Скол на чашке

Виктор приходит в себя на полу - с трудом выплывает из наркотического липкого марева обезболивающих, осторожно прислушивается к собственному телу, в ожидании клякс боли. И чувствует запах. Сколько бы лет он не прожил в Пилтовере, в окружение чистых улиц и свежего морского воздуха, но запах Зауна - химикаты, дешёвое щелочное мыло, затхлость, тяжёлая влажность и ржавчина - он узнает всегда. Годы назад, до встречи с Джейсом, до получения научной степени, до… да вообще до всего до, когда он был просто студентом-выскочкой, возомнившим о себе слишком много Заунитом, живущим на крошечную, пусть и повышеную за отличную учёбу, стипендию, его дразнили этим запахом. От тебя несёт трущобами, Виктор из Нижнего Города. От тебя несёт рухлядью. От тебя несёт. Конечно, это не так и Виктор уже много лет не чувствовал этого запаха, знакомого с самого детства и, оттого, приятно узнаваемого. В его чистом доме - экономка приходит раз в неделю, уборка, сортировка писем, глажка белья - всегда пахнет чистотой и нет никаких посторонних запахов, возможно потому, что он почти не бывает тут, только спит. Свой дом, что так и не стал домом. Подняться с пола трудно, тело, всё ещё опутанное медицинскими препаратами слушается плохо. С большим трудом, опираясь на кровать - зачем он только покупал её, если спина меньше болит при лежании на полу - он поднялся и услышал шум снизу. В доме, вечно пустом и неуютном, кто-то был. Кто-то незванный. Он спускается вниз медленно, не столько из опасения перед ночным визитёром, сколько из-за собственной неловкости, трость стучит едва слышно, глухо упирается набалдашник в мягкий ворс ковра. Этот дом был куплен потому что Джейс сказал, что Виктору нужен дом, а не крошечная комнатушка в университете. Он же всё и организовал - нашёл продавца, нашёл модного дизайнера, что сделала всё по высшему классу - продуманные аксессуары, правильно подобранная мебель, даже обычная кухонная посуда соответствует общей концепции, что бы это ни значило. По-пилтоверски. Виктор понимает, что друг хотел как лучше, Джейс вообще всегда старается для него - тебе нужен дом, Виктор, тебе нужно общаться с людьми, тебе нужно поесть, сходить к врачу, купить новый пиджак, поспать и найти девушку. Виктор думает, что ему нужно купить нормальную посуду на кухню, потому что эти идеально белые чашки с тарелками его раздражают своей безликостью. Незваный гость оказывается на этой самой кухне - девочка-подросток, воплощение Зауна; драные штаны, синие длинные косицы, цветные татуировки на тощих словно ветки руках; шарится по ящикам, хлопает дверцами шкафов, возмущённо бурчит что-то о том, что неужели нельзя хоть немного еды в доме иметь. - Если ты ищешь что-то на ужин, то в холодильнике есть молоко, а вон в той белой банке - хлопья, - Виктор опирается плечом о косяк проёма на кухню; стоять без опоры тяжело; и с весельем, возможно вызванным опьянением от лекарств, наблюдает за незадачливой воришкой. Со стуком падает кружка на пол и по пустому дому, впервые, разносится женский визг, настолько резкий и внезапный, что Виктор виновато делает шаг назад, хотя вроде это его дом, его кухня и он здесь жертва. - Ты чего пугаешь! - закончив кричать, девица - всё же взрослая, не подросток, хотя и тощая до ужаса - разворачивается к нему и обвиняюще тычет в него пальцем. Жест настолько из Зауна, что Виктор даже теряется, отвыкнув от столь ярких жестикуляций. - Ты откуда здесь взялся?! Я осмотрела дом, тебя не было! - Думаю, ты меня не заметила, я лежал на полу, на твёрдом спина меньше болит, - оправдываясь, хоть и не должен был Виктор примирительно поднимает руки, он не хочет пугать эту девушку, она наверняка просто голодна, обычная история для Нижнего Города, он понимает, что правильно было бы не выдавать себя, сразу позвать миротворцев, что обычно стоят на углу его респектабельной улицы, но проклятые воспоминания о своём полуголодном прошлом не позволили так поступить. С запоздалым страхом, он понимает, что его могут сейчас убить за банку хлопьев. Это даже как-то обидно. - О, - девушка внимательно осматривает его с ног до головы, замечает трость. - О! Тогда… может быть сядешь? Виктор не мог не отметить с какой щедростью она пригласила его сесть на стул, который стоит в его же доме. Вот уж тактичность висельника. Впрочем он сел, потому что ноги уже начинали дрожать, хотя, к счастью, кажется нового приступа боли не ожидалось. - Меня зовут Виктор, - он с блаженством опирается на спинку стула, ставит трость рядом с собой. - Но если ты пришла что-то украсть, то боюсь тут ничего толком нет, деньги тут я не храню, украшений не имею. - Эй! Побольше уважения, пилтошка, я тебя не обворовываю, - она с намёком положила тонкую кисть на рукоять пистолета, закреплённого на боку. - Я тебя граблю! И меня зовут Джинкс. И молоко у тебя скисло, чтоб ты знал. И я уже осмотрела дом и, кроме того, что у тебя дерьмовый вкус, действительно нихрена не обнаружила. Но так то я и тебя просмотрела, вот это я понимаю - облажалась так облажалась, никому не рассказывай об этом, а то мне конец. Она болтала. Нет, нет, она трепалась, не замолкая ни на секунду, а Виктор, прибитый этим плотным потоком слов, только и мог, что удивлённо и немного сонно моргать. Вся эта Джинкс была похожа на порождение его сна, как бывает во время болезни - немного бреда, немного образов из детства. - Я бы предложил сделать тебе чай, но боюсь, что ещё не до конца пришёл в себя. Но можешь сделать чай сама, если тебе не лень. - Под чем ты? - Она наклоняется к нему вплотную, он чувствует усиливающийся запах ржавчины и краски, рассматривает зрачки. Виктор почти уверен, что они сейчас расширены. - Не шиммер. Что-то из старого? Плотно долбишься? - Это обезболивающие, у меня проблемы с костями, иногда я почти не могу ходить. - Ясно, - она смотрит на него без всякого сочувствия и Виктору от этого становится легче. Все вокруг смотрят на него с сочувствием, явно или скрыто, но все так и полны добром настолько, что оно аж плещет через край. Ах бедный Виктор! Такой талант, но вот здоровье, увы, увы. Но в глазах Джинкс лишь принятие, это приятно. Всё же Виктору не хотелось бы, чтобы молодая и красивая женщина смотрела на него с жалостью. К счастью, от заунитки этого не дождаться. - Так что ты собираешься делать? - сидеть на кухне в присутствии грабительницы, которая одновременно жалуется на скисшие молоко странно, но почти уютно, Джинкс садится на столешницу, стягивает ботинки и, услышав вопрос, удивлённо смотрит на него. - Ну сопротивляться грабежу я не смогу, но особо ценного ты ничего здесь не найдёшь, можешь забрать вазу, которая рядом с камином, она вроде как произведение искусства, но по мне достаточно уродлива. Так что мы с тобой будем делать? - Эта ваза похожа на ночной горшок! - девушка подтягивает ноги под себя, сидит на столе словно бродячая кошка, не знающая правил поведения в доме. - То есть ты хочешь сказать что ты ещё и деньги за неё отдал?! Я то думала, что это был подарок от недоброжелателя. Виктор пожимает плечами, но не может спорить, мода Пилтовера ему тоже не нравится. Джинкс ещё какое-то время ругает всё окружение - тускло, однообразно, не хватает цвета и, наконец-то, признаётся. - Я просто прячусь. Кое-что натворила и мне надо было переждать активную фазу поисков миротворцев. Думала, что в доме никого нет, почтовый ящик полон бумажек. Я подожду пару часов и уйду, никаких проблем, честное слово. Виктор понимающе кивает, она действительно не выглядит как серьёзная преступница, так, мелочь на побегушках у банды, а почту он всё время забывает забирать, там всё равно по большей части никому не нужные приглашения на разные мероприятия, но, к счастью, с людьми общается Джейс. Потом они ели хлопья, залитые, действительно прокисшим, молоком. Потом она рассказывала о том, что в доме не хватает красок. Потом - помыла посуду. А потом она помогла дойти Виктору, которого вновь окунуло в омут боли, до кровати. Кажется. Виктор проснулся после полудня. Яркое солнце не могло пробиться сквозь плотные шторы, но само ощущение тепла и света в комнате уже были. С удовольствием потянувшись - тело не болело, и по опыту, после таких приступов не будет болеть ещё недели две - он подумал, что это было слишком странным сном даже для него. А потом увидел стоящую на тумбочке кружку с водой. На белой идеальной, очень модной и подобранной - идеально никакой, как и всё в Пилтовере - был скол.