Взрослые люди

Домой Ингрид возвращается поздно вечером, будучи не в силах заставить себя переступить порог жилья, в котором когда-то жили ее родители. Потому что она подвела их. Обоих. Запятнала погоны, которыми так гордилась. Она — убийца. В парадной, на ее лестничной клетке, пахнет хвойным одеколоном. Этот запах едва уловим и, почему-то, упорно кажется знакомым, хотя Ингрид не смогла вспомнить никого, кто пользовался бы чем-то похожим. А еще она видит надрезанную обивку двери и, забив на осторожность, присаживается рядом на корточки и запускает пальцы в образовавшийся «кармашек», думая о том, что она только что в очередной раз нарушила все возможные правила безопасности, по которым должна была вызвать саперов не подходя к двери, и ожидать на внушительном расстоянии от квартиры до окончания их работы. Тем более, что находка действительно оказывается заготовкой для взрывного устройства, маленького, но эффективного. На нем отчетливо видны остатки пластида, а на обивке двери — отодранный скотч, которым пытались замаскировать подложенный ей «подарок». Но кто его обезвредил? И нахера? И, что куда важнее — кто эту самую взрывчатку подложил? Уж не те ли отморозки, напавшие на нее в арке совсем недавно? Значит ли это, что куратор института нанял людей, чтобы избавиться от нее? Но если это так, то это возвращало ее к вопросам «кто дезактивировал?» и «нахрена он это сделал?». Ловит себя на том, что ей страшно. Совсем чуть-чуть. По спине пробегает холодок, но она поспешно задвигает его в игнор. Нельзя бояться. Она бронепоезд, она майор, она обязана оставаться хладнокровной, потому что страх убивает разум. Ингрид поднимается на ноги и решительно открывает дверь, на секунду подумав о том, могли ли закладчики предусмотреть вариант с неудачей и оставить засаду в квартире — на всякий случай. Сглатывает подступившую к горлу слюну и переступает порог, сунув несостоявшуюся взрывчатку в карман куртки. Потом разберется, что с ней делать. Ей хочется позвонить Разумовскому. Попросить прощения за срыв, предложить встретиться, рассказать о своей находке, или хотя бы обсудить планы на воскресенье. Но она не звонит, потому что они не встретятся в воскресенье. Они больше вообще никогда не встретятся. Он наверняка уже узнал о том, что произошло. Что она убила человека. Даже к лучшему, что они так по идиотски поссорились. Слышать презрение и холод в таком теплом и добром ранее голосе было бы слишком невыносимо. Пусть и заслуженно. В квартире тихо, темно и пусто. Ингрид бросает кепку куда-то в угол. Следом за ней летит телефон (первый попавшийся на глаза дешёвый «кирпич», с благополучно найденной под ближайшей машиной симкой из прежнего аппарата); пакет «все как просили и даже больше, мадам майор, как в Парижах» с платьем для работы под прикрытием, двумя пригласительными билетами и ключами от недавно угнанной дорогой тачки. Хочется нажраться до беспамятства, но нельзя: завтра — открытие «Золотого дракона», и она уже договорилась с Пчелкиной, что та нагрянет к ней сюда прямо утром, чтобы помочь собраться. Интересно, а знает ли Пчелкина про случившееся? Наверное. Но она журналистка и ждет сенсацию. Ингрид на долю секунды закрывает лицо руками и лезет в холодильник. Есть не хочется, но она точно помнит, что тетя Лена приносила взбитые сливки. Теперь она, наверное, разочарована. Ингрид прислоняется к стене, вздыхает и выжимает порцию сливок прямо в рот. Щелкает зажигалкой, вытягивая из пачки очередную сигарету. У нее в голове — недовольный голос матери: Ты хоть когда-нибудь думаешь, прежде чем что-то сделать? Ингрид со вздохом лезет в шкаф и достает из глубины любимое мамино платье, нежно-розовое, с юбкой-колокольчиком, по колено. Мама была такой красивой и счастливой, когда надевала его. Она всегда делала это только по особым поводам и на праздники. Думает ещё немного и достает оставшийся от отца пиджак. После папиных похорон она с месяц ходила в нем, практически не снимая. Стелит платье на диван, ложится на него, укрывается пиджаком и прикрывает глаза. Воображает, что родители обнимают ее. С двух сторон. Совсем как раньше. До боли прикусывает губу, чтобы не позволить себе поддаться рвущимся наружу эмоциям. Лежащий в дальнем углу телефон снова подаёт признаки жизни, но у нее нет никаких сил подниматься и сбрасывать очередной звонок, потому что ей сегодня звонил весь ее крошечный телефонный справочник и даже парочка неопознанных номеров. Она не хотела ни с кем разговаривать. Она не могла заставить себя разговаривать с кем бы то ни было. На двенадцатом гудке телефон перестал подавать признаки активности, но через пару минут разразился коротким пиликаньем, оповещая об эсэмэске. Ингрид вздохнула ещё раз, и подтянула ноги поближе, впившись пальцами в лацканы пиджака. Она закрыла глаза и представила, что родители живы, что она сама — снова подросток, что они снова собрались на еженедельные посиделки. Папа, если только его не вызывали на службу, зажигал свечи и выключал свет, мама готовила бутерброды, пироги с яблоками, мясом и капустой, фаршированные яйца и чай — черный, крепкий, с сахаром, в белоснежном заварном чайнике с сиренью; после чего они собирались на креслах в этой самой комнате, игравшей в те времена роль гостиной, и проводили время вместе: играли в карты и разговаривали, а потом она брала в руки гитару и тогда родители либо слушали молча, либо подпевали. Иногда даже танцевать шли, почти всегда — под песни Аиды Ведищевой. И делали ей «спецзаказы». Так, папа всегда просил Высоцкого, а мама — Чайковского. После ее смерти Ингрид больше никогда не играла Чайковского. И Ведищеву. Просто не могла. А потом не стало отца и она перестала играть репертуар их семейных посиделок, окончательно перейдя на русский и зарубежный рок до тех пор, пока вообще не забросила гитару. …от родительских вещей пахло пылью и нафталином. Ингрид попыталась представить, что она просто прячется в шкафу, пока родители занимаются своими делами, а потом она выскочит наружу и напугает их. Вот она сидит среди вещей, с трудом сдерживая хихиканье. Ей восемь. Сквозь приоткрытые дверцы шкафа ей видно танцующие в солнечном свете пылинки и слышно как мама напевает Песенку о медведях, пока проверяет контрольные старших классов. Что ты сделала, чтобы тебя любили? Никогда больше так не делай. Сука! Тупая сука! Ингрид обнаружила, что постеленные ею на пол дублёнки превратились в лужу крови и поспешно выскочила наружу. Кровь была повсюду. Она стояла по колено в крови. И мамы не было. И квартиры не было. Никого не было, она была одна, а уровень крови поднимался все выше, выше, выше… Она задыхалась. Пыталась выплыть, но не могла. А потом, вдруг, кровь резко потекла вниз и в следующее мгновение Ингрид осознала, что летит вниз, в щелкающую зубами могилу. — А ведь это ты виновата, майор. Рядом с ней возникли забальзамированные жертвы Мессии, Даша Савельева и ее соседки по комнате, погибшие от руки Александры Лаврентьевны девушки, пристреленные инкассаторы, и множество, множество других. — Ты не спасла нас, — в голубых глазах Даши по прежнему царила пустота. — Не защитила. — Ты убила меня, — сквозь толпу жертв протолкалась Александра Лаврентьевна. — Ты теперь не лучше меня, майор. — Ты опозорила меня, погоны и всю семью, — Ингрид повернулась и столкнулась лицом к лицу с отцом, который откровенно брезговал от того, что находится с нею рядом. — Ты мне больше не дочь. — А ведь Стрелков был прав насчет тебя, — рядом возникла мама. — Ты бесполезна. Ты всегда была разочарованием. Жаль, что я не избавилась от тебя еще в утробе. — Ты могла бы найти меня и раньше, майор, — последняя жертва Мессии подступил к ней, с ненавистью сжимая кулаки. — Всех нас! Это ты виновата в том, что мы погибли! Ты убила нас. Убийца! А потом, вдруг, ее резко куда-то дернуло. Ингрид распахнула глаза и села, очутившись лицом к лицу с Юлией Пчелкиной. — Ты чего тут делаешь? — Голос звучит хрипло. Сердце колотится как бешенное. — У тебя не заперто было. Я… — она выглядит смущенной. — Ты металась во сне. И плакала. Я еле растолкала тебя. Ингрид провела рукой по волосам. — Ерунда. Юля скептически приподняла бровь. — Всего лишь сон. — Ну как скажешь. Видок у тебя конечно тот еще. Ингрид пожала плечами, не собираясь поддерживать дальнейшее развитие темы. Нужно было срочно переводить разговор в другое русло. Чем нейтральнее и отчужденнее — тем лучше. — Кофе, чай? — От кофе не отказалась бы. И от жрачки. Полночи монтировала видео, даже позавтракать не успела. Но зато репортаж — огонь. В первый же час сто тысяч просмотров и три угрозы, и просмотры продолжают расти как на дрожжах. Я довольна. — Что за расследование? — Мухлеж одного косметического бренда, довольно крупного, — Ингрид спрашивала из вежливости, но в глазах собеседницы уже загорелся бешеный пожар энтузиазма. — Ты бы видела, какое осиное гнездо я разворошила! Я сейчас тебе покажу… Журналистка утыкается в телефон, а Гром проходит на кухню, чувствуя в голове отвратительную тяжесть. Она ставит на огонь чайник и тянет на себя холодильник, послушно заглядывая в сунутый ей под нос экран смартфона. — Да ты в руки возьми, удобнее будет. — Сорок минут? Можно я просто послушаю? — Неинтересно, так и скажи, — надулась Пчелкина. — Я похожа на ту, которая будет молчать из вежливости? — Справедливо, — Юля выкрутила звук на максимум. — Значит слушай. Гром тянется за банкой растворимого кофе, неожиданно почувствовав приступ благодарности к гостье, чье присутствие помогало сосредоточиться на основной задаче сегодняшнего вечера и выкинуть из головы день вчерашний. Сейчас не время предаваться переживаниям. Нужно поймать Чумного Доктора. Не оплошать, в кои то веки. Хотя бы в этом. Пчелкина спрашивает разрешения ополоснуться и помыть голову: замоталась с видео, не успела. Ингрид только пожимает плечами и выдает ей халат, мужской шампунь 3 в 1 и полотенце. Она и сама собиралась это сделать после нехитрого завтрака из яичницы, кофе и парочки кусков подсохшего хлеба с маслом. Пока журналистка плещется под душем, ворча, что можно было бы хоть шторку навесить, Ингрид поднимает с пола пакет с платьем и телефон. Швыряет пакет на диван и открывает сообщение, полученное вчера ночью. Я знаю, что ты сделала. Перезвони мне, пожалуйста, как только сможешь. Ингрид вздрагивает и поспешно удаляет чертову эсэмэску. Если Разумовский хотел ударить в больное место, то у него получилось. Перезванивать она, конечно же, не собиралась. Она и так прекрасно знала, что он скажет. — Ты не спасла нас. Не защитила. — Ты теперь не лучше меня, майор. — Ты опозорила меня, погоны и всю семью. — А ведь Стрелков был прав насчет тебя. — Убийца! Во рту — помойка от выкуренных вчера сигарет. От еды начинается тошнота. Я знаю, что ты сделала. Ингрид встряхивает головой и разрывает бумажную упаковку пакета с платьем. И чувствует, как и без того паршивое настроение портится окончательно, потому что вместо немаркого черного цвета, который она просила, на нее смотрит ярко-алая ткань. Опасаясь самого худшего, Ингрид достает платье полностью. И чувствует, как внутри разгорается злость пополам с обидой. — Ну я же его просила! — Кого? О чем? — Пчелкина, выползшая из-под душа и замотавшая голову полотенцем, собственнической хваткой вцепилась в чашку с кофе. — Я просила по максимуму закрытое, — Ингрид поймала себя на том, что едва не плачет. — А оно вот! Пчелкина отпила кофе и с интересом уставилась на демонстрируемый ей маленький каплеобразный вырез под пуговицей со стороны спины. — На мой взгляд оно довольно закрытое, — заметила она, оглядывая длинные рукава, широкую шёлковую юбку в пол и почти отсутствующий передний вырез, начинающийся и заканчивающийся под самой шеей. — И оно не чёрное, — продолжала жаловаться Гром, совершенно по детски топнув ногой. — Чёрное и закрытое полностью? Ты в монастырь собралась, или в казино? — Между прочим, черный — очень практичный цвет. — Полицейская, — закатила глаза Юля и улыбнулась. — Не дрейфь, мать, сделаем из тебя звезду Голливуду на зависть. — Какая я тебе мать? — Настоятельница. Ингрид недовольно фыркнула и скинула с себя одежду, собираясь принять полноценный душ и вымыть голову. — Это… где… — голос Юли звучал сдавленно. Даже слегка шокированно. — Где что? — поинтересовалась Гром, развернувшись к журналистке в полоборота. — На тебе, — Юля сглотнула. — Шрамы. — Много где, — девушка закатила глаза и залезла в ванную, включая душ. — Отвернись. Или ты по девочкам? — Бывало всякое. Но с тобой я не замутила бы. — И слава богу. — А вот интервью записала бы. Женщина, работающая в полиции, да ещё и со статусом самой проблемной полицейской Питера. В одиночку и без оружия пересажавшая кучу шушеры. Да ты взорвешь интернет не хуже ядерного реактора! — Нет, — Ингрид закончила намыливать волосы и подставила голову под струю. — Ну и пожалуйста, — надулась Пчелкина. И, к огромному облегчению Гром, наконец-то отвернулась в другую сторону. — Не очень-то и хотелось. — но сразу же повернулась обратно с глазами просящего еду котика. — А может все-таки… — Отъебись. — Ну хотя бы пару историй! — Я сказала: нет. — Ингрид начинала злиться и Юля вовремя поняла это. Она снова повернулась спиной и отошла к панорамному окну, с интересом рассматривая вид на город. Или только делая вид, что с интересом. Какая разница? Однако, нельзя было не признать: Пчелкина вызывала уважение, причем теми же самыми качествами, что и раздражала. Да и репортаж, который Гром хоть и краем уха, но слушала, был увлекательный. — По моему имеет смысл натравить на них полицию, — заметила она, после того, как покончив с мытьём головы и особенностями женской физиологии, начала с силой растирать голову полотенцем. — Если хочешь, я могу… — Да я уже, — отмахнулась Юля, агрессивно дожевывающая бутерброд. — Поверь, у меня есть связи. — Верю. — Вот и умница. С Пчелкиной было… легко. Она терпеливо возилась с ее прической, помогала освоиться на каблуках (Ингрид заблаговременно купила и туфли, и косметику, понимая, что без этого никуда, если она хочет выглядеть своей в обществе самых богатых людей Питера), добродушно посмеиваясь над ее неловкими самостоятельными шагами, и даже не отвесила ни единого комментария о том, что самая далёкая от привычной женственности полицейская Петербурга умеет пользоваться косметикой. И выглядела она сногсшибательно, в своем черном вечернем платье с блестящими нитями в алых как огонь волосах. А самое главное — ощущала себя при этом как рыба в воде, в отличие от самой Гром, чувствующей себя как корова на льду. Единственное, что радовало —широкая юбка позволяла ей натянуть мужские трусы (Ингрид оценила их преимущество перед женскими ещё в школе, чем приводила в ужас маму, когда та была ещё жива) тем самым избавив себя от проблем со швами, которые впивались в кожу и безжалостно натирали. Ингрид вздохнула и сунула в клатч пачку сигарет, внутрь которой пихнула свое полицейское удостоверение. А перед самым выходом, повинуясь внезапному импульсу, залезла в оставшуюся от мамы шкатулку с украшениями и надела на себя кольцо с рубином, подаренное папой на помолвку. Она не верила в загробную жизнь и небесное царство, но от понимания, что с ней будет хоть какая-то частичка близких, стало легче. *** Из-за традиционных вечерних пробок, к казино они подъезжают с опозданием. Но не сильным: то ли Бехтиев решил начать с небольшой задержкой, то ли гостей было слишком много, но толпа людей на парадной лестнице была внушительной. — Чувствую себя королевой, — хмыкнула Пчелкина. Ингрид в ответ нервно дернула уголком губ и натянула на лицо максимально высокомерное выражение, стараясь не думать о том, что боится споткнуться на гребанных каблуках прямо при выходе из машины. Но ей везет: да, Юля выпорхнула из салона куда изящнее, но падения не случилось. У нее даже получилось не покачнуться и небрежным жестом закрыть машину. Не так уж плохо. — Ваши ключи пожалуйста. Ингрид смерила служащего казино презрительным взглядом и демонстративно раскрыла клатч. Служащий понял намек и переключился на следующего посетителя. — Первоклассная стерва, — одобрительно шепнула Юля, предусмотрительно подхватывая ее под руку. — Классная машина, — прогнусавил невысокий лысый мужик, подвалив к ним почти вплотную. — А у меня такую на прошлой неделе угнали. Ну еб твою мать Ингрид раскрыла клатч, достала оттуда только что убранные ключи и с лукавым подмигиванием вложила ключи в холеную мужскую ладонь. — Дело раскрыто, — бросила она через плечо, уводя свою спутницу ко входу внутрь и решив держать себя так, как если бы снова вращалась в компании времен первого семестра первого курса. Этот вечер — как театральный спектакль. Кино. Все, что от нее требуется — сыграть роль. Она мертвой успешно притворялась совсем недавно, так неужели роль богатой капризной сучки окажется не по зубам? Сука! Тупая сука! Ингрид вздрогнула и поспешно затолкала воспоминания о вчерашней трагедии как можно дальше. Это сейчас неважно. Она должна обезвредить Чумного Доктора. — Лицо попроще, — снова шепнула журналистка, пока они шли до золотых кованых ворот, закрываясь руками от ослепляющих вспышек многочисленных фотокамер. Ингрид на долю секунды представила, что попросила бы о помощи с проникновением Разумовского, и фыркнула, внезапно представив его на месте Юли. Пресса наверняка бы раздула из этого целую историю, не будучи сильно избалованной подробностями жизни рыжеволосого гения. Я знаю, что ты сделала После вчерашнего он наверняка бы отказался помогать ей. Ингрид натянула на лицо улыбку и решительно шагнула под раскрывшиеся перед ними витые створки. В глаза ударила смесь красного и золотого. С потолка сыпалось сверкающее конфетти, у входа маячили парочка сотрудников в роскошных масках по форме драконьей морды, сияющий свет софитов старался залить собой каждый уголок тесно заполненного людьми пространства. Роскошно. Показушесто. Нелепо. За холлом отыскался зал, куда стекались все киты и лудоманы. Юля сразу же отошла к игрокам в покер, попутно отвесив очаровательную улыбку какому-то уставившемуся на нее типу. Ингрид тяжело вздохнула и шагнула к первому попавшемуся на глаза столу, которым оказался стол с рулеткой. Ей, конечно же, не повезло, но занятие оказалось захватывающим, и вместо одной задуманной партии, она проторчала среди игроков гораздо дольше, попутно успев отклонить несколько предложений угостить выпивкой, два предложения покататься по городу и одно — продолжить вечер в роскошном загородном особняке; зато любезно позволила внезапно нарисовавшимся пикаперам приобретать за нее фишки, как когда-то давно позволяла партнерам на одну ночь покупать выпивку; сэкономив себе тем самым вполне приличную сумму. Но в конце концов, ей это надоело и она поспешно выскользнула из толпы охваченных азартом богачей. Юля уже давно и безнадежно затерялась среди присутствующих, но это было даже к лучшему — в одиночестве Ингрид чувствовала себя спокойнее, а журналистке все равно нужно было собирать материал для репортажа. — Бокал шампанского? Девушка перевела взгляд на подошедшего к ней с подносом официанта и благосклонно кивнула. Ей действительно нужно было выпить: не смотря на проведенное в зале с азартными играми время, она все еще чувствовала себя здесь не в своей тарелке. От духоты начинала кружится голова. — Прекрасной даме, кажется, не по себе? Ингрид перевела взгляд на говорившего. Он был высок, широк в плечах, а под дорогим костюмом угадывалась отличная мускулатура. Длинные волосы были собраны в хвост, в ухе поблескивала золотыми отсветами серьга. Странное дело, но будучи таким же представителем элиты как и все остальные здесь, он, в отличие от других, не вызывал у нее никакого отвращения. — Вовсе нет, — она послала ему улыбку и кокетливо склонила голову набок. — Просто только что испытала свою удачу, и теперь не знаю, чем себя занять. — Тогда, возможно вы позволите мне немного развлечь вас… простите, не знаю вашего имени. — Олимпиада, — выдала Ингрид первое, что пришло в голову, уверенная, что маме было бы приятно, узнай она, что дочь использует ее имя, отчество и девичью фамилию как прикрытие. — Штормовая Олимпиада Львовна. Она по привычке протянула ему руку, но мужчина не ответил рукопожатием. Вместо этого он осторожно сжал кончики ее пальцев и галантно поцеловал их. — Николаев Михаил Петрович, можно просто Миша. Позволите пригласить вас на танец? От него пахло хвойным одеколоном. Ингрид принюхалась, пытаясь вспомнить, почему запах кажется ей таким знакомым, но не смогла. А вот согласием на приглашение — ответила: если она хочет до поры до времени казаться одной из представительниц петербургской «элиты», то танец с одним из богатых мужчин будет прекрасным способом маскировки. Михаил повел ее к танцплощадке, но не успели они начать двигаться, как музыка смолкла, а на деревянную, отполированную до блеска сцену, поднялся упитанный лысый тип в ботинках с золотыми носами. В одной руке у него был бокал. В другой — сигара. Бехтиев — моментально поняла Ингрид. Она с вежливой улыбкой высвободилась из хватки «кавалера» и подошла чуть ближе, чтобы лучше рассмотреть виновника всего происходящего. — Я хочу поздравить всех с открытием моего нового казино, — Бехтиев говорил немного «в нос». Ингрид рассмотрела на его лице трубку, идущую от ноздри за ухо и молча кивнула сама себе — готовясь к вылазке, она узнала, что у этого дельца серьезные проблемы со здоровьем и сейчас, против собственной воли, ощутила приступ мрачного удовлетворения. — «Золотой дракон». Голова дракона, выбитая на «монете», украшающей стену позади него, была неуловимо похожа на самого Бехтиева. Ингрид задумалась, заметил ли это еще кто-то, одновременно признав: изображение выглядело грозно и впечатляюще. — Я бы хотел выпить за всех присутствующих. У него была манера немного растягивать слова. Театральность. Наигранность. Чрезмерный пафос. Отвратительно. — Ведь мы — настоящая элита этого города! За нас! Ура! Бехтиев самодовольно улыбнулся и развел руки в стороны. Ингрид почувствовала, как к горлу подступает тошнота и поспешно уткнулась в бокал с шампанским, чтобы окружающие не заметили, как она сморщила лицо. С потолка снова посыпалось конфетти. Ингрид вынырнула из толпы, залпом осушила бокал и щелкнула пальцами, подзывая проходящего поблизости официанта. Рыжего. Ты теперь не лучше меня, майор. — Мальчик, иди сюда! Она с громким стуком поставила на поднос пустой бокал и схватила новый. — Все, иди отсюда. На сцене, сменив Бехтиева, красовались танцовщицы и музыканты. — О, какие люди, — Юля Пчелкина отошла от декоративной решетки, за которой виднелся массивный силуэт Бехтиева, и с довольным видом подошла к ней. — Освоилась? — Даже знакомство завела, — Ингрид отпила из бокала и прислонилась к стенке. — От всей этой пестроты блевать хочется. — Туалет для женщин в холле слева, — Юля похлопала ее по плечу. — Крепись, мать. — Вы позволите пригласить вас? Юля заговорчески подмигнула собеседнице, подала руку пригласившему ее Михаилу, и отправилась вместе с ним к танцующим парам, соблазнительно покачивая бедрами. Ингрид вздохнула и направилась было к лестнице на второй этаж, рассчитывая отыскать там диванчики, но резко остановилась на полпути, узрев спускающуюся по ступенькам фигуру. Очень знакомую фигуру с рыжими волосами, в дорогущем костюме и видавших виды старых кедах. Ноги как будто налились свинцом. Ингрид нервно облизала губы, успокаивая себя тем, что он ее не заметил, что она сейчас развернется, уйдет, и… Убийца! Разумовский резко остановился. Бутылка шампанского, которую он сжимал в левой руке, грохнулась наземь, обагрив ступеньки осколками и содержимым. Пару секунд они стояли и ошарашенно пялились друг на друга. Наконец Ингрид смогла оторвать ноги от пола и попятилась. Запуталась в собственной юбке, споткнулась, врезалась в какую-то даму в блестящем бежевом платье. Дама не удержала равновесие и рухнула на официанта, опрокинув на себя все содержимое его подноса. Ингрид поспешно отползла в сторону от растекшейся лужи, поднялась на ноги и быстрым шагом направилась к выходу из зала, чувствуя, как от накатившей паники у нее перекрылся доступ к воздуху и изо всех сил стараясь не оглядываться, чтобы проверить есть ли за ней погоня. Успокоила подошедшего к ней охранника что всего лишь ищет место на покурить и, отвесив благодарный кивок, выскользнула через указанный ей черный вход на улицу, молча молясь, чтобы там не было фотографов и других курильщиков. Мольбы оказались услышанными. Девушка с третьей попытки раскрыла клатч, подожгла сигарету и практически рухнула на ступеньку, судорожно втягивая в себя вонючий дым и хватая ртом столь необходимый сейчас воздух. Ее колотило. Запас самообладания на вечер кончился. Она была уверенна, что Разумовского тут не будет. Она была совершенно не готова к подобной встрече. Убийца Убийца Убийца — И долго ты собиралась меня игнорировать? А ведь Стрелков был прав насчет тебя. — Я не собираюсь слушать твои претензии. Сигарета кончилась. Пришлось раскурить новую. — А придется, — судя по голосу Разумовский подошел ближе, но у Ингрид не было никаких сил подняться и уйти внутрь, чтобы затеряться в толпе. — Какого черта, майор? Майор. Горло сжал противный, знакомый спазм. — Я не стану себя оправдывать, — выдавила наконец она, растирая пальцами сигарету. — Уйди, пожалуйста. Мы и так оба знаем, что ты прав. По щеке скатилась капля влаги. Ингрид поспешно вытерла ее пальцем. — Ты вообще представляешь, — его голос скакнул на тон выше. — Что я успел передумать за это время? — Это получилось случайно. Я просто… — она усилием воли сглотнула подступивший к горлу комок. — Я думала, что удар бензопилой ее вырубит. Лоханулась. Не знаю, чем думала в тот момент. Думала, что все просчитала. Сигарета переломилась пополам. Ингрид изо всех сил стиснула зубы, пытаясь вернуть самообладание. Сейчас она встанет, вернется в казино и затеряется среди людей. Нужно дожить до появления Чумного Доктора, обезвредить его и можно будет идти домой. Или на крышу. И нажраться. — Уйди, пожалуйста, — повторила она, вытерев еще одну слезу и радуясь, что хотя бы голос по прежнему звучит ровно. — Я здесь под прикрытием. Ты рискуешь сорвать всю операцию. — Да плевать я хотел на операцию! — Разумовский сорвался на крик. — Ты могла бы просто отписаться, что ты в норме! — В норме? — Ингрид наконец-то поднялась на ноги, найдя в себе силы повернуться к нему лицом, не удержавшись от истерического смешка и совершенно забив на то, что их мог услышать кто-то со стороны. — В норме?! Я убила гребанного человека! Я теперь такая же, как все они, и я не в норме! И не собираюсь выслушивать от тебя про разочарование от неоправданных ожиданий! — приступ злости схлынул также резко, как и появился, приведя себе на смену ощущение усталости и бессилия. — Пожалуйста, уходи. Дай мне дожить до конца этой гребанной вечеринки. Девушка опустилась обратно на ступеньку и огромным усилием воли подавила истерику. Она бронепоезд. Она майор. Она просто обязана с этим справиться. — Я не это имел в виду, — он плюхнулся рядом с ней и растерянно взлохматил свои рыжие волосы. — Я беспокоился. Ингрид шмыгнула носом и посмотрела на него как на чокнутого. — Я убила человека. — Я прослушал стрим той блоггерши. Она… довольно подробно рассказала о том, что произошло. Послушай, — Ингрид ощутила его руку на своем плече и почувствовала, как слезы потекли сильнее, чем прежде. — Ты только что сказала, что это была случайность. Ошибка в расчетах. Это случается в экстренных ситуациях. Все совершают ошибки. — Но не все ошибки обходятся так дорого. — Ты спасла человека от ужасной гибели, вернула девочку матери и свободу парню, которого посадили за убийство этой самой девочки. Мир не выиграл бы, если бы Каштановый Человек убил тебя. — Но выиграл бы, не протупи я с бензопилой. — Когда твой номер стал недоступен, я испугался, что ты что-нибудь с собой сделала, — признался Сергей после пары минут молчания. — Потом подумал, что тебе, наверное, нужно время. Но полной уверенности у меня так и не было. Я хотел поехать к тебе после всего вот этого. Но раз уж мы оба здесь… — Для человека, который неприемлет насилие и убийства ты максимально нелогичен. — Зато максимально логичен для человека, который знает тебя. Раздался веселый хохот и на улицу вывалился какой-то полупьяный мужик. Ингрид поспешно вытерла слезы и поднялась, опознав в нарушителе спокойствия своего сегодняшнего знакомого — Михаила. — Олимпиадочка, а я искал вас по всему кази… Понял, — его тон моментально сменился с шутливого на серьезный, когда Разумовский, вскочивший на ноги вслед за нею, хозяйским жестом приобнял ее за талию и притянул к себе. — не дурак. А вы же этот, ну, который… Конец фразы Гром так и не услышала — неожиданный кавалер решительно потянул ее внутрь «Золотого дракона», не спеша, впрочем, убирать руки. — Олимпиадочка? — Мне нужно поправить макияж, — Ингрид решительно, но осторожно вывернулась из мужской хватки, не горя желанием обсуждать детали собственной маскировки вблизи от потенциально возможных ушей. — Подождешь меня? — П-п-потанцуешь со мной? — А… Поняв, что уставилась на него с раскрытым ртом, Ингрид поспешно подобрала челюсть. Она не то чтобы умела хорошо танцевать — когда-то давно, классе в третьем, мама отдала ее в школьный кружок ритмики, но девочка сбежала оттуда после третьего занятия. К тому же, мальчиков не было и она попала в число тех, кого поставили исполнять мужскую партию. Но… ей же нужна маскировка на вечер, так? Да и танцевать с Разумовским — совсем не то, что с первым попавшимся мужиком. Не говоря уже о том, что ей действительно польстило его приглашение. Именно его, а не Михаила, или кого угодно другого. — Да. Конечно. Но сначала мне нужно выпить. *** Станцевать у них так и не получилось. После того, как майор Гром привела в порядок то, что осталось от нанесенной косметики (а точнее, смыла ее остатки, так как даже не подумала взять с собой хотя бы помаду, не говоря уже обо всем остальном), Разумовский провел ее к бару, где попросил у бармена две порции виски. Заметил ее удивленный взгляд и пояснил, что кажется им обоим сейчас нужно чего покрепче. — Ты потрясающе выглядишь. — Как тебя сюда занесло? — Ингрид воспользовалась длинной юбки и вытянула одну ногу из осточертевшей неудобной обуви. Подумала еще немного и сняла вторую туфлю, с трудом удержавшись от полного облегчения стона. — Я думала… — Собирался высказать Бехтиеву в лицо все, что думаю об этом его проекте. Как раз шел к нему, когда увидел тебя и понял… Сергей не договорил. Где-то поблизости раздались крики, полные паники и грохот, как будто сверху упало что-то тяжелое. Началось. И оно действительно началось. Только не то, что она ждала: верхний этаж заполнился одетое в черное людьми с масками чумного доктора на лицах, а полный злости и зависти крик: — Ну что, доигрались, ублюдки?! отчетливо дал понять, что случилось именно то, чего в свое время так опасались они с Дубиным: последователи Чумного Доктора вывели свои действия на новый уровень. …Крика оказалось вполне достаточно чтобы создать толкучку и полный хаос: объятые ужасом, люди пытались выбежать из западни, но в итоге только толкали и давили друг друга, пока налетчики с хозяйским видом спускались по лестнице, оставив на своем пути парочку трупов. Ингрид непроизвольно обратила внимание на одного из них. Он ничем не отличался от остальных, кроме надписи на маске. Гори-гори ясно! И глаза. Она уже совершенно точно видела этот взгляд раньше… Но почти ухваченное воспоминание моментально отлетело в сторону, когда она поняла, что Разумовского рядом нет, и что паника и давка резко прекратились, потому что блокировавшие залу со всех сторон доктора сбили всех находящихся в комнате в один угол, словно стадо овец. Она покрутила головой, пытаясь отыскать взглядом знакомую рыжую макушку и пропустила момент, когда предводитель налетчиков прокашлялся, собираясь держать речь. — Пока мы пытаемся хоть как-то выжить на наши нищенские зарплаты… Ингрид разглядела Сергея в дальнем углу, живого и невредимого. Она облегченно выдохнула и снова перевела взгляд в сторону лестницы. — … Жрете. И пляшете. Ее взгляд в очередной раз притянул человек в маске с надписью, стоящий слева за оратором. Высокий. Тощий. Нескладный. В поношенных джинсах и подозрительно знакомой куртке. Гори-гори ясно! — …Пришло время платить по счетам! — Да! Человек в маске азартно вскинул руки вместе с остальными. Ингрид не могла видеть его глаз, но отчетливо ощущала плещущуюся во взгляде ненависть. Ярость. Боль. Лёша. Ингрид поспешно ухватилась за стойку, чтобы не упасть. сукасукасука …Но прежде, чем она успела что-либо предпринять, в толпе раздались повторяющиеся извинения, и этот голос она узнала бы где угодно. СУКА — Пожалуйста! — Разумовский пробился в самое начало толпы, держа руки над головой. — Послушайте. Ближайший к нему «чумной доктор» угрожающе взмахнул битой рядом с его лицом. Ингрид залпом осушила все еще сжимаемый в руке стакан с виски и отпнула в сторону осточертевшие туфли. Драться гораздо удобнее босиком. — Дай ему сказать! — Кажется, предводитель налетчиков, чью косуху с рисунком все той же треклятой маски майор Гром невольно, но заценила; оказался заинтересован. Его подчиненный кивнул, и опустил биту, давая гребанному рыжему гению шагнуть вперед. — Я понимаю, почему вы пришли, — Разумовский явно был напуган — Ингрид слышала это в его интонации и самую малость заторможенным движениям; но голос у него звучал твердо. Уверенно. — Но насилие это не выход! — он сделал несколько шагов к лестнице. — Чего вы хотите? Денег? — он на секунду обернулся назад, но сразу же повернулся обратно и поднялся на ступеньку вверх. — Мы дадим вам денег. Это напоминало попытку успокоить бешеное животное. Это и было попыткой успокоить бешеное животное. Ингрид почувствовала, как у нее пересохло во рту. Сердце билось в рваном, ускоренном ритме. Она заставляла себя дышать ровно, стараясь не обращать внимание на поднимавшуюся изнутри панику. Разумовский продолжал подниматься по лестнице. Главарь спустился на пару ступеней, к нему поближе. — Давайте попробуем решить все это мирно. — Ты хочешь денег? — этот вопрос, адресованный предводителем чертовому детдомовскому мальчишке, разъяснил майору Гром всю ситуацию. Он не был заинтересован в речи Разумовского с самого начала. Он просто хотел поглумиться над богатеньким миротворцем. дуракдуракдурак — Меня зовут Сергей, — рыжий придурок подошел к врагу почти вплотную, протянув руку для рукопожатия. Ингрид встревоженно закусила костяшки. — Сергей Разумовский. Леша не дрогнул. Протянутая рука оказалась проигнорированна. — Ба! — теперь в голосе предводителя слышалась неприкрытая насмешка. — Сам Сергей Разумовский! Он повернулся к подчиненным и развел руки в стороны. — Повезло нам мужики, да? А потом развернулся и пнул не ожидающего подлянки миллиардера ногой в грудь. — НЕТ! Ингрид далеко не сразу поняла, что этот пронзительный, полный ужаса крик принадлежит ей. Весь мир сузился до фигуры в дорогом костюме и старых кедах, летящей с лестницы под улюканье и хохот налетчиков. Больше всего на свете Гром боялась, что блядский гений просто сломает себе шею, но ему повезло: он приземлился живой, здоровый и даже способный отползти в сторону от надвигающихся на него противников. Этого было достаточно. Ингрид надорвала юбку, чтобы было удобнее махать ногами и начала поспешно протискиваться вперед, воспользовавшись тем фактом, что все внимание «охранников» привлекала сцена намечающейся расправы. — …откупиться от нас решил? Ну так имей ввиду — мы заберем всё! Главарь занес над миллиардером лом, и в этот момент Ингрид, как раз успевшая пробиться на передовую, запустила в него стаканом. Стакан прилетел четко на лом и отлетел в висок нападавшему, отбросив того на пол. Ингрид удовлетворенно наблюдала как он корчится, сжимая руками место соприкосновения со снарядом, давая Разумовскому возможность встать и слиться с толпой. Правда, тот ею не воспользовался, продолжая лежать на земле с таким ошарашенным видом, что майор не удержалась от неуместного, совершенно идиотического хихиканья. — КТО?! Крик разъяренного зверя в человеческом обличье прорезал воздух и толпа расступилась с двух сторон, оставляя ее один на один с противником. Думай, думай, думай! — А ну-ка взять ее! Некогда. Двое чумных докторов кинулись в ее сторону. Ингрид подсекла одного и увернулась от второго, краем глаза заметив, что Михаил тоже ввязался в драку (и более того — дрался вполне профессионально), Разумовский наконец-то поднялся на ноги, а стоящая на самом верху лестницы Юля приложила противника электрошокером. Как только протащить умудрилась? Потрясающе. После этого ее вниманием завладел очередной противник, но ненадолго — Разумовский, выскочивший позади него словно черт из табакерки, резко развернул его лицом к себе и прописал в табло хуком справа, от которого нападавший отъехал в глубокий нокаут. — Ты в порядке? Спросили и нервно хихикнули осознав, что сделали это одновременно. — Ты же не приемлешь насилие, — подколола его Ингрид, отвесив удар в пах очередному последователю чумного. — Он пытался тебя убить. Ингрид закатила глаза, но улыбнулась, поняв, что гений-миллиардер-меценат встал позади неё, спиной к спине. Не то чтобы она одобряла его действия, но… Тот факт, что можно было не беспокоиться о нападении со спины, вполне оправдывал такую выходку. Не говоря уже о том, что Разумовский отлично дрался. Совсем неудивительно для детдомовского мальчишки. Мир вокруг слился в вырвиглазное красное пятно. Чумные доктора казались бесконечными, пол покрылся осколками от разбитых бокалов и бутылок, об один из которых Ингрид умудрилась порезать ногу и теперь оставляла за собой кроваво-красные следы. Она устала. У нее разболелся низ живота. Тело начинало нещадно ныть. Наверное, дерись она в одиночку, ее бы уже одолели. Но у нее за спиной стоял близкий человек, уже несколько раз нехило выручивший ее, и она не имела права показывать свою слабость, а потому продолжала сражаться, не даваясь в руки врагам, хоть и не так эффективно, как поначалу. А потом раздались крики: — Руки поднял! Работаем! Двери открылись, в помещение ворвались силовики, и майор Гром поняла, что всё закончилось.