Семья

На следующий день трёх сестёр определили в частный интернат, который более пятнадцати лет назад открыл и полностью спонсировал один миллиардер с нижних строчек Форбс, которого знал Пальтиэль. В последнее десятилетие он отошёл от активного ведения бизнеса и посвятил себя тихой жизни, благотворительности и лошадям. В интернате обеспечивались условия проживания на уровне отеля высокого класса, всевозможный досуг как на территории приюта, так и выездной, с детьми работала огромная команда высококвалифицированных педагогов и воспитателей, и также интернат давал своим воспитанникам бонусы на будущее – спонсорскую помощь в получении образования, поиске первого жилья и работы. Потому сирот не очень расстраивало, что из этого интерната почти никогда никого не усыновляли, они жили большой семьёй в достатке и внимании педсостава и ни в чём не нуждались. Оскар поручил своей службе безопасности проверить добросовестность владельца приюта и его работников – мало ли, что может происходить с этими детьми под прикрытием заботы. Поиски «грязной информации» показали, что не доверять этому месту нет причин, оно занимается именно тем, о чём заявляет, и учредитель его никогда не был замечен в преступном внимании к несовершеннолетним. Том раздал девочкам телефоны, которые для них купил, и попросил писать, хотя бы изредка давать знать, как у них дела, и наказал учить язык. Языки обязательно нужно знать. Конечно, он не будет следить за судьбой каждой девочки, которую смогут спасти из афганского ада, но эти – первые, Том сам их выкупил, рискуя собой и не только, что теперь понимал, и чувствовал за них ответственность. В сопровождении охраны девочки отправились в регион Пеи-де-ла-Луар, город Ле-Ман, где располагался приют. Том и Оскар с ними не поехали, но Том спустился на улицу и смотрел вслед уезжающей машине. Шулейман его сантиментов не разделял, но стоял рядом и от едких комментариев воздерживался. Малышку Том отказался отдавать в приют, категорично и аргументированно заявив, что такому маленькому ребёнку не место в интернате, ей нужен дом, семья, а не куча других детей вокруг и работники, которые не факт, что умеют на должном уровне ухаживать за младенцами, потому что работают с более взрослыми, уже самостоятельными детьми. Ей ведь уход нужен двадцать четыре часа в сутки. Шулейман позволил ему оставить девочку у них, пока ей не найдут семью. И наступила тишина. Том разогнал нянь, хотел днём сам заниматься малышкой, но, оставшись с ней наедине, понял, что не представляет, что делать с младенцем, как ухаживать. Как правильно менять памперс? Он ведь этого не делал, только смотрел, как делают другие. Как мыть? Как держать, он правильно держит? Том ничего не знал о таких маленьких детях, ещё меньше понимал в девочках. Вдруг девочкам нужен какой-то особенный уход? Ощущая, как в нём нарастает паника, Том взял телефон и набрал мамин номер. - Мама, привет, мне нужна твоя помощь, - Том сжимал в руке айфон и поглядывал на малышку. – Приезжай, пожалуйста, как можно быстрее. Сегодня. - Том, что-то случилось? – забеспокоилась о нём Хенриикка. - Нет, я в порядке, но мне очень нужна твоя помощь. Я тебе при встрече всё расскажу. Приезжай, пожалуйста, и пока ничего не говори папе. - Хорошо, Том, я приеду. - Я вышлю тебе билет. Хенриикка прилетела в Ниццу к вечеру, доехала на такси. Том впустил маму в квартиру и проводил в комнату, где в кроватке лежала малышка. - Мама, у меня ребёнок, дочка. «Дочка» - как благословление для слуха Хенриикки, которая морально страдала из-за того, что не может принять внуков. Она прикрыла ладонью рот, в изумлении посмотрела на сына: - Том… как, когда? - Она мне не родная, - Том сел на стул около кроватки, тронул её верхнюю часть. – Я забрал её из Афганистана, её мама погибла, а отца нет. Я не смог её там оставить, но я понятия не имею, что делать с девочкой. Вдруг я что-то делаю не так, сделаю? – повернулся к маме, начинал тараторить, как и обычно, когда волновался. – Я с девочками и не общался толком, а тут младенец. Я мог бы почитать, но информации очень много, разной, как я пойму, что правильно, а что нет? Учиться опытным путём я боюсь, я не могу допускать ошибки, потому что они могут дорого стоить, это жизнь и здоровье маленького человека. А ты женщина и ты вырастила двух дочерей, мама, пожалуйста, помоги мне, научи меня. Под конец Том заломил руки, смотрел на маму большими потерянными и умоляющими глазами. - Конечно я научу тебя, - мягко ответила Хенриикка. Чувствовала удивительное и неоднозначное для любого родителя, что её ребёнок уже совсем взрослый – и одновременно по-прежнему ребёнок в своей встревоженной растерянности. Том всегда был её сыном, но так и не стал им в полной мере, в чём виноваты все и никто, а сейчас он просит её помочь ему уже со своим ребёнком. Как быстро летит время и сколь неизбежна цикличность поколений. - Том, уход за младеницей немногим отличается от ухода за младенцем, - начала рассказывать Хенриикка. – Разница лишь в двух моментах гигиены. Девочек нужно подмывать строго спереди назад. - Почему? Хенриикка не сочла вопрос Тома глупым, объяснила: - Причина в физиологии. Если подмывать девочку сзади наперёд, можно занести во влагалище кишечную микрофлору, частицы кала, что чревато инфекциями, воспалением и очень неприятным последствиям в будущем. - Спереди назад это так? – Том показал в воздухе. На всякий случай во всём сомневался и уточнял, потому что уход за ребёнком – это очень важное дело, здесь не место домыслам о том, как правильно, и вытекающим из них ошибкам. Нужно знать точно. - Потом пойдём в ванную, я тебе покажу, как правильно подмывать, посмотришь, попробуешь, - сказала Хенриикка. – Это несложно, у тебя получится. Том улыбнулся маме, благодарный за ободрение. После спросил: - Что ещё я должен знать? - Второй нюанс ухода за девочками – это гигиенический уход за гениталиями, - продолжила лекцию Хенриикка. – У девочек тоже есть смегма, она скапливается в складках половых губ и у капюшона клитора, её необходимо удалять. Смотри, - она вынула малышку из кроватки, положила на пеленальный столик. – У тебя есть ватные диски? Том издал глупый звук «эээ», прежде чем понять, о какой вещи говорит мама. Ватными дисками он не пользовался, потому сходу не сообразил, о чём речь. - Я не знаю… - Том перехватил руку рукой. – Наверное, нет. Я сейчас посмотрю. Сбегал в основную ванную, которой он и Оскар пользовались. Ватных дисков там не нашлось, ими никто не пользовался. - Дисков нет, - сказал Том, вернувшись в комнату, и прикрыл за собой дверь. Хенриикка кивнула – ничего страшного. - Воспользуемся салфеткой, - сказала она, расстёгивая на девочке подгузник. – Но ватные диски купи, они наиболее удобны. Только выбирай хорошо прошитые, чтобы они не распадались и ворсинки не оставались на теле. Том кивал, откладывая каждую важную информацию в памяти, подошёл к маме, заглядывая, что она делает. - Мочишь диск в тёплой воде, - Хенриикка проделала то же самое с тканевой салфеткой, отжала. – Раздвигаешь половые губы и осторожно убираешь налёт, тереть нельзя, зона промежности у младениц очень нежная. И вправду – Том увидел белёсый налёт, о существовании которого у девочек не подозревал, потому не очищал малышку там, и едва не расплакался от того, что мог по незнанию навредить её здоровью. Следом пришла растерянность с привкусом неловкости. - Мам, ничего страшного, что я буду это делать? Я ведь мужчина. Тома это коробило, он ведь и взрослой женщины касался всего раз в жизни, а здесь маленькая девочка и её гениталии. Это нормально? Когда она подрастёт, будет ли ей комфортно осознавать, что её там трогал мужчина, тем более не родной по крови? - Том, - мама улыбнулась ему. – Ты думаешь, что только родители одного с детьми пола обеспечивают гигиенический уход за ними? Это не так. Кристиан наравне со мной ухаживал за твоими сёстрами, у него даже лучше получалось их мыть. До пяти лет Кристиан помогал девочкам мыться, потом, когда мы посчитали, что им пора делать это самостоятельно, Минтту расстроилась и отказывалась принимать ванну, ей было скучно там одной. Если бы ты… - Хенриикка запнулась, потому что больно, горько, но всё-таки сказала, поскольку это правда, их правда. – Если бы ты остался с нами, я бы тоже за тобой ухаживала и мыла тебя. Пронзительно грустный момент. Если бы… Если бы – всё бы было иначе. Том на мгновения представил, как растёт в родительской семье, в их доме – сначала в квартире – в Хельсинки; как сидит намытый в тёплой ванне, смеётся и тянет руки к маме или папе и нет никакого стеснения; как его, неосознанного ещё младенца, любили бы двое, двое бы ухаживали за ним, а не один. - Хорошо, я понял, - кивнул Том. – А как часто нужно чистить там? - По мере необходимости. Если налёта немного, его не обязательно удалять. Но нужно следить за отсутствием опрелостей, гнойных выделений. Когда будешь менять подгузник и очищать девочку после туалета, ты будешь видеть, всё ли в порядке. Лицо Тома подсказывало, что так просто не получится. - Выделения? – переспросил он. – Какие? Как я пойму, какие нормальны, а какие нет? Или девочку нужно каждый день показывать врачу? Хенриикка вкратце рассказала о том, что в норме у женщин, начиная с рождения, есть вагинальные выделения, и на примере цвета и запаха поведала, что есть норма, а что признак патологии. Том внимательно слушал, старался запоминать совершенно новую для себя информацию – да, в свои двадцать девять он об этом понятия не имел. Уверенность в своих силах, хотя бы в том, что сможет научиться и справиться, давала трещины. Они перешли в примыкающую ванную комнату, Хенриикка, предварительно вымыв руки, показала, как правильно подмывать девочку над раковиной, поясняла каждое своё действие и не торопилась. Вслед за ней Том тоже попробовал, осторожно, едва не трясущимися руками. Кажется, справился успешно, но это не ободрило. - Вытирать младенцев не нужно, у них слишком нежная кожа, лучше промакивать влагу, - сказала Хенриикка и завернула малышку в вафельное полотенце, оно отлично впитывало. – Подгузник можно надеть сразу, но, если есть возможность, давай ей минут пятнадцать побыть без него, чтобы кожа проветривалась. Том недолгое время молчал, смотрел на спокойную, умиротворённую сытостью, чистотой и теплом объятий девочку в маминых руках и, подняв взгляд к маминому лицу, потерянно заговорил: - Мам, я боюсь, что не справлюсь… Ты столько всего рассказываешь, показываешь, а это ведь не всё, это минимум, но у меня и от него голова кругом. Я не знал про правильное подмывание, не знал, что там очищать нужно. Сколько ещё я не знаю? Я с собой не всегда справиться могу, а взял на себя ребёнка, ещё и девочку. Как я буду с девочкой? С мальчиком я мог бы интуитивно справляться, потому что он такой же, как и я, а девочка… Например, как мне объяснить ей про месячные? Заранее ведь надо, да, чтобы она не испугалась, когда увидит кровь? Как я буду рассказывать, если ничего об этом не знаю? – его взгляд метался и вновь и вновь находил мать. – Говорила мне Минтту, что я должен это знать, вдруг у меня дочка будет, а я её не слушал, открещивался от того, что меня не касается. Да, я могу узнать, но всё равно – я не знаю, каково это, я этого никогда не чувствовал, как я буду с ней говорить? Как я смогу помочь, если я этого не понимаю? А секс? Я вообще не представляю, как говорить о сексе, а как говорить о сексе с девочкой, которую я должен просветить, не представляю в десятой степени, - он руками размахивал в активной жестикуляции эмоционального раздрая. – Это только то, что первое пришло на ум, а сколько всего ещё есть. Первая влюблённость, свидания… Как я буду об этом с ней говорить? Я ничего не знаю, у меня нет нормального жизненного опыта опыта, а самое главное – я не знаю, каково это – быть девочкой. Я не смогу ей помочь. Мне страшно… Я не хочу допускать ошибки, но как я могу не ошибиться? - Том, - Хенриикка положила ладонь на его плечо. Она сама не контактная, типичная северянка, воспитанная в семье, где друг друга не трогали и мало обнимались, даже десятилетия брака с очень тактильным Кристианом её не изменили, но сейчас захотелось коснуться. Сейчас она позволила себе не сомневаться, не бояться, что для прикосновений слишком рано, они неуместны в их прохладных отношениях, что Том может их не принять, потому что он особенный. Сейчас правильным движением сердца хотелось прикоснуться, дать тепло касания, поддержку, понятную на любом языке. Может быть, если бы годы назад не думала слишком много и не боялась, Том бы смог остаться с ними. Хенриикка наконец-то училась выражать свои чувства, а не поступать «как правильно». - Том, не торопи время, она ещё младеница, - мягко и умудрённо произнесла Хенриикка. - Я знаю, но и сейчас я могу допустить сотни ошибок, а я ведь могу даже не понять, что сделал что-то не так. Родительство – это слишком сложно, это самое ответственное дело в мире, а я… я боюсь не справиться, причинить ей вред. - Том, родительство – это действительно сложно, но оно того стоит. Но ты не обязан тащить родительство в одиночку. Ты можешь попросить помощи у Оскара, у меня, я приеду и останусь, если нужно, можешь нанять няню. Не бойся просить помощи, в одиночку родительство мало кто может вывезти без потерь. Если бы я была одна или если бы Кристиан не был таким включённым отцом, я бы спилась намного раньше, - Хенриикка улыбнулась, теперь она могла шутить над своим пороком, - и Минтту бы попросту не было, я бы не решилась на ещё одного ребёнка. И не бойся ошибиться. Родительство – это не врождённый навык, а результат труда. У кого-то получается хуже, у кого-то лучше, но никто не рождается с умением быть родителем. Том, может быть, ты в себя не веришь, но в тебя верю я. У тебя всё получится. Потому что ты стараешься. - Ты вправду так думаешь? - Да, - кивнула Хенриикка. – Ты обязательно справишься. Дай себе время, и ты всему научишься. И не переживай так сильно. Все родители допускают ошибки. Том не успокоился полностью, но глаза затопило детской благодарностью. Он подался вперёд и неумело обнял маму, и мама его обняла, гладила по волосам – взрослого мужчину, выше её на порядок, и её ребёнка. Потом Том забрал малышку, по-прежнему завёрнутую в полотенце, улыбнулся ей уголками рта, и посмотрел на маму: - Поможешь мне её одеть? Её няни утром переодели, я сам ещё не переодевал полностью. Мне немного страшно это делать, она выглядит такой хрупкой, я не знаю, как продеть все эти ручки, ножки в малюсенькие рукава и штанины. Том всё ещё тревожился, но уже улыбался. Вновь поверил, что справится, нужно лишь набраться знаний и опыта. Нужно смотреть, как делают няни, мама и читать умные книги по уходу за младенцами и воспитанию детей. Ещё есть обучающие видео в интернете. Всё это в помощь, если есть, на кого опереться как на живой пример. Вернувшись с мамой в комнату, Том положил малышку на пеленальный столик, на всякий случай аккуратно промокнул полотенцем, хоть она уже высохла. Заглянул ей между ножек, не очень понимая, что ищет, но мама сказала проверять – значит будет это делать и, если увидит что-то отличное от того, что есть сейчас, примет меры. Также от мамы он узнал, что для подмывания младеницы до девяти месяцев лучше не использовать никакое мыло, не нужно мазать кремами и прочими средствами без необходимости, достаточно просто тёплой воды. Ценный совет, он бы не догадался мыть девочку только водой. Хенриикка показала, как легко одеть младенца – в пастельно-розовые мягкие-мягкие штанишки и такую же кофточку без застёжек. Заодно поделилась, что в своё время тоже боялась одевать новорожденную дочку – когда Оили только принесли из роддома, однажды Хенриикка, пробуя её переодеть, расплакалась и бросила это дело, потому что дочка мешала, дёргая ручками и ножками, и у неё не получилось справиться сразу, с первого раза. Тогда прибежал Кристиан, любимую успокоил, дочку переодел и в следующий раз был рядом. Том улыбнулся. Эти истории поддерживали, показывая, что никто не идеален, но мама ведь справилась, троих вместе с папой вырастили – да каких. Значит, и у него получится. Также Хенриикка показала лёгкий способ, как надеть подгузник. Это Тома не удивило, примерно до того же самого он уже сам дошёл интуитивно – разложить подгузник, положить сверху ребёнка, чтобы задняя часть подгузника оказалась под ягодицами, запахнуть переднюю часть, застегнуть липучки. Самостоятельно менять подгузник ему уже приходилось, дети ведь часто ходят в туалет. - Мам, я видел, что есть не обычные подгузники, а трусики, мне кажется, они удобнее. С какого возраста их можно использовать? – Том повернулся к маме. - Можно с любого, если подойдёт размер, но использование трусиков у таких маленьких детей не имеет особого смысла, поскольку их придумали для удобства надевания на активных детей, которые уже не лежат спокойно на месте, месяцев с пяти. Но если ты хочешь, можешь перевести малышку на трусики уже сейчас. Нет, наверное, не будет. Зачем использовать трусики, если в них нет смысла? Подождёт подходящего возраста. Прошли уже несколько дней с момента, когда малышка попала в руки Тома, стресс, в котором она находилась с появления на свет, понемногу отпускал. Она уже не только спала и ела, восстанавливая свои маленькие силы, но и взглядом изучала всё вокруг, «танцевала», двигая ручками и ножками, лёжа на спине, негромко мелодично гулила и улыбалась беззубым ртом. - Посмотри, она улыбается, - Том склонился над малышкой, у самого улыбка до ушей растянула рот. Впервые увидел её улыбку. Малышка и улыбалась сейчас впервые. Улыбалась и издавала очаровательные мяукающие звуки, следя за лицом Тома. - Есть такая примета, что тот, кому младенец подарит первую улыбку, будет счастливым по жизни, - Хенриикка тоже улыбнулась, глядя на малышку. - Да, я очень счастливый, - Том ещё шире, искренне и светло улыбнулся. – В моей жизни было много плохого, но я на самом деле счастлив. Вопреки всем неудачам мне очень повезло. Том взял малышку на руки, бережно приложил к груди, уточнил, правильно ли держит – правильно, не считая того, что недостаточно поддерживал головку ребёнка, когда держал её вертикально. - Мам, во сколько начинаются месячные? – Том стеснялся, но не мог не спросить. - Том, тебе рано об этом беспокоиться. Если я расскажу всё сейчас, за десять лет ты большую часть забудешь. - Я запомню этот разговор навсегда, - Том покачал головой. – Мне нужно хотя бы что-то знать, иначе потом я впаду в панику. Хенриикка кивнула – хорошо, она его просветит. - Средний возраст начала менструаций – 10-14 лет, сейчас уже нормой считается и начало в 9 лет, но если месячные приходят раньше этого возраста или позже 14 лет, то девочку стоит показать врачу. На возраст первой менструации влияет генетика, перенесённые заболевания, вес, национальность и место проживания – как правило, у южан девочки созревают раньше. - Значит, у неё начнутся не поздно, - кивнул Том, сделав вывод, что урождённая афганка, которая будет расти на юге Франции, относится к представителям горячей крови. – А что лучше, прокладки или тампоны? Ими нужно запастись заранее, да? Мама права – обсуждать это сейчас рано, но Тома слишком заботили эти темы, в которых совершенно ничего не смыслил, которые его пугали и смущали, чтобы спокойно ждать более подходящего времени. - Для первого раза лучше прокладки, они более универсальны. Потом девочка будет пробовать разные предметы гигиены и выберет, что ей больше подходит, - отвечала Хенриикка. – Да, когда у неё начнётся половое созревание, стоит запастись прокладками. - Как понять, что оно началось? – Том озадаченно и серьёзно нахмурился. – Я думал, что месячные – это и есть начало. - Нет, Том. Половое созревание уже идёт до менархе… - Что? – Том это слово слышал впервые. - Менархе, - тактично повторила Хенриикка. – Так называется первая менструация. Примерно за два, два с половиной года до этого у девочек начинает расти грудь, появляются волосы в подмышечных впадинах, на лобке. - Да? – удивился Том. – Я думал, что всё это происходит уже после. Девочки так отличаются от мальчиков? У меня ничего не росло до… - беззвучно подавился окончанием предложения, закусил губы, совсем смутившись. На самом деле волосы в паху и подмышках у него начали расти раньше – поздно, лишь в тринадцать лет, но начали, - но в столь малом количестве, что Том, не имеющий привычки трогать, изучать своё тело, их не замечал. Тогда же, в тринадцать, ближе к четырнадцатому дню рождения, произошло то самое, что он не высказал. - До первой поллюции, - помогла ему мама. – Том, не стесняйся говорить о физиологии. В просветительских беседах с детьми нельзя стесняться и важно называть вещи и органы своими именами. Том кивнул – он понял. Будет работать над собой и сможет не стесняться, а донести до девочки всё то, что ей нужно знать. - Том, если у тебя будут какие-то вопросы о девочках, ты всегда сможешь попросить совета, - Хенриикка улыбнулась только губами. – У тебя есть целых три родные женщины. Том ответил ей такой же улыбкой – вновь с благодарностью в глазах за помощь, за терпение, за присутствие. Он бы и сам разобрался, если бы пришлось, но с помощью и поддержкой опытной стороны спокойнее, проще, меньше будет сомнений в каждом своём действии. - Мама, - Том взял малышку по-другому, положил в колыбель сложенных рук. – Мыть голову младенцам тоже нужно просто водой? У неё пока почти нет волос, но они ведь вырастут. Хенриикка объяснила, что правило «достаточно тёплой воды» касается только интимных мест младеницы, остальные части тела можно мыть с использованием детских моющих средств, соответствующих её возрасту. Том показал маме, что купил: пенку для мытья, гель с нейтральным pH, шампунь, масло – не знал зачем, но пусть будет. Хенриикка одобрила его выбор. Ни одна дверь в квартире не скрипела, а замок Том не защёлкнул, поэтому никто не услышал, как Оскар открыл дверь. Понаблюдав немного, он сам себя обозначил, постучав костяшками пальцев по дверному косяку. - Привет, Оскар, - первой поздоровалась Хенриикка. - Привет, не знал, что ты у нас в гостях. - Я позвал маму, чтобы она помогла мне с малышкой, - сказал Том. - Выйди со мной, - Шулейман кивнул себе за спину, - нужно поговорить. - Мам, положи её в кроватку, - Том отдал малышку матери, - по-моему, она уже хочет спать. Том вышел вслед за Оскаром, притворил за ними дверь и спросил: - Оскар, ты злишься из-за того, что я пригласил маму, не спросив тебя? - Нет, хоть мне симпатичнее твой папа, против твоей мамы я тоже ничего не имею. Хотя, конечно, мне было бы приятнее, если бы ты меня известил. - Прости… Том не догадывался об истинном мотиве Оскара вызвать его на этот разговор и, заломив руки, смотрел на него в незамутнённом ожидании. Шулейман не стал тянуть время. - Зачем ты пригласил маму? - Чтобы она помогла мне с малышкой, - ответил Том. – Я понял, что ничего не знаю, мне нужна помощь. - Зачем вообще ты сам за ней ухаживаешь? Есть же няни, зачем ты их прогоняешь? Они для того и нужны здесь, чтобы менять ей подгузники, мыть, кормить. Том убеждённо покачал головой: - Я хочу сам за ней ухаживать, хотя бы днём. - Так если тебе сложно, и ты ничего не знаешь, зачем тебе это «веселье»? - Я научусь. Многое сложно, это не значит, что нужно бросать дело, если не сразу получается. Я хочу научиться, я справлюсь, у меня уже некоторое получается, мне просто нужны подсказки. - Ладно, - вздохнул Оскар. – Следующий вопрос – зачем было маму выдёргивать из другой страны? Мог бы ко мне обратиться, у меня, если ты вдруг забыл, есть ребёнок, с воспитанием которого я успешно справляюсь. - Оскар, ты не растил Терри с младенчества, и он мальчик. Это не то. - Я в принципе умный – или ты сомневаешься? – и я предостаточно разбираюсь в женском поле. - Оскар, я знаю, что ты умный, я в тебе не сомневаюсь, но ты мужчина, Терри мальчик, сколько бы ты ни знал, сколько бы ни имел дело с женщинами, ты не можешь разбираться в девочках так, как женщина. А мама – женщина и мать двух девочек, у неё есть опыт, она точно знает, как правильно. Например, ты знал, что у девочек тоже есть смегма, и, если её много, то младеницу нужно от неё очищать? - Прикинь, знаю, - с тонкой-тонкой ноткой язвительности в спокойном тоне сказал Шулейман. - Да? – Том недоверчиво нахмурился. - Да. Том озадаченно почесал затылок. Оскар добавил: - Хочешь, удивлю тебя фактами? Маленьким детям не чужда мастурбация, девочкам тоже, чаще практикуют стимуляцию клитора, но бывает, что и засовывают в себя всякие предметы, что чревато травмами. - Что?! Дети? – Том расширил глаза. Когда-то уже слышал о детской мастурбации, как раз от Оскара, но и повторно услышанная информация повергла в шок, потому что – нет, ну нет, дети не могут этого делать. У детей же там ещё ничего не развито, у них нет сексуального желания. - Дети, - кивнул Шулейман. – У них не развита сексуальность во взрослом понимании данного слова, но гениталии-то есть и чувствительность в них присутствует, если ребёнок случайно или намеренно узнаёт опытным путём, что определённые действия приятны, то он их повторяет в поисках того удовольствия. Том несколько секунд смотрел на него круглыми глазами и покачал головой: - Какой кошмар… - Вновь помолчал чуть и, перехватив руку рукой, спросил: - Оскар, а… как мне мыть её там, если она чувствует? Это как-то неправильно. Очень неправильно. На ум приходили слова «педофилия», «инцест». Ужас. - Ты каждый раз возбуждаешься, когда подмываешься? – вопросил Оскар, выгнув бровь. Том отрицательно помотал головой. - Она тоже нет, - сказал Шулейман. – Есть большая разница между ласками и прикосновениями для иной цели. Кстати, ещё я могу рассказать обо всех женских выделениях по фазам цикла, и любая здоровая женщина, хоть маму свою спроси, подтвердит мою правоту, всё ещё считаешь меня недостаточно сведущим? - Оскар, ты очень умный, я это знаю, к тому же ты доктор, пусть в другой области и без большой практики, - Том не лукавил и не лебезил. – Я буду очень тебе благодарен, если ты будешь мне помогать, но сегодня мне нужна была мамина помощь. Не обижайся, пожалуйста. - Ладно, пойдём, - Оскар открыл дверь, не только словами показывая, что пора обратно. В комнате он уселся на свободное место и, с прищуром посмотрев на Тома, на его маму, поинтересовался: - Я тоже послушаю, не возражаете? Вдруг я когда-нибудь всё-таки соглашусь на второго ребёнка, - усмехнулся, - мне пригодятся знания от опытной матери. - Мам, повтори, пожалуйста, всё, что ты рассказала. Я лучше запишу. Том сбегал за блокнотом и ручкой и вернулся на своё место, готовый слушать и записывать. - Снова пишешь от руки? – усмехнулся Шулейман. – Печатные заметки удобнее. - Я лучше запоминаю, когда записываю. - Вот мы и выяснили, что ведущая память у тебя моторная. - Это плохо? - Нет, это вариант абсолютнейшей нормы, просто отметил. Том досконально записал все мамины рекомендации, не воздерживаясь от уточняющих вопросов. По завершении лекции Шулейман поинтересовался: - Хенриикка, ты у нас надолго? - Я не знаю, - Хенриикка взглянула на сына. – Мы это не оговаривали. - Наверное, только на сегодня, - без уверенности сказал Том. – Или, если можешь, мама, может быть, задержишься на несколько дней? Можно? – он посмотрел на Оскара. - Можно, - тот пожал плечами. – Оставайся, Хенриикка, свободных спален у нас предостаточно. Этим же вечером Том позвонил папе, сказал, что мама у них в гостях – вдруг она не сказала? Попросил прощения за то, что попросил маму ничего ему не рассказывать, и рассказал о малышке – не родной, но разве это имеет значение? Кристиан бурно удивился, обрадовался и спросил: - Когда я могу с ней познакомиться? - Можешь приехать в ближайшие дни. Наверное… Том посмотрел на Оскара, который пришёл и присутствовал при разговоре, спрашивая о разрешении пригласить папу. - Пусть приезжает, - Шулейман пожал плечами. – Кристиану я всегда рад. Кристиан, привет, - он повысил голос, чтобы его было слышно в телефоне. – Приезжай, Хенриикка уже здесь. Если мелкую не с кем оставить, бери её с собой. Долго разговаривать с папой по телефону Том не стал, и, когда он завершил вызов, Оскар к нему обратился: - Зачем ты знакомишь семью с этой девочкой? Это не очень-то уместно. Она не твоя и она у нас ненадолго. - Я знаю. Но сейчас она часть нашей семьи, и я хочу представить её родителям. Мой папа любит детей, маме она тоже понравилась. Кристиан очень любил детей – своих и детей в целом, но своих, тех, которые часть его семьи, конечно, больше. Малышка привела его в восторг. Хенриикке, как верно заметил Том, девочка тоже нравилась, она сразу прониклась душой к внучке и с удовольствием с ней помогала, не зная, что малышка здесь лишь временно, нет у них внучки. Том забыл об этом сказать. *** Как и положено псу, Малыш проявлял интерес к новому человеку. Когда он впервые пришёл в комнату, где стояла кроватка, Том напрягся, медленно поднялся на ноги. Впервые его посетили опасения, что Малыш может представлять опасность, интуитивно потянуло защищать ребёнка от зверя, даже от своего, доброго и безобидного. Мало ли, всё-таки это животное, причём большое и сильное. Малыш остановился на пороге и, слабо повиливая хвостом, водил носом, втягивая новый запах, и смотрел в сторону колыбели. Может быть, Малыш просто хочет познакомиться. Том решил ему это позволить, подвёл к кроватке, взяв за ошейник, будто имел шанс удержать пса-гиганта, в котором силы немерено, если вдруг он кинется. Хотя, наверное, смог бы, адреналин творит чудеса. Но Малыш не собирался проявлять какую-либо агрессию, он посмотрел на младеницу, понюхал и лёг подле кроватки. С того первого близкого знакомства Малыш каждое утро приходил и ложился на пол у кроватки, будто охраняя полукругом своего массивного тела. А по ночам был с Терри – не забывал о своём обязательстве. Сенбернаров не зря называют прекрасными компаньонами, рядом с детьми у Малыша наиболее ярко проявлялись качества породы, смешанной в нём с кем-то неизвестным. В иной раз Малыш вставал на задние лапы, передними опираясь на верхнюю балку стенки кроватки, и глядел на ребёнка. В первый раз, когда пёс так сделал, Том перепугался, что Малыш перевернёт кроватку, он же большой и тяжёлый, кинулся к ним. Зря тревожился, Малыш не сдвинул кроватку ни на миллиметр. В другой раз Том зашёл в комнату и увидел, что Малыш так же стоит на задних лапах над кроваткой и в зубах держит погремушку, головой покачивает, чтобы та издавала звуки. Том от пронзившего его умиления заулыбался, засмеялся, подошёл и, взяв другую игрушку, тоже склонился над кроваткой. Малышка задорно гулила, улыбалась, прыгая взглядом от одного источника шума к другому. - Маленькая, это Малыш, - улыбаясь, сказал Том. – Он тоже будет тебя охранять. Терри тоже проявлял интерес к малышке. По своему обыкновению – скромно, ненавязчиво. Пришёл к открытой комнате и тихо поглядывал от порога, не заходя за его ограничительную линию. Том его заметил не сразу, а когда заметил, то повернулся к нему, несколько секунд смотрел на неуверенно мнущегося на пороге мальчика и мягко спросил: - Терри, ты хочешь посмотреть на малышку? - Можно? – Терри поднял брови. - Да, подойди. Это ведь не плохо, что Терри любопытно. Том не видел причин прятать от него малышку, пусть посмотрит. Терри подошёл, заглянул в кроватку. - Она красивая, - сказал Терри, затаивая дыхание от незнакомого ему прежде момента нахождения рядом с младенцем. - Да, она красавица, - Том улыбнулся, тронул личико неспящей девочки у виска. - Она такая маленькая… Я тоже был таким? - Терри поднял взгляд к Тому. - Да. Мне тоже сложно поверить, что я тоже когда-то был таким. Терри опустил глаза обратно к малышке. Протянуть руку и дотронуться он не решался, пока и мысли такой не возникало, но смотрел с большим-большим приязненным интересом. - А как её зовут? - У неё пока нет имени, - ответил Том и поправил немного сбившуюся простынку в кроватке. - Ей нужно красивое имя, - поделился мнением Терри и вновь взглянул на Тома. Том кивнул, он был согласен с Терри – малышка заслуживает чего-то особенного. Имя – это ведь важно, по себе знал – имя может определять судьбу. Но пока на ум ничего не шло, даже ни одного предположения имени ещё не возникло, Том звал девочку просто малышкой или маленькой. Малышка закапризничала. Том взял её на руки – она недавно ела, значит, причина хныканья в чём-то другом. Том проверил индикатор влаги на подгузнике – пора менять. - Её нужно переодеть? – Терри следовал за Томом, не слишком близко, чтобы не мешаться под ногами. – А можно я помогу? Том посмотрел на малышку, колебался. Терри ведь ребёнок – чем он может помочь, случайно навредить может. Но он так искренне смотрел в ожидании ответа, что Том разрешил ему поучаствовать. - Хорошо, можешь помочь. Пеленальный столик рассчитан на взрослого человека и высок для шестилетнего ребёнка. Том огляделся в поисках того, что можно подставить Терри, но тот сказал, что принесёт табуретку, и быстренько за ней убежал. Вернулся с любимой табуреткой, которой уже не пользовался, поставил и встал на неё. Том положил малышку на пеленальный столик: - Нужно снять с неё штанишки. Терри кивнул. Раздевать малышку он не помогал, пока это делал Том, Терри взял из упаковки новый подгузник, развернул. Том протёр малышку двумя влажными салфетками, сказал: - Я сейчас её подниму, а ты положи подгузник так, чтобы эта часть, - показал какая, - оказалась под её попой. Терри в точности так и сделал и, когда они сообща одели малышку, спросил: - Можно взять её на руки? - Можно, только осторожно. Осторожно… Том дал малышку Терри в руки, сам руки не опускал, держал ладони рядом, готовый поддержать, перехватить. Терри обнял девочку, к груди прижав, нежно и бережно, смотрел на неё так, будто она родная и любимая. Шулейман стал свидетелем этой сцены – и как у него внутри могло не дрогнуть? И от взаимодействия Тома с Терри, что всегда поглаживанием ложилось на сердце, и от того, с каким участием Терри помогал с малышкой. Оскар обозначил себя покашливанием и, когда оба обратили к нему взгляды, сказал: - Терри, я тебя искал. - Папа, я хотел познакомиться с малышкой, Том разрешил мне ему помочь. У неё пока нет имени. Так странно, - Терри улыбнулся, взглянул на девочку и обратно поднял взгляд к папе, - у всех есть имя, а у неё ещё нет. И что ему, Оскару, думать, глядя на это? Он спросил: - Терри, ты бы хотел иметь брата или сестру? - Да, - Терри вновь улыбнулся. Задумался, стал более серьёзным. – Наверное, лучше сестру. Я бы её защищал, - и посмотрел на девочку. Понимал – с первого раза понял и требовать обратного не собирался, что эта девочка не останется с ними, но она такая малюсенькая и сейчас она здесь. Шулейман хотел бы подарить Терри ещё больше счастья, на секунды даже задумался о возможности завести второго ребёнка, чтобы Терри веселее было, чтобы он свою любовь, которой в нём очень много, брату или сестре дарил, но – он не хотел больше детей. Категорически. Не полюбит он ещё одного ребёнка. Нечего об этом и думать. Вероятно, когда-нибудь он передумает, говорить «никогда» Оскар не любил, но не в ближайшие годы. - Слушай, это, конечно, прикольно, что ты увлечён делом, но я тоже хочу твоего внимания, - высказал Шулейман Тому, когда они остались вдвоём – втроём, считая младенца. - Оскар, она же совсем маленькая, ей нужно внимание, ей нужно всё моё время. Я и так с ней только днём. - Мне как-то не улыбается видеть тебя лишь перед сном и на кухне, - хмыкнул Оскар. – Что, мне нужно заранее записываться, чтобы ты уделил мне время, составим расписание совместного досуга, секса? - Оскар, в чём дело? – Том его не понимал. - По-моему, я ясно выразился, - тот скрестил руки на груди. – Ты постоянно здесь, с каждым днём ты всё больше времени с ней пропадаешь, сегодня утром ты как сбежал, так я тебя больше и не видел, пока сюда не пришёл. Мне это не нравится. У неё есть две няни, хочешь – ещё двух найму, хоть двадцать четыре найму по одной на каждый час в сутках. - Нет, я не хочу, чтобы за ней ухаживали какие-то чужие женщины, - отказался Том. – Ей нужен свой человек. - Но ты ей не свой, - резонно возразил Шулейман. – Не перегибай с участием, сейчас ей совершенно всё равно, кто за ней ухаживает. Позови нянь, пусть и днём пару часов поработают. - Нянь нет, я их отпустил. - Что? – удивлённо и недовольно отреагировал Оскар. – Как отпустил? Я их нанял, они мне подчиняются, какого чёрта они ушли? - На правах твоего супруга, а значит, тоже хозяина в доме, я отправил их по домам, - пояснил Том. – Днём они мне не нужны. Шулейман длинно выдохнул и сказал в ответ: - Я, конечно, всегда хотел, чтобы ты тоже чувствовал себя хозяином, но это хреновый момент для демонстрации твоей твёрдой позиции. Похоже, это подтверждение того, что своих желаний нужно бояться, - он усмехнулся, сбив накалившийся градус разногласий между ними. – Ладно, вызову новых, это не проблема, пусть те отдыхают. Оскар полез в карман за телефоном, но Том с ним не согласился: - Не надо никого вызывать. К тем няням я и она уже как-то привыкли, никого нового я к ней не подпущу. Охреневал ли Шулейман от взбрыков Тома? Отчасти. Похоже, у них появился новый камень преткновения – и этот камень Оскару и без того не нравился. - Если хочешь, можешь побыть здесь со мной, - Том перешёл на миролюбивый тон. – Или можем вместе пойти на прогулку с малышкой. Она сейчас будет спать, но пока она ведь и может играть на улице, пусть спит на свежем воздухе, - он то опускал, то поднимал взгляд, что подтверждало его немного растерянную искренность. – Я с радостью проведу с тобой время. - Погулять? – Оскар сощурился, смерил его взглядом. – Ладно, давай погуляем, я согласен. - Я сейчас переоденусь и соберу малышку. Том быстро сменил домашние штаны с майкой на чёрные джинсы и футболку с рисунком на груди, проверил сухость подгузника – вдруг малышка успела что-то сделать? – взял с собой запасной и бутылочку со смесью тоже. Вынес девочку к входной двери и там бережно положил в коляску – нежно-розовую, отделанную атласом. Его переклинило на розовый цвет пастельных оттенков, конечно, покупал малышке одежду и прочие вещи и других цветов, но розовый его покорял – он такой нежный-нежный, и малышка маленькая, нежная, и она ведь девочка. - Где Терри, ты его позвал? – спросил Том. - Хочешь и его взять на прогулку? – поинтересовался в ответ Шулейман, уже тоже готовый к выходу. - Я подумал, что мы можем погулять все вместе. Зачем оставлять его дома, если мы уходим? Пусть пойдёт с нами. Шулейман неярко дёрнул бровью. Определённо, у Тома наблюдались сдвиги в позитивную, правильную сторону. Терри, которому Оскар предложил пойти с ними на прогулку, тоже не понадобилось много времени на сборы. За это время Том позвал Малыша и надел на него поводок – он тоже идёт с ними. Малыш, несмотря на свои габариты, не нуждался в регулярных прогулках и, когда его выводили на улицу, он проявлял мало активности. Но вблизи коляски он преображался, статно вышагивал рядом, не показывая, что он тот ещё ленивый увалень. Даже не останавливался, пока не остановятся люди. Прогулявшись по улицам, они остановились на детской площадке. Том и Оскар устроились на скамейке, за беседой Том покачивал коляску, Оскар поглядывал за Терри, который ушёл к каруселям. - Оскар, прости, что я всё время провожу с малышкой, я этого и не заметил… - Том смотрел на него, не пряча взгляда. – Прости. - Пока что меня это не сильно задело, но, если ты продолжишь в том же духе, я почувствую себя обделённым вниманием и брошенным, что на меня плохо влияет. Я начну козлить, я себя знаю. Том понимал, о чём он говорит – и о травме брошенности, и о нарциссической травме, требующей внимания и любви, признания, и о реактивном, защитном поведении, когда Оскар этого не получает. Они разбирали это на психотерапии, что избавляло от многих вредящих недопониманий. Том его понимал, как и Оскар понимал его особенности и старался их уважать. Кто-то боится прикосновений – уже давно нет, но было ведь, а кто-то не может выносить отсутствие к себе внимания, это не блажь. Том коснулся руки Оскара, кончиками пальцев погладил, поскрёб по-кошачьи: - Я не оставлю её на нянь, не могу оставлять, я хочу быть рядом, но мы можем вместе всякое делать. Приходи, когда я с ней в комнате, можешь не помогать, просто будь рядом. Я могу приносить её в общие комнаты, так я и с ней буду, и с тобой. - Вижу, что ты стараешься, но предложение так себе, - Шулейман перевернул кисть под рукой Тома и пальцами коснулся его ладони. – Меня не прельщает проводить время в компании непонятного младенца, по крайней мере, всё время. Том куснул губу – обидно, что Оскар не хочет идти навстречу, он ведь вправду старается, хотя сам Том и не замечал, что пропадает с малышкой, время летит незаметно, когда поглощён делом. - Оскар, ты не можешь просто подождать? – Том спрашивал, просил, без претензии. – Она не всегда будет такой маленькой. - Ага, и она не всегда будет с нами, - отозвался тот и закинул руку Тому на плечи, приобнял. – Ладно, не будем ссориться из-за этой мелочи. Причём буквально мелочи, - он усмехнулся. - Оскар, не надо её оскорблять, - Том его остроту не оценил. – Я ведь не оскорбляю Терри. - Она ещё ничего не понимает, - отмахнулся Шулейман. – И «мелочь» - это не оскорбление, а эпитет, констатирующий её фактическую суть. - Я понимаю, - Том отстранился от его объятий, повернувшись к нему всем телом. – Меня ты когда-то называл недоразумением, чучелом, это тоже были эпитеты, описывающие меня, но это были оскорбления. Оскар, пожалуйста, не надо говорить того, что может её унизить. Шулейман красноречиво закатил глаза и, как и обычно, быстро сориентировался: - Ладно, я слежу за словами, а ты соглашаешься на график, который я предложу. По рукам? – он подал Тому руку, глядя выжидательно. Том почти пожал его руку, но сообразил и повременил: - Я незнаком с этим графиком. Вдруг ты предложишь то, что меня не устроит? - Ты умный, когда не надо, - фыркнул Оскар. – Устроит тебя мой график, я учту твои пожелания. Для начала – когда вернёмся домой, два часа мои. Том колебался. Два часа – это много, и вдруг малышке сразу понадобится его участие, когда они придут домой? - Всё, ты согласен, - нетерпеливо сказал Шулейман и пожал его руку. Том улыбнулся. Это ведь не всерьёз, но приятно, что Оскар разрядил обстановку, что они всё равно могут свободно и легко общаться, хоть и не очень-то договорились. К ним прибежал Терри, переступил с ноги на ногу, перехватил руку рукой и взглянул в сторону коляски: - Том, можно посмотреть? - Да, смотри. Терри заглянул в коляску, где мирно спала малышка. - Она спит, - шёпотом сказал он и обернулся к взрослым. – Младенцы всегда так много спят? - По-разному бывает, это индивидуально, - ответил ему Шулейман, - но в целом новорожденные и младенцы спят значительно больше детей более старшего возраста и тем более взрослых. - А почему? – полюбопытствовал Терри, не отходя от коляски. Продолжал шептать, уважая и сберегая сон малышки, хотя мог бы этого и не делать. Эта девочка толерантна к шуму, когда она спит, рядом спокойно можно разговаривать, она не проснётся. - Продолжительный сон нужен, поскольку у младенцев идёт активное развитие, в мозгу образуется множество нейронных связей, - объяснил Оскар. - А у меня уже нет? - Ещё как да, - Оскар улыбнулся и подозвал к себе Терри, усадил себе на колени. – Основное формирование головного мозга завершается лишь к тридцати годам. - То есть мой мозг ещё развивается? – недоверчиво удивился Том. Шулейман повернулся к нему, поцеловал в лоб и сказал: - Твой мозг – это отдельный случай. Том стукнул его ладонью по плечу. Не надо тут его подкалывать. Оскар с его сдачи лишь посмеялся, притянул к себе и крепко чмокнул в щёку. Терри улыбнулся, ему всегда так нравились подобные моменты проявления любви между папой и Томом, хоть шутливые, как сейчас, хоть серьёзные, упоительно трогательные. Пока взрослые отвлеклись друг на друга, Терри дотянулся до ручки кроватки и сам начал тихонько качать малышку. Ему нравилось помогать. После прогулки Терри ушёл к себе в комнату, его ждало занимательное познавательное видео, которое не досмотрел, потом нужно будет что-нибудь перекусить. Порезанные брусками морковка и сельдерей подойдут, если дома есть манго – это будет прекрасно, идеальный ланч. Тем временем в коридоре Оскар прижал Тома к стене и впился в рот поцелуем. - Оскар, подожди… - Том пытался отвернуться. – Мне нужно к малышке. - Ей займётся Грегори. - Он сам вчерашний ребёнок, я не доверю ему ребёнка, - возмутился Том, руками упираясь в грудь Оскара. Шулейман сдаваться не собирался: - Значит, ей займутся няни. Я вызвал, когда мы шли домой. Сейчас моё время, не забыл? Не беспокойся, она будет под присмотром. - Оскар… Оскар заткнул возражения Тома новым поцелуем. - Хочешь, маму свою вызови, пусть поживёт с нами, ей же ты доверяешь? – низким, приглушённым голосом говорил он, влажно зацеловывая шею Тома. – Только перестань изображать мамочку-наседку. У Тома совершенно не получалось не млеть от умелых ласк, Оскар точно знал, где его трогать и целовать, чтобы разум поплыл; не получалось не запрокидывать послушно голову, открывая шею, хоть он ещё что-то там говорил, объяснял, что ему нужно к ребёнку. Шулейман никакие возражение не слушал, утянул Тома в спальню, пообмяв его по пути об стены. Дошёл до спальни Том уже с твёрдым пониманием, что секс будет. Оскар уложил его на кровать, нависнув сверху. - Оскар, я принесу радио-няню, - Том подался в сторону из-под него. - У нас нет радио-няни. - Я купил. Шулейман уложил обратно порывающегося сбежать Тома, сказал: - Не вынуждай меня тебя связывать. - Оскар, я только принесу радио-няню, я хочу знать, что там происходит, что она в порядке. Вдруг она заплачет? Я быстро. Оскар вытянул из петель ремень и стянул с Тома футболку. Тому следовало активно сопротивляться, а не лежать с поднятыми руками, которые Оскар завёл ему за голову, и ждать, когда ремень затянется на запястьях, привязывая к изголовью кровати. Шулейман избавил себя от рубашки и снова склонился над Томом, провёл ладонью по его животу, усиливая нажим, сжал его бок, прямо, прицельно посмотрев в глаза, и начал покрывать лицо поцелуями, описал губами линию челюсти. - Оскар… Том дышал часто, грудная клетка высоко вздымалась, Оскар чувствовал, как сильно у него бьётся сердце. Положил ладонь на центр его груди, там, где эпицентр пульсации, а пальцами второй руки, легко, раздражая нервы, повёл вниз по животу Тома по срединной линии, обогнул пупок, обвёл по кругу и прижал ладонь к низу живота. Том на мгновения задержал дыхание, мышцы живота под рукой напряглись. - Оскар, мне надо… - Том всё ещё слабо пытался уползти. Шулейман взял его за подбородок, надавливая с той точно выверенной силой, которая не причиняла боли, но показывала его намерение командовать. - Следующий шаг – кляп? – поинтересовался он. – Я этого не хочу, мне очень нравится, как чувственно и несдержанно ты звучишь, но если ты продолжишь болтать… Оскар намеренно недоговорил, припал губами к шее Тома, засосал тонкую кожу, прикусил, лизнул снизу вверх. У Тома дрожь прошла по телу, он свёл брови к переносице. - Оскар, ты меня принуждаешь… - Уверен? Шулейман приподнялся, заглядывая Тому в лицо, и, немного сместившись, надавил бедром на его пах. Том, выдохнув беззвучное бессильное ругательство, запрокинул голову, вдавливаясь затылком в подушку, зажмурил глаза и стиснул зубы. Издевательство – использовать такие доводы. Опускаться до столь топорных манипуляций Оскар не собирался, не в этот раз. - Если хочешь, мы остановимся, - сказал он и отстранился, лишая Тома контакта с собой. - Садист, - произнёс Том, вперившись в его лицо жгущим взглядом. - У меня нет выбора, когда рядом со мной мазохист, - усмехнулся Шулейман. - Не сваливай на меня. Ты всегда так себя вёл, а я только недавно распробовал такие штуки, - Том сопел и следил взглядом за Оскаром, отстаивая свою невинность. - Мой профессиональный взгляд с самого начала позволил мне разглядеть всех твоих демонов, о которых ты сам ещё не знал. - Неправда. Том в недовольстве прятал улыбку, потому что это какой-то смешной спор в совершенно не подходящей для того ситуации. Шулейман тоже рассудил, что поспорить можно и потом, сейчас привлекательнее вернуться к прерванному делу, не нужно Тома надолго оставлять без внимания, когда он столь соблазнительно лежит перед ним полуголый и возбуждённый, со связанными руками, явно нежелающий отказываться от удовольствия. Оскар глубоко его поцеловал, налёг сверху, придавливая, оглаживая бока. И оторвался слишком быстро, прикусил нижнюю губу Тома, оттянул, глядя в глаза, и, разжав зубы, лизнул его губы. Без малейшего предупреждения, вероломно и жарко, запустил руку ему в штаны. Том дёрнулся, дёрнул согнутыми ногами в рефлекторной попытке их свести, задышал громче. Оскар поглаживал его лобок через ткань трусов, не касаясь члена, с одной стороны, с другой, с одной, с другой. У Тома кровь начала шуметь в висках. Оскар просунул руку глубже и прижал ладонь к его промежности, собрал мошонку в щепоть, одновременно целуя в ухо. У Тома глаза закатывались, так горячо в трусах – всё горячее – и кажется, будто бы влажно. Том развёл бёдра, позволяя Оскару его ласкать, поощряя. Поклонником того, что Оскар имел привычку трогать его между ног и совать руку в трусы, Том не был, но это приятно, сейчас как-то особенно. Жарко, томительно – и это лишь начало. Том простонал, чувствуя нарастающее желание ниже. Шулейман снял с Тома джинсы и трусы и сам разделся, провёл вверх по его ногам, прижимая ладони к коже обнажённых бёдер, и коснулся там, где Тому очень хотелось, задней границы напряжённой промежности. Том протяжно выдохнул, прикрыл глаза, и сильные пальцы протиснулись между ягодиц. Выдавив на одну руку смазку, второй рукой Оскар поставил ноги Тома, согнув их сильнее, и ввёл в него палец, через каких-то двадцать секунд второй. Том чувственно сжимался на его пальцах, долго его можно не готовить. Шулейман широкими движениями огладил торс Тома и ущипнул за сосок, отчего тот вздрогнул и не зажался, а раскрылся сильнее. Размазав гель по члену, Оскар подтянул Тома к себе и, встав на колени между его бёдер, поднял его таз. Том выгнулся от неумолимого, безостановочного проникновения. Взяв лишь секунду паузы, Шулейман начал двигаться, удерживая его бёдра на весу. Такая перевёрнутая поза головой вниз обеспечивала мощнейшую стимуляцию, без передышки, без пощады. Том мотал головой, жмурился и кусал своё плечо, старался не быть похабно-громким. - Не надо, - Оскар наклонился к нему, не отпуская, повернул его голову к себе. – Не сдерживайся. Мне нравится, когда ты кричишь. Том мотнул головой – нет, не надо ему кричать, ведь где-то там в квартире ребёнок. Почему-то малышка служила ограничителем в свободном выражении сексуальности. Том по новой переживал этот «стоп», с которым некогда столкнулся с Терри. Шулейман коснулся его губ: - Отпусти себя, - и надавил, размыкая губы Тома. Пальцы беспрепятственно погрузились в жаркую влагу рта. С ними во рту, мешающими сомкнуть челюсти, Том уже не мог молчать. Прилагал силы, но не выходило, стоны, вибрируя в горле, утекали в воздух. Его первый вскрик удовлетворил Шулеймана, и он вынул пальцы изо рта Тома, наклонился, быстро поцеловал во влажные губы и, выпрямившись, ускорил темп. Том ненавидел эту позу – ровно в той же степени, в которой обожал, ненавидел за то, что с первых же секунд терял контроль над собственным телом, извивался и кричал, думая лишь о том, что сейчас умрёт от чрезмерно насыщенного наслаждения, чувств лишится. - Оскар… Оскар, развяжи меня, - Том дёргал связанными руками. - Нет, - тот широко ухмыльнулся. – Вдруг сбежишь? - Я тоже хочу тебя касаться, - Тому этого не хватало – обнять, прижать к себе. - Нет, - наклонившись к лицу Тома, выдохнул Оскар в его губы, и выпрямил спину. – Ты знаешь, что делать, если ты категорически против. Том вспыхнул глазами. Да, он знал, и, раз стоп-слово до сих пор не прозвучало, значит, его всё устраивает. Устраивает быть связанным и отвергнутым в своей просьбе прикоснуться. Они почти совпали в оргазме. Оскар не вышел из Тома и, переждав всего ничего, возобновил движения. - Оскар… Оскар! – Том сорвался на крик. Набирающие скорость движения по незажившему экстазу делали его ощущения совершенно невыносимым. Том выгнулся на лопатках. Шулейман опустил его на кровать и развязал ремень. Лёг позади Тома, впечатавшись линиями своего тела в его тело, обнял одной рукой поперёк живота и снова вошёл. - Оскар… - замученно простонал Том, теряя последние силы. - Расслабься, - сказал Шулейман и поцеловал его в плечо. – Сейчас немного отдохнёшь, и продолжим. - Мне сложно отдыхать с… тобой внутри, - отозвался Том, смущённо поджав губы, и скосил к нему глаза. Вместо ответа Оскар его поцеловал. Том изогнул шею, завёл руку за спину, обнимая Оскара за талию, наконец-то получая желаемое касание. Подставлял губы под поцелуи, активно в них участвуя. Приятно, очень. Непривычно чувствовать Оскара внутри без малейшего движения, просто лежать, ласкаться – и ощущать заполнившую твёрдость внутри, то отвлекаясь от того, то спотыкаясь об это давящее приятное чувство. Не прекращая его целовать, Шулейман начал двигаться короткими, неспешными движениями. Том выпадал из поцелуев, ловя ртом воздух, и вновь вжимался в горячие губы Оскара. Шулейман сместился немного ниже и поднял верхнюю ногу Тома, с каждым толчком вжимаясь в его ягодицы. Том схватился за руку Оскара, удерживающую его согнутую ногу под коленом, потом за его бедро, вдавливая пальцы в твёрдые, подвижные мышцы. Во второй раз Том уже не пытался сдерживаться, дал себе волю кричать от наслаждения. Переведя дыхание, Том сел и собирался встать с кровати. - Ты куда? – Шулейман поднялся на локте. - К малышке, нужно её проверить, я вернусь. Оскар дёрнул Тома за руку, уложил обратно рядом с собой: - Полежи со мной. Эй, думаешь, мне от тебя лишь секс нужен? – он весело усмехнулся, сгребая Тома себе под бок. - Я не особо-то много могу предложить кроме него, - пробормотал Том и предпринял вторую попытку сбежать. – Оскар, ну… - упёрся в него руками. – Я ведь вернусь, я быстро вернусь. - Успеешь. Останься со мной, - Оскар перехватил его взгляд. Том выдохнул и опустил голову на подушку, лёжа на боку лицом к Оскару. Улыбнулся: - Хочешь поговорить? - Ага, поговорить, пообниматься, - Шулейман с ухмылкой протянул к нему руки и, опутав объятиями, поцеловал в скулу. – Предложишь тему? У меня на повестке дня одна: эта девочка ущемляет мои интересы. Том вздохнул и мазнул пальцем по его груди: - Я постараюсь найти баланс. Но… я надеюсь на твоё понимание, что мне нужно быть рядом с ней. Уже на следующий день Оскар застал Тома в весьма необычном, неожиданном виде. Том без футболки сидел на краю кровати в комнате малышки и держал на руках, прижимая к себе, девочку, тоже раздетую до подгузника. - Что ты делаешь? – недоумевающе прищурившись, осведомился Шулейман. - Я прочитал, что новорожденным необходим контакт с кожей, - ответил Том, подняв к нему глаза. – Она уже не совсем новорожденная, но это всё равно не будет лишним. Наверное, её мама так делала, но сейчас её нет, поэтому это буду делать я. - Такими темпами ты скоро попытаешься кормить грудью, - хмыкнул Оскар, которому эта картина не казалась ни капли умилительной. - Оскар, я понимаю, что никогда не смогу кормить грудью, у меня её нет. - Это ты сейчас так говоришь, а потом… - многозначительно произнёс Шулейман. – На всякий случай просвещу тебя: попытки мужчины кормить грудью – это не забота о ребёнке, а извращение. - Оскар, - Том укоризненно на него посмотрел. - Что Оскар? – развёл руками тот. – Я о твоём психическом состоянии беспокоюсь, оно у тебя, как мы оба знаем, нестабильное. Может куда-нибудь занести. - Оскар, ты издеваешься? - Немножко, - честно ответил Шулейман. - Перестань, - Том переложил малышку на левую руку. - У меня всего лишь ДРИ, а не полный набор психических расстройств. Меня никуда не занесёт. Том опустил взгляд к малышке, улыбнулся: - По-моему, ей нравится. Она так спокойно лежит. Поднявшись на ноги, он вновь, шире и абсолютно счастливо, улыбнулся и шагнул к Оскару: - Оскар, возьми её на руки. - Зачем? - Просто так. Возьми, пожалуйста. Ты ещё ни разу к ней не прикасался. - И не хочется, - сказал Шулейман, не демонстрируя ни малейшего желания познакомиться с младеницей поближе, он стоял с руками в карманах. - Пожалуйста, - попросил Том, не отставая. – Если хочешь, я возьму на руки Терри. - Не надо, уронишь ещё. - Ты считаешь меня дебилом? – Том выгнул бровь. - Нет, но я невысокого мнения о твоих физических данных, а Терри уже не младенец и весит не пять кило. На обмене – ты возьми на руки малышку, а я Терри – Том не стал настаивать, он его лишь для справедливости предложил, но продолжил упрашивать Оскара взять девочку. - Ладно, давай, - согласился Шулейман. Том бережно передал ему малышку. Младенца Оскар держал в руках впервые, взглянул на неё – крошечную, лежащую в колыбели его крепких рук. - Что ты чувствуешь? – спросил Том с улыбкой. Разве можно ничего не почувствовать, держа в руках это маленькое тельце, тем более если ты уже любишь столь сильно одного ребёнка? - Ничего, - ответил Оскар. – Если это был твой план, как меня к ней приучить, то он провалился. Это просто младенец, который не вызывает во мне никаких эмоций. Мне вообще неинтересны младенцы. - Терри тоже когда-то был младенцем, он тебе тоже был бы неинтересен? Том не давил, а недоумевал, пытался воззвать к чувствам Оскара, которые, верил, есть. Просто их нужно расшевелить. - Да, - сказал Шулейман. – Если бы Терри попал ко мне младенцем, я бы не делал всю грязную работу сам. Не вижу смысла заниматься тем, что можно делегировать другим. - А мне нравится за ней ухаживать. Том так и продолжил держать малышку кожа к коже хотя бы полчаса в день. Не всегда сидя, иногда ложился и клал девочку себе на живот, в такие минуты она всегда начинала вести себя очень спокойно, начинала дремать, даже если до этого активно бодрствовала. Кормил Том её теперь тоже так: раздевался по пояс и, прижимая малышку к себе, с бутылочкой в руках пытался хоть как-то имитировать естественный процесс кормления, только малышку для кормления не раздевал. В один из таких раз Оскар посмеялся над кормящим Томом: - Котёнок, ты кот, а не кошка. Коты не носятся с потомством. - Я со своим и не ношусь, - достойно ответил Том, посмотрев на него. Том мог долго-долго качать малышку в кроватке – купил не только обычную кроватку, но и подвижную люльку. Или стоять над кроваткой и смотреть на малышку. Или разговаривать с ней, улыбаясь через каждую фразу – всё на свете ей рассказывал, исключительно хорошее и светлое, конечно же, другое рядом с ней на ум и не шло. Или выкладывал её спать на кровать, которая осталась в комнате, ремонт здесь так и не начали делать, Том только всех необходимых детских вещей натаскал. Выкладывал и ложился рядом, часами мог смотреть, как она спит, или, если малышка не спала, тоже разговаривал с ней, игрался погремушками, игрушками, руками. Садился на пятки и играл с ней в «Ку-ку», на что малышка реагировала ярче всего, весело гулила, так похоже на смех. Шулейман приходил в комнату, смотрел на это помешательство Тома, как он это видел, иной раз оставался, тоже садился на кровать. Благо, здесь с Томом можно было нормально поговорить, он не только о ребёнке болтал, что быстро бы раздражило, хотя постоянно на неё отвлекался. Отвечал Оскару, а взгляд переводил к малышке, милые рожицы ей корчить успевал – и вновь вливался в диалог. Том и в общие комнаты малышку приносил, сидел в гостиной с ней и с Оскаром. И на кухню, когда все собрались завтракать, что Шулейману особенно не понравилось. Младенцам на кухне не место. Оскар сказал о своём недовольстве, Том его услышал и больше малышку на кухню не приносил. Пока это и без надобности, поэтому не обиделся на то, что Оскар не хочет видеть малышку за одним с собой столом. Когда она немного подрастёт, начнёт сидеть и есть более по-взрослому, тогда будет принимать пищу на кухне вместе со всеми. Оказывается, дети не сами по себе растут и всему учатся, их нужно развивать. Том понимал, что ребёнка нужно учить говорить, ходить, пользоваться горшком, но остальное стало открытием и удивило. Том и этим занялся, купил развивающий коврик, цветные карточки для сенсорного развития, картинки с буквами и животными – пока малышка не произносит ни одного связного звука, рано ещё, но лишней дополнительная стимуляция не будет, может быть, она что-то запомнит и воспроизведёт, когда заговорит. Если нет, ничего страшного, Том никаких сверхуспехов от малышки не ждал, а яркие картинки нравятся детям, пусть смотрит. И книжек по развитию, по воспитанию детей Том накупил – Оскар же углубился в педагогику и детскую психологию, когда взял Терри, значит, и ему нужно учиться. Сидя с малышкой, Том одной рукой качал люльку, а во второй держал книгу и читал. Часто вслух зачитывал целые страницы. Шулейман наблюдал за его маниакальным энтузиазмом – и не сказать, что его это радовало. Хотя наблюдать порой любопытно, Том открывался с совершенно новой стороны – хотя, если подумать задатки в нём были давно, достаточно вспомнить, как Том носился с покойным Лисом, когда тот был щенком, с маленьким Малышом, как кота соседского, которого посчитал бездомным, взял себе и окружал заботой. Том регулярно ходил с малышкой гулять. Гордо выходил с коляской и ничего не имел против сопровождения охраны. Наоборот – когда выходил гулять без Оскара, то спускался к охране и просил его сопроводить вдвоём или втроём. Также Том купил слинг и влюбился в него – это ведь прелесть, что ребёнка можно носить на себе, у своего тела. Только побаивался, что ткань не выдержит, и всё равно снизу поддерживал малышку рукой. В одну из прогулок по городу Том увидел в витрине бутика Dior коляску. Шикарная вещь, Том сразу же её захотел, она очень подойдёт малышке. С ней Том стал тем ещё шмоточником – постоянно находил что-то красивое, полезное, нужное и тащил домой. Но с небес на землю быстро спустило то, что у него не хватает денег на эту покупку, коляска из капсульной коллекции, дорогая, как и все предметы ограниченного выпуска. Том все деньги отдал Рею на спасение афганских девочек, себе оставил незначительную сумму, от которой на данный момент осталось меньше тысячи евро. Больше у него не было. Коляска стоила больше. Просить денег у Оскара Том не хотел. Значит – нужно заработать. Это не проблема для фотографа его уровня. Только вдохновение не приходит по заказу. Том прикусил губу, раздумывая, как поступить, коляску хотелось купить как можно скорее, вариант – не покупать то, на что нет денег, не рассматривался. Хочет – и всё, малышка достойна этой коляски, она будет ей очень к лицу, к её цветотипу гармонично подходит. Том придумал, как быстро получить желаемое. Вернувшись домой, он сменил малышке подгузник, переодел её, положил в кроватку и включил ноутбук. Открыл электронную почту. У него остались контакты многих модных брендов. Том написал представителю Dior, предложил сделку: они ему коляску, а он им рекламу. Ответ пришёл быстро. Представители Dior нашли предложение Тома привлекательным. Даже для модных гигантов реклама не бывает лишним. А 4500 евро – такова цена коляски – смешная цена за работу Тома. «Мне нужна конкретная коляска, - написал Том и прикрепил ссылку на товар. – Отправьте её мне в ближайшие дни, и я сделаю рекламу. Вам нужно определённое количество фотографий?». «Нет. Главное, чтобы товар был хорошо виден и был указан наш бренд». Договорившись – и оставшись очень довольным своей смекалкой и успехом, Том подхватил малышку на руки, радостно подбросил – легонько, почти не выпустив из рук. - Малышка, теперь у тебя есть потрясающая коляска! Ты рада? – обнял, улыбнулся. – Думаю, она тебе понравится. Коляску привезли назавтра. Том принял её у курьера, который доставил посылку на дом, расписался и поблагодарил. И потянул коляску в комнату, где незамедлительно взялся за распаковку. Но остановился, вспомнив, что видел у кого-то в инстаграм. Взял телефон и включил запись видео – может быть, момент распаковки потом тоже опубликует. Так делают. Том отснял много фотографий на прогулке и дома. Выбрал из них пять самых удачных, ярких. Первую опубликовал с подписью: «Спасибо Dior за потрясающую детскую коляску», в остальных постах просто обозначил бренд и наименование товара. На одной из фотографий он показал малышку, чтобы люди видели, что это не просто реклама, в коляске настоящий ребёнок. Можно больше. Том всегда разгорался, расходился в процессе работы. Подумал, что нужно дать больше – и нарядился Джерри. Разворошил его схрон, надел парик и его одежду, не забыв о накладных ресницах, ногтях и макияже. Образ получился идеально попадающим в точку. Том умел безукоризненно перевоплощаться в Джерри, по крайней мере, на фотографиях. Фотографии в образе Джерри – это уже не просто реклама «из жизни», это искусство, поставленные фото, композиция, поза, взгляд. С малышкой на руках, коляска рядом; другая фотография – малышка в кроватке, ракурс вполоборота, изломанная линия плеч, открытых белой майкой на толстых бретельках. На фотографиях с «Джерри» терялась семейственность, уют, у них совершенно другая атмосфера, но получилось эффектно. Том выбрал всего одну фотографию из этого сета, она затесалась среди его фотографий ярким белым пятном. Громкая слава первой в мире топ-модели альтер-личности ещё не утихла. Фото в образе Джерри увидели и не разглядели подлога, и уже сами представители брендов начали писать Тому с вопросами о Джерри: «Джерри сейчас есть?», «Мы можем с ним поработать?». Джерри хотели. Том отвечал, что поработать с Джерри можно, но сейчас он никуда не выезжает, он будет сниматься только сам. Всех это устроило. Заполучить уникальнейшую модель слишком сложно, чтобы не соглашаться на его условия. Схему работы Том оставил прежнюю – ему товар, он делает рекламу. Таким образом у него появилась детская одежда от всех самых именитых модных брендов. Не только та, которая подходила малышке сейчас, но и на вырост. Конечно, через полгода эта одежда уже не будет из последней коллекции, но она останется красивой и качественной. - Как тебе это? – Том показал лежащей в кроватке малышке курточку от того же Dior. – А это? – положил и взял другую вещь. – Мне не очень нравится Chanel, но этот комбинезон стильный и симпатичный. Малышка ничего не понимала, но на движение и смену предметов реагировала. Том заключил сделку и с тремя брендами, которые не располагали коллекциями детской одежды и аксессуаров, с них оплату взял деньгами. Никто так и не помыслил о подмене. А как её заподозрить по фотографии? Они ведь идентичные, двое в одном теле. Том с удовольствием отрабатывал свою часть многочисленных сделок. Оскар не сразу узнал, чем Том промышляет, но в один день застал его в образе перед камерой. Окинув взглядом его, облачённого в белокурый парик и всё прилагающееся к любимому Джерри фирменному образу дивы, Оскар вопросительно выгнул бровь: - Чем ты тут занимаешься? - Отрабатываю, - Том бросил на него взгляд, не выходя из кадра. - Не очень информативно, у меня появилось лишь больше вопросов, - Шулейман подошёл ближе и скрестил руки на груди. - Недавно я увидел очень красивую коляску от Dior, связался с представителями бренда и предложил сделать им рекламу этой коляски в обмен на то, что они мне её подарят… - А купить не судьба? – Оскар закономерным вопросом перебил Тома. – У тебя есть деньги. Том потупил взгляд и, вздохнув, сказал: - Уже нет. - В смысле? Ты сделал какую-то очень крупную покупку, о которой я ни сном ни духом, что у тебя денег не осталось? – осведомился Шулейман. – Или что? Том рассказал о своей договорённости с Реем. Оскар светлый порыв его души не оценил. - Так, я сейчас же поговорю с Реем, чтобы он вернул тебе деньги. - Нет, Оскар, не надо, - остановил Том его бойкое намерение разобраться. – Это мои деньги, я имею право ими распоряжаться по своему усмотрению. Я распорядился ими так. Они могут помочь очень многим. - А ты? – резонно вопросил Шулейман, прямо на него глядя. – Конечно, у тебя есть я, ты свои деньги и не тратил, но всё равно лучше иметь собственные, для своего спокойствия. - Оскар, мне не нужна эта перестраховка. Я чувствую себя спокойно и без денег, я поступил так, как хотел, спасибо Рею, что он взял на себя самую сложную часть. - Ладно, дело твоё, - сказал Оскар. – Тогда я положу тебе на счёт деньги. Сколько у тебя там было? - Оскар, нет! – Том повысил голос не от злости, а от удивления вкупе с нежеланием того, о чём Оскар говорит. – Не надо, я не хочу, чтобы у меня на счету лежали твои деньги. Это твои деньги. Пожалуйста. - Во-первых, мне не нравится снова заведшееся у тебя разделение моё\твоё… Не дожидаясь «во-вторых», Том ответил: - Это не разделение, не то разделение. Просто я не хочу, чтобы у меня на счету были деньги, которые я не заработал, я их ничем не заслужил. Жить за твой счёт я могу и с твоего счёта. Шулейман кивнул в знак того, что принимает его ответ, и продолжил свою прерванную мысль: - Во-вторых, почему ты у меня денег не попросил? Да ладно попросил, мог сам взять, за расходами я не слежу, ты знаешь, я бы и не узнал. Том хотел заправить за ухо платиновую прядь неродных волос, но остановил себя мыслью, что не нужно нарушать форму причёски. Опустив руку, он сказал: - Тебе не нравится малышка, я подумал, что неправильно брать у тебя деньги на её нужды. - Ты считаешь меня настолько мелочным, что я зажму деньги на ребёнка? – Шулейман выгнул бровь. – Как бы я к ней ни относился, тебя-то я люблю. Покупай с моих карт, мне не жалко. Я заплачу за эту коляску, чтоб ты не отрабатывал, сколько она стоит? Что ещё нужно? - Не надо, - Том качнул головой. – Коляску я уже отработал. - Тогда чем ты сейчас занимаешься? – не понял Оскар. - Отрабатываю остальные сделки. Мне осталось сделать рекламу для трёх брендов и ещё трёх, у которых нет детской одежды, они мне деньгами заплатят. - У меня опять много вопросов. То есть это у тебя не разовая акция, что ты рекламу на коляску поменял? - Нет, - Том вновь качнул головой. – Одну из фотографий с коляской я сделал в образе Джерри, её увидели представители модных брендов и подумали, что сейчас он активен, захотели с ним поработать. Я согласился с условием, что он, то есть я, не будет никуда выезжать. Я этого не планировал, но почему бы не воспользоваться ситуацией? Одежда хорошая, красивая. Теперь у малышки очень много классной одежды и аксессуаров, которые достались мне совершенно бесплатно. - И тебя ничего не смущает? – поинтересовался Оскар, поведанная Томом история произвела на него впечатление. - Нет, - Том спокойно, невинно пожал плечами. – Что меня должно смущать? Святая невинность! Надо же так уметь. - В тебе пропадает талантливый махинатор, - усмехнулся развеселившийся Шулейман. – Хотя почему пропадает? Он в тебе просыпается в определённых условиях. То ты аферу с присваиванием денег под подложным предлогом проворачиваешь, то себя под видом Джерри продаёшь по бартер-системе, - он приглушённо посмеялся. – Может, и мне для бизнеса схему какую-нибудь хитрожопую придумаешь? - Я никого не обманываю, - Том искренне не считал, что делает нечто плохое, и не признавал высказанных Оскаром обвинений. – Они хотят Джерри, им нужна его внешность на фотографиях, его образ, а не душа, они это получают. - Думаю, Джерри сейчас тобой гордится, - Шулейман снова усмехнулся, подошёл к нему и приобнял за талию, заглянул в глаза. – В тихом омуте черти водятся, да? – с ухмылкой. – Впрочем, я давно это знаю. Ладно, давай, показывай, что ты там наработал. - Я позже покажу, хорошо? – Том тоже заглянул ему в глаза. – Мне нужно закончить эту съёмку. - Окей, - Оскар его отпустил. – Я посмотрю. - Хорошо, оставайся, только не мешай мне, - Том отошёл к реквизиту, обернулся к Оскару и поднял вверх палец. – И не приставай! - Я буду стараться, но ничего не могу обещать, - Шулейман расселся в кресле. – В конце концов, я всегда был неравнодушен к моделям. Том погрозил ему кулаком. Сегодня он создавал рекламу для Moschino. Не успев вернуться в образ, Том поймал идею и, воскликнув: «Шорты!», убежал. Вернулся он в джинсовых шортах неприличной длины, которые в определённых позах даже ягодицы не полностью прикрывали, из-за чего пришлось сменить бельё на более миниатюрное. Немного бунтарскому Moschino подходят такие вещи. Том встал спиной к камере, опёршись рукой на столик, широко поставил прямые ноги и прогнулся в пояснице, обернулся через плечо к объективу. Оскар присвистнул. Не из-за реакции Оскара, но Том решил, что такая поза – это перебор. Всё-таки он детские вещи рекламирует. Взяв одетую в модный костюмчик малышку, Том устроил её в одной согнутой руке, присел на корточки, разведя бёдра едва не в прямую линию, отчего жилы натянулись, и вторую руку расслабленно свесил между ног. Есть кадр. Пожалуй, его точно оставит в итоговой подборке, он самый мощный получился. Доработав остаток фотосессии, Том, не переодеваясь, принёс коробку, вторую, третью, выставляя их на пол. - Как? – Шулейман всплеснул руками. – Как ты пронёс мимо меня столько всего? - Квартира большая, - Том пожал плечами. – Тебя не было рядом, когда мне доставляли посылки. - В дальнейшем держи меня в курсе своих дел, ладно? - Оскар, ты обиделся? – Том поднял брови, того, что Оскара это может задеть, он не ожидал. – Я подумал, что тебе это не будет интересно. - Меньше думай. Даже если мне что-то неинтересно, я хочу знать, что происходит в твоей жизни. - Хорошо, - кивнул Том, убрал от лица платиновую прядь. – Прости. Я просто не хотел тебя грузить и… - замолчал, куснул губу, задумчиво отведя взгляд. – Может быть, я не хотел этим с тобой делиться, потому что это только моё. Я взял ответственность за эту девочку – и это только моё. – Встрепенулся, вскинул голову. – Надо будет обсудить это с доктором Фрей на следующем сеансе. Кажется, у меня опять проблемы с «мне нужно иметь что-то своё», - и неловко улыбнулся. С Томом не единожды случалось подобное – в отношении Джерри, с которым делил себя и свою жизнь, в отношении Оскара. Выплывало на поверхность очень детское, протестующе-кризисное: «Я сам! Мне нужно что-то собственное, что больше никого не касается». - Обсудим, - также кивнул Шулейман. – Обязательно обсудим. Том мимолётно улыбнулся ему – спасибо за понимание – и опустил глаза к коробкам, сказал: - Это не всё. Я не буду приносить все коробки, там много, я с трудом перетаскал все и нашёл под них место. - Куда же ты их поставил? - Немного в комнате малышки, остальные сложил в соседней свободной комнате. - Покажи-ка. Том провёл Оскара в комнату, где рядами стояли вскрытые коробки. Шулейман снова задался вопросом – как он это пропустил? Здесь же едва не склад. Охрана о делах Тома была в курсе, они всё видели, даже если их никто не видел в этот момент, но не посчитали нужным оповещать Оскара. Коробки опасности не представляли, а бегать с доносами по мелочам они не собирались. Вернувшись с Оскаром в гостиную, где снимался, Том вновь опустился на корточки, открыл коробку, начал доставать вещи, показывая, что есть. - Эту кофту можно отдать Терри, - Том поднял глаза к Оскару. – Он ведь любит белый цвет, она красивая и очень мягкая. Кажется, представители брендов не поняли, какого пола малышка, мне прислали вещи для девочек и мальчиков, для более старших детей тоже. Ещё такие кроссовки есть, может быть Терри подойдут? – он выставил ослепительно-белые с красной эмблемой кроссовки на пол. - Я с тебя охреневаю, - усмехнулся Шулейман. – Намутил что-то, накрутил и устроил дома склад, обеспечив детей одеждой и прочими вещами на несколько лет вперёд. Прям добытчик. - Сарказм? – уточнил Том. - Нет, серьёзно. Ты опять меня удивил. Молочно-белая кофта с чёрной окантовкой по верхней линии карманов и молнии Терри понравилась. Она мягчайшая – как шерсть самой холёной овечки. Кроссовки ему оказались велики. Не сразу, но Том начал петь малышке колыбельные на ночь. Только на немецком языке. Как-то само так сложилось. - Schlaf' ein, schlaf' ein, schlaf' ein, - негромко напевал Том, невесомо поглаживая спящую малышку по жиденьким ещё тёмным волосам. - Du gähnst schon, komm' kuschel' dich ein… Когда-то Феликс пел ему, уже осознанному, способному запоминать ребёнку, эти колыбельные, сидя у его кровати. Теперь их пел Том, их, которые запомнил с детства, пусть ни разу не видел текст. - Ich sing' dir noch ein Lied, Ich bin so froh, dass es dich gibt... Заменил слова, в оригинале там пелось: «Ich freu' mich so» - «Я так рада», но он мужского пола, поэтому «Ich bin so froh». - Schlaf' ein, schlaf' ein, schlaf' ein… Засыпай, засыпай, засыпай. Ты зеваешь, пойдём, я тебя обниму. Я спою тебе ещё одну песню. Я так рад, что ты есть! Ещё пел «Schlaf, Kindlein, schlaf», «Weißt du wieviel Sternlein Stehen?», «Guter Mond, du gehst so Stille», «La-le-lu». Все слова и мотивы помнил. - Я назову её Солей*, - с улыбкой на лице и малышкой на руках радостно поделился Том с Оскаром. - Солнце? – не без скепсиса переспросил тот. - Да, - Том положил малышку в кроватку и повернулся к Оскару. – Я хотел назвать её как-то символично, вроде «Звезда востока», но это слишком длинно, а просто «звезда» - это Эстель. Я не захотел называть её именем бренда человека, с которым я пытался переспать. Это было бы странно и как-то неловко, - улыбнулся. – А Солей – звучит красиво, оригинально, ей подходит. Она ведь солнышко. Заулыбавшись до ушей, Том склонился над кроваткой, погладил малышку по голове. Наконец-то у неё есть имя. Самое лучшее, уникальное имя. Оно идеально ей подходит. - Ладно, - сказал Шулейман. – Пусть будет Солей. Терри имя малышки оценил, находил его очень красивым. Взяв девочку на руки, он впервые назвал её по имени – Солей. Да, ей подходит. - Опоздал я, - посмеялся Кристиан в телефонном разговоре с Томом. – Я хотел предложить имя Мэрисела, так звали мою прабабушку. - Кристиан, я же не навязываю Тому имя Килликки, - услышал Том мамин голос на фоне, - а оно мне очень нравится. Это красивое и гордое имя. Том улыбнулся, он чувствовал себя совершенно счастливым. *Солей (фр. Soleil) в переводе с французского языка – солнце.