Дети немой страны

Ты смеялась мне, но то был сон

Всего лишь сон, а вот мой мир

Холодный душ, холодный звон

Я иду опять на серый ориентир

Ночь в поездах, бесконечный путь

Я увидел тебя, я старался заснуть

Ты смеялась мне под живым дождем

Лейся дальше сон, мы только здесь живём.

"Я видел сон"

Перемотка

Столовая встретила ребят шумом. Несмотря на малое количество учеников (многие уехали по домам на каникулы), их количества было достаточно, чтобы наполнить помещение смехом, свежими сплетнями и криками по типу «верни мою сосиску, чёртов урод!». Последнее кстати кричали одноклассники Сигмы - Есенин и Маяковский. Гоголь, не останавливаясь, пошёл к столу у дальней стены. Этот стол прочно закрепился за десятыми классами. Даже сейчас там сидели ещё двое оставшихся на каникулы в пансионате ребят. Федя поплелся за ним, выглядя не слишком комфортно. Коля плюхнулся за стол и приветливо улыбнулся: — Приветик, ребят! Парни, сидевшие за столом скопировали улыбку: — Здоров, Коль, — сказал один из них, что выглядел покрепче. Второй мальчик лишь кивнул. Фёдор, успевший занять место, внимательно рассматривал новых знакомых. Один из них, который поздоровался с Гоголем, выглядел высоким, крепко сбитым. Каштановые волосы были коротко стрижены, а взгляд золотисто-карих глаз устремлен на Достоевского. — Приветик, — поздоровался парень. — Новенький, да? Я - Лев Толстой. Рядом со мной - Ваня Тургенев. — Фёдор Достоевский, — представился он и бросил взгляд на молчавшего мальчика. Заметив это, Лев произнёс: — Он не немой. Может говорить, но не хочет. — Ясно. Тургенев выглядел не слишком сильным, но и не слабым. Средний рост, светлые кудри, серо-голубые глаза, устремленные куда-то вне столовой. Для себя Федя определил его, как того самого мечтателя. Переговариваясь, ребята принялись за еду. Та была неплохой, и Достоевский мысленно поставил плюсик школе. — А сейчас, — заговорщическим тоном начал Гоголь. — Будем знакомить тебя с учителями. Федя заинтересовался и обратил свой взор на стол преподователей. — Завуча ты знаешь - Татьяна Дмитриевна Ларина, в народе просто Татьянка. Строгая, ответственная. Девочки из девятого уверены, что у неё неразделенная любовь, — со смешком добавил Коля. — Наш классный - Родион Романович Раскольников. Классный классный, — присоединился Лев. — Ведёт историю и общество. С виду мрачный, а так довольно спокойный, не кусается и не ругается. — А про него таких же, как у Лариной, слухов нет? —фыркнул Федя, задумчиво смотря на мужчину. — Почему? — удивился Лев. — Есть. Но про такие вещи прямо не говорят. Фёдор нахмурился. Какие - такие вещи? — Дмитрий Прокофьевич Разумихин - библиотекарь, — указал на сидящего рядом с Раскольниковым мужчину Коля. — Очень увлекается литературой. С Ленским они прям незабываемые дискуссии устраивают. — А Ленский? — Литератор, — вмешался вдруг Тургенев. Федя даже не понял поначалу, кто это сказал. Остальные кажется не удивились. — Одиннадцать, — загнул палец Толстой. Достоевский оторопело проследил за этим жестом. — Одиннадцать слов за день. — А предлоги? — заметил Гоголь. Лев задумался и добавил: — Тринадцать. «Они... Считают, сколько слов произнёс Тургенев?» - дошло наконец до Феди. Это было странным, но он решил не углубляться. — Ленский - литератор, прям горит своими книгами, сочиняет стихи. Рядом с ним сидит Чацкий - географ. В молодости совершил путешествие, а теперь рассказывает нам о нём, — пояснил немного Гоголь и продолжил знакомство. — Андрей Штольц, наполовину немец... — Ведёт немецкий язык, — договорил за него Фёдор. — Сонечка уехала в город, остальные в отпусках... — кивнув Достоевскому, закончил Коля. — Соня - психолог. Она, Разумихин и Родион Романович - лучшие друзья. — И все трое ходят за нами, как няньки, — расхохотался Лев. Фёдор отстраненно кивнул. Мысли снова поплыли далеко-далеко, как это бывало, когда у него было слишком много впечатлений. Не осознавая ничего, он доел суп. Ребята переговаривались друг с другом. Внезапно его дёрнули за плечо, и Федя, не сдержавшись, вмазал неизвестному локтем. Уже обернувшись, он осознал, что это был Гоголь, который пытался дозваться до него. Шипя сквозь зубы, тот держался за бок. Федя подскочил, как ошпаренный: — О черт! — вырвалось у него. — Мне жаль... — Да ничего страшного, — махнул рукой Гоголь. — Пойдем, а то сидишь, сидишь. Все почти ушли. Федя оглянулся. Действительно, столовая опустела. Только за учительским столом сидели Раскольников и Разумихин, негромко переговариваясь, да в кухне гремел тарелки: мыли посуду. — Мальчики, у вас всё в порядке? — спросил Дмитрий, обратившись к ним. Достоевский с запозданием кивнул. Коля улыбнулся: — У нас всё прекрасно, Дмитрий Прокофьевич! Сейчас в комнату пойдём, — и они поспешно удалились. Едва оказавшись в комнате, Достоевский сел на кровать и прислонился к стене. Усталость свалила его. Нервы, впечатления... Федя не заметил, как заснул. И снилась ему не непроглядная чёрная бездна и кошмары, а что-то яркое и цветное, полное смеха и звонка колокольчиков, свежее, как ветер. Жаль, с утра он уже ничего не вспомнит.