Семья

      

Она взяла его из кинолент,

      

Он ее лучший в Новый Год Лалалэнд.

      

И всем так хочется, чтоб happy end,

      

У нас у всех свой Новый Год Лалалэнд.

      

Винтаж, Лалалэнд©

             Рождество праздновали тем же большим составом: Оскар, Том, Терри, Пальтиэль, Кристиан, Хенриикка, Кими, Оили, Минтту, Егор, Алина, Мира, ещё Сарита и Пио по видеосвязи, приехать они не смогли. Наконец-то пригодился обеденный зал, которым Шулейман обзавёлся во время последнего ремонта, но никогда там не ел. Там за большим столом все смогли рассесться. А вокруг – еловые ветви, мерцающие гирлянды, свечи, витающие в воздухе ароматы хвои и особенного праздничного ужина. Квартиру украшал Том, ему помогал Оскар, больше ходил следом и подавал украшения, чем живо участвовал в наведении праздничной красоты, но всё же. Тому было очень приятно его неожиданное участие, потому, собственно, Шулейман и включился в подготовку – ему не принципиально не хотелось этого делать, а Тому это приятно и важно.       Том же и ужин праздничный готовил, но один с ужином на столько персон он бы не управился, потому ему в помощь Оскар приставил Грегори, а тот в свою очередь им обоим в помощь вызвал своего брата. Поскольку времени мало, а рождественская трапеза должна быть грандиозной, включающей и традиции, и выдумку богатую, и высочайшее качество. Том попросил специально для него приготовить традиционное рождественское блюдо Германии, которое ел в далёком детстве на этот волшебный зимний праздник. Хотел не сам его приготовить, а именно чтобы кто-то приготовил для него. Чтобы как в детстве. Хотел бы гуся с яблоками – что может быть традиционнее на Рождество? Но гусь большой, в одиночку с ним не справится, а остальным едва ли придётся по вкусу немецкая кухня, у них своя еда.       Грегори обегал все магазины и рынки, полные предпраздничной суеты, в поисках самого маленького гуся для Тома, какого можно найти. Рождество же время прощения и примирения. Пусть завтра между ними снова будет неприязнь и холодная война, но сегодня Грегори хотелось исполнить желание Тома. Гусь, которого он нашёл, скорее походил на гусёнка-подростка, и это именно то, что нужно. У Тома засвербело в носу от воспоминаний и счастья, что этот праздник в его жизни снова случился, когда учуял знакомый аромат.       Стол получился богатым и мультинациональным, поскольку у всех разные вкусы и привычки. Том хотел чего-то из немецкой рождественской кухни; Кристиан родом из Испании, к тому же ныне он, Хенриикка и Минтту там живут, им – испанская рождественская кухня. Но Хенриикка финка, она прожила в Финляндии почти всю жизнь, там же выросли Кими и Оили, им ближе финская кухня, а Оскар и Пальтиэль предпочитали кухню французскую. Только из русской кухни не приготовили ничего, поскольку рассудили, что сейчас Егор, Алина и Мирослава в гостях, им подают европейскую кухню, а потом, когда они будут принимать гостей на своей территории, то будут угощать русской кухней. Культурный обмен.       За столом не стихали разговоры, плелись ярким кружевом, звучали добрые слова, теплом и благоговейным светом истекали свечи. Том раз за разом ловил себя на мысли, что не может поверить своему счастью. О таком Рождестве он и мечтать не смел, потому что представить не мог, что оно может быть настолько прекрасным, полным, поистине волшебным. Полный дом родных и самых близких людей, вкуснейшая еда, неповторимо-тёплая, сказочная атмосфера, которую он точно никогда не забудет. Слёзы на глаза наворачивались от счастья, от того, насколько сильно, много чувствовал. Он ведь был один, он да Феликс, потом только он, потом ещё много жизненных тяжб… А сейчас у него есть огромная семья, семья любящая, крепкая, у него есть любимый человек и этот восхитительный праздник. Том поворачивал голову к Оскару и каждым взглядом благодарил, и ладонь его находил под столом и сжимал, и думал, что счастливее быть невозможно. Душа нараспашку, и сердце полнится, полнится этой любовью, этим теплом, этим светом рождественских свечей.       - Это тебе.       Оскар передал Кристиану подарок – толстый конверт. Кристиан его вскрыл, и чем дальше он читал текст, напечатанный на вложенных в конверт листах, тем больше его лицо менялось в удивлении и неверии. Оскар подарил ему самолёт, в конверте все документы на лётное транспортное средство и глянцевая фотография.       - Я подумал – здорово, что ты выбрал семью, но нехорошо, что ты отказался от своей мечты, - сказал Шулейман, прямо глядя на Кристиана игристым взглядом. – Мечты обязаны сбываться. Теперь у тебя есть личный самолёт, летай в своё удовольствие.       - Оскар, не надо было… - Кристиан опустил бумаги. – Это слишком дорогой подарок.       - Не для меня, - усмехнулся Оскар и следом внимательно посмотрел на Кристиана. – Вы сделали мне целых два гораздо более дорогих подарка, моего состояния не хватит, чтобы вам за них отплатить, поскольку они бесценны. А самолёт – это мелочь. Пользуйся.       Кристиан, до этого не верящий до конца, ошарашенный, позволил себе почувствовать в полной мере. Через край перекрыло эмоциями, до поволоки слёз на глазах, и он закрыл рот ладонью, опустив взгляд к документам на самолёт. Кристиан никогда не жалел о выборе, который сделал, но всю жизнь вспоминал свои мечты о небе, которого добился, он смог стать пилотом гражданской авиации, одним из двух лучших на курсе, но по работе успел налетать немного, потому что был нужен рядом любимой женщине в тяжелейшее время для их семьи, потом они усыновили Кими, потом родились Оили, Минтту… Он так и остался работать на том месте, на которое сменил кресло пилота. Куда ему была работа, на которой днями, неделями не бываешь дома? Ему была нужна такая работа, чтобы каждый вечер возвращаться домой и быть с семьёй, которую создал. И неважно, что сердце совсем о другом мечтало и рвалось в небо, о семье с Хенрииккой Кристиан мечтал не меньше.       Неужели он снова сядет за штурвал? Увидит небо из кресла пилота? Переживёт тот захватывающий момент, когда огромная машина, подчиняясь тебе, оторвётся от земли и словно невесомая устремится ввысь? Кристиан дышал в небе – и теперь он сможет вдохнуть вновь. Неважно, какого ты пола, сколько тебе лет, как не плакать, когда сбывается мечта всей жизни, которую ты давным-давно сложил в ящик.       - Спасибо, Оскар, - поблагодарил Кристиан, с трудом подбирая слова.       - Пожалуйста, - кивнул ему Шулейман и важно поднял палец. – Но, поскольку я не хочу оставить Тома без отца, а Терри без дедушки, тебе придётся пройти подготовку по всем правилам: пройти медицинскую комиссию и учёбу, налетать часы с тренером, прежде чем выходить в небо самостоятельно.       - Я не собираюсь вести себя безрассудно, - покачал головой Кристиан. – Хотя, если честно, именно так я бы и поступил, - и улыбнулся по-детски открыто, у них это семейное – так улыбаться. – Спасибо, что напомнил мне о безопасности.       - Дедушка, покатаешь меня на самолёте? – воодушевлённо попросил Терри.       - Конечно, пройду всю необходимую подготовку, и мы обязательно полетаем.       - А можно я тоже буду в кабине пилота?       - Можно, - Кристиан улыбнулся внуку.       Вот и настал момент ещё более сильного счастья. Том думал, что невозможно полюбить сильнее, чем он уже любит. Но сейчас он смотрел на Оскара и любил его ещё сильнее. Потому что, когда твоему родному человеку дарят счастье, это ничуть не менее важно, чем собственное счастье, а порой и важнее. Том вновь сжал ладонь Оскара, этим прикосновением и глазами говоря: «Я тебя люблю, спасибо тебе за всё, спасибо за то, что ты есть». Это самое лучшее Рождество в его жизни.       

***

      Вечером 24 декабря, захватив начало ночи на 25, как положено, отпраздновали Рождество. А 25 вылетели в Париж, чтобы в особняке Шулейманов справить Хануку. Компания их немного поуменьшилась – Кими и Оили уехали домой, Грегори отпустили на рождественские каникулы, чтобы с семьёй время провёл. Минтту предпочла бы тоже вернуться домой – но кто её, несовершеннолетнюю, отпустит? Но, оценив дворец Шулейманов, она изменила мнение. Минтту не была падка на блестяшки-роскошества, но она приземлённая, прагматичная девочка с чётким пониманием, что деньги очень многое значат в этом мире, счастливым они не сделают, но и без них далеко не уедешь.       - Том, ты хорошо устроился, - произнесла Минтту, оглядывая огромный, поистине роскошный холл, достойный королевского дворца. – Надо это использовать.       - Что? – Том не понял, посмотрел на сестрёнку, что стояла рядом.       - Шучу, - Минтту улыбнулась. – Но, если ты решишь пользоваться своим положением, то нет.       - Минтту, о чём ты? Как я могу воспользоваться своим положением? Каким положением? – Том по искренней наивности продолжал её не понимать.       - Том, открою тебе секрет – твой партнёр мультимиллиардер. Я понимаю, что ты искренне любишь Оскара, это отлично, я рада за тебя, но можно же думать не только о чувствах, но и о материальном. Например, дело своё открыть, Оскар тебе поможет, и у тебя будет что-то собственное, независимое от Оскара.       - Зачем? – неподдельно удивился Том. – У меня есть Оскар, материально я полностью устроен, свои деньги у меня тоже есть.       - Но если вы с Оскаром расстанетесь, то уровень жизни, который он тебе обеспечивал, останется в прошлом, - здраво рассудила Минтту.       - Оскар не оставит меня в обиде, - ответил Том без тени сомнений. – И мы не собираемся расставаться.       - Но разве тебе не хочется иметь что-то своё? – Минтту пытливо смотрела на брата. – Это вопрос твоей финансовой безопасности, которую ты можешь значительно укрепить, у тебя для того есть все возможности.       - У меня всё есть, - пожал плечами Том. – Я никогда не мечтал о каких-то дорогостоящих благах, а сейчас, живя с Оскаром, мне и мечтать не о чем. Своего у меня тоже достаточно: есть счёт в банке, есть золотой запас на более чем шесть миллионов, меня им Джерри обеспечил, есть собственная квартира, Оскар купил мне её год назад.       Минтту помолчала немного и, склонив голову набок, улыбнулась:       - Том, прости, но ты приживальщик. Но ты классный, дай я тебя обниму, - и потянулась обнять.       Обняла такого своеобразного старшего брата, который, когда они познакомились, немногим отличался от неё шестилетней, да и сейчас недалеко ушёл. Подчас Том – ребёнок ребёнком. Но Минтту хорошо к нему относилась и любила, другого брата, более похожего внутренним миром на них, она себе не желала.       - Том, подаришь мне машину на восемнадцатилетие?       - Хорошо, - чуть в замешательстве согласился Том.       - Или в семнадцать лет. Лучше в семнадцать, хочу получить права и сесть за руль раньше. Мне нравятся электромобили. Электромобиль-спорткар будет идеальным вариантом.       - Хорошо… - Том растерянно потёр лоб. – Оскар разбирается в машинах, я попрошу его помочь мне выбрать.       - Это необязательно, - уточнила Минтту, совсем уж наглеть она не хотела. – Но, если ты сможешь подарить мне машину, это будет здорово.       - Я постараюсь, - Том улыбнулся. – Постараюсь не забыть. – И хлопнул себя ладонью по лбу. – Концерт!       - Какой концерт? – нахмурилась Минтту.       - Концерт, на который ты хотела попасть. Который я тебе обещал, - бегло ответил Том. - Прости… Полтора года прошло, я совсем забыл, - посмотрел на сестру виновато, извинительно.       - Ничего страшного, - Минтту покачала головой.       Она не обижалась на Тома и не держала в голове «он мне должен, вот, забыл, нехороший какой».       - Нет, - Том решительно крутанул головой. – Я тебе обещал. То, что ты для меня сделала, помогло мне. На какой концерт ты хотела, какой группы?       - Они больше не выступают, - Минтту пожала плечами, пряча сожаление.       Том озадаченно почесал висок. Что же делать? Неужели его обещание так и останется неисполненным, а долг невозвращённым? Он совсем ничего не может сделать?       Может.       - Как они назывались? – спросил Том.       - Stove frees.       Ничего не сказав Минтту – пусть будет сюрприз, Том очень надеялся, что он будет – Том побежал к Оскару и выпросил помощь с подарком для сестры. Вопрос с прекратившей своё существование группой решить несложно – их собрали для одного выступления для одной шестнадцатилетней девочки. На четвёртый день ханукальной недели, пока все гуляли на свежем воздухе по принадлежащим Пальтиэлю угодьям, в холле особняка всё оборудовали для выступления. Ханука – это ведь тоже время чудес. Для Минтту чудо случилось.       Минтту изумлённо воскликнула, вскинула ладони ко рту, своими глазами увидев любимых корейцев, и никаких ограждений между ними, никакой грозной охраны, и они такие милые – улыбаются, машут. Пальтиэля и остальных взрослых предупредили о грядущем концерте, взяв с них слово молчать, и сейчас они стояли в стороне и улыбались, наблюдая за реакцией Минтту.       Частный концерт прошёл на ура. Пальтиэлю даже понравилась эта музыка. А музыкантам понравились Минтту, Том и Оскар. В особенности Том – он идеален по строгим корейским стандартам красоты – кожа бледная, глаза большие, круглые, нос аккуратный, губы пухлые, черты лица правильные, мягкие, рост высокий, фигура стройная, астеничная. И всё это натуральное. Сначала Минтту фотографировалась и короткие видео снимала с семерыми парнями, потом они фотографировались с ней, с Томом. А когда покусились на Оскара, Том перестал улыбаться и чётко выразил, что то, что ему принадлежит, то есть Оскара, трогать нельзя. В этом смысле Том никогда не терял бдительности. Парень – их имён Том не только не запомнил, но и толком не разобрал – тот, который подсел к Оскару, тут же отодвинулся и поднял руки, показывая, что ничего зазорного не задумывал, уважает личные границы и неприкасаемость чужих отношений, в том же и словами заверил.       Минтту осталась более чем довольна и счастлива. Том тоже был счастлив, что сдержал обещание, пусть и с большим опозданием, и порадовал сестру, пусть и сделал для подарка ей лишь то, что поговорил с Оскаром, организовал концерт и оплатил его Оскар.       - А в Корею на твоих весенних каникулах слетаем, хорошо? – сказал Том сестре позже. – Только напомни мне обязательно.       Наверняка история повторится, поездка будет за счёт Оскара. Том не скидывал на него задачи из расчёта, просто привык, что Оскар решает все вопросы, и искренне не задумывался, что должно быть как-то иначе. Зачем иначе, если и так хорошо? Том мог сам разбираться со своими проблемами, мог сам всё делать, он не беспомощная неженка, но рядом с Оскаром он быстро расслаблялся до исходного состояния инфантильного нежного создания на полном обеспечении. Хорошая жизнь расхолаживает, но это отнюдь не плохо, если вас обоих всё устраивает. Их устраивало. Отношения за пределами традиционной, эталонно-здоровой модели отношений взрослый-взрослый тоже могут быть гармоничными и функциональными. Тому и Оскару всегда было комфортно в сложившейся между ними модели отношений, а психотерапия помогла прийти к большей функциональности. К тем людям, которые не могут быть счастливыми без самодостаточности на всех уровнях, Том не принадлежал, он комфортно себя чувствовал в зависимости, которой его никто не попрекал, а Оскару как взрослому-контролёру идеально подходил такой партнёр как Том.       Шулеймана раздражали папа и Кристиан, когда они были вместе на его территории, но здесь он наблюдал за ними с интересом. Пальтиэлю не нравился Кристиан, он же соперник за любимого внука, но – он ему нравился, привлекал чем-то – активностью, общительностью, позитивностью, естественной способностью увлечь в любых обстоятельствах, всем тем, чего ему, Пальтиэлю, самому не хватало. Когда они вместе занимались Терри, их тандем был непобедим. Оскар позволял им забрать часть родительских обязанностей и спокойно отдыхал. Минтту тоже с удовольствием проводила время с племянником – в разумных пределах. Хенриикка же по-прежнему не участвовала во взаимодействии с внуком, её хватало на минимум, после чего она незаметно устранялась. Оскар пронаблюдал за её поведением на протяжении пяти дней и решил прямо поговорить.       Оскар нашёл Хенриикку в библиотеке и сел напротив:       - Хенриикка, я отвлеку тебя от чтения, ничего? Я хочу поговорить.       - Да, я тебя слушаю, - Хенриикка положила книгу.       Шулейман облокотился на стол, сцепив пальцы в замок:       - Хенриикка, я обратил внимание на то, что ты избегаешь общения с Терри, ты отстранённо себя ведёшь. В чём дело? – смотрел серьёзно, внимательно и пытливо.       Хенриикка тихо вздохнула и отвела взгляд:       - Я предпочла бы об этом не говорить.       - Позволю себе понаглеть: я настаиваю на ответе. Хенриикка, я воспитываю Терри как родного, и меня заботит всё, что его касается. Чем он тебе не нравится?       Хенриикка вновь вздохнула, потёрла переносицу.       - Терри чудесный ребёнок, - она посмотрела на Оскара. – Чудесный мальчик. Я была бы рада быть ему хорошей бабушкой, я думала, что со временем станет лучше, но не становится, я не могу избавиться от ассоциации Терри с моим братом, с Томом… Я пыталась и пытаюсь, но я именно что не могу. Я чувствую себя из-за этого ужасно, но я не могу себя заставить. И нужно ли заставлять? Едва ли Терри будет лучше, если я буду натянуто улыбаться и принуждать себя проводить с ним время.       - М-да, запущенный случай, - прокомментировал Шулейман.       Хенриикка с тяжёлым сердцем согласно кивнула. Да, её случай запущенный, и тяжелее всего от этого ей самой.       - Хенриикка, тебе бы со специалистом поработать, - добавил Оскар.       - Я много лет посещала психотерапию, - ответила та, прикрыла на секунду глаза. – Наверное, я зря приняла ваше приглашение провести с вами праздники, Кристиан здесь к месту, а мне стоило вернуться домой. Лучше я уеду, я не хочу подвергаться осуждению и не хочу чувствовать себя дискомфортно.       - Если кто-то тебя осуждает, это только ты сама, - разумно заметил Шулейман. – Оставайся. Но у меня к тебе одна просьба – скорее требование. Поговори с Терри честно, расскажи, почему ты его избегаешь.       - Оскар, если Терри не задаётся вопросом обо мне, может быть, не надо поднимать эту тему? Она не самая приятная.       - У Терри такой склад характера, что он о многом молчит, но это не значит, что его не заботит то, о чём он не спрашивает, - парировал Шулейман. – Честность всегда лучше. Пусть лучше Терри знает, почему его бабушка сторонится, и я, мы все поможем ему это принять и пережить, чем он будет мучаться вопросами и искать проблему в себе. Для него это может иметь пролонгированные негативные последствия, чего я не хочу. Хенриикка, поступи правильно.       - Хорошо, я поговорю, - как бы ни хотелось Хенриикке избежать этого разговора, она не хотела снова струсить и допустить ошибку. – Но дай мне время. Может быть, что-то ещё изменится.       - Ладно, - кивнул Оскар. – Полгода, полагаю, тебе хватит, чтобы окончательно понять, как ты можешь и не можешь относиться к Терри, и, если ситуация не изменится в лучшую сторону, через этот срок ты с ним поговоришь, если он не спросит меня о тебе раньше – если спросит, я призову тебя к ответу. Потом, если в будущем твоё отношение изменится, ты сможешь переиграть ситуацию с Терри, думаю, он без проблем пойдёт на сближение, признание тебя не обяжет всегда держать дистанцию.       - Ты прав. Я должна найти в себе смелость быть честной, но… - Хенриикка опять вздохнула, потёрла лоб, склонив голову. – Это очень сложно. Я не смогла справиться с Томом, с собой в ситуации с Томом, а теперь история повторяется с Терри, и я снова не могу ничего сделать так, как хотела бы.       - В ситуации с Томом не одна ты виновата: Кристиану стоило наплевать на то, что они не говорят на одном языке, и самому быть главным во взаимодействии с Томом, Том был бы в шоке, но, думаю, Кристиан бы справился.       - Да, Кристиан бы справился, - согласилась Хенриикка, она давно это поняла и записала в список своих ошибок. – Я слишком старалась всё сделать правильно и не показывать, как мне тяжело.       - Вывод – в одиночку, всё взвалив на себя, далеко не уедешь. Но я сам такой же, - усмехнулся Шулейман. – Кстати, почему ты и с Томом толком не контактируешь? У тебя есть прекрасная возможность с ним сблизиться.       Хенриикка отвернула голову в сторону. Через короткую паузу ответила:       - Не знаю. Я не умею первой идти на контакт.       - Ладно, я тебе помогу, подтолкну Тома к тебе.       - Кажется, я упустила всех детей, - Хенриикка откинулась на спинку кресла, с Оскаром ей на удивление легко быть откровенной. С чужими всегда легче. – Кими в своё время сбежал и вернулся не благодаря мне, с Томом я допустила слишком много ошибок, с Оили происходит что-то странное после того, как она уехала, она держит нас на расстоянии от своей семьи, одна надежда на Минтту, что с ней я не облажалась, но я уже боюсь, что и она пойдёт куда-то не туда, когда вырастет. Я ужасная мать.       - Ты не самая плохая мать. Поверь человеку, которого мама бросила в шесть лет, и это было лучшим, что она для меня сделала, - Шулейман снова усмехнулся.       Хенриикка слабо улыбнулась. Оскар продолжил:       - Меньше думай и больше будь честной в чувствах – и не держи дистанцию с детьми. Как я понял, твой стиль воспитания – это не уважение личных границ, а уже попустительство. Конечно, ты воспитала больше детей, чем я, я пока с одним в процессе, но у меня получается хорошо, так что я считаю себя вправе давать советы.       - Спасибо, я постараюсь.       Договорив с Хенрииккой, Шулейман сходил за Томом и за руку привёл его в библиотеку.       - Том, Хенриикка тебя искала, - сказал Оскар. – Общайтесь, я пойду пока, поиграю с Терри.       Он поставил Хенриикку в дико неловкое положение, но этим и помог ей, теперь она не могла спасовать и должна что-то сказать.       - Том, ты говорил, что хочешь учить финский язык, - Хенриикка неспокойно улыбнулась. – Может быть, начнём сейчас? Сейчас праздник, поэтому немного позанимаемся, чтобы не устать.       Том тоже растерялся, но был готов пойти на контакт, кивнул:       - Давай.       Они принесли ноутбук, тетрадь и ручки-маркеры. Том сел рядом с мамой, тоже чувствовал себя неловко, но это не та неловкость, от которой хотелось бежать. Нервно, непонятно, но это ведь его мама, как бы там ни было.       Впервые они смеялись вместе, оказалось, учёба может быть весёлой. Финский по-прежнему ломал Тому мозг и язык, но это неважно. Он справится, если захочет. Вообще всё возможно, если хотеть и прилагать усилия. Жизнь Тома доказывала, что сказки сбываются, а чудеса случаются, а уж какие-то приземлённые задачи – это ерунда.       

***

      В Сургуте прежде Том не бывал и ждал этого путешествия в радостно-волнительном предвкушении. Полетели шестого января. Оскару пришлось отпросить Терри из школы, поскольку каникулы уже закончились, но с этим не возникло проблем.       Перелёт длился семь часов, что удивило Тома – Сургут что, далеко?       - Далеко, - сказал Шулейман. – Сургут далеко от Москвы, а Москва далеко от нас.       Том озадаченно почесал затылок:       - На севере, получается?       - Скорее на востоке. Хотя и это не очень верно, поскольку на востоке в России Владивосток, Магадан и так далее, территориально Сургут в центре страны.       Том опустил взгляд к экрану айфона, на котором Оскар открыл карту России, показывая ему то, о чём говорит. Понятнее не стало. Но для Тома главное, что в Сургуте он не был и там красиво. Путешествия в новые места – это всегда так волнительно и прекрасно.       На подлете к аэропорту Том через иллюминатор снимал восторгающие заснеженные просторы. Настоящую, настолько снежную зиму он видел лишь в Финляндии и то недолго – и даже там она была куда менее снежной, - поэтому для него это ново, это увлекательный и красивый опыт. Самолёт приземлился. Том, взяв поводок Малыша, подошёл к двери, учащённо дыша в радостном предвкушении. Дверь открылась, Том вдохнул полной грудью – и издал задохнувшийся звук изумления, шока, ужаса. Морозом окатило кожу, словно холодной водой, что тут же в лёд превратилась, вдох морозом свёл лёгкие. По его ощущениям, здесь градусов на двадцать холоднее, чем было в Хельсинки, когда бегал там по улицам в отчаянии, и он там едва не окоченел, там для него было запредельно холодно, а здесь… Он в таких условиях не выживет. И снег, снег, снег – куда ни глянь, всюду до горизонта простирается заснеженная земля. Том ехал к обещанной зимней сказке, а попал в ледяной ад.       Том распахнул глаза, отскочил назад и потянул дверь:       - Закройте дверь! Полетели обратно! Мы здесь замёрзнем! Закройте дверь! Я отсюда не выйду!       Том теплолюбив, и на такое, что ему дышать будет больно от морозности воздуха, он – никак не рассчитывал. Ужас. Не нужен ему этот Сургут, ему хотелось домой.       - Я же говорил тебе одеться теплее, - заметил Шулейман, подойдя к Тому, - но ты меня не послушал.       - Тут потеплее не поможет! Тут нужен скафандр! – Тома захлестнули эмоции от температурного стресса. – Делай что хочешь, но я из самолёта не выйду! – он категорично крутанул головой.       - Том, что произошло? – к ним подошёл Терри. – Папа?       - На улице холодно, Том не ожидал, что настолько, - ответил ему Оскар.       Из самолёта всё-таки вышли все. Том натянул до глаз шарф, сунул руки поглубже в рукава, нахохлился, скрючился, идя рядом с Оскаром, который тоже предпочитал тёплый и мягкий климат, но и от здешних суровых реалий в шок психологический и физический не впадал. Терри был подготовлен, наслышан от Миры о том, какова здешняя зима, и нормально воспринимал непривычный климат. Малыша же явно удивлял и снег, и температура, и обстановка, какую никогда прежде не видел, он поднимал уши и брови, перебирал лапами.       Их встречал Егор Шепень в толстой расстёгнутой дублёнке – ему-то что с мороза, он здесь вырос, сосульки грыз и на них же сражался с такими же дворовыми пацанами. Егор приветственно развёл руки в стороны, улыбался, поприветствовал дорогих гостей.       - Поедемте к нам, сегодня отдохнёте, - говорил Егор, - а завтра я вам проведу экскурсии.       Он был искренне радостен и счастлив. Дождался-таки Шулеймана на своей территории, этот визит укрепит их отношения. Терри Оскар отпустил в машину к Мирославе, а он и Том сели в его феррари. Это последняя возможность побыть наедине.       Отрезок в конце пути проходил через живописный смешанный лес с преобладанием хвойных деревьев. Сосны-исполины в снежных шапках угрожающе громоздились вдоль лесной дорожки. Если бы Том не знал, какой ужас на улице, он бы с открытым ртом любовался видами, а так он продолжал хохлиться воробьём и греться от печки. Машина, проезжая по продавленным в снегу колеям, села на брюхо и встала. Шулейман поддал газа, полетел снег из-под колес, но автомобиль не сдвинулся с места, только сильнее увяз. Оскар нахмурился, не привык он, что его красотка может где-то не проехать, но низкий итальянский суперкар к российскому бездорожью был неприспособлен.       Как Оскар ни старался, ситуация не исправлялась. Феррари безнадёжно встала. А впереди едущие автомобили Егора и охраны уже скрылись из виду.       - Оскар, что теперь будет? – напряжённо спросил Том.       - Ничего, я сейчас позвоню, и за нами вернутся, - Шулейман вытащил из кармана телефон. – Не понял…       Телефон почему-то отключен и на команду включится не реагировал. Есть у айфонов неприятная особенность – отключаться при морозах, о чём Оскар не знал, поскольку в его широтах таких температур не бывает. Том проверил свой телефон – тоже не работает. Пятнадцати минут в кармане при минус 29 айфонам хватило, чтобы батареи «сдохли». Средняя температура в Сургуте в январе минус 20, но в этом году середина зимы выдалась особенно крутая на морозы.       Том опустил руку с не подающим признаков жизни айфоном, растерянно посмотрел на Оскара.       - Оскар, мы замёрзнем? – от потерянности и страха голос звучал тише, глуше.       - За нами скоро вернутся, - с усмешкой уверенно отозвался Шулейман, - заметят наше отсутствие и вернутся, а до тех пор климат-контроль нам в помощь, он не позволит нам замёрзнуть.       Том стянул перчатки, которые на улице мало помогали, они не рассчитаны спасать от температуры ниже минус пяти, максимум ниже десяти. Поднёс ладони к печке. В груди тяжёлым, подрагивающим камнем засел беспомощный страх перед стихией, перед капканом обстоятельств, в котором они оказались. Шулейман вытянул из пачки сигарету, нажал на опускающую стекло кнопку.       - Оскар, пожалуйста, не открывай окно, - прозвучало тонко и донельзя жалобно. – Не надо выпускать тепло.       - Ты хочешь дымовую завесу в салоне? – Оскар взглянул на него, выгнув бровь. – Я нет. Система справится с обогревом, мне не жалко её перегружать, пусть работает.       Щёлкнув зажигалкой, он затянулся дымом, выдохнул в сторону щёлки в три сантиметра, на которые открыл окно. Окурок туда же выбросил и поднял стекло. Словно издеваясь, причём зло, двигатель начал издавать непривычные шумы, а через минуту и вовсе заглох. Вместе с ним отключилась вся система, остановилась подача тёплого воздуха. Оскар десять раз подряд пытался запустить двигатель, но тщетно.       - Да, блять, как это понимать?! – Шулейман взмахнул руками на руль. – Пиздец.       Откинулся на спинку кресла, выдохнул. У Тома по телу медленно расползался холод, ещё не внешний, а внутренний, от тихого страха и критичной растерянности.       - Оскар, - протянул Том, повернувшись к нему. – Мы замёрзнем? Машина больше не греет, что нам делать? Что, если нас не найдут? За сколько времени остынет салон?       - Не беспокойся, салон остывает небыстро. За нами быстрее вернутся. Я не тот человек, который может потеряться в лесу и замёрзнуть насмерть.       - А если нет? Оскар, я не пойду на улицу, я не могу, я боюсь холода, - Том от нервов начинал тараторить, внутри поднималась паника. – Я один раз уже едва не замёрз насмерть, я не хочу вновь это переживать. Я не смогу. Мне от этого мороза больно, я не дойду…       - Тихо, - Шулейман накрыл ладонью его руку, прервав эмоциональную жестикуляцию. – Не разводи трагедию на пустом месте. Идти нам никуда не надо и здесь мы тоже не замёрзнем. Успокойся.       - Я не могу успокоиться, я очень боюсь снова почувствовать эту боль от мороза…       Похоже, подступала истерика. Жаль, не смог проработать свою травму холода, потому что, пока не попал в схожие обстоятельства, не знал о ней. А теперь перемыкало. Том слишком хорошо знал, каково погибать от холода, когда силы покидают, покидают и покидают тело; когда плачешь просто от этого холода, от отчаяния; когда больно везде, конечности немеют, а сердце бьётся сильно, спасая жизненно важные органы, покуда ещё может. Он слишком плохо переносил холод.       - Так, только истерики нам сейчас не хватало, - веско сказал Шулейман и резко, громко хлопнул в ладоши перед носом Тома.       Том закрыл рот, часто захлопал ресницами, отвлёкся от своих эмоций.       - Поступим следующим образом: ждём двадцать минут, и если за нами не приедут, то я нас спасу.       - Как ты нас спасёшь? – спросил Том, но хотя бы паниковать он перестал.       - Пока секрет.       «Даже для меня», - подумал Шулейман.       Никакого плана он не имел, он и не собирался их спасать, поскольку не сомневался, что помощь придёт извне. Но Тому нужно было дать какую-то уверенность, ему нужен герой здесь и сейчас, чтобы спокойно ждать.       Действительно, прошло меньше получаса с того момента, как они здесь застряли, когда впереди появилась шеренга знакомых чёрных внедорожников. Егор вышел из машины и поспешил подойти:       - Оскар, прости, я должен был подумать и предупредить тебя, что твоя машина не подходит для наших условий.       - Я и сам мог бы догадаться, - ответил Шулейман, который тоже покинул бесполезный сейчас автомобиль. – Я не раз бывал в России, но, видимо, до конца так и не понял, что она такое, - усмехнулся. – Зато теперь мне стала понятнее любовь русских к военной технике, она везде проедет.       Том стоял рядом с ним, переступал с ноги на ногу, пританцовывал, глубже и глубже засовывая руки в рукава. Мёрз, но не хотел идти в чужую машину без Оскара. Объезжая машины, к застрявшей и заглохшей Феррари двигался мощный снегоход. Шулейман усмехнулся:       - Необычный выбор автомобиля.       - Несколько лет назад так засыпало, что только на спецтехнике и можно было проехать. Садитесь в мою машину, - Егор указал рукой. – Я вас отвезу, а твою машину доставят.       Наконец они сели в машину. Шулейман обернулся и увидел, как у его красно-оранжевой красотки отлетел бампер, за который её зацепили. Итальянская красавица безнадёжно не выдерживала здешних реалий. Оскар шумно выдохнул и отвернулся, ему больно на это смотреть.       - Я знаю отличную автомастерскую, всё сделают быстро и в лучшем виде, завтра уже будет как новая, - сказал Шепень, видя нерадостную, раздражённую реакцию Оскара. – Но ты всё равно не сможешь на ней здесь ездить, для наших дорог спорткары не подходят.       - Я это уже понял, - ответил Оскар и поджал губы.       Эта поездка нравилась ему всё меньше. Но ради Терри должен вытерпеть. Дальше должно быть лучше. Том сидел рядом с Оскаром на заднем сиденье и молчал, отогревался, сложив руки на животе. Показались владения семейства Шемень. Средь просторного двора, укрытого снегом, исчерченным тёмными мощёнными дорожками с бордюрчиками с обеих сторон, возвышался особняк. Проживали они большую часть времени в схожем доме в Москве, раньше, в более спокойные и удачные времена, Егор подолгу жил отдельно от семьи в квартире в центре столицы, сюда же, на его малую родину, они уезжали как на каникулы. Можно сказать, что это их семейный дом отдыха – и место, куда они уезжали в добровольную ссылку, когда на Егора особенно наседали власти. Том бы снимал эту красоту – и снега бескрайние, и двор, и дом в необычном стиле выполненный, но не хотел доставать руки из тепла рукавов и был совсем не уверен, что камера в сумке не замёрзла так же, как и вся остальная техника.       Дети хотели скорее поиграть во дворе, но не могли выйти без разрешения взрослых, сидели и ждали. Терри подскочил на ноги, увидев папу – целый час его не видел, соскучился – подбежал к Оскару, обнял.       - Папа, можно мы погуляем на улице? – Терри задрал голову, заглядывая папе в лицо. – Мира обещала научить меня играть в снежки.       - Конечно, идите.       - Только оденьтесь потеплее, - сказал Егор. – Алина, - он подозвал супругу. – Помоги Мире и Терри одеться по погоде и иди с ними, возьми с собой Гелю.       Терри едва ли знает, как правильно утепляться в условиях северной зимы, и к температурам подобным он не привык. Нельзя допустить, чтобы он замёрз и заболел, у них должны остаться положительные впечатления от этого путешествия. Ангелина, одна из нянь-гувернанток, самая молодая и приятная, вместе с Алиной поднялась на второй этаж, чтобы помочь с детьми. Тома уже покинуло ужасающее чувство, что смерть от холода близка, и он проводил взглядом няню – она высокая, лишь чуть его ниже, с хорошей фигурой, типажом непривычная, потому что её внешность типично славянская. Возрастом примерно его ровесница. Не нравились ему такие красивые женщины вблизи Оскара, тут ещё и элемент экзотики, а всех ведь влечёт новое, неизбитое.       - Том, что-то не так? – спросил Егор.       - У вас молодая няня, - заметил в ответ Том.       - Только одна. Я предпочитаю видеть в роли нянь женщин среднего возраста, у них опыта больше и характер устойчивее, но Геля хорошо себя зарекомендовала.       Шулейман тоже посмотрел туда, наверх, где сейчас никого нет, и усмехнулся. Он-то понимал, в чём причина напряжённого недовольства Тома.       - Предлагаю подогреть твою ревность и использовать её к обоюдному удовольствию, - приобняв Тома за талию, тихо сказал Оскар.       - Ты хочешь, чтобы я в гостях показал себя психом? – шёпотом ответил Том, посмотрев ему в глаза.       - Нет, - Шулейман наклонился ближе к лицу Тома, играя тонкой ухмылкой на губах. – Мне нравится из всего извлекать пользу.       Егор тактично делал вид, что его тут нет и он ничего не слышит. Но после он напомнил о себе:       - Оскар, Том переодевайтесь, ваши вещи уже наверху, ваша спальня в левом крыле, прислуга вам покажет. Потом спускайтесь сюда, вас ждёт баня.       Как отогреть гостей заграничных и привить им любовь к России? Конечно баней. Сам Егор баню не любил, предпочитая сухую сауну, но к приезду Шулеймана обзавёлся традиционной русской парилкой со всем к ней прилагающимся.       Том в сауне никогда не был, только лишь слышал о ней и хотел попробовать. Разницу между сауной и баней он не представлял и не думал, что какая-то разница есть – названия разные, а суть одна, там и там прогреваются. Шулейман когда-то ещё до встречи с Томом посещал сауну, но в русской бане от также не бывал, последний раз, когда он вместе с папой был в России в гостях у того, кто мог им организовать баню, ему было шесть, шестилетнего ребёнка не стали тащить в парилку, а папе его уже тогда нельзя было париться из-за проблем с сердцем.       Баня – деревянный сруб, давящий стенами без окон и приглушённым светом. Том вдохнул ртом, переступив порог парилки, и это его ошибка. Второй раз за этот день лёгкие обожгло. Утром Том задохнулся от мороза, сейчас жар выжигал дыхательную систему, не справляющуюся ни с жаром таким, ни с влажностью. Температура 80 градусов, влажность 100%. Вот и разница между сухой сауной и русской баней. Тому казалось, что он попал в ад – температура, при которой не выжить, лишь вариться медленно можно, шипение воды на камнях, полумрак и завеса раскалённого пара. Хоть влажность здесь запредельная, слизистые сохли. Сухой жар переносится значительно легче, чем влажный. При влажном жаре буквально тяжело дышать, не хватает кислорода. Оттого Том дышал ртом, вновь и вновь обжигая горло.       Деревянная скамейка, на которую сели, опаляла кожу. Том заставил себя закрыть рот, но дыхание носом не спасало. Грудная клетка вздымалась часто и тяжело, ему не хватало воздуха. Вопреки разумению, что так надо, всё под контролем, на почве недостатка кислорода и страшного жара внутри рождался ужас, паника, естественное стремление бороться с тем, что тебя убивает. Тело намокло от пота и влаги из раскалённого воздуха, голова вскипала под шапкой, которую убедил надеть титулованный банщик.       Том вытерпел недолго, до травяного чая и банщика дело не дошло. Увидев мужчин, которые приближались к ним с какими-то непонятными охапками веток и намерением побить, Том просто сбежал. Неважно, что так надо, что это должно быть приятно. Для него это слишком. Всё это слишком. Ему нужен воздух. Пустите его на воздух. Минуя душ и комнату отдыха с комфортной тёплой температурой, Том выскочил к выходу. Открыл дверь и, держась за дверной косяк, рвано, жадно вдыхал свежий воздух. На нём из одежды лишь полотенце на бёдрах, но мороза не чувствовал. Слишком резкий переход от плюс 80 к минус 30, организм не успевал перестроиться. И на улице темно. Четыре часа дня, а уже ночная темень. Сколько они пробыли в этом раскалённом аду? Голова шла кругом.       - Дебил, ты куда на мороз вышел?! Зайди обратно, - к нему подошёл Оскар и за локоть потянул в помещение.       - Не пойду.       Том высвободил руку и, пошатнувшись, спустился со ступенек. Босыми ногами на снег. Теперь настигло осознание, насколько вокруг холодно, и он в третий раз за день задохнулся. Чертыхнувшись, Шулейман быстро набросил верхнюю одежду, сунул ноги в обувь и тоже выскочил из бани, схватил Тома в охапку и затащил обратно, закрыл дверь. Возвращаться в адскую парилку он тоже не горел желанием, но если позволить Тому уйти в таком виде, то это ничем хорошим не закончится.       Они ушли вместе. Том сбросил всё, что натянул прямо на полотенце, и упал лицом вниз на кровать. Тело по-прежнему ощущалось перегретым, полуварёным.       - Это кошмар, - простонал Том, его слова глушила постель. – Я едва не умер, я чувствую себя обварившимся. У меня ожог всего…       - Не преувеличивай, - сказал Оскар, оставшийся стоять около кровати. – Тушка у тебя здорового цвета, без признаков повреждений кожи.       - Я хотел согреться, но не так, - продолжал жаловаться Том, не поднимая головы. – На улице я задыхаюсь от холода, а там тоже задыхался, но от жара. Как они здесь живут? Странные люди, страшная страна. Я запомнил другую Россию…       - Эта Россия больше похожа на настоящую, - усмехнулся Шулейман. – Я же тебе говорил, что российские реалии на наши совсем не похожи, не надо сюда рваться, а ты мне не верил. А так-то Россия очень разная, иначе быть не может при таких размерах страны и многонациональности народа. Мы с тобой были в городах средней полосы, а тут суровый север.       - Финляндия тоже на севере, но там такого ужаса нет…       - Ты был в Хельсинки, там климат морской, умеренный, хоть страна северная, а в Сургуте климат континентальный, приравненный к Крайнему Северу, даже на севере Финляндии не будет так холодно, как здесь. Это ты ещё в Якутске не был, я, к слову, тоже, там средняя температура зимой минус 40, но спокойно может опуститься до минус 50 и даже 60.       Том медленно перевернулся, опёршись на локоть, посмотрел на Оскара.       - Как люди здесь живут? – сказал он через паузу и покачал головой. – Я не понимаю, как можно жить в таких условиях… Как можно выживать в таких условиях?       Шулейман пожал плечами:       - Наш вид весьма живуч и приспосабливается к самым разным условиям.       Том вновь покачал головой и лёг обратно.       - Как хорошо, что меня украл немец и увёз во Францию, а не какой-нибудь русский, я бы здесь не выжил. У них здесь условия нечеловеческие, а отдых от них такой, что тоже больше похож на квест по выживанию. То мороз удушливый, то жара невыносимая, по дорогам не проехать… Я бы здесь заболел и умер ещё в глубоком детстве.       - Ты, главное, в своём нынешнем возрасте не заболей. Надо ж было догадаться выйти на мороз распаренным и без одежды, - попрекнул Шулейман.       - Оскар, я там задыхался, я чувствовал, что могу умереть.       - Сауна и вместе с ней привычка к запредельным температурам у тебя должна быть в крови, - усмехнулся Оскар. – В Финляндии она весьма популярна.       - Наверное, эта часть крови протекла мимо меня, - ответил Том в подушку. – Вместо неё у меня испанская часть крови.       Шевелиться не хотелось, ни единое движение не казалось возможным. Чувство варёности не покидало.       - Я не выйду из этой комнаты, - сказал Том. – Потом ты отнесёшь меня в машину и в самолёт.       - Выйдешь, - наперекор ему утвердил Оскар.       - Не выйду. Я замёрз, сварился, и у меня нет сил. Я больше не хочу узнавать, что ещё этот страшный город нам приготовил. До возвращения домой я останусь здесь.       - Сходи в душ, легче станет.       В отличие от Тома Шулейман не пренебрёг правилами выхода из парилки, потому чувствовал себя намного лучше.       - Не пойду, - буркнул Том. – Я буду здесь. Мне же будут приносить еду? Надеюсь, она будет не такой же смертоносной, как всё здесь.       - Вставай и иди.       - Не пойду, - повторил Том.       Никто его сейчас не заставит двигаться. Он в двойном температурном шоке, всё, у него ни на что нет сил, желания двигаться тоже совершенно нет. Шулейман поступил в том духе, с которого начиналось их знакомство много лет назад, поднял Тома с кровати и утащил в ванную, не обращая внимания на его недовольство. Поставил там в душевую кабину и сдёрнул с него полотенце, прежде чем Том успел попытаться ему помешать. Том ныл, хотел сесть, но Оскар его не слушал, и через десять минут Том оценил, что его самочувствие на самом деле значительно улучшилось. Схема та же, что и перед парилкой, но в обратном направлении: начинать принятие душа с горячей воды и постепенно понижать температуру до прохладной, чтобы тело остыло после мощного прогрева, взбодрилось и восстановило естественную температуру.       - Лучше? – спросил Шулейман, выключив воду, и поставил лейку душа на место.       Том кивнул:       - Да. Но в баню я всё равно больше не пойду, - он нахмурил брови и покачал головой.       - И не надо, раз тебе не зашло, - сказал Оскар. – А я, пожалуй, вернусь и пройду процедуру полностью, интересно же попробовать.       - Оскар, не надо, - Том взял его за руку, смотрел тревожно. – Вдруг тебе станет плохо?       - Не беспокойся, не станет, я контролирую ситуацию. Если же вдруг что-то пойдёт не так, меня без помощи не оставят и точно откачают, я в этом доме ценнейший гость, - усмехнулся Шулейман. – Да и правила пребывания в бане не просто так придумали, а чтобы люди не хватали тепловой удар. Ты подожди меня в доме, ладно? Постарайся не найти проблем ни на какую часть своего тела. Справишься?       - Это надолго? – Том оставаться один в чужом доме не хотел, но идти с Оскаром в парилку хотел ещё меньше.       - Час, думаю, не больше.       - Хорошо, я подожду, - Том отпустил руку Оскара. – Но, если ты вернёшься и найдёшь меня в том же положении лицом вниз, знай, что это ты виноват, что оставил меня одного и я заскучал, - пригрозил с деланной серьёзностью.       Шулейман улыбнулся набок и чмокнул Тома в губы, после чего сказал:       - Приведи себя в порядок, пока я буду в бане, нас ждёт праздничный ужин, ещё в магазин нужно съездить.       Том оделся и лёг на кровать ждать, успел задремать. После бани Оскар переоделся в спальне и спустился к Егору.       - Сколько у нас времени до ужина? – спросил Шулейман. – Тому нужно купить одежду по погоде.       - Конечно, - незамедлительно отозвался Егор. – Я отвезу вас в город, покажу хорошие места.       В дом забежали дети, следом за ними зашла няня и несчастная Алина, несколько часов кряду кутавшаяся на улице в свою норковую шубу, которая не спасала. Терри – запыхавшийся, взбудораженный, раскрасневшийся, оказывается, и его бледность может наливаться цветом – подбежал к Оскару:       - Папа, поиграем завтра в снежки? Мне понравилось, это весело. Ещё можно слепить снежную… как? – он обернулся к подружке.       - Снежную бабу, - радостно подсказала Мира.       - Да, поиграем, - сказал Шулейман и присел перед сыном на корточки. – Сейчас нам с Томом нужно будет ненадолго уехать, Тому нужно купить более тёплую одежду. Ты останешься здесь или поедешь с нами?       Терри снова обернулся к подруге, перемялся с ноги на ногу в серьёзной, озадаченной задумчивости и спросил:       - Папа, ты вернёшься?       Боялся, что нет, ничего не мог с собой поделать. Терри ещё не в том возрасте, когда можно работать над собой, над своими страхами.       - Конечно вернусь, - улыбнулся ему Оскар. – Я же сказал – мы ненадолго.       Терри кивнул:       - Я останусь здесь. Я есть хочу, можно мне перекусить? – и взглянул на Егора, он же хозяин в этом доме.       Пока прислуга оперативно организовывала лёгкий приём пищи, Оскар, которого одолели тяжёлые сомнения, обратился к Шепеню:       - Егор, дети будут в порядке, если мы уедем? Люди, которые на тебя работают, проверенные?       - Разумеется, - заверил его Егор. – Дети и не заметят нашего отсутствия, их покормят, за ними присмотрят, и они будут играть.       - Егор, я доверяю тебе одно из самого дорогого в моей жизни, - серьёзно произнёс Шулейман. - Поэтому хочу быть уверен, что ничего плохого не произойдёт.       - Я тебя понимаю, Оскар, я сам отец трижды, - Егор жестом солидарности коснулся его плеча. – Но тебе не о чем беспокоиться, Терри в моём доме будут беречь так же, как берегут Миру. Алина, - позвал он жену. – Будь с детьми, пока мы не вернёмся.       В пути Шулейман испытывал дискомфортное чувство, что ему непривычно быть не на месте водителя, что ему не то без любимой феррари. И фоном фонила тревога за оставленного Терри. Поскольку здесь не их дом, здесь им всё чужое и нет непоколебимой уверенности в безопасности. Должно быть, все любящие родители испытывают за своих детей этот страх, которому не нужны веские причины.       В магазине Том выбрал пуховик длиной до щиколоток, напоминающий упомянутый им утром скафандр, несколько пар термобелья, утеплённые штаны из той же зимней линии, обещающей надёжную защиту от холода, тёплую флисовую толстовку, шерстяную шапку с термоподкладкой взамен своей никудышной при такой погоде, балаклаву – лицо тоже отмерзало, варежки и высокие дутые ботинки. Во всём этом мороз перестал восприниматься смертоносным и мучительным.       - Я в отношениях со снеговиком, - усмехнулся Шулейман.       Замотанный, что одни глаза блестели, в длинном и толстом белом пуховике Том так и выглядел. Том зыркнул на Оскара, ответил:       - Зато теперь мне тепло. – Помолчал и добавил: - Сильно некрасиво?       - Забей, нормально. Я не хочу, чтобы ты замёрз и заболел, остальное неважно.       Многослойность одежды спасла от ушиба, когда после магазина решили немного прогуляться, и Том поскользнулся и приземлился на копчик. Обойдя лёд, Оскар подал Тому руку, помог подняться.       - Этот город пытается меня убить, - высказал Том, отряхивая пуховик.       - Осторожно, там тоже лёд, - предупредил Егор, указав на ещё один обледеневший участок тротуара.       Гулять по городу Тому расхотелось.       Как и сказал Егор, дети были накормлены, досмотрены и, когда они вернулись, спокойно играли в куклы в комнате Миры. Подходило время праздничного ужина. Семейство Шепень Рождество никогда не праздновали, в их доме никто не был верующим, но Егор пригласил Оскара, Терри и Тома на Рождество и организовал праздник по всем правилам: с атрибутикой, характерными угощениями, разве что помолиться перед ужином не предлагали.       Пробовать пищу нового места Том очень любил, в этом переплетались две его любви – любовь к еде и любовь к новым впечатлениям. Праздничный стол радовал глаз, сглаживая негативное впечатление от сегодняшнего дня, вид блюд вызывал любопытство, а незнакомые, совершенно непривычные названия удивляли и увлекали. Егор предпочитал европейскую и приближенную к ней кухню – куда стремился, ту и еду употреблял, но для колорита рождественский ужин составили из традиционных русских блюд.       Капустница Тому не понравилась. Воспитанный немцем, преданным своим корням, Том с детства привык к кислой капусте в разных вариантах употребления и относился к ней с приязнью, но этот суп на её основе отвращал видом и вкусом. Терри же, в отличие от Тома, да и Оскара тоже, супы в принципе ел часто, хоть и исключительно супы-пюре, и капустницу очень оценил, пусть в нём и есть нелюбимое им мясо, главное, что не курица, которую вообще не употреблял. Даже попросил сказать ему рецепт, чтобы передать его Грегори. С салатом из свёклы, яблок и грецкого ореха дела обстояли лучше, он понравился и Тому, и Терри, Шулейман отнёсся к нему нейтрально, ему в салате не хватило мясного компонента.       Том долго пытался выговорить заковыристое название – сиченики, а сами они пришлись по вкусу. Пряженина – восторг, её аромат и вкус отсылал к колбаскам, которые на Рождество готовил Феликс.       - У вас тоже подают гуся на Рождество? – изумился Том.       Это очень обрадовало. Гусь – его любимое рождественское блюдо, самое рождественское из всех. На втором месте свиная рулька, но её и без праздника как-нибудь приготовит. Десерт – тоже прелесть, Том никогда не пробовал ничего похожего на сочиво.       - Почему в России Рождество отмечают 7 января? – спросил Том после очередной ложки десерта.       - Из-за разницы календарей, которых придерживается церковь. Русская Православная Церковь отказалась переходить с юлианского на григорианский календарь, когда его здесь ввели в 1918 году. Разница между ними в 13 дней, так и получилось, что Рождество сместилось на 7 января, - ответил Оскар вместо Егора и остальных здесь присутствующих местных.       «Календаря два?» - удивлённо подумал Том, но счёл этот вопрос слишком глупым, потому оставил его при себе.       Задал другой вопрос:       - Почему ввели другой календарь? Это ведь неудобно, люди привыкли к одному исчислению дней, а потом стало по-другому.       - Во всём христианском мире григорианский календарь приняли ещё в эпоху Возрождения, - теперь слово взял Егор, но точных дат он не помнил, история не была его сильной стороной. - Когда к власти пришли большевики, мы тоже перешли на григорианский календарь.       «Кто такие большевики?» - задался Том ещё одним вопросом, взглянул на Оскара.       Не спрашивать же. Это при Оскаре он может быть собой без утайки, а при посторонних людях, тем более людях высокого уровня, не хотелось блистать глупостью и необразованностью. Наверняка люди, которые окончили школу, знают ответ на этот вопрос.       - Большевики – это представители и приверженцы радикального крыла социал-демократической рабочей партии, позже они переродились в коммунистов – коммунистическую партию Советского Союза, - ответил Шулейман Тому на немой вопрос, прочтя озадаченность в его глазах. Повернулся к Егору и остальным. – Том слаб в мировой истории в силу обстоятельства, в которых происходило его овладение школьными науками, но зато он блестяще знает всё, что касается Германии.       Том одними губами сказал «спасибо» - и за информацию, и за то, что отметил его сильную сторону, не оставив приниженным.       - Возможно, вам это будет интересно, - сказал Егор. – Мы организовали этот праздник для вас, в привычном вам виде, в России Рождество празднуют иначе.       - А как? – спросил Том.       - У нас это церковный, а не семейный праздник. По правде говоря, в сравнении с Европой в России мало внимания уделяется Рождеству. У нас главный зимний праздник – это Новый год, его все отмечают с застольем, семьёй, друзьями, подарками, до утра не спят, гуляют.       - Почему так? – удивился Том.       - Полагаю, тому виной непростой исторический путь России и уже упомянутые большевики-коммунисты, - сказал Оскар. – Последние Рождество запретили, а позже утвердили Новый год в качестве главного большого зимнего праздника.       - Запретили Рождество? – переспросил Том. – Как можно запретить Рождество? Зачем? Это же не что-то плохое, а праздник.       - О, ты недооцениваешь этих ребят, они много чего запрещали, - усмехнулся Шулейман. – Предвадитель их называл религию «опиумом для народа», и её запретили на государственном уровне, запретили и Рождество как главный праздник христиан. Вместо бога людям престало верить в партию и вместо походов в церковь трудиться без устали на благо родины. Но какой-то праздник помимо связанных с новым строем народу надо было дать – дали Новый год, атрибутикой во многом схожий с Рождеством, но без привязки к религии.       Том слушал с недоумением, с ужасом – и с искренним интересом. Он любил узнавать новые факты, учиться, заполнять пробелы в знаниях. Почему не учился, хоть ту же историю не изучал в свободное время, которого валом? По той же причине, по которой не работал сколько-нибудь постоянно – за праздностью дней забывал, что ему нужно что-то ещё. Ему и не нужно, по сути, ему нет нужды что-либо делать, его жизнь полностью устроена.       - А другие праздники у вас тоже в другое время отмечают? – спросил Том. – Пасху, например.       - Да, - сказал Егор. – Православная и католическая пасха очень редко совпадают. В этом году у нас пасха… - он взглянул на жену, припоминая, когда будет праздник, о котором идёт речь, - 2 мая, а у вас, если я не ошибаюсь, в конце марта.       - Оскар, а мы можем в этом году и пасху тоже отметить? – Том посмотрел на Оскара.       С Феликсом они с меньшим размахом, чем Рождество, но тоже отмечали пасху. Только живых пасхальных кроликов у них никогда не было, а Том очень хотел. Вспомнил, как лет в пять, не утративший ещё полёт воли и собственных желаний под гнётом отказов и запретов отца, выпрашивал кролика на пасху, всего одного кролика – и был уверен, что кролик у него непременно будет. Святая детская наивность, полностью оторванная от реальности. Том позабыл об этом эпизоде и, случайно вспомнив сейчас, улыбнулся воспоминаниям.       Терри заинтересованно поднял взгляд, слушал их разговор. С мамой они не отмечали пасху, им и негде было её отметить в том каноничном виде, а папа пасху тоже не отмечал никак, поэтому Терри видел её лишь в фильмах. Хотел бы принять участие в этом празднике. Кролики милые, их все любят. Что ещё нужно делать? Искать яйца. Это должно быть весело, особенно если будет вместе с Мирой.       - Ладно, отметим и пасху, я не возражаю, - ответил Шулейман.       Терри радостно заулыбался:       - Отметим, папа? По всем правилам, да? Мы поедем к дедушке? Там будет удобнее.       - Да, думаю, к нему поедем. Папа будет рад провести вместе ещё один праздник.       Теперь и Том широко заулыбался. Много ли ему нужно для счастья? Праздники - более уединённые, которые он и Оскар встречают вдвоём, и большие, семейные - делают его очень счастливым. Потому что они одновременно отсылают в детство и дают то, чего он никогда не имел.       После ужина они проводили время вместе большой компанией, а ближе ко сну Том попросил:       - Оскар, ты можешь мне почитать?       - Что, тоже хочешь сказку на ночь? – усмехнулся тот.       - Нет, не сказку, - Том качнул головой. – Можешь почитать мне историю? Я почти ничего не знаю, я сегодня хотел о многом спросить, но не хотел выглядеть глупым, - потупил взгляд. И обратно поднял глаза к Оскару, в них серьёзность, капля неуверенности и надежда. – Мне интересно, что происходило в мире, чего я не знаю, я бы сам почитал, но мне, наверное, станет скучно, или я буду что-то не понимать, или задремлю. А ты интересно рассказываешь.       - Ладно, - Шулейман вытянул из кармана телефон и разблокировал. – Какой период истории тебя интересует?       Том задумался, закусив губы, и ответил:       - Давай 20-й век.       - По стране есть предпочтения?       Том отрицательно покачал головой. Оскар нашёл учебник по всемирной истории, скачал и пересел ближе к Тому. Том же лёг на бок, подложив согнутую руку под голову, и подтянул колени к животу готовый слушать.       - 20-й век – наиболее динамичный век в истории человеческой цивилизации, - начал читать Шулейман, - характеризующийся торжеством науки, человеческого интеллекта, эпохой социальных бурь, потрясений, парадоксов: утверждаются идеалы любви к человеку, равенства, демократии, и одновременно происходят самые смертоносные в истории человечества две мировые войны и обострение социального неравенства людей...       Через двадцать минут раздался стук в дверь и вопрос детским голосом: «Можно?».       - Да, Терри, заходи, - сказал Оскар.       Терри вошёл в комнату, любопытно посмотрел на них, устроившихся на кровати.       - А чем вы занимаетесь?       - Я читаю Тому историю 20-го века, - ответил Шулейман.       - А можно мне тоже послушать? – воодушевился Терри.       Том расстроился – эта лекция только для него, хотел так, но вида не подал, думал, что не подал, но по глазам всё видно. Оскар взглянул на него, отложил телефон, встал, подошёл к Терри и, подняв его на руки, вынес в коридор.       - Терри, сейчас мне нужно провести время с Томом, к тебе я приду позже, - сказал Оскар тихо. – Ты не обидишься?       Терри отрицательно помотал головой, спросил:       - А ты расскажешь мне историю на ночь?       - Конечно расскажу.       - А можно Мире тоже послушать?       - Без проблем. Чем больше слушателей, тем веселее, - Оскар улыбнулся, подмигнув сыну, и поцеловал его в щёку.       Том сел в ожидании его, поднял брови, когда Оскар вернулся один.       - А где Терри?       - С Мирославой, - ответил Шулейман, подходя к кровати. – Эта лекция только для взрослых. Для детей с меня позже будет сказка на ночь. Так, на чём я остановился? Точно, буржуазно-демократическая революция в Российской империи. Вопросов по поводу данной империи больше нет?       Том отрицательно покачал головой. А до того недоумевал, что Россия опять иначе называется, Советский Союз худо-бедно запомнил, а тут новое название – и всё за один век. Впрочем, Германия за тот же прошлый век сменила даже больше названий, но это Том знал с детства, а об истории России, да и всех остальных стран, знал чуть больше, чем ничего, потому путался и дивился.       Индивидуальный урок продлился два часа. Закончив читать текст, который дополнял от себя, Шулейман посмотрел на Тома, что тихо лежал рядом, но не спал, глаза не закрывал. Улыбнулся губами.       - Терри увлечён историей, тебе, как выяснилось, она тоже интересна, - произнёс Оскар.       Ещё одно совпадение. Не мог его не отметить. Оттого и улыбался – что Том так мил в этом моменте, который уже проживал с Терри. Отец и сын, у которых никакой связи, а одна кровь всё равно себя проявляет.       - Даже не знаю, хотел ли я в детстве изучать разную историю, - негромко сказал в ответ Том, и от его слов веяло тихой печалью. – Я не помню. Наверное, мог бы, меня в детстве многое увлекало. Но я ничего не знаю, а Терри учится и уже знает больше.       - Жаль, что Феликс не позволил тебе полноценно учиться, развиваться согласно потребностям твоей личности, - без тени обесценивающей насмешки, прямо глядя в глаза.       Оскар всегда смотрел так, в нём нет ни капли ужимок. Том до сих пор поражался его выраженной во всём прямоте. Потому что сам совсем другой. Том дрогнул улыбкой уголками губ. Благодарно. За то, что Оскар его понимает. За то, что пожелал бы ему другой жизни.       - Оскар, а… - Том куснул губу, - ты можешь со мной заниматься? Я заброшу, если буду учиться сам, я себя знаю. А я хотел бы подтянуть хотя бы историю. Ты можешь?       - Твоим лечащим доктором и секс-тренером я уже был, теперь буду преподавателем истории, - усмехнулся Шулейман. – Что ж, попробуем, почему нет. Час-два в день на это я точно найду.       Том улыбнулся, засияв, полез обниматься.       - Сейчас мне надо уложить Терри, а потом у меня к тебе будет предложение, - сказал Оскар после объятий. – Как насчёт того, чтобы забить на то, что нам надо раньше встать, поскольку тут в два часа дня уже темнеет, и посмотреть фильм?       Конечно, Том был за.