Семья

Мне только с Тобой

Все дороги открыты,

Мне целоваться с тобой под дождём

Из метеоритов.

Вверх, мимо границ атмосферных

Этого мира,

Мы с тобой ныряем

В чёрные дыры.

Nansi, Sidorov, Хокинг©

На день рождения Терри захотел поехать на родину любимой подружки, и Шулейману пришлось принять поступившее ещё в январе предложение Егора повторно посетить Россию, в более благоприятный сезон. Нельзя же отказывать ребёнку в праздничном желании. Впрочем, день рождения Терри справили дома, он сам был не против, а уже через день вылетели в Россию, в этот раз в Москву. Это первое путешествие, которое не вызывало в Томе радости предвкушения и волнения, потому что в Москве они с Оскаром уже были и ему не очень понравилось. К тому же зимний сургутский опыт испортил впечатление о самой большой стране. Поднимался на борт самолёта Том насторожено, ожидая, каких ещё неприятностей ему может подкинуть Россия. Болеть не хотелось, каких-то других проблем тоже. Но уже на месте Том огляделся – и не увидел ничего похожего на засыпанный снегом Сургут, расслабился и втянулся в это приключение. Тому в голову пришла идея, ему захотелось пойти в супермаркет, посмотреть, что покупают обычные россияне, и попробовать местные продукты не из ресторана, а те, которые все едят. Это ведь так интересно. В супермаркет отправились только французской частью компании, с семейством Шепень встретятся ближе к вечеру. Вцепившись в тележку, Том быстрым шагом проходил по торговым секциям, воодушевлённым взглядом цепляясь за всё подряд и не замолкая в своих эмоциях. За ним следовали Оскар, Терри, представители охраны и переводчик. Шулейман закатывал глаза на восторги Тома, но того это не останавливало. - Странное у этого супермаркета название, как будто французское, - сказал Том. – Разве у них не должно быть всё написано по-русски? У них ведь другой алфавит. - Название и есть французское, это супермаркет нашей сети, - просветил его Оскар. Том повернул к нему голову, отвлёкшись от разглядывания пакетика детского молока: - Откуда здесь французский супермаркет? - Ты думаешь, что магазины одной страны могут быть только в ней? – усмехнулся Шулейман. – Есть международные торговые сети. Том поставил молоко на место: - Пойдём в другой магазин, я хочу увидеть именно российский супермаркет. - Не советую, - Оскар покачал головой. – И продукты здесь те же самые, что и в супермаркетах российских сетей, международные компании всегда подстраиваются под местного потребителя. Недоверчиво поглядывая на Оскара, Том подумал и согласился остаться здесь. В конце концов, потом они могут зайти ещё куда-нибудь, а сейчас… - Здравствуйте, - приветливо широко улыбаясь, Том попытался заговорить с усталой женщиной за сорок. Та остановилась, посмотрела на него, говорящего на непонятном языке. - Не приставай к людям, - Оскар потянул Тома назад, к себе. - Я только хочу познакомиться, спросить, кем эта женщина работает, - ответил Том, не желая отступать. - Зачем тебе её работа? - Интересно. - Вы иностранцы? – спросила наконец женщина, переводя между ними взгляд. – Извините, я не говорю на иностранных языках. - Мы туристы из Франции, - вступил Терри, он уже достаточно хорошо понимал и мог разговаривать по-русски. – Том, - он указал ладонью, обозначая, о ком говорит, - поздоровался с вами и спрашивает, кем вы работаете. - Я бухгалтер, - ответила незнакомка. Милый маленький мальчик располагал к себе намного больше, чем непонятные взрослые. - Бухгалтер, - повторил за ней Том, получив от Терри перевод, и посмотрел на Оскара. – Бухгалтер… - очень абстрактно представлял, чем занимаются представители данной профессии, считают что-то. Пока Шулейман разъяснял ему смысл профессии, Терри продолжил диалог: - Мэм, какие продукты вы обычно покупаете? Что вам нравится? Мы бы хотели попробовать то, что едят русские. Женщина машинально заглянула в свою тележку, смущённая тем, что выбирает продукты подешевле, потому что на ней двое детей и прожорливый кредит. - У них здесь вкусные фирменные пельмени, - ответила она, не придумав ничего другого и обеими руками взялась за тележку. – Извините, мне пора, меня сын ждёт. - Спасибо вам, - Терри ей улыбнулся. – Вы красивая. Незнакомка улыбнулась ему в ответ, тронутая нежданным комплиментом. Комплименты от детей всегда приятны, особенно от такого очаровательного мальчика. Ведь дети искренни, они не лгут. Что дети не лгут – это заблуждение, Терри не находил эту женщину красивой, но захотел сказать ей что-то приятное, а комплимент внешности – это самое простое, что можно сказать. - Здесь есть какие-то вкусные фирменные пельмени, - передал Терри папе с Томом. Покупать пельмени Том не стал. Не такие, ресторанный вариант, он пробовал здесь же, в Москве, во время первого визита, никакого восторга блюдо не вызвало. Том продолжил изучение ассортимента супермаркета. - Что это? – он обращался за переводом к Терри, а не к переводчику. – А это? В отделе алкогольной продукции Том нашёл «Советское шампанское». - О, местное шампанское. Я хочу попробовать. - Не надо тебе это, - Оскар забрал у него бутылку и поставил обратно на полку. - Почему? Я люблю шампанское. Я хочу попробовать, какое делают здесь. - Дома будешь пить шампанское, или, если так хочешь, сегодня купим тебе нормальное. - Я это хочу, - Том взял бутылку и опустил в тележку. Ещё взял селёдку, творог, колбасу и всякое другое без какой-либо системы. Шампанское Том откупорил на улице, когда они вышли из супермаркета, и радостно хлебнул из горла. И выплюнул напиток под ноги, не смог проглотить. - Фу, - на лице Тома отразилось разочарование и отвращение. - Я же тебе говорил, - сказал Шулейман. – Это не шампанское, а ужасная сладкая шипучка. - Но оно ведь называется шампанским, - Том вытер губы тыльной стороной ладони, не зная, что делать с бутылкой, прикасаться к которой более не было никакого желания. – Почему оно так отличается от нашего? - Потому что, во-первых, у них тут своя технология шампанизации вина, от которой у наших волосы дыбом встали, когда русские её изобрели, во-вторых, ты цену видел? - Нет, - с нотой растерянности ответил Том. – Ты ведь платил. - Оно стоит 350 рублей, какое может быть шампанское за такую цену? – Оскар усмехнулся. Том моргнул, цена в рублях ему совершенно ни о чём не говорила, обменный курс он себе даже примерно не представлял. - Это примерно три евро, - подсказал ему Шулейман. – И, наконец, в-третьих – у нас тоже далеко не всё шампанское хорошее, но ты плохое не пил. Об этом Том не думал. Но, если вспомнить то же вино, которое купил в Лондоне, выпил бутылку и потом страдал от алкогольного отравления, да, наверное, не все алкогольные напитки в более привычных ему странах хорошие. - Что мне с этим делать? – Том взглянул на бутылку. - Выбрось. Шулейман забрал у Тома бутылку и бросил в ближайшую урну, брезгливо отряхнув после руку. Недолго Том оставался расстроенным неудачным опытом распития местного шампанского. Увидел примечательную жёлтую бочку, которые в самых популярных местах столицы поставили для туристов, и побежал пробовать, что там такое, что за этим очередь стоит. Получив стаканчик с квасом, Том понюхал его – странно пахнет. Попробовал, подержав напиток во рту, проглотил – и понял, что больше ни глотка не сделает. Этот напиток не описать никакими привычными, знакомыми ему вкусами. Гадость. Селёдка Тому тоже не понравилась, и незнакомый ему прежде творог, и колбаса, и вообще всё, чего набрал в супермаркете. Все эти продукты в той или иной степени проигрывали тому, чем привык питаться. Конечно, в доме Оскара продукты исключительно высшего качества, чего Том и не учёл. А Терри понравился творог, он бы его и дома с удовольствием ел, о чём сказал папе. Шулейман прикинул, откуда заказывать творог, именно такой, какой характерен для России, или проще договориться с каким-нибудь фермерским хозяйством о индивидуальном производстве «правильного» творога. На этом развлекательную программу на сегодня закончили и отправились в московскую резиденцию семьи Шепень, где их ждал обед, достойный царей, и такой же приём, разве что без хлеба-соли. Терри и этих эмоций оказалось слишком много, слишком много впечатлений, всего нового вокруг, собственно, поэтому, из беспокойства о его самочувствии, Оскар и ограничил сегодняшнюю программу. Но Терри всё равно перегрузился, внезапно сел, как батарейка, десять минут назад болтал, оглядывался по сторонам, а после замолчал, лицо налилось напряжением, взгляд уплывал от раздражителей. Не критично, как тогда в Испании, когда его накрыло до жёсткой, мучительной для него самого невозможности продолжать общение и быть активным, но ему потребовалось час отдохнуть, побыть в одиночестве и тишине. Потом он снова стал обычным ребёнком. Плакала Солей, требуя внимания и ухода, старшие дети бегали по дому, играли, велись беседы, туда-сюда сновала прислуга. Немного дурдом. Первый день в Москве пролетел быстро, саботируя возможность побыть наедине. На второй день запланировали культурную программу. Терри хотел посмотреть достопримечательности, и Егор пообещал составить план экскурсий по всем примечательным местам, которые Терри желает посетить. Оскар мысленно простонал, он не любил все эти музеи, выставки и так далее, тем более что уже был во всех этих местах с Томом, но не отправлять же ребёнка с чужими людьми. - Оскар, что ты пьёшь? – спросил Том, заинтересовавшись закрытым стаканчиком в руках Оскара, из которого тот через трубочку что-то потягивал. - Лекарство. Том не понял. Взял у Оскара стаканчик, понюхал и нахмурился: - Это коньяк. - Нет, в данном случае это лекарство. - Оскар, у тебя какие-то проблемы? – Том тронул его за руку, обеспокоенно заглядывая в глаза. - Ага, - усмехнулся тот, - мы уже два часа гуляем по Третьяковской галерее и это, видимо, не предел, а я бы предпочёл провести это время иначе. Чем тебе не проблема? – Оскар развёл руками и сделал ещё один глоток. - А зачем ты налил коньяк в стаканчик? - Мы же культурные люди, - Шулейман вновь усмехнулся, - а распивать коньяк из горла в подобном месте не очень-то культурно. В порядке исключения я решил соблюсти приличия, поэтому стаканчик. Третьяковской галереей индивидуальный экскурсионный тур не ограничился. Также посетили Государственный исторический музей, Оружейную палату и даже Мавзолей. В последнем Терри с интересом слушал и франкоговорящего гида, и Егора, который дополнял его рассказ всякими интересными моментами. Остальное перенесли на третий день: Гостиный двор, Музей изобразительных искусств имени Пушкина, Никольская улица, Елисеевский магазин, внутренние виды которого восхитили Терри. Только храмы и монастыри, всё связанное с церковью, его почему-то не интересовало. Ещё посетили Большой театр, где посмотрели знаменитый русский балет; спустились в Бункер-42 на Таганке. В бункере Терри сначала с замиранием сердца осматривался, ловя каждую деталь этого удивительного места, потом ему стало очень не по себе. Пришлось быстро уйти. - Папа, можно мы завтра сюда вернёмся? – попросил Терри, расстроенный тем, что экскурсию пришлось быстро прервать. – Только сюда пойдём. - Конечно. В конце культурной программы остался Аптекарский огород, где Терри пропал на день. Наверное, жить здесь мог бы остаться, так всё здесь красиво-зелено, глазам и сердцу приятно. Последнее место – Московский планетарий, где тоже невероятно красиво. Егор предлагал, зазывал Оскара остановиться в их доме и ни о чём не беспокоиться, но Шулейман предпочёл снять своё жильё. Апартаменты в Москва-Сити. Лишь когда Оскар запер дверь, Том понял, что отвык от тишины. На протяжении четырёх дней рядом постоянно кто-то был, кто-то разговаривал, они куда-то шли, были чем-то заняты. Только сегодня они остались вдвоём днём, до этого лишь ночью, когда с усталостью за день ложились спать. Оскар подошёл к нему. Том разглядывал его, стоя посреди комнаты. Тихо и никого больше здесь нет. Это будто бы оглушало. - Так странно, - произнёс Том, не отводя от Оскара взгляда. – Дети вправду всё меняют. Раньше я об этом как-то не задумывался. - Ты устал? – Шулейман шагнул ближе, пытливо заглядывая в его лицо. Том прикрыл глаза и качнул головой: - Нет. Просто я только сегодня, сейчас, обратил внимание на то, что мы столько дней не были наедине. Не только здесь, дома тоже – то Терри с нами или ты с ним, то я с Солей. Нас стало меньше друг у друга. - Тебе это не нравится? Если так, то беда, которую надо скорее начинать исправлять, иначе, зная Тома и их общий опыт, их долго и счастливо будет недолгим. - Это просто по-другому, - ответил Том, чуть улыбаясь. – Я рад, что у нас есть Терри и Солей, что мы стали настоящей семьёй, более взрослой, с детьми, я не хочу от этого отказываться ради того более простого, что было раньше. Но мне тебя немного не хватает, именно тебя, нас двоих без кого-либо другого. Раньше я не задумывался об этом, я воспринимал как должное, что ты есть у меня каждую минуту, а теперь я стал больше ценить время, когда мы можем побыть вдвоём. Сейчас я ощущаю, как ценно то, что мы сейчас вдвоём. Шулейман привлёк его к себе за талию и приглушённым голосом сказал над ухом: - Мне тоже тебя не хватает, как славны были беззаботные бездетные времена без сомнительных русских знакомых, - он усмехнулся, губами коснувшись волос Тома. – Вчера, когда Егор в очередной раз со мной заговорил, мне хотелось его придушить. У нас есть время до вечера, может, и до завтра, имеем же право разок послать всё и всех к чёрту, - и, поведя ладонями по спине Тома, поцеловал его под ухом. Раньше, чем Том успел осознанно отреагировать, тело подалось навстречу ласке. - Оскар, а дети? – спросил он, беспокоясь о том, что времени у них намного меньше, что они не могут просто закрыться здесь и бросить тех, за кого в ответе. - С ними няни и дедушка-затейник-наседка, - ответил тот, не отпуская его из объятий; Пальтиэль приехал с ними в Москву. – Как-нибудь справятся без нас. Сначала родители и их отношения, потом уже дети, не забывай. Тома убедил этот ответ. Больше ничего не мешало и не отвлекало от относительно деликатных пока, но таких жарких поцелуев. Том выгибался в руках Оскара, льнул к нему, прижимаясь грудью, животом, бёдрами. Тело изнывало от ласки, по которой так соскучилось. Все эти дни между ними ничего не было, они не прикасались друг к другу, не успевали. Том запрокинул голову, подставляя шею под поцелуи, которых не пришлось долго ждать. Они, горячие, влажные, жадные, разгоняли сердце и кровь. Том втянул носом воздух – запах Оскара, чувствуя, как щемит внутри от желания и чистой, слезливой почти радости, что они наконец-то вдвоём. Шулейман оттеснял Тома к кровати, не прекращая к нему прикасаться. Прикусил кожу на его шее, ощутив, как он вздрогнул. Том откинулся на покрывало. Оскар задрал на нём футболку, долго, слишком долго терзал соски, целовал, облизывал и кусал. И вжался в губы Тома хозяйским, глубоким поцелуем, вылизывая его рот. - Оскар… Оскар, - со страстного шёпота Том соскользнул на тонкий скулёж, стиснул пальцы на запястье руки Оскара, которой тот чувственно сжал его между ног. - Не нервничай, - бархатно усмехнулся Шулейман. Перехватил взгляд Тома, большим пальцем поглаживая, потирая его оттопыренную ширинку. Том сжал губы, блестя глазами. И снова Оскар потянулся к его губам, и целовал в шею, больно и сладко расцвечивая засосами тонкую кожу, и оставил на впалом подрагивающем животе россыпь волнующих поцелуев, мокро лизнул вдоль правых рёбер. - Тебе нужно в ванную? Конечно, надо было раньше спросить, - Оскар в очередной раз усмехнулся, - но лучше поздно, чем никогда. - Можно, - сказал Том и смущённо отвёл взгляд. – Я только утром принимал душ. Оскар полностью стянул с него футболку и, поднявшись с кровати, подал ему руку. В душ пошли вместе. Том пытался просто побыстрее помыться, но Оскар ему помогал, мешал, забираясь руками в самые укромные места. Шулейман вставил в него второй скользкий палец, подвигал кистью короткими, неглубокими движениями, развёл пальцы, раскрывая Тома и слушая его стоны. Том часто дышал, срываясь на неудержимые звуки желания, цеплялся за плечо Оскара, чувствуя, как дорожки воды стекают туда, где он сейчас неестественно открыт. Вернулись в спальню они голые, мокрые. Шулейман перевернул Тома на живот и прижался губами к его крестцу, опаляя дыханием кожу. Просунул руку Тому под живот, целуя поясницу. Том понял, что Оскар, похоже, хочет его приласкать тем самым интимным способом, поднял бёдра, встал на колени лицом вниз, поддаваясь ему. Шулейман поцеловал его левую ягодицу и, растянув их в стороны, припал губами к сфинктеру. Том прогнулся в пояснице, принимая эти знакомые ласки, что всё равно всякий раз ощущались невыносимо запретными, невыносимо приятными. От того самого места, где касались губы и язык, до макушки растекалось щекотное, плавящее тепло, циркулировало туда-сюда по отдающемуся телу. Том комкал в пальцах покрывало, постанывал в подушку, бесстыдно не думая отказаться от этой ласки или хотя бы окончить её быстрее. Оскар вылизывал его, чередуя касания языка и губ, наращивал нажим, словно хотел протолкнуться внутрь, и он ведь уже так делал. Тому становилось так восторженно-стыдно, что начинали дрожать бёдра. Поцеловав напоследок туда же, Шулейман выпрямился и отщёлкнул крышку смазки. Протолкнулся в Тома по смеси своей слюны и прозрачного геля, заполнив собой расслабленное, готовое к нему нутро. Том протяжно выдохнул и опёрся на предплечья. Оскар поставил его на четвереньки и, проведя ладонями вниз по бокам, взял за бёдра. Том хватал ртом воздух и давился короткими стонами, принимая его толчки. Невозможно приятно. Том начал двигаться навстречу, чтобы каждый рывок Оскара ощущался сильнее, острее, глубже. Вскрикивал и впивался пальцами в покрывало, насаживаясь на него. Слух обжёг звук шлепка, кожа запылала с секундным опозданием. Оскар ударил во второй раз, по другой ягодице. Том вскрикнул, прогибаясь в спине. Шулейман хлёстко шлёпал Тома, продолжая мощно в него вбиваться. Том всё больше кричал, чувствуя, будто сгорает. Кожа на ягодицах краснела, горела пряной болью, сердце заходилось оборотами. - Оскар, ещё!.. Оскар схватил Тома за волосы, дёрнул, натягивая. Каждый сокрушающий рывок внутри, каждая вспышка боли от натянутых волос, каждый шлепок смешивались в дикий коктейль, от которого в глубине живота, в паху и там, внутри, где они соединены, заходилось сладко-мучительными спазмами. Ещё, ещё и ещё, пока не наступил пик. Тому показалось, что в момент оргазма взорвался не только он, но и весь мир, выгорев белой пустотой. Упав лицом в покрывало, Том запредельно часто дышал, краем оглушённого сознания чувствуя, как Оскар продолжает его трахать и кончает. - Да, у нас определённо не получается романтика, - с широкой удовлетворённой улыбкой Том согласился с тем, что однажды сказал Оскар, лёжа лицом к нему на боку. - Почему же? - с усмешкой возразил тот и прилип взглядом к лицу Тома. - Приглашаю тебя сегодня на свидание. Придёшь? - Даже не знаю... Надо заглянуть в своё расписание, - Том спрятал пол-лица в подушке, не скрыв улыбки и смешинок в глазах. Это же так нелепо и смешно, что у него может не найтись времени для Оскара, что у него могут быть какие-то там дела, которые невозможно перенести. Они провели прекрасный вечер в ресторане с не менее романтическим продолжением. Обнимая Тома, Шулейман заглянул ему в глаза: - Я хочу целовать тебя так долго, как я буду дышать. У Тома дрогнуло что-то в груди, дрогнули уголки рта, изгибая губы в полной чувств улыбке. Эти слова самые особенные, самые прекрасные, глубоко личные. Они засели в голове, и уже дома Том, желая поделиться этим с миром, сделал несколько совместных фотографий и опубликовал, подписав цитатой: «Я хочу целовать тебя так долго, как я буду дышать». И на одной из фотографий они как раз целовались, на другой смотрели друг другу в глаза в молочно-розовых тонах пастельного фильтра. Пронзительная нежность. - Я тоже, - сказал Том, подняв взгляд от экрана со свежей публикацией, куда и Оскар смотрел. – Навсегда. Знал – Оскар его поймёт. Тот улыбнулся уголком губ, глядя ему в глаза, и накрыл рукой его руку. - Это отвратительно романтично, - усмехнулся Шулейман, соединив их пальцы в знак бесконечности, - но ты на меня плохо влияешь. Том улыбнулся, он не находил это чем-то плохим. Это – их самая замечательная жизнь, в которой им очень повезло. Это бесценная удача – найти в этом огромном недружелюбном мире того, с кем можно быть собой. С кем можно и хочется навсегда. Том загорелся желанием дополнить единственную татуировку – добровольно принятое клеймо принадлежности – знаком бесконечности. Чтобы видно было – навсегда, это их решение. Но, сдерживая свою нетерпеливую натуру, решил повременить. Страшно, очень страшно спугнуть счастье торопливостью. *** Том вновь завёл разговор о детях, об одном конкретном ребёнке, которого ещё не существует. Шулейман своего мнения на данный счёт не изменил, его ответ – категорическое «нет». - Оскар, почему? – Тома это расстраивало, он не понимал, почему Оскар против. - Одного моего нежелания тебе недостаточно? – Шулейман, прищурившись, смерил Тома взглядом, усмехнулся. – Это уже называется репродуктивным насилием. - Что? - Репродуктивное насилие – это когда на человека давят, склоняя к деторождению, - объяснил Оскар. - Оскар, я на тебя не давлю. - Ты снова и снова заводишь эту тему, хотя я тебе ещё в первый раз всё сказал. Том вздохнул и сел рядом с ним: - Оскар, ты имеешь право не хотеть заводить ещё одного, родного тебе ребёнка, ты видел, какой сложный путь принятия у меня был с кровным ребёнком, я тебя понимаю. Но ты ведь любишь детей, тебе нравится быть отцом, почему ты хочешь завести родного ребёнка? Представь, он будет похож на тебя, - Том улыбнулся и подсел ближе, бедром касаясь бедра Оскара, - будет твоим продолжением… - Мне достаточно Терри, я тебе это уже не единожды говорил, - оставшись равнодушным к тому, что рисовал ему Том, ответил Шулейман. - Но ты ведь принял Солей. - Поправка – я её именно что принял, - важно заметил Оскар, - принёс её и числишься её отцом ты. С моим родным ребёнком такой ход не пройдёт, я не вижу смысла давать жизнь новому человеку, который мне не нужен. Том погрустнел и выразил то, о чём думал, то, что чувствовал: - Оскар, у тебя нет братьев и сестёр, если у тебя не будет родного ребёнка, на тебе твой род закончится, да и если бы были – именно твоего продолжения не будет. Мои гены будут жить в Терри, а твои просто пропадут, это грустно и несправедливо. - У меня не самый выдающийся генофонд. - Посмотри на себя! – Том округлил глаза изумлённо, даже немного оскорблённо. – Ты выглядишь как мечта, у тебя потрясающие физические данные, отменное здоровье, незаурядный ум. - А теперь вспомни моего папу, - Оскар снова усмехнулся. – Гены у нас одни, а в нём ничего этого нет, кроме завидной предпринимательской хватки. - Даже если твой ребёнок не будет таким высоким и атлетичным, как ты, он всё равно будет похож на тебя, он будет твоим продолжением, - Том верил в то, что говорил, чувствовал каждое слово. - Мне не нужно моё продолжение, наследник у меня уже есть, - Шулейман был непреклонен. – Помимо отсутствия у меня желания обзаводиться родным ребёнком, без которого заводить оного глупо и жестоко по отношению к ребёнку, у меня есть и разумная прагматичная причина отказаться от данного мероприятия: я не хочу плодить конкурентов для Терри. - Конкурентов? Оскар, это ведь будет его брат или сестра. - Так будет, пока они будут детьми, но однажды я отойду от дел или вовсе умру раньше, чем планирую, и из братьев они превратятся в конкурентов за всё, что им останется. Разумнее оставить одного наследника во избежание войны в будущем. - Оскар, у тебя огромный капитал, у тебя столько всего, что я всего и не знаю. Думаешь, они будут воевать? Им обоим с лихвой хватит того, что у тебя есть. Просто поделишь это между ними. - Легко сказать – сложно сделать, - отметил Шулейман. – Людям свойственна жадность, и чем о больших деньгах идёт речь, тем она сильнее и ожесточённее. За Терри я почти могу ручаться, что он не будет всеми способами драться за лишний кусок империи, но о своём гипотетическом ребёнке я того же сказать не могу, я его не знаю, он может быть каким угодно и испортить жизнь Терри. Солей безопасна – она не наследница, но откупиться от своего ребёнка трастовым фондом, оставив всё Терри, я не смогу, а в противном случае, как я уже сказал, розовощёкий карапуз с моими глазами, которого ты так хочешь, вырастет в конкурента Терри, что чревато большими проблемами, вплоть до убийства. Том моргнул, он не понимал Оскара, покачал головой: - Оскар, это всего лишь деньги. Какие родные люди будут воевать друг с другом и тем более убивать ради них? Шулейман усмехнулся: - Хорошо жить в твоём розовом мире. В реальном мире ситуация иная. Все войны в истории затевались ради тех или иных ресурсов, в том числе внутри семьи. Я хочу оставить Терри единственным своим наследником и не хочу обрекать его в будущем на ненависть брата, когда тот поймёт, что ему достались крупицы, а Терри – всё. Я не простой человек, и я обязан учитывать особенности своего положения. Том совсем расстроился. То, что говорил Оскар – это так грустно. - Оскар, а они не смогут как-то договориться и сами поделить наследство? Может быть, один захочет продолжать твоё дело, а другому просто будут нужны деньги для жизни, чтобы заниматься чем-то своим… - Сомневаюсь, - Шулейман покачал головой. – У Терри твёрдый характер, но он не лев по своей натуре, и у него есть психические особенности. Более бойкий, здоровый, пусть и младший, брат с большой долей вероятности его попросту задвинет. Я не могу так поступить с Терри, я этого не хочу. И потом – быть единственным наследником мультимиллиардной империи намного лучше, чем её половины. - Лучше иметь родных, чем быть одиноким, - возразил Том, это он знал очень хорошо на собственном опыте. - В обычной семье – безусловно, но не в моей. Я рад, что у меня нет брата, с которым мне пришлось бы считаться. Понимая, что проигрывает, не может убедить, Том потёр ладонью лицо, ссутулил плечи. - Оскар, почему всё так нечестно? - Том посмотрел на него большими печальными глазами. - У меня есть сын, а у тебя… Мне горько от того, что однажды в этом мире ничего не останется от тебя. - От меня останется симпатичная урна с прахом, - парировал тот. – Я не буду завещать, как меня похоронить, но что-то мне подсказывает, что Терри выберет меня кремировать. - Оскар, не говори об этом, - Том прижался к его боку, оплёл руками. – Мне страшно это слышать. Для меня ты будешь жить вечно. - Ага, буду жить вечно в моих детях, - насмешливо фыркнул Шулейман, тоже приобняв Тома. – Таков твой план? Том устроил подбородок на его плече, глядя в глаза, не сразу ответил. - Оскар, я мечтаю тоже увидеть мальчика с твоими глазами. У тебя есть Терри, а у меня – никого от тебя нет. Шулейман поцеловал его в лоб. Сказал: - Я не хочу заводить ребёнка лишь потому, что ты этого хочешь. Но я готов пойти на некоторые уступки, раз для тебя это так важно – и чтобы ты от меня отстал. Для начала – сдам и заморожу сперму, поскольку моложе, чем сейчас, я уже не буду, а качество сперматозоидов с возрастом снижается. - То есть однажды ты передумаешь? – Том улыбнулся, преисполнившись надеждой. - Возможно, - Оскар уклонился от однозначного ответа. – Есть вероятность, что я соглашусь на третьего ребёнка, когда Терри и Солей подрастут. Но я ничего не обещаю. Пока у меня другой план. - Какой? – Том обнял его за шею, продолжая улыбаться. - Предложу подругам свой материал – ни одна из них не замужем, серьёзных отношений тоже нет, я им всем нравлюсь, может, хотя бы одна воспользуется моей спермой, если захочет родить ребёнка. Так и гены мои не канут в лету, и конкурентов у Терри не будет, поскольку юридически отцом я не буду, соответственно, на наследство тот ребёнок претендовать не будет, - спокойно разъяснил Шулейман свои намерения. - То есть он будет расти не с нами? – Том отстранился, оставив руки на его плечах, и свёл брови. Крутанул головой. – Я не согласен. Я его украду, у кого бы он ни родился! Ребёнок должен воспитываться в семье. - Я вас обоих выгоню из дома. - Не выгонишь, - Том вновь заулыбался, перекинул колено через бёдра Оскара и сел на него верхом, перекрестив запястья за его шеей. – Ты меня любишь и ребёнка своего тоже полюбишь. Наглый, уверенный в том, что ему всё простят, котёнок. - Как хорошо, что ты тоже мужчина, с твоим энтузиазмом, если бы ты мог забеременеть и родить ребёнка, у меня были бы большие проблемы, - усмехнулся Шулейман. – Что-то мне подсказывает, что меня бы и вазектомия не спасла. - Да, я бы родил тебе девять детей… - Том поддержал его мысль, прижимаясь теснее. - Ага, и вместо спокойствия и уверенности в моих глазах читалось бы: «Помогите». - Оскар, - Том перебирал рубашку на его плече, пальцем провёл по шее. – Ты говоришь, что Терри твой наследник, но ты не хочешь решать за него, кем ему быть, как это было с тобой. Второй наследник мог бы в этом помочь – если Терри не захочет заниматься бизнесом, твой родной сын сможет продолжить твоё дело. Они могут быть не конкурентами, а помогать друг другу. - Может. Но негативный вариант более вероятен, едва ли из моих генов получится что-то милое и дружелюбное. - Хорошо, - согласился Том, отступая. – Главное, ты допустил мысль о том, что у нас может появиться твой ребёнок. И наклонился к лицу Оскара, нежно поцеловал. - Будем пытаться делать детей? – ухмыльнулся Шулейман, сжимая его бедро. – С учётом того, что у нас точно не получится, я готов активно стараться. Том улыбнулся и вновь потянулся к его губам. Потом поднял руки, бодро помогая себя раздеть в стремительно вспыхнувшей страсти. - Нам, наверное, нужно в спальню? – спросил Том, сбито дыша. - Зачем? Шулейман набил Грегори сообщение: «Мы в гостиной, не пускай сюда Терри». Одежда улетела на пол, и уже совсем скоро Том двигался верхом на Оскаре, потом прижимался щекой к кожаной обивке, подставляясь его толчкам. Больше Том не донимал Оскара разговорами о детях, пока ему достаточно того, что в будущем ребёнок с глазами Оскара у них может появиться. Том был уверен – он непременно будет, и никакие подруги Оскара им для этого не нужны, разве что одна из них родит этого ребёнка и отдаст, тогда у него будет и мама, и вся остальная семья. *** Том говорил, что Джерри ему больше не нужен, что его больше не будет, но он бы не был собой, если бы не начал сомневаться. - Хочешь выпустить Джерри? – поинтересовался Шулейман, выслушав попытки Тома объясниться. Том опустил глаза и кивнул. - Почему я ничего не могу довести до конца? – Том грустно, страдальчески почти посмотрел на Оскара, его разрывали сомнения. – Я сказал, что Джерри больше не будет, но я уже не чувствую, что это правильно. Мне не кажется правильным, что его больше просто не будет. Разве он не заслуживает хотя бы иногда тоже жить? Джерри тоже живой, он не хуже меня. Я ведь обещал давать ему время жизни, а потом это отнял… - Мы это уже обсуждали, - сказал Оскар. – Выпускать Джерри – это твоё право, и я не буду тебя осуждать за то, что ты отказался от него и передумал. - Правда? - Да. Хочешь – выпускай. - А как же моё обещание? – Том перехватил руку рукой. – Ты согласился оставить Солей в том числе потому, что я обещал, что ты не останешься с ней один, а теперь, получается, я не сдержу своё слово. - Открою тебе секрет – я давно не верю твоим обещаниям, - усмехнулся Шулейман. – Не всем, - добавил он, увидев долгий, ставший напряжённым взгляд Тома. – С того дня, когда ты уговаривал меня оставить Солей, обстоятельства изменились. Я по-прежнему не в восторге от того, что мне придётся провести неделю или несколько без тебя, но я не против, если тебе это нужно. Том несколько секунд пристально, пронзительно смотрел на него. И облегчённо, благодарно улыбнулся, обнял Оскара: - Спасибо тебе, - отстранился, заглядывая ему в лицо. – Я выпущу Джерри на десять дней, не больше. Я не думаю, что это будет последний раз, я этого не хочу, но и так часто, как прежде, я больше не могу себе позволить отдавать ему жизнь. У меня ты, Солей… я не хочу выпадать из своей жизни и терять время. Наверное, раз в полгода буду отдавать Джерри место, не чаще. Этого мало, но это лучше, чем ничего. Отступив от Оскара, Том заломил руки, обвёл взглядом комнату и снова посмотрел на него. - Оскар, как ты тут будешь? Беспокоился и чувствовал себя виноватым за то, что бросает – без преувеличения бросает свою семью, пусть и на каких-то десять дней. Но не мог поступить иначе, Джерри не его семья, но он – его часть, и Том не мог о нём не задумываться. - Нормально буду, - снова усмехнулся Шулейман. – Сосредоточусь на Терри и работе – это уже проверенная схема. - А Солей? Как она будет без меня? – беспокойство утроило силу. - Она не запомнит, что тебя не было, - разумным доводом успокоил его Оскар. – Дальше будет сложнее, когда она начнёт понимать, что происходит, но пока можешь спокойно отлучаться. - Оскар, ты за ней присмотришь? – Том не успокаивался. – Ты будешь проводить с ней время, чтобы она не чувствовала себя брошенной? - Буду, не волнуйся. - Точно? Оскар, ты справишься? – больше всего Том сейчас походил на сумасшедшую мамочку, которой предстоит впервые выйти из дома без ребёнка. - По-моему, пока ты был в клинике, я уже доказал, что на меня в данном вопросе можно положиться. Погуляю немного с коляской, дома покачаю, не развалюсь. - Точно? - Точно. Иди уже, - Шулейман подтолкнул Тома, - готовься к выходу своего «злого близнеца». Том кивнул то ли ему, то ли самому себе. Ненадолго ушёл в себя, обдумывая, как всё сделать. В этот раз Том решил не тратить время на ночной переход, получится и так, хватит желания и уверенности в принятом решении. Побыв с Солей, от которой пришлось себя с болью отрывать, он ушёл в спальню, чтобы лечь. И через двадцать минут к Шулейману вышел Джерри. - Привет, мой не-дорогой, - Оскару хватило мазнуть по Джерри взглядом, чтобы понять, что переключение прошло успешно. Если Джерри не скрывается намеренно, их невозможно спутать. Выражение лица, мимика, взгляд, осанка, движения – всё меняется. Проигнорировав приветствие, Джерри неторопливо огляделся и сказал: - Я уже не думал, что мы снова встретимся. - Переменчивость Тома сыграла тебе на руку. Пройдясь по комнате, Джерри остановился у колыбели, которую Шулейман перенёс к себе в гостиную, обещал же присматривать за малышкой. - Брак, двое детей, как мило… и отвратительно скучно, - певуче произнёс Джерри, заглянув в люльку. - Я тебя не держу, иди туда, где тебе будет весело. - Прям не держишь? – усмехнулся Джерри, повернувшись к Шулейману. – Серьёзно? Такого в нашем опыте ещё не было. - Представь себе, не держу, ты свободен на все четыре стороны, - ровно отвечал Оскар. – От тебя мне требуется одно – верни Тома в срок. У тебя десять дней, если вдруг ты не в курсе. Джерри вновь посмотрел на Солей, провёл ладонью по краю кроватки, качнул люльку. Чувствовал – Шулейман следит за ним. Боится, что он выкинет что-нибудь опасное или вовсе непоправимое? Джерри бы выкинул, если бы не понимал, что это бессмысленно. Убийство этой младеницы не несёт никакой полезной нагрузки. Хотя было бы любопытно, детей у него никогда не было. На смену кровожадным мыслям – дани его невостребованному естеству – пришли совершенно другие. Джерри молчал, ведя разговор с собой. - Тебе тоже приглянулась Солей? – тишину нарушил Шулейман, встал из кресла и подошёл к Джерри. - Нет. Я думаю о том, как вы дошли до такой жизни. Семья, дети… - По-твоему, это скучно, я уже понял, - перебил его Оскар. – Или нет? – прищурился, пытливо глядя на Джерри. – Хотел бы так же? Джерри развернулся к нему, они оказались очень близко, схлестнулись прямыми, спокойными взглядами. - Я? – через долгую, эффектную паузу усмехнулся Джерри. – Нет, такая жизнь не по мне, - он занял свободное кресло, вальяжно развалился, вытянув длинные ноги. - Том утверждал обратное. Просто признайся, что тебе не светит, вот и успокаиваешь себя тем, что тебе это не нужно, - фыркнул Шулейман, зачем-то тыкая Джерри в предположительно больное место. Джерри выдержал эту атаку, ничуть не изменившись в лице, красиво подпёр кулаком висок и ответил: - Возможно, я бы хотел иметь семью, но я бы не смог довольствоваться лишь ею. Я не Том, мне тесно в роли домохозяйки. - Ага, тебе нужны софиты, обожание и так далее. Джерри лишь слабо, изящно пожал плечами, не меняя позы. Не подтвердил и не опроверг слова Шулеймана. - Ты не торопишься? – осведомился тот, смерив Джерри взглядом. - Ты по-прежнему хронически не можешь молчать, - Джерри криво улыбнулся. - А ты по-прежнему уходишь от ответа, переводя стрелки, - заметил в ответ Оскар. - И мы по-прежнему не можем отказать себе в удовольствии обменяться пикировками, - подытожил Джерри. – Это всё, что нам осталось от прошлого. - О, что за философское настроение у тебя? - У меня обычное настроение, но я всегда был реалистом. Реальности, в которой я существовал, больше нет, сейчас это очевидно, как никогда. - Из-за детей? – Шулейман не сводил с Джерри заинтересованного взгляда. - В том числе, - Джерри слегка кивнул и поднялся из кресла, опёршись на подлокотники. – Я ухожу. - Твои вещи на том же месте, но Том их слегка разворотил, - подсказал ему Оскар. - Я знаю, мне не нужны мои вещи. Я ухожу не от тебя, а отказываюсь от активности. Это Шулеймана искренне удивило, даже поразило, разум начал по привычке искать подвох, как стоит делать со всем, что говорит и делает Джерри, но не находил. - Ты отказываешься от жизни? – переспросил он. - Да, - просто ответил Джерри. – Когда-то я сказал Тому, что живёт тот, у кого в жизни больше якорей, - он приглушённо усмехнулся, на мгновение погрузившись в воспоминания о давно минувших днях своего расцвета. – Сейчас абсолютный перевес за Томом: у него есть любимый человек, ребёнок, семья, а у меня ничего нет. - Том оторвал от себя время для тебя, он хотел тебе его дать. Радоваться бы, но Шулейман не понимал, почему Джерри… уходит? Добровольно. Джерри пожал плечами, сохраняя хладнокровное спокойствие. - Я видел, с каким трудом Том оставлял Солей, как ему всякий раз стыдно бросать тебя. Я не хочу брать у Тома время, которое нужно ему. Моя жизнь сейчас – это пустой фарс, поскольку то, чего я хочу на самом деле, мне недоступно. Неразумно тратить на это время. Я отказываюсь от своего времени. Оскар смотрел на Джерри, ощущая нечто похожее на зарождающееся уважение. Джерри прошёл мимо него. - То есть это конец? – спросил Оскар, не до конца веря. Ранее Том отказался от Джерри, теперь и Джерри отказался от Тома. Получается, это действительно конец. - Это «продолжение следует…», - усмехнулся Джерри, войдя в свою любимую обворожительно-едкую ипостась. – Шулейман, я ухожу, но я не прощаюсь. Если ты облажаешься, я приду и надеру тебе задницу и отстрелю-таки тебе яйца, как обещал. Не ожидая от себя, Шулейман улыбнулся и ничуть того не стыдился. Потому что, чёрт побери, с этим ядовитым паршивцем их тоже многое связывало. Джерри не собирался делать паузы в своём маленьком прощальном шоу или размениваться на долгие прощания. - До встречи, - Джерри послал взгляд Шулейману в лицо. – Лови Тома. Щелчок – и Джерри выключился. Во время переключения тело слабеет, у Тома подогнулись колени, упал бы, если бы Оскар не подхватил. Том захлопал ресницами, осмысляя себя в реальности, растерянно посмотрел по сторонам. - Сегодня тот же день, - сказал Шулейман. – Джерри ушёл. - Почему?.. - Он отказался от своего времени жизни. Объяснения Тому не требовались, Джерри оставил ему память о минутах своей активности. Отведя взгляд, Том потерянно молчал. - Получается, это конец, Джерри больше нет? – Том поднял глаза к лицу Оскара, который на всякий случай продолжал его держать. - Он вроде как не прощался. - Но всё равно… Я отказался от Джерри, он отказался жить. Это… конец эпохи? - Как-то так, - Шулейман пожал плечами, но не безразлично. Том шмыгнул носом, потёр лицо ладонью, растирая запёкшие глаза. Он не сразу сообразил, что чувствует. Это – одиночество и холод. - Эй, ты чего? – Оскар его встряхнул. - Оскар, как я буду без него? – всхлипнул Том, обнимая себя. – Я знаю, что я первым от него отказался, мне он и не нужен уже, но… он был. В прошлый раз, когда мы объединились, всё было иначе, я по-другому относился к Джерри, воспринимал его как то, что нужно преодолеть, чтобы стать счастливым, а теперь он часть меня. Важная часть. Я привык, что он всегда есть там, внутри меня. Шулейман взял его за подбородок, поймал взгляд: - Он и есть. Джерри отказался выходить, но он никуда не исчез. Если что, он вернётся, ты что, не слышал? – усмехнулся. Том слабо, мимолётно улыбнулся. Сказал: - Но теперь будет по-другому. Теперь это только моя жизнь. – Том обернулся к колыбели Солей, и в груди снова затеплилось, пусть и с тревогой. – Я рад, но я очень растерян. Том подался к Оскару, и тот принял его в объятия, погладил по лопаткам. - Похоже, это на самом деле другая, совсем взрослая жизнь, - Том продолжил изливать душу, но больше не плакал. – Ты и я, дети… И Джерри в этой жизни мне больше не нужен, поэтому он ушёл. Шулейман коснулся губами его виска, позволяя выговориться. - Спасибо тебе, - негромко сказал Том, прижимаясь к груди Оскара. – Спасибо тебе, Джерри. Если бы не он, меня бы здесь не было. - Да, - поддержал его Шулейман. – Если бы пятнадцать лет назад Джерри составил план по своим силам и не попался, у меня был бы другой первый и единственный пациент и мы бы с тобой не встретились.