Семья

      К середине октября стало очевидно нерадостное, что адаптация к школе не произойдёт, процесс не двигался с места. Терри продолжал общаться только с учительницей, одноклассники и одноклассницы, сначала проявлявшие интерес, перестали к нему подходить, Терри высиживал все уроки, больше его не приходилось забирать раньше, но он всё чаще грустил, поскольку привык самостоятельно изучать что-либо, что-либо делать, а потом приходить к взрослым с результатами, а в школе процесс обучения построен иначе, и всё чаще он скучал на уроках, он во многом превосходил программу первого года обучения и, пока другие дети увлечённо осваивали новое, сидел с тем, что ему это уже известно, он это уже умеет. Шулейман с тяжёлым сердцем принял решение поговорить с ним и что-то делать с этой ситуацией.       - Терри, тебе нравится в школе? – спросил Оскар, сев рядом с мальчиком.       Терри пожал плечами, опустил глаза:       - Нормально. Все ходят в школу.       В его понимании школа – это обязательный этап, пусть даже ожидал от неё намного большего, более яркого и захватывающего, чем оказалось в реальности.       - Терри, ответь честно, - доверительно сказал Оскар, глядя на сына в поисках зрительного контакта. – Обучение в школе – это не то обязательство, с которым ничего невозможно сделать. Если тебе не нравится, мы что-нибудь придумаем.       - Что можно сделать? – Терри поднял к нему взгляд больших-больших глаз. – Перейти в другую школу?       - Как вариант.       - Но там будет то же самое, - Терри погрустнел. – А класс будет другой, вдруг они меня не примут.       - Терри, тебя невозможно не принять, - Оскар улыбнулся, приобнял его поникшего. – Если кто-то тебя не примет, знай, что это они неумные, а не ты плохой, ты совершенство.       Терри улыбнулся, и Оскар продолжил:       - Есть разные школы, с разными учебными программами и разными внутренними укладами. Мы можем подобрать тебе школу, которая будет отвечать твоим потребностям, ты никому не обязан оставаться там, куда поступил. Не бойся уходить оттуда, где тебе не нравится. Если хочешь, мы этим займёмся. Или я всё себе надумал, и тебе нравится в нынешней школе? – посмеялся, чтобы ободрить ребёнка, подтолкнуть его к честному диалогу.       - Мне не нравится, - тихо признался Терри. – Я думал, что в школе будет интересно, а там… не так. Наверное, я бы не хотел там оставаться.       - Отлично, - кивнул Оскар. – Сделаем. Терри, у меня есть к тебе предложение, я думаю, что тебе может подойти так называемая элитная школа, она больше подходит твоему уровню, но предупреждаю, что там строгие порядки и дисциплина.       - Меня это не пугает, - качнул головой Терри. – А где эта школа? А меня в неё примут?       - Примут. Давай поступим так – вместе съездим в школу, о которой я говорю, ты посмотришь её изнутри, пообщаешься с педагогами и учениками, если захочешь, и примешь решение, хочешь ли там учиться.       Терри кивнул. Этот разговор происходил в пятницу, Шулейман дождался понедельника, когда имеет смысл ехать смотреть школу во всей красе, позвонил нынешней учительнице Терри и предупредил, что его в школе сегодня не будет, и вместе с сыном поехал в соседние Канны, где располагалась та самая элитная школа. Не предупреждал об их визите, чтобы исключить постановочные моменты со стороны персонала школы.       Эта школа куда больше походила на те помпезные учреждения, где когда-то учился Оскар, чем на нынешнюю школу Терри, что вызывало флешбэки. Строгое здание, дисциплина, единая форма для всех детей одного, в данном случае начального звена, элитарность в воздухе. Всё это опостылело ещё в детстве. Оскар хотел, чтобы Терри учился с обычными, разными детьми в обычной школе, где ему не будут иметь мозг и загонять в определённые рамки, но… возможно, ему подходит как раз совсем другое.       Терри, как обычно державшийся папы в новом месте, любопытно осматривал коридоры, кабинеты, куда они заходили, учеников и преподавателей. Задержал взгляд на темнокожем мальчике на пару лет старше, его внешность, оттенок кожи красиво гармонировали с цветом зелёного форменного пиджака. По итогу экскурсии, продлившейся без малого три часа, Терри сказал, что хотел бы здесь учиться. Не был радостен или воодушевлён, но он хотел попробовать.       К обучению в новой школе Терри должен был приступить с начала новой, следующей недели, то есть к концу месяца. Терри пошили форму, он с тенью удивления на лице крутился перед зеркалом во время первой примерки готового костюма, и ему нравилось. Ему действительно это подходило, он – не Оскар, который всегда был вольным, протестным, не терпящим никаких запретов и рамок. Терри по характеру ближе и по нраву все эти тоскливые, мерзкие, на взгляд Оскара, вещи: строгость правил, отсутствие коллективной игровой деятельности на уроках, усиленная образовательная программа, направленная на тех, кто не является и никогда не будет обычным, средним человеком.       В первый день в новой школе Терри потянул папу за руку, прося к нему наклониться, и попросил:       - Папа, можно я пойду на уроки один? Я хочу попробовать.       - Конечно, - Оскар всем сердцем не хотел отпускать Терри одного в первый день, но он того не показал.       - Папа, можешь подождать меня два урока около школы? Если мне будет нехорошо, я позвоню или выйду, ты заберёшь меня. Можно? – Терри смотрел на него большими-большими пронзительными глазами.       - Да, я тебя подожду, - Оскар, присев на корточки, мягко улыбнулся и убрал с лица мальчика непослушную прядку. – Если что не так, сразу звони, я рядом, - и поцеловал Терри в щёку, обнял напоследок.       И отпустил. Терри пошёл в направлении широкой лестницы, обернулся, помахал. Оскар помахал в ответ и, только когда Терри скрылся из виду, повернул к выходу. Торчать два часа в машине у школы – умереть со скуки можно, но что поделать. Плюхнувшись в водительское кресло, Шулейман негромко включил музыку, покурил и минут через пятнадцать набрал Тома. Вместо ответа Том, которого звонок выдернул из сна, промычал в трубку.       - Просыпайся, - бодро сказал Оскар. – Я жду Терри под школой, мне тут два часа сидеть. Поговоришь со мной?       - Да, поговорю… - пробормотал Том.       Слышно зевнул, пошуршал чем-то – щекой об подушку тёрся.       - Не спи, - словесно дёрнул его Шулейман.       - Я не сплю, я слушаю.       Судя по голосу – врёт, он сонный-сонный, на грани обратного засыпания.       - Почему ты ждёшь Терри? – сквозь новый зевок спросил Том.       - Терри попросил его подождать. Если что-то пойдёт не так, он позвонит, и я его заберу.       - У него сегодня только два урока?       - Нет, но Терри почему-то попросил подождать именно два часа. Наверное, я подожду до конца уроков, не буду уезжать. Не обидишься, если снова будешь завтракать в одиночестве?       - Я уже привык, - Том слабо улыбнулся.       - Это настораживает.       - Я не привыкну быть совсем без тебя, - Том вновь улыбнулся на том конце связи, что слышалось в голосе. – Скоро Терри будет учиться без сопровождения, и мы снова будем завтракать вместе.       - Я бы хотел с тобой согласиться, но буду реалистом. Я не уверен, что это случится скоро. Возможно, теперь я буду дежурить во время уроков не в школе с Терри, а около неё.       - Жаль…       - Прорвёмся, - сказал Шулейман, чтобы не дать Тому загрустить, и пустыми обещаниями кормить не собирался. – Если Терри не освоится в трёх-четырёх школах, я переведу его на домашнее обучение, тогда точно я никуда не буду срываться с утра.       - Мне бы хотелось, чтобы ты был со мной дома, но мне бы не хотелось, чтобы Терри обучался на дому, потому что я знаю, что это такое. Пусть я завидую ему в том, чего у меня не было, но я не желаю ему того, что было у меня, - честно ответил Том.       - У Терри на домашнем обучении не будет Феликса, а будут нормальные, квалифицированные, а главное – адекватные педагоги, - усмехнулся Оскар. – Но всё равно спасибо, ты не перестаёшь меня приятно удивлять.       Том улыбнулся на том конце связи и через паузу предложил:       - Оскар, а давай я приеду к тебе? Куплю чего-нибудь по дороге и позавтракаю с тобой в машине. А ты завтракал?       - Кофе выпил.       В такую рань, когда приходилось вставать и выдвигаться из дома, чтобы успеть к началу занятий, есть Оскару не хотелось.       - А давай я что-нибудь приготовлю, приеду к тебе, и позавтракаем вместе? – Том ощутимо оживился. – Если ты собираешься ждать Терри все уроки, я точно успею.       Шулейман усмехнулся с него:       - Я точно единственный в своём окружении, кому партнёр предлагает привезти еду в контейнере.       - Не в контейнере. В…       Том замолчал, пытаясь придумать, как красиво доставить еду из дома. А контейнеров у них и нет.       - Привезу, - заключил Том, решив по факту искать тару для доставки.       - Давай поступим по-другому: ты приезжай, а с завтраком разберёмся на месте, - выдвинул ответное предложение Оскар.       Том живо покинул постель, надел штаны, зажимая телефон плечо, натянул вчерашнюю мятую футболку и с Оскаром на связи устремился в квартиру охраны. Едва босиком не выскочил из квартиры, вернулся, сунул ноги в тапочки и нажал на кнопку звонка квартиры этажом ниже. Криц открыл ему, выслушал просьбу отвезти в Канны, прислонившись плечом к дверному косяку.       - Я мелкими поручениями не занимаюсь, - сказал Криц и отступил обратно в квартиру, показывая, что упрашивать его бесполезно.       - Криц, пожалуйста, я только тебя более-менее хорошо знаю.       - Нет. Сходи в соседнюю квартиру. Если никто не согласится тебе помочь, возвращайся ко мне, я найду, на кого тебя повесить.       Вздохнув, Том пошёл к соседней квартире и через долгие уговоры навязался Халку через неприкрытое нежелание того отрываться от любимого компьютера и выходить из дома. Но сегодня его дежурная очередь, потому никто не согласился освободить его и взять Тома на себя. Том сбегал обратно домой, почистил зубы, переодел домашние штаны на джинсы, сменил футболку и, спустившись на улицу, сел на заднее сиденье машины охранника.       - До Канн долго ехать? – спросил Том. – Кажется, нет, да?       - Обойдёмся без разговоров, - недружелюбно сказал в ответ недовольный мужчина и завёл двигатель.       - Я испортил твои планы? – Том никогда не мог спокойно, равнодушно реагировать, когда ему демонстрировали холодность, неприязнь.       Халк не ответил, он желал поскорее закончить с этой задачей и вернуться в квартиру. Том слабо дёрнул уголками губ и, стараясь не расстраиваться из-за этой ситуации, отвернулся к окну. В соседнем городе его ждал Оскар и - совместный завтрак. Как и запомнил, дорога до Канн недолгая. Том заулыбался ярче солнца, когда перескочил из одной машины в другую и занял своё пассажирское место рядом с Оскаром:       - Привет.       - Быстро ты, - отметил Шулейман.       - Я мог бы быстрее, но пришлось уговаривать охранника меня отвезти.       - Я бы тебя пожалел, но они и меня слушаются не всегда. Но, видимо, для меня в этом и есть прелесть, - коротко посмеялся Оскар. – Теперь завтрак?       - Да, давай, а мы куда-то поедем или… как? Я ничего не привёз.       - Я рассматривал вариант быстро смотаться в ближайший ресторан, но есть вероятность, что в это время выйдет Терри, а меня нет, я не хочу его бросать, так что уехать мы никуда не можем. Но ничего, раз мы не можем поехать в ресторан, ресторан приедет к нам.       Шулейман вытянул из кармана телефон, набрал номер, заказал блюда, которые он и Том выбрали, а к ним стулья и столик, сервированный по всем правилам, и официанта в придачу, чтобы они культурно позавтракали, не отходя от школы и машины. Заказ нестандартный, но клиент всегда прав, особенно такой. Вкусный завтрак оставил приятные впечатления, в какой-то момент Том и забыл, что они на парковке, а не в заведении.       Терри не позвонил и не вышел за все уроки. После последнего звонка вместе с другими первогодками вышел на улицу, спустился со ступеней крыльца и побежал к машине.       - Папа, мне понравилось! – радостно сообщил, забравшись на заднее сиденье, и наткнулся взглядом на Тома. – Ой, Том… Почему ты здесь?       - Оскару было скучно сидеть одному, он позвонил мне, и я приехал, - взглянув на Оскара, с чуть неловкой улыбкой ответил Том.       - Папа, ты ждал меня все уроки? – Терри вздёрнул и изломил брови. – Зачем?       Не возникал, наоборот – жалко было папу, что он столько часов здесь сидел. Терри не хотел доставлять неудобства самому дорогому человеку на свете.       - На всякий случай, вдруг бы ты захотел уйти на третьем или четвёртом уроке? – с мягкой с задоринкой улыбкой произнёс Шулейман. – Мне было несложно, Том составил мне компанию, и мы неплохо провели время.       Терри без напоминаний залез в детское кресло, установленное на заднем сиденье, застегнул ремешки и поправил форменный пиджак, чтобы не сильно помялся.       - Терри, тебе точно понравилось? – спросил Оскар.       - Да, - Терри немножко болтал ногами. – Это школа совсем другая, сегодня мне всё понравилось.       Во вторник отношение Терри к школе не поменялось, он отбыл все уроки от звонка до звонка, и Оскар зря дежурил у школы. В среду тоже – уже в среду Оскар прождал всего два урока и поехал домой, отправив сыну сообщение с напоминанием, что Терри может позвонить в любой момент, и он примчится. А в четверг совсем не ждал под школой, сам Терри ему сказал: «Папа, не надо меня ждать, я сам справлюсь. Если что-то случится, я позвоню». И справился.       Вот и всё, кошмарный сон Шулеймана сбылся - он вспоминать не хотел свои претенциозные школы, по крайней мере первые две, но теперь ему водить Терри в такую же. Но это Терри, он другой человек, и Оскар должен делать то, что ему на благо, а не упираться в свои взгляды. Даже если ему совсем не по нраву его выбор. Терри подходит уклад подобных учебных заведений: он легко следует расписанию, ему ближе жизнь по графику, чем хаос вольных порывов, для него слово взрослого – закон, которому Терри в голову не приходит перечить, он хочет от школы учения, а не игр и беготни на переменах. Терри даже в групповых дискуссиях участвовал – не с первого дня, но осмелился, - которые педагоги устраивали по ряду дисциплин, о чём Терри после школы рассказывал папе. У него появились яркие впечатления от школы, а не замкнутость и тихая грусть, что всё не так, как мечталось, когда был совсем малышом.       В этот раз Оскар сразу предупредил в школе о психических и неврологических особенностях сына, а также сообщил, что Терри придерживается системы питания с пониженным содержанием животного белка, исключающей некоторые виды мяса, и обилием овощей, чтобы Терри и в школе питался привычным и приятным ему образом.       Теперь оставалось что-то придумать с доставкой Терри в школу. Шулейману очень не хотелось как минимум следующие несколько лет вставать в семь утра и мотаться в соседний город каждый будний день. У него есть привилегия отправлять Терри в школу хоть каждый день с новым водителем, ей стоит пользоваться. Надо поговорить с Терри, и если он согласится, то переложить обязанность отвозить его в школу на кого-то из охраны – или приспособить под это дело вертолёт и отправлять Терри с пилотом. А Оскар будет встречать его дома выспавшийся, довольный и счастливый. Или забирать со школы будет сам, пока не решил.       При школе имелся пансион, где ради удобства пять дней в неделю проживали около семидесяти процентов учеников, уезжая домой лишь на выходные. Но оставлять Терри жить в школе Оскар не собирался. Это немыслимо! Его мальчик будет при нём, а не где-то там один.       Терри ничего не имел против поездок в школу с водителем, только попросил подождать несколько недель или до следующего месяца. Пока он ещё привыкает, и ему нужен папа рядом, нужна его поддержка.       

***

      Том приподнялся на локте и провёл пальцем по животу Оскара. Как и обещал ему в конце лета, Шулейман прекратил проводить любые манипуляции с растительностью на теле, и к настоящему моменту его грудь и живот покрывали тёмные курчавые волосы, уходили вниз, к лобку, где росли гуще. Раньше Том как-то и не знал, что у него растут волосы в этих местах, и сейчас рассматривал и трогал. Его почему-то это цепляло – потому, что сам не имел волос нигде, кроме головы, или по какой-то иной неизвестной ему причине. Том не задумывался о причинах, он чувствовал и действовал, существовал в моменте, а в моменте сознание само концентрировалось на зрительных и тактильных ощущениях.       Шулейман не реагировал на то, что Том перебирает ему «шёрстку», он относился к повышенному интересу Тома к своему телу в самом естественном виде со спокойной снисходительностью. Сам Оскар в это время смотрел в телефон, а действия Тома в целом были ему приятны, если он постарается, можно приколоться и заурчать, мяукнуть, а то гладит его как кота. Полностью сев, Том, прижав ладонь к животу Оскара, запустил растопыренные пальцы в поросль волос; его тело под рукой грело как печка. Шулейман взглянул на Тома поверх телефона и вернулся к своему занятию. Пусть развлекается.       Том не больно, ничуть не царапая поскрёб короткими ногтями по его животу чуть ниже пупка. Распалился уже такой увлечённостью, что ничего кроме Оскара не видел. Том перебрался ниже, наклонился над животом Оскара, лёг, потёрся щекой немного выше тазовой кости, где мышца восхитительной косой линией уходит к паху. Шулейман выгнул бровь и снова бросил взгляд на Тома. Кажется, заурчит не он. Том так по-кошачьи трётся, что ему впору заурчать, очень впору.       А Том тёрся то одной щекой, то другой, балдея от яркого, немного щекотного, в приятном смысле раздражающего ощущения волос на собственной голой коже. Поцеловал, прикусил. Вновь начал тереться – щекой, виском, лбом, носом тыкался, губами касался. Том сел и снова гладил – бёдра, живот, грудь и опускал руки до щиколоток, и в обратном направлении, против роста, топорща волоски, запускал пальцы в волосы, перебирал. Шулейман уже отложил телефон и наблюдал за ним, здесь интереснее.       Том обратно лёг, прижался щекой, лицом вжался. Дурея от тактильного взрыва и запаха, который втягивал носом – он проникал в лёгкие, мозг, каждую клеточку. И пальцы покалывало от избытка взрывающих нервные окончания ощущений по всем каналам осязания. Том сглотнул набежавшую в рот слюну, провёл языком по дорожке к пупку. Добрался до паха, где запах сильнее всего, тот индивидуальный, животный запах. Тома вело, сам не заметил изменений в своём состоянии – и не думал им сопротивляться. Хотел продолжать, хотел осязать всеми возможными способами. Том прикрыл глаза, дышал чаще, насыщая себя ароматом тела. Чтобы он до основания заполнил, не оставив ничего своего. Том кончиком языка провёл по лобку Оскара, тронул, попробовал, задержал дыхание, дразня себя дефицитом кислорода, отчего сильнее подскочил пульс.       Том сместился чуть ниже и, придержав член Оскару у основания, взял в рот. Вылизывал с упоением, с обильным слюноотделением, едва не причмокивая. Член во рту набухал, твердел, быстро идя к полной готовности. Том опустил голову, мокрыми губами прокатившись до корня, и обратно, почти снявшись, зажал во рту головку, обвёл подвижным языком, вылизал щёлку уретры и выпустил изо рта. Поднырнул ниже и языком провёл по мошонке, облизывал – слишком пошло, одуряюще пошло – яички, чего не делал почти никогда, обычно забывал, что оральные ласки не ограничиваются членом. Ни взгляда не бросал наверх, всё делал с закрытыми глазами растворённый в процессе. Губами прихватил кожу мошонки, пальцами гулял по бёдрам Оскара, вжимая их неосознанно. Шулейман шире развёл бёдра, ощущая, как сердце бьёт в грудину.       Том вновь переключился на член, сосал самозабвенно, вибрируя тихими грудными стонами. Шулейман покусывал губы, сверху смотрел на Тома, у которого длинные ресницы подрагивают, блестят натянутые вокруг члена мокрые губы. И слюна на подбородке. Том поднялся, перекинул ногу через бёдра Оскара, встав над ним на колени. Не мог терпеть. Хотел большего. Полностью, насквозь. Том завёл руку за спину, приставил головку ко входу и, прикусив губу, начал присаживаться, надеваясь на скользкий от своей слюны член. Сладостно зажмурился, закинул голову, чувствуя в себе большую часть длины.       Оскар так и лежал, позволяя Тому руководить. Неотрывно смотрел на него, впитывая гибкое тело, выгнутую шею, беззащитно и доверчиво открытую, кричащее возбуждение и желание. На грани безумия. За гранью, судя по его поведению до. И это охуенно. Том его потрясающий псих. Натягивается сейчас на его член, сладко гнётся. Горячий, пылающий, принимающий глубоко с каждым движением вниз.       - Я больше не могу…       Бёдра уже немели от напряжения ритмичными движениями. Том поднялся с Оскара и встал сбоку от него раком, высоко вздёрнув и выпятив зад. Сногсшибательно красноречиво. Оскара окатило жаром. От таких восхитительно похабных видов может пар пойти из ушей. Шулейман незамедлительно поднялся, встал позади Тома на колени, положив ладони на его бёдра. Сплюнул между ягодиц, размазал слюну головкой, потёрся членом, не проникая внутрь.       - Оскар, не трави меня… - простонал Том, его мучительно и требовательно прошивало током, едва член задевал растревоженный сфинктер.       - Не могу отказать себе в этом удовольствии, - Шулейман ухмыльнулся широко и довольно, слабо покачивая бёдрами. – Видел бы ты себя сейчас…       - Оскар…       Искры из глаз, так хочется снова в себя этот толстый, любимый член. Том зажмурился, сжимая пальцы в кулак, уткнулся лицом в сгиб сложенной руки. Шулейман надавил, протискиваясь внутрь, потянул Тома на себя, вынуждая его принять до упора. Том звучно вздохнул от сладости удовлетворения своего желания. И обратно, почти до конца, и вперёд, в жаркую глубину.       Подразнив немного их обоих, Шулейман без предупреждения и перехода взял чёткий и быстрый темп, мощно врезался в Тома, сталкиваясь бёдрами. Он хотел, чтобы Том перешёл от стонов к несдержанным крикам. И Том закричал, перекрывая звуками своей высшей эмоции шлепки кожи об кожу. Сильно, глубоко, отбивая ягодицы. Они бы не продержались долго, но Том упёрся рукой в бедро Оскара:       - Оскар, подожди… - попросил, теряя дыхание.       Хотел закончить так, как начали, лицом к тому месту, от которого его и повело, о чём сказал Оскару. Шулейман лёг обратно, но не пассивно, а потянул Тома к себе, подтолкнув, развернув спиной, и поставил над собой на четвереньки. Том такой позы смутился, переступил руками.       - Приласкаю тебя, пока будешь меня удовлетворять, - Шулейман с нажимом оглаживал заднюю поверхность его бёдер и ягодицы.       - Оскар, я… не смогу сосредоточиться, если ты будешь делать мне приятно. Давай сначала я тебе.       - Ладно, я первый, приступай, - Оскар не прекращал наглаживать, мять маленькую задницу Тома, раскрытую над ним во всей красе.       Тома опалило смущением. Представлял, что видит Оскар, когда он в такой позе.       - Оскар, можно я перевернусь? Мне неловко.       - Исключено, - Шулейман крутанул головой. – Отказать себе в созерцании таких видов – это преступление.       И провёл по ягодице, коснулся пальцами между и ущипнул за правую половинку. Борясь со смущением, Том опустился над пахом Оскара и вобрал член в рот. Качал головой с нарастающей амплитудой, утыкаясь носом Оскару в промежность. Дёрнуло мыслью-желанием.       - Оскар, - освободив рот, Том скосил к нему глаза, не обернувшись. – Тебе когда-нибудь делали… это?       - «Это» - очень растяжимое понятие. Конкретизируй, - ответил Шулейман, так и наглаживая, наминая бёдра и ягодицы Тома.       Том закусил губы, борясь со своей невозможностью говорить о таких вещах. И сказал:       - Римминг.       - Я пробовал пару раз в принимающей роли. Приятно, но вау-эффекта я не испытывал.       - Оскар, а… - Том смущался, но чётко осознавал своё желание. – Я хочу сделать это для тебя.       - Окей, если хочешь, но не сейчас, сейчас я гигиенически не готов. Давай вечером.       Том кивнул и, прикрыв глаза, вновь взял в рот его член. Упоённо сосал и вылизывал, периодически переключаясь на яички и стимулируя их пальцами, пока в горло не выстрелила сперма, которую проглотил до последней капли.       - Моя очередь, - ухмыльнулся Шулейман и потянул Тома ближе к своему лицу. Уточнил: - Тебе сзади или спереди внимание уделить?       - Я не знаю…       Том не знал, с какой стороны больше хочет удовольствия и удовлетворения. Получил с обоих, что с криком вынесло в космос, Оскар виртуозно владел и языком, и губами, и пальцами.       - У тебя определённо мощный кинк на волосы на теле, - усмехнулся Шулейман. – Надеюсь, что только на моём.       - Точно только на твоём, - Том улыбнулся и переполз ему под бок. – Кажется, да, что-то такое есть, мне нравится. Наверное, из-за того, что у меня самого волос нет совсем или… Не знаю почему, но мне очень нравится, - опустил взгляд и провёл пальцем по животу Оскара.       И поднял глаза, улыбнулся вновь, приблизился к лицу Оскара и провёл ладонью по щеке:       - Осталась только борода. Ты отрастишь? Ты обещал.       - Меня зацепили твои слова, что ты хочешь ощутить прикосновения бороды на своём теле. В каких именно местах? – Шулейман легко ухмыльнулся, пробежался пальцами по шее Тома и, заведя руку на его спину, повёл вниз по позвоночнику.       Том зарделся, потупился, что выглядело кокетливо.       - Везде… В самых нежных местах, - решился это сказать.       - Ладно, будет тебе борода, с сегодняшнего дня и займусь забрасыванием бритвы в дальний угол, как раз уже четыре дня не брился.       Том ещё раз погладил Оскара по колючей щеке, отстранился и поднялся с кровати, отошёл к зеркалу на шкафу. Редко, почти никогда смотрел на себя без всего, но сейчас – под настроение, под задумчивость от поднятой темы. Том разглядывал себя, закусив губы. Шулейман подошёл, встав за его левым плечом. Такой же обнажённый, но разительно другой.       - Мы оба взрослые мужчины, но мы так сильно отличаемся, - произнёс Том.       Так сильно, что внутренне покоробило на слове «мужчина», не мог себя называть мужчиной, не мог называть и органично чувствовать – да, это так. Потому что картинка разнится с наименованием. Какой из него мужчина? Взрослый… кто-то. Тома это не тяготило, но это ещё одно, что мешало его самоощущению быть цельным и стройным.       - У тебя не только телосложение совершенно другое, - продолжил Том, обернувшись к Оскару, и отвернулся обратно к зеркалу. – У тебя везде растут волосы, а у меня их нигде нет. У меня от этого диссонанс. От многого… от этого тоже, - не жаловался, но делился размышлениями. – Не знаю, хотел бы я иметь на теле волосы, я даже не решал, будут ли они у меня. Джерри решил, а мне достался факт, с которым я ничего не могу сделать. Иногда у меня чувство, будто у меня никогда нигде не было волос. Потому что в четырнадцать они у меня почти и не росли, а в восемнадцать-девятнадцать я не мог на себя смотреть и себя касаться. А потом всё.       - У тебя росли волосы во всех местах, где они должны быть у половозрелого человека, - утвердил Шулейман, развеивая его сомнения. – Оволосение у тебя было слабовыраженное, но без патологий: лобок по женскому типу, то есть треугольником, подмышки, ноги-руки. Помню, как мне было любопытно и непривычно, когда я тебя в постель уложил и раздел, я же в своей постели людей с нетронутой растительностью во всех местах не видел с самого первого раза, а тут ты, деревенский мальчишка, не обременённый ни модными загонами по поводу борьбы с волосами на теле, ни привычкой пользоваться дезодорантом, - усмехнулся, поведя подбородком, коротко бархатно посмеялся. – Тем более у тебя кожа бледная, а волосы тёмные росли, очень заметные на лобке и подмышками. От тебя немного потом пахло, что завершало картину абсолютной естественности.       Том вновь оглянулся к нему, одновременно надув губы и щёки и улыбаясь уголками рта, не знал, что чувствует сильнее, смущение от слов Оскара или умиление.       - Как ты на меня такого вообще посмотрел? – неловко спросил Том.       - Мне было любопытно, - Оскар развёл кистями рук. – И потом, я никогда не страдал предрассудками, в моей постели разные люди бывали.       - Но всегда красивые, как с картинки, - заметил Том.       - Тут тебе стоит задуматься.       Том открыл рот, закрыл, закусил губы. Это смутило. И приятно. И верится, что красивый и особенный.       - Мы уже обсуждали данную тему, но повторю – когда у тебя начнут отрастать волосы, повтори процедуру удаления на лице, поскольку борода тебе не пойдёт, а с учётом твоей нелюбви совершать больше минимума движений по поддержанию своего внешнего вида, она у тебя будет. И между ягодиц волосы лучше удали, они не мешают, но удобнее без них.       - Между ягодиц растут волосы? – Том изумлённо посмотрел на Оскара.       - Ты не в курсе? У меня огромные вопросы к тому, как ты мылся. Или об этом ты тоже был не в курсе, что задницу надо мыть? – в своей манере слишком прямо осведомился тот.       Том сжал губы, засопел в поднимающейся жаром неловкости от адресованного ему вопроса, избегая смотреть в глаза.       - Я знал. Знаю, - выдавил Том, понимая, что ответить придётся. – Я мыл. Но я… - вздохнул, прикрыв глаза. – Я не мог до себя там дотрагиваться, я старался побыстрее всё сделать и не касаться.       - М-да. Повезло, что в тот наш первый раз я не обнаружил у тебя никакой сюрприз приветом из туалета, - усмехнулся Шулейман.       - Оскар! – воскликнул Том, нервно встрепенувшись. – Ты хочешь меня до обморока довести? Не надо меня так смущать, не надо об этом говорить. Подожди… - нахмурился. – У меня что, там тоже были волосы?       - Да, как и у всех.       - Какой ужас, - Том закрыл лицо ладонями. – У меня к тебе опять этот вопрос: как ты не выгнал меня из своей кровати? Нет, - покачал головой, - там я волосы иметь не хочу, лучше удалять.       К вечеру Шулейман не забыл о том, о чём они договорились, провёл все необходимые приготовления и в спальне спросил:       - Не передумал?       Том волновался, не знал, как напомнить Оскару, как сказать, поэтому порадовался, что Оскар сам об этом заговорил. Кивнул. Шулейман под его взглядом расстегнул и сбросил рубашку.       - Мне в какую позу? – поинтересовался, расстёгивая ремень.       - Так сразу? – Том вздёрнул брови. – Я думал… - сам не знал, что думал, не думался обдумать это заранее, только знал факт – он хочет это сделать. – Ты ведь не сразу мне делаешь, а готовишь, возбуждаешь… - потупил взгляд.       Зачем сказал? Том хотел всё сделать правильно, а как не знал. Но хотел, и это желание было сильнее неловкости. Потому Том подошёл к Оскару, который остановил раздевание и опустил руки вдоль тела, провёл пальцами по его плечам к шее, коснулся губами ключицы. Сердце бухало. Том не умел делать сам, проявлять инициативу, а это что ни на есть она. Его действия для Оскара.       - Давай я помогу? – приглушённым голосом предложил Шулейман.       И, подцепив Тома пальцами за подбородок, поймав взгляд и благодарное согласие в нём, поцеловал. Сразу глубоко и крепко, чувственно прижав к себе за поясницу. Том старался тоже проявлять инициативу, не только целовал в ответ, но и касался, гладил, это почти несложно и самому приятно – трогать любимое потрясающее тело, особенно когда не нужно смотреть в глаза и тебя не оценивают.       Уже в постели вместе раздевались. Том склонился над обнажённым Оскаром, вобрал в рот его член, кончиком языка обвёл венки, уздечку, головку по нижнему краю. Качал головой, втягивая щёки. Недолго. Выпустив член изо рта, Том провёл языком вниз по стволу, переключился на мошонку, прихватывал губами, целовал и касался языком кожи. Ещё ниже.       Шулейман перевернулся и встал на колени и локти. Том положил ладони на его поясницу, зацепился взглядом, как за крючок, за ямочки, за чёткие линии мышц. Провёл вниз, по ягодицам. Том наклонился, поцеловал правую ягодицу, прикрыв глаза, и провёл языком снизу вверх между половинок до копчика. И ни намёка на брезгливость не испытывал, ни волнения – почти, и сам момент волнительный, и всегда, когда оказывается в роли действующего, всё становится очень неловко. Но вело, не позволяя замереть в испуганном замешательстве, большое, осознанное желание доставить это удовольствие.       Оскар вздохнул, почувствовав влажное скольжение языка там. Для него эти ощущения скорее непривычны, поскольку пробовал давным-давно всего пару раз и, не найдя для себя в том ничего потрясающего, больше не повторял. Шулейман воспринимал римминг – применительно к себе – как жест доминирования, унижающей власти над тем, кто буквально лижет тебе задницу, и не нуждался в таких путях изощрённого самоутверждения. Почему-то так ощущал, но ничего подобного не чувствовал, не думал, когда подобным образом ласкал Тома, он не унижался, не выступал в подчинённой позиции, когда его вылизывал, а просто хотел обласкать его, ублажить, в чём себе не отказывал. Но если Том хочет сделать это для него, Оскар не имел ничего против, пусть попробует, хоть и не возлагал на римминг в исполнении Тома особых ожиданий, и дело не в том, что невысоко оценивал его способности, а в том, что ему в принципе данный вид оральных ласк не заходил.       Или…?       Нет, всё-таки это приятно, совсем не до искр из глаз от кайфа, но значительно лучше, чем запомнил по прошлому опыту. Всё становится несравнимо круче, когда делаешь это с любимым человеком, от которого у тебя те самые пресловутые искры из глаз. Всегда. Неважно, сколько лет вы вместе.       Том старался, не произвести впечатление. Вылизывал широко и мокро, периодически спускаясь к мошонке, толкался кончиком напряжённого языка в центр сжатых мышц. Прилагал усердие, стремясь к своей внезапной, пришедшей в процессе цели, и сумел проникнуть языком внутрь, что произвело на Шулеймана впечатление. Только язык и челюсти уже немели от напряжения. Том уткнулся лбом Оскару в крестец. У самого дыхание так сбилось, так, что потряхивало. Не от возбуждения, которое тоже присутствовало, от чего-то, что не мог себя объяснить, чего-то огромного и многогранного, тянущегося под кожей тончайшими нитями, повторяя плетение нервов.       Том выпрямил спину, коснулся бедра Оскара:       - Оскар, можно я…?       - Хочешь меня трахнуть? – поинтересовался в ответ Шулейман. – Я глубокую чистку не проводил, но эксцессов быть не должно. Я не возражаю.       - Нет, я… - у Тома кончики пальцев покалывало и дыхание перехватывало от слишком огромного чувства. – Я хочу сделать тебе так же приятно, как ты мне делаешь.       Хотел этого так сильно, так искренне и чисто. Шулейман обернулся к нему, вопросительно выгнув бровь.       - Оскар, я… В общем, - Том облизнул губы, - можно я пальцами?       - Ладно, - согласился Оскар.       Том взял смазку, отщёлкнул крышку и выдавил немного геля на пальцы. Мало. Наверное. Том добавил смазки, размазал её Оскару между ягодиц и, невольно затаив дыхание, надавил кончиком указательного пальца. Всего на одну фалангу сначала. Мышцы плотно, сильно сжимали. Очень горячо внутри. И сердце выламывает грудную клетку, и кровь в висках шумит, и дыхание срывается вновь и вновь, и это так важно, ошеломляюще важно и полно чувств. Том осторожно, по миллиметру, сдавая назад, ввёл палец до конца.       Том подвигал кистью, разминая мышцы. Долго, слишком аккуратно. Его излишняя деликатность методично раздражала нервные окончания – и неожиданно взводила не на шутку, до потёков с головки. Том понятия не имел, как это делается правильно, ориентировался лишь на опыт собственных ощущений, когда Оскар его так ласкал. Поступательно двигал кистью и прокручивал, ощупывал слизистую в поисках, пока не задел простату. Обвёл по кругу бугорок, осторожно помассировал сбоку. С другого бока, в центре, надавив чуть сильнее.       Брали своё рефлексы, живущие где-то в глубине мозга. Шулейман прогибал поясницу, поскольку это чертовски приятно. Чертовски непривычно и приятно. Том взял паузу, совершая возвратно-поступательные движения кистью, и вернулся к массажу. Чередовал так, массажу уделяя больше времени. Слушал приглушённые стоны Оскара. Видел, что ему нравится, отчего в груди жарким огнём разгорался тихий восторг, что – смог, смог. Так истово и бескорыстно хотел сделать ему приятно.       Понимая – кажется, по себе тоже – что финальная черта близка, Том, руководствуясь неосмысленным порывом, пролез между расставленных колен Оскара, перевернувшись на спину, и взял в рот его член, слизывая терпкую смазку. Анальную стимуляцию он не прерывал. Сосал, не стремясь сейчас взять глубоко, лизал яички и вновь зажимал во рту плотным кольцом губ. После оргазма Оскара Том ещё секунд десять продолжал уже медленные, наполненные вкусом спермы движения и вылез из-под него. Сел, опираясь на руку, взлохмаченный, с блестящим расплывающимся взглядом, дышал ртом.       - Ты меня впечатлил, - произнёс Шулейман, тоже сев.       Том рассеянно и радостно улыбнулся.       - А… ты можешь…?       Том хотел продолжить. Хотел теперь как обычно отдаться Оскару.       - Я тебя понял, - сказал Шулейман и повалил Тома на спину.