autopsy of a tragedy

Глава пятая. Янтарная боль

«Если они потеряют тебя, это их уничтожит. А если погибну я, то это будет совершенно не важно», – Хайтам.

– Один… эм… Заснеженный поцелуй? – Тигнари выбрал коктейль в меню, нервно ёрзая на барном стуле, не уверенный, куда деть хвост, чтобы не потревожить других посетителей приветственной вечеринки. Спонсоры и менторы собрались в так называемом небесном зале, чтобы немного выпить и обсудить трибутов нового сезона. На нескольких экранах по кругу показывали церемонию открытия, которую Тигнари и смотрел, пока ждал свой коктейль. Трибуты Дистрикта 10 выехали на арену в костюмах, напоминавших спецовку шахтёров, покрытую углём и пылью, потому что именно это дистрикт и добывал для Царицы: полезные ископаемые, уголь и драгоценные камни из недр красной пустыни. Такие костюмы нисколько не подчёркивали достоинств девушек. У них была смуглая кожа и мускулистое телосложение, а на лицах – выражение гордости, несмотря на то, какие кошмарные наряды для них выбрали стилисты. Тигнари навострил уши, изучая их внимательным взглядом. Это трибуты Сайно, Дэхья и Кандакия. Обеим больше восемнадцати, и обе выглядят достаточно ожесточёнными, чтобы дожить до финала. Перед носом поставили его коктейль – вишнёвый ликёр с содовой, посыпанный сверху сахарной пудрой. Название каждого коктейля в меню выбирала сама Царица, и Фатуи были от этого без ума. Тигнари сделал глоток. На вкус коктейль был отвратительно приторным. – Кто бы мог подумать, что у свирепого, нелюдимого типа будут проблемы с привлечением спонсоров. Это было бы смешно, если бы не было так грустно, – Нин Гуан опустилась на стул рядом. Она покрутила свой бокал с вином и жестом указала в другой конец зала. Тигнари проследил за её взглядом и увидел, как Сайно говорил с небольшой группкой спонсоров. Видимо, он сказал что-то такое, что заставило их всех от него отвернуться и вместо этого подойти к Яэ Мико, которая, как всегда, привлекала больше всего внимания. – Это его первый год. Он умело обращается с копьём, а не со сплетниками-Фатуи, и что с того? – Тигнари сам не понял, откуда в его голосе взялись заступнические нотки, но их оказалось достаточно, чтобы Нин Гуан вопросительно изогнула свою идеальную бровь. Как и всегда, её выражение было равнодушным, но не злым. Она нравилась бы Тигнари намного больше, если бы пореже общалась с Яэ Мико. – Понимаешь, в этом-то и проблема. Он убил слишком много людей. Он слишком смертоносен. Фатуи не нравится, когда им напоминают о жестокости их игр. Они хотят покладистых победителей, готовых стать их любимчиками. А учитывая, что Сайно начинает угрожать людям, стоит ему открыть рот, они скорее бросятся к кому-нибудь типа Мико, или Аято, или, ну, меня. – Сяо всегда находит спонсоров несмотря на то, что больше похож на призрака, чем на человека. – О да, но Дистрикт 4 чаще всего побеждал в играх, так что это само собой разумеется. Породистую лошадку кто угодно сможет привести к победе, это вопрос репутации. Сайно же заявился сюда без связей и без желания их заводить, – хмыкнула Нин Гуан и закинула ногу на ногу, делая глоток вина. – Что, кстати, милый, и ты последнее время не делаешь. – Я не заинтересован в том, чтобы заводить новые знакомства, – лисьи уши Тигнари раздражённо прижались к его голове несмотря на то, что он пытался говорить вежливо. Небольшая колкость так и сквозила в его словах, когда он общался с другими менторами во время игр, не уверенный в том, могли ли они стать друзьями или же должны были оставаться соперниками. Нин Гуан его ответ, кажется, заинтриговал, и она, обольстительно улыбнувшись, звякнула своим бокалом по его. По правде говоря, после того, как назвали имя Коллеи, Тигнари не доверял уже никому. Он знал, что это точно не могло быть совпадением. – Дело твоё, – пожала плечами Нин Гуан и заказала ещё один бокал вина. – Я думала, что ты спонсорам проходу не дашь, учитывая, кто твои трибуты. Тигнари ничего на это не ответил, лишь допил свой коктейль и сморщился от стекшего по горлу приторного сиропа. Он решил покончить с нелепыми напитками Царицы и заказал себе обыкновенный виски. – Ах, вот и наш психопат. – Не называй его так, – прошипел Тигнари, стиснув зубы, наблюдая за тем, как Сайно, которого проигнорировали стоявшие вокруг него люди, направился в их сторону. Уголки его губ смотрели вниз, брови были нахмурены. Выглядел он так, будто был готов заехать кому-нибудь по лицу. Нин Гуан была права, харизма не была его коньком. И всё же… было в нём что-то такое, что наделяло его какой-то силой притяжения, из-за чего Тигнари не мог отвести от него глаз. – Добрый вечер, Тигнари, – голос Сайно прозвучал хрипло и резко, словно урчание дикой кошки, и Тигнари даже пришлось незаметно ухватиться за свой хвост, потому что тому вдруг захотелось завилять. Нин Гуан за его спиной усмехнулась в свой бокал, а затем, извинившись, быстро удалилась. Они проводили её взглядом, когда она направилась к тем самым спонсорам, что сторонились Сайно, и с лёгкостью присоединилась к их разговору. – Привет, Сайно, – Тигнари заставил себя улыбнуться. – Хочешь выпить? – Да. Буду то же, что у тебя. – Конечно, – Тигнари заказал ему виски и принялся барабанить пальцами по деревянной столешнице, чтобы успокоить нервы. Фатуи, может, и остерегались Сайно, но Тигнари его не боялся. У того, что его сердце то и дело пропускало удар, была иная причина, и он даже не был уверен, что ему хочется выяснять, какая. Так что он просто передал Сайно его стакан и сфокусировался на своём собственном виски. Из-за выпитого до этого алкоголя кончики пальцев уже покалывало в предвкушении. – Так как прошёл первый вечер по привлечению спонсоров? – Ужасно, – наблюдая за тем, как Нин Гуан и Яэ вовсю пользовались своим очарованием, Сайно сделал глоток виски. Он покрутил стакан в руке, и шрам в виде молнии заиграл на свету от этого движения. В животе у Тигнари вдруг стало горячо. – Не понимаю, что я делаю не так. Я задал им вопрос – просто и напрямую. Они это, кажется, не оценили. – О да, Фатуи любят, чтобы их обхаживали. – Обхаживали, – повторил Сайно, морща нос в замешательстве. – Это значит, что нельзя просто так подойти к ним и что-то попросить. Они хотят вести переговоры, хотят, чтобы ты заставил их почувствовать себя важными и нужными. Чтобы они могли стать твоими спасителями, – последние слова Тигнари практически сплюнул в отвращении и поспешил заглушить их вкус глотком виски. Сайно отвернулся от толпы и взамен посмотрел на него, опираясь локтем о барную стойку и кладя подбородок на ладонь. – Понятно. – Это что-то вроде выстраивания имиджа своего бренда, – Тигнари ненавидел, что звучал как один из Фатуи, но ему не хотелось оставлять Сайно в неведении касаемо того, каково быть ментором, ведь никто другой ему в этом не поможет. – Например, я. Я победил в довольно юном возрасте, поэтому, когда вернулся в качестве ментора, мне было легко получить поддержку спонсоров. Они охотнее давали деньги, потому что им было жалко ребёнка, пусть даже этот ребёнок и был убийцей. Но я рос, а с каждым годом появлялись новые победители, так что их восторг быстро угас. Дома в Дистрикте 12 я был лесным стражем. Эта работа принесла мне много знаний, которые помогли выжить на арене. Я мог с лёгкостью определить ядовитые растения и использовать их для своего преимущества, я даже смог распознать флору и фауну, которые подверглись искусственным мутациям. Некоторым Фатуи это очень даже нравится. Так что обычно я иду прямиком к этой группе, они большие энтузиасты по части природы, как и я, и любят послушать мои рассказы о джунглях. За эти несколько лет мы построили достаточно надёжные взаимоотношения, и я пользуюсь этим, чтобы добыть необходимые вещи для моих трибутов. – Значит, ты обсуждаешь с ними деревья, и они спонсируют лекарства для твоих трибутов? – Типа того, да, – Тигнари не был уверен, как расценить серьёзное, задумчивое выражение лица Сайно. – Думаю, рассказывать людям о деревьях – это важно. Ведь под ними можно провернуть тёмные делишки. Тигнари едва не подавился виски. Он прижал стакан к губам и уставился на Сайно в недоумении. Тот ответил ему сухим, серьёзным взглядом, не выдавая ни единой эмоции, так что Тигнари пришлось самому стучать по своей груди и пытаться перевести дыхание. – Ты что… это что, была такая… шутка? – Да, – кивнул Сайно. Его голос звучал настолько невозмутимо, что Тигнари прыснул от абсурдности ситуации. Сайно, побивший рекорд Голодных игр по числу убийств, сейчас сидел рядом с ним и шутил про деревья. – Потому что деревья отбрасывают тень, а в тени темно. А ещё мутировавшие деревья на арене могут быть опасны, и… – Нет-нет, это я понял, – Тигнари пренебрежительно от него отмахнулся. – Просто это кошмарная шутка. – Это всё твоя любовь к деревьям затеняет твой разум, – заметил Сайно, и Тигнари пришлось схватиться за барную стойку, чтобы не упасть со стула, пытаясь подавить смех. Рука Сайно дёрнулась к нему, чтобы помочь ему удержаться на месте, и коснулась его плеча. Прикосновение оказалось коротким, но электрическим, словно через него пропустили заряд, прежде чем Сайно, буркнув извинения под нос, отдёрнул руку назад. Хвост Тигнари обернулся вокруг ножки стула, и ему потребовалось немного времени, чтобы вернуть себе самообладание. Должно быть, виски уже дало ему в голову. – Ладно, новая стратегия. Не начинай поиск спонсоров с подобных шуток, – решил Тигнари, пунцовея от количества алкоголя в крови и от пристального, горячего взгляда Сайно, которым тот на него смотрел. – Лучше начать с чего-нибудь лёгкого, что поможет завязать разговор. – С верёвки? – Нет! Стоп! – Тигнари рассмеялся заливистым смехом, привлекая внимание людей вокруг. Бармен, понимающе усмехнувшись, сфокусировался на посетителях с другой стороны барной стойки, а Тигнари проигнорировал оценивающий взгляд Яэ, брошенный в их сторону с дальнего конца зала, и опустошил свой стакан с виски. Он наклонился ближе, так, чтобы их плечи соприкасались, а его длинные волосы свисали вниз, прикрывая их от посторонних глаз. – Не надо больше шуток, умоляю. – Раз уж ты настаиваешь, – ресницы Сайно были просто завораживающими. Они были длинными, белоснежными и обрамляли его горящие глаза, взгляд которых с лёгкостью раздувал угольки в животе у Тигнари. Сайно склонил голову на бок, продолжая изучать его. Он смотрел на Тигнари так, будто тот был самым интересным человеком в этом зале. Что, кстати, было совершенно не так, это Тигнари знал точно. Голова шла кругом от осознания того, сколько здесь сегодня собралось важных политиков и звёзд из мира Фатуи, и всё же Тигнари даже не пытался с ними пересечься. Шутки у Сайно были ужасными, но заставляли его смеяться. Он не помнил последний раз, когда мог смеяться таким смехом – искренним, похрюкивающим, слегка неприличным. Живым. – О, ещё как. Больше никаких отвлечённых разговоров, – решил Тигнари и провёл кончиками пальцев по краю своего пустого стакана, чтобы хоть чем-то занять руку. Его голова немного кружилась и была лёгкой словно пёрышко. Он так отчаянно желал вновь почувствовать вкус смеха на языке, что был готов услышать очередной ужасный каламбур, лишь бы у него появился повод рассмеяться. Но Сайно сдержал слово и больше ничего не произнёс. Однако же оставался рядом. Он был ниже Тигнари на какие-то пару сантиметров, но выглядел он… смертоносно. Даже если бы Тигнари не знал, на что способен Сайно, он мог разглядеть огрубевшую кожу его ладоней, побледневшие синяки от тренировок и проступавшие на предплечьях вены. Тигнари прикусил губу, вдруг осознавая, что слишком засмотрелся. – Если хочешь, могу представить тебя некоторым людям. В смысле, спонсорам. – Буду рад. Я знал, чего стоило ожидать на арене, но это… – Сайно указал на набитый битком зал широким жестом, – немного сбивает с толку. Общение с людьми – не мой конёк. – Ну, справедливости ради, Фатуи – это особый сорт людей. Мне тоже поначалу было нелегко, – Тигнари всё ещё пытался оправдать Сайно и всё ещё не понимал, почему. Он просто помнил, что, когда сам вошёл в эти круги новоиспечённым ментором, когда впервые столкнулся с особыми нравами Снежной, со всеми интригами и тайнами вокруг их обожаемых победителей, это ощущалось так, будто Царица создала для Тигнари его личный вид ада. Он не хотел, чтобы Сайно тоже пришлось через это пройти. Так что начал рассказывать ему о своих собственных спонсорах, Хайпасии и остальных любителях биологии, поддержку которых заполучил несколько лет назад. Объяснил, как работает спонсорство, что в начале товары достаточно дешёвые, но чем дольше длятся игры, тем дороже они становятся. Сайно пристально слушал, не сводя с него глаз даже в те моменты, когда делал глоток виски, и Тигнари, пожалуй, слишком часто приходилось напоминать себе закончить свою мысль, потому что потеряться во внимательном взгляде было очень и очень просто. – Хочешь ещё? – спросил Сайно, когда народ начал потихоньку расходиться, и атмосфера в зале вместо оживлённой сменилась более интимной. Он подозвал бармена, и тот молчаливо наполнил стакан Сайно, следом поворачиваясь к стакану Тигнари. Тигнари знал, что больше пить не стоит. Не так уж и часто он пил, ведь в Дистрикте 12 алкоголь был запрещён, к тому же, ему нужно было нести ответственность за свою команду. Но всё равно кивнул. Пушистые уши сами повернулись к Сайно, когда тот заказал виски для Тигнари своим низким, хрипловатым голосом, от которого у Тигнари мурашки пробежали по спине прямиком к основанию его хвоста. Они чокнулись стаканами, но помедлили и не пили ещё долгое время после того, как звон затих. Сайно развернулся к нему так, что его коленки касались бедра Тигнари. Когда бармен оставил их наедине, а Тигнари вдруг понял, что за баром остались лишь они вдвоём, он засомневался, касаясь губами края стакана. – Наверное, мне не стоит. – Ничего. Не хочу тебя искушать, – совершенно искренне произнёс Сайно, от чего Тигнари вдруг стало стыдно за свои собственные мысли. Потому что разумного в них почти не осталось, лишь густая, тёмно-янтарная жидкость на языке и едва различимая, но заманчивая надежда на прикосновение мозолистых ладоней Сайно к меху на его ушах и изгибу его шеи. Да дерзкое желание попробовать на вкус виски прямо с губ. Тигнари опустил стакан на столешницу с такой силой, что жидкость расплескалась через край. – Извини, я обещал Нилу, что мы с ней пройдёмся вместе по расписанию, д-да… доброй ночи, Сайно. Уверен, мы с тобой ещё увидимся завтра. Он не стал дожидаться ответа и сразу же ускользнул из зала, позабыв про спонсоров и других менторов и спиной чувствуя на себе обжигающий взгляд Сайно. Поднимаясь в лифте в номер Дистрикта 12, Тигнари изучал своё отражение затуманенными, полными упрёка глазами. Желание было ему не чуждо, но настолько жаркое пламя попросту обжигало его горло в самом лучшем и худшем смыслах одновременно. Обычно он самостоятельно справлялся с подобными потребностями. Он не был девственником – в прошлом у него уже были романтические увлечения, но большая их часть была просто кошмарной. Он жаждал, чтобы его касались чужие руки – но ровно до того момента, как эти руки дотрагивались до тех частей его тела, которые были не его собственными. Тогда он становился запертым в своём теле и вместе с тем – сторонним наблюдателем одновременно. А потом его будто снова возвращало на арену: дерись или спасайся бегством, но ни то, ни другое не было к месту во время короткой связи по обоюдному согласию. Конечно, ему хотелось кого-то похожего на Сайно, другого победителя, к тому же безжалостного, кто, возможно, понял бы его и смог бы придушить тех демонов, что почти каждую ночь пытались пробраться в его сны. Не было никакого сомнения, что тело Тигнари до боли желало чужого прикосновения, ведь он ощущал себя невыносимо одиноко, стоило только мысли о потере Кавеха и Альхайтама прийти на ум. Но этого нельзя было допустить. Это было слишком опасно. Тигнари бросил на своё отражение полный боли взгляд, прежде чем вышел из лифта, желая скорее окунуться в приглушённую, исцеляющую темноту их номера.

***

За окном простирался целый город, что можно было исследовать. Город, в котором, кажется, никогда не гасли огни, даже ночами, ведь любой небоскрёб здесь сжигал больше электричества, чем весь Дистрикт 12 вместе взятый. И всё же Кавех и Альхайтам лежали рядом друг с другом на спине, всматриваясь в потолок – единственную часть комнаты, не пестрящую требовавшими их внимания цветами. Это было единственное пространство, чья пустота казалась достаточно белой, чтобы помочь Кавеху погасить тревогу. По крайней мере, в этом он пытался себя убедить. Глубоко внутри же он знал, что успокаивало его именно присутствие Альхайтама. Вес его тела, под которым слегка прогнулся матрас; его запах, который не заглушали даже всевозможные ароматы мыла и парфюма, которыми были просто завалены их ванные комнаты; звук его размеренного дыхания. Именно присутствие Альхайтама уберегло его от полноценной панической атаки в колеснице. Кавех любил красиво одеваться, и когда это привлекало внимание, ему должно было быть лестно, в ответ на такой интерес нужно было вежливо улыбаться, так? Но сегодня… Сегодня было просто невыносимо. Потому что… что они вообще праздновали? То, как красиво они выглядели в последние дни перед резнёй? Так что, когда Альхайтам обернул вокруг него своё крыло, приглушая громкие крики и пронизывающие взгляды толпы, Кавех позволил себе погрузиться в бирюзу его глаз, в их океан с проблесками янтаря, накрывающий его с головой, бросающий ему вызов каждый день, но не сегодня. Тигнари тоже здесь вместе с ними, но именно Альхайтам был той постоянной, позволявшей оставаться на плаву. Абсолютной, неумолимой, безопасной. Поэтому Кавех и не решался обсуждать то, что между ними произошло в день Жатвы. Что, если он из-за этого потеряет Альхайтама? Он знал, что им не победить, но пытаться выжить в одиночку… Кавех чувствовал себя настоящим трусом, когда пытался думать об этом, но он знал, одному ему точно не справиться. – Если спросить жителей Снежной, кому сегодня посчастливилось побывать в Колизее, большинство ответит, что изюминкой сегодняшнего мероприятия определённо стал выезд Дистрикта 12! Великолепная пара затмила всех конкурентов начиная с Дистрикта 7 своими поначалу скучными, едва ли не безвкусными нарядами, которые позже преобразились, демонстрируя символику дистрикта! Лини, а что ты думаешь по этому поводу? – Знаешь, Линетт, я думаю, что они могли надеть на себя всё, что угодно, потому что их обсуждают вовсе не из-за костюмов! Нет, определённо, всё дело в жесте Альхайтама Воланса, оградившем его партнёра от посторонних глаз. – Он выглядел так, будто бросает вызов всему остальному миру, ты так не думаешь? – Именно так. Но, конечно же, не Архонту любви! Думаю, так он пытался предостеречь остальных трибутов: пусть только попробуют отнять у него Кавеха. Помнишь ту драму, что произошла в Дистрикте 12 в день Жатвы? Думаю, все мы попали под его чары, когда Альхайтам вышел на сцену, чтобы защитить своего партнёра. – Ты всё говоришь «партнёра». Уж не в курсе ли ты неизвестных мне подробностей? – Просто тешу себя иллюзиями! Хоть и не могу дождаться интервью, чтобы узнать об этих двоих побольше. – И правда, Лини, из них получилось просто блестящее завершение вечера! На этом всё! Спасибо, дорогие зрители, что смотрели церемонию в Колизее вместе с нами. Да будет благословенна Царица, Архонт любви! Телевизор автоматически выключился, как только двое молодых ведущих, одетых по броской моде Фатуи, закончили вещать. Кавех неспеша сел прямо и уставился в чёрный экран. – Чёрт, это просто отвратительно. – Ты только сейчас это понял? – Альхайтам его вовсе не обвинял, но именно так Кавеху и показалось, потому что сейчас его нервы были оголены и реагировали на малейший проблеск тревожности. – Эти люди просто ужасны, все до единого. – Нилу кажется милой. – Быть милой – её работа. – Я так не думаю. Мне кажется, она правда такая. В поезде она даже принесла мне блокнот и карандаш, чтобы мне не было скучно. – И как, они всё ещё у тебя? – Нет, – Кавех прикусил губу. – Карандаш изъяли как потенциальное оружие. Просто смешно, да? – Учитывая, какой ты неуклюжий, думаю, это вполне разумное решение. – Эй! – Кавех прыснул, удивлённый тем, что Альхайтам мог выдать одну из своих безэмоциональных шуточек в подобный момент. Он схватил ближайшую подушку и кинул её в Хайтама, но прежде, чем та успела заехать ему по лицу, тот поймал её и бросил обратно. Кавех прижал подушку к своему животу и обнял её руками. Он не стал надевать утяжку перед тем, как прийти в его спальню, и хоть Альхайтам его хорошо знал, Кавех всё ещё испытывал неловкость из-за того, что его футболка была недостаточно большой, чтобы полностью скрыть мягкие очертания его груди. – Но правда, они что, думают, что мы переубиваем друг друга дурацкими ручками? – Это не для того, чтобы защитить нас друг от друга, а чтобы защитить нас от самих себя. Суицид, селф-харм… они не могут этого допустить после того, как только что щегольнули своими красивыми трибутами перед миром, – Альхайтам откинулся на разложенные подушки и скрестил руки за головой. Кавех заметил, как от этого движения напряглись его мышцы. Его взгляд скользнул от мускулистой груди Альхайтама до мышц пресса. – Когда это ты успел так накачаться? – сболтнул он, мгновенно чувствуя, как к шее подступает жар. – О чём ты? Ты столько раз уже видел меня без футболок. Я всегда таким и был, – возразил Альхайтам. Первая часть была чистой правдой – живя вместе, они неизбежно видели друг друга в состоянии разной степени оголения. Кавех, всегда этого немного стесняясь, старался, чтобы Альхайтам не видел его грудь, и Альхайтам уважал его желания, отводя взгляд в сторону, когда Кавех переодевался или пробегал мимо в одном только полотенце. – Нет, не был, – настоял он, хмуря брови. Он не хотел признаваться, что знал такие детали о физическом состоянии Альхайтама, что, возможно, бросал на него украдкой взгляды, когда тот выходил из душа, чтобы с ним поговорить, заворожённый тем, как капли воды стекали по его широкой груди. Но нет, его руки тоже стали крупнее, мускулистее и подтянутее. Альхайтам подавил тяжёлый вздох. – За три месяца до Жатвы я всегда начинаю тренироваться в три раза больше. На случай, если назовут твоё имя. Силовые делаю чаще, чем упражнения на выносливость, учусь обращаться с мечом, кидать кинжалы… – Ты сказал обращаться с мечом?! – челюсть Кавеха, наверное, отвисла настолько, что коснулась матраса. Он уставился на Альхайтама, широко раскрыв глаза. – Ты тренировался с мечом у нас на заднем дворе, а я этого даже не заметил?! – Не глупи, я тренируюсь на работе. – Ах, конечно, ведь это куда более логично, – мрачно усмехнулся Кавех. Альхайтам был секретарём мэра Дистрикта 12, что называлось работой лишь формально. Он разбирался с бумажной волокитой, которой на деле было так мало, что большую часть времени он проводил за чтением книг в кабинете мэра Азара или, видимо, тренируясь с мечом. – Ты сейчас серьёзно? Ты правда знаешь, как пользоваться мечом? Где ты вообще его нашёл? – У бабушки был меч. – Бабуля Воланс была наёмницей?! – Не говори чепуху, Кавех, – закатил глаза Альхайтам. – Наёмники не пользуются мечами. – Да я вообще никого не знаю, кто пользовался бы мечами. – Значит, ты был невнимателен. Это стандартное оружие трибутов Дистрикта 1. Они, скорее всего, будут нашими сильнейшими противниками, так что было разумно тренироваться на случай, если мы окажемся с ними лицом к лицу. Потому что равняться на слабое звено смысла нет, – Альхайтам говорил так, будто было совершенно логично использовать свой обеденный перерыв для того, чтобы учиться драться на мечах и кидать кинжалы на случай, если тебя выберут на Голодные игры. Нет, погодите… – Ты делал это на случай, если назовут моё имя, – Кавех повторил слова Альхайтама. От него не ускользнуло то, как напряглись его широкие плечи, когда Альхайтам медленно сел, чтобы посмотреть ему в глаза. Теперь они оба сидели на кровати, скрестив ноги в позе лотоса. – Коллеи здесь вообще не при чём. – Не для меня, – почему его слова прозвучали как признание? Альхайтам затаил дыхание, совсем как тогда в Колизее, когда они были так близко друг к другу, что Кавех чувствовал его обжигающее прикосновение. – Я знал, что ты обменивал карточки со своим именем на чёрном рынке так, будто это была мора. Кто-то должен был тебя защитить. – Но я всё равно здесь, – подытожил Кавех, ощущая, как немеет в груди. Альхайтам ничего на это не ответил. – Если бы я не вызвался добровольцем вместо Коллеи, ты бы вышел ради неё? – Нет. – Но ведь она… – Твоё имя могли назвать вторым. Поэтому я и сказал тебе не идти добровольцем. – Но тогда на арене оказались бы вы с Коллеи. – И я сделал бы всё, чтобы вернуть её домой к Тигнари и тебе. Но это не имеет отношения к делу. Пока оставалась вероятность того, что могут назвать твоё имя, я должен был концентрироваться только на этом. – Она член семьи, Хайтам. – А ты… – что бы ни пыталось соскользнуть с языка Альхайтама, оно в этом не преуспело. Его остановили стиснутые зубы и раздосадованная усмешка. Альхайтам опустил глаза вниз, прежде чем снова найти ими Кавеха и посмотреть на него твёрдым как сталь, но пронизывающим взглядом. – Я что? – спросил Кавех, и ему показалось, что собственный голос задевает каждую струну, туго натянутую между ними. – Ты значишь абсолютно всё, – что-то в груди у Кавеха расплавилось, словно воск горящей свечи. Что-то, что никогда не позволяло к себе прикасаться. Тепло накатило, окутывая его бушующее сердце, и Кавех был в какой-то секунде от того, чтобы к нему потянуться, когда Альхайтам продолжил: – Для Дистрикта 12 ты значишь всё. Всё, что ты делаешь, поддерживает в них жизнь. Если они потеряют тебя, это их уничтожит. А если погибну я, то это будет совершенно не важно. – Это будет важно для меня. Если это твой аргумент, то ты глупец. Думаешь, если ты вернёшь меня домой, он всё ещё будет моим домом? Думаешь, я смогу жить без тебя? Я бы нарисовал в твою честь настенную роспись, но горе смыло бы все краски. Это меня попросту уничтожит. Он коснулся руки Альхайтама, кончиками пальцев отслеживая линии его мышц, спрятанных под мягкой кожей. Представил, как эти мышцы напрягаются, когда тот держит меч. Представил багровые брызги на молочной коже. – А что, если… если мы оба доживём до конца? Что, если в конце останемся лишь мы вдвоём? Альхайтам напрягся, когда услышал его вопрос. Подняв руку, он коснулся ладонью щеки Кавеха, как делал до этого. Только теперь никакой алкоголь не затуманивал взгляд Кавеха, а сердце билось в бешеном ритме лишь от прикосновения Альхайтама. Альхайтам провёл большим пальцем по его скуле, а затем запустил руку в его ещё влажные после душа волосы на затылке. Альхайтам склонил голову, кладя подбородок на макушку Кавеха, позволяя тому, уткнуться лицом в его шею, вдохнуть его аромат – от дорогого мыла из розовой воды до ноток камелии и чего-то ещё, тёмного и стойкого – его настоящего запаха. – Ghorbonet beram, – шепнул Альхайтам на языке их позабытого Архонта, осколках любви тысяч людей, что жили до них, когда Дистрикт 12 ещё был частью Сумеру, когда Голодных игр ещё не существовало. Ныне этот язык был под запретом, но старейшие жители его ещё помнили. Кавех слышал какие-то фразы в речи родителей и знал те слова, что были вплетены в их культуру и по сей день, например, названия некоторых блюд и растений. Но Альхайтама этому языку обучила бабушка до того, как умерла, так что он владел им свободно. Даже со своими скудными познаниями Кавех был уверен в том, какой вес имели его слова. Он не знал их точного перевода, но Альхайтам никогда не переходил на этот язык просто так. Он ни разу его не использовал с тех пор, как умерла его бабушка. Кавех не сдержал переполненного эмоций всхлипа и спрятал свои слёзы, уткнувшись в шею Альхайтама. Крепкая ладонь всё так же придерживала его затылок, а затем Альхайтам потянул его за собой, и вот они уже упали на матрас. Вторая рука обхватила Кавеха так же, как когда на них были костюмы с крыльями, и её прикосновение было одновременно мягкими перьями, поглаживающими кожу, и острыми когтями, разрывавшими её на части. – Мы найдём способ, – между всхлипами икнул Кавех, дрожа в объятиях Альхайтама, словно лист на ветру. – Если мы оба доберёмся до конца… я без тебя не уйду, я не смогу, Хайтам, не стану… Альхайтам ответил ему тем, что крепче сжал его в своих объятиях, обернув уже обе руки вокруг его тела, а Кавех прижался к нему ещё сильнее до тех пор, пока от этого не стало больно. Он спрятал мокрые ресницы, уткнувшись в изгиб шеи Альхайтама, позволяя солёному запаху слёз заглушить запах тела под ним. Они впервые обнимали друг друга вот так, дав волю эмоциям, рыдая, подрагивая, и Кавех это просто ненавидел. Ненавидел, что этого не произошло раньше, ненавидел, что это пробирало его до костей и что у него уже никогда не будет и шанса высечь своё имя в душе Альхайтама, ведь на это совсем не осталось времени. Но желанию и тоске не было никакого дела до времени. Теперь он знал, что за чувство терзало его изнутри с тех самых пор, как… с тех пор, как Альхайтам стал постоянной его жизни. Неистовое, яркое чувство, то, на что можно было положиться, то, что в некоторые дни вдохновляло его брать в руки кисть, а иногда – пробуждало в нём желание разбить какую-нибудь вазу. Кавех рыдал, уткнувшись в шею Альхайтама, пока сон постепенно не утянул его в свои объятия.