я на грани.

За окнами бушует непогода, снося ветрами всё спокойствие большого города под названием Сеул. Тэхёну кажется, будто мир закончился на этом новом громовом раскате, что заставил содрогнуться саму Землю. Яркие вспышки ослепляют безумно, заставляя щурится. По спине гуляют мурашки, но Ким ведь уже взрослый мальчик, чтобы, как в детстве, прятаться от грозы под кроватью, сжимая в крепких объятиях своего любимого зайку, который теперь одиноко сидит на прикроватной тумбочке и, будто осуждающе, смотрит за своим хозяином, наблюдает своими крошечными глазками-бусинками. Но парень лишь вздыхает, стыдливо избегая игрушечного взора, в конце концов, он ведь всего лишь помогает своему другу. Тэхён укладывает свои вещи в небольшой чемоданчик. Их не так много, поэтому времени тоже уходит значительно меньше, чем ему хотелось бы. Скользит взглядом по часам, где-то в глубине души надеясь, что время замерло, освободив его от такой тяжёлой ноши, которую он по своей собственной воле взвалил себе на плечи. Но только тяжело вздыхает, понимая, что лучше не медлить и не злить своего мучителя. По щеке скользит одинокая слеза, а руки трясутся так сильно, словно он около недели вливал в себя алкоголь литрами, не щадя ни печени, ни своего организма в целом. Размазывает солёную жидкость по лицу, решая, что не даст себе возможности расклеиться и показать Чонгуку, как сильно волнуется, как сильно боится, только дрожь всё никак не желает отступать. В последний раз оглядывается на квартиру, которую так долго делил со своим любимым, теперь оставшемся в прошлом. Замирает прекрасной статуей у порога. Здесь он однажды обрел своё счастье, здесь он его и хоронит. В груди неприятно щемит, где-то под ложечкой отвратительно горько сосёт, но белокурый парень стойко заставляет себя развернуться на пятках и навсегда захлопнуть дверь в ту сказочную страну грёз и мечтаний. Чимин не заслуживал столько страданий в своей жизни, он не должен был оказаться в руках этого деспота. Только здравый смысл кричит на задворках сознания о том, что Тэхён тоже такого не заслуживает. Но Ким старательно отпугивает эти мысли от себя. В конце концов, всё уже решено. Это как поставить кровавую подпись на дьявольском договоре. Отмены быть не может. Холодный осенний ветер безжалостно зарывается своими длинными невидимыми пальцами в светлые волосы, путает их, пересчитывая вновь и вновь. Слёзы неба мгновенно превращают укладку в огромное ничего, воронье гнездо. А ещё безумно холодно. Парню хочется плакать навзрыд, громко и некрасиво, чтобы все и каждый услышали эту боль в груди, прочувствовали её. Но у него в голове набатом бьёт мысль о том, что он не имеет права на подобную роскошь. Этот путь он выбрал для себя сам, поэтому обвинить в этом дерьме некого. А так хотелось бы накричать на кого-нибудь, сказать пресловутое «это ты во всём виноват!» и уйти в никуда, навсегда распрощавшись со своей жизнью. Так ведь проще. Всегда было. Гораздо легче повесить всю ответственность на кого-то другого, постороннего, только бы не задушить самого себя в этих силках осознания собственной причастности ко всем разрушениям, происходящих в собственной жизни. Глотку дерёт огромный комок, который никак не выходит проглотить. Когда он садится в подъехавшее такси — отчетливо слышит звук сработавшего капканного механизма у себя в голове. От него никак не убежать, не спастись. Он в клетке. И это так явно сейчас ощущается, что, кажется, Тэхён вот-вот потеряет сознание от безысходности. И будет безумно рад, если это произойдёт. Так хотя бы на чуть-чуть получится отсрочить своеобразное заключение. Но Ким в порядке. Ничего не происходит. То и дело поглядывает на наручные часы, отсчитывая минуты до своей казни. Чон Чонгук — его персональный палач, личный судья, вынесший приговор. Безжалостный и жестокий, в его голове этот мужчина выглядит таким моральным уродом, что даже тошнит. Парню не хочется боли, ему не хочется лишаться своей свободы, но ради друга — единственного близкого ему человека — он готов на многое, даже на это. Всего на миг прикрывает веки, а воображение уже рисует такие ужасные картинки. От них в дрожь бросает, и Ким с судорожным вздохом открывает глаза, тупо глядя на дорогу. За окнами автомобиля, мчащегося по проспектам так быстро, так неумолимо, понемногу темнеет, нависшие над городом тучи ускоряют процесс приближения ночи. Плотная темнота сумерек аккуратно укутывает город мягкой пеленой, будто своего собственного ребёнка, а капли дождя, громко тарабанящие по крыше автомобиля словно колыбельная для него. И пока фонари не загорелись, Тэхён чувствует себя в этой тьме так спокойно. Словно он в безопасности. Кажется, такси приезжает слишком быстро. Аджосси за рулём по-доброму улыбается, и Тэхёну бы в ответ улыбнуться, но никак не выходит. Он не в том состоянии. Протягивает мужчине деньги, сухо кланяясь в знак уважения и выбираясь из салона. Водитель выходит наружу следом, тут же обходя машину. Открыв багажник, вынимает единственный чемодан. И уходит, ничего не сказав. Хотя Киму и не нужны слова. Он не хочет ничего слышать. Внутри всё замирает от беспокойства перед неизвестностью, будто он сейчас стоит не перед домом Чон Чонгука, а перед огромной тёмной пещерой, которая пугает своей зияющей пустотой. Вновь бросив взгляд на часы на руке, Тэхён понимает: время на исходе. Почему-то ему кажется, что если переступит порог этого огромного особняка в спальном районе, то сразу же умрёт. Сердце остановится. Но он всё равно делает шаг навстречу судьбе, хотя в голове набатом бьёт мысль «бежать», и он бы уже давно принял бы её, но другая, гораздо более упрямая сила, не даёт ему следовать зову разума. Образ избитого до полусмерти друга всё никак не хочет испаряться прочь, и именно это подталкивает Кима ближе к высоким воротам. Ещё миг мнётся у ворот, не решаясь нажать на кнопку звонка, но всё же приходится это сделать, ведь до назначенного времени всего две минуты осталось. Пару долгих секунд ничего не происходит, а после массивная часть высокого забора отъезжает в сторону. И Тэхён входит на территорию своей тюрьмы, не зная, что делать дальше. Оглядывается по сторонам. Ему кажется, будто кто-то смотрит, кто-то наблюдает, следит, выжидает момент. Только Киму так и не удаётся никого обнаружить в поле своего зрения. Переминается с ноги на ногу, руками обнимая себя за плечи. Осторожно ступает к порогу, но инстинктивно отступает на несколько шагов, когда дверь в дом распахивается и в проёме застывает мужской силуэт, в котором Ким прекрасно узнаёт Чона. Сейчас желание убежать ещё сильнее становится. Оно душит, душит, душит. — Проходи, Тэхён, — Чонгук отодвигается чуть, освобождая гостю проход, а парень чувствует, как против его воли по щеке вновь струится слеза. Но времени на непродуктивную истерику больше нет. Клетка с лязгом захлопнулась. Выхода забаррикадирован. Завал не разобрать никак. Проходит в дом, стараясь как можно незаметнее стереть непрошенную солёную дорожку. Чонгук небрежно, без предупреждения выдёргивает из его руки ручку чемодана, как только Тэхён переступает порог. Дверь позади закрывается, и Ким понимает, воспринимает звук замка как последний рубеж. Теперь позади огромная пропасть с раскалённой магмой на дне. — Идём, я покажу тебе твою комнату, — и парень беспрекословно следует за мужчиной, предварительно сняв обувь, поднимается по лестнице на второй этаж. Дом красивый, в нём чисто, и всё на своих местах. Тэхён бы даже заметил это, если бы не обстоятельства. Как-то не до обстановки сейчас. Большая красивая комната, в которой куча разных книг на полках, отделана в синих тонах. Про себя парень отмечает, что в глубинах своего любимого цвета ему спокойнее, хотя всё же напряжение бродит по телу, не желая отпускать. — Переодевайся и спускайся ужинать, — Ким кивает едва заметно, но в сторону Чонгука смотреть не может. Каждый взгляд, случайно зацепивший его фигуру, заставляет парня вспоминать, зачем он здесь, и размышлять, что же его ждёт уже сегодня ночью. Мужчина выходит, оставляя Тэхёна наедине с тяжёлыми мыслями, которые тянут куда-то на дно. Но поделать уже ничего нельзя, и парень послушно принимает свою участь. Назвался груздём — полезай в кузов.

***

Уже внизу, стоя в дверном проёме кухни, в очередной раз окутанный нерешительностью, Ким мрачно отмечает, что Чонгук готовит сам. Это наталкивает на мысль, что домработницы здесь нет, а, значит, и спасти Тэхёна сегодня никто не сможет. Вообще-то, мысль о боли парня очень сильно пугает. Он не большой её любитель. Его никак нельзя назвать мазохистом. Ким боится, потому что любой её вид вытесняет его в лабиринты далёкого тёмного прошлого, от которого столько лет бежал, прятался, а сейчас, кажется, вновь окунётся в этот дикий кошмар наяву. Парень настолько погружается в свои мысли, что даже не замечает, как Чонгук подходит к нему слишком близко. В себя Тэхён приходит лишь тогда, когда его тёплые широкие ладони обхватывают его лицо. И дёргается, как от огня, в попытке отстраниться, но хватка слишком крепка для такого слабого и вымотанного морально сейчас Кима. В глазах неподдельный ужас, и он сковывает всё Тэхёново тело. — Расслабься, — шепчет мужчина прямо Киму в губы, а парень жмурится, чувствуя, как очередной ком застревает в глотке. Мысленно готовится к неизбежному, хороня себя и своё достоинство в обломках своей бесполезной жизни. Но ничего не происходит. Совсем, — ничего не будет сегодня, — эти слова доходят до Тэхёна, будто сквозь толщу воды, но слабо успокаивают. По крайней мере, сегодняшним вечером его точно не тронут, — а то выглядишь так, будто у тебя сейчас истерика на этом фоне начнётся. Ведь так и есть. Сейчас Тэхён на грани. Бредёт по канату, грозящему вот-вот оборваться под весом парня. И хотя слова Чонгука даровали немного комфорта, всё же — это лишь отсрочка. Рано или поздно участь принять придётся. — Ты ведь не девственник? — мужчина, наконец, выпускает лицо Тэхёна из своих рук и озабочено смотрит прямо в глаза. Под его взглядом Киму хочется съёжиться в маленький комочек, спрятаться под плинтусом и не вылезать оттуда никогда. Отрицательно мотает головой. Движения его быстры и нервозны. Тэхён пытается себя контролировать, но ничего не выходит. В голове гуляет так много мыслей, зародившихся на фоне недавнего жеста Чона. Ему даже не верится, что этот человек садист, и в то, что Ким скоро будет выглядеть похуже, чем адмирал Колиньи после того, как его потаскали по улицам, тоже верится с огромным трудом. И удивляет это едва заметное облегчение, которое мелькнуло где-то на самом дне его глаз маленьким огонёчком и тут же потухло. Ким кусает губу, наблюдая за тем, как мужчина смеётся чему-то про себя, но, вдруг уловив запах горелого, Тэхён инстинктивно бросается к плите. Помешивает скворчащее мясо в собственном соку на сковороде, и удивляется тому, что Чонгук готовит самостоятельно. Парню не хочется верить в то, что Чон — садист, потому что судьбу свою принимать Ким тоже всё ещё не хочет. Мужчина растерянно смотрит за тем, как Тэхён берет готовку ужина в свои руки, а парню лишь хочется отвлечься хоть как-то. Чонгуку кажется, будто всё это сон, и Ким Тэхён — его сладкое воздушное наваждение — вот-вот растает, повиснув в помещении лёгкой дымкой. Но его забитость омрачает ситуацию. Вообще-то, Чон Чонгук презирает нежность, ненавидит умиляться, но сейчас Ким Тэхён его заставляет это делать. Мужчина не знает, куда себя деть. Ему привычно хочется кого-нибудь ударить, избить, что-нибудь сломать, разгромить, только бы вновь почувствовать власть над всем, в том числе и над своими же эмоциями. Ему хочется подойти к парню сзади, сдавить пальцами талию до боли, чтобы он завизжал и признал его власть над собой, не боялся, но покорно признал, что он полностью под его контролем. Но Чонгук лишь отступает к двери, чтобы не сорваться. Он не хочет напугать Тэхёна, боится услышать крик точно так же, как и желает его услышать. Эти противоречия сводят с ума. Он сам не рад, что всё затеял. Выбегает прочь из кухни. Ему нужно побыть одному. Ему нужно всё обдумать. Ким Тэхён ничего не понимает, но без мужчины в поле зрения становится как-то легче дышать. Парень выключает конфорку и смотрит на всё ещё шипящее мясо, но аппетита нет. Ему хочется лечь спать, только он думает, что это может разозлить Чонгука. Немного страшно делать что-то без его ведома в этом доме. А после плюёт на всё, отпуская ситуацию. В конце концов, рано или поздно он всё же окажется на месте Чимина. Вот только пожаловаться ему уже будет некому. Хочется позвонить другу, но Тэхён помнит, что Пак заблокировал его номер, хотя совсем и не понимает причины. И ощущение одиночества ещё больше заставляет его убедиться в том, что терять уже нечего. Ким идёт в свою комнату. Внутри царит мягкий полумрак от ночника, непонятно откуда взявшегося. Всё здесь выглядит так, словно его давно ждали, к его приезду готовились. На периферии сознания мелькает крамольная мысль о том, что всё не так просто, что что-то не так. В голове паззл отказывается складываться в единое целое, а парня это раздражает. Он забирается под одеяло, даже не удосужившись переодеться, и любуется на потолок, на котором танцуют причудливые блики от мягкого светильника. Ким чувствует себя странно, будто на дне морском. Всё вокруг такое нежно-синее, такое волшебное. И невольно расслабляется, позабыв обо всех тревогах. Прикрывает глаза, мгновенно уплывая в мир тех далёких грёз, в которых когда-то так сильно хотелось остаться навсегда. Под одеялом так тепло и уютно, так хорошо. И снится ему счастье, которое они так долго строили с Юнги. В памяти Тэхёна оно ещё не разбилось, оно всё ещё излучает тусклый пламенный свет.

***

Чонгук осторожно открывает дверь в комнату Кима и, переступив порог, прислушивается к мерному дыханию, наполняющему помещение до краёв. Из-под пухового одеяла торчит только растрёпанная белокурая макушка. И ему до странного зуда в кончиках пальцев хочется подойти и зарыться ладонью в спутанные чуть влажные от дождя пряди, но, опасаясь разбудить, Чон предусмотрительно этого не делает, позволяя себе лишь любоваться мнимым спокойствием парня, которое — он абсолютно уверен — прахом по ветру развеется на утро. Время давно перевалило за полночь, а Чонгук, столько времени проведя в своём кабинете, так и не понял ничего. Его успокаивает только то, что времени теперь более, чем просто достаточно, чтобы со всем разобраться. Чон выключает ночник и выходит прочь, не желая больше рисковать умиротворённым сном своего гостя. Он даже не замечает, как из-под одеяла на него, чуть прищурившись, смотрят два больших карих глаза. Спустившись на первый этаж, мужчина заходит на кухню. Он голоден, поэтому первым делом подходит к плите, чтобы разогреть себе ужин. И с какой-то, непонятной даже ему самому, досадой отмечает, что Ким ничего не съел. В груди вновь поднимаются два противоположных чувства, с одной стороны он переживает, а с другой — его раздражает такая безответственность и беспечность по отношению к собственному здоровью. И часть его хочет ринуться наверх, чтобы насильно впихнуть в Тэхёна ужин, но другая разумно предполагает, что, возможно, парень просто поел у себя дома прежде, чем приехать сюда. Мужчина даже не замечает, как за порывом подняться в комнату Кима вновь, скрывается лишь тихое желание — ещё раз увидеть парня. Он слышит у себя в голове лишь далёкие отголоски чего-то ранее неизвестного ему. Но именно это его и пугает больше всего. Чонгук не хочет меняться. И не будет. Уж точно не ради какого-то парнишки.

***

Утро наступает незаметно. Сон Тэхёна отступает медленно, словно Ким сначала лежал в горячей ванной, а теперь тепло улетучилось, и лишь неприятная прохлада окутывает тело. Морщит носик ещё во сне. А когда глаза открывает, то сразу же хочет их прикрыть. Солнечные лучики неприятно режут, и парень жмурится, поддаваясь инстинкту. В душе странная пустота теплится, Тэхёну бы выдохнуть её из груди, выгнать прочь из-под кожи, вытеснить, но не выходит. Он даже не сразу понимает, где находится, но события предыдущего вечера слишком быстро настигают ещё сонное сознание и действуют эффективнее удара хлыста. Парень мгновенно присаживается на своём ложе, только теперь краем глаза замечая, что тёплое одеяло сбилось в сторону и сейчас покоится на самом краю огромной бесформенной горой. Поэтому Киму и было прохладно. Но это в данный момент волнует меньше всего. Сейчас накатывает какое-то отчаяние, которое цепко хватается за Тэхёна, как за последнюю надежду. Только Ким может дать ему жизнь, и, надо сказать, он довольно неплохо справляется с этой ролью. Вчерашнее обещание, данное самому себе, сегодня в лучах рассвета кажется таким далёким и необдуманным, таким безумным, что парню хочется чем-нибудь очень сильно приложить себя по голове. Принять свою судьбу оказывается куда более сложной задачей, чем казалось перед сном. В данный момент всё играет новыми красками, всё купается в понимании отчаянной безысходности. Мужчина утыкается лбом в колени, Тэхёна чуть потряхивает, хоть и не так, как вчера вечером, но всё-таки, неприятно. Это слабость. Страх делает его уязвимым, но парень не может с ним бороться, не может скрыться от него. И у этого страха лицо Чон Чонгука. Ким думает, что, наверное, нужно вставать. Часы на стене показывают около семи утра. Значит, скоро ему нужно будет идти в университет. И в голове вдруг возникает вопрос, а заставят ли его оставить учёбу? Тэхёну совсем не хочется быть птичкой в клетке, не хочется отказываться от последнего кусочка своей свободы, но в голове уже давным-давно подписан пакт о безоговорочной капитуляции своего достоинства. Его кровавая Парижская свадьба сыграна, и он связан по рукам и ногам чужой верой, которую принял принудительно-добровольно. С тяжёлым вздохом поднимается с кровати и выходит из комнаты. Наткнуться на хозяина дома совсем не хочется, но у судьбы на это утро другие планы. Возле лестницы Тэхён замечает того, кто вселяет ужас в каждую клеточку тела своим непредсказуемым поведением. — Как раз хотел тебя будить, — тон у Чонгука какой-то стальной, разительно отличающийся от вчерашней странной неуверенности. Тэхён отмечает сей факт у себя в голове неосознанно. Руками себя обнимает, — спускайся завтракать, — Чон лишь мимолётно скользит по парню жёстким взглядом и исчезает внизу. Ким кивает в пустоту и, медленно перебирая ногами, следует за хозяином дома, а теперь ещё и за хозяином его жизни. На кухне витает приятный аромат кофе, который Тэхён просто обожает, и яичницы. Живот громко урчит, заставляя парня чуть покраснеть, но, к его счастью, мужчина в этот момент чем-то гремит возле шкафчиков. И Ким облегчённо выдыхает. — Садись, — негромко, но всё с той же жесткостью, говорит Чонгук и указывает через плечо на стул. Тэхён так и поступает, думая, что сейчас лучше не лезть на рожон. Спустя несколько минут, на стол перед ним опускается тарелка с аппетитным завтраком, но, даже несмотря на голод, кусок в горло не лезет, ведь Чон наклоняется к его уху и со злостью шепчет: — Только попробуй не поесть, — это окончательно выбивает из колеи. Вроде похоже на своеобразную заботу, но в то же время так странно и пугающе звучит, что всё желание кушать с этим человеком за одним столом отпадает напрочь. Парень сглатывает жидкость, образовавшуюся во рту, и берёт в руки вилку. Ковыряет яичницу, никак не решаясь приступить к трапезе. — Если не будешь есть, то я свяжу и буду кормить тебя с ложечки, — звучит угрожающе-серьёзно, и это подстёгивает больше не колебаться. Тэхён осторожно поддевает вилкой кусочек и отправляет в рот. Блюдо кажется вкусным, и Ким мгновенно забывает обо всём. Набрасывается на еду, отгоняя прочь от себя ненужные мысли. И совсем не замечает искренней усмешки, тронувшей чужие губы. Когда последний кусочек блюда съеден, парень, позабыв о стеснении, откидывается на спинку стула и не думает ни о чём. Сытый и довольный, как кот, он не находит в голове ни одной мысли. Даже страх на какое-то время отступает. И вдруг синим кодом вспыхивает факт, что ему сегодня нужно быть в университете к началу первой пары, а Тэхён даже ещё не знает, позволено ли ему выходить из дома. Минутная расслабленность отступает, подняв белый флаг, и Ким вновь напрягается, не решаясь задать вопрос. — Эм… — тянет, а в голове нет ни одного слова, он потерян. Чонгук заинтересованно отрывается от завтрака, но на дне глаз холод. Он похож на снежную защиту, или Тэхёну просто хочется так думать. — А… — снова запинается, всё так же не находя нужных слов. — Спрашивай, я не кусаюсь, — Ким думает, что это звучит как-то абсурдно, с учётом того, что он видел те фотографии, которые присылал ему Чимин чуть ли не каждый день. — Я смогу посещать университет? — на выдохе, без запинок. Чётко и быстро, не давая себе возможности на очередной потоп сомнений. Тэхёну кажется, что Чонгук сейчас его ударит. И парень титаническим усилием воли вынуждает себя не сжаться комочком, не забиться в уголок и не завизжать от ужаса, сковавшего тело. — Ты не в тюрьме, но если задерживаешься, то предупреждай, — Ким в ответ может только кивнуть. А в следующую секунду срывается с места, всё же не выдержав, и сбегает в свою комнату собираться. На душе как-то легче становится. Всё же, хотя бы какая-то часть прежней жизни останется с ним.

***

По прошествии месяца Тэхён уже даже как-то умудрился смириться со своей «нелегкой» участью, потому что забегался, пытаясь восстановить свою репутацию, изрядно подпорченную Чимином, на каждом углу утверждающем, что Тэхён — редкая сволочь, ушедшая от своего парня к папику побогаче, в университете, что, кстати говоря, ему неплохо удалось, потому что преподаватели, до определённого момента косо смотревшие на него — Кима — из-за слухов, вновь стали относиться к нему хорошо, благосклонно. Портило всё только одно — он, наверное, скучал по Юнги, а ещё всё никак не мог понять, почему Чимин его избегает. Понять, почему он выдумал эту несчастливую историю любви, Тэхён смог, ведь никому из них не хотелось нарываться на полицию: у чонгука связи, Чонгук бы слухов, связанных с ним, не простил. Но вот, почему Чимин отстранился для Кима оставалось загадкой. Чонгук к нему так и пальцем не прикоснулся. И да, поначалу Тэхён всё время пребывал в нервном напряжении, ожидая какого-то бума, всплеска ярости, но ничего не происходило. Никогда. Ни по вечерам, ни по утрам. Разве что мужчина вечно ворчал, потому что Ким частенько отказывался от еды. Но этим ворчанием или грозной миной все и ограничивалось. И человек не может жить в постоянном страхе, слишком уж большая нагрузка на нервную систему — рано или поздно становится просто всё равно, плевать. Это своего рода разгрузка для организма. Вот и у Тэхёна так и произошло. Волнение отступило. Он забылся и погрузился в учёбу с головой. Писал курсовую, выступал на разных конференциях, и, казалось бы, всё вернулось на круги своя, но только всё же жизнь стала другой. В ней не было любящего парня, к которому хотелось нестись домой с подработки. В ней не было лучшего друга, с которым можно было бы поболтать по душам. В ней не было никого, с кем можно было бы разделить тот тяжелый осадок, который оставила вся эта ситуация. Да, вроде все на своих местах, и Ким ко всему привык. Но почему же тогда каждую гребаную ночь ему так хочется плакать? Почему же так сильно давит эта клетка, в которую он сам себя запер? Сейчас Тэхён бы даже, возможно, обрадовался, ударь его Чонгук наотмашь или спусти он его с лестницы. Потому что физическая боль хотя бы на мгновение помогла бы заглушить тот невидимый океан, что бушует у него внутри каждое чертово мгновение. Потому что легкие перестали бы так сильно гореть от каждого короткого вдоха и ощущения жизни под ними. Потому что сердце перестало бы так сильно сжиматься при одном взгляде на контакты людей в телефоне, от которых в одночасье пришлось отказаться. А еще Тэхён нашел бы того, кого смог бы ненавидеть всей душой. Просто сейчас логика и здравый смысл не позволяют найти крайнего, потому что, по сути, крайний во всём этом — он сам. Никто иной. Он сам толкнул себя на эту авантюру, готовый к худшему раскладу. Он сам бросил Юнги и не рассказал ему ни о чем. Он сам даже не пытается как-то связаться с Чимином, несмотря на то, что стоило бы обсудить многое. И во всем этом дерьме Ким захлебывается каждый день в полном одиночестве, потому что рядом только Чонгук, которого заботит только физическое состояние Тэхёна. Да и с чего бы ему беспокоиться о том, что творится у парня внутри? Кто он ему? Отец, что ли? Не насилует — и на том огромное «спасибо». — Юнги, ты чего такой кислый опять? — в один из дней слышит Тэхён знакомый голос в парке, через который направляется в дом Чонгука. И инстинктивно оборачивается вокруг своей оси, глазами выискивая друга. Чимин сидит на одной из кованных лавочек, пытаясь заглянуть в глаза бывшему парню Кима, который, кажется, действительно чем-то очень сильно расстроен. И Тэхёну тоже хочется подойти и узнать, что же произошло. Хочется подойти и обнять, прижать к себе и поддержать. Хочется просто поговорить, как раньше, сходить вместе в какое-нибудь дешевое кафе, поесть мороженого и развеять непрошенную грусть по ветру. Только Ким теперь не имеет на это права. Сам все испортил, теперь остается только наслаждаться делом рук своих. Тэхёну бы сейчас просто пройти мимо, не подавая виду, что заметил их, только что-то не дает ему и шагу ступить, словно он прикован к этому месту, красивым молоденьким деревцем врос в асфальт. — Ты все еще из-за Тэхёна убиваешься? — друг кладет руку на плечо Юнги, который просто сидит и сверлит взглядом пространство, кажется, даже не замечая присутствия еще кого-то рядом с собой, — ой, да брось! Еще бы так страдать из-за какой-то шлюшки! — у Чимина это выходит как-то слишком громко, а у Тэхёна в горле ком, потому что слова врезаются острыми осколками куда-то между ребер и в лёгкие. И вроде Ким жив, всё ещё держится на ногах, а ощущение, будто легкие наполняются его же кровью и вдохнуть не выходит, — он спит с каким-то мужиком за бабки, Юн-Юн. Забудь уже о нём. От такого дерьма нужно сразу избавляться, а не переживать! Мин по-прежнему сидит молча, а Тэхён всё ждёт, что парень хоть что-нибудь ответит. Хочется, чтобы он встал, накричал на Чимина, может быть, даже ударил. Но с чего бы ему это делать, а? Ким ведь его бросил сам. Сам назвал себя шлюхой в том роковом SMS-сообщении. Сам сказал, что изменял ему целый месяц. Поэтому… — Я знаю, Чимин, я знаю, — кажется, Юнги почти шепчет, но Тэхён всё равно разбирает это. И глаза заполняет неприятная влага, затмевающая все вокруг. Весь мир размыт и неприятно пляшет. Кричать хочется. Хочется броситься к парню на шею и всё рассказать. Кажется, сейчас все однозначно встало на свои места, потому что паззл собран, картинка целая. И от нее веет болью и каким-то безразличием. В какой-то короткий миг мир выключается, и Ким просто отворачивается, резко срываясь на быстрый бег, направляясь куда-то в неизвестность. Просто подальше от этого места. Просто подальше от всех. Он бежит, не разбирая дороги, около часа, пока просто не спотыкается о какой-то булыжник и не падает. Стесывает колено в кровь, чувствует боль, но, честно говоря, ему плевать на это, потому что внутри пожар гораздо сильнее, он сжирает все, что только можно, а главное — его хрупкое и без того изрядно потрепанное сердце. Слезы затопили его путь, всё кажется таким зыбким и неустойчивым, он даже не видит, где находится, не говоря уже о том, что просто игнорирует окружающих людей, которые, к слову, также не проявляют особого интереса к нему. Просто сидит на коленях прямо посреди дороги, забив на то, что может подхватить какую-нибудь заразу, потому что из коленки все еще тоненькой струйкой вытекает кровь, «удобряя» землю. Тэхён не глупый, догадался, как все на самом деле случилось. И этот дурацкий план его псевдо-друга сам собой родился в голове. Но Ким даже знать не хочет, для чего Пак Чимин это делал, просто больно от того, что он так поступил. Ким с трудом поднимается на ноги, растирая грязной рукой слезы по лицу, отчего на коже остаются разводы. И даже дергается, будто от неожиданного удара током, когда телефон в кармане пиджака вибрирует. Хмуро смотрит на знакомый контакт, вечно переживающего за него Чонгука, но сбрасывает звонок. И мобильный отключает. Тэхёну хочется побыть одному, а ещё хочется спросить у Чимина, за что он так с ним — с Тэхёном — ведь сквозь года через столько проблем вместе прошли рука об руку. Только Ким сейчас не готов. Сил нет пойти и посмотреть в глаза бывшему другу, ради которого пошёл на всё: расстался со своим парнем, выставив себя не в лучшем свете, подписался на какие-то BDSM-игрища с садистом. И хотя Тэхёну повезло, Чонгук его не трогает неизвестно только, почему. Но это не отменяет чувства потерянной жизни, сгоревшего дотла счастливого прошлого. И Юнги, который так легко во всё поверил. Внезапно в груди разгорается чертова злость на весь мир, хотя винить во всем нужно только одного человека — Ким это знает. Всё произошедшее — на трезвую голову парень бы так и подумал — полностью на его совести. Только Тэхён несет ответственность за все эти перепутанные в пьяном бреду судьбы, потому что Чимин просто расставил капкан, натянул паутину. И Ким мог бы избежать этой ловушки, просто позвонив тогда в полицию, но он же благородный! Он же готов был пожертвовать всем ради друга! Наслаждайся теперь, Ким Тэхён, своим благородством. Хотел поиграть в супергероя? Доигрался? Даже Чонгука ни в чем не обвинишь, потому что он просто паук, который не собирался его трогать. У Чимина денег много, он мог просто подкупить гребаного мужика из очередного казино. Тэхён сам принёс Чонгуку себя на блюде. Но только гнев всё равно обжигает глотку, да так сильно, что Ким просто визжит от отчаяния на всю улицу, срывая связки, сдирая кожу ладоней ногтями, и снова разражаясь удушливыми рыданиями. «Юнги тоже хорош!» — думается парню, — «так легко отпустил, позволил уйти! Так легко поверил Чимину!» Только все равно понимает, что всё не так. Мин не обязан был ничего выяснять, он просто парень, которому Тэхён сделал больно. Обычный человек, который любил Кима сильно, а последний в свою очередь просто плюнул в душу своим заявлением о том, что завёл любовника на стороне. Растерзал его, словно стервятник. И себя заодно. — Парень, дайте пройти! — какая-то женщина толкает Тэхёна в плечо, потому что он стал посреди дороги, увлеченный ненавистью к самому себе. Пошатывается, потому что не ожидал, и, не удержавшись на ногах, снова падает на землю, едва успев выставить вперед руки. Ладони не сразу обжигает боль. Она приходит с опозданием. Но приходит. Наверное, всегда. Ким не знает, что ему делать, как поступить. Эта волнообразная злость, что всё время заставляет рыдать и страдать, эта противная желчь, поднимающаяся откуда-то изнутри, этот противный насморк от слез — всё сводит его с ума. Куда ему сейчас идти? К Чонгуку? А не глупо ли это — возвращаться в логово зверя, который, оказывается, и не зверь вовсе? К Чимину на разборки? А не глупо ли это — идти и устраивать скандал из-за своей же тупой ошибки? К Юнги? А что Тэхён может ему сказать? Назвать Пака мразью и сволочью? Открыть ему на все глаза? Тогда, получается, и на себя открыть? Мин ведь любил идиота. Ким просто снова встает на ноги. Разбитый, сломленный, и плетется в неизвестность. Жить не хочется. Хочется просто закрыть глаза и умереть. Или хотя бы понять, что же он сделал не так в этой жизни, раз уж всё вот так сложилось? Ответить ему, увы, никто никогда не сможет. Почему-то, вселенная всегда не благосклонна к тем, кто старается жить по ее правилам. Тэхён приходит в себя только на мосту, где они когда-то встретились с Юнги. В душе так пусто вдруг становится, слёз больше нет, а на месте сердца — огромная открытая рана. Голова такая тяжелая, будто кто-то заставил его надеть венок из почерневших колосьев и увядших цветов, в которые вплетены темные широкие траурные ленты. Смотрит вниз в тёмные глубины реки Хан. Ему вдруг становится интересно, сколько израненных путников она в себе похоронила, скольких приняла в свои обманчиво теплые манящие обьятия. На секунду в голове мелькает мысль о прыжке, только она Кима пугает, и он отшатывается от перил, через которые перегибался. Внезапно над головой раздается протяжный грохот и темные мрачные небеса озаряются яркой вспышкой молнии. Белёсые стрелы рисуют причудливые завораживающие узоры на полотне ночного неба, и первая крупная капля тяжелой слезой чужого сиротства и боли, скрепленной клятвой молчания, срывается вниз, беззвучно разбиваясь о землю. Это начало дождя, а для Кима — конец жизни. По крайней мере, он сам так думает. Темное небо, затянутое тяжелыми облаками, на котором нет ни одного даже малюсенького просвета, разражается громкими злыми рыданиями, а парень просто стоит на одном месте под этим холодным ливнем. Ему очень трудно идти, Тэхён фактически задыхается, давится воздухом, очень трудно дышать, но он все же заставляет себя сделать еще один шаг, толкает себя к этой западне, укутанной терновыми кустами и пропитанной сухим запахом полыни. Ким, ни секунды не раздумывая, направляется к дому Чонгука, потому что больше некуда идти. У него в этом мире нет никого, кто мог бы сейчас помочь, обнять и выслушать. Но хочется просто взять и закрыться в комнате, спрятаться от всего мира и похоронить себя под грудой теплых одеял. Может, заснуть. И больше не проснуться. Именно с такими мыслями и промокший до нитки Тэхён доходит до знакомых ворот, за которыми огромный особняк — его пристанище уже как месяц. Несколько минут топчется на месте, совершенно не замечая собственной дрожи. Вообще-то, у него зуб на зуб никак не попадает, но ему все равно. Плевать на всё: плевать на то, что волосы мокрыми червяками неприятно лезут в лицо, плевать на порывы ледяного ветра, пробирающего до костей, плевать на предательство близкого человека. Хочется просто сдохнуть. Когда Тэхён проходит в дом, то не успевает даже дверь за собой закрыть нормально. На него вихрем накидывается Чон Чонгук, кажется, выскочивший из кухни. Мужчина резвым козликом скачет вокруг Кима, и парень бы даже обратил внимание на эту странную обеспокоенность в его глубоких темно-карих глазах, утонул бы в ней, но Тэхён не замечает ничего, потому что всё, просто застыл красивым, но измученным изваянием, продрогших до косточек, настрадавшимся до слабой головной боли, которую парень просто игнорирует. И сверлит пустым взглядом пространство впереди себя, пока Чон стаскивает с его плеч мокрый насквозь рюкзак. — Где был столько времени, Тэхён? Почему не позвонил? Почему не предупредил, что задержишься? — строгое волнение прошибает током по позвоночнику, только Ким всё равно упрямо молчит и не двигается, — половина второго ночи, понимаешь? Я думал, что с тобой что-то случилось! — парень думает, откуда взялся этот щегол, не прекращающе щебечущий ему на ухо свои речи, и куда делся тот властный пугающий мужчина, который вообще-то брал его — Тэхёна — к себе в сексуальное рабство и обещал ему все виды существующих страданий. Эти мысли как-то выталкивают Кима из ступора в тот момент, когда всё ещё ворчащий Чонгук насильно заталкивает парня под душ и включает горячую воду. Тэхён судорожно скользит взглядом по своему телу, пугаясь. Думает, что пока игнорировал реальность, его успели раздеть до того, в чем мать родила, но нет. Он всё ещё в нижнем белье. Кажется, Чонгук не настолько наглый. Уголки Тэхёновых губ дёргается в попытке улыбнуться, только не выходит, потому что, кажется, кто-то вновь подсовывает ему в голову мысли о Юнги и словах Чимина. И глаза как-то сами наполняются слезами, пока Чон нежно и ласково промывает его спутавшиеся волосы. Тэхён не контролирует себя в тот момент, когда громко всхлипывает и утыкается носом в чужую грудь, снова разражаясь некрасивыми рыданиями. Футболка Чонгука и без того мокрая от брызг горячей воды, так еще и Ким соплями своими мажет ткань. Странно, Тэхёну казалось, что он всё уже выплакал. Только по венам растекается спокойствие, когда мужчина, выключив воду, вдруг прижимает его к себе ближе, чтобы обнять и невесомо поцеловать в макушку. Это странно, потому что ему несвойственны такие нежности, но с Ким Тэхёном, почему-то, хочется проявить заинтересованность и разделить его боль. Парень понятия не имеет, сколько они так простояли, но по итогу ему стало совсем немного, но легче. Хотя когда снова показалось, что больше плакать он уже не сможет, захотелось выкинуться в окно. И Ким вот так легко, уже сидя в своей спальне в теплой пижаме, на кровати под одеялом, вновь впадает в свой диковатый ступор. Чонгук приносит крепкий чай и какие-то вкусные вафли, которые впихивает в Тэхёна чуть ли не силком, потому что ему ничего не хочется. Но Чон был бы не достоин своей фамилии, если бы не сумел заставить парня перед собой подчиниться. И уложил Кима спать. У него глаза от слез горели, а еще он настолько морально вымотался, что заснуть не составило труда. Последнее, что Тэхён запомнил из этого долгого дня — все такой же обеспокоенный взгляд Чонгука, сидящего прямо рядом с ним на краю кровати и мягко поглаживающего его по волосам, которые сам высушил феном.

***

Чонгук, волнуясь об успеваемости Кима, учтиво звонит в университет и, представившись опекуном Тэхёна, предупреждает деканат о том, что парень сильно заболел, поэтому, минимум, неделю на занятиях присутствовать не будет. И вот уже третий день таскает ему еду в постель и кормит с ложечки даже тогда, когда Тэхён, как маленький ребенок, отказывается и упирается. — Я не голоден, — вяло бормочет Ким, когда сильные руки в очередной раз вынуждают его принять сидячее положение на кровати, но Тэхёна никто не желает слушать, потому что Чонгук знает, насколько важно хорошо питаться, потому что всё ещё помнит ужасы пятнадцатилетней давности, помнит, как таскался по больницам с пищевыми расстройствами, и мама тратила на него последние деньги, чтобы только помочь. — Боже, не беси, — за эти несколько дней Тэхён даже привык к его вечному ворчанию, — всё равно заставлю, даже если будешь вести себя, как пятилетний капризный ребенок! Поэтому ешь и не выступай. Парень берёт в руки ложку, чтобы почерпнуть немного супа и отправить в рот, отметив в который раз, что мужчина готовит просто божественно, и покорно замолкает, потому что понятия не имеет, как на это реагировать. Внутри что-то мерцает, хотя и очень тускло, да и редко, если честно, такое тихое, спокойное, чтобы основательно задуматься и распознать. Но Ким — уставший, забитый — не может никак сосредоточиться и понять, что же именно. — Ты кормил меня два часа назад, — устало выдыхает парень, прожевывая кусок хлеба, потому что ему всё ещё ничего не хочется: ни есть, ни пить, ни даже жить. Хотя, пока рядом Чонгук, эта хандра, пусть лишь на считанные миллиметры, но отступает. И Ким чувствует слабое-слабое умиротворение, потому что комната, будто чем-то наполняется. Ему не так одиноко, не так тихо. Он будто и не один вовсе, в глубинах своих проблем. — Вообще-то, шесть, — как-то даже обиженно исправляет Чонгук, а Тэхён в ответ на эту синтенцию дергает уголками губ в попытке улыбнуться, — ты опять ревел всё это время, — Чон даже не спрашивает, он констатирует факт, разглядывая опухшее от слез лицо паренька, — побереги свои нервы, Тэхён! — парень понимает, что мужчина прав, только ничего поделать с собой не может. — У тебя нет таблетки от головной боли? — Ким спрашивает, потому что в висках долбит набатом. Прекрасно понимает, что это от того, что постоянно голосит, всё время себя изводит. А еще от того, что нос забит круглыми сутками, и ничего не помогает, потому что он никак не перестаёт плакать. — Есть, да, — Чон поднимается с края кровати, — сейчас принесу, — Тэхён благодарно, но слабо кивает и отправляет в рот следующую ложку супа, — учти, когда вернусь половина тарелки должна быть уже прикончена! — Чонгук оборачивается к парню от двери и улыбается, надеясь, что Ким растянет губы в ответном жесте, но он просто кивает. И вновь остаётся один, когда дверь тихо притворяется за только что вышедшим. Тэхёну не нравится это чувство пустоты. Он в ней тонет, захлебывается ею, пытается выплыть на поверхность, но с каждым разом оказывается лишь глубже. Потому что что-то тянет на самое дно, что-то душит, оставляя странгуляционные борозды на шее. И парню хочется выйти в окно, чтобы только хоть что-нибудь почувствовать. Но Ким, словно робот, продолжает отправлять вкусный суп себе в рот ложка за ложкой. И, когда мужчина возвращается к нему, уже доедает всё. — Держи, — Чон протягивает парню небольшую круглую таблетку и стакан воды. Тэхён только и может, что послушно принять это, вымолвив «спасибо» так тихо, что Чонгук, наверное, не услышал даже. Мужчина забирает поднос с едой и, пожелав спокойной ночи, выходит прочь. И даже свет выключает. Ким снова остаётся один, терзаемый болью и безразличием к будущему. А мужчина за дверью готов разнести всю планету, потому что никак не может придумать, что поможет вывести Тэхёна из этого состояния, что вновь вдохнет в него жизнь, заставит улыбаться и радоваться. Чонгук помнит, как одним из вечеров прошедшего месяца они с Кимом сидели вместе на кухне, обсуждая прошедший день, и парень искренне смеялся в ответ на шутки Чона, иногда даже чересчур плоские. А сейчас он видит Тэхёна таким каждый вечер: разбитым, безразличным, отчаявшимся. Чонгук боится, что если сейчас позволит Киму уйти, то парень наделает глупостей. Мужчина не хочет услышать в новостях о том, что студент Сеульского университета вдруг с собой что-то сделал, поэтому молчит, продолжая фальшивую игру в деспота. Хотя роль он свою исполняет так себе, будем честны. И сам не понимает, почему вдруг так размяк. До появления этого парня [Тэхёна] в доме ему было плевать на чужие слезы, он не обращал внимания на мольбы и старался держаться ото всех подальше, но Ким всё перевернул с ног на голову, что-то вдруг щелкнуло в голове, и жизнь потекла вдруг в другом направлении. — Бесит! — с громким стуком Чон опускает на кухонный стол поднос, а Тэхён в этот же момент взрагивает от глухого звука в своей комнате, будто просыпаясь от глубокого сна. Внутри что-то переворачивается, совершвет кульбит, и мысли обретают форму. Тэхён слышит голос собственного сознания, чувствует что-то, но идентифицировать это никак не может. Вдруг как-то слишком внезапно осознает, что единственным, кому было до него хоть какое-то дело в последние дни, был Чонгук. Да, Чонгук — один на свете человек, который беспокоился о Киме. Парень его так боялся, так переживал о своей прошлой жизни, что даже не замечал всех этих маленьких жестов со стороны Чона. Тэхён относился к мужчине так, словно тот уже причинил ему — Киму — много боли, только вот Чонгук его и пальцем не тронул. Даже сейчас моет за ним посуду, вместо того, чтобы заняться своими делами. От этого неприятно горько, душу щемит от стыда. И Тэхён поднимается с кровати, приближаясь к шкафу. Ему хочется заставить Чонгука отдохнуть, взять перерыв, мысли о том, что о Киме — глупом пареньке— постоянно нужно заботиться. Они ведь друг другу никто, Чон не обязан, — и Тэхён думает, что мужчине нужно это показать. Чонгук дергается, когда Ким входит на кухню, и замирает, окидывая парня ошарашенным взором. Тэхён в куртке, обут и смотрит слишком ясно для человека, который рыдал полчаса назад. — Идём гулять, — звонко зовет парень, выдавливая подобие улыбки. Ему всё ещё сложно, боль до конца не ушла. Но сейчас он поставил себе цель, убедил себя в её важности и верно следует к ней. — Сам иди, — бурчит в ответ Чонгук, возвращаясь к умывальнику, совершенно не понимая, что происходит с этим парнем. Но если он хочет гулять, Чон готов отпустить. Со вздохом, природу которого сам не понимает ещё. — Хочу с тобой, — выходит слишком капризно, но Ким отмахивается от этой мысли, как от назойливой мухи, потому что какая разница, как это выглядит, если Чонгук давится воздухом. — Ладно, сейчас, — мужчина выключает воду и всем своим видом показывает, направляясь к себе, чтобы переодеться, как сильно он недоволен этой идей. Хотя внутри что-то порхает от того, что Тэхён сам вдруг выразил желание провести с ним — с Чонгуком — время. Чего это он вдруг? Чон решает объяснить себе это ликование простым волнением. За окном уже поздний вечер. Нельзя отпускать Тэхёна одного.

***

Сейчас, стоя вдвоём на мосту, они, кажется, делят свои мысли напополам, потому что думают об одном и том же. Чернильная гладь воды под ними, её размеренное течение и легкий ветерок, ласкающий слух — их успокаивают. Боль Тэхёна рассеивается, и он, отчего-то, уверен, что дело не только в универсальном естественном транквилизаторе. Чонгук тоже причастен к тому, что Ким сейчас не льёт слёзы, не истерит, не пытается что-то с собой сделать. А просто стоит и свободно дышит, потому что прыгать не хочется, даже когда он смотрит в эту темную бездну, что наблюдает за ним в ответ. Ким только сейчас осознает в полной мере все то, что приходило ему в голову смутными смазанными обрывками в моменты глубоких истерик. Да, только Чонгуку всё это время было до Тэхёна дело: только он спрашивал, во сколько у Кима заканчиваются пары и, наплевав на все дела, забирал из университета; только он, черт возьми, следил за тем, чтобы Ким нормально питался, высыпался, и далее по списку; только он переживал, когда Ким пропал. Парень поворачивает голову в сторону мужчины, внимательно рассматривая его профиль. И сердце, в который по счету раз за сегодняшний вечер, отбивает чечетку, когда он всего лишь скользит глазами по точеному профилю, чуть хмурым бровям и поджатым тонким губам, к которым внезапно хочется прикоснуться. Но можно ли? Сложный вопрос, ответ на который знает только один человек. Но озвучить этот самый слишком манящий вопрос Тэхён не решаешься, просто продолжая разглядывать так внезапно полюбившийся профиль. — Ты во мне дыру так просверлишь, Тэхён, — его невесомо толкают плечом в плечо, а Ким чуть пошатывается, от неожиданности больше, и краснеет до кончиков ушей, пойманый с поличным. Лица мужчины касается короткая улыбка, а потом он вновь серьезно хмурит брови, пока Тэхён не видит, потому что с прилежной сосредоточенностью вновь устремляет свой взгляд в самую глубь тёмных вод. — Мне нужно тебе кое-что сказать, — вдруг разрезает тишину серьезный голос Чонгука, даже слишком серьезный для человека, который только что улыбался. Ким вздрагивает, а в голове мысли роем пчёл жужжат, и тело вмиг окутывает страх, потому что он не имеет ни малейшего представления, в какое русло вас занесет это «кое-что», — я… — мужчина немного медлит, словно собирая всю волю на кончике языка, а потом на выдохе: — Ты свободен, Тэхён. И мир Кима рассыпается прахом, сожженный этим громким заявлением, потому что минут пять назад он думал о том, каково это — целовать этого мужчину, который сейчас просто заявляет, что все четыре стороны мира прирадлежат теперь Тэхёну. — Что? — медленно обращает взгляд в сторону Чона снова, желая понять, что это просто глупая шутка. Только Чонгук серьёзен, как никогда. — Ты можешь больше не оставаться в моем доме, — вот так просто. Для мужчины.

Gabrielle Aplin — Start of Time

А у Тэхёна внутри вселенные умирают одна за другой и, из-за вновь разливающегося отчаяния по венам, он решается на самый безрассудный поступок в своей жизни. Ким просто отталкивается от перил моста, всем телом поворачиваясь к мужчине и в два коротких шажка преодолевая расстояние меж ними. Всего секунду смотрит в эти глубокие глаза. Да, всего секунду, чтобы не успеть испугаться и передумать. И, приподнявшись на носочки, прижимается губами к чужим — сухим и очень теплым, вызывая растерянность на чужом лице. Чонгуку понадобилось около десяти секунд, чтобы осознать, что Ким так по-детски просто целует его прямо в губы, сжав его запястье так, словно это последняя соломинка, а он сам — утопающий без надежды на спасение. — Ты… — Чонгук отстраняется, не понимая ничего и в первую очередь себя самого, потому что сердце в его груди заходится в вальсе, как у сопливой девчонки в средней школе от того, как Тэхён миленько жмурится, не глядя на реакцию мужчины — боится быть отвергнутым. «Хотя, наверное, ты заслуживаешь этой боли», — думается парню, пока он не решается встретиться взглядом с Чоном, — «за то, что причинил боль Юнги. За то, что ты такой глупый!» — вновь Киму хочется себя ударить, но все мысли выдувает, будто из доменной печи, когда Чонгук обхватывает широкими ладонями его щёки, эффектом неожиданности вынуждая все же распахнуть веки и посмотреть на эту диковато счастливую улыбку-ухмылку. — Могу я расценивать это как признание? — шепчет Киму, улыбаясь теперь искренне, без намека на хитрость. И, не дожидаясь ответа, просто целует парня по-настоящему. Потому что не нуждается в ответе. Он уже прочел его в глазах Кима.

***

Когда Тэхён ногами упирается в кровать в комнате Чонгука — осторожно присаживается на край, завороженно глядя на мужчину, стягивающего с себя черную футболку. Он даже смотрит на Кима аккуратно, боясь вспугнуть и причинить боль. Чонгук не привык быть нежным, но с этим парнем, что даже с этим лихим возбуждением в глазах выглядит невинно, хочется быть именно таким. Мужчина наклоняется к Тэхёну ближе, вынуждая его чуть-чуть отклониться, и прикасается к губам, так волнуясь, будто это первый поцелуй в его жизни, будто ему всё ещё шестнадцать и он — лузер-школьник, робко влюбившийся впервые. Ким же оплетает его шею руками, притягивая ближе и пальцами массируя кожу головы, царапая короткими ногтями аккуратно, отчего мужчина шумно выдыхает прямо Тэхёну в губы, разорвав сладостный поцелуй лишь на мгновение. Парень тянет Чонгука на себя, давая им обоим возможность лечь. Сам переходит в наступление, потому что чувствует в подушечках пальцев и на кончиках ресниц волнение Чона перед собой. Это внушает слабую уверенность в себе. Тэхён боится грубости, чужого срыва, но ради Чонгука готов вытерпеть все, потому что нравится до чёртиков и этого томного крепкого узла из всех внутренних органов в низу живота. — Если ты не хочешь, не готов, то я пойму, Тэхён, — Чон отстраняется, оперевшись на руки по обеим сторонам от головы Кима. Его чёлка, всегда аккуратно зачесанная назад, сейчас спала на лоб, прикрыв глаза, и, о бог ты мой, это так прекрасно, что у парня весь воздух из легких выбило это зрелище за сотую долю секунды. Тэхён тянется ладошкой к лицу мужчины, прикасаясь нежно, и улыбается уголками губ от того, как по-детски мило Чонгук жмётся щекой к его пальцам. Большим Ким разглаживает невидимые морщины по гладкой коже, и на грани слышимости шепчет: — Гук-и, расслабься, я не рассыплюсь. Отпусти себя, — на самом деле, парню страшно от того, что этим он может пробудить истинного зверя, страшно от того, что мужчина может просто сорваться и причинить боль, но Тэхён для себя решил, что примет всё, что бы не случилось. Только Чонгук не хочет причинять боль. Кому угодно, но не Киму. Он не тот парень, которому мужчина готов позволить срывать в криках связки, не тот, кому Чон хочет выворачивать руки и ограничивать свободу, но тот, с кем ему хочется показать себя настоящего, показать, насколько ласковым он может быть. Чонгук желает сделать Кима своим, да, но так, чтобы Тэхён сам этого захотел. Чон вновь тянется к лицу парня, чтобы поцеловать глубже, чем прежде, но внутри позволяющих ему границ. Мужчина ведь никогда ни к кому ничего не испытывал. Ким Тэхён — первый и, наверное, последний. Чонгук широкими ладонями сжимает осиную талию, кажется, чуть сильнее, чем нужно. Это пугает обоих. Тэхён крупно вздрагивает и шумно выдыхает, прикрыв глаза, но больше от холодных пальцев, которые чувствуются даже через слой плотной рубашки. — Прости, я… — Чон со страхом глядит в карие глаза напротив, боится увидеть там такой же ужас и отторжение, только Ким вновь заставляет его приблизиться, обхватив плечо хрупкими пальчиками и дёрнув вниз. — Прекрати сомневаться, — в самые губы, глаза в глаза, и припадает губами к его раскрытой шее, чуть приподнявшись на локтях. Кусает слабо, осторожно, потому что ненавидит чужую боль, она пугает Тэхёна до чёртиков. А Чонгука кроет от таких нехитрых манипуляций, потому что Ким даже кусается с нежностью на кончике языка. Мужчина отпускает себя понемногу, действуя чуть напористее, чем секунду назад. Оставляет влажный поцелуй на линии челюсти и лижет потаенное местечко за ушком, ловя судорожный выдох, смешавшийся с тихим-тихим стоном. Страх отступает семимильными шагами, оставляя место лишь робкому чувственному желанию, затопившему всю комнату до самого потолка. Кончиком носа Чон проводит вдоль шеи куда-то вниз. Широкими ладонями проникает под Тэхёна, чтобы дернуть вверх, усадить на кровати их обоих. Мужчина расстегивает две первые пуговицы у парня на рубашке, а Ким купается в его сосредоточенности, обмазывая своим помутневшим взором, будто видит самое дорогое в мире, чего у него никогда и не могло быть. Чонгук осторожно стягивает с Тэхёна рубашку через голову, откладывая куда-то на край кровати. Руками ведёт по чужим плечам почти невесомо, оставляя фантомный след от своих касаний. У Кима кожа нежная, кажется прозрачной в приглушенном полумраке спальни. У Чона тремор жуткий, когда он пальцем аккуратно сжимает сразу оба соска, заставляя парня дугой выгнуться и прикусить нижнюю губу до боли. Киму и прикрыться хочется под обескураживающим похотливым прицелом темных глаз, и подставиться под чужие широкие тёплые ладони. Он рукой прикрывается, словно впервые оголяется перед парнем, словно он вдруг стал глупой девчонкой и пытается теперь скрыть свой третий размер. Чон хмурится, оттягивая руку за запястье, а парень сглатывает, балансируя на грани: хочется одновременно и прикрыть глаза и начать отбиваться. И он понятия не имеет, что такого на него нашло. Почему вдруг по телу растекся этот тягучий стыд. — Не прячься от меня, — шепчут ему на ухо, и Тэхён сходит с ума от этого низкого хриплого голоса, ласкающего слух своей нежной властью над разумом, — ты такой красивый, боже, — чужие горячие ладони медленно, но верно спускаются вниз по спине Кима. Пальцы впиваются в ягодицы, сильно сжимая плоть, всё ещё скрытую грубой тканью джинсов и бельём под ними. У парня член в штанах дёргается, отчего Тэхён вздрагивает так, словно сквозь всё его тело прошёл электрический ток, Чонгук чувствует эту дрожь, мурашки передаются и ему. Мужчина толкает парня на кровать, они вновь в горизонтальном положении, и Чон осторожно расстегивает ширинку на чужих джинсах, чтобы стянуть ненужный, мешающий элемент одежды с Кима. Тэхён такой лёгкий, у хозяина дома получается как по щелчку пальцев приподнять парня, всего лишь потянув за края брюк. Киму нравится это мимолётное чувство левитации, чужие касания возбуждают слишком сильно. Парень чувствует, как белье пропитывается предэякулятом, и ему неловко, потому что Чонгук видит всё. Тэхёну вновь хочется прикрыться, скрыться от раздевающего взгляда, спрятаться, потому что в груди вновь разливается стеснение, особенно когда Чон трясущимися пальцами тянется к краю белья, чтобы стянуть немного вниз, куда-то в область коленей. Это так возбуждает, что мужчине кажется, будто. Чонгук, словно под гипнозом, тянется к напряжённой плоти, чтобы только кончиками пальцев коснуться гипер-чувствительной головки. Ему так нравится, как от простых касаний Тэхён сжимается и выгибается в спине. Чон медленно скользит подушечкой пальца ниже, а Киму плохо от этой сладостной пытки, её хочется прекратить. Парень пытается уйти от чужих прикосновений, только Чонгук не позволяет, с силой возвращая Тэхёна на места и крепко удерживая одной рукой за бедро, пока второй продолжает изводит перевозбуждённого парня, размазывая по напряжённому члену лишь одним средним пальцем природную смазку, иногда задевая коротким ноготком слишком чувствительную головку. От этих нехитрых манипуляций Ким вскрикивает, ощущая, как волна возбуждения накрывает его с головой. Тэхён на грани, он нервно сглатывает, готовый вот-вот кончить, откидывает голову назад, затылком утыкаясь в мягкий матрас. Только Чонгук не даёт, сразу же прекращая любые действия, как только видит, что Ким готов предаться экстазу. Парень хнычет, жмурясь, теперь пытается наоборот подставиться под прикосновения. На глазах выступают слёзы, стекают по щекам из-под закрытых век. Чон тяжело дышит, он сам едва сдерживается от того, чтобы не развернуть Тэхёна к себе спиной и не трахнуть жёстко и глубоко. Мужчина поднимается на ноги, чтобы с себя тоже стянуть брюки и бельё. Тэхён сквозь пелену слёз наблюдает, едва заставив себя открыть глаза. Извивается на простынях, задыхаясь от возбуждения. Он тянется к своему члену, чтобы провести ладонью по стволу, только Чонгук его опережает, перехватывая руку за запястье и отводя чужую конечность в сторону. — Ты такой нетерпеливый, малыш, — выдыхает мужчина прямо в губы Киму. И целует глубоко, сразу же языком проводя по ровному ряду белоснежных зубов. Тэхён стонет прямо в поцелуй, задыхается от близости и жара, окутавшего два тело, как единое целое. Парень покрывается испариной, когда Чон отстраняется, мелкими поцелуями очерчивает щёки, потом линию челюсти. Облизывает солоноватую от пота шею и, оставляя влажный след до самой груди. Тёплые губы накрывают горошину затвердевшего соска, а язык ласкает мягкую плоть. Чонгук осторожно прикусывает плоть, вновь выбивая из груди Тэхёна тонкий вскрик. Этот звук для Чонгука слаще любимой карамели, он готов утопать в нем вечность. Ким Тэхён для него — любимый аромат бергамота, шлейфом тянущийся откуда-то из глубин давно забытого детства. Рядом с этим парнем мужчина чувствует себя дома, в безопасности. Ким случайно задевает истекающим членом твёрдый пресс Чона. Парня словно током прошибает, он нетерпеливо повторяет своё действие и кончает с громким стоном от простого трения, изливаясь мужчине прямо на живот. Чонгуку кажется это лучшей музыкой на планете, более идеального соотношения тонов и полу-тонов он в своей жизни не слышал. Мужчина чуть отстраняется, смотрит с обожанием на Тэхёна, по телу которого всё ещё гуляет оргазм. Глаза у Кима закрыты, он не может видеть этого взгляда, которым Чон так сильно желает его окутать. Чонгуку хочется подхватить своё сокровище на руки, спрятать куда-нибудь подальше, чтобы больше на парня никто никогда не смотрел, кроме самого мужчины. Чон руками обхватывает чужую талию, крепко сжимает, чтобы в следующую секунду резко развернуть размягчённого парня на живот, к себе спиной. Не может сдержаться, поэтому отодвигается немного назад, чтобы было удобнее, и кусает за мягкую бледную ягодицу. Тэхён чувствует, как снова возбуждается, хотя ещё даже не успел отойти от предыдущего оргазма. Мужчина осторожно приподнимает Кима, вынуждая встать на колени. Тэхён утыкается лицом в простыни, руки сгибает в локтях, чтобы упереться в кровать, но не поднимается, ощущая, что ему так удобнее. Чонгук из прикроватной тумбочки достаёт небольшую баночку смазки и презерватив, пока просто отложив их на кровати в сторону. Он членом проезжается между ягодиц, прикусывая губу и откидывая голову назад. У него по виску стекает крупная капля пота, он утробно рычит от удовольствия. Ким же зубами впивается в простынь, тут же пропитывая ткань своей слюной. Чонгук вновь берётся за баночку со смазкой, чтобы аккуратно капнуть на манящую коричневую дырочку Тэхёна. Парень дёргается от прикосновения холодной субстанции к такому интимному месту, пытается чуть отклониться вперёд, только сильные руки не позволяют. Ким весь сжимается, когда чужой палец аккуратно массирует вход, распределяя смазку. — Расслабься, я не сделаю тебе больно, — тихий шёпот на ушко от Чонгука и правда заставляет немного избавиться от напряжения в мышцах, — я сделаю тебе только приятно, — это безумно заводит. Тэхёну хорошо так, как никогда до этого не было в жизни. Чон осторожно проникает пальцем внутрь всего лишь на две фаланги, но Ким шипит от дискомфорта. Всё-таки секса у него уже давно не было. Мужчина не двигается, только оставляет невесомые поцелуи на взмокшей спине, иногда размашисто облизывая чужую солоноватую плоть языком. И Ким не успевает даже привыкнуть к одному пальцу, когда Чонгук уже добавляет второй. Тэхён глухо стонет в ткань одеял, прикусывая её снова. А Чон свободной рукой обхватывает вновь напрягшийся член парня, сжимая кольцом из пальцев у самого основания. Киму и хорошо, и плохо одновременно. Он не знает, куда себя деть. Дышит загнанно от всего этого. На него будто разом обрушились все эмоции этого мира. Парень сдавленно хнычет, когда Чон двигает пальцами на манер ножниц. Мужчина то вводит их до упора, то почти вытаскивает, а у Тэхёна голова кругом. Ему кажется, будто он умер и попал в рай. Особенно, когда Чонгук наконец-то находит простату. — Нашёл, — констатирует мужчина под акомпанемент полувизга-полустона, что срывается с губ Кима, заглушаемый матрасом и промокшими от обильно выделяемой слюны простынями. Чонгук добавляет третий палец, продолжая массировать чувствительную железу. Когда рука Чона выпускает уже вновь окончательно вставший член и мужчина вытаскивает свои пальцы, Тэхён ощущает эту пустоту внутри почти каждой клеточкой своего тела. Разочарованный выдох слетает с губ, и парень тихо и неразборчиво шепчет «пожалуйста», остающееся не замеченным в бесконечных вздохах, шорохах и звуке разрываемого презерватива. — Пожалуйста, Чонгук-и, — повторяет свою просьбу Ким, повернув голову в сторону, чтобы звук вновь не утонул в кровати. — Потерпи немного, малыш, — ласково мурлычет Чон, раскатывая контрацептив по всей длине. И, секунду поразмыслив, насколько ему позволил это сделать затуманенный возбуждением мозг, добавляет ещё немного смазки на всякий случай. У Тэхёна весь воздух из лёгких, кажется, сам собой испаряется, когда Чонгук проникает в него головкой своего немаленького члена. Мужчину кроет от узости младшего, от его несдержанного стона, что ласкает слух. Он осторожно толкается, чтобы не причинить много боли, и ладонью вновь обхватывает чужой ствол, сжимая немного крепче, чем нужно. Ким вскрикивает от приятных ощущений. Ему нравится, как Чонгук осторожно двигается, нравится, как чужая ладонь аккуратно скользит по его собственной плоти, обхватывая чувствительную головку и неслабо сжимая. Тэхёну, чёрт возьми, всё нравится. От и до. — Я готов, Гук-и, — стонет Ким на выдохе, когда Чонгук очередной раз не контролирует свою руку и сжимает скользкий член сильно. У Чона срывает тормоза, он теперь двигается резче, вдалбливаясь в податливое тело глубоко, задевая простату. У Тэхёна в горле комок от того, как ему хорошо, он весь трясётся — на пределе. У мужчины перед глазами проплывают яркие галактики. Ещё пара толчков: глубоких, чувствительных. И Ким кончает в руку Чонгука, застонав так, что Чон, даже если не был бы на пределе, всё равно бы кончил от этого глубокого стона. Мужчина изливается в презерватив, на пару мгновений замирая. Член, обтянутый презервативом выскальзывает из дырочки Тэхёна, и Чонгук осторожно снимает латекс, завязывая и откидывая куда-то на пол, совершенно не заботясь о его дальнейшей судьбе. Потом уберёт. Чон валится на кровать рядом с парнем, тут же обхватывая Кима за талию и притягивая к себе очень-очень близко. — Это было невообразимо, малыш, — шепчет он на ушко Тэхёну, который дрожит от близости. — Я, кажется, люблю тебя, — Ким совсем не думает, что говорит. Он почти проваливается в сон, потому что вымотался за целый день. Сначала истерики, потом прогулка, а теперь ещё и бешеный секс. Но парень всем доволен. Кажется, несмотря на все душевные терзания, это был лучший день в его жизни. Мужчина сияет, слыша это. Чуть приподнимается на локте, чтобы заглянуть в глаза. Только парень уже провалился в сон. И всё, что остаётся Чонгуку — поцеловать это чудо у него в руках в макушку со счастливой улыбкой на губах.

***

— Какого черта ты сюда припёрся, Пак? — Чонгук в одних трусах встречает незваного гостя на пороге своего дома. Заспанно трет глаза основанием ладони, а у Чимина только одно дикое желание — зарыться пальчиками в его растрепанные волосы. Его кроет от одного вида этого мужчины, — пошёл вон! — рычит хозяин дома, намереваясь захлопнуть дверь прямо перед носом Пака, только парень оказывается ловчее, каким-то неведомым Чону образом проскальзывая внутрь. Тэхён из комнаты Чонгука прислушивается ко всему происходящему, едва сдерживая накатывающую удушливой волной истерику, в объятия которой так желает сорваться. Всё же было так замечательно, так что теперь? Только плакать и страдать — слишком не прагматично, поэтому Ким до крови прикусывает губу, прислоняясь спиной к тёмной двери и откидывая голову назад. Прикрывает веки, растирая переносицу указательным и большим пальцами, словно потирает фантомный след от очков. И вновь Тэхён — орудие слежки, жучок, на который никто не обращает внимание, потому что он — просто чёрная, никому не нужная точка на полотне жизни. Незаметная — его имя и фамилия. — Убирайся, Чимин, — в голосе Чонгука звенят нерастопимые льды Заполярья. Слушая этот рык, Тэхён рискует обратиться в красивое ледяное изваяние, — в этом доме тебе не рады, так что пошёл вон! — Ким не видит, но может представить, как сильно сейчас раздражен Чон и как похабненько ухмыляется Тэхёнов (не)друг: он всегда игнорировал опасность, именно поэтому парень восхищался Чимином. Но всё пошло кувырком. Осыпалось красивой пылью в склепе их темных — как оказалось — взаимоотношений. Стоило лишь крохотному лучику коснуться их, слабому колебанию спертого воздуха появиться в радиусе нескольких метров, все растворилось в пространстве. От этого еще горше. — Боишься, что твой сучёныш обо всем узнает, да? — в голосе Чимина столько уверенности в себе, а внутри Тэхёна внезапно вспыхивает такая необузданная злость, что он едва убеждает себя остаться на месте и всё обдумать. В конце концов, самая отдаленная частичка его души желает скорейшего исчезновения этого парня из этого дома, но вот оставшаяся часть требует выскользнуть тенью и просто врезать за всю боль, которую Киму причинили, — не переживай, я ему и так всё расскажу. Уже хочу посмотреть на его несчастное личико, когда он осознает, что тебе тоже не был нужен. В голове Тэхёна сам собой рождается план, он медленно приближается к шкафу Чонгука, желая позаимствовать одну из его кипельно белых рубашек. — Запомни раз и навсегда, дрянь, —мужчина разгневанной коброй шипит, медленно, словно тигр загоняет свою жертву в угол, приближаясь к все еще насмехающемуся пареньку, — если ты хоть слово ему вякнешь, я тебя уничтожу. В жизни никто не найдет, понял? — Это всего лишь пустые… — Милый, у нас гости? — елейным голоском произносит Тэхён у подножия лестницы, стоя в одной лишь рубашке Чонгука, едва прикрывающей всё, что нужно. О том, что рубашка не принадлежит самому Киму, Пак догадывается по слишком большому размеру. На губах Кима злобная усмешка, потому что Чимин явно не ожидает чего-то подобного от него, а Тэхён сейчас бросается во все тяжкие, потому что хочется хотя бы морального удовлетворения. У Чона же внутри вулкан извергается, потому что даже эта злобность на милой мордашке Тэхёна кажется ему самой искренней из всех, что ему доводилось видеть. А еще он к собственному стыду вдруг осознает, что снова хочет этого парня. И, вообще-то, хотел все время с того самого момента, как увидел однажды ночью с Чимином. Кажется, они что-то отмечали тогда в том клубе. — Тэхён, он… — О, Чимин, привет, — такая фальшь в тоне Тэхёна кажется слишком необычной гостю, но у него ведь тоже туз в рукаве, — давно не виделись! Как поживаешь? — Ты правда думаешь, что ему нужен? Да он всего лишь проиграл мне в карты услугу, вот и держит тебя здесь в качестве домашнего питомца. Но не волнуйся, отпустит по первому моему слову, — боже, какой же Пак самоуверенный и надменный. У Кима так и чешется рука, чтобы подорваться и врезать этому наглому ублюдку, из-за которого Тэхён так много пролил слез, ради которого он, как сам думал, продал себя в сексуальное рабство, и который, в итоге, харкнул ему прямо в душу. — О, какая щедрость! — Ким в ответ плюется ядом, потому что по-другому никак, Чимин не поймет, если не действовать его же методами, — мы сами разберемся в этом, если ты не против. — Он тебя использует! Идиот! Ты ему не нужен! — Пак только что слюной не брызжет. И хохочет во всё горло от чувства триумфа в каждой клеточке своего тела. — Так, всё. Пошёл вон, чокнутый! — не выдерживает Чонгук, хватая Чимина за плечо и силой выставляя за дверь. Он вдруг задумывается на мгновение, почему сразу так не поступил. Может, только проснулся? И они с Тэхёном вновь вдвоем в огромном доме, когда дверь со стуком захлопывается за незваным гостем. У Чон Чонгука впервые не хватает смелости обернуться, потому что Чимин сказал важную часть. Мужчина не знает, как отреагирует Ким, потому тупо пялится в дверную поверхность, надеясь слиться с обоями или раствориться в воздухе. Тэхён же как-то не задумывается о том, что сказал Пак. Потому что давно догадался о сговоре. Почти сразу, как первое удушье от истерики отступило, и он вернулся к Чонгуку. Нужно быть совсем плоским, чтобы не сложить «два плюс два» во всей этой истории. А еще парень понимает, что чувствует Чон сейчас, поэтому подходит к нему сзади, чтобы обнять со спины и уткнуться холодным носом между лопаток. — Тэхён, я… — Я догадался о сговоре давно, Чонгук, — шепчет Ким. И вдруг лижет языком местечко, по которому только что водил кончиком носа. Мужчина оборачивается чересчур резко, так что Тэхён пошатывается на месте от внезапных действий подобного рода. И смеется тихо и так чисто, что Чонгук влюбляется в него с новой силой. Сейчас как-то по-особому. У него в крови не просто плотское желание, но желание оберегать и хранить, как зеницу ока. — Не знал, правда, что это было просто проигранное желание, но… Известным способом Чон просто заставляет парня замолчать. Ким думает, что чужие губы на его собственных ощущаются слишком правильно для этого грязного прогнившего мира. Крепкие руки Чонгука, давящие на спину, кажутся слишком правильными для того, чтобы быть правдой. Гортанный рык мужчины прямо на ушко кажется чем-то неземным, а язык, вычерчивающий неведомые узоры на шее, впитывает в себя всю Тэхёнову душу без остатка, словно губка. — Прости, но сегодня мне нужно в универ, — Ким вдруг осознаёт, что проще поднять титаническую плиту из-под земли голыми руками, нежели оторваться от сладких манящих уст Чонгука и выбраться из его горячих объятий, — я и так слишком много пропустил. — Я уже ненавижу твой универ, — шепчут ему ответ куда-то в шею, обжигая горячим дыханием.