shackles of freedom

      Для девятилетнего возраста она научилась неплохо вышивать. По крайней мере, теперь она могла сама заштопать свою одежду, приготовить еду и даже сходить за хлебом. В редких случаях, если обстоятельства того требовали, она могла бы и украсть. Но она старалась быть честной, избегать того, что делал её отец. Отец, больше не папа.       — Ава, я тебе рубашку принесла!       Мама так и не научилась экономить деньги. Пожалуй, поэтому оставленных отцом монет не хватало до его следующего визита. Теперь они жили в центре подземного города, мама смогла выкупить там полуразрушенную квартиру. Бывший дом был лучше, он находился не в самом плохом районе города. Там, по крайней мере, жили лишь женщины и старики. И факелы там зажигали, а тут лишь слабый отблеск фонаря, что был один на всю улицу. Но нынче жили они вполне неплохо. Получше, чем год назад.       Больше не нужно волноваться о том, где найти еду. Не приходилось носить старую одежду, что давно уже мала.       Ава научилась драться. Не то, чтобы она не умела этого раньше. Просто теперь она побеждала в каждой уличной потасовке.       Рубашка оказалась голубой. Маленькие кружева на воротнике, бантики на рукавах — нежная-нежная и совсем девчачья. Маме нравится такая одежда. Да и сама мама была очень нежной и хрупкой — словно хрустальная. Вычитанная из газеты реклама была единственной вещью, с которой Ава теперь могла ассоциировать маму. Самый изысканный хрусталь, сверкающий и чистый, прозрачный.       — Спасибо! Очень красивая! — но драться неудобно. Потянут за бант и кувырком по земле. Однако, какая всё же прелестная рубашка! Ни у кого в Подземном Городе такой нет. Поэтому опасно носить. Ава лучше спрячет эту рубашку. Спрячет и будет беречь. Некуда носить. — Я сегодня была у лестницы!       — Опять к Джейсону ходила? — мама устало откинулась на диван и помассировала виски.       — Нет, — проще говоря, Ава избегала его. С того самого дня год назад, когда решила быть хорошей дочерью отца. Выходила в дни, когда его не было. А он, будто на зло, ждал её. Ждал её с газетой, яблоком, одеждой. Как же Аве захотелось подбежать к нему, поздоровиться, узнать о его сыне. Девочка никогда не видела маленьких детей, в Подземном Городе их не было. От них либо избавлялись, либо детки сами умирали от болезней. Недавно и сама Ава простуду какую-то подхватила. Кашляла надрывно и температурила. Недели две лежала без сил, думала, что так и подохнет. Умирать так отвратно и жалко не хотелось. Тогда она показала бы, насколько слабой на самом деле была.       Сержант Джейсон перестал ждать Аву. Ещё до того, как отец бросил её. Её, а не их. Маму он бросил ещё давно — до рождения самой Авы. Девочке пришлось это понять. Понять и принять, что отец не хотел её рождения. Он и не думал, что она родиться. Особенно от Джии — проститутки.       — Просто ходила за газетой.       — Этим газетам недели две, если не больше, — недоуменно сказала мама.       — Да, но я хотя бы так узнаю о том, что происходит наверху, — от выражения лица матери Ава замялась.       — Зачем? Всё равно к нам это отношения не имеет. Даже если титаны наступят, нам то что? Не доберутся, — и вправду. У подземелий свои правила, свои установки, своя жизнь. Они разные — люди с поверхности и жители Подземного Города.       В подземном городе больше страха и ужаса, больше решимости. Здесь люди не мешкают, в противном случае умрут.       Вот и перестала Ава ходить к лестнице. Незачем. Вместо этого дома сидела. Скучно.       Сбегать из дома тоже неинтересно. Не от кого. Мама уже привыкла, лишь просила допоздна не задерживаться. Убедилась, что дочь больше не беззащитный ребёнок? Аву теперь уважали. У неё даже друзья появились, если их можно так назвать. Например, Кол. Тот пацан, которому глаз вырезали. Хотя оказалось, что глаз на месте. У него шрам был большой и уродливый, рассекал бровь, веко и щеку. Оно и понятно, столько крови было.       Аве Кол напоминал его. Со шрамом на пол лица и выбитыми зубами. Но зубы у Кола отрастут, а он гниёт где-то на окраинах города, куда разве что только крысы суются.       У Кола был старший брат — Кай. Ему одиннадцать лет. Он то и вмазал осколком по лицу Кола.       А ещё была Нина. Темноволосая, с серыми веснушками на лице. Глаза у неё карие, почти черные. И вообще она вся какая-то мрачная. Или Ава была слишком яркой для подземелий. Нина плелась за ней хвостиком. Хмурая, молчаливая, но отчего-то предпочитала сидеть у Авы дома, а не у себя. Приходила с уходом мамы и уходила к её возвращению. Странная.       Но так Аве хотя бы было чем заняться.       — Эй, Ав! — Кол сокращал её имя ну очень мерзко. Ав? Будто собака гавкнула. А в прочем, была у него одна. Облезлая вся, худая, всем видом похожая на крысу, чем на собаку. К тому же, злая очень. На чужих бросалась, благо, к Аве привыкла.       — Чего тебе? — Ава вышла на крыльцо дома. В одном доме было четыре квартиры. Нина жила этажом ниже.       — Погуляем?       — Давай! Где предпочитаешь? По окраине, где твои родители гниют? Или по пятой улице? Там всегда свежие отходы и трупы, — девочка сморщилась.       — Ну и нахрен ты это сказала? Всё желание отбила, — плюнул через плечо. — Кай сегодня булочек выкрал. Почти свежие, представляешь? Правда, делиться отказался. Но мы-то с тобой вдвоем ему вмажем, а?       — Откуда булочки в подземном городе?       — Хрен его знает.       — Ладно, пошли, чего уж там, — Ава пожала плечами и поплелась следом за Колом. За ними выскочила Нина, видать, услышала про булочки.       Правда, драться с Каем не пришлось. Он успел сожрать все булки, теперь его рвало.       Долго рвало. Кровью.       Отравить решили. Неудивительно, местные полицейские любили забавляться. Подначивали к дракам, сами избивали. Травили. В основном детей, чтобы подземные отродья не размножались.       Кай умер на следующий день. Свалился без сил и задохнулся в собственной рвоте. Жалкая смерть. Ава никогда не умрёт подобным образом, она себе обещает. Так умирают слабые. Кай был слабым человеком, не имеющим каких-либо способностей выживать. Как вообще можно повестись на обманчивую булочку, когда весь их город соткан из опасностей? Даже обычный укус насекомого мог спровоцировать ужасную лихорадку, занести в организм болезнь. Пиши пропало.       Теперь Ава понимала маниакальную зависимость отца уборкой. Любая грязь в этом месте — смерть.       Но ведь и ты могла съесть ту проклятую булку?       Младший брат не сильно горевал. Выбросил мертвое тело куда-то и место себе в доме освободил. Правда, домом назвать это сложно. Сооружение из гниющих досок, комната всего одна и вмещала в себя всё, кроме туалета. Какой туалет? Вон, в углу нужду справляй. На следующий день ни следа — крысы сожрут. Или собака Кола.       Ава сомневалась, что собака у него не совсем простая. Падальщица. В прочем, чем ей питаться в Подземном Городе? Кол и себе еду не каждый день находит.       А Нина… Нина была Ниной. Недавно до смерти избила одну женщину. Шлюху. Потому, что мать у неё тоже была проституткой. Хотела дочь родную отдать в бордель, но не успела — её клиент убил раньше. С тех пор Нина живёт с бабушкой. Ава бы сказала, что ей тоже не долго осталось, да только соврала бы. Прыти в этой женщине было больше, чем во всех них вместе взятых.       — Мразь облезлая! Хватит топать наверху! — и на язык остра была.       — Заткнись, старая карга! — в ответ огрызалась Нина, выглядывая из окна Авы. — Заебала! — и материлась она так, как не материться ни один ребёнок во всём городе. А дети местные были, мягко говоря, не самые вежливые.       И при всём этом, Нина была хорошей. Своеобразной, жуткой, однако хорошей. И за еду, которой её кормили, отплачивалась добросовестно. Дома убиралась, помогала со стиркой. Делала всё, поскольку не любила долги.       Жизнь города не изменилась. Просто Ава выросла. Не намного, но выросла. Больше не ищет улыбки у прохожих, ей самой теперь улыбаться сложно.       Одна лишь мама не изменилась. И улыбалась, и смеялась. Была и остаётся самой-самой.       В беззаконии Подземного Города бывали и свои преимущества. Отринутые от всего света, брошенные на произвол судьбы, они имели нечто очень похожее на свободу. На свободу от пресловутой морали и правильности. Быть может, присутствуй они в этой грязи, жизнь была бы легче. Но с каждой секундой она становилась лишь сложнее.       Мамы снова не было. Спать одной в тёмной и старой комнате было страшно, ещё страшнее были звуки под окном. Утробное рычание, сквозящее… отчаянием? Чем?       Прошло всего немного, когда бабушка Нины проснулась, отплевываясь отборным матом, и крича во весь голос. Страшная женщина. Казалось, от её крика проснулся весь их дом: из окна грубо кричали в ответ:       — Заткнись, старая карга!       То ли это был пьяница с соседней квартиры. То ли старик с соседнего дома, который ко всему прочему, был влюблён в бабушку Нины. По крайней мере, так утверждал Кол. Вообще, Кол редко когда лгал, был одним из самых честных людей подземелья.       — Я буду как Леви! — говорил он, сверкая глазами в свете факелов. Нос его дергался в нетерпении. — Его все боялись!       — Это разве здорово? — скучающе спросила Нина, вяло плетущая сзади.       — Конечно! Страх — это уважение! — мальчишка горделиво приосанился.       — Мою бабушку все боятся, — Ава оглянулась на подругу. Её тёмные волосы свисали колтунами, грязные и ломкие. Нина сильно горбилась, ведь была поразительно высокой для Подземного города. — Но вовсе не уважают, — и упрямо взглянула в глаза Кола. Тот насупился и буркнул под нос что-то непонятное. Нина вскинула брови и фыркнула.              Ава скривила губы в подобии улыбки — влюбленность Кола в Нину была самой забавной вещью в их дружбе. Единственной причиной, по которой они продолжали дружить. Колу нравилась Нина, а Нина вцепилась в Аву как мертвая.       А в глубине души привязанность к отцу больно царапало не зажившие раны, сыпала соль на язвы и громко измывалась над горючими слезами ребёнка. Над слезами матери, плачущую каждую ночь и всеми силами пытавшуюся прокормить дочь. Отец не заслуживал её слёз. Он не заслуживал слёз Джии.       Голоса переросли в ор, и Ава, заткнув пищащий голос страха, выглянула в окно. И тут же пожалела об этом: пустые глаза Кола глядели прямо на неё. Девочка гулко глотнула вязкую слюну и вцепилась пальцами в деревянную оконную раму. Старик с соседнего дома пытался отцепить озверевшую собаку от бабушки Нины. Подол её платья был в крови, сама она сжимала руками бедро и громко ругалась отборным матом. Собака Кола визжала и рычала. Голодные крики животного набатом стучали в голове, колени задрожали от осознания, Кола убила его собственная собака. В глазах потемнело. Но даже эта темнота не спасла от истошного мужского крика, от звучного плевка старушки и последующих хлюпающих звуков. Ава зажмурила глаза и отцепилась от окна. В нос пробился жестокий запах железа, проник в легкие и неприятно пополз в желудок. Тошно. Ава сползла к земле и зажала уши руками. Дайте уснуть!       Сидела так до самого утра, пока сквозь веки не просочился свет зажженных факелов.       Вовсе не беззаконие убило того человека. Старушку или старика? Кола. Их убил голод. Голод и безразличие людей с поверхности, досыта набивавших себе животы.       Ава стиснула зубы и открыла глаза. Светло. Светлее, чем ночью. Запах железа намертво пропитался в землю и стены дома. Девочка задержала дыхание, надеясь выбросить из головы стальную вонь. Терпение и хрупкая уверенность пали от тихого вздоха под боком. Или они пали от нехватки воздуха? Ава обернулась и с испугом выдохнула: Нина сидела плечом к плечу, откинув голову к стене. Спала. Ава слегка отодвинулась.       — Нина?.. — но в ответ подруга лишь едва слышно сопела. Ава легко притронулась к её руке и вздрогнула от их холода. Медленно встала, бросив трусливый взгляд на улицу. И вздрогнула во второй раз, когда наткнулась на суровый взгляд старушки. Мертвый, но от этого не менее твердый взгляд стальной женщины. Её глаза словно просили… нет, приказывали что-то. Девочка тут же отвернулась, схватила с кровати подобие пледа и укрыла подругу.       Испугалась ли она смерти? Или Ава испугалась того, что подруга осталась одна? Или испугалась несправедливости мира?       — Мам, можно Нина останется жить с нами? — спросила Ава в тот же день. Уставшая мама смерила её задумчивым взглядом. И вздохнула так обреченно, что девочке уже не требовался ответ. Но она его получила.       — Нет.       Получила, но не смирилась.       — Но, мама! Она осталась совсем одна!       — Я не смогу прокормить двух детей, Ава! — резко рявкнула Джия. Глаза Авы расширились в замешательстве.       — Мам…       — Не могу, милая, — тут же ласково погладила волосы дочери. — Мне жаль, но это жизнь… Не всегда добро — лучшее решение.       В тот миг мама казалась ей самым жестоким человеком. Жестче, чем тот пьяница, жестче, чем… Все. Потому, что имея возможность помочь, она отказалась.       В тот день Ава так и не смогла посмотреть в глаза подруги. Не смогла вымолвить слова сожаления — вина застряла в глотке и душила. Черные глаза Нины, может, посмотрели бы с пониманием, грустью и совсем не казались бы такими безразличными, как раньше. Решись Ава поднять на неё взгляд, увидела бы все те эмоции, которые не видела даже в себе.       Ава не думала, что её жизнь когда-нибудь изменится. Не строила планов на будущее, не думала о том, что будет через месяц, год. Зачем?       Однажды мама разбудила её глубоко ночью. По ощущениям Авы, поскольку глаза разлеплялись с трудом.       — Ава! Просыпайся! — мама трясла её за плечи, пока девочка окончательно не проснулась. В темноте комнаты лицо матери освещала лишь маленькая, слабая свечка. Джия была напряжена, как никогда раньше — губы поджаты, глаза сощурены, руки слегка подрагивали.       — Мам?       — Слушай внимательно, Ава, — голос её был строг и требователен. Таким тоном обычно разговаривал Леви, но Джия — никогда. Она всегда была мягкой, доброй, местами злой и раздраженной. — Сейчас ты наденешь эту накидку. Ни в коем случае не снимай! Слушайся меня и не останавливайся, не задавай вопросов. Хорошо? Это очень важно.       Они быстро пересекали улицы. Было пусто. Ни одного пьяного, ни одной живой души.       Их шаги были тяжелее, чем раньше — ноги словно свинцовые. А воздух всё чище и чище. Впереди светлел силуэт сержанта Джейсона.       — Пошли, Ава, — теперь девочка поняла, что шли они к лестнице. На удивление, там тоже было пусто. Она оглянулась назад — мелькнул маленький тёмный силуэт. Совершенно точно не взрослый человек. Ребёнок преследовал их бесшумно, но Ава чувствовала осязаемое присутствие ещё одной персоны. А мама всё так же тянет вперёд.       — Мам, куда мы? — волнение забилось в груди. Лестница всё ближе. Ребёнок сзади тоже. Опасен ли этот ребёнок? Нет, конечно нет. Он не справиться с двумя взрослыми, один из которых полицейский.       — Наверх, — ответил вместо мамы сержант Джейсон. — На свободу.       Вот нога ступила на лестницу.       Впервые в жизни. Ава остановилась. Сердце бешено трепетало и путалось в рёбрах, голова закружилась. Почему сержант ведёт их наверх?       Её подняли на руки. Подняли и быстро побежали по лестнице. Сзади поспевала мама, накинув на плечо мешок. Должно быть, там одежда. А в самом начале лестницы ошарашено замер их преследователь. Нина! Она словно не решалась, хочет ли она тоже забраться по лестнице.       — Теперь ты увидишь небо, Ава. И яблони. И солнце со звёздами, — Ава встретилась с карими глазами сержанта. Он улыбался ей, и Аве отчего-то стало грустно. Вот он — достойный человек. Всю жизнь жил наверху. Не то, что она — неблагодарный выродок подземелья. Сержант ведь ей столько добра сделал, а она взяла и… — Я рад, что это я веду тебя наверх. Что я вытаскиваю тебя из этой грязи.       — Спасибо. Спасибо, сержант, — Ава сжала в кольце рук шею полицейского, крепко обнимая. Ещё несколько шагов. Нины уже не видно, она так и осталась внизу. Не решилась. Почему, Нина?       Вина вновь вцепилась жгучими пальцами в шею, запылало сердце и тлело сожаление. Прости, Нина. Что-то растрепало ей волосы. Что-то невесомое, прохладное. И невидимое.       — Это ветер, — фыркнул Бран, увидев расширенные глаза девочки. — Вот ты и наверху, — Ава заворожено огляделась. Воздух такой чистый! И такой вкусный. Было холоднее, чем в подземном городе. Девочка подняла голову вверх и застыла.       Их было много. Они сверкали очень ярко, и их было очень-очень много. Ава не умела до стольки считать! Звёзды. А вон то большое, должно быть, луна.       — Не обманули, — шепнула Ава. Джейсон улыбнулся и потянул капюшон ниже.       — Пообещай мне, Ава, что проживёшь спокойную жизнь. Спокойную и счастливую, — она не успела ответить. Мама потянула её вперёд, Ава успела только помахать рукой.       — Мам, почему мы наверху?       — Нас вытащили, милая. Теперь мы живём тут, — мамины слова казались ложью. Как так? Кто мог их вытащить? За какие заслуги?       — Это сержант нам помог?       — Нет, — быстро ответила мама. А кто тогда? Кому они ещё нужны?       Шея болела от того, что Ава часто оглядывалась. Голова вертелась из стороны в сторону, глаза не могли насытиться тем, что выхватывали из какофонии цветов. Такие высокие дома! Высокие, красивые, чистые.       Удивительно.       Впереди вновь появилась фигура в военной форме. Вопрос Авы не нуждался в ответе мамы. Ответ сам появился перед ней.       Отец.       Такой знакомый и в то же время незнакомый. Руки скрещены на груди, цепкий взгляд оглядывал с головы до ног. Губы поджаты, тонкие брови сведены на переносице. Ничего нового. Кроме синяков под глазами. Тёмные, словно небо сейчас. Они делали взгляд отца ещё тяжелее, чем он был.       Зачем? Зачем он их вытащил? Раз бросил, так оставил бы навсегда! Почему он вновь появился? Почему так играет с чувствами? Пришёл тогда, когда уже не нужен! Почему ты снова делаешь меня слабой?       За ним были лошади. И человек. Высокий, намного выше отца. Только теперь Ава поняла, насколько отец был низким.       Даже в ночной темноте глаза незнакомца светились голубым огнём. Волосы златые, как из сказок. И весь он сам статный, не такой, как они — уродцы подземного города.       — Ава, поедешь с папой, — сказала мама. Руки задрожали. Да как так то?       — Нет! — получилось резче, чем Ава хотела. — Не хочу.       Глаза у взрослых слегка расширились. И вновь столь знакомо блеснуло раздражение в стальных глазах отца.       — Ава…       — Не рада видеть? — отец перебил маму. Как посмел?       — Нет.       Вот и всё. Отец промолчал, просто развернулся и сел на свою лошадь. Другого Ава и не ждала. Прожигала его спину колким взглядом. Придурок. Не отец вовсе.       А потом её подвели к лошади. Большая и могучая. И немного страшная. Гнедая лошадь нетерпеливо перебирала копытами, а Аве было страшно даже приблизиться. Таких больших животных в подземном городе нет. А если пнёт? Она и умереть может.       Ава подняла глаза на незнакомца, с которым ей предстояло ехать. На форменной куртке блеснули незнакомые крылья, а не полицейские единороги. И на отце такие же крылья. Папа в военные подался? Преступник и в военные? Как он вообще на поверхности живёт? Боролся.       Неожиданно её обхватили за талию и усадили на страшную-страшную лошадь. Страх подкатил к горлу, Ава испуганно затрясла ногами и задрожала. Лошадь под ней тоже встрепенулась. Мгновение и позади неё сел блондин. Потянул за поводья.       Подземный город остался позади. Вся жизнь осталась позади, под толстым слоем земли, окутанный грязью и грехами. Он остался под землёй, а она, Ава, на поверхности. Не потому, что боролась. Потому, что папа пришёл.       Папа, помоги!       Отец пришёл, но слишком поздно. Ава уже выросла, не нуждалась в нём.

***

      Солнце светило сегодня особенно ярко. Было жарко, дома душно и дышать не чем. Лето стало самым нелюбимым временем года. Их всего было лишь четыре. На поверхность они вышли в самом начале лета, а теперь оно уже заканчивается. Три месяца пролетело.       Отец поселил их в одной из деревень стены Мария. Стена оказалась огромной. Даже больше, чем Ава себе представляла. Высокая, крепкая и могучая. Ава могла часами глядеть на исполинское сооружение, вперив задумчивый и мутный взгляд в незнакомый ей мир. Там служили солдаты, но с подобной высоты их не особо видно. Похожи на муравьев.       Яблоки действительно росли на деревьях. Деревья совсем не такие, как в подземном городе — то были лишь корни. Они крепкие, высокие. На некоторых из них растут фрукты — яблоки и вишни, например. А ещё на них росла листва — зелёная, как мамины глаза. И трава тоже зелёная.       Много живности, насекомых особенно немало. Они мерзкие, противные и мелкие. От них мурашки шли по всему телу. В подземельях Ава видела только тараканов, да мух с червями, а тут их не счесть сколько.       Но были ещё и бабочки. Красивые и пестрые, они были похожи на цветы.       На поверхности оказалось много интересного. И совершенно всё было Аве незнакомым. Каждая вещь завораживала и сбивала всю показательную спесь безразличия, которую она демонстрировала миру. По крайней мере, отчаянно пыталась.       Небо казалось необъятным. Оно тянулось дальше стен, очень-очень высоко. Голубое, как… Аве не с чем сравнить небо. Самое красивое, что она когда либо видела.       Отец не жил с ними. Он — разведчик, выходит за стены. А столь далёкие и когда-то неопасные для них титаны теперь ближе. Намного. И весь их ужас Ава начала осознавать лишь тогда, когда погибал очередной разведчик из деревни, став всего лишь завтраком, обедом или ужином для титанов. Смерть не жалкая, но совершенно не красивая. Так тоже Аве не хотелось умереть. Всего разведчиков в их деревне было четыре, а с последней вылазки остался лишь один. Хотя, нет! Их целых два — отец всё ещё жив.       Фарлан с Изабель погибли, как рассказала мама. Аве не грустно. Ей стыдно. Стыдно, что вместо сочувствия к отцу и жалости к погибшим, она ощутила необъяснимое облегчение. И, возможно, немного радости. Неужели отец теперь может посвятить им немного времени? Ха-ха-ха.       Нет. Не может. Изабель и Фарлана не стало, зато появился Эрвин Смит — капитан разведки. Он занимал всё свободное время отца. Даже в свой редкий приезд в деревню Леви приходил с Эрвином. Приезжал он нечасто. Как раньше — раз в месяц стабильно. Отдавал большую часть своего жалования. Аве пришлось смириться, что они с мамой никогда не будут для отца первыми.       Постепенно Ава начала ходить в школу. В деревне она была всего одна и совсем маленькая. Детей в ней было не много, тридцать от силы, и все совершенно разного возраста. Учились в одном классе. Были дети и младше Авы, и старше. Школа оказалась совсем не такой, какой себе её представляла девочка. Нет в ней никакого веселья, уроки скучные и нудные, детей совершенно не интересует то, что происходить в классе. Их мысли далеко за школьными стенами, под деревом в центре деревни, где они собирались каждый вечер.       Сержант Джейсон соврал. Дети на поверхности были намного умнее неё. Знали они больше, читали быстрее, запоминали легче. Всё им давалось просто. А ещё они были слишком счастливыми. Могли играть с утра до вечера, кричали, смеялись и плакали. Дружили. Не так, как Ава с детьми из подземелья. Нет, дети поверхности дружили искренне, заботились друг о друге, любили. Ходили за ручки, толпой собирались на улице и играли. Ава так не умела. Какой она друг, если до этого момента ни разу не вспомнила Нину? Что с ней случилось? Поймали? Передумала сбегать? Как она вообще узнала, что они с матерью собираются на поверхность? Даже сама Ава не знала об этом, до назначенного времени.       Дети поверхности, должно быть, совершенно не задумывались о чём-то подобном. Они не умели выживать. Они умели лишь играть и смеяться. А Ава, наоборот, не умела смеяться столь беззаботно. Или позабыла?       Ава не умела играть. Ребёнок! Совершенно не умеющий играть! А как? Как в куклы играть? У неё их никогда не было. Вместо игрушек камушки или редкие побрякушки, которые приносил с собой сержант. Газеты, например.       Вот и сейчас девочка сидела у окна и наблюдала за местными детьми. Здоровые, сильные. У них румяные щеки, пухлые ручки и ножки, блестящие глаза, они загорелые и крепкие. Не то, что она — бледная, мелкая, худая. Щеки впалые, глаза тусклые, волосы ломкие. И вовсе не такие светлые и красивые, как ей казались ранее. Мерклые какие-то, мышиные. Обидно. Для подземного города слишком яркая, а для поверхности слишком блеклая.       Дети играли в салки. Ава не видела смысла в этой игре. Она бегала лишь тогда, когда убегала от погони, гналась за кем-то или крала что-то. А если нет никаких проблем и опасностей, то зачем спешить? Зачем сбивать себе дыхание, падать и стирать колени в кровь? В прятках тоже ничего интересного. От кого прятаться? Друг от друга? Для чего? Никто никого убивать не собирается, вредить тоже. Ава пряталась лишь тогда, когда убежать возможности нет. А им, видите ли, весело.       Ава хмыкнула. Спрыгнула с подоконника, отряхнула брюки и поплелась на выход. Мама просила овощей к ужину купить. Как всё изменилось! Раньше овощи были деликатесом, а теперь обычным ужином. К хорошему быстро привыкаешь. Нынче Ава ужинала картошкой жареной и супами разными. Правда живот жутко болел в начале, когда она только-только вышла наверх. Её рвало, кушать не хотелось, а тело, которое с обретением солнечных лучей, должно было окрепнуть, лишь ослабевало с каждым днём. Но и к этому она приспособилась.              Вообще, всё у неё появилось. Одежды достаточно, книги не только школьные. Обуви аж три пары! Кровать мягкая, белье чистое и свежее, пахло очень приятно. Каждое утро её будили лучи солнца из окна, засыпала, смотря на звёзды и яркую луну. Девочка даже попыталась посчитать звёзды, но быстро заснула. Попыталась посчитать следующий ночью, и снова утонула в пучине сладкого и спокойного сна. Потом ещё несколько раз, пока она не просекла эту странную особенность — звёзды втягивают в глубокий сон, стоит только начать их считать. Поэтому она отказалась от своих попыток и просто изучала тысячи и тысячи ярких огоньков.       Мама училась готовить. Методом проб и ошибок, они наконец могли кушать что-то сносное.       Деревня была маленькой. Самое необходимое покупали в небольшой лавке. Рядом так же имелась пекарня. Дорога от дома до лавки совсем недолгая, но Ава продлевала её настолько, насколько вообще возможно. Куда спешить? Никто больше еду не отберёт, её просто можно купить.       Больше всего Аву радовало то, что маме не приходится больше работать. В смысле, больше не приходится продавать себя. Мама устроилась уборщицей в больнице Троста. Каждое утро выезжала повозка с людьми и возвращалась вечером. Их деревня была близка к стене Роза и довольно далека от штаба разведки, где проживал отец. Он будто намеренно держал их подальше от себя.       — Здрасьте, господин Норн, — старик у лавки испуганно обернулся и схватился за сердце.       — Ну, девочка! Чего так бесшумно ходишь?       — Извините. Мне килограмм картошки и два килограмма помидоров.       Да, Ава привыкла. Ей нравится эта спокойная жизнь. Нравится бродить по деревне с мешком продуктов в руках, нравится провожать закат, просыпаться от солнца и слушать птиц за окном. Ей нравятся песни, что поют сверчки по вечерам, нравится сидеть на крыльце и кормить местных кошек. О, теперь они могли прокормить не только себя!       А ещё Ава может носить ту голубую рубашку, подаренную мамой!       Неважно, что будет дальше. Ей просто нравится жить на поверхности. Возможно, стоит всё же поблагодарить отца, что подарил ей всю эту свободу.