The Heir to the House of Prince | Translation

— Ты считаешь, что-то из этого может помочь тебе найти сына? — Я считаю, что-то из этого может помочь мне найти наследника или наследницу, — поправляет Северус. — Мужской псевдоним ещё не подтверждение пола, а лишь свидетельство обманчивости. Нарцисса с сомнением и лёгкой брезгливостью оглядывает библиотеку Джона Ди. — Почему здесь такой беспорядок? — фыркает она, глядя на пошатывающиеся стопки книг и бумаг. — Потому что маглы считают, что большая часть всего этого утрачена в семнадцатом веке, — вздыхает Северус. — Это та часть трудов, которую Ди спас из происшествия с помощью магии. — И как это связано? — Нарцисса с презрением скользит между стопками желтеющих бумаг. — Можно было бы привести всё в порядок, отправить в архивы Министерства... — Ди был не магом, а волхвом — возможно, последним великим в истории, — задумывается Северус. — По решению Визенгамота, секреты Ди следует держать под замком. Они так боятся истинных волхвов. Так мало их понимают. Только невыразимцы здесь и побывали. В погоне за следами истории, которая едва ли им понятна. Северус с недовольством оглядывается вокруг. Он не хотел сюда приходить, у него такое отвращение к преданиям о волхвах, но нужда обязывает. Он обязан найти наследника. Потому что Тёмный лорд — ебаный сукин сын, интересующийся Драко Малфоем, и Северус не позволит собственному ребёнку пойти тем же путём. Его путём. Это немыслимо. — Ди был последним волхвом? — приподнимает светлую бровь Нарцисса. — Ты исключаешь из их числа как Тёмного лорда, так и Президента международной конфедерации магов? — Они не волхвы, и лишь глупцы и болваны могут счесть иначе, — фыркает Северус. — Мне казалось, Люциус всегда считал Тёмного лорда волхвом. Северус одаряет Нарциссу ироническим взглядом. — Ты вольна делать собственные выводы, — говорит он и слышит низкий смешок Нарциссы из-за спины. Она не обязана была приходить сюда с ним, но когда он упомянул, что получил от невыразимцев особое разрешение посетить библиотеку с целью «исследований в зельеварении», она с энтузиазмом присоединилась. Конечно, она быстро догадалась об истинной причине визита. — С чего же мы начнём? — спрашивает Нарцисса, стоя посредине захламлённой комнаты. — Полагаю, тебе придётся назвать псевдоним наследника, хоть ты и до сих пор не доверяешь мне достаточно, чтобы раскрыть собственное имя. Северус приподнимает брови, но не клюёт на наживку. Есть вещи, которые Нарциссе стоит знать, которые помогут ей сдержать клятву о защите его ребёнка, но на некоторые знания у неё просто нет права. Среди них — истина о Роде Принцев. — Эдриан Певерелл, — говорит Северус, ведя их между стопок к ряду обитых кожей томов с выжженными корешками. — Самые ранние исторические записи о волшебниках. Первая датируется падением Рима. — Ещё не Мерлин, но довольно близко, — шепчет Нарцисса, почтительно проводя пальцем по корешку одной из книг. — И ты ничего не нашёл в записях министерства? — Нет. Они доходят лишь до XVIII века, и в них нет и следа Певереллов. Кроме того, родословные в них отслеживаются только по детям-волшебникам мужского пола. Северус знает, что если Певерелл — магловская фамилия, переданная по женской линии, то он ничего не найдёт. Со стороны наследника было бы крайне хитро послать его по ложному следу. А я сам именно так бы и поступил. Абсурдно ли чувствовать лёгкую гордость за лукавство ребёнка, которого он даже не знает? — Что ж, тогда начнём. Нарцисса достаёт с полки первый том с записями, и в воздух взлетает облачко пыли. Она кладёт книгу на шаткий столик и раскрывает. Северус молча сотворяет шар жёлтого света и заставляет его парить в воздухе над их головами. — А. — Нарцисса раздражённо клацает зубами, глядя на страницу. — Это займёт дольше, чем я думала. — Староанглийский? — спрашивает Северус, наклоняясь поближе. — Руны. Пиктские, полагаю. — Нарцисса заправляет длинную серебристую прядь за ухо. — Я не занималась подобными переводами со времён обучения на Мастера. Ты? — С ТРИТОНов, — бормочет Северус. — Однако Арсениус был не только зельеваром, но и полиглотом. Думаю, я смогу помочь. — Я всё забываю, что ты учился у Джиггера, — немного улыбается Нарцисса. — Ты так легко носишь свой блестящий ум, Северус. Он усмехается. Нарцисса умеет подать комплимент так, чтобы он звучал одновременно фальшиво и совершенно искренне. — А я забываю, что ты Мастер древних языков и в области рун легко обгонишь большинство невыразимцев, — замечает Северус. — Обычно ты представляешься не более чем светской женой. — Всегда лучше, чтобы тебя недооценивали, — ухмыляется Нарцисса, обнажая белые ножи острых зубов. Нарцисса — змея, невидимая в траве. Она волк за твоей спиной, наблюдающий за жертвой из теней. Северус благодарен, что она связана обещанием защищать его дитя, и зол, что манипуляциями она заставила его дать такое же обещание. — Я возьмусь за эту, поскольку в ней по большей части руны. — Она переворачивает несколько страниц, чтобы в этом удостовериться. — Ты возьми одну из более поздних, на староанглийском. — Конечно. Северус на минуту задерживается, наблюдая за работой Нарциссы и восхищаясь лёгкостью, с которой она наколдовывает пергамент и перо. Смотреть на неё, когда она на чём-то сосредоточена, всегда было чудесно. Он вспоминает, как её брови хмурятся над зельем, как она убирает серебристые волосы за спину, чтобы не мешались. Может, я мог бы полюбить её. Может быть. Северус прогоняет печальные размышления и тянется к одному из более поздних томов, на котором кожа не так сильно потрескалась. Неважно, мог бы он любить Нарциссу или нет. Люциус любит её с холодной, оборонительной свирепостью, которую Северус испытывал лишь к двум людям в своей жизни. Оба теперь мертвы. Но если у меня есть ребёнок, может, я испытаю это снова. — Почему лишь глупцы считают Тёмного лорда волхвом? — спрашивает Нарцисса. Северус моргает. Он не знает, сколько времени они уже работают над чтением и как долго он погружается в мысли о потерянном ребёнке. — Потому что предания о волхвах чрезвычайно сложны, расплывчаты и удивительны, — автоматически отвечает Северус. Слова поднимаются из глубин памяти против его воли. — Волхвы не просто волшебники с огромной силой воли. Они не продукт скрещивания или образования. Они... избираются. — Волхвы — избранные, Северус, избранные. — Голос матери тороплив и сбивчив. — Я найду волхва. — Звучит ужасно похоже на древние традиции, Северус, — позабавленно говорит Нарцисса. — Не ожидала, что среди всех вещей, которые я о тебе не знаю, вдруг обнаружится скрытая духовность. Из всех вещей, которые ты обо мне не знаешь, Нарцисса, эта, пожалуй, наименее примечательна. — Ты спросила о волхвах, о знаниях, которые были известны волшебникам еще до Мерлина. Это ответ в моём понимании. Северус говорит ровным голосом, прогоняя под окклюментивные щиты все воспоминания о холодном подвале в Коукворте, о спрятанном рунном круге матери, о ярости отца. Вот почему он никогда не был в библиотеке Ди, несмотря на сокровища, которые может обнаружить в ней учёный и Мастер зелий. — И всё равно ты понимаешь эту тему глубже, чем любой другой знакомый мне человек, — тихо произносит Нарцисса. — Арсениус Джиггер тоже был специалистом по волхвам? — Мне об этом неизвестно, — срывается Северус. Он не может сдержаться. Голос матери, голос, который он так долго хранил в самых тихих, потайных частях разума, теперь шепчет в его голове. Подо льдом окклюментивного щита тихо падают снежинки. — Волхвы избираются, когда случайная магия прорывается сквозь арку, принося силы смерти и жизни и того, что между ними. Нам нужен волхв, Сев. Я найду его. Колени на холодном полу. Кровь стекает с запястья, смешиваясь с солью на земле. Безумная песнь матери. Потом кулаки отца. Северусу холодно. Обычно он любит холод, смакует его в подземельях Хогвартса ещё и потому, что чёртовым маленьким негодникам от него не по себе, но сейчас он замерзает. Он вспоминает, как дыхание замирало в воздухе подвала. Северус закрывает глаза и опускает руку на большой фолиант. Он ищет ребёнка. Наследника. Будущее родословной Принцев. Впервые с тех пор, как услышал новость, он задумывается, не стоит ли остановиться. Что есть наследие Принцев, в конце концов? Тени, призраки и горькое, горькое разочарование. — Северус, — вдруг выдыхает Нарцисса. — Вот. Певерелл. Сомнения Северуса тут же испаряются. Ревущий дракон желания, нужды узнать своего ребёнка пробуждается внутри. — Что там написано? — требовательно спрашивает он. — Ничего, — качает она головой. — Только имя, но вот здесь... — Нарцисса двигает пальцем вниз по странице. — Те же самые руны. Секунду, я проверю... написано: и его наследник, Антиох Певерелл. — Это имя можно отследить. — Северус с трудом сдерживает радость в голосе. — Можно, — мягко улыбается ему Нарцисса. — Если дойдём достаточно далеко, возможно, увидим смену этой фамилии на более современную. А уже тогда тебе, быть может, помогут архивы министерства. Ребёнок мог использовать старую фамилию, чтобы тебя проверить. Северусу не нужно спрашивать, что она имеет в виду. Он сделал бы то же самое, придумал бы неизвестному отцу запутанную загадку, чтобы проверить его преданность и верность. Мой ребёнок — сраный когтевранец. Он вдруг понимает, что это прекрасное чувство. Так удивительно, что где-то есть человек его крови, и он так умён, и он живёт и дышит. Умный ребёнок. Его ребёнок. В нём разрастается решительность. Такой решительности он не чувствовал с тех пор, как Альбус сообщил ему, что сын Лили выжил. Защищай его. Если Северус способен на это ради ребёнка, который — иногда думает он — лучше бы не рождался, то для наследника он может сделать куда больше. И он сделает. Он найдёт его и покажет себя достойным отцом. Он где-то там, а Тёмный лорд — крадущий детей и разрушающий жизни ебаный сукин сын. Северус найдёт наследника и проследит за тем, чтобы он никогда его не тронул.

***

Проходит два часа, и Нарциссе нужно обратно в мэнор, а они едва добрались до XIII века. — Осталось много работы, — вздыхает Нарцисса, выходя на улицы Лондона и распуская волосы. Северус мысленно усмехается. Теперь Нарцисса ни за что не появится на публике с собранными волосами из-за страха запятнать репутацию аристократичной леди. Северус — один из немногих, кому известно, что она учёная и вообще книжный червь. — Но это начало, Северус. — Я благодарен твоей помощи, конечно же, — наклоняет он голову. — Я вернусь через несколько дней, если ты ко мне присоединишься. — Думаю, я буду весьма рада, поскольку у Драко сейчас миссия — бесконечно упрашивать меня о покупке его последней прихоти. Нарцисса закатывает глаза. Она любит сына, но Северус знает, что Друэлла Блэк своих дочерей не баловала. А вот Малфои, напротив, на каком-то отдельном уровне потворства. В качестве личного слогана Абраксас мог бы использовать: Люциус хочет — Люциус получает. Северус не может сдержать презрительного изгиба губы. Если бы Драко был его сыном, он бы никогда не позволил так его изнежить, но Драко не его, а ребёнка Северуса надо ещё сначала отыскать, чтобы портить. Люциус раньше был его другом, но всё равно иногда он не может его не презирать. — И чего же возжелал мой крестник на этот раз? — сардонически приподнимает бровь Северус. — Упаси меня от какой-нибудь новомодной метлы, заклинаю Цирцеей. — Увы, нет, если бы это была лишь метла, то Люциус приобрёл бы её, не успей я ещё о ней услышать, — вздыхает Нарцисса. — Но моему сыну угодно завести бумсланга как питомца. Северус встаёт столбом посреди улицы. — Мой крёстный сын хочет ядовитую змею в качестве фамильяра? — И весьма пылко. — Нарцисса берёт его под локоть и ведёт за собой. На мгновение он задумывается, что думают проходящие мимо маглы при виде них: два человека, с головы до ног облачённые в чёрное, словно викторианские плакальщики — готичная парочка прогуливается по улицам Лондона. — Как оказалось, наследник Нотт получил бумсланга от отца на день рождения. Драко... в ярости. Северус потирает переносицу. — Предполагаю, Драко и в голову не приходило, насколько Аполлоний Нотт не заботится о благополучии наследника, если не видит ошибки в покупке ему дикого животного? Только Драко мог бы пожелать такого небрежения, — фыркает он. — Как справляется Люциус? Драко часто неостановим в своей алчности. А когда она направлена не в ту сторону, это может привести к катастрофе. Он припоминает событие, которое в семье Малфоев стало известно как «инцидент с драконом». После месяца поддельных документов и обещаний немыслимого количества золота стало известно, что девятилетний Драко Малфой находился в процессе нелегальной покупки драконьего яйца под отцовским именем от преступника в Китае. Люциус еле избежал тюрьмы, а громко возмущающегося Драко всего лишь заперли в комнате. На голове Северуса прибавилась пара седых волос, и он поклялся никогда, вообще никогда не покупать крестнику питомца. — Неплохо. Как тебе известно, в вопросах безопасности Драко Люциус непоколебим. Северус кивает. Хоть он и презирает потворство Люциуса, нельзя не отдать должное его бдительности. Они идут молча, и Северус размышляет обо всех способах, которыми бумсланг способен убить пятнадцатилетнего подростка. — Аполлоний Нотт... он живёт отдельно от сына, верно? — тихо задумывается Нарцисса. — Да. — Губы Северуса сжимаются. Как декан Слизерина, он хранит множество секретов. Один из них — условия жизни Теодора Нотта. — И с кем же живёт юный Теодор? — С Джезебель Нотт. — С сестрой Аполлония? Я с ней незнакома. — О ней мало кто знает. — Эта женщина сотворена из стали и чистоты крови и убеждена, что только наказаниями можно воспитать наследника — если, конечно, судить по синякам, средство от которых Северус периодически выдаёт Теодору. — Аполлоний сильно упал в статусе после смерти жены. Северус кивает. Медея и Аполлоний потеряли много детей до Теодора, а потом, когда он был ещё маленьким, Медея погибла в подозрительном происшествии. Возможно, имело место вмешательство Тёмного лорда. При её жизни Аполлоний был старательным слугой, преуспевавшим в политике, всегда готовым защитить семью. После смерти Медеи Нотту стало всё равно. Северусу уже бросалось в глаза его отсутствие среди пьяных блюстителей чистоты крови на Чемпионате мира по квиддичу, его молчание на собраниях Пожирателей. По мнению Тёмного лорда, это просто возраст берёт своё, но Северус знает правду: Аполлоний разочарован. Рыбак рыбака, в конце концов. Но Аполлоний не настолько безрассуден, чтобы броситься Дамблдору в ноги. Он не станет рисковать жизнью ребёнка, как я. От этих мыслей настроение у него падает. Он говорит себе, что не знал о существовании ребёнка, когда стал шпионом, но это не имеет значения. Если стать Пожирателем значит навлечь опасность на своего ребёнка, то быть Пожирателем-предателем — только хуже. — Как Люциус? — спрашивает Северус, продолжая думать об опасности, которой Пожиратели подвергают своих детей. Нарцисса проницательно смотрит на него. Она самая умная женщина, с которой он знаком. Она понимает смысл вопроса. — Хорошо, — тихо говорит она. — Взволнован, возможно, но он в порядке. Когда Драко вернётся в школу, станет спокойнее. Потому что в Хогвартсе Тёмный лорд его не тронет. Неважно, что сделает Люциус. Так поступают отцы, защищающие своих детей. Они отправляют их подальше от опасности, а не наоборот. Не как Северус. Он прощается с Нарциссой и морально готовится к менее приятному делу, которое сегодня нужно выполнить. Со вздохом он аппарирует на площадь Гриммо. — Северус. — Люпин замирает внизу лестницы, глядя на него. — Мы сегодня тебя не ждали. Если это вообще возможно, Люпин выглядит ещё хуже, чем в прошлый раз. Лицо осунулось, волосы висят сосульками. До полной луны ещё десять дней, так что дело не в этом. Блэк, холодно думает Северус. — Дамблдор попросил сварить ему зелье. — Северус проходит мимо Люпина к подвальной двери. — Прошу прощения, если это принесло тебе неудобства. — Нет, всё в порядке, просто дай мне секунду... — тараторит Люпин за спиной, поспешно спускаясь вместе с ним. Северус задумывается, что такого он может прятать там, в лаборатории, которую отвели ему для личного пользования. Нелегальная варка аконитового зелья? Может, он делает его для менее удачливых оборотней, у которых нет связей с Мастером зелий? Люпин всегда был хорош в зельеварении, и к тому же он тот ещё недопуффендуец с жалостливым сердцем. Чёртов лунатичный идиот. Северус мысленно готовит для дурака диатрибу, но останавливается, спустившись с последней ступеньки. Блэк. Блэк сутулится над котлом, потный и небритый. В его лаборатории. Северуса вдруг охватывает лютая ярость. — Что ж, Блэк, я и понятия не имел, что ты хочешь стать Мастером зелий. С другой стороны, что-то же ты должен делать с целыми эонами свободного времени, — протягивает Северус, сжимая руки в кулаки. Он не настолько глуп, чтобы показывать перед Блэком гнев, особенно когда тот худ, потрёпан и по виду словно не спал неделю, но он вполне может позволить себе сарказм и язвительность. — А может, ты просто ищешь новые способы проявить свою совершенную бесталанность? Блэк пялится на него покрасневшими, расширенными глазами — взгляд человека, которого поймали на горячем. И потом она возвращается на место — классическая злобная ухмылка Блэков, с детских лет появлявшаяся на его лице всякий раз, как он пытался прикрыть задницу. — Что? Думаешь, ты единственный можешь сварить какое-то жалкое зелье, Сопливус? Жестокая кличка безошибочно бьёт в цель, неостановимая, как Тёмная метка. Северус поглядывает на палочку Блэка и на рабочий стол, его личный рабочий стол, который всегда содержался в чистоте и порядке. Он видит ингредиенты настолько редкие, что Блэк наверняка потратил целое состояние, чтобы их добыть. Без всяких сомнений, после такого он оставил бумажные хвосты. Бездумный идиот. — В таком случае мне нужно сварить для Альбуса несколько «жалких» зелий, среди которых Напиток живой смерти, так что если за ночь у тебя вдруг не отросли мозги — хотя предположу, что скорее Тёмный лорд закатит тебе вечеринку на день рождения, — то убирайся отсюда к чёрту. — Это мой блядский дом, Снейп, ты убирайся к чёрту. — Губа Блэка злобно изгибается. — Бродяга, ему нужна лаборатория, — произносит Люпин позади них. — Нет. Нет! Я терпел его мерзкое, льстивое лицо семь лет подряд! — Теперь Блэк кричит с тем же безумным выражением лица, которое Северус запомнил в ту ночь в Визжащей хижине. Он так крепко сжимает палочку, что ногти врезаются в ладонь. — Это мой ебаный дом! Я даже не хочу здесь жить, почему я должен впускать сюда чёртовых Пожирателей? Блэк пинает табуретку и как будто намеревается опрокинуть котёл. Прежде чем Северус успевает поднять щит, Блэк берёт фиал с чем-то наверняка неприлично дорогим и кидает его в стену. Он разбивается, и своеобразный запах наполняет комнату. У Северуса замирает сердце. Кровь единорога. — Сириус! — Голос Люпина внезапен, как щелчок кнута, и в нём прорывается лающий волчий рык. — Иди наверх. Сейчас же. Если он не называет Блэка тем мерзким прозвищем, думает Северус, это явный знак раздражения. Пёс действительно выглядит, будто его пнули, и переводит взгляд с Северуса на Люпина, словно подозревает их в сговоре. Потом он хватает листок бумаги и протискивается мимо них, сильно толкая его в плечо. Северус стоит твёрдо, как статуя, стараясь дать отпор. Он больше никогда и ни за что не прогнётся перед этим человеком. Блэк терроризировал его семь лет. Северус больше ему не уступит. — Бродяга, прошу, — пытается смягчить псину Люпин, но Блэк уже несётся вверх по лестнице, перескакивая ступеньки через одну, и оставляет глядящего в пустоту любовника у подножья. Просто жалок. — Какого хуя ты творишь? — шипит Северус, шагая к столу. Судя по его виду, на нём несколько раз взорвался котёл. — Одно дело — разрешить ему варить зелье, но совсем другое — позволять использовать строго запрещённые законом ингредиенты! — Он мне не говорил, — уныло объясняет Люпин. — Пока не пришли ингредиенты. Что я должен был сделать? — Остановить его! — огрызается Северус. — Кровь единорога, Люпин? Кровь единорога? Нет ни одного зелья в мире, в котором кровь единорога используется не с какой-нибудь омерзительной целью. — Думаешь, я сам не знаю? — Глаза Люпина горят янтарём, ближе к оранжевому. Он сжимает покрытые шрамами кулаки. — Тогда ты не только невнимателен и слеп, ты ещё и соучастник! — взрывается Северус. — Я не знаю, что он варит! — орёт Люпин. — И это твоё оправдание? — презрительно улыбается Северус. — Что ты просто не мешаешь безумцу заниматься незаконной и морально отвратительной деятельностью? И почему меня это совершенно, нахуй, не удивляет, Люпин? Ты всегда любил наблюдать за преступлениями со стороны. — Он сходит с ума к чертям! — Люпин вдруг оказывается к нему слишком близко, его глаза цвета восходящего солнца, в словах пробивается рычание. Северус сжимает край стола, радуясь, что он оказался между ними. — Дамблдор запер его, не даёт видеться с крестником, заставляет жить с людьми, которые не умеют с ним обращаться... — Обращаться? Почему ты говоришь о нём, как о ребёнке? — рычит Северус. — Я и понятия не имел, что у тебя такие наклонности, Люпин. — Считаешь меня педофилом, Северус? — блестит глазами Люпин. — Считаю, что у тебя нездоровая потребность нянчиться со взрослым мужчиной, как с подростком! — Потому что он и есть подросток! — взрывается Люпин. — Он пробыл собакой двенадцать лет, Северус, он попал туда в двадцать один год и так и не вырос! — Так заставь его! — ревёт Северус. — Страдания — не оправдание! Он не выдерживает, он не может терпеть эту жалкую защиту взрослого человека, будто Блэк здесь единственный, кто страдал. Лили мертва. Регулус мёртв. Люпин смотрит на него, тяжело дыша. — Но это причина, — тихо говорит он. Словно этого достаточно. Северус фыркает, и его смешок отдаётся эхом в тесном подвале. — Ты всегда был и остаёшься до неприличия самонадеянным, — с насмешкой говорит он. — Как и каждый из Цирцеей проклятых Мародёров. Вы все словно жили под заблуждением, что жизнь обязана быть к вам добра. Как у всех гриффиндорцев, у вас было это гадкое убеждение, что если вы достаточно умны, остроумны, красивы... Люпин вздрагивает при этом слове, но Северус не может остановиться. Он ненавидит за это их всех, особенно ебаного Джеймса Поттера. Ненавидит его сына за передавшийся по наследству омерзительный оптимизм, который Дамблдор в нём только закрепил. — ...то жизненные невзгоды пройдут мимо вас. Вы были наивны, и это уже тогда было невыносимо, а Дамблдор потворствовал каждому из вас, но теперь вы взрослые, и я не школьник, и у меня нет ни единой причины продолжать потворствовать вам и терпеть это ещё хоть одну ебаную секунду! Северус тяжело дышит, глядя в лицо Люпину. У того дёргается челюсть. Северус видит вмятины, оставшиеся в столе от пальцев оборотня, и его желудок сжимается при виде этой неуловимой демонстрации нечеловеческой силы. Наконец Люпин усмехается. Странное выражение для его лица, ироничное и мрачное — Северус давным-давно такого не видел. — Ты думаешь, я живу в заблуждении насчёт того, какой должна быть моя жизнь? Люпин склоняет голову набок. Длинный, грубый шрам на его горле поблёскивает белым в тусклом мерцании свеч. — Я ожидаю прожить вполовину меньше тебя, если повезёт. Я ожидаю, что мои кости медленно начнут меня подводить, пока в один день какое-нибудь ребро просто не откажется трансформироваться при превращении и не проткнёт мне сердце. Я ожидаю истечь кровью в лесу, в одиночестве, ожидаю, что меня найдут голым много дней спустя незнакомые люди, что меня похоронят в неглубокой могиле и больше не вспомнят. И это хороший сценарий. Это если меня не убьёт стая, и не арестует министерство, и я не умру от голода, потому что не могу работать. — Люпин тихо смеётся и трясёт головой, и на его глаза спадает сальная тёмная прядь. — Да, Северус, мои ожидания от жизни и впрямь так завышены. Северус тяжело сглатывает. Он не будет жалеть этого человека. Человека, у которого были два любящих родителя и компания заботливых друзей, который был популярен и восхваляем, к которому вернулся из мёртвых любовник. Он не будет. — Пойди найди свою псину, — с презрением усмехается Северус. — Пусть он утирает тебе слёзы и выслушивает горести. Видит Господь, мне они не нужны. Люпин коротко кивает, разворачивается и выходит. Северус старается игнорировать его слова, не думать о них. Я ожидаю истечь кровью в лесу, в одиночестве. Это лучше или хуже той смерти, что ему уготовил Тёмный лорд? Северус не может определиться. Он начинает разбирать учинённый Блэком бардак, пытаясь понять, для чего ему понадобились самые странные ингредиенты, которые он видел за долгое время. В каком зелье требуются «глаза слепого ястреба-перепелятника»? Потом он его находит. Под копией «Расширенного курса зельеварения». Письмо. Письмо Поттеру. Северус не удивлён. Ему известно, что к Поттеру не доходит почта, и, как раздражённо отмечала Грейнджер в его прошлый визит, это крайне подозрительно, но его удивляет содержание письма. Блэк отправил Поттера заявить права на наследие, чтобы заполучить Гримуар. Блэк, заверяющий всех в своей любви к мальчику-который-выжил, заставил его выйти из безопасного дома в чёртов банк. — Идиот, — бормочет Северус. — Ебаный дурак. Северус знает, что Гринготтс не одобряет одалживание Гримуаров кому попало. Если Блэк это забыл или решил проигнорировать, значит, ему отчаянно нужно что-то узнать. Затем Северус замечает нечто ещё более странное. Внизу страницы слова, написанные не почерком Блэка и словно выжженные огнём. Лишь дети крови Грифона и Слейпнира могут коснуться Священного Гримуара. Поттер ответил на письмо. Или кто-то другой. Слова не слишком понятны Северусу, но на всякий случай он сохраняет их где-то в глубине памяти. Но самое важное здесь — тот факт, что несмотря на прямой запрет как-либо связываться с хулиганом-крестником, Блэк нашёл способ это сделать. Грейнджер была права. Блэк нарушил правила. Вместо самодовольства Северуса наполняет ледяная тревога. Когда Блэк нарушает правила, чужие жизни оказываются под угрозой. Двадцать лет назад это была жизнь Северуса. Нахуй Блэка. Пошёл он нахуй и ко всем чертям. Если я умру, не успев найти наследника, из-за выходок Блэка, то найму некроманта и привяжу его душу к телу флоббер-червя. — Северус? Он поднимает глаза. Люпин стоит на середине лестницы, избегая его взгляда. — Тебе нужно подняться. Пришёл профессор Дамблдор. — Будет собрание? — спрашивает Северус, незаметно кладя письмо на место. — Нет. — Люпин почёсывает тыльную сторону ладоней. Он так делает, только когда волнуется. — На Тисовой улице что-то случилось. И тогда Северус понимает, что его ждёт долгая, раздражающая ночь.