Время для

— Почему? — маленький засранец просто игнорирует предыдущий ответ и из вредности продолжает угрюмо гундеть своё «почему», вертя в руках джойстик игровой приставки. Недавно появившиеся в доме Годжо рыбки его больше не успокаивают, вопреки всем заверениям молоденькой продавщицы из зоомагазина. Более того: чёртовы рыбы с первых же минут в одном аквариуме подрали друг другу длинные плавники и хвосты, под восторженный возглас Цумики о том, что рыбки «целуются». И теперь жили отдельно — и в половину не такие красивые, как в магазине, но зато пока что живые и спокойные. Чего не скажешь о Сатору. — Годжо, — судя по безразличному тону голоса, Мегуми находит всё это забавным, когда снова привлекает чужое внимание. — Годжо. — М? — он уже знает в общих чертах, что ему сейчас скажут, и откликается, только потому что если если начать игнорировать, станет только хуже. — Почему? — снова звучит после секундной тишины, и это неумолимо приближает Годжо к самому краю его и без того скудного терпения. — Почему, Годжо? Мегуми семимильными шагами для его маленьких детских ног влетает в «кризис шести с половиной лет», который мамочки на форумах в интернете с умилением называют «возрастом почемучки», с нетерпением его ждут и в бесконечно обновляющихся чатах делятся друг с другом заранее заготовленными ответами на все мыслимые и немыслимые «почему» своих чад. Сатору же, будучи студентом и самым востребованным магом страны, ни к материнству, ни к отцовству, ни к родительству в целом не готовился, книжек по психологии не читал и ответы на каверзные вопросы маленького дьявола не готовил. Его терпения и набора понятных ребёнку слов хватало ровно на первые два или три уровня сложности вопросов — от лёгких к сложным. И чем сложнее, тем больше Мегуми пытал его своими «почему». Форумы мамочек положение не спасали, потому что Фушигуро был не вполне стандартным ребёнком, и его жизненный опыт был в разы жесток с ним и его сестрой, а на объяснение укоренившейся за столетия несправедливости в мире магов у Годжо не хватало должного терпения — он мигом вспыхивал гневом и раздражением, спеша уйти от разговора. — Потому что я не хочу, — в который раз за последние минут сорок повторяется терпеливый ответ, всё по советам собственной детской вредности, велящей Сатору изводить Мегуми его же приёмом. — Почему не хочешь? — но есть подозрение, что у мелкой сопли к этому иммунитет. Сатору вновь пытается запустить игру со своего контроллера, но Фушигуро тут же ставит её на паузу; их упрямое противостояние вскоре перерастает в неравную возню на диване, пока чьи-то пальцы в запале борьбы не завершают игру на середине уровня с полной потерей прогресса. Годжо раздосадованно скулит, запрокидывая голову на мягкую спинку мебели. Мегуми, теперь всегда желающий оставить последнее слово за собой, в довершение пихает его пяткой в бедро — пытается, если точнее, злясь на снова появившийся слой Бесконечности между ними. — Годжо. — Нет, — в бессилии он просто хочет это прекратить и спокойно провести вечер после занудных педагогических курсов, нужных ему для работы учителем, без всяких детских обид на пустом месте и необходимости заглаживать вину. Ведь Годжо взрослый, он просто обязан извиняться первым и принимать весь удар на себя. А дети должны быть детьми. — Так почему? — Почему? — на грани капитуляции ему остается только опуститься до уровня шести с половиной лет и передразнивать. — Почему почему? В разы проще было объяснить Фушигуро, что никто не будет заказывать огромные пачки собачьего корма его божественным псам, потому что питаться им вовсе не обязательно — можно скормить им пару-тройку мухоголовок, когда Мегуми освоит технику достаточно для первой охоты на мелкие проклятия. В разгар затянувшегося на долгие часы спора, Годжо думал, что хуже того раза уже не будет. Но Мегуми не по годам талантливый мальчик, многообещающая юная головная боль под стать своему опекуну. — Годжо. — Хорошо, — он прижимает ладони к лицу и издает в них приглушенный вой, окончательно капитулируя. — Твой школьный учитель мне просто не нравится, он не в моём вкусе, — последний жалкий шанс отвертеться и соскочить. — И учитель Цумики тоже. Мегуми ненадолго замолкает, погружаясь в свои мысли и задумчиво кусая губы. На секунду Сатору кажется, что мальчик наконец в замешательстве, что ознаменует победу, или же снова спросит «почему». Нет никаких гарантий, что Годжо после этого не запрется в темноте своей спальни, листая бесконечные форумы и чаты мамаш в поисках хотя бы моральной поддержки. Но всё оказывается хуже. Намного хуже. — Тогда ты, должно быть, расстроишься, — Мегуми вновь выдерживает подозрительную и подлую паузу после своих слов, дожидаясь, когда Годжо посмотрит в его хитрющие глаза, — когда Хаято-сан придёт к нам в пятницу. Сатору теперь не просто смотрит, он забывает даже моргать, пока глаза не начинает пощипывать. Это уже и не подлость — настоящее предательство. — Ничего страшного, ты можешь спрятаться у себя, я скажу, что ты снова неожиданно уехал до понедельника, — маленький манипулятор Фушигуро знает, что нужно говорить, чтобы Годжо внутренне похолодел. Скажи он своему учителю за ужином, что его опекун оставил их с Цумики одних без присмотра на несколько дней, в тот же вечер детей заберут в центр временного содержания и больше уже не вернут. Теперь у Годжо нет выбора: придётся безотлучно отсидеть весь этот подстроенный двумя «заботливыми» пакостниками ужин и следить, чтобы никто из них не сболтнул того, о чем пожалеют все трое. Страх потерять опеку над своими воспитанниками сделал Сатору уязвимым для таких взрослых уловок; это, признаться, больно бьет в самую душу, потому что уже сейчас Мегуми знает, куда нужно целиться. Да, он делает это из своей неуклюжей детской заботы, в любой другой раз Годжо бы окунулся в неё с головой и впитал до капли, но сейчас на языке оседает только неприятная горечь. *** К вечеру ненавистной пятницы Годжо измотан, его стряпня на вид отвратительна, что не убавляет охватившую его тревогу. Это чертов школьный учитель, который мигом сообщит в опеку, если в доме Сатору всё не будет идеально — чисто, комфортно, безопасно и съедобно. Но карри из магазинных брикетов похож на праздник диареи с комочками, разлитый по белоснежному рису из рисоварки. Готовить соус самостоятельно уставшему после лекций и работы Годжо хлопотно, поэтому он без энтузиазма помешивает содержимое слишком большой даже для четверых — он переволновался и слегка переборщил с пропорциями — кастрюли. В прихожей дети встречают раздражающе пунктуального учителя Мегуми; Сатору не нужно быть рядом, чтобы за всем этим наблюдать, — он вообще не хочет в этом участвовать, если на то пошло, но всё равно приходится потушить огонь на газовой плите, нацепить на лицо самую сиятельную улыбку и выйти к гостю. К этому моменту Цумики уже ненавязчиво подталкивает Хаято-сана к накрытому столу. В глазах постороннего взрослого всё происходящее должно, как минимум, настораживать: брат и сестра из школы, в которой он преподаёт, внезапно слишком настойчиво зовут к ним домой, сами спешат открыть ему дверь и переглядываются между собой. Уж Годжо знает своих мелких чертей и все их способы коммуникации. Хаято-сан, очень жаль, но теперь вы в ловушке миниатюрных воплощений вселенского зла. Чтобы свести к минимуму весь ущерб, просто не пытайтесь искать во всём этом смысл. — Пахнет великолепно, — после обмена формальными приветствиями и пары вежливых односторонних поклонов, учитель расплывается в улыбке, остановившись у предназначенного ему места за традиционным низким столом и ожидая, пока брат и сестра Фушигуро сядут первыми. — Я будто приехал на ужин домой к родителям. Знаете, Годжо-сан, моя мама готовила мне в детстве точно такое же карри.. Хаято-сан оказывается молодым высоким мужчиной, немногим старше самого Годжо, он выглядит открытым, добродушным и звучит искренне, разливаясь в потоке похвалы. Что ж, дьяволята подошли к выбору своей жертвы ответственно и подыскали того, кто говорит так же много, как и их опекун, — понадеялись, что при встрече они просто начнут трещать друг с другом о всякой ерунде, сливаясь в едином порыве безостановочного балабольства. Хаято-сан по общепринятым меркам симпатичный — из тех, по кому обычно вздыхают старшеклассницы, слегка отросшие после стрижки волосы собраны на затылке в маленький нелепый хвостик, вызвавший у Годжо ребячливый смешок, когда он суетился вокруг гостя, стараясь не разлить на стол горячий чай и не снести на пол палочки для еды. Карри с пресным рисом не лезет Сатору в глотку, но зато лихо исчезает в болтливом рту учителя. Интересно даже, как он ведёт уроки в полном классе гиперактивных детей, если даже горячая еда не в силах его заткнуть. Здесь адский дуэт Фушигуро опрометчиво промахнулся, посчитав, что у Годжо такие стандарты. Нет, в целом он милый. Со стороны. Если смотреть издалека. И ещё чуть-чуть отойти. Да, где-то отдельно от Годжо и его несносных воспитанников он очень даже ничего. — Фушигуро-кун очень любознательный мальчик, — беседа плавно меняет тему, которая заставляет Сатору напрячься, что остаётся незамеченным. — Ему всё интересно, он всегда задаёт много вопросов. Учитель хвалит Мегуми без задней мысли, и Годжо переводит на мелкого зануду выразительный взгляд — ему не нужно даже представлять, как Фушигуро до талого допекает учителя и весь класс нескончаемым потоком своих «почему». Но Хаято-сана это ничуть не беспокоит, что бьёт по уязвлëнной опекунской гордости Годжо, который не способен вытерпеть и десятка однотипных вопросов за раз. И это заставляет слегка усомниться в своей пригодности к профессии учителя. — Вы воспитываете детей один? Не примите за грубость, Годжо-сан, вы сильно моложе, чем я представлял, — учитель праздно интересуется без какого-либо подтекста, но вопрос заставляет оживиться всех троих, по разным причинам. — Встретив на улице, я бы принял вас за старшеклассника. Сатору ожидает, что вот сейчас наконец ответственный взрослый мужик посчитает их жизнь в корне неправильной и не подходящей для воспитания детей. А ещё ему немного обидно: за последние несколько лет он изрядно вытянулся ростом, а вот мышечная масса за этим процессом, скажем так, не поспевала. Точнее отставала. С некоторым разрывом. Цумики и Мегуми оживлённо ерзают на своих местах, предвкушая приближение разговора к интересующей их теме. И если по виду младшего брата, который безразлично выбирает на край тарелки кусочки моркови из карри, этого не скажешь, то его сестра буквально сияет, с нетерпением поглядывая на взрослых. — Я отлично справляюсь со всем один, — улыбка на лице Годжо делается приторной, грозя в любой миг стать ядовитой и слишком натянутой. — В конце концов, я ведь тоже скоро стану учителем. Хаято-сана этот ответ, кажется, полностью устраивает, чего не скажешь о Цумики, которая явно решает брать дело в свои руки и задавать правила игры самостоятельно, прекрасно зная, что при постороннем Годжо не сможет закрыть ей рот или запретить говорить. Остаётся только готовить оправдания любым её словам. — Сатору на самом деле очень одиноко, — Цумики играет жутко убедительно, бросает на учителя печальный взгляд и опускает его в свою тарелку, драматично сжимая пальчиками палочки для еды. — У него есть только мы с Мегуми. Мы рады видеть, что он наконец общается с кем-то, кто не мы. ...и легионы демонических полководцев из недр полыхающего огнём навеки проклятого ада, которые шли в комплекте с этой Сатаной в девчачьей юбке и с очаровательными глазами оленëнка в обрамлении густых ресниц. Рядом с этим ангельским обликом любые слова Годжо будут звучать, как провальная попытка переврать трогательную истину. — Мики-Мики, ты же знаешь, что это не так, — во всяком случае, он хотя бы пытается. Но тщетно и слишком поздно, потому что Хаято-сан наконец затыкается, а его улыбка чуть меркнет, когда он смотрит сначала на Цумики, а следом на Годжо — с искренним, сука, сочувствием. — Цумики преувеличивает, — Сатору спешит беззаботно улыбнуться в ответ, — она в том возрасте, когда переживания кажутся сильнее и ярче. Спасибо Всевышнему, каким-нибудь богам-покровителям интернета, спасибо создателям форума зацикленных на родительстве мамаш за внезапно всплывшие в памяти обрывки какого-то обсуждения про взросление девочек, на которое Годжо наткнулся после разговора с Сëко о месячных, прокладках и мальчиках в скором будущем Цумики. Он тогда залпом перерыл столько женского трёпа о половом воспитании и гигиене, что теперь сам удивился внезапно отложившейся в голове информации. — Не правда, — о, Годжо уже никогда и ни с чем не спутает этот тон Мегуми, ровный и безразличный сначала тон назревающего спора, в котором у его опекуна нет никаких достойных аргументов против одного «почему». Зацикленного сотню раз. — Сатору нужен парень или вроде того. А то он скоро плесенью покроется и станет совсем никому не нужным. — Мегуми! — Годжо! — паршивец его передразнивает. Если бы человек мог сгореть со стыда, Сатору бы уже осыпался на пол тлеющими углями. Вечер достиг комедии, кульминация, клеймо позора, — и, вероятно, перевод дуэта Фушигуро в другую школу, — разоблачение детского заговора, звонок в опеку, занавес. В повисшей следом тишине натянутая улыбка начинает сползать с учительского лица, когда до него наконец начинает доходить, зачем на самом деле его сюда позвали. Алый румянец его щёк грозит вот-вот стать бордовым и дать повод для беспокойства о его самочувствии. — Очень мило, что я вам настолько по душе, — совладав с собой, Хаято-сан обращается к честным лицам брата и сестры, — и вы выбрали меня подходящим партнёром для Годжо-сана, но.. — Я в этом не замешан, — Сатору вставляет между чужими словами своё оправдание, устав второй час притворяться образцовым родителем, потому что это уже за гранью, и хуже точно быть не может. — Давайте все просто забудем об этом недоразумении навсегда, — он суетливо вскакивает на ноги и настойчиво тянет Хаято-сана за собой к выходу, пока тот с смущенно отнекивается, заверяет, что не заслуживает такого бескорыстного и доброго человека, сбивчиво бубнит что-то про свою невесту, которая ждёт его дома. Годжо за него безмерно рад, приятно было познакомиться, спасибо за визит, но с него хватит. Вечер оставляет после себя неприятное послевкусие на корне языка; Цумики выглядит поникшей и даже слегка виноватой, когда за учителем закрывается дверь, а вот Мегуми скорее угрюм, он только бросает сестре что-то вроде «я же говорил» и одаривает Годжо хмурым взглядом, будто облажался здесь только он. *** Через несколько дней Сатору не обнаруживает в своем кошельке старую фотографию, ещё школьных времен — на ней он сам вместе с Сëко сияет широкой улыбкой и крепкой хваткой втискивает в кадр чем-то недовольную морду лица Сугуру. Фотографии нет в кошельке, нет в сумке, в карманах одежды, в корзине для стирки и на полу в спальне. Шаткое равновесие в жизни Годжо, которую он всеми силами старается заново выстроить из оставшихся обломков, стремительно кренится в самую неприятную сторону. Фотография просто становится последней крупицей. Чертовы рыбки, рассаженые по аквариумам, должны были его успокаивать, но чёрный и белый петушки с жалкими ошмëтками хвостов и плавников по законам их глупой рыбьей природы не уживаются вместе и разрывают друг друга, пока в живых не останется только один. Даже сейчас они бьются мордами в прозрачное стекло между ними и не приносят желанного спокойствия. За всем этим Сатору опрометчиво забывает о главном правиле: если ты не слышишь воплей своих детей и топот их ног по всему дому, значит они точно заняты тем, что им до этого запретили, и они определённо находятся там, где их быть не должно.