… — она замолчала, не зная, как продолжить, как объяснить свою нерешительность, свою боль, которая до сих пор не отпускала. — Я ведь сказал уже, Джин, ты не должна мне ничего объяснять,— он улыбнулся, а затем прищурил глаза, всматриваясь в неё с таким глубоким взглядом, что казалось, он может заглянуть в самую её душу. — Тебе неловко,— он не спрашивал, а утверждал,— ты всё время как на иголках, в чём дело? Джин чуть не рассмеялась. Конечно, ей было неловко. Она хотела сбежать отсюда и побыстрее, далеко, спрятаться от всего мира, закрыться. Видеть его всё так же больно, как и сразу после расставания. Прошло целых шесть лет, и она думала, что стало легче. Но вот он сидит прямо напротив неё, заставляя её сердце биться чаще. Это всё тот же Себастьян, та же улыбка, те же до боли родные глаза. Вот только он больше не её, а она не его. Что в нём всё-таки изменилось, Джин не могла понять что. И чем больше она пыталась разобраться, тем хуже становилось. — Нет, — девушка чуть качнула головой. — Просто непривычно видеть тебя, прошло так много времени, — она замолчала, всматриваясь в его глаза, — ты изменился. Он растянул губы в улыбке, наклонился вперёд, так близко, что Джин почти ощутила его дыхание. — А ты, Джин, ты изменилась? Её грудь сжалась, и дыхание стало едва слышным. Вопрос был неожиданным, и его взгляд — такой близкий, такой проницательный — заставил её замереть. — Да, — ответила она, но её голос дрогнул. — Джин, — шепнул он, — ты никогда не умела врать. — Его голос был полон насмешки, а взгляд прожигал её насквозь. Джин отвернулась, не зная, что ответить. Но, по сути, ей и не нужно было ничего говорить. Она изменилась, да. Многое в её жизни изменилось, да почти всё. Единственное, что оставалось неизменным, — это её отношение к Себастьяну Сэллоу, которое было невыносимо тяжёлым, как боль, которую она не могла забыть. — Ты всё такая же. Такая же, как я помню, будто и не было всех этих лет, — тихо продолжил он, с лёгкой задумчивостью в голосе. — Такая же м… — Себастьян неожиданно оборвал себя, усмехнувшись, но в этой усмешке было что-то почти нервное. Джин нахмурила брови, не понимая. Что он хотел сказать? Неужели он собирался произнести «моя»? Сердце сжалось от этого предположения, а горло пересохло. Она нервно сглотнула, пытаясь справиться с внезапным волнением. Она хотела бы возразить, сказать, что она уже не его, что время изменило её, их обоих. Но слова застряли где-то в груди. Вместо этого она закусила губу так сильно, что едва не почувствовала привкус крови. Её мысли метались, словно птицы, загнанные в клетку. Она понимала, что должна остановиться, что этот разговор — ошибка, которая слишком болезненна. Всё это было выше её сил. Джин наивно надеялась, что у них получится просто поговорить, спокойно, без лишних эмоций. Но теперь, сидя напротив него и чувствуя, как прошлое накрывает их обоих, она осознала, насколько заблуждалась. Джин сдержанно положила вилку на тарелку, убрав взгляд от его глаз. Всё, что она могла сейчас — это постараться сохранить спокойствие. — Я должна идти, — тихо сказала она, собираясь встать из-за стола. Себастьян чуть наклонился вперёд, и его голос был тише, чем обычно. — Я провожу тебя. Джин замерла на мгновение, не ожидая такого предложения, но и не удивившись. Он всегда был таким — не оставлял её одну. Даже если она этого не хотела. — Не нужно, — ответила она, пытаясь скрыть своё сомнение. — Я справлюсь. Но Себастьян не отступил. Он встал, слегка усмехнувшись, и с лёгкой настойчивостью сказал: — Джин, ты ведь не серьезно. Дай мне хотя бы это, раз уж наш ужин не удался. Она почувствовала, как её сердце пропускает удар. Его забота всегда была такой — тихая, но настойчивая, и она знала, что сопротивляться бесполезно. Джин откинулась назад, встретив его взгляд, и чуть неуверенно кивнула.  Они шли молча. Тишина между ними была густой, словно недосказанная боль, которая висела в воздухе, не позволяя им двигаться дальше. Когда они шагнули на улицу, холодный ночной воздух обдал её лицо, но Джин не чувствовала его. Её мысли были запутаны, как нити, которые не удается распутать. Каждое слово Себастьяна, сказанное за ужином, оставляло на её душе отпечаток, и она не могла избавиться от этого ощущения, будто каждая его фраза врезалась в её память, как иглы. Мысли вновь закружилась в её голове, зачем она согласилась на ужин? Зачем Себастьян её пригласил?  Она остановилась первой, не выдержав тяжести молчания. Всё это было невыносимо тяжело, и она не могла больше молчать. — Зачем, Себастьян? — тихо спросила она, её голос звучал сдавленно, будто она пыталась выдавить слова сквозь стиснутые зубы. — Зачем этот ужин? Он замедлил шаг, как будто размышляя, как ответить. В его глазах было что-то скрытое, тайное, что она не могла разгадать. — Просто хотел тебя увидеть… — начал он, но она прервала его, не дав договорить. — Нет, — резко отрезала она, её голос стал твёрже. — Это не так. Я знаю, что не для этого. Себастьян вздохнул, как будто он сдался, хотя его выражение не изменилось. Они остановились прямо перед её домом, и она почувствовала, как всё внутри неё сжалось, как будто каждый шаг, который они делали, был шагом в пропасть. Он смотрел ей в глаза, не отводя взгляда, и это было так напряжённо, что казалось, будто весь мир вокруг них затих. — Ты правда хочешь знать? — его голос стал тише, как шёпот, который мог бы быть интимным, если бы не скрывал столько боли. Джин кивнула, ощущая, как её сердце сжалось, а дыхание стало тяжёлым, но она не могла остановиться. Вопрос не давал ей покоя, и она должна была получить ответ, сколько бы боли это ни принесло. — Я встретился с тобой, потому что хотел убедиться, — он сделал паузу, и она почувствовала, как её тело насторожилось, — что ты счастлива. Её дыхание сбилось, и она замерла, не понимая, что он пытается сказать. Он смотрел на неё так, будто искал что-то в её глазах, но она не могла понять, что именно. — Убедился? — её голос прозвучал слишком резко, как нож, прорезавший тишину. — Я счастлива, Себастьян! Она произнесла это так, как будто её слова могли стать истиной, если только он поверит в них. Она хотела, чтобы его ответ стал подтверждением того, что её жизнь была правильной. Но Себастьян молчал. Слишком долго молчал. — Убедился, Джин, но кое в чём другом, — его голос стал тихим, но в нём был какой-то оттенок уверенности, как будто он знал что-то, что она не могла понять. Её глаза прищурились, и она почувствовала, как её руки сжались в кулаки, а грудь сжалась от напряжения. — В чём? — спросила она, её голос звенел от нетерпения. Он улыбнулся, но эта улыбка была больше похожа на прощание, чем на что-то радостное. Его лицо было слишком спокойным, движения слишком сдержанными, чтобы быть настоящими, что бы быть искренними. — Спасибо за ужин, — сказал он мягко, как будто это было всё, что ему нужно было сказать. Он склонился вперёд, чтобы приобнять её, но это объятие было слишком коротким, как будто он боялся задержаться. — Ещё увидимся, — произнёс он, отступая. Внезапно, что-то внутри Джин сорвалось. Это было как удар по её груди, и слова вырвались, не поддаваясь контролю. — Нет, — сказала она, почти выкрикнув, её голос был твёрдым, но с дрожью. — Нет, Себастьян. Он замер и обернулся, Джин заговорила уже тише, как будто её слова стали слишком тяжёлыми. — Мне было очень приятно тебя видеть, но не думаю, что… — её голос дрогнул, и она прикрыла глаза, пытаясь собрать мысли в единую кучу. — Я не хочу ворошить прошлое. У меня совсем другая жизнь. Муж… Она замолчала, заметив, как его взгляд изменился. Он стал холодным, почти колючим, и его глаза больше не были теми, которые она когда-то знала. Он был другим, словно его внутренний мир закрылся от неё. Он стоял там, не двигаясь, но в его молчании было что-то, что заставило её почувствовать, как её сердце сжимается в груди. Себастьян шагнул ближе, и Джин почувствовала, как её тело напряглось, как будто она была готова отступить, но ноги не слушались. Он был слишком близко, и его близость была настолько родной, что она не могла от него уйти. Его дыхание коснулось её лица, и весь мир вокруг них словно исчез, уступив место только ему и ей. — Джин, — произнёс он тихо, в его голосе было что-то, что заставило её вздрогнуть. Его рука медленно скользнула к её лицу, пальцы осторожно пробежались по её волосам, а затем касание стало более уверенным, нежным, когда он провёл по её щеке. Это движение было таким интимным, что внутри неё поднялась буря. Она должна была остановить его. Должна была отойти. Но не могла. Она смотрела в его глаза, в которых отражались и боль, и насмешка, и что-то ещё, что она не могла разгадать. — Ты говоришь «нет», — прошептал он, его голос был низким, почти бархатным. — Но твои глаза… Они не умеют лгать. Джин почувствовала, как слова задели её до глубины души. Его взгляд проникал в неё, обнажая всё то, что она пыталась скрыть. Время замерло, и каждый его вдох, каждое движение казались еще громче, в этой напряженной тишине.  Она качнула головой, пытаясь оспорить его слова, но он лишь усмехнулся. Его улыбка была грустной, с оттенком горечи. — Моя милая Джин, — шепнул он, его голос звучал едва слышно, но этот шёпот заставил её сердце сбиться с ритма. Он приблизился, его взгляд цепко держал её глаза, не давая отвернуться. Она почувствовала, как его дыхание коснулось её губ, лёгкое, но обжигающее. Её сердце колотилось так громко, что казалось, он тоже может его слышать. Она закрыла глаза, её дыхание стало неровным. Все мысли исчезли, оставив только это мгновение. Она знала, что не должна, знала, что это неправильно, но её тело будто не слушалось. Но вместо ожидаемого прикосновения она почувствовала его улыбку на своей щеке. — Ты такая врушка, — его голос был низким, чуть насмешливым. Джин резко открыла глаза, её лицо вспыхнуло от смущения и непонимания. Она смотрела на него, стараясь понять, что только что произошло, но не успела сказать ни слова. — Ты говоришь одно, но твое тело…— Себастьян чуть отстранился, его улыбка была почти торжествующей. — оно всегда отзывалось на мои прикосновения,— он приблизился к самому уху Джин, — и все в чем я убедился сегодня Джин, так это в том, что оно все еще дрожит от моих касаний. Его губы мягко коснулись её щеки, как лёгкое дуновение ветра. Её тело дрогнуло, и она замерла. Он сделал шаг назад, небрежно развернулся, как будто всё это было для него игрой, и направился прочь. — Себастьян… — выдохнула она, но он даже не оглянулся.