сказ о несказанном

из выкрученных на максимум колонок исходил звук сражающихся между собой персонажей в подключённой к ним приставке.   — чистая победа. — ухмыльнулся скарамучча, откидывая геймпад на столик у дивана, который был завален рассыпавшимися из пачек чипсами.   — нет, грязная! — запротестовала мона, взмахнув рукой со своим геймпадом и сердито посмотрела на друга.  их дружба была поистине странной. они познакомились ещё в школе, и началось их общение довольно… своеобразно. а именно — полученным по голове скара рюкзаком. «он первый начал!», — оправдывалась перед классной руководительницей мона, скромно шаркая ножкой по полу и искоса поглядывая на своего нового заклятого врага, который потирал ушиб на макушке и испепелял взглядом девчушку с темными волосами, собранными в два хвостика.  всю начальную школу они цепляли друг друга самыми изощренными способами, устроив негласное соревнование, где призом были слёзы оппонента. мегистус проиграла. и победа мальчишку совсем не обрадовала, как он ожидал. его сердце сжалось от её слез, поэтому он присел рядом с ней на скамью и извинился. извинения не были приняты, он был послан на три буквы и ужасно унижен. они не разговаривали друг с другом около полугода после этого события, и скар честно желал вернуть хотя бы толику её внимания к своей персоне, но она продолжала проходить мимо него в школьном коридоре и делать вид, что когда-то объект её ненависти испарился в пространстве и больше не существует. но мальчик был слаб в области взаимоотношений, поэтому играл по её правилам и наивно ждал чуда. и оно, как ни странно, пришло к нему само.  это был тёплый майский день. прозвенел звонок, оповещающий о конце учебного дня, класс выбежал из кабинета врассыпную. скарамучча не торопился — его попросили задержаться после урока.  на выходе из школы он услышал свист и смех, исходящий откуда-то из-за угла школы. обычно это не вызывало у него реакции, но в этот раз он решил пройти мимо и посмотреть, что происходит. и не зря. проталкиваясь через плотный круг из школьников, он вышел к «сцене», вокруг которой все собрались. зрелище, открывшееся его глазам, было поистине ужасным — мона мегистус, горделивая особа, сильная и способная дать отпор любому обидчику, получала удары от задиристого мальчика из параллельного класса. его друзья хлопали и хохотали, поддерживая его поступок, а собравшиеся в круг одноклассники и зеваки просто смотрели. кто-то снимал на телефон, кто-то шептался, кто-то молча наблюдал. и это злило.  недолго думая, скарамучча сбросил рюкзак с плеч и помчался на рожон, отталкивая нападавшего от девочки. про мону все моментально забыли, а зеваки начали активнее включать камеру, чтобы запечатлеть драку задиры и тихого мальчика, благородно бросившегося на защиту девчонки из своего класса.  в тот вечер мальчик сидел дома с куском замороженного мяса у постепенно отекающего от удара глаза и улыбался, ведь обеспокоенная мона сама довела его до дома и объяснила ситуацию его испуганной матери.  с того дня их отношения в корне поменялись — они сели за одну парту, откуда их быстро рассадили за смех во время уроков, начали вместе гулять и поддевать друг друга только в целях доказать самим себе, что это просто дружба. по крайней мере, так думал скарамучча. и убеждал себя в этом из года в год, продолжая делать это и по сей день.  сейчас они студенты последнего курса одного университета, правда, учатся на разных специальностях. мона выбрала биологию, а скарамучча — программирование.   — грязная? — парень приторно улыбнулся, — пора признать, что тебе никогда не обыграть самого маэстро боевиков.   — маэстро? — девушка прыснула и отложила геймпад, откидываясь на спинку дивана, — ну да, точно-точно, это же не я пержу в диван целыми днями ради часов в игре.   — наглая клевета.  — ладно, всё. я хочу поговорить с тобой о наболевшем, — скарамучча удивлённо приподнял бровь, но кивнул, поэтому она продолжила, — как можно обратить на себя внимание парня, если он меня совсем не замечает, как девушку?  парень почувствовал, как сердце его упало куда-то в желудок, а в горле застрял ком, из-за чего он тут же вцепился в бутылку газировки и сделал несколько больших глотков. слова девушки выбили его из колеи: он так привык к тому, что мона всегда была с ним, что не готов делить её с кем-то ещё. с кем-то, кто может забрать у него то, что принадлежит только ему и никому больше.   — откуда мне знать? — огрызнулся он и сложил руки на груди, но тут же опустил их и вскочил с дивана. — я похож на человека, который мальчиков привлекает?  скарамучча видел реакцию мегистус, которая с недоумением разглядывала его побагровевшее лицо, но ничего не мог с этим сделать. случившееся он воспринимал как предательство, ведь в его голове не было и мысли, что он когда-то потеряет мону, что она его променяет на кого-то другого. в его глазах она была человеком, с которым было бы неплохо провести всю свою жизнь, пусть и так — издеваясь друг над другом, но всё же окрашивая серые будни яркими красками.   — успокойся, что ты так завёлся! — девушка поднялась с дивана следом за ним и, когда они постояли какое-то время во взаимном молчании, мона засобиралась домой. на вопрос «все нормально» убийственно спокойно ответила «конечно». и ушла.  скарамучча захлопнул входную дверь и облокотился о неё спиной.   — как это понимать…? — пробормотал он и приложил руку к сердцу: оно стучало с бешеной скоростью. «я же говорил тебе, что делаю всё это только потому что мы дружим. мы же друзья. друзья и точка», — немой диалог в голове парня лучше не делал, поэтому он отошёл от двери и плюхнулся обратно на диван перед приставкой, продолжая размышлять о случившемся. 

* * *

скарамучча сразу заметил перемены в моне. на смену её любимым худи и спортивным штанам с растянутыми коленками пришли юбки, платья и выглаженные рубашки. она чаще улыбалась и теряла концентрацию: влюблённость сделала из неё странное существо, вечно парящее в облаках. он понял, кто был объектом симпатии подруги — ботаник с химического факультета, кажется, альбедо. точнее, как понял… мегистус все уши ему про него прожужжала. а скар чувствовал, как скрипят его зубы каждый раз, когда он видел, как на когда-то их привычном месте для встреч в университетском коридоре стоит этот блондинистый придурок, который о чем-то увлечённо беседовал с моной. это происходило изо дня в день, он понимал, что их отношения развивались, и это заставляло парня чувствовать, что постепенно он сходит с ума.   — почему ты так паришься, скарамучча? — прошептал он самому себе и посмотрел на своё отражение в зеркале университетского туалета. — у тебя же кишка тонка признаться ей в своих чувствах… — пауза на осмысление, — своих чувствах? что?! — он и сам не понял, как кулак прилетел в зеркало, что со звоном разбилось на сотни кусочков и, сверкая, посыпалось в раковину. в каждом из этих частиц мелькало отражение юноши, который стоял, обхватив голову руками. он был зол на себя за то, что упускает то, что, как ему казалось, никогда от него не ускользнёт. он ошибся, ведь сейчас он терял свою мечту и не мог ничего с этим сделать. по крайней мере, именно в этот день он признал для самого себя, что чертовски сильно влюблён в свою подругу, которая не видит в нём что-то большее, чем просто друга. 

* * *

время шло, но для скарамуччи оно ползло со скоростью улитки. словно в замедленной съемке он наблюдал, как мона идёт по университету за руку со своим альбедо, целует его на переменах, дарит ему свои счастливые улыбки и не скрывает смущения, когда он приближается к её уху и что-то шепчет. скар даже проник в тыл врага и познакомился с этим мерзавцем, разрушившим его жизнь. отношения сложились так себе, потому что у них абсолютно разные интересы, но ему нужно было понимать, с кем он имеет дело и чем он лучше него.  периодически они шли из университета по домам втроём, и скарамучча слушал, как эти двое обсуждают замысловатые и непонятные для него темы, связанные с различными исследованиями, спорят при расхождении их фактов или позиций по отдельным вопросам, доказывая свою правоту научными статьями, которые искали в телефонах прямо на ходу. ему самому было сказать нечего — ни биология, ни химия его не интересовали ещё со школы, а их ботанское кокетство вызывало только раздражение, поэтому каждый раз на полпути он резко находил причины слиться, оправдываясь делами мировой важности, но в итоге просто шатаясь по городу часами напролёт. вечерами мона писала, спрашивая, дошёл ли он до дома и все ли у него хорошо, но каждый раз парень отвечал пассивно-агрессивно, потому что знал, что её поведение не более, чем привычка. они часто так делали ещё со средней школы, после чего созванивались и болтали часами напролёт о любой чепухе, приходящей им в голову. каждый раз, когда он смотрел в экран, видя звонок от подруги, его сердце сжималось и он сразу же прочищал горло и делал пробу голоса, пытаясь сделать его немного тверже и брутальнее. а когда использовались видеозвонки наводил какой-никакой марафет и даже прибирал комнату, хотя в обычной жизни его максимумом было стряхнуть крошки от сухариков с рабочего стола и почистить клавиатуру от компьютера. хоть мона и знала, что если скар прибегает к капитальной уборке, то только перед супер важным событием, но никогда не заостряла на этом внимание. а он из-за этого злился, хоть тогда и не очень понимал, что именно выводило его из себя — невнимание мегистус к таким мелочам или его собственная наивность.

* * *

в один майский день он проснулся с мыслью, что сегодня именно тот день, когда он должен признаться ей. хоть он и понимал, что это неразумно — альбедо и мона в отношениях уже более полугода, а тут он со своими чувствами. но больше он так жить не мог, кошки скреблись в его душе каждый раз, когда он смотрел на свой объект обожания, хихикающий с его очередной шутки, и думал, что она так близко, но так далеко. едва ли он дошёл до ворот университета, как к нему подлетела его подруга, со спины обняв его шею и прижавшись к спине щекой. скарамучча замер. он сразу понял, кто это сделал, поэтому положил ладони на её руки, слегка их поглаживая и отмечая про себя, что за столько лет дружбы никогда не замечал, насколько гладкая у неё кожа, и как сильно хочется чаще к ней прикасаться и руками, и губами.   — ска-а-а-а-ар… — лениво протянула мона, не отлипая от спины друга, — у меня таки-и-ие новости. ты вообще упадёшь.   — м? — «она рассталась с альбедо. она рассталась с альбедо. пожалуйста, прошу, брось его и дай мне шанс».   — смотри сам. — девушка вытянула одну из рук перед парнем и показала руку, шевеля безымянным пальцем, на котором блестело кольцо.  сердце вновь провалилось куда-то в желудок и жалко болталось там, щекоча его изнутри, стимулируя выпустить наружу весь его завтрак. скарамучча резко сбросил её руки с себя и обернулся к ней. между нахмуренными бровями пролегла морщинка, а глаза сузились. он знал, что неспособен по-настоящему злиться на мону, потому что это мона, но сейчас он сразу же забрал свои слова назад. отчаяние смешалось с гневом, он закусил щеку изнутри и поджал губы. он видел на лице подруги растерянность: наверное, она ожидала совсем иной реакции. но он вновь стал заложником своих эмоций, все утро на языке вертелось признание, он репетировал его по пути на учебу и уже продумывал варианты развития событий, но одним движением руки мона разрушила все его мечты и надежды, ведь сегодня она четко дала понять, что её любовь никогда не будет принадлежать ему. и он останется «просто другом», который всегда рядом и не оставит в беде, уничтожит любого, кто заставит её расстроиться и даст свой пиджак, если её тонкая рубашка не справляется с зимним отсутствием отопления. это же скарамучча. она его таким и знает. и все это сыпалось — поэтапно, медленно но верно, ведь скар сам начинал отдаляться от подруги, все чаще уходя в себя. он действительно очень старался потушить этот пожар из чувств внутри. изолировался от моны: в коридоре он обходился сухим «привет», отвечал на сообщения в разы дольше, хотя уведомления на неё у него всегда включены, а учитывая, что у него пылятся водительские права без дела, договорился с родителями на подарок на день рождения в виде машины, чтобы уезжать с учёбы самостоятельно и не пересекаться ни с моной, ни с её альбедо, от упоминания которого у скарамуччи уже просыпались рвотный рефлекс и желание впечатать его голову в стену, лишь бы он только не существовал больше в этом мире. особенно в моменты, когда альбедо сам подходил с вопросами о предпочтениях моны для их нового свидания. в силу своего эгоизма и подлости скар всегда лгал, хоть и знал, какие цветы она любит, какая её любимая кухня и концерты каких групп никогда не пропустит. он знал все, и не имел никакого желания делиться с кем-то этими тайнами, ведь содействовать в развитии их отношений он и не думал. в такие моменты он так сильно сжимал кулаки, что замечал на ладонях глубокие раны от впивающихся в них ногтей. за время отношений этих двух раны не успевали зажить, как уже появлялись новые. бесконечный цикл, извечные страдания.  с того дня он больше не разговаривал с моной мегистус. 

* * *

выпускной бал был важным событием для каждого выпускника. юноши в выглаженных смокингах и девушки в длинных воздушных платьях танцевали на вечернем праздновании в спортивном зале университета. лишь сияющие под потолком дискошары и приглушённая светомузыка освещала их лица. слышался смех, звон бокалов, люди собирались своими группками и оживленно беседовали — кто-то о планах на будущее, кто-то о простых бытовых мелочах. только один скарамучча терся в углу и без особого интереса наблюдал за сие действием, периодически отпивая шампанское из бокала. он видел, как мона и альбедо танцевали и смеялись, видел, как мона смотрела на него через весь зал, но так и не подходила. и он тоже не подходил к ней, всегда отворачиваясь, едва ли он ощущал на себе её взгляд. смесь эмоций в его голове вызывало лишь нытьё в висках, и он просто устал от постоянных мучений, продолжая насильно внушать себе, что мона больше его не интересует. ни как девушка, ни как подруга. но каждый раз обманывался — зная, что лжет самому себе, он бил кулаком о стену и падал лицом вниз на кровать, продолжая избивать уже её.   — и долго ты будешь пилить их взглядом? — послышался голос по правое плечо скара. конечно, он его сразу узнал — это до ужаса наблюдательный и раздражающе проницательный хэйдзо, который какое-то время тесно общался с ним, но не знал его о чувствах к моне. но знать у него не было необходимости — парень, учащийся на детектива, сразу же все понял, когда увидел все своими глазами. то, как смотрел скарамучча на идущих по коридору голубков, как задерживал дыхание и сжимал кулаки. только слепой не догадался бы о такой очевидной вещи.   — тебе какое дело? — рявкнул скар и перевёл взгляд на знакомого, который прислонился к стене рядом с ним и крутил в руках свой бокал.   — жалко выглядишь.   — свали.   — мне и тут хорошо.  на этом их диалог закончился, парни молча стояли у стены и смотрели на уже бывших студентов, занимающихся своими делами. музыка менялась: то медленный танец, то попса. парень видел, как иногда хэйдзо стучал носком ботинка под ритм музыки, и это вызывало ещё большее раздражение, но тот и не думал прекращать. кажется, что он намеренно пытался вывести его из себя.   — поговори с ней, — наконец заговорил юный детектив. — она и сама переживает, как я вижу. пока я тут стоял, насчитал двенадцать её взглядов в нашу сторону. — скар повернул голову в его сторону и вскинул брови, пристально глядя на парня, который, впрочем, легко выдержал этот взгляд. — давай-давай.   — ненавижу тебя. — пробурчал парень, но все же отошёл от стены и скрылся в толпе, а хэйдзо приподнял в тосте бокал в спину товарища. 

* * *

с выпускного бала прошло чуть больше года. за это время скарамучча успел устроиться в хорошую айти компанию, съехать от родителей и пофлиртовать с парой очаровательных девушек-коллег, но, к его сожалению, ничего не складывалось: мона мегистус никак не хотела освобождать вакантное место в его душе. даже тогда, когда она уже стала замужней женщиной.  свадьба состоялась три месяца назад. людей было немного — семьи обеих сторон и группки друзей, но это не помешало скару испортить всем гостям праздник, напившись до беспамятства. когда он сидел и смотрел на церемонию, его глаза были полуприкрыты в силу неожиданно потяжелевших век, а губы сжаты в тонкую полоску. гнева не было, не было и отчаяния, только пустота внутри. он уже слишком долго наблюдает за тем, как из его бездействующих рук ускользает что-то поистине важное, поэтому продолжал делать то, что он умеет лучше всего — прятать голову в песок и терпеть, продолжая считать себя жертвой обстоятельств.  утро следующего дня встретило его похмельем, болью во всех конечностях, синяках по всему телу и невозможностью вспомнить вчерашний вечер. последним, что отложилось в его ещё трезвой на тот момент памяти, был момент, когда родители моны, с которыми скар был хорошо знаком, как и они с ним, пожелали любви молодоженам. испарилось все — их шутки про двух школьников с огромными рюкзаками, которые не отлипали друг от друга ни на секунду, что они проведут так всю жизнь, их улыбки, которые они дарили ему каждый раз, когда он появлялся на пороге их квартиры и радовался приготовленным лично для него его любимым пирожным с маком. всё. а потом… много чего было потом, если он проснулся на скамье в сквере.  медленно присев, он тут же сморщился от головной боли, напоминающей о себе каждый раз, когда он принимал какие-либо попытки пошевелиться. «нечего было так пить», — укоряет он самого себя, после чего опускает ноги на землю. руки хлопают по карманам — как ни странно, все на месте, поэтому он выуживает телефон и с досадой отмечает, что экран разбит, а сам он не включается.  путь до квартиры казался мучительно долгим, и скар был счастлив наконец подняться на свой этаж. двери лифта открылись, но едва он успел сделать шаг, как остановился и уставился на мону, которая стояла у его двери. её пальцы неустанно нажимали на звонок, а телефон был прижат к уху, но тот не издавал каких-то новых звуков кроме гудков.   — ты что тут делаешь? — скарамучча продолжал стоять и смотреть, как его подруга разворачивается, выдыхает и бежит ему навстречу. её руки вновь, как и когда-то давно, обхватывают его шею, а нос её утыкается куда-то в плечо. парень не сделал и шага к ней навстречу, не обнял в ответ. во-первых, он все ещё не мог вспомнить вчерашний день, во-вторых, как-то странно на следующий день после свадьбы дежурить под дверями друга, а не нежиться в постели с милым мужем. и это вновь и вновь пробуждало какие-то жалкие отголоски надежды в его голове, но они превращались в прах с каждым её новым словом.   — альбедо очень за тебя переживал. ты устроил настоящий концерт, всех обругал, выпрыгнул в окно и убежал. у тебя был выключен телефон, и мы оба не знали, что и думать.   — альбедо переживал. — скар горько усмехнулся. — а ты переживала?   — что ты такое говоришь? — мона отстранилась от него и сложила руки на груди. брови её сошлись на переносице. — я всегда буду заботиться о тебе и держать в сердце твоё имя. ведь ты мой самый-самый супер-мега-ультра лучший друг. помнишь? мы так друг друга назвали в шестом классе.   — помню. — единственное, что смог выдавить юноша. — зайдёшь?  — зайду.  скарамучча выключил компьютер, снял очки и потёр уставшие глаза. он слышал краем уха уведомления на телефоне, но у него горели сроки, наседали особо нервные заказчики, а программы сами себя не напишут. немного посидев в темноте наедине с собой, ни о чем не думая, он все же собрал силы в кулак и дошёл до телефона, где было более пятидесяти уведомлений от моны. и несколько пропущенных.  будучи заинтригованным, он пробежался глазами по отправленным сообщениям, но там было лишь миллион раз написано его имя. вздохнув, он посмотрел на время. ещё только полночь. голубки в это время спать не должны, поэтому он смело перезвонил мегистус, параллельно с этим приземляясь обратно в кресло у рабочего стола.   — какого черта ты не берёшь трубку?! — скар в недоумении выслушал претензию подруги.  — работал. что за срочность?   — да. — ответила мона. оба какое-то время молча дышали в трубку. скарамучча пытался расшифровать это загадочное «да» на открытый вопрос, а что она делала, он не знал. — то есть… в общем, я не дотерплю до встречи. я беременна. скар!!! слышишь? беременна!  — о. — дыхание сбилось. — я… поздравляю. извини, у меня перерыв заканчивается. поговорим позже.  не дождавшись ответа девушки, он швырнул телефон в стену и ударил кулаком по столу, от чего компьютер взлетел в воздух. за мгновение опомнившись, он поймал его и поставил на место, после чего вскочил и начал ходить кругами, пытаясь усмирить постепенно разгорающийся огонь внутри. усмирять пришлось также, как и обычно — об боксерскую грушу в соседней комнате. когда на груше появились отпечатки крови с его костяшек, он остановился, тяжело дыша. злость прошла. как и все чувства, когда-либо его переполнявшие, поэтому он просто упал на пол и разрыдался, размазывая сопли и слёзы по лицу.  иногда он задумывался о том, что было, если бы он признался моне ещё до появления альбедо в её жизни. скар был уверен, что она бы ни за что его не отвергла. сейчас они могли бы делить одну кровать на двоих, заниматься своими делами, хоть и игнорируя друг друга, но зная, что в случае необходимости ты всегда можешь с любым вопросом подойти и будешь понят, принят и согрет теплом, идущим из ее сердца прямиком в окружающий мир. какой бы мона ни была своенравной, с виду неприятной и высокомерной девушкой, на деле в ней столько любви… той любви, которую скарамучча мог бы ощутить сам. но сейчас он рыдает на полу своей квартиры, пока мона носит ребёнка от другого человека, которого любит больше всего на свете. а скар? а скар так и остался тем другом, который всегда будет рядом. который приедет и утешит, если молодожены поссорятся, купит ей любимых апельсинов, когда ей грустно, разделит с ней радость, отправившись на пешую прогулку куда-нибудь на природу. но он все ещё друг. и всегда им останется. 

* * *

они играли на поле, усеянном невероятной красоты цветами и свежей мягкой травой, в которую так приятно лечь в жаркий день и насладиться её прохладой. девочка со светлыми волосами дразнила мальчика, цвет волос которого был на несколько тонов светлее темных волос его матери. он бежал за ней, а она вновь и вновь уворачивалась от его хватки и звонко смеялась.   — далеко не убегайте! — крикнула мона своим детям-двойняшкам, пока скарамучча молча наблюдал за их игрой, притянув колени к груди. прошло порядка четырёх лет с момента рождения малышей, и скар любил их так, словно это их общие с моной дети.  за эти годы многое изменилось. скар открыл свою айти компанию, мона углубилась в науку и вместе со своим мужем вела научную газету, успевая воспитывать детей. жизнь шла своим чередом.   — знаешь, скар, — мона усмехнулась, а мужчина кивнул и, щурясь от солнечного света, посмотрел на подругу, давая понять, что он слышит её. — всё так странно сложилось.   — что ты имеешь ввиду?   — я с детства думала, что ты будешь моим мужем, — едва ли эти слова сорвались с губ моны, он молниеносно повернулся к ней всем корпусом, посмотрев ей прямо в глаза. старые шрамы вновь вскрывали острейшим скальпелем в её умелых руках. — даже была влюблена в тебя. но пути неисповедимы, и сейчас ты возишься с чужими детьми. — скар смотрел, как женщина с легкой улыбкой срывает одну травинку и начинает накручивать её на палец. она так легко говорила об этом, словно для неё это никогда ничего не значило. настолько, насколько и сейчас.  — почему ты тогда ничего не сказала? — прохрипел он, чувствуя, как его голова начинает болеть.   — много причин. — уклончиво ответила мона, все ещё не глядя на друга.   — ясно. — он подорвался с места и сжал кулаки, не желая больше ничего знать и слышать о прошлом. — мне пора.  скарамучча не знал, сколько он бежал по улице туда, куда глаза глядят, лишь бы подальше от того чертового лесочка, в котором оставил часть своей души. тем не менее, остановился он у перил высокого моста. опершись о них руками, он предпринял попытку отдышаться, но ничего не выходило, а потные ладони никак не хотели крепко цепляться хоть за что-то, что помогло бы ему удержать равновесие.  подняв голову, он посмотрел вперёд. перед ним был виден весь город — он видел высокие здания, стремящиеся к самому небу, видел маленькие силуэты людей, идущих по набережной. все эти люди шли с кем-то — кто-то со своей семьей, кто-то с друзьями. и скарамучча, который остался один, просто стоял и смотрел на них сверху. он чувствовал, как жар, циркулирующий по всему телу, наконец испарялся, а его руки перестали потеть, но от перил он их не убрал. его глаза все ещё метались по открывшемуся ему виду. он никогда не замечал, как красив его город. всегда куда-то спешил, но никогда не обращал внимание на такие простые вещи, как мир вокруг него.  опустив голову, он посмотрел на реку, плещущуюся под мостом, на котором он стоял. в голове появились дикие мысли — закончить свои страдания, принять свою неудачу, принять тот факт, что он потратил часть своей жизни впустую, когда мог бы гулять по той набережной, на которую только что смотрел, вместе со своей семьей. но теперь он стоит здесь совершенно один, потому что семь лет назад он так и не смог сказать самые главные слова самому дорогому человеку. прожил эти годы тенью, смотря, как этот человек обретал свою семью, дарил им любовь и свою заботу, строил свою жизнь совсем иначе, нежели скарамучча, который часами работал за компьютером, либо уходил в офис, возвращаясь домой поздно ночью без сил, проводил время в домашнем спортзале, играл в компьютерные игры, лишь бы не сталкиваться с чувством одиночества в пустой квартире, потому что когда-то не смог. и даже сейчас, когда он смотрит вниз, он не может решиться на единственный логичный для него шаг, который остановил бы этот замкнутый круг и спас это тело, душа чьего была истерзана и покрыта глубокими шрамами, которые не раз вспарывались. они гноились и отравляли весь организм, настолько, что он физически чувствовал боли в своём сердце.  какое-то время он продолжал смотреть на манящую гладь воды, пока не хлопнул ладонями по перилам и отошёл, приняв тот факт, что и на это его кишка тонка: всё, что он может, это бояться. засунув руки в карманы брюк, он ссутулился и пошёл по мосту в сторону города, слушая, как звенят в кармане ключи от его пустой квартиры.