shackles of freedom

      После лета наступила осень. Пасмурная, дождливая и холодная. Везде лужи, удивительно чистые и странно пахнущие. После дождя стоял запах приятный. Ава вдыхала, глотала воздух и никак не могла насытиться странным, но невероятно вкусным запахом влажной земли. Ещё чуть-чуть, и Ава запихнёт эту чёртову землю себе в рот. Только за один этот запах можно безумно полюбить осень и плюнуть на весь холод.       Оказывается, зелёные листья желтеют. Желтеют и падают на землю, а деревья уродливо оголяются. Без листвы они совсем не красивые, наоборот, страшные. Деревня пестрила красками. Жёлтые, красные и оранжевые листья кружили по воздуху, подхватываемые ветром, что уносил их далеко-далеко, или собирал со всех деревьев и осыпал ими всю деревню. Трава увяла, жители деревни заканчивали сбор урожая. Вся природа вокруг умирала, но умирала так красиво! Ярко, захватывающе и чувственно. Ава хотела умереть так же — красиво и запоминающе.        За осенью последовала зима. Ава быстро поняла, что хуже зимы может быть только жалкая смерть. Они с мамой не умели разжигать камин, поэтому первое время им помогали соседи. Денег, которые отец в этот раз просто передал через других, не смотря на смелые предположения Авы, не хватило даже до середины зимы. Девочка старалась делать вид, что не замечает новых красивых побрякушек мамы. Старалась, но всё равно замечала определённо дорогие платья, которые им точно были не по карману.       Зимняя одежда была самой неудобной вещью, с которой Ава когда-либо сталкивалась. Она совершенно не защищала от холода и лишь сковывала движения. Девочка поправила колючий зимний шарф, сильнее натянула перчатки и напялила шапку. В зеркале вместо тощей и бледной девочки, она видела только клубок одежды и шерсти.       Дорога до дома местного лесоруба была долгой, к тому же скользкой. Мама купила у него два мешка дров, но принести их было некому. Поэтому, Ава отправилась за этими несчастными мешками сама. Остальные дети таскали дрова на санках, которых у Авы не было.       — Эй! Ты что, собираешься дотащить это сама? — насмешливо протянул соседский мальчик, наблюдая за ней. Ава оглядывала мешок с разных сторон, прикидывая, как бы поднять его. — Девчонка, я с тобой разговариваю! — Ава кинула в своего соседа колючий взгляд. Всё, что она могла сделать, ведь видны были лишь глаза. Откроет рот — в него тут же полезет колкая шерсть. Шарф итак вспотел из-за её теплого дыхания, а совать в рот всю эту мерзость… Посему Ава предпочла промолчать.       Ава схватила узел мешка двумя руками, как её резко дёрнули за плечо. Разозлившись, девочка столь сильно толкнула мальчика, что тот отлетел на целый метр.       — Да чего тебе надо? — огрызнулась она, всё же стянув со рта шарф. Он оставил отвратительный мокрый след на подбородке. — Отвали, придурок!       — Сумасшедшая? А? Может, я помощь хотел предложить? — не менее пылко ответил он, брызжа слюной. Ава сморщила нос и едко фыркнула.       — Не нужна мне помощь слабака, что не смог выдержать толчок девчонки, — ехидно процедила она. Рыжие брови мальчика взметнулись вверх и тут же нахмурились. Он набычился, вскочил с места и в один шаг приблизился к ней вплотную.       — А ты, я смотрю, больно сильная? Тоще, чем ветки деревьев!       — Сильная! В два, нет, в три раза сильнее тебя! — на её слова мальчик издевательский рассмеялся. И мгновенно замолчал, выпучив янтарные глаза, когда Ава, наконец схватившись двумя руками в узелок мешка, закинула его на спину. Подбросила пару раз, поправив на плече и тяжело зашагала по снегу, оставляя за собой глубокие следы. Второй мешок она не унесёт. Рыжик думал всего краткий миг, прежде чем схватить свои санки с дровами и побежать за ней.       — Стой! Прости, слышишь? Я не хотел тебя обижать. Да, ты сильная! Я вижу! — мальчик опередил её на несколько шагов и встал у неё на пути. Ава, в край взбесившись, громко рявкнула:       — Да отвали ты наконец! Прочь с дороги! — толкнуть его с мешком на перевес было сложно, поэтому она лишь обогнула, одарив его всей свирепостью, которой могла. Мальчик недоуменно замешкался.       — Ты себе спину сломаешь, дура! Дай помочь!       Ава остановилась и оглянулась. Впрочем, помощь ей действительно нужна. И если уж этому рыжику так хочется выслужиться перед ней, то пусть тащит её второй мешок. Плестись обратно в эту глушь ей не хотелось ни капли.       — Если так хочешь помочь, то возьми тот мешок. А этот не отдам! Я достаточно сильна, чтобы дотащить его до дома. — Мальчик обернулся, даже не надеясь на свой успех — Ну?       — Хорошо, — рыжик пошёл на уступки, закинув ещё один мешок на свои маленькие санки. Тащить их по снегу было сложно, но стоило ему только подумать, как сложно этой девчонке, как в нём тут же прибавилось сил. И вовсе он не слабак!       Так и дошли они до её дома — она упрямо огибающая сугробы, пару раз едва не скатившись кубарем по льду; он, так же упрямо тащивший три мешка с дровами, всеми силами стараясь не показывать, как ему тяжело.       Жил пацан через несколько домов, поэтому им было абсолютно точно по пути.       — Не за что, — сказал он, после того, как занес мешок к ней в дом. Ава недоуменно оглянулась. Точно, правила приличия обязывали её поблагодарить за помощь.       — Я заплачу тебе, — уверенно сказала она. — Погоди минуту.       — Что? Эй! Вообще-то, за помощь не платят.       — Я заплачу! — он мог лишь раздражённо удивляться твердолобости девчонки. Чего заладила: заплачу-заплачу! Он что, похож на нищего? Или на попрошайку? — Я не собираюсь быть у тебя в должниках.       — Хорошо! — мальчик всплеснул руками и закатил глаза. — Тогда назови мне своё имя.       — Чего?       — Назови мне своё имя и мы в расчёте! — светлые брови девочки сошлись на переносице. — Меня зовут Руби.       Девчачье имя. Это было первым, что пришло в голову Авы, прежде чем понять, что в ответ ей тоже надлежит представиться.       — Ава, — нехотя пробормотала она, насупившись. Зато платить не пришлось, убеждала себя девочка. Руби беззастенчиво схватил её правую руку и потряс.       — Рад знакомству, Ава! Впредь, я и мои санки к твоим услугам! — он игриво поклонился. Аве резко захотелось пнуть по его рыжей башке, и она даже дёрнула ногой, но Руби успел выпрямиться. Ава спешно закрыла за ним дверь и раздраженно вздохнула.       Руби. Ему подходит это имя. Этот парень совершенно не рождён для зимы — у него были янтарные глаза, словно два солнца; бронзовые яркие веснушки на носу и щеках; рыжие вьющиеся волосы. Он был настолько ярким, что буквально ослеплял.       С тех пор Руби таскал дрова с ней всю зиму. Катал её на своих санках до дома лесоруба, а потом они вместе тянули санки на обратном пути. Учил её лепить снеговика — бессмысленный комок снега, из-за которого вся одежда мокла, ноги леденели, а пальцы коченели даже в шерстяных перчатках. Руби поведал ей секрет, что для того, чтобы слепить снеговика, нужно надевать сразу две пары перчаток — сначала вязаные, а после кожаные, потому, что в них не проникала влага. У Авы кожаных перчаток не было, поэтому она просто наблюдала за ним рядышком. А потом Руби толкнул её в сугроб. Злая Ава закопала его в снегу в ответ, так и не поняв смысл этой игры. Потом снова, снова и снова, ровно до того момента, пока она не разразилась громким смехом, упав в сугроб рядом с ним. С тех пор Руби понял, что драться с Авой не стоит — она заваляет любого.       А ещё через время он понял, что в снежки с ней играть тоже не стоит. Больно метко она кидалась, к тому же её снежки были настолько крепки, что скорее напоминали лёд, чем снег. Но Ава быстро поняла всё веселье игры, посему каждый раз встречала его снежком в лицо.       Совершенно внезапно для себя Ава поняла, что игры вовсе не что-то бессмысленное. Она больше не относилась с презрением к детям, что с громким криком бегали друг за другом. Руби был жутко раздражающим, но с ним было весело. С другими детьми Ава напрочь отказалась знакомиться. Не настолько она дружелюбна, чтобы пожимать руку кому попало.       — Когда уже зима кончиться?! — возмущенно кряхтел Руби, с усилием тянущий веревки на санках. Снег начал таять, что означало скорое пришествие весны. Первой её весны на поверхности, которую Ава ждала с нетерпением. По рассказам Руби, весной вся природа вновь оживает, и девочка снова сможет увидеть бабочек, цветы, листья. Но пока снега ещё хватало, чтобы по нему скользили санки рыжика.       — От твоего нытья весна не приблизится, — Руби бросил на неё обиженный взгляд и надулся. Ава закатила глаза. Говорю же, раздражает!       Газеты здесь, так любимые ею раньше, свежие и новые, пахли приятным печатным запахом. В отличии от Подземного города, их приносили в деревню едва ли не в первую очередь, благодаря близости к Тросту. Руби почти питался этими газетами, словно от него зависела его жизнь. А Ава невольно вспоминала себя босоногую, с разлагающейся газетой в руке и с наивной радостью на лице.       Приближались её десятые именины. Первые именины, что Ава встретит на поверхности. Её это не сильно будоражило, однако мама обещала, что съездит с ней в город. Колени тряслись от предвкушения, она считала каждый час до своих именин, хотя до них был ещё целый месяц. Её именины приходились на середину второго весеннего месяца.       Весна уже пришла, как утверждал Руби, но снег не спешил таять. Однако, заметно потеплело, солнце начинало привычно печь лицо по утрам. Аве это нравилось, так она чувствовала, что живёт.       Желание гулять с Руби словно ветром сметало, стоило только узреть отвратительные лужи и скользкую грязь за окном. Уроки возобновились, и Аве пришлось плестись по всей этой слякоти, понурив голову. Зимой, во время холода, школа не работала три месяца. Дети назвали это каникулами. Весь остальной год они учились в поте лица. Пожалуй, это стало одной из немногих причин, по которой Аве пришлось полюбить и зиму.       С удовольствием Ава заметила, что по оценкам в школе сравнялась с местными детьми. И в росте она прибавила, даже если значительно уступала местным детям.       Ей нравилось, как девочки сменили тяжелые меховые куртки и внушительные сапоги на красивые весенние накидки и очень милые сапожки. О, у неё самой сапожки были прелестными! Настолько, что пачкать их в лужах не хотелось. Красненькие сапожки нашли свой уголок в её шкафу, чтобы дождаться времени, когда земля высохнет. А свои верные зимние сапоги Ава носила с упрямой преданностью. Отвратительные шапки можно уже не носить, поэтому Ава с особым трепетом заплетала волосы в две косички. Совсем тонюсенькие, еле доходившие до плеч косички смотрелись на ней миловидно, и она теперь совсем-совсем как местные дети.       Хотя нет. Местные дети до безобразия глупы и беззаботны, в их головах лишь игры и баловство. Нет, Ава становилась похожей на маму. Впалые щеки приобрели детскую пухлость, мозолистые ручки стали нежнее, кожа уже не такая тусклая. У неё были мамины губы, мамин нос, мамины скулы, что скрылись за щечками, мамина улыбка, и лишь глаза стального оттенка походили на отцовские.       Единственная черта в себе, которую Ава не любила.       Или любила так сильно, что признаться себе нет сил.       Юбка школьная стала мала, выше коленок. Купленная прошлым летом юбка была серой и невзрачной, с небольшими карманами по бокам. Школа считала, что красивая одежда отвлекает от знаний. И рубашка была простенькой, не такой, в какие любила наряжать её мама. Без рюшек, кружев и бантиков. Обычная, посеревшая за полгода рубашечка. Ава её толком и не носила, лишь осенью, а она уже истратила свой вид. В подземном городе подобное не было заметно. Даже суровая грязь подземелий, казалось, не портила одежду так, как портит её небольшая пыль поверхности. Или это Ава настолько избаловала себя?       Позабыла, каково штопать порванную на кусочки одежду? Носить штаны, что на три размера меньше?       Школьную форму Ава не любила. Платья и юбочки Ава поклялась больше не носить, но правила школы запрещали девочкам носить брюки. А мама наказала вести себя хорошо и не создавать проблем. Это не подземный город, где тебе всё сойдёт с рук. Здесь воровство — позор и клеймо на твою семью, в то время, как в подземельях тебя считали бы очень ловким и умелым. А значит — ты полезный друг.       Драки осуждались, а уж когда дрались девочки…       — Эй, Ава, ты спишь? Не спи! — её больно дёрнули за косички. Ава гневно вскочила, резко ударившись затылком о чужой подбородок. Тот замычал от боли и свалился за соседнюю парту.       — Нехрен дёргать меня за волосы, — процедила Ава, схватившись пальцами за ухо Руби и сильно потянув на себя.       — Ай-ай, хорошо-хорошо. Отпусти ты уже! — Руби отмахнулся от цепких девичьих рук, прижимая ладонь к опухшему и раскрасневшемуся уху. — Дикарка! И вообще, сколько раз тебе повторять — девочки не бранятся!       Ава устало откинулась на стул. Бесполезные попытки рыжика учить её уму-разуму длились уже месяц. И все упрямые попытки парня были глухими, ибо Ава была закалена Подземным городом. Вежливые в подземельях то же самое, что плаксы на поверхности — изгои.       — Чего тебе?       — Ты проспала весь урок! — нос Руби возмущенно дёрнулся. Он оказался тем ещё зубрилой, в школу скакал с поразительной прытью. И где такие воспитанные, хорошенькие дети берутся? На поверхности.       — И что? — рыжик глубоко вдохнул и весь покраснел, набух, словно вот-вот взорвётся.       — На контрольной списывать не дам! — отвернулся от неё, с надеждой вызвать в ней вину. Ава хмыкнула, снова положила голову на согнутые руки и прикрыла глаза. Сон — самое лучшее удовольствие в мире. Если бы Ава могла, то спала бы вечность. Но тогда она умерла бы с голоду, а подобная смерть — смерть слабых.       Сон получился скомканным, от него голова болела и в висках стучало. Не создана она для урока истории, едва учитель открывает рот, как её тут же клонит в сон. Руби ныл всю дорогу до дома, пытался пробудить в ней совесть. Его слова влетали в одно ухо, а вылетали из другого. В мыслях Авы была лишь мама, которой не было уже второй день. С ней всё в порядке? Где она?       Сердце прыгало в беспокойстве, Ава чувствовала, что её вот-вот вырвет. А за помощью не к кому обратиться. Люди, с которыми мама должна была вернуться, не видели её с прошлого утра. Уже вечерело, если мамы и сегодня не будет… Что она сможет сделать? Девочка, которой и десяти нет. Написать письмо отцу.       Верно, отец — единственный, кто в силах ей помочь. Аж тошнит от этого. Отвратительно слабая и беспомощная. Настолько, что даже собственную мать защитить не в силах. Подожди чуть-чуть, мам. Я вырасту и смогу обеспечить тебя. Обещаю, мы будем жить за стеной Роза, тебе больше не придётся работать. Только дождись.       — А госпожа Ханна? Ей шестьдесят семь лет и она до сих пор учит нас! У тебя совсем уважения к ней нет? — распалялся Руби, а до спасительного дома ещё минут пять пути.       — Да что ты пристал? Какая тебе разница, буду я учиться или нет? — вскрикнула до нельзя раздраженная девочка, гневно поджав губы.       — Глупая, а как ты жить собираешься? Работать как будешь? — словно ребёнку объяснял Руби, уперев руки в бока. Мамка-наседка, вот уж точно! Ему бы фартук надеть и скалку в руки.       — А это здесь причём?       — Ну правда! Глупая-глупышка! Необразованных на работу не берут, — рыжик щёлкнул её по лбу. — На рынке овощи продавать будешь? Даже там нужны знания. На полях в поте лица хочешь работать? Или домохозяйкой будешь? Муж на работе, а ты детей плодить.       Ава ошарашено застыла, высоко вскинув брови и разинув рот. Ей только-только десять исполняется, а он ей о замужестве!       — С ума сошёл? Придурок! — возмутилась она, отскочив от парня на пару шагов. Тот захохотал, растрепав свои и без того взъерошенные волосы. На солнце его пряди горели истинно красным пламенем, а весенние лучи прибавили ему на лице веснушек.       — Поэтому, учись! — изрёк Руби, хлопнув её по плечу. Ава недовольно толкнула его в бок и зашагала к дому так быстро, как могла. Позади всё ещё давился смехом Руби. — До завтра, Ава!       Его слова больно кольнули внутри. Расслабилась. Думаешь, вышла на поверхность и все проблемы решены? Хрен тебе! Хочешь заботиться о маме — учись! Вот только проблема — Ава оказалась намного тупее детей поверхности. Сержант Джеймс лишь из доброты и жалости говорил ей, что она умная и смышленная.       Дом встретил её страшной тишиной, паника верно подкатывала к горлу. Ава скинула обувь и оббежала комнаты, но и там матери не нашлось. Повозка из Троста уже приехала, а мамы ещё нет. Написать отцу? У Авы коленки затряслись, а вместе с ними дрожали руки, отказываясь держать ручку. Почерк у неё корявый, отвратительный, а с этой дрожью отец хрен поймёт её. Что за пакость?! Ава зло хлопнула ладонями по столу. Она сильная! Какого черта тогда не может написать простенькое письмо?       Мамы нет уже второй день.       Что дальше писать? Помоги? Найди? Или прийди? А нужно это отцу? Едва ли он прискочит, стоит только ей написать. Мама ведь и раньше пропадала по несколько дней и ничего.       Но то было в подземном городе.       Тогда мама ещё продавала себя, чтобы прокормить их. Денег, что давал отец, в то время не хватало. Неужели она вновь за своё? Снова? Ава не понимала. Возможно, им вновь денег не хватает.       А может, и маме ты надоела.       Ава помотала головой и сжала зубы до скрипа. Что за глупые мысли! Мама не бросила бы её. Мама не отец. Она в лепёшку расшибётся, лишь бы прокормить свою дочь. Джия готова терпеть унижения, пачкать своё тело и душу, чтобы у Авы был шанс на хорошую жизнь.       Поэтому, мама, потерпи немного. Я спасу тебя, помогу.

      «Мамы нет уже второй день. Поищи её, если сможешь.

Ава.»

      Ава сжала бумагу в руках. Буквы плыли под неярким огоньком свечи. Как отправлять письмо? Руби, должно быть, знает. Вряд ли кто-то примет её письмо ночью. Встанет утром пораньше и отправит.       Ава уснула с тревогой на душе. Словно кто-то коварный скребся длинными когтями по сердцу, шептал страшные гадости в ухо и злорадно смеялся.       Ночью Джия не пришла. А значит, письмо придётся отправить. Придётся унизиться перед отцом и показать свою слабость. Ради мамы.       Стоило проснуться, Ава тут же подскочила с кровати, наскоро умылась и побежала к двери. Солнце уже ярко светит. Потянула руку к замку, как дверь отворилась сама. Девочка врезалась в нежданного гостя, едва устояв на ногах. Испуганно вскинула голову. Отец. Что он здесь делает? Так рано.       — Ты куда это? — нахмурился отец, придержав её за плечи. Его ладони обжигали кожу до костей, обдавали жутким холодом, обмораживая все внутренности.       — Я… — Ава замялась, язык налился свинцом и отказывался двигаться. Тебе письмо отправить.       — Джия уже уехала? — Леви оглянулся и, не заметив присутствия женщины, перешагнул порог. Ава всё ещё прижата к отцу его крепкими руками, отказываясь верить в происходящее. О, он явно не заметил этого, ибо тут же убрал бы от неё руки. Девочка неуверенно отошла от отца, а тот, словно опомнившись, отдернул руки. Дочь невесело растянула губы в улыбке и зевнула. Проспала. Она, черт возьми, проспала. Хорошо, что отец приехал сам, письма уже, должно быть, увезли. — Тебе в школу не надо?       — Рано ещё, — Руби бы встретил её перед домом, а если проспит — кидал бы камушки в окно. Зайти к ней в дом и разбудить он бы не осмелился — слишком уж воспитанный. Изнеженный ребёнок поверхности.       — Ясно.       Ава вытянула шею, оглянувшись за спину отца. Привычной неприступной глыбой за ним стоял Эрвин. Он приветственно кивнул ей, ступил в дом вслед за отцом, потрепал Аву по голове и спутал волосы. Она недовольно скривилась и отстранилась.       — Рада видеть, господин Смит, — ложь легко сорвалась с губ. С выходом на поверхность, Ава лгала всё чаще и чаще. Плохая привычка, Кол бы осудил за это.— Отец, — Леви привычно смерил её холодным взглядом. Его глаза были цвета пасмурного неба, она узнала об этом недавно. Единственная причина, по которой Аве не смотрела в небо во время дождя. Вовсе не потому, что капли неприятно попадали в глаза — это можно стерпеть. А потому, что в пасмурном, тучном и хмуром небе она увидела не яркие отблески молнии, а отца. — Вы надолго? — Ава неловко взобралась на стул и поставила воду кипятиться. Ведь так проявляют гостеприимство?       — Уже не терпится выпроводить нас? — усмехнулся Эрвин. Как и всегда, больно бил в цель. Своими светлыми глазами он проникал в те места детской души, о которых Ава даже не подозревала. Или предпочитала не замечать.       Говорят, у ангелов глаза небесные, бездонные и безгрешные. Но Ава могла поклясться, что в тяжелых омутах Смита плавали настоящие черти, досыта испитые грехом.       Девочка промолчала и перевела взгляд на отца. Он то ответит ей прямо и без лишних слов.       — Нет, ненадолго.       — Ясно.       Ава, в попытках оказать неуместное гостеприимство, накрыла стол. Дабы мама не разочаровалась.       Стало тихо. Ава осматривала лица гостей, Эрвин осматривал дом, а Леви вперился безучастным взглядом в чашку. Отец выглядит уставшим. Безумно уставшим и злым. Не то, чтобы раньше он был веселее.       В руках капитан разведки вертел вилку. В отблесках серебряного металла Ава видела впалые мышиные глаза. А потом эти глаза наливались ужасом и вытекали вместе с вязкой вонючей кровью.       С того самого дня она никогда не пользуется вилками.       — Леви, нам пора выезжать. Пиксис ждёт, — Смит прервал тишину, подтолкнув отца к разговору. Мол, заканчивай свои дела. Леви поднял глаза на дочь, что всё это время пялилась лишь на него.       — Учишься?       — Учусь.       — Хватает денег?       — Хватает.       — Привыкла к поверхности? — у Авы глаза на лоб полезли от удивления. Отца действительно это волнует? Или он просто притворяется? Соблюдает правила приличия? Хотя, о чём она? Отец и приличия? Леви смотрел выжидательно, нетерпеливо постукивая пальцами по столу.       — Ну?       — Привыкла… — пробубнила под нос дочь и отвернулась.       — Хорошо.       — А ты чего приехал?       Леви уже перестал удивляться неприветливости в голосе дочери — заслужил. И даже обиженный и злой взгляд ребёнка не озадачивал его. Возможно, где-то то в душе его больно колола вина перед собственным чадом. Вонзала свои шипы, в месиво разрывая сердце и назойливо ковыряя мысли.       — Мать твою искать, — Ава вздрогнула, уткнув взгляд в пол. Узнал, что Джия несколько дней дома не ночевала? Как? — Деньги на твои именины просила. В Трост собираетесь?       — Мама обещала отвезти, — скомкано ответила девочка, сминая в руке полы рубашки. Голубой, что мама подарила ещё в подземном городе. Она красиво оттеняла её невзрачные глаза, они даже казались слегка голубыми. Не такими пасмурными, как у отца. Даже у отца глаза были выразительными, словно сталь, метал. Словно грозовые облака. А у неё лужица какая-то, пыль и грязь.       — Ясно, — голос отца был болезненно безразличен. Ава сморщилась. Отец привычно сунул ей в руки деньги, настойчиво сжав её ладони в кулак. — На твои именины. Трать с умом, — и внезапно пригладил её растрёпанные волосы. У Авы дыхание спёрло, в глазах защипало, а в голове помутнело. Отвали. Зачем ты так делаешь?       Раньше она думала, что взгляд отца был полон ненависти и неприязни к ней. Ещё бы, нежеланный ребёнок в столь сложном и убогом месте кого-угодно лишил бы душевного покоя. А отец обладал теми каплями человечности, что терялись в Подземном городе среди смрадных людей. Возможно, поэтому он не решался оставить их с мамой на произвол судьбы.       Но ведь оставил же.       А после она поняла, что в плотных тучах отца не было ничего, кроме безразличия. Тягучего и густого, словно болото. И не понятно, что лучше. Хотя, нет. Определенно лучше, если бы отец испытывал к ней хоть толику чувств, что обычно свойственны людям. Даже если это такое жгучее чувство, как ненависть.       Отец уехал, оставив на сердце бушующие чувства и шторм непонятных эмоций. В крах разрушил непробиваемую броню, что Ава строила вокруг себя. Военными сапогами растоптал. Мозолистыми рукам разорвал. Слёз девочка не сдержала и осела на землю. Схватилась руками за рубашку, сжала сильно в руках и заныла. Протяжно промычала, уткнувшись в колени, и зарылась пальцами в волосы, покачиваясь туда-сюда, туда-сюда. И как можно его ненавидеть? Он ведь почти всё своё жалование им отдаёт. Да он её маму как свою жену расписал! Чтобы Аву не гнобили, не называли ублюдком. Это не подземный город, где почти каждый родился вне брака. Внебрачный ребёнок- грех, грязь и мусор. Их за людей не считают.       Леви отвратительный отец, гнусно играющими детскими чувствами.       А она отвратительный и неблагодарный ребёнок, который только и умеет, что страдать.       Мама вернулась в тот же день, извинившись за долгое отсутствие. И Ава смирилась. Смирилась с тем, что никогда не играла главную роль в жизни родителей.