
Автор оригинала
summer_son
Оригинал
https://archiveofourown.org/works/52080043/
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Несмотря на то, что имя Кавеха написано на 242 карточках, для участия в 99-ых Голодных играх называют имя 11-летней Коллеи. Когда Кавех вызывается добровольцем вместо неё, он запускает такую цепочку трагических событий, которую никто из них не мог даже представить.
Примечания
Потому что Альхайтам настроен вернуть его домой, даже если ради этого ему придётся ступить на арену смерти. Когда он присоединяется к Голодным играм в качестве второго трибута от Дистрикта 12, его обещание вернуть Кавеха живым становится манифестом и любви, и войны, разжигая в сердцах людей искру революции после десятков лет, проведённых под гнётом Архонта любви.
Тигнари удаётся спасти Коллеи, но цена спасения кажется невыносимой. Теперь ему предстоит быть ментором для двух своих лучших друзей и провести их через Голодные игры, в которых может быть лишь один победитель. А так как он сам победил в Играх пару лет назад, он прекрасно знает, что истинный победитель никогда не относится к числу трибутов.
Посвящение
Бета Yuri_Redfox <3
Вау это что, АУ по Геншину во вселенной Голодных игр? Невероятная история, которая зацепила меня с первой главы пару месяцев назад, когда я впервые на неё наткнулась. Очень живая, эмоциональная и трагичная. У автора в планах провести героев через все три книги, и на данный момент сюжет первой уже пройден. Больше примечаний в начале первой главы, т.к. все, что нужно сказать, сюда не поместится :D
Глава одиннадцатая. Бесконечность
01 сентября 2024, 02:51
Глава одиннадцатая. Бесконечность
«Разве настоящего тебе недостаточно?» – Кавех
В отличие от трибутов, менторам позволялось привозить в Снежную какие-то личные вещи во время своих ежегодных поездок. Тигнари привёз с собой Коллеи. Ну, то есть их общую фотографию в одинаковых зелёных пижамах. Полароидный снимок был намного меньше, чем рамка, в которую его вставили. Это была одна из последних сделанных фотографий, прежде чем камера, которую Кавех купил на чёрном рынке, окончательно сломалась. Изображение было немного смазанным из-за того, что они все хохотали, но Коллеи выглядела счастливой, а в уголках её глаз были заметны морщинки из-за смеха, поэтому это была одна из самых дорогих Тигнари вещей. Сейчас на нём была та же пижама. Он обхватил себя руками, сидя на роскошной кровати и вдыхая аромат дома, которым по-прежнему пахла его одежда. Нотки леса и травяного чая, пропитанного маслом печенья, испечённого Коллеи, высушенного лайма и сумаха. В кои-то веки он был благодарен за свой чувствительный нос – впервые с тех пор, как Фатуи самовольно изменили его тело. Дверь в спальню Тигнари была приоткрыта, и его уши вздрогнули, когда он услышал глухой звук с другого конца гостиной. Послышались шаркающие шаги и неуверенные перешёптывания, и губы Тигнари изогнулись в улыбке. После недолгого разговора по номеру вновь раздались звуки шагов, а затем Кавех просунул голову в его спальню. – Эм, привет, – шепнул блондин, топчась на пороге, бледный словно призрак. – Прислуга сказала, что ты нас звал. – Да, заходите, – Тигнари похлопал ладонями по матрасу слева и справа от себя, и Кавех неуверенно открыл дверь, за которой показался и Альхайтам. Они только что вернулись с интервью, приняли душ и переоделись в свою одежду для сна. На Альхайтаме была футболка слишком большого размера и боксеры, тогда как Кавех надел серую толстовку и длинные штаны, укутавшись в как можно больше слоёв одежды, чтобы спрятаться в них после произошедшего на телестанции. Тигнари положил фотографию Коллеи себе на колени, чтобы и Альхайтаму слева, и Кавеху справа было её видно. Кавех, легко поддающийся ребяческому восторгу, начал ворковать над их счастливыми лицами, как и всегда, когда видел Коллеи. На смену его улыбке пришёл мягкий вздох, прежде чем он опустил голову на плечо Тигнари и прижался к нему щекой. – Знаю, сегодня произошло много всего, и эмоции сейчас на пределе, но… но вот и всё, – прошептал Тигнари, не отрываясь от Коллеи, от дома, от места, в которое смогут вернуться лишь двое из них – или даже хуже, он один. – И я подумал, что, наверное, нам не стоит оставаться в эти моменты в одиночестве. Кавех обвил обе руки вокруг Тигнари и сжал его в объятиях. – Хорошая идея. Альхайтам ничего не произнёс, но лёг рядом с ними, скрестив руки за головой и уставившись в потолок. Тигнари убрал обрамлённую рамкой фотографию и встряхнул одеяло, прежде чем накрыть им их ноги, а затем упал на подушки рядом с Альхайтамом. Хвост оказался неловко втиснут между ними, так что Альхайтам чуть повернулся, чтобы предоставить ему побольше пространства. Кавех же, казалось, отчаянно пытался оказаться как можно ближе. Он прижался к Тигнари с другой стороны, обернув одну руку вокруг него и пряча лицо, уткнувшись ему в шею. – Что бы между вами двумя не происходило, нельзя дать этому помешать нашей цели, – спокойно произнёс он. – Так что вам нужно либо это обсудить, либо закопать как можно глубже. На арене – никаких ссор и пререканий, ничего, что могло бы сделать вас лёгкой целью. Вам нужно стать единым целым. Если хотите, чтобы мы победили, нам всем нужно играть свою роль. Мне за пределами арены, вам – на ней. Можно было даже не упоминать, что эта победа будет пирровой. Альхайтам и Тигнари были твёрдо настроены на то, чтобы вернуть Кавеха домой, и сегодня во время интервью их стратегии плотно переплелись воедино. Фатуи обожали Кавеха – золотце, которое обязательно нужно вернуть обратно, а Альхайтам, несчастный влюблённый, поможет это осуществить. Такая стратегия даст возможность Альхайтаму получить финансирование спонсоров и в то же время с лёгкостью обеспечит Кавеху место в топе самых популярных трибутов. Но все эти планы казались такими бессмысленными, когда Тигнари, окружённый теплом своих друзей, вспоминал, что вскоре ему придётся оплакивать одного из них. Что одно из мест рядом с ним навсегда останется холодным. Он приобнял Кавеха за плечи одной рукой, насколько это было возможно в их нынешнем положении, а вторую ладонь осторожно положил на руку Альхайтама. Тот вновь сдвинулся, а затем переплёл их пальцы под одеялом. – Вы мои лучшие друзья, – прошептал Тигнари, чувствуя, как покалывают глаза. – Моя семья. Если бы я только мог избавить вас от этого, то обязательно бы это сделал. Пожалуйста, никогда в этом не сомневайтесь. Я не хотел, чтобы это произошло. Не хотел, чтобы называли имя Коллеи и чтобы вам обоим приходилось за это платить… – Мы знаем, – ответил Альхайтам хриплым, слегка надорванным голосом. Когда Тигнари изогнул шею, чтобы на него посмотреть, Альхайтам уже отвернулся в сторону от них обоих. Яркие огни ночной Снежной всё равно отразились в каплях слёз на его ресницах. – Да, Нари, ты ни в чём не виноват, – принялся убеждать его Кавех, по чьим щекам вовсю текли слёзы. Он выглядел так красиво и нисколько не стеснялся своих слёз. – Я вас люблю, – всхлипнул Тигнари. – Я так сильно люблю вас обоих. – Я тоже вас люблю, – Кавех уткнулся в их объятия ещё сильнее, и Тигнари прижал его крепче. Их плечи содрогались от каждого полного слёз вздоха. Они так крепко обнимали друг друга, что кончики пальцев закололо от напряжения. Альхайтам позади Тигнари тоже наклонился ближе к ним, накрывая их обоих своей рукой и нежно прижимая их к себе. Его губы оказались где-то между ушей Тигнари, и ментору пришлось спрятать печальную улыбку в волосах Кавеха, когда он почувствовал, как на его мех капают слёзы Альхайтама. Они позволили себе погоревать какое-то мгновение. Даже Альхайтам оставил свою холодную стратегию, пряча слёзы в длинных волосах Тигнари. Дистрикт 12 никогда не был таким пафосным и роскошным, как Снежная, но он был их домом – с влажным воздухом и тёмными лесами, прекрасными певчими птицами и такими же людьми. Красками, которыми Кавех рисовал узоры для детей на дороге, чаем, который им заваривал Альхайтам холодными зимними вечерами. Фруктами, которые Тигнари удавалось пронести несмотря на патруль, чтобы Коллеи и Кавех приготовили что-нибудь вкусненькое. Когда они легли на спину, одеяло потянулось вслед за ними, накрывая по грудь. Они смотрели в потолок, разглядывая, как по нему пляшут тени и свет фонарей за окном. – Знаете, что мне больше всего нравилось в Голодных играх, когда мы были дома? – вдруг спросил Кавех. – То, что мы были дома? – предложил Альхайтам своим классическим безэмоциональным тоном, и Тигнари прыснул в ответ. – Ну, да. Но помимо того – реклама. – Чёрт, а я и забыл! – Тигнари не смотрел Голодные игры с тех пор, как сам в них победил, потому что, ну, каждый год был в Снежной и пытался помочь своим трибутам их пережить. – Они до сих пор рекламируют те маленькие кексы, похожие на драгоценные камни? – Даже хуже! Оказывается, есть фруктовая жвачка, которую можно пожевать, чтобы тебя стошнило, и ты продолжил наслаждаться прекрасной кухней Фатуи. Её рекламируют для всяких празднований и банкетов, – обиженным тоном рассказал Кавех. В Дистрикте 12 с едой было не так плохо, как, например, в Дистрикте 10, но зимой им всё равно нужно было заранее рассчитывать свой рацион. Сладкие угощения были большой редкостью, и они могли их себе позволить только благодаря море, которую Тигнари ежемесячно получал после победы. – Отвратительно, – хмыкнул Альхайтам, и они оба с ним согласились. Это было ещё одно проявление жестокости Царицы. Реклама во время Голодных игр, направленная исключительно на Фатуи, но, конечно же, Снежная не удосуживалась вырезать её во время трансляций в дистриктах. Почему бы не показать скоту всё то, что им никогда не светит? Пусть видят, что для Фатуи они ничего не значат. Мёртвый ребёнок? Рекламная пауза, чтобы показать блестящие розовые десерты! Резня у Рога изобилия? Кадры из новой летней коллекции мод Фатуи! – Но я понимаю, почему они пихают эти модные ролики людям в глотки во время игр. Они настолько ужасны, что нужно полностью выжить из ума на фоне игр, чтобы купить хоть что-то из того, что они рекламируют, – пробормотал Кавех, и Тигнари заметил, что тот говорил своим редким тоном, которым пользовался только для сплетен. Как когда они отдыхали с Тигнари на его крылечке, осуждая патрулирующих их дистрикт Фатуи. Это было одним из любимых времяпровождений Тигнари. Кавех был настоящей душкой с головы до пят, но как только тема касалась моды, он мог стать по-настоящему мелочным. Наблюдать за этим было довольно занятно. Они обсуждали самые смехотворные и глупые ролики, какие только могли вспомнить, подшучивая над чувством стиля и культурой потребления Фатуи, пока дыхание Кавеха не стало глубже, а его ответы не начали переходить в сонное бормотание. – Вам нужно поспать. Утром во время завтрака проведём последний инструктаж. Но сейчас вам нужно как можно лучше отдохнуть, – прошептал Тигнари, проводя пальцами сквозь золотые локоны Кавеха. – Доброй ночи, Кавех. Альхайтам с другой стороны от него придвинулся ближе, приобнимая их обоих одной рукой и опуская подбородок на голову Тигнари. Он коснулся пальцами свободной руки Тигнари, и, стоило им друг друга найти, они переплели пальцы, пытаясь удержать то немногое, что у них ещё оставалось перед началом игр. Они лежали в тишине до тех пор, пока не убедились, что Кавех задремал. – Не потеряй себя на арене, Альхайтам. Это может произойти очень легко, особенно если ты не планируешь выбираться оттуда живым. Но ты нужен ему до самого конца. И не важно, что произойдёт потом. – Знаю, – прошептал Альхайтам в ответ. – Не потеряю. – Я тебя люблю, – вновь произнёс Тигнари, чувствуя, как сердце сводит от жесточайшей боли. – И он тоже. Две слезинки скатились по его волосам в ответ.***
Утро ещё зарождалось серо-голубой дымкой за окном, когда глаза Кавеха открылись. И хотя до завтрака, должно быть, оставалось несколько часов, ему совсем не хотелось спать. На короткую блаженную секунду он ощущал лишь успокаивающее тепло тела рядом и накинутое на них одеяло, прежде чем безжалостная, горькая тревога завязалась узлами в его животе. Настал день Голодных игр. Он испуганно набрал воздух ртом и резко сел на кровати, из-за чего одеяло сползло с его плеч на бёдра. Он был по-прежнему в спальне Тигнари, но самого ментора не было видно. Кавех повернулся в сторону, пересекаясь взглядом с сиявшими в темноте глазами Альхайтама. Тот лежал на боку, повернувшись к Кавеху, с хмурым выражением на лице. – Он проснулся несколько часов назад. – Мы опаздываем? – тяжело сглотнул Кавех. Во рту скопилось слишком много слюны, к горлу подступило слишком много желчи. Альхайтам откинулся на подушку сильнее, чтобы Кавеху было лучше видно тумбочку возле кровати Тигнари. На часах было 4:35 утра. Кавех нахмурился в недоумении. – Почему он… – Он оставил это, – Альхайтам протянул ему записку, и отражающегося от заснеженных поверхностей за окном света оказалось едва достаточно, чтобы он мог её прочесть. «Вам нужно поговорить. Идти на арену с сожалением в сердце вам точно не стоит. Поверьте». Кавех уставился на аккуратный почерк Тигнари и, протяжно простонав, упал обратно на подушки. Он натянул одеяло до самого подбородка, вдруг осознавая источник тепла, которое почувствовал, когда только проснулся. Тепло тела Альхайтама в каких-то десяти сантиметрах от него. Безопасное пространство, которое создавал между ними Тигнари, было буфером, смягчающим вихрь эмоций, что они друг на друга обрушивали, но теперь оно исчезло, оставив ему ещё больше тревожности, чем даже сами Игры. – Хотя, думаю, он всё-таки прав, – прошептал Кавех, уставившись в потолок. Глаза были сухими и немного чесались, побуждая его поспать подольше, но он знал, что в следующий раз сможет заснуть уже только на арене. Если ему повезёт. – Отправляться туда вот так нельзя. – О чём ты? – В смысле, о чём я? – Кавех оттолкнулся от кровати, недовольно фыркая и опираясь о локти, чтобы смерить Альхайтама пылким взглядом, на который тот ответил в своей привычной манере. – О том, что в одно мгновение ты меня игнорируешь, а в другое – трахаешься со мной! Я не понимаю… Хайтам, с самой вечеринки Дотторе я на тебя смотрю, но не вижу… Я не понимаю, что происходит. Ты провозглашаешь свою любовь ко мне, и это признание звучит как твоя эпитафия. Ты говоришь всем вокруг о своих чувствах, но не мне… почему?! Стоило ему начать говорить, как Кавех понял, что с его губ сорвётся целый поток слов, который поднимет все самые мрачные эмоции со дна его сердца и заставит Альхайтама самого с ними разбираться. Поэтому-то он и проглатывал их так часто за последние несколько дней, но Тигнари был прав: у них совсем не осталось времени. Альхайтам не сводил с него глаз. Он поднял руку, касаясь большим пальцем скулы Кавеха и смахивая стекающую по ней слезу. – Разве в этом есть какой-то смысл? – Это твой ответ? Серьёзно? Избегание? Снова? – Нет, правда, какой в этом смысл? Я серьёзно, – возразил Альхайтам, убирая руку. – Нет никакого смысла в том, чтобы я признавался тебе в своих чувствах, когда мы вот-вот ступим на арену смерти. Когда у нас нет никакого будущего. – А что насчёт настоящего? – сердце Кавеха затрепетало как свеча от надвигающейся бури. Он собрал руки у груди, будто пытаясь укрыть её от боли, хоть и знал, что способен на это был только Альхайтам. Тот взглянул на него так, словно Кавех дал ему пощёчину – широко распахнув глаза, чуть приоткрыв рот. Маска равнодушия, которую он носил с тех пор, как они приехали в Снежную, дрогнула и на долю секунды сползла с его лица. Кавех схватил его за запястье, раскрывая перед ним своё сердце. – Разве настоящего тебе недостаточно? Альхайтам издал полный боли звук, будто что-то внутри задевало каждую ниточку его души. – Кавех… – Ответь на вопрос, – настоял блондин, впиваясь ногтями в руку Альхайтама, пока на его коже не расцвели маленькие лунки. Кавех боялся, что, стоит отпустить руку, как он потеряет его даже до начала самих Игр. – Разве хотя бы одного дня не будет достаточно? Взгляд Альхайтама потемнел. – Как? – сквозь стиснутые зубы выдавил он. – Как мне может хватить одного дня? После пяти лет, проведённых в постоянной жажде, как мне может быть достаточно одного дня? Он заполнил собой личное пространство Кавеха, и тот, тихо вдохнув, вжался в матрас. Альхайтам навис над ним, его лицо выражало смесь эмоций: агония и желание. Его руки оказались на Кавехе, принялись поглаживать его по бокам, ощущая мягкую ткань и отчаянно хватаясь за тепло под ней. Кавех изгибался под его прикосновениями и прижимался к его ладоням, словно струна музыкального инструмента, желающая создать их собственную мелодию, а затем он сам обхватил Альхайтама руками вокруг шеи. – Тогда возьми всё, что сочтёшь нужным, мне всё равно, – выдохнул он. – Если мне не получить твоё сердце, хотя бы дай мне почувствовать твою страсть. Оставь на мне свою метку. Рука Альхайтама пробралась под ткань толстовки и футболки под ней. Грубые, тёплые ладони накрыли его талию, большие пальцы принялись поглаживать рёбра, изучая его торс. Он повалил Кавеха на матрас, удерживая его на месте, будто боялся вновь его потерять. Кавех изогнул шею, приглашая того к действию, как уже делал раньше, но на этот раз Альхайтам наклонился к его губам. Его взгляд скользнул от красных угольков глаз к пухлым губам. – Прошу, Хайтам. Альхайтам, казалось, разрывался и был в каких-то секундах от того, чтобы разбиться вдребезги. И разбился, опускаясь вниз, прижимаясь губами к его губам. Веки Кавеха затрепетали, он выдохнул едва ли не с облегчением, ведь именно это чувство он и преследовал с самой Жатвы – притупляющее рой мыслей, нечто вечное, первобытное, от чего арена казалась второстепенным делом. Язык заставил его губы раскрыться, на его губах Альхайтам писал стихи, полные любви и страсти. Жаркие поцелуи, покусывание, соблазнительные стоны, поделенные на двоих, одно дыхание, переплетённые души и пальцы в волосах – всё это создавало ощущение бесконечности. Альхайтам прикусил его нижнюю губу и потянул её вверх, пока острая боль не скрепила их поцелуй, и Кавех задрожал, прижимаясь к нему. Ладони Альхайтама всё ещё поглаживали его торс, вырисовывая изгиб его талии, касаясь его тазовых косточек, пока не двинулись выше, ощущая кожу на животе и… – На мне сейчас нет утяжки, – Кавех выдохнул в губы Альхайтаму, когда эмоции, кружащие в голове, наконец достигли его пылающего каждой клеточкой тела. – Хорошо, – руки Альхайтама вернулись к талии, большие пальцы начали вырисовывать на ней круги. – Хочешь, чтобы я прекратил? – Нет. Просто… хотел тебя предупредить… – Предупредить меня о чём? – Что… эм… моя грудь не покрыта, – он отвёл голову в сторону, уклоняясь от Альхайтама, из-за чего его губы мазнули по зардевшейся щеке Кавеха. Альхайтам издал низкий звук, наполовину выражавший его замешательство, наполовину – непонимание. Кавех почувствовал небольшое напряжение в бёдрах от того, как широко они были раскрыты, чтобы Альхайтам мог между ними поместиться. Кавех немного помедлил, разрываясь между возбуждением и застенчивостью. – Мне нет до этого дела, Кавех, – проурчал Альхайтам где-то возле его уха. – Тебе не нужно клеить ярлыки на своё тело ради меня. – А, хорошо, – выдохнул Кавех, чувствуя, как жар проносится вдоль шеи прямиком к груди. Он выгнулся вверх и прикусил губу, когда руки Альхайтама вновь двинулись вверх. – Но если это важно для тебя, то говори со мной. Скажи, чего можно касаться, а чего нельзя. – Нет, всё хорошо. Можешь к-коснуться моей… – Кавех ухватился за изголовье кровати, толкая себя вниз, от чего кончики пальцев Альхайтама мазнули по его груди. Кавех резко вдохнул, чувствуя, как подгибаются пальцы на ногах. – Да. Да, давай. Я этого хочу. Альхайтам провёл по мягким бугоркам груди Кавеха, полностью накрывая их руками. Он не стал их мять и взамен, держа ладони раскрытыми, принялся осторожно потирать ими соски. – Ох, ох… – удивлённо застонал блондин, почувствовав, как соски начинают твердеть от контакта, мгновенно посылая сигналы удовольствия от груди прямиком ему между ног. Альхайтам одобрительно зарычал, вновь соединяя их губы, но на этот раз их поцелуй оказался совсем асинхронным. Альхайтам нежно покусывал верхнюю губу Кавеха, следуя за её изгибами. Затем, прежде чем накрыть губы Кавеха для очередного поцелуя, он принялся посасывать тонкую кожу шеи. Давление на груди не только не исчезало, но продолжило нарастать: пальцы Альхайтама мучительно вырисовывали круги вокруг его сосков. Прикосновений было слишком много и недостаточно одновременно, из-за чего Кавех балансировал на тонкой грани. Альхайтам, по-прежнему нависавший над ним, слегка подвинул ногу, и стоны Кавеха зазвучали пронзительнее, когда он почувствовал между своих ног бедро Альхайтама, прижимавшееся к его подрагивающему члену. Схватившись за его плечи, Кавех откинул голову назад. В таком положении он ничего не мог поделать, кроме как принимать то, что ему давали. Вес Альхайтама вжимал его в матрас, а губы блуждали по коже, и даже когда Кавех пытался вскинуть бёдра в ответ на прикосновения, это не приносило желаемого контакта. Мрачный рык вырвался из груди Альхайтама, когда он заметил тщетные попытки Кавеха. Он схватил его за бёдра и сменил их положение. Блондин удивлённо ойкнул, когда вдруг оказался сверху, сидя на бёдрах Альхайтама. Крупные ладони вернулись к его груди, большие пальцы продолжили поглаживать соски. – Ах, чёрт… – Кавех вцепился в футболку Альхайтама. Растрёпанные волосы обрамляли его залитое румянцем лицо. Альхайтам не сводил с него глаз, наблюдя, как и всегда, впитывая каждое малейшее изменение, каждый звук, каждое подёргивание губ, мгновенно на них реагируя. Он проводил пальцами вдоль нижних полукругов его груди, когда соски становились слишком чувствительными, вскидывая бёдра вверх, когда Кавех отчаянно толкался вниз. – О, да… вот так, ах, я… – «Я тебя чувствую», – хотелось ему произнести, но в итоге он смог лишь тихо простонать, когда эрекция Альхайтама оказалась между его ног, и он принялся потираться о неё своим собственным членом. Лёгкая ткань боксеров Альхайтама и его собственных штанов казались ничем по сравнению с жаром и желанием их тел. – Иди ко мне, – надорванно, прерывисто потребовал Альхайтам, и Кавех замер без движения. Тот поднял на него свой пылающий взгляд. Когда блондин лишь молча взглянул на него в ответ, Альхайтам нахмурился. Его рука выбралась из-под толстовки Кавеха, чтобы обхватить его вокруг шеи. – Иди сюда, иди ко мне, nafasam… – Хайтам, – Кавех почувствовал, как от ласкового обращения в его глазах начали скапливаться слёзы. Альхайтам вновь использовал древний язык Сумеру, что был под запретом здесь, в Снежной, и везде, где правила Царица, словно не хотел делиться этим ни с кем на всём свете. Он мог заявить о своей любви на телевидении в прямом эфире, но эти слова предназначались лишь для них двоих. Кавех последовал его зову, позволил Альхайтаму потянуть себя вниз, прямиком в объятия. Одна из его рук по-прежнему была зажата между их телами, продолжая касаться затвердевшего соска. Их губы встретились в новом поцелуе, стоны переросли в слова, а нежность капала с их губ словно сладкий мёд. Слёзы Кавеха падали на лицо Альхайтама. Его переполняли эмоции из-за всего происходящего, и он ухватился за подушку, чтобы хоть как-то успокоиться. Внезапно рука Альхайтама надавила на нижнюю часть спины Кавеха, фиксируя его на месте. Блондин резко вдохнул, ощущая, как он слегка раскрывается там, пачкая бельё. Ткань боксеров Альхайтама стала влажной, и, блять, Кавех почувствовал его полностью, и от этого у него закружилась голова. Чужая рука оставалась на его спине, удерживая его на месте, пальцы пробрались под резинку штанов, поглаживая его задницу, и Кавех не сдержал томный стон, когда Альхайтам наконец вскинул бёдра вверх. – О боже… Хайтам! – вскрик Кавеха вылился в прерывистый стон. Альхайтам вскидывал бёдра, потираясь о него. Казалось, будто никакая одежда их не разделяла, от того, как сильно естественная смазка Кавеха пропитала её. Он повалился вперёд с очередным стоном, вдруг осознавая, что не в состоянии двигаться и что оказался в милости Альхайтама. Тот продолжал толкаться в такт, и от каждого его движения у Кавеха в глазах плясали звёзды. – Тише, – Альхайтам схватил его за волосы и притянул Кавеха к себе для поцелуя, чтобы заглушить его стоны. – Тебе нужно быть тише. – Блять, это так… так чертовски хорошо… трахни меня, – Кавех начинал заговариваться и не мог даже мысленно произнеси ни одного целого предложения. Он просто чувствовал, как Альхайтам толкается бёдрами вверх, и его прикосновения обжигали каждую клеточку его кожи, до которой он дотрагивался своими ловкими пальцами. Ладонь на бедре сдвинулась и теперь сжимала его задницу. Рука на груди горько-сладко подразнивала его измученный сосок, пока Кавех не выгнул спину, извиваясь на месте с подрагивающими бёдрами. Влажная ткань неудобно тёрлась о его кожу, но Кавех отказывался терять контакт даже ненадолго, чтобы снять одежду. Учитывая, как крепко Альхайтам его держал, он тоже никуда не отпустил бы Кавеха. Он, кажется, был нацелен на то, чтобы довести его до исступления, так что Кавех был вовсе не виноват в том, что не мог сдерживать свои стоны. После очередного пронзительного вскрика Альхайтам протолкнул два пальца ему в рот и надавил на язык. Глаза Кавеха закатились назад. Губы сомкнулись вокруг пальцев и принялись их посасывать. Альхайтам выругался под нос. Услышав это, Кавех проскользнул языком между его пальцами, улыбаясь в безумстве. – Архонты, – еле слышно промычал Альхайтам. Его мышцы заметно напряглись, прежде чем он задал новый ритм, теперь вскидывая бёдра вверх куда более медленными, поддразнивающими движениями, меняя угол так, чтобы головка каждый раз потиралась о член Кавеха. – Хочу, чтобы ты кончил, – прошептал он, вытаскивая пальцы изо рта Кавеха и проводя ими по его влажным губам. Кавех заморгал, открывая глаза, и резко вдохнул, когда увидел пристальный взгляд Альхайтама, полный желания обладать и собственничества, от которого едва не потерял сознание. – Кончи ради меня, Кавех. Альхайтам накрыл его губы рукой, и стоны полились в его ладонь один за другим. Голова Кавеха безвольно повисла, перекатываясь из стороны в сторону, пока Альхайтам продолжал вбиваться в ту идеальную точку, заставляя его член пульсировать, а жар – скапливаться в нижней части живота. Кавех кончил с приглушённым вскриком, вцепившись в плечи Альхайтама. Оргазм обрушился на него словно волна, держа его на самом пике удовольствия, пока в глазах не побелело и все силы не покинули его тело. Он повалился вперёд, и Альхайтам поймал его, убирая свою ладонь, из-за чего от неё потянулась струйка слюны. Член Кавеха дёрнулся вновь. Между ног было горячо, и липко, и влажно, и он продолжал немного подрагивать, отходя от оргазма. – Блять… – протянул он, смущённо усмехаясь. – Блять, это было прекрасно. Приятное покалывание разлилось между его ног. Такое же ощущение волнами отдавалось в его груди. Кавех почувствовал себя жидкостью, разлившейся поверх Альхайтама. Губы сами собой растянулись в довольной улыбке. Мышцы подрагивали, так что он больше не мог нормально сидеть и просто опустился на Альхайтама, думая, как сильно он хотел бы пролежать в таком положении целую вечность. До того момента, пока возбуждение самого Альхайтама не вздрогнуло под ним. – Игнорируй его, – отмахнулся Альхайтам так же, как уже делал это в прошлый раз. Кавех приподнял голову с его груди, моргая. – Почему? Неужели тебе не хочется…? Ладони Альхайтама обхватили его лицо, лишая Кавеха возможности отвернуться. Он просто держал его в таком положении, поглаживая большими пальцами его скулы и уголки губ. И в какой-то момент его резкий взгляд смягчился, глаза Альхайтама вновь стали внимательно изучать его. Жар прихлынул к щекам Кавеха, и на него внезапно нахлынула стеснительность. – Хочу, – губы Альхайтама изогнулись в улыбке – такой нежной, что Кавех боялся, что одного взгляда на неё будет достаточно, чтобы она раскололась на маленькие кусочки, поэтому закрыл глаза, издав смущённый звук. – Но этого мне хочется намного больше. Альхайтам сел прямо и оставил на его лбу поцелуй. Его пальцы зарылись в волосы Кавеха, поглаживая затылок, а затем он осторожно повернул их обоих на бок лицом друг к другу. Он отстранил нижнюю частью своего тела, но продолжал держать Кавеха руками, прежняя страсть сменилась чем-то гораздо более интимным. – Ты помог мне кончить уже два раза, а я тебе – ни одного, – взволнованно попытался пошутить Кавех, не уверенный в том, как расценивать их взаимоотношения теперь, когда страсть уступила место открытым ранам их сердец. – Мне всё равно, – пробормотал Альхайтам, звуча совершенно серьёзно. Его рука вновь оказалась на красной, пылающей щеке Кавеха. Он неспешно окинул взглядом черты лица Кавеха, задержавшись на губах чуть дольше, прежде чем посмотреть ему в глаза. Кавех затрепетал. Должно быть, это был первый раз, когда Альхайтам позволил себе смотреть на него вот так. Мгновение, когда он снял все оковы, пробиваясь сквозь годы самоконтроля и гордости, оставляя взгляд, что поглощал Кавеха целиком, вплоть до последней клеточки, и заставлял его сердце желать на себе отметины, оставленные Альхайтамом. Неужели вот как оно ощущалось, когда тебя любили? Всецело, полностью? – Когда? – еле слышно спросил Кавех, касаясь рукой руки Альхайтама, по-прежнему покоившейся на его лице. – Когда ты рисовал одну из настенных росписей в нашей школе. Ты споткнулся о ведро с краской и испортил целый час своей работы. Конечно, это тебя расстроило, но ты все равно рассмеялся, потому что не хотел пугать детей. – Архонты, – Кавех захлопнул глаза, ошеломлённо ахнув. – Что это была за роспись? Должно быть, прошло лет пять, не меньше. – Я уже не помню. Я пришёл туда не ради рисунка. Кавех резко вдохнул. – Я не… блять, я не знал, что это будет ощущаться так. – Что именно? – Быть любимым тобой, – Кавех посмел открыть один глаз. Пальцы Альхайтама поглаживали его лицо, касаясь его так осторожно, будто он был хрупкой драгоценностью. – Я думал… я думал, что это будет… ну, иначе. Ты всегда такой сдержанный, так что я думал… – Я уже даже не знаю, можно ли назвать это любовью, – Альхайтам прервал его, нахмурившись, и нечто ледяное прокатилось по горлу Кавеха, когда Альхайтам убрал руку с его лица и повернулся на спину. – Я думал, что любовь – это солнечные лучи в твоих волосах и твой голос в стенах нашего дома. Но мы вот-вот отправимся на арену, где будем вынуждены сражаться насмерть ради развлечения других людей, и всё это во имя Архонта любви. Когда я увидел тебя с Дотторе, то не сомневался ни секунды – я сразу же пошёл на поводу у этого извращённого понимания любви, которое они пытаются протолкнуть в наши головы. И я подумал, о, возможно, убивать не так уж и трудно, как может показаться, если убиваешь ради любви. – Нет, ты не такой, как они, – зашептал Кавех, протягивая к нему руку. – Полагаю, мы скоро это узнаем, – Альхайтам наклонил голову вниз, поймав взгляд Кавеха и безрадостно усмехнулся. – Не смотри на меня так, Кавех. Я принял решение. И нисколько о нём не жалею. – Если бы ты рассказал мне раньше, – нижняя губа начала подрагивать. Кавех даже не пытался подавить новую волну слёз, что начали скапливаться в уголках его глаз, ведь последние несколько дней он только и делал, что плакал. Но даже так Альхайтам не устал их вытирать и обхватил его лицо своими руками. – Разве настоящего тебе недостаточно? – он повторил недавний вопрос Кавеха, выдыхая ему в губы и оставляя на их уголке нежный поцелуй. Кавех попытался подавить очередной всхлип. – Мы могли бы… я ведь даже… – он должен ему ответить. Признаться. Но, подобно тому, что сказал Альхайтам, он тоже не знал, любовь ли это. Он знал, что любил каждого из них – Коллеи, Тигнари, Альхайтама, но он любил их всех по-разному. Любовь, что была красной, но окрасилась чёрным в преддверии угрозы, которую несла с собой арена. Альхайтам был прав. Разве этого могло быть достаточно? – Я признался не потому, что хочу услышать эти слова в ответ, – Альхайтам вновь обхватил его лицо ладонями, поворачивая его так, чтобы они смотрели друг другу в глаза. – Я признался, чтобы ты помнил. Когда вернёшься с арены, я хочу, чтобы ты помнил об этом. Помнил, что я не сомневался и не сожалел, что именно так всё должно было произойти, что именно этого я и хотел. – Не заставляй меня тебя хоронить, Хайтам, я без тебя не справлюсь. Альхайтам обернул вокруг него руки, утягивая в последнее объятие. Кавех, сложив брови домиком, уткнулся лицом в его шею. Он знал, что спорить бесполезно, поэтому не стал ничего ему говорить. Но ни в коем случае не позволит Альхайтаму умереть ради него. Уж если кто и заслуживал победить в играх, так это Альхайтам. Кавех вернёт его домой.***
Альхайтам никогда прежде не врал Кавеху. Не стеснялся выражать своё раздражение, когда они ещё жили вместе, всегда давал честные отзывы о проектах Кавеха, когда тот спрашивал его мнения. С самого дня Жатвы он твердил, что вернёт его домой. Но сегодня в постели, в эти тайные мгновения среди сумерек все слова о том, что у него нет ни малейшего сожаления, были ничем иным, как наглой, жалкой ложью. Его признание открыло дверь для бесконечного числа сценариев в голове. Что, если бы он признался Кавеху в своих чувствах прямо тогда, ещё в школе, когда тот, перемазанный краской, стоял в лучах солнца? Что, если бы он поцеловал его той ночью, когда они оба не могли уснуть? Что, если бы он присоединился к нему в постели в один из тех раз, когда тот забывал закрыть свою дверь? Что, если бы он спросил совета бабули, когда Кавех приходил нарисовать её портрет? «Что, если…» – самые печальные на свете слова, что произносят с грустной улыбкой и дырой в груди, заполнить которую уже ничем невозможно. Что значило одно утро? Что значил сегодняшний день? Их никогда не будет достаточно. Альхайтаму всегда будет мало Кавеха. О, как сильно ему хотелось перестать сдерживать себя. Погрузиться в Кавеха всем своим естеством – телом, сознанием и сердцем, игнорируя арену. В голове даже мелькала безумная мысль схватить его за руку и убежать. Куда? В мечтах о несбыточном это не имело никакого значения – они могли сбежать куда угодно. Но вместо того они сейчас сидели в номере и завтракали вместе последний раз в своей жизни. Стол, над которым они склонились, ощущался настоящим гробом. Кавеха, казалось, вот-вот может стошнить, но Тигнари всё равно заставлял его поесть, утверждая, что им понадобится энергия и ей надо запастись. – Не могу… меня сейчас стошнит, – вымученно бросил Кавех, прижимая руку к губам. На его лице не осталось и капли краски, он не покраснел, даже когда их взгляды пересеклись над блюдом со сладкой выпечкой. – Лучше дайте мне алкоголь, чтобы протолкнуть всё это по горлу, может, хоть это мне поможет. – Ни в коем случае, – хором возразили Тигнари и Альхайтам. – Никакого алкоголя, тебе нужна трезвая голова, Кавех. Вот, выпей апельсинового сока. – Это была шутка, – Кавех буркнул в стакан с несчастным видом. – Не слышали про висельный юмор? – Пей, – скомандовал Тигнари вместо того, чтобы ответить на его колкость. Увидев, как Альхайтам берёт вторую порцию, он одобрительно ему кивнул. Альхайтам лишь фыркнул в ответ. Любая еда по вкусу сейчас напоминала пепел, но он знал, что их друг прав, поэтому машинально затолкал кусок в рот. – Значит, вы поговорили? Раз не орёте сейчас друг на друга? – спросил Тигнари, с любопытством поглядывая изумрудными глазами то на одного, то на другого. Этого вопроса оказалось достаточно, чтобы вернуть немного краски на лицо Кавеха. Он поспешил опрокинуть стакан сока в рот, чтобы избежать ответа на вопрос. – Ага, – небрежно заметил Альхайтам. – Тебе, наверное, стоит поменять постельное. – Мне стоит… что? – Тигнари резко набрал воздух ртом, несколько мгновений пытаясь переварить услышанное и чуть не подавившись своим тостом. – Архонты, уму непостижимо. Я же сказал вам поговорить! – Мы поговорили. Помимо прочего. – Х-хайтам! – Кавех зарылся пальцами в свои спутанные волосы, выглядя так, будто вот-вот зайдётся истерическим хохотом. – Это не взаправду. Это какой-то безумный сон. Дай мне этот грёбаный кекс, пока я не упал в обморок, пожалуйста. – Что ж, думаю, я сам виноват, что оставил вас двоих наедине. Поздравляю? – Тигнари скорчил лицо. Кавех со ртом, полным кекса, обессиленно показал ему большой палец, а Альхайтам продолжил молча попивать свой чай. Смысла стесняться больше не было. К тому же, ему больше не нужно было прятать свои чувства по отношению к Кавеху, вчерашним вечером и сегодняшним утром он и так их уже раскрыл. – Пора, – тихо произнесла Нилу, когда они закончили вторую порцию, и неловкое настроение сменилось осязаемым напряжением. Кавех поднялся на ноги практически на автомате, и остальные последовали его примеру. Альхайтаму и Кавеху нужно было встретиться с Люмин и Итэром для укладки, тогда как Тигнари должен был отправляться зал для менторов. Нилу крепко обняла Кавеха и прошептала ему что-то на ухо. Когда они отстранились друг от друга, она дала ему платок, а затем повернулась к Альхайтаму. Он наклонился, чтобы тоже её обнять. В горле стоял ком, но в глазах уже совсем не осталось слёз. Сердце покрылось сталью, как и плечи, а тело было напряжено до предела из-за стоящей перед ним задачи. – Удачи, – пробормотала Нилу. – Надеюсь, твой план сработает. – Сработает, – уверил он её, когда они отпустили друг друга. Кавех и Тигнари по-прежнему обнимались, пушистый хвост был обёрнут вокруг Кавеха в защитном жесте. – Останься в живых, – выдавил Тигнари, по лицу которого стекали дорожки слёз. Он обхватил лицо Кавеха руками и чмокнул его в нос, а затем, поднявшись на носочки, оставил поцелуй на его лбу. – Мы увидимся с тобой уже скоро. – Прошу, Тигнари… – что бы Кавех ни пытался обсудить, у них не оставалось на это времени. Тигнари осторожно высвободил руки с печальной улыбкой на лице и повернулся к Альхайтаму. Они остановились напротив друг друга с опущенными вдоль тела, подрагивающими руками. – Хайтам… – Ты обещал мне, – его тон был резким, уже настроенным на арену. – Знаю, – Тигнари смахнул слезинку с лица, но действие оказалось бесполезным, потому что они продолжали стекать по его щекам. Он подошёл к Альхайтаму и приобнял его руками за плечи. – Сдержи своё слово. – Сдержу. Обещаю, мы вернём его домой. – Хорошо, – Альхайтам почувствовал, как трескается маска на лице и отчаянно попытался успокоить дыхание. Он сжал Тигнари в объятиях, прижимая его к своей груди и вдыхая его запах – запах лучшего друга, что был частью дома, частью сердца. Даже здесь он пах лесом, и чаем, и детством. – Чёрт… Он отстранился прежде, чем из глаз успеют брызнуть слёзы, увернулся от рук Тигнари, вновь потянувшихся к нему, и пошёл к дверям. Кавех ещё раз бросился в объятия Тигнари, а затем последовал его примеру. – Я тебя люблю! – крикнул блондин, когда они выходили за порог. – Я тоже тебя люблю! Дверь захлопнулась, заглатывая остатки слов Тигнари и в то же мгновение заставляя улыбку исчезнуть с лица Кавеха. Они вдвоём застыли в коридоре, не зная, что сказать или сделать дальше. Альхайтам обернул палец вокруг мизинца и безымянного пальца Кавеха и изогнул одну бровь. Тот кивнул в ответ, задирая подбородок кверху, и они отправились в сторону лифта. В холле башни трибутов они встретили Люмин и Итэра. Близнецы увидели переплетённые пальцы Кавеха и Альхайтама, но не стали ничего на это говорить, лишь повели их на улицу, где их уже поджидали две машины. – Подождите, почему их две?.. – спросил Кавех, машинально крепче сжимая пальцы Альхайтама своими. – Таков протокол игр. Один стилист и один трибут на машину, – объяснила Люмин с извиняющимся выражением лица, которое Кавех решил полностью проигнорировать, уже прямо-таки вцепившись в руку Альхайтама. – Мне очень жаль. Вам придётся попрощаться здесь. – Нет, я… – отчаянный взгляд Кавеха метался между машинами, Итэром, уже открывшим для него дверь, и Альхайтамом. Он схватил Альхайтама за руку, переплетая пальцы, и притянул его к себе так близко, как это было возможно. Альхайтам ощутил знакомый укол внутри, когда его большие, мокрые глаза взглянули на него, поблёскивая от стоявших в них слёз подобно пламени камина. – Я думал, мы поедем вместе. – Я найду тебя, – пообещал Альхайтам. Он прекрасно осознавал, что они приковывали любопытные взгляды своих стилистов и Фатуи, собравшихся у башни трибутов, чтобы хотя бы глазком взглянуть на своих любимчиков. Но всё равно наклонился ближе, выдыхая своё обещание в мягкие губы Кавеха. – Не оставляй меня. – Я приду за тобой, – сказал он с ещё большим убеждением в голосе и отошёл на шаг назад, чтобы Кавеху была видна решимость в его непоколебимом взгляде. – Как только отсчёт дойдёт до нуля, я за тобой приду. Не подходи к Рогу изобилия и держись подальше от остальных. Не пройдёт и трёх минут, как я буду рядом с тобой. – Что, если… – Ничто не помешает мне тебя найти, Кавех. – Ладно, – Кавех сжал руки у груди. Страх на его лице ещё не успел исчезнуть. – Хорошо. Да. Ладно. Иди, мы с тобой скоро увидимся. Он стоял, покачиваясь на пятках, будто боролся с порывом притянуть Альхайтама к себе для ещё одного поцелуя, который, несомненно, стёр бы в порошок всю тщательно выстроенную вокруг его сердца стену, поэтому Альхайтам кратко кивнул ему в ответ и сел в машину за Люмин. Девушка закрыла дверь, и теперь они сидели на заднем сидении машины с затемнёнными стёклами. Прежде, чем Альхайтам успел взглянуть на Кавеха, третий человек, сидевший в машине – охранник Фатуи – надел им обоим повязки на глаза. Альхайтам сжал губы в тонкую линию, сидя на своём месте в напряжении. Никому кроме Распорядителей игр не позволялось знать точного местоположения арены. Тьма усилила остальные органы чувств. Люмин пыталась завести разговор ни о чём, пока не поняла, что Альхайтам совсем её не слушает. Все мысли его были заняты предстоящим соревнованием и их союзниками. Он раздобудет меч, ресурсы и найдёт Кавеха. Выведет их обоих из опасной зоны у Рога изобилия. Если повезёт, они скроются сразу вместе с Дэхьей и Кандакией, но если нет, то просто постараются держаться на максимально далёком расстоянии от центра. Когда с него сняли повязку, они уже стояли в небольшом помещении с пустыми металлическими стенами и круглой платформой в центре, частично окружённой стеклом – лифтом, который позже поднимет его на арену. Люмин распаковала свою сумку и жестом указала ему раздеваться. – М-м, – она издала любопытный звук. – Не сильно отличается от вашей тренировочной формы. – И? – Альхайтам машинально разделся, хватая свежее бельё, которое она ему протянула. Люмин копошилась в сумке, практически не обращая внимания на него, зато просматривая и ощупывая каждую вещь, которую туда положили. Альхайтам надел шорты из спандекса, после чего ему вручили ещё одни штаны – эти были длинными, на удивление удобными и были пошиты из того же материала, что и тренировочная форма. Последней он надел чёрную кофту из дышащего материала с цифрой 12 на спине. – Иногда, изучив костюм, можно получить подсказки о том, какой будет арена. На вашей может быть холодно, – она протянула ему куртку, тоже чёрную, с серебряной цифрой 12 на спине. – Обычно они не дают ни куртки, ни что-то подобное для защиты. А на этой даже есть капюшон. Лучше надень её на себя, а не цепляй к поясу, чтобы не потерять во время битвы у Рога изобилия. – Хорошо, – Альхайтам последовал её совету. В Дистрикте 12 никогда не бывало холодно, даже зимой. Не особо. Снег выпадал крайне редко, температура всегда была приятной, птицы всегда пели. Им что, предстоит сражаться в одном из снежных шаров Царицы? Сложив старую одежду обратно в сумку, Люмин посмотрела на него с кривоватой улыбкой на лице, которая, однако, не достигала её золотистых глаз. – Как ты себя чувствуешь? Альхайтам глубоко вдохнул, позволяя воздуху наполнить лёгкие, и серьёзно задумался над её вопросом. Нервы гудели, но скорее в предвкушении, чем от тревоги. Только и всего. – Я готов, – ровным тоном ответил он. Дверь позади них открылась, заставляя их вздрогнуть от неожиданности. К ним подошёл высокий охранник в бронежилете, с пистолетом в кобуре и винтовкой за спиной. Но именно большой шприц у него в руке привлёк их внимание. Люмин испуганно ойкнула, тут же попытавшись замаскировать реакцию смехом. – Точно, маячок, чтобы Распорядители знали твоё положение на арене. Вытяни правую руку, Альхайтам. – Нет, – прорычал Фатуи из-под своей маски. – На этот раз маячок вводим в шею. – В шею? Почему стилистов не уведомили, я бы подрезала ему волосы… – Голову вниз, – Фатуи проигнорировал Люмин и быстрыми шагами направился к Альхайтаму. Он схватил его за волосы, сжимая их в кулак так крепко, что у Альхайтама больно закололо кожу головы. Затем охранник нагнул его голову достаточно низко, чтобы получить доступ к задней стороне его шеи. Фатуи вколол в неё иглу шприца, и Альхайтам издал низкий звук, когда почувствовал, как что-то маленькое проникает под кожу. Тёплая, пульсирующая боль сменилась едва ли не приятным ощущением, когда маячок будто бы растёкся внутри него, распространяясь по телу, пока в итоге Альхайтам не начал ощущать его прохладной точкой размером с монетку в тыльной стороне шеи. – Залезай в лифт, – скомандовал Фатуи. – Эй, сейчас момент для команды, а не для тебя… – Свободна. – Что?! – Твоя помощь здесь больше не нужна. Уходи сама или мне придётся вывести тебя силой. Люмин раскрыла было рот, чтобы запротестовать, но в итоге лишь фыркнула, ссутулив плечи. Она бросила свирепый взгляд на Фатуи, а затем взяла сумку с вещами Альхайтама и посмотрела на него. – Не умри. – Прощай, Люмин, – ответил он, поднимаясь на платформу лифта. Фатуи дождался, пока Люмин выйдет из помещения, и закрыл за ней дверь. Маячок запульсировал, и по спине Альхайтама пробежала волна мурашек, а волосы встали дыбом. Он сжал ладони в кулаки, когда Фатуи направился к нему, как бы невзначай потягиваясь за винтовкой. Альхайтам стиснул зубы. Это что, месть Дотторе? Неужели он правда может его убить до начала игр? Нет, такой садист, скорее всего, сначала захочет над ними поиздеваться. Попробует разрушить их на виду у всех, заставит их страдать. Какое удовольствие он получит, если избавится от Альхайтама сейчас? Он вскинул подбородок в агрессивном жесте, но Фатуи лишь усмехнулся и нажал кнопку возле лифта. Стеклянные стены сомкнулись вокруг Альхайтама, и платформа повезла его вверх на арену.