Семья

      Шулейман не забыл об эпизоде сенсорной перегрузки у Терри, и его это заботило, поскольку данное состояние – тревожный признак. Пусть все специалисты, которым он Терри показывал, заключали, что он здоров, пусть он сам это утверждал, когда кто-то пытался говорить обратное, его не покидали некоторые сомнения и желания докопаться до истины. Это здоровый подход – верить, что твой ребёнок здоров, но на всякий случай допускать вероятность противоположного и бдительно контролировать его состояние. Как бы Оскар ни относился с Терри, его не покидало подозрение – страх? – что с Терри что-то не так, он объективно отличается от средних обычных детей. В лучшую сторону отличается, но всё же.       Не дожидаясь возвращения из Испании, Оскар решил действовать и позвонил специалистке, чьему профессионализму доверял, поскольку она на практике доказала свои незаурядные способности. Сейчас у психотерапевтки был обеденный перерыв, потому она ответила сразу.       - Здравствуйте, мадам Фрей, это Оскар Шулейман, мне нужна ваша помощь. Я хочу, чтобы вы поработали с Терри.       - Здравствуйте, Оскар. В этом вопросе я не могу вам помочь, я не работаю с детьми.       - Я помню, но сделайте исключение. Все психиатры, неврологи и прочие, кому я Терри показывал, говорили, что он здоров, но я подозреваю и опасаюсь, что с ним нечто не так, поэтому я хочу, чтобы вы с ним поработали, вероятно, вы увидите что-то, чего другие не замечали. Тому же вы помогли, а никто ранее не мог, и со мной вы показали высокий уровень и повлияли на меня, хотя я и раньше пробовал ходить к психотерапевтам, но после одной-двух сессий убеждался, что это ерунда.       - Оскар, мы с вами уже это обсуждали. Я не работаю с детьми, так как мои методы для того не подходят, я скорее травмирую ребёнка, чем ему помогу.       - Но у вас же есть дети, - заметил Шулейман, не воспринимая отказ.       - Оскар, вы полагаете, что дома я остаюсь доктором? Нет, психотерапия – это моя работа, а дома я жена, мать и обычная женщина со своей жизнью.       - Мадам Фрей, прошу, я не очень-то верю, что кто-то другой сможет помочь.       - Нет, Оскар, - Лиза говорила достаточно мягко, но оставалась непреклонна. – Я не возьмусь за работу с Терри, это исключено. Но, если вы хотите, чтобы он поработал именно с психотерапевтом, могу вам порекомендовать своего коллегу – он специализируется на проблемах детского, подросткового и юношеского возраста и ведёт частную практику. Полагаю, он сможет вам помочь. Но он гей.       - Зачем вы выделили его ориентацию? Я сам с мужчиной живу и, соответственно, нормально отношусь к гомосексуализму, мне без разницы, с кем человек спит, если он делает это со взрослыми людьми по их доброй воле.       - Оскар, вы собираетесь отвести к нему своего сына, потому я сочла нужным предупредить. Некоторых родителей смущает, когда сексуальная ориентация доктора совпадает с половой принадлежностью их ребёнка.       - У него в анамнезе были случаи педофилии?       - Ни одного.       - Тогда мне всё равно. Ладно, говорите имя, номер и где найти этого психотерапевта.       Включив громкую связь, Шулейман вбил в заметки необходимые сведения и, поблагодарив, отключился. О своих намерениях он рассказал Тому.       - Думаю, Терри это может быть полезно, - сказал Том. – Специалист поможет ему проработать потерю матери.       - И это тоже.       По приезде домой Оскар на следующий же день отвёз Терри в центр, где находился врачебный кабинет доктора. Тома он оставил дома. Доктор Цезарь Омаров – казах по крови, сын эмигрантов, сбежавших из Союза на исходе его существования и ассимилировавшихся во Франции, оказался чернявым, невысоким молодым мужчиной тридцати четырёх лет, одет он был во всё чёрное и довольно обтягивающее, а халат его висел на стуле у окна. Поздоровавшись, Шулейман оставил Терри наедине с психотерапевтом и сел под кабинетом ждать, коротая время за проверкой электронной почты, соцсетей и просто сёрфил в интернете, что не очень-то занимало и не отвлекало. Какое погружение в какое-нибудь дело, когда за стенкой твой ребёнок с доктором, от которого ты ждёшь ответов?       Терри вышел на полчаса раньше запланированного времени окончания сессии, выглядел он как-то слишком бледно, поджимал губы, и они подрагивали.       - Терри, что-то случилось? – Оскар участливо, обеспокоенно наклонился к своему мальчику, положил ладонь на его плечо.       Терри молчал, только губы дрожали, а в больших пронзительных глазах плескалось что-то, чего Шулейман не мог понять.       - Терри, доктор тебя чем-то расстроил? Расскажи мне, пожалуйста.       Нет ответа.       - Терри? Ответь мне, расскажи мне, что случилось, чтобы я мог тебе помочь.       Терри лишь посмотрел на дверь в кабинет доктора, что укрепило ужасное подозрение, что там произошло что-то нехорошее. Иначе почему его мальчик едва не плачет и не говорит? Он лишь от сильного стресса замолкает. Ещё и подсветилось в памяти предупреждение мадам Фрей об ориентации этого доктора. Мало ли, каков он извращенец – и безумец-самоубийца, что посмел.       - Терри, подожди меня здесь, ладно? – Оскар поднял Терри и поставил на стул, всеми силами скрывая чёрное, кипящее клокотание внутри. – Мне нужно поговорить с доктором.       Шулейман зашёл в кабинет и закрыл дверь – это последнее, что он сделал спокойно.       - Ты что сделал с моим ребёнком? – произнёс, наступая на доктора и прожигая убийственным взглядом.       - Месье Шулейман…       Объясниться доктор не смог, Шулейман легко выдернул его из-за стола и притиснул к стене, оторвав от пола:       - Я тебя спрашиваю – что ты сделал, что Терри едва не плачет и разговаривать перестал?! Я ж тебя сам убью, если узнаю, что ты хоть пальцем тронул моего сына…       Доктор Омаров немало опешил, но быстро сообразил и даже вернул себе спокойный вид:       - Оскар, поставьте меня на пол и отпустите, и я вам всё объясню, я тоже хотел с вами поговорить по поводу Терри.       Шулейман, поразмыслив, разжал кулаки, но далеко не отошёл.       - Оскар, то, как вы защищаете Терри, вызывает у меня уважение, все бы родители вели себя так, но также меня оскорбляют ваши подозрения, - доктор Омаров потёр грудь, помятую кулаками Шулеймана. Указал ладонью на синий диван у стены. – Присядьте.       - Я постою, и я жду ответа.       Доктор Омаров слегка кивнул и произнёс:       - Оскар, прежде чем мы начнём разговор, скажите, где сейчас Терри?       - Ждёт за дверью.       - Возможно, лучше отвести его в детскую комнату, она здесь на этаже, сегодня там работает милейшая мадам Паради. Думаю, там Терри будет лучше, чем в одиночестве ждать под дверью.       Действительно. Озверев и яростно требуя ответов, Шулейман как-то не подумал о том, что Терри нужно создать более комфортную обстановку для ожидания его, тем более он сейчас в стрессе, бросать его одного не слишком разумный выбор. Оскар отвёл Терри в детскую комнату и присел перед ним на корточки:       - Терри, мне нужно больше времени на разговор с доктором, подождёшь меня здесь?       Терри согласно кивнул, и Шулейман, скрепя сердце, оглянувшись на пороге – «больно, больно оставлять его в таком состоянии» - вернулся в кабинет психотерапевта, требовательно кивнул:       - Я слушаю.       Доктор Омаров сел обратно за свой стол:       - Оскар, я толком не поговорил с Терри, если вы знакомы с психотерапевтическим процессом, то, полагаю, знаете, что это нормально, далеко не каждый, а скорее редкий пациент сразу идёт на контакт, дети же зачастую идут на контакт с чужим взрослым ещё тяжелее. Похоже, что Терри не из тех детей, которые легко бегут ко всем, и это неплохо. Но я вас заверяю, что и пальцем не прикоснулся к Терри и не сказал ему ничего, что могло бы его расстроить или напугать.       - Отчего же он вышел в таком состоянии? – резонно вопросил Шулейман, не сводя с психотерапевта твёрдого, пытливого взгляда.       - Для меня это тоже пока что отчасти загадка. Терри совсем перестал отвечать и по прошествии примерно двадцати минут встал и вышел из кабинета. Если вы мне не верите, я могу запросить запись с камеры.       - Камера в психотерапевтическом кабинете? По-моему, это противоречит некоторым принципам психотерапии.       - Камера пишет без звука и расположена так, чтобы ничего нельзя было прочесть по губам пациента. Когда работаешь с детьми, наличие камеры помогает себя обезопасить. К сожалению, вы не первый, кто подозревает меня в преступных действиях, - доктор улыбнулся, смеясь над собой. – Возможно, я произвожу какое-то не то впечатление.       - Может быть, вы выбрали не ту профессию? – Шулейман смотрел прямо, но не смог смутить своеобразного доктора.       Психотерапевт пожал плечами:       - Я люблю свою работу и умею её делать.       - Ладно, - Шулейман тоже сел и откинулся на спинку стула, - я вам верю. Думаю, Терри бы был в куда худшем состоянии, если бы произошло что-то ужасное. Перегнул, простите.       - Ничего страшного, ваша реакция естественна.       - Итак, доктор, что вы можете сказать по поводу моего запроса? – Шулейман прищурил глаза.       - Оскар, что вы хотите, чтобы я вам сказал после одной сессии?       - Экспертное заключение.       Доктор покачал головой:       - Психотерапия так не работает. Если вам нужен относительно быстрый диагноз, вам стоит отвести Терри к психиатру. Я психотерапевт, а не диагност.       - Я водил Терри не к одному психиатру, я об этом говорил.       - Знаю, я напоминаю, что вам не стоит ждать быстрого результата, дайте мне время, хотя бы семь сессий – это средний срок установления доверительного контакта.       Шулейман недовольно поджал губы, отвернул голову в сторону и постучал пальцами по колену. Необходимость ждать его не удовлетворяла. Пусть опыт Тома и собственный опыт психотерапии показал, что, чтобы быть эффективной, ей нужно время, он всё равно хотел немедленного результата. Рассчитывал, что этот доктор поговорит Терри – и скажет, в чём проблема.        - Совсем ничего не можете сказать? – Оскар перевёл взгляд обратно к психотерапевту.       - Всё, что я могу сказать сейчас, является поверхностными домыслами, я предпочту их не озвучивать, чтобы не ввести в заблуждение.       - Я на вас не разозлюсь за то, что ошиблись, если так получится, говорите. Я хочу знать.       - Оскар, не торопитесь, медицина не терпит спешки. Лучше расскажите мне о Терри. Мне необходима некоторая информация о нём.       - Я так понимаю, мне придётся вас пытать, чтобы вы рассказали?       - Придётся, - подтвердил доктор Омаров.       - Ладно, - согласился Шулейман, усиленно напоминая себе, что действительно нельзя спешить, когда дело касается психотерапии. – Что рассказать?       - Как проходили ранние годы Терри? – психотерапевт придвинул к себе раскрытый блокнот.       Оскар выдохнул, собирая в памяти сведения.       - Терри начал жить со мной за два с половиной месяца до его четырёхлетия, потому о ранних его годах я знаю лишь от него и от его бабушки и дедушки по материнской линии. Терри мне не родной по крови, если что.       - Что вам известно?       - Терри жил с мамой в съёмной квартире, она работала удалённо, так что в основном находилась с ним. Терри с самого раннего возраста проявлял спокойный характер, послушность и самостоятельность, ему можно было дать баночку детского питания, и он сам ел, посильно пытался помогать маме с уборкой и не мешал, когда она работала или занималась какими-то другими обязательными делами. До трёх лет Терри не разговаривал по неорганическим причинам, у него поныне есть психогенный мутизм, хотя он редко проявляется и эпизоды немоты быстро проходят, что вам уже известно.       - Ранние годы Терри проходили в благополучном психологическом климате?       - Думаю, да, точно я знать, увы, не могу. Его мама попала в психиатрическую клинику после тяжёлого нервного срыва и попытки суицида и уже два с половиной года находится в состоянии, в котором ничего не может рассказать. Терри не похож на ребёнка, который подвергался какому-либо насилию, он спокойный, послушный, но не забитый.       Доктор Омаров сделал пометку и задал вопрос:       - Терри посещал детский сад.       - Нет.       - И, я так понимаю, не посещает?       - Нет, у меня нет нужды оставлять его где-то на день, и не любит находиться в компании сверстников, у него есть одна подруга, с которой он с удовольствием проводит дни напролёт, а с компаниями других детей он не хочет общаться, играть.       - Что предшествовало нервному срыву и попытке суицида матери Терри? Это не происходит без повода.       - Повод был, но он не касается Терри, - Шулейман покачал головой. – Кристиана его любила, она была отличной матерью, и родить Терри было её выбором.       - Терри видел проявления нервного срыва, суицидальную попытку?       - Как я понял, нервный срыв у Кристины проходил скрыто, она закончила все дела, а потом вышла в окно. Нет, Терри не видел, но это случилось вечером, ночь он провёл в одиночестве, пока утром не пришла бабушка с дедушкой и не забрали его к себе. Ему не говорили, что Кристина пыталась убить себя. Мы говорим, что она серьёзно заболела и сейчас проходит лечение, которое, к сожалению, пока не помогает, в принципе, как и есть.       - Оскар, вы уверены?       - В чём именно?       - В том, что вы мне рассказали, в том, свидетелем чего вы не были.       - Что у психотерапевтов за манера искать корень всех проблем в детстве?       - В первую очередь психотерапевты закрывают главный вопрос: «Что произошло с человеком в детстве, что он стал таким?», - доктор Омаров улыбнулся набок. – Чаще всего исток проблем человека обнаруживается именно там. Если нет, ищем дальше.       - Меня подбешивает ваша неуместная позитивность, - в лоб высказал Оскар.       - Хмурые люди не срабатываются с детьми. Оскар, - доктор Омаров взглянул на часы, - время сессии подходит к концу, скажите, вы приведёте ко мне Терри снова или предпочтёте найти специалиста, который будет работать так быстро, как вам хочется?       В его словах завуалированная насмешка, или показалось? Ладно, пусть живёт.       - Приведу, - если бы не рекомендация мадам Фрей, это была бы первая и последняя встреча. – Семь сессий вы сказали? Ладно, даю вам семь встреч. Надеюсь, на восьмую я получите ответы на свои вопросы.       - Возможно, вы получите их раньше, но я не обещаю.       Шулейман уже собрался выйти из кабинета, но доктор его окликнул:       - Оскар, постойте, - месье Омаров вышел из-за стола, поискал на полках. – Какой цвет у Терри любимый?       - В одежде белый, а в целом он все цвета любит, кроме чёрного и коричневого.       - Передайте Терри этот блокнот и попросите записать в нём впечатления от сессии, можно нарисовать, если захочет, - доктор Омаров протянул Шулейману маленький блокнотик в красной обложке без надписей и рисунков. – Всего доброго, Оскар.       Шулейман направился в детскую комнату, и увиденное его удивило сразу в двух планах: Терри находился на руках у воспитательницы, висел на ней, обвив за шею и обхватив коленями бока, как детёныш обезьянки, опустив голову ей на грудь. Во-первых, сам Оскар легко таскал Терри на руках, но он уже не младенец, в нём двадцать кило, и то, что женщина среднего телосложения взяла его на руки и при этом улыбалась, удивляло. Во-вторых, Терри был не в порядке, когда Оскар его сюда привёл, как он пошёл на столь тесный контакт с чужим человеком и выглядел счастливым и умиротворённым. Терри дестабилизировало общение с доктором, от родной семьи с ним случилась сенсорная перегрузка, а с ним, Оскаром, он долго шёл к доверительным отношениям. Может быть, Терри просто не любит людей, конкретно мужчин? Нет же, Кристиан мужчина, Джерри с натяжкой, но тоже мужчина, и Том мужчина. В чём же дело? Каким образом выбираются люди, которых Терри сразу подпускает к себе, с которыми он общается с удовольствием, которые выводят его из равновесия? Тема для размышления. Но не сейчас, сейчас надо провести время с Терри.       Увидев Шулеймана, воспитательница улыбнулась ему, сказала Терри, что его папа пришёл, и подошла с ним к Оскару. Шулейман забрал Терри себе на руки и поинтересовался:       - Терри, ты уже готов уйти отсюда?       - Да.       Оскар опустил его на пол, и Терри обернулся к воспитательнице, помахал с улыбкой:       - До свидания, мадам Парадиз.       - До свидания, Терри, - воспитательница ответила тем же, - буду рада видеть тебя снова.       Шулейман взял Терри за руку, спросил за порогом:       - Тебе понравилась воспитательница?       - Да, она добрая и очень приятная.       - Мне тоже сказали, что она мила. – Шулейман вызвал лифт и снова посмотрел на сына. – Терри, расскажешь мне, что на психотерапии испортило тебе настроение?       Терри опустил глаза:       - Я не знаю. Мне не понравился этот доктор, не знаю почему, мне было некомфортно. Он разговаривал со мной, обращался ко мне, и я почувствовал себя неприятно, как тогда в Испании, но слабее, - он поднял взгляд обратно к папе. - А когда мне стало совсем неприятно, я ушёл. Я плохо поступил?       - Нет, Терри. Ты имеешь право уйти из любого места, если тебе не неприятно там быть.       - Папа, не ругай доктора, пожалуйста, - Терри несильно потянул Оскара за руку, искренне и просительно заглянул в глаза. – Он не виноват, это я.       - Не волнуйся, - Шулейман мягко улыбнулся ему, - я обсудил всё с доктором Омаровым, у меня нет к нему претензий. Терри, скажи, ты не возражаешь сходить к нему ещё раз? Ты можешь отказаться, если хочешь.       Терри подумал пару секунд и ответил:       - Я пойду. Папа, ты можешь в следующий раз побыть там со мной?       - Конечно. Я и сам хотел составить тебе компанию. Мы договорились?       - Договорились, - улыбнулся мальчик.       - Отлично. Терри, как насчёт того, что прогуляться и перекусить чем-нибудь вкусным? – предложил Оскар задорно.       - Давай. Я бы хотел съесть мороженого.       - Значит, будет мороженое.       Шулейман вытянул из кармана телефон и на ходу быстро набил сообщение Тому: «Я задержусь, сейчас погуляю с Терри, потом пообедаем». Телефон зазвонил.       - Оскар, где вы? Я к вам подъеду, пообедаем вместе, - сказал Том, ему не хотелось сидеть в одиночестве в четырёх стенах.       - Попроси кого-нибудь из охраны тебя отвезти.       Шулейман шёл неспешно, он с первого раза, когда во время прогулки взял Терри за руку, подстроился ходить так, чтобы малышу, чью ладошку держал в руке, было комфортно, и вовсе не раздражало, что медленно, и гулять пешком не лень, не бессмысленно и далее по списку. С Терри нет.       Том подъехал к ресторану, когда Оскар с Терри только заняли стол, сел к ним.       - Мне нравится этот салат, в нём есть грейпфрут, я люблю грейпфруты, - Терри поднял глаза от меню, которое изучал, к папе. – Но в нём утка. Я хочу попробовать утку, но мне её жалко, она же живая была, я не должен её есть?       - Вовсе нет, ты спокойно можешь поесть салат с уткой, - заверил его Шулейман. - Она уже в виде мяса, не имеет значения, кто её съест.       Терри подумал и настороженно спросил:       - А она страдала, когда её убивали?       - Нет. Животных на мясо убивают мгновенно, это обязательное условие, и перед тем она прожила сытую, вольную, счастливую жизнь, за животными, мясо которых поставляют в престижные рестораны, очень хорошо ухаживают и создают им лучшие условия жизни. Ей повезло больше, чем её диким сёстрам, которые голодают, болеют, на которых нападают хищники.       Убедительно. Терри кивнул:       - Я буду этот салат, - и мороженое потом.       - Я тоже хочу салат с уткой, - Том зачем-то влез в меню Терри, хотя в руках держал собственное. Нахмурился. – Но я не люблю грейпфруты, они кислые и горькие. Можно же попросить, чтобы его в салат не клали?       - Ты можешь запросить салат из любых желаемых тобой ингредиентов, - усмехнулся Шулейман и закрыл меню. – Для нашего столика что угодно приготовят.       Определившись с основным блюдом – соте из морепродуктов, Том объяснил официанту, какой салат хочет – только салатные листья, полоски нежного и сочного утиного мяса и ягодный соус, а в качестве напитка и десерта выбрал сливочный латте с карамельным топпингом. Потом, когда все сделали заказ, Том повертел головой по сторонам в поисках указателя туалетов и поднялся из-за стола:       - Мне нужно в туалет. Оскар, сходи со мной, - попросил, посмотрев прямо на Оскара, чтобы он понял, что у этой просьбы есть смысл.       - Терри, посидишь немного один? – спросил Шулейман, тоже вставая из-за стола.       - А мне надо руки помыть. Я быстро помою и уйду, чтобы не мешать вам разговаривать.       - Почему ты решил, что мы идём секретничать? – произнёс Оскар.       - Зачем ещё идти в туалет вдвоём, если не для того, чтобы поговорить наедине, - в лице, глазах Терри слились наивность и незаурядная смекалка.       Шулейман и Том переглянулись. То ли все дети прозорливы, то ли только Терри такой.       - Ты нас раскусил, - улыбнулся Оскар.       Терри, как и обещал, быстро вымыл руки и покинул уборную. Шулейман отвернулся от закрывшейся за ним двери к Тому, и Том шагнул к нему:       - Оскар, как всё прошло?       - Хуже, чем мне хотелось. Но это моя вина, я имел нереалистичные завышенные ожидания, что результат будет с первой же сессии. Никак не могу смириться с тем, что психотерапия – это долго, - Шулейман усмехнулся. – Но я держу в голове наш с тобой позитивный опыт, стараюсь работать над собой, призываю себя к терпению и дал доктору время.       Том кивнул, подошёл совсем близко и обнял Оскара:       - Всё будет хорошо.       - Знаю, - Шулейман тоже обнял его, наслаждаясь моментом спокойной близости. – Кстати, тебе тоже надо вымыть руки, - добавил, когда отпустил.       - А ты?       - Молодец, обратил внимание. И мне надо.        После обеда пошли пешком до машины, Шулейман обнимал Тома за талию, Терри шёл впереди, то оглядывался к счастливым взрослым, то спиной вперёд шёл, чтобы их видеть, разговаривать. Остановился, улыбаясь, и спросил:       - А вы можете поцеловаться?       Оскар удивлённо дёрнул бровями от такой просьбы, но ответил согласием, повернул к себе лицо Тома и поцеловал, красиво, нежно и не по-детски, придерживая ладонью за щёку.       - Когда двое целуются, они счастливы вместе, да? – произнёс Терри с той же радостной улыбкой, выдавая замысел своей просьбы.       - В нашем случае точно, - ответил ему Шулейман и, притянув Тома к себе, поцеловал в висок.       Том от всего этого взаимодействия не смущался, а смеялся. Ему тоже хорошо. На удивление легко, несмотря на Терри рядом.       Вечером Терри, следуя словам папы, открыл блокнот в красной обложке и, чуть погрызя колпачок ручки, написал:       «Мне не понравился этот визит к доктору, мне не понравился доктор, но сейчас я не знаю почему. Мне жаль, что я мог обидеть доктора Цезаря, наверное, он хороший. Я постараюсь лучше разговаривать с ним. Если папа меня к нему отвёл, так надо».       

***

      На следующей сессии Оскар сопровождал Терри. После приветствий и стандартной вводной части доктор Омаров предложил поиграть, игры выступают методом диагностики и терапии в работе с детьми и особенно полезны с теми, кто не идёт на обычный контакт. Игровая зона находилась в кабинете, можно было устроиться на маленьких разноцветных стульчиках или прямо на полу на толстом и мягком круглом ковре. Терри, как и дома поступал, сел на пол, подогнув под себя ноги. Теперь всем предстояло выбрать себе персонажа.       - Терри, возьми игрушку, которая тебе больше нравится, – дружелюбно предложил доктор Омаров.       Терри потянулся к жёлтому цыплёнку мультяшной формы, но ладонь зависла в воздухе, подумав, передумав, он взял салатного цвета динозавра хищного типа и добродушного вида, у него открытая, как в улыбке, пасть и треугольные зубы.       - Терри, как зовут твоего динозавра? – обратился к мальчику психотерапевт.       Терри посмотрел на игрушку, повертел в руке:       - Можно я потом придумаю?       - Конечно.       - Моего героя зовут Боб, - высказался Шулейман, выбрав первое пришедшее в голову имя.       - А это Цезарь, - доктор с улыбкой поднял своего коричневого медведя.       - Надо было своим именем назвать? – спросил Терри.       - Нет, можно выбрать любое. Я люблю своё имя, поэтому я так назвал мишку.       - Я тоже люблю своё имя, но я не хочу, чтобы им звали динозаврика, - Терри нахмурился и качнул головой.       Игра клеилась плохо. Даже рядом с папой Терри не хотел играть с доктором, не втягивался в старания играющих взрослых, смотрел вниз. Но придумал имя динозавру, оно пришло и ощутилось правильным.       - Его зовут Динни, - сказал Терри. – Это женское имя, но он мальчик.       - Терри, почему ты считаешь, что Динни – это имя для девочек?       - Потому что оно созвучно с Джинни, а это женское имя, - Терри посмотрел на доктора и обратно опустил глаза.       - Есть имена, которые подходят для людей обоих полов, - психотерапевт развивал заданную маленьким пациентом тему, которая к тому же могла дать некоторую информацию.       - Я знаю, - Терри чуть кивнул. – К примеру, Джерри могут звать и мальчика, и девочку. Меня раньше звали Джерри. А Терри может быть только мальчик.       «Да?» - в моменте он понял, что не уверен на сто процентов, но от этих мыслей отвлёк следующий вопрос доктора.       - Терри, тебя раньше звали Джерри? Я не знал. Какое имя тебе нравится больше?       - Мне больше нравится имя Терри, особенно полное имя – Терриал, оно очень красивое.       - Согласен с тобой, Терри, звучит очень красиво.       Терри постукивал игрушкой по полу, как изображают ходьбу, но не с тем умыслом, а в задумчивом уходе в себя. Сначала он корил себя, что не исполняет данное себе слово, подводит папу, но сейчас, по прошествии сорока минут сеанса, перестал об этом думать. Он просто не может – не хочет играть, слова для беседы не идут.       - Терри, ты не хочешь играть? – спросил доктор Омаров.       Терри молчал – и сказал:       - Я бы хотел послушать о маме, как она была подростком, и поиграть в это.       - Терри, к сожалению, я не был знаком с твоей мамой в этом возрасте, - Шулейман коснулся его плеча.       - Терри, почему именно подростковый возраст?       Терри пожал плечами:       - Мне кажется, что это самый интересный возраст, в нём столько всего происходит: моя мама сама была ребёнком – официально это ведь ещё не взрослый возраст? – ходила в школу, гуляла и тогда она познакомилась с моим родным папой. Мне очень нравится слушать, как они проводили время. Я бы хотел в это поиграть.       - Терри, кто твой родной папа? Ты можешь сказать?       - Биологически – правильно? – Терри взглянул на Оскара. – Биологически мой папа Том, папин любимый человек, но на самом деле он как мой дядя, а мой родной папа Джерри, альтер-личность Тома, Джерри и мама любили друг друга, поэтому родился я.       - У Тома диссоциативное расстройство идентичности, - подсказал Шулейман. – Долгая история.       Доктор Омаров про себя удивился. Было бы странно, если бы при таких условиях Терри рос обычным и нормальным. Хотя он понимал, что особенности Терри едва ли от того. Скорее столь нестандартная семейная ситуация может сказаться на Терри в будущем.       - Терри, ты понимаешь, что такое альтер-личность? – решил уточнить психотерапевт.       - Да, это альтернативная личность человека, Том и Джерри живут в одном теле, но они разные люди. Это болезнь, когда личностей больше, чем одна.       - Терри, ты считаешь Тома своим папой?       - Нет. Том и моя мама не общались, Том не любил маму и не знал обо мне, как он может быть моим папой? Так получилось, что генетика у нас одна, но мой папа другой, как если бы Том и Джерри были братьями-близнецами – кровь одна, полностью одинаковая, но они оба не были бы моими папами, только один.       - Терри, как ты относишься к тому, что твой родной папа такой необычный?       Терри пожал плечиками:       - Для меня это неважно. Джерри хороший, он мне понравился, но мой главный папа – Оскар, я его люблю и ни на какого другого папу не променяю.       Шулейман сделал над собой усилие, чтобы не расплыться в предовольной услаждённой улыбке. Доктор Омаров предложил Терри порисовать, воспользовавшись знанием, что он это любит. Терри согласился, взял из рук доктор альбом и карандаши, замялся.       - Терри, ты можешь сесть в любом месте в кабинете, какое тебе нравится, - сказал психотерапевт, подталкивая Терри к заниманию комфортной позиции, в которой больше шансов, что он сможет раскрыться.       Терри отошёл и сел на пол спиной к взрослым, лицом к стене. Шулейман тонким искусством психотерапии не владел, но и он понимал, что это ненормально и о чём-то да говорит. Рисовал Терри не с тем приятным, захваченным настроем, как обычно, но и не через силу. Движения руки, выводящей цветными карандашами линии, успокаивали и отвлекали от неприятных факторов, уводили в красивый яркий мир.       Закончив рисовать, Терри сам пришёл обратно к папе и доктору.       - Терри, я могу посмотреть, что ты нарисовал?       Терри кивнул и отдал альбом. На первом был изображён гибрид бабочки и птицы, выполненный в синих тонах, нарисовал его, пока перестраивался с напряжения, которое испытывал в этом кабинете. Были рисунки, которые Терри любил, с радостью показывал и хранил, но эта картинка – просто рисунок без ценности. Так и ответил доктору, что нарисовал его, чтобы что-то нарисовать. На втором зелёный динозаврик, копия выбранной им игрушки.       - Это Динни? – спросил доктор Омаров.       - Да.       - А это, - психотерапевт открыл следующий рисунок, - дом Динни?        На то указывала голова динозавра, виднеющаяся в окне.       - Да, - ответил Терри. – Вообще, динозавры не сооружали и не искали убежищ, маленькие могли прятаться в пещерах, но мне не захотелось рисовать пещеру.       - Согласен с тобой, Терри, этот дом намного красивее и приятнее, чем пещера.       Детский рисунок дома несёт важную зашифрованную информацию для анализа. Внимание стоит обращать на всё – расположение дома на листе, наличие лестниц, дверей, окон, людей и прочих их замещающих фигур, а также размеры всего перечисленного и цвета рисунка. Дом Терри – квадратный, красного цвета, а крыша треугольная со скруглёнными углами, жёлтая. Два больших окна, порубленных на секции раскладкой. Двери нет.       - Терри, в доме Динни нет двери?       - Есть, - сказал Терри, взяв в руки свой рисунок. – Она сзади дома.       Двери на рисунке дома – это отражение общительности ребёнка, следовательно, «скрытая» дверь – одиночество, замкнутость, отгороженность от окружающих. Окна тоже показывают общительность, но со сверстниками, поделённые на секции окна можно считать за зарешёченные, символически это одно и то же, что является признаком внутреннего конфликта и комплексов. Но вместе с тем дом, занимающий центральную, большую часть листа, означает общительность, уверенность в себе и в жизни, которая в этом возрасте зависит от родителей, отсутствие выраженных тревог и страхов. Это дом психологически здорового, счастливого ребёнка, но с интересными оговорками, требующими более глубокого анализа. Обычно все эти детали не встречаются в одном рисунке.       Цветовой выбор Терри более однозначен. Красный цвет отражает силу воли, активность, возбудимость, агрессию. Вероятно, это отражение того, что Терри не хочет быть здесь. Агрессия – подавляемый дискомфорт. Жёлтый цвет – положительные эмоции, оптимизм, любознательность – чистый детский цвет. Немножко лёгкого серого, обозначающего раскладку на окнах – отстранённость, безразличие, желания уйти.       - Терри, Динни живёт один? – спросил доктор Омаров.       - Да.       - А у него есть семья?       - Да, у Динни большая семья, но они живут отдельно.       - Почему? Динни уже взрослый, поэтому он переехал?       - Нет, Динни ещё молодой динозавр, но он живёт один, потому что так надо. Так получилось. Когда-нибудь они снова будут вместе, но пока не могут.       Терри отвечал, не глядя на доктора, не поднимая глаз. Очевидно, что означает загадочная семья динозаврика Динни. Доктор Омаров мягко спросил:       - Терри, ты скучаешь по маме?       - Конечно. Я люблю маму и очень хочу её снова увидеть.       Терри говорил спокойно, он уже выплакал потерю, оставшаяся боль – рана, дыра в маленьком сердце – не пульсирующая и ядерная, а смиренная. Просто так получилось, что мама заболела. Шулейману очень хотелось обнять Терри, укрыть от вопросов, которые бередили его рану, утешить теплом, забрать его переживания, сделать так, чтобы он ни за что никогда не страдал. После сессии он так и поступил – обнял, поцеловал в висок, обсудил, что было на сеансе, чтобы Терри мог поделиться и не проживать это в себе, и повёл его отдыхать и развлекаться, вызвав к ним Тома, чтобы составил компанию и тоже развеялся.       - Предлагаю сегодня поужинать в ресторане, потом… - сказал Оскар Тому, пока Терри игрался на детской площадке. – Пока не знаю куда потом, но культурно провести время, а завершим вечер в постели.       Том улыбнулся, кивнул:       - Я согласен. Могу я выбрать место, куда мы поедем после ужина?       Шулейман развёл рукой:       - У меня идей нет, так что вперёд.       Том выбрал выставку работ одной всемирно известной женщины-фотографа, открывшуюся в Ницце три дня назад. У неё узнаваемый стиль, и пусть все работы объединены одной идейной линией, ни одна не повторяет другую и каждая интересна. Лично Тома уже на выставке заинтересовало, какой фильтр она использует для всех своих работ, не получалось подобрать в уме. Верно, это смесь мягкого чёрно-белого и сепии. Надо завтра попробовать, проверить, будет ли результат таким.       Доктор Омаров был готов огласить свои выводы о Терри на пятой встрече, но предпочёл не торопиться, понаблюдать ещё и дождаться окончания седьмой сессии, как и договаривались. Шулейман о договоре тоже помнил и, отвезя Терри домой после седьмой сессии, вернулся к доктору Омарову на приватную беседу. Как раз к нему папа в гости опять пожаловал – обещал, что к ночи уедет, что радовало, и в принципе хорошо, что он заехал, развлечёт Терри, пока Оскар будет отсутствовать, Терри любит дедушку Пальтиэля и всегда рад провести с ним время, главное, чтобы в доме его стараниями не появилась новая пернатая тварь. О запрете на устраивание в квартире птичника Оскар отцу напомнил, оставляя его за главного.       - Оскар, я тебя тоже о многом просил, напоминал, умолял, это карма, - подшутил Пальтиэль, у которого настроение выше крыш и ярче солнца, как всегда, когда ему удавалось побыть с любимым внуком.       - Карма – это не из твоей веры, папа.       Доктор Омаров ждал Шулеймана, поправил разложенные перед собой касающиеся Терри записи.       - Оскар, прежде чем мы перейдём к основной теме, хочу сказать, что Терри очень привязан к вам, очевидно, Терри видит в вас отца, а не замещающую родителя взрослую фигуру. Терри постоянно оглядывается на вас за поддержкой, одобрением, рядом с вами он расслабляется, чувствует себя защищённым, что характерно для детей с родными родителями при здоровых, доверительных отношениях. Вам удалось таковые выстроить. Ваша роль в жизнь Терри особенно ярко подчёркивается тем, что Терри знает своего родного отца, он регулярно видит своего биологического отца, но отец для него - вы.       - Приятно слышать.       Психотерапевт кивнул и произнёс:       - Но будьте готовы к тому, что с возрастом ситуация может измениться. Как правило, дети, которые знают, что воспитываются неродными родителями, спокойно воспринимают это в детстве, а хотят найти «свои корни» в подростковом и более позднем возрасте.       - Ладно, я постараюсь быть готовым.       До слов доктора Оскар о таком варианте развития событий и не думал, он считал, что если Терри примет его как отца, то так останется навсегда.       - Это не обязательно произойдёт, - сказал доктор Омаров. – Я оговорил данный вариант на всякий случай.       - Что-нибудь ещё по поводу наших с Терри детско-родительских отношений? – поинтересовался Шулейман.       - Честно говоря, меня несколько беспокоит ситуация с отцами Терри. Он проявляет удивительное рассудительное понимание по поводу данной темы, не каждый взрослый смог бы так. На первый взгляд его отношение очень радует, но есть вероятность, что Терри всё же не всё понимает в силу возраста, и в последующем его взгляды изменятся, эта нестандартная ситуация может негативно на него повлиять.       - Могу ли я как-то на это повлиять? – Оскар выгнул бровь и покачал головой. – Нет. Терри уже знает правду, я не стану ему лгать и рассказывать что-то другое, более стандартное про его отца. Я могу лишь быть рядом и помочь ему пережить этот кризис, если он случится.       Доктор Омаров снова кивнул:       - Я и не предлагаю вам лгать, это было бы неправильно, я лишь освещаю всё, что вам нужно знать, чтобы оно не застало вас врасплох.       - Отлично. Может, перейдём уже к моему запросу?       - Да, по поводу прочего я уже сказал всё, что хотел. Итак, Оскар, напомню, что, хоть я и обладаю психиатрической квалификацией, я не диагност, я не ставлю диагнозы, а лишь предполагаю их и перенаправляю своих пациентов дальше или же работаю с теми, у кого уже есть установленный диагноз, оказывая им помощь по своему профилю.       - Я понимаю, к кому пришёл, и имею на то свои причины. Говорите, доктор, я слушаю.       - Я предполагаю у Терри высокофункциональный аутизм, - озвучил доктор Омаров.       - Но у Терри нет ведущих диагностически важных признаков, - возразил Шулейман, начиная сомневаться в профессионализме психотерапевта.       - У Терри есть все признаки женского аутизма.       - Терри мальчик. Какой женский аутизм?       - Оскар, вы знакомы с понятием женского аутизма? – в свою очередь спросил доктор.       - Поверхностно, - не стал лукавить Оскар.       - На протяжении долгого времени за «идеальную» картину высокофункционального аутизма был взят аутизм в том виде, в каком он проявляется у мужчин, что привело к укоренившемуся заблуждению, что мужчины болеют в разы чаще, и не постановке диагноза и отсутствии лечения девочек и женщин, поскольку у них нет тех ярких признаков, которые характерны для мужского пола. Лишь в последние годы активно заговорили о так называемом женском аутизме и начали проводить соответствующие исследования, которые показали, что девочки тоже болеют аутизмом примерно с той же частотой, что и мальчики, но у них аутизм проявляется иными признаками, что связано не с особенностями строения психики, а с разницей в воспитании девочек и мальчиков. Увы, даже в наш прогрессивный век специфическая гендерная социализация не искоренена полностью, и сменится ещё не одно поколение, прежде чем она уйдёт в прошлое, если это вообще возможно. В семье мальчика или девочку могут воспитывать совершенно нейтрально, как человека, личность, а не представителя своего пола, но жизнь ребёнка не ограничивается общением с семьёй, общество через людей, СМИ, искусство всё равно наложит на подрастающего человека отпечаток гендерных стереотипов. Думаю, вам они известны, не будем на этом останавливаться.       - Ага, мужчины сильные, рациональные и не плачут, а женщины эмоциональные, хотят замуж и новую сумочку, - отозвался Шулейман. – Знаю. Я всё ещё не понимаю, как это относится к Терри.       - Позвольте, я продолжу, чтобы ответить на ваш вопрос. В отличие от мальчиков, девочки с высокофункциональным аутизмом поддерживают зрительный контакт, зачастую не имеют столь видимых проблем в социальном взаимодействии, их специальные интересы вписываются в гендерный образ, что не привлекает внимания, как и склонность к «своему» порядку и упорядочиванию. От мальчика ожидается, что он будет громким, будет участвовать в активных групповых играх, потому мальчик, который предпочитает всегда сидеть в стороне и играть в одиночестве привлекает внимание, но то же самое от девочки воспринимается как норма. Девочек воспитывают более гибкими в социальном плане, что позволяет им скрывать свои коммуникационные проблемы посредством копирования поведения других людей, подстраивания и так далее. Если у девочки все флакончики духов расставлены по размеру, цвету или любому признаку, никто не посчитает, что это не нормально и является тревожным признаком, но это аутистичное упорядочивание, обращённое в социально приемлемую форму. Никто не подумает, что с девочкой что-то не в порядке, если она постоянно говорит о пони – о своём специальном интересе – поскольку считается, что все девочки любят пони. Также девочки склонны скрывать свои мелтдауны – если мальчик взорвётся там, где стоял, то девочка с большой долей вероятности уйдёт в дальнюю комнату и там тихо переживёт срыв, что дополнительно осложняет постановку диагноза и чему причина тоже гендерная социализация. Как это относится к Терри, вас интересует? Прямо. Как я уже сказал, разница в проявлениях заболевания у мальчиков и девочек обусловлена не половыми особенностями психики, нет между мужчинами и женщинами столь весомых различий, потому уместнее употреблять термин не «женский аутизм», а «аутизм по женскому типу». Поскольку, если причина не в психике, если аутистичного мальчика воспитывать согласно парадигме женской гендерной социализации – тихим, послушным, поддерживающим порядок, то и аутизм его будет иметь «женскую» картину. Специальный интерес у Терри есть…       - Да, птицы, - подтвердил Оскар.       - Насколько мне известно, Терри очень аккуратный ребёнок – его вещи лежат на своих местах, его одежда всегда чистая, у него есть своя система, согласно которой предметы разложены в его комнате.       Шулейман отвёл взгляд в сторону, вспоминая, что видел за два года и три месяца жизни с Терри. Если подумать, они ни разу не видел, чтобы Терри не то что развёл бардак, но и просто бросил вещь и оставил её лежать не на своём месте. Терри мог оставить игрушки на полу, где с ними играл, но лишь в том случае, если вскоре собирался продолжить игру, в любом другом случае он всё убирал, прежде чем выйти из комнаты или в ней заняться другим делом; он всегда в обязательном порядке убирал на место альбом и прочие принадлежности для рисования, клал альбом на стол, но не прямо, а под углом, чтобы верхний левый угол альбома был выше, сверху клал фломастеры, ручки и карандаши не из набора в коробке клал справа от альбома. Терри переодевался, даже если проливал на себя немного воды, что не могла оставить следа, любое пятнышко – в стирку; он всегда, хотя в его, Оскара, доме его этому никто не учил, перед выходом на улицу менял то, в чём ходил в квартире, на другую одежду, хотя его домашняя одежда всегда чистая, приличная и подходящая для выхода из дома. А эта обособленность Терри, склонность много времени проводить в одиночестве в своей комнате за закрытой дверью? Знает ли Оскар, что Терри делает каждую минуту времени наедине с собой, может ли утверждать, что Терри за закрытой дверью не занимается самоуспокаивающим поведением, не переживает тайком маленькие срывы? Нет, не может. Если бы не стечение обстоятельств, он бы и в тот вечер в доме дедушки и бабушки Тома не узнал, что Терри не в порядке. Шулейман пришёл к мысли, что дурак, поскольку, конечно, обращал внимание на все эти детали, считал их необычными для ребёнка и даже странными, но всё же воспринимал как должное, как личностные особенности Терри.       - Да, доктор, вы правы, Терри проявляет незаурядную для своего возраста аккуратность, у него во всём порядок, - сказал Оскар. – Терри начал жить со мной в три года и десять месяцев, но он уже тогда был таким, мне не пришлось ничему его учить и помогать ему в плане личной гигиены, опрятности. Уборкой занимается прислуга, но в комнате Терри домработник лишь пылесосит, протирает пыль, моет пол, наверное, Терри бы и сам это делал по мере возможностей, если бы я сразу ему не объяснил, что это дело прислуги.       - Оскар, я спрашивал о раннем детстве Терри в том числе для того, чтобы понять, как его воспитывала мать. Исходя из ваших слов я сделал вывод, что Терри воспитывали послушным, способным себя занять на то время, когда мама занята, помощником по хозяйству. Что мы и наблюдаем сейчас: его особенности «спрятаны» в приемлемые формы проявления. Терри подстраивается под обстоятельства, но он всё же маленький ребёнок, потому у него можно увидеть некоторые проблемы социального взаимодействия: крайне низкую потребность в общении со сверстниками, резкую избирательность в том, с кем Терри идёт на контакт, а с кем нет, а также резкое деление на своих и чужих.       - Что с этим можно сделать?       - Ничего, - доктор Омаров покачал головой. – Аутизм не лечится. У Терри нет поведенческих отклонений, которые можно корректировать медикаментозной терапией и психотерапией. Я не думаю, что он нуждается в лечении, но впереди у Терри переход к важному этапу – начало обучения в школе, с чем могут возникнуть проблемы в силу его потребности в уединении и неприязни к долгому нахождению среди большой группы лиц. Оскар, будьте внимательны, разговаривайте с Терри и на всякий случай будьте готовы к тому, что ему потребуется индивидуальное обучение или же любой другой вид школьного образования, не предполагающий каждодневное многочасовое нахождение в школе. При необходимости, освоиться в школе можно будет помочь медикаментозно, этот выбор остаётся на ваше усмотрение. Также должен отметить, что бывает, что дети перерастают аутизм, он не обязательно на всю жизнь. Чаще других высокофункциональный аутизм встречается у недоношенных детей по причине недостаточной развитости нервной системы и психики на момент рождения, но психика может дозревать прижизненно, что к определённому возрасту нивелирует аутистичные особенности и выводит ребёнка в норму, но слишком сильно на то не надейтесь.       - Разве это происходит не к школьному возрасту?       Шулейман предпочитал не утверждать, поскольку во время учёбы и в последующем, когда интереса ради добирал знаний, его совсем не интересовали дети, а когда обзавёлся ребёнком, то он изучал психологию и педагогику, а не детскую психиатрию. Доктор Омаров улыбнулся набок, не обнажая зубов:       - Возраст вероятного выхода в норму – растяжимое понятие. Кто-то перерастает аутизм к началу обучения в школе, другие в первый год обучения, третьи к концу начальной школы. Но, как показывает практика, если ребёнок не вышел в норму к среднему подростковому возрасту, этого уже не произойдёт.       - Понятно, - кивнул Оскар. – У меня есть примерно семь лет, чтобы надеяться. – Я могу как-нибудь ещё помочь Терри?       - Похоже, что пока вы всё делаете правильно, продолжайте в том же духе. И держите в голове, что аутистичные дети требуют бо́льшего внимания, более тонкого подхода, они очень чувствительны, то, что здоровый ребёнок забудет через час, нейроотличного ребёнка может выбить из колеи на долгое время и обострить его состояние.       - У меня есть вопрос, - Шулейман откинулся на спинку стула. – Аутистичные дети необщительны и замкнуты, выбирают одиночные игры, а Терри по собственному непонятному мне желанию занимается хоккеем – командным видом спорта. Что можете об этом сказать? Как-то не сходится.       - Оскар, Терри уже тренируется в команде или пока только учится стоять и передвигаться на льду?       - Второй вариант.       - Возможно, Терри не понимает, что представляет собой выбранный им вид спорта, что ему предстоит в дальнейшем, и когда начнутся командные тренировки, он почувствует себя в этом плохо и бросит. Но может быть и по-другому. Вопреки производимому впечатлению аутистичные дети обладают большой энергией, часть таких детей реализуют её в беспокойном, громком, ненамеренно шкодливом поведении, а другие направляют себя в какой-либо вид деятельности, в частности в спорт. Аутистичные дети имеют сложности с переключением между разными видами деятельности, их интересы строго ограничены, но тому, что им интересно, они посвящают себя целиком и зачастую добиваются значительных успехов. Хоккей не тот вид спорта, которому присуще прямое вербальное коммуницирование во время игр, потому я не вижу противоречия между всем, что сказал о Терри, и его выбором спорта.       После слов доктора о значительных успехах Шулейман на секунду представил себе уже повзрослевшего радостного Терри на льду во всей хоккейной амуниции и с кубком чемпиона – или что там выдают победителям, Оскар за жизнь ни одного хоккейного матча не смотрел. Главное, чтобы зубы не повыбивали. Вроде в хоккее это случается.       - Оскар, вам до того ещё далеко, но нейроотличность в рамках высокофункционального аутизма, если её не перерастают, делает такого взрослого человека чутким, очень тактичным, поскольку все судят по себе, и собственные особенности побуждают их взаимодействовать с другими так, чтобы не допускать того, что их самих бы ранило.       Терри уже такой. Вероятно, вот и ответ почему – его идеальность обусловлена его особенностями.       - Когда начнётся школа, я бы вам посоветовал возобновить посещение Терри психотерапии, она поможет ему проще пережить период адаптации, - сказал доктор Омаров. - Но, Оскар, я рекомендую вам сменить специалиста, я не нравлюсь Терри, у нас не получается должного контакта и едва ли получится. Возможно, вам стоит обратиться к женщине. Я могу ошибаться, но у меня сложилось впечатление, что Терри быстрее и охотнее идёт на контакт с женщинами.       - Вы правы, - кивнул Оскар. – Если к мужчинам Терри в основном сначала присматривается, то с женщинами чаще открывается сразу. И лучшая подруга у Терри девочка, с мальчиками он никогда и не пытался дружить, не проявлял желания.       «Такой маленький, а уже выбирает женщин, - подумал он. – В меня, что ли?».       Стало ли Шулейману легче от того, что узнал? Информация нерадостная, но по крайней мере его вопросы по поводу Терри закрыты, что позитивный результат. Тем временем Пальтиэль собрался с Терри на прогулку, с ними, спросив, можно ли, увязался Том. Не от скуки и одиночества, а он желания. И камеру с собой прихватил. В последнее время Тома часто посещал творческий настрой, желание создавать что-то красивое, но пока не пришла идея конкретной съёмки, потому можно приучить руки заново к камере, пофотографировать спонтанно, питая вдохновение.       Пальтиэль ребячился с Терри, а Том ходил по траве вдоль периметра детской площадки, щурился на солнце и искал кадры. Поднял камеру и заснял зелёные, вздёрнутые к небу листья – блик красиво протянулся золотой стрелой. Сфотографировал облако в форме чашки. Аттракционы яркие, привлекательные, но там дети, а чужих детей, наверное, нельзя фотографировать – точно нельзя, об этом сказал Оскар, когда они вдвоём гуляли, Том вдохновился притопавшей к ним девочкой трёх лет и схватился за камеру, не спросив разрешения у родителей нечаянной модели.       Том остановился и огляделся по сторонам, на протяжении пары минут присмотрелся к радостному, увлечённому играми с любимым внуком отцу Оскара, и поймал то самое.       - Пальтиэль, можно мне вас сфотографировать? – спросил Том, подойдя ближе.       - Да, я не возражаю. Ты фотограф, если я не ошибаюсь?       - Да. Я уточнил, потому что вы же… непростой человек.       - Я давно уже не у дел, - махнул рукой старший Шулейман.       Подняв камеру, Том отснял пять кадров с разных ракурсов – сегодня прекрасный естественный свет, изображения получаются глубокие и яркие.       - Том, сними меня с Терри, - Пальтиэль широко улыбнулся и взял любимого мальчика на руки.       Том опустил камеру:       - Я могу сфотографировать, но я чем-нибудь перекрою Терри. Оскар не говорил, можно ли мне публиковать фотографии с ним, и я не хочу, чтобы раскрытие лица Терри исходило от меня.       - Сфотографируй и пришли мне, пожалуйста, публиковать не нужно, если ты не хочешь.       Том отснял несколько фотографий, показал Пальтиэлю – тот остался доволен. В таком виде – Тома за любимым делом, папу позирующим ему, крутящегося рядом Терри – их и застал Оскар, что его удивило. Увидев Оскара, Том переключился на него, загорелся, схватил за руку:       - Оскар, дай я тебя сфотографирую! Ты не против?       - Валяй, - усмехнулся Шулейман. – Мне как-то встать?       Том окинул его задумчивым взглядом и ответил:       - Давай начнём с естественности, - и припал к глазку видеоискателя.       Отщёлкав десятка полтора кадров без какой-либо постановки, Том начал отдавать команды:       - Посмотри на Терри, - сам переместился так, чтобы Оскар по отношению к нему стоял вполоборота. – Посмотри вдаль. Прищурь глаза. Убери руки в карманы. Прекрасно!       Руки в карманах, прищур зелёных глаз, расслабленная поза – этот образ Оскара обыденный, но такой мощный. Тому очень нравилось, как это выглядит в кадре – и в жизни, разумеется.       - Сядь на лавку, - Том вновь взял Оскара за руку, усадил. – Положи ступню на колено, откинься назад и руки закинь на спинку скамейки.       Том встал перед Оскаром, посмотрел в визир и сделал маленький шаг в сторону, чтобы фотография вышла центрально-ориентированной, но со смещённым под углом центром. Два кадра с высоты своего роста, сверху, потом немного присел, чтобы оказаться на одном уровне с Оскаром – не то. Том опустился на корточки, левым коленом почти касаясь асфальта, поймал блик в направленных на него глазах и мимолётное движение ухмылки на губах, приподнявшее уголок рта.       Том перебрался по правую сторону от Оскара, нащёлкал серию снимков с этого положения – в профиль, в анфас, вполоборота. Какой Оскар красивый. Шикарный. Даже в самом расслабленном состоянии его харизма бьёт фонтаном в небо и сшибает. Черты и выражение лица, взгляд, положение тела, язык тела и отдельно положение рук – крупных, мускулистых, загорелых, татуированных рук с умеренно выдающимися венами, с длинными и сильными пальцами с выраженными суставами. А как умелы и искусны эти руки…       Том куснул губу и сел на край скамейки, направил камеру в лицо Оскара, ища нужный кадр. Опустил камеру, ничего не сняв, чтобы посмотреть вживую. Любуясь с душевной нежностью. Тянуло на что-то… особенное. И идея пришла после первого близкого кадра, Том протянул руку, коснулся щеки Оскара и сфотографировал с двух ракурсов. Передвигался вокруг него, вокруг своего любимого объекта искусства, а потом и вовсе оседлал.       - Ты моя любимая модель, - улыбнулся Том, почти касаясь кончиком носа его носа.       Попытался сфотографировать их двоих так, лицом к лицу, держа камеру в вытянутой в сторону руке, но камера тяжёлая, сил не хватало, рука дрожала от напряжения, что приговор для удачной фотографии, и стремилась опуститься. Шулейман взял у него камеру и отвёл вбок на вытянутой руке, у него-то сил хватало. Том благодарно улыбнулся уголками губ и наклонился к его лицу. Никакого эротизма, только нежность и единение, глаза в глаза, отвлечённые от всего вокруг на друг друга.       Утолив жажду творчества, Том положил камеру, оставшись в той же позе на Оскаре, и спросил:       - Как дела? Что сказал доктор?       - У Терри высокофункциональный аутизм по женскому типу.       - По женскому? – нахмурившись, переспросил Том. – Терри же мальчик?       - У меня была такая же реакция, но доктор Омаров объяснил, что «женский аутизм» - это скорее условность, им могут болеть мальчики, как и девочки болеют классическим «мужским аутизмом», но реже.       Том озадаченно почесал затылок:       - Я не знал, что аутизм бывает двух типов и зависит от пола.       - Правильнее сказать, что он зависит от гендера, поскольку биологический пол на тип проявления расстройства не влияет, влияют прижизненные факторы социокультурного воздействия, - объяснил Шулейман.       Том какое-то время помолчал – и спросил:       - Что ты будешь с этим делать? Ты будешь подтверждать диагноз, опровергать, Терри нужно лечение?       Оскар пожал плечами и вытянул из пачки в кармане сигарету:       - Ничего не буду делать. Я хотел узнать, что с Терри – я получил ответ, дальше я не буду таскать Терри по врачам за подтверждением или опровержением данного диагноза, мне наконец-то дали хоть какой-то ответ. Пусть так, буду жить с этой мыслью. Никакое лечение Терри не требуется, по крайней мере пока. И кстати, я оценил, что ты не первый раз интересуешься, как идут дела на данном фронте.       - Я искренне, - Том легко погладил ладонью плечо Оскара.       - Серьёзно? – тот ухмыльнулся и прищурил глаза.       - Да. Я же говорил, что не брошу тебя и буду рядом, если Терри будет не в порядке. Я не питаю к нему никаких нежных чувств, но я люблю тебя, ты для меня очень важен, а это касается тебя, поэтому я рядом, и мне не всё равно.       Терри, с улыбкой наблюдавший за их нежностью – он обожал эти моменты милования между ними – задрал голову к дедушке:       - Дедушка, а как между папой и Томом началась любовь?       Терри так любил подобные жизненные истории про любовь навсегда. Про маму и Джерри. Про папу и Тома.       

***

      - Оскар, - Том сел рядом с ним, - я хочу сделать фотосессию, но у меня сложности с моделью. Я не хочу, чтобы это была твоя подруга или кто-то по твоему знакомству, не хочу, чтобы ты мне покупал модель, но меня, наверное, уже забыли и не будут откликаться. Тем более что это будет достаточно провокационная фотосессия – я хочу снять полностью голую женщину на улице или на фоне заброшенного сооружения, с антуражем я пока не определился, и ещё мне обязательно надо, чтобы у модели были тёмные волосы на лобке.       - Обычно в мире моды волосы с тела убирают, - прокомментировал Шулейман. – Тебе-то зачем они на лобке?       Том полностью повернулся к нему:       - Потому что я хочу сделать фотосессию в цветокоррекции, близкой к работам той женщины-фотографа, на чью выставку мы недавно ходили, помнишь? Такой цветокор смазывает всё, что не имеет яркого контраста, а в этой фотосессии акцент будет на полную наготу как противовес закрытости каменных построек. Максимальное обнажение – это неприкрытые гениталии, поэтому нужно, чтобы у модели там были волосы, чтобы подчеркнуть её наготу.       Оскар закатил глаза и усмехнулся:       - Сложно. Но интересно. Что, собственно, требуется от меня?       Том подумал, почесал нос:       - Возможно ли на время перекрыть участок города для съёмки?       - При желании да, - кивнул Шулейман. – Скажи, какой участок тебе нужен, я устрою.       - Я пока не уверен, что это будет в городе, но я тебя заранее предупрежу.       - Окей. А крест на себе ты не ставь, опубликуй объявление о поиске модели, если не знаешь, кто именно тебе нужен для данной съёмки, не думаю, что о тебе все забыли, ты достаточно известен.       Прислушавшись к наставлению Оскара, Том пошёл к ноутбуку и опубликовал в своём аккаунте пост с объявлением о поиске модели для фотосессии в стиле ню и просьбой писать в директ. Его действительно не забыли, зря думал, что может никто не откликнуться. Том выбрал модель из первых же пяти девушек. Гречанка по происхождению, покоряющая мир моды во Франции – она идеально подходила для задуманной съёмки, Том уже видел в голове, как фотографии будут выглядеть именно с ней. Брюнетка с рваной причёской длиной ниже плеч, довольно светлой кожей и тёмными, густыми, фактурно неухоженными бровями – это шикарно. Эти брови будут прекрасно выглядеть на фото со смазанным цветокором. Приглянулась Тому и одна блондинка миловидного типажа, даже жалко ей было отказывать, но та брюнетка – лучшая. Лучше не подобрать модели для этой сессии.       Том всё-таки отказался от идеи устроить провокационную съёмку на улице города в пользу более спокойной и уединённой съёмки на фоне сооружения. И его выбрал, проведя перед экраном ноутбука немало времени в поисках того самого, что призрачно маячило в голове, завлекая. Развалины небольшой крепости на западе от Ниццы, в регионе Юг-Пиренеи. Крупные камни старого сооружения, поросшие мхом стены – атмосферное и не избитое место, Том раньше о нём и не знал, то, что надо.       - Мне поехать с тобой? – поинтересовался Шулейман.       - Лучше не надо, - Том повернулся к нему и положил ладони на колени. – При тебе я буду отвлекаться, стесняться, ты ведь не можешь удержаться от едких комментариев. А ещё там будет голая женщина, модель, и я буду дёргаться, что ты на неё смотришь, и никакой нормальной работы у меня не получится. Поэтому не надо, пожалуйста, не порть мне съёмку.       - Ты будешь дёргаться, а я должен спокойно отпустить тебя снимать голую женщину?       - Она же женщина, - Том всплеснул руками. – Я не знаю, что с женщинами делать, и точно ни о чём таком не подумаю. Если бы там был парень, твои подозрения… - осёкся, поняв, что говорит что-то не то. – Если бы был парень, тебе бы тоже было не о чем переживать. Я больше не оступлюсь, потому что мне это не надо, и модель во время съёмки для меня рабочий объект, какой бы сногсшибательной она ни была, я смотрю на неё только как фотограф.       - Сомнительно, - заметил Оскар и прищурил глаза. – Что-то меня тянет перестраховаться. Я ещё не перегибаю с тыканьем в твою ветреность?       - Нет. Но я прошу тебя остаться дома, чтобы я смог спокойно отработать этот проект. У меня наконец-то пошло вдохновение, желание творить, пожалуйста, не сбивай меня.       Шулейман несколько секунд пытливо посмотрел на Тома через прищур и сказал:       - Ладно. Но если я об этом пожалею…       - Не пожалеешь, - Том, не дав ему продолжить, улыбнулся, обнял.       - Покажешь потом результат.       - Нет, - Том отстранился, оставив ладони на плечах Оскара. – Такие фотографии я тебе не покажу.       - Думаешь, я никогда эротических изображений не видел и не найду их при желании? – усмехнулся тот.       Том шлёпнул его по губам, взвизгнул, когда Оскар схватил его за рёбра.       Далее Том проверил наличие у себя и исправность всей необходимой аппаратуры и отправился по магазинам за аксессуарами. Пока не знал, что ищет, но в процессе поймёт, в работе у него во всём так. Обнажённая натура на фоне развалин – этого мало, нужно дополнить её чем-то, нужны акценты. Из бутиков Том вышел с несколькими парами женской обуви и тремя сумочками, ещё набор косметики купил на всякий случай, вдруг захочется добавить модели яркости.        С моделью по имени Мегэра Том встретился в оговоренный день на месте, познакомился.       - Мегэра, разденься, посмотри, не холодно ли тебе, - сказал Том. – С погодой мы ничего не сможем сделать, но лучше знать заранее. В холоде люди зажимаются, а мне нужно, чтобы ты чувствовала себя свободно.       - Впервые встречаю фотографа, который заботится о таких вещах, - улыбнулась девушка и сняла лёгкий кардиган.       - Я сам мерзляк, поэтому для меня это имеет значение, - Том тоже улыбнулся, широко и смешливо. – Да, фотографы часто снимают моделей в ужасных условиях, а надо не показывать вида и выглядеть красиво.       - Я это умею, есть опыт, - сказала Мегэра, продолжая разоблачаться.       - Хорошо. Но я не хочу над тобой издеваться. Если тебе будет холодно, будем делать перерывы и как-то тебя отогревать.       Сняв всю одежду, модель повела плечами, прислушиваясь к ощущению температуры воздуха – она вполне комфортная. Получив ответ, что Мегэре не холодно без одежды, Том сказал:       - Пока можешь одеться, мы ещё не начинаем.       Обычно на съёмочной площадке задействована целая команда персонала, но Том всегда работал в одиночку, кроме тех случаев, когда работал над особо крупными заказными проектами. Том сам носил, собирал, расставлял и настраивал аппаратуру, сам исполнял роль стилиста, сам управлял съёмочным процессом и, конечно, непосредственно снимал. Главное, чтобы хватило заряда осветительных приборов, обычно подключённых к сети, но имеющих и батарею на случай выездных съёмок вдали от источников электричества. Конечно, лучше естественного освещения нет, но без дополнительного, грамотно расставленного света фотография будет не профессиональной, а просто красивой. Том проверил лампы, которые могли растерять часть заряда за время транспортировки – заряд почти полный, должны продержаться. Переставил отражатель левее, нахмурился, уперев руки в бока, и перенёс его ещё немного дальше.       Окинув импровизированную съёмочную площадку придирчивым взглядом, Том заключил, что всё готово, и скомандовал модели, что они начинают. Снова раздевшись догола, Мегэра вышла к развалинам, возвышающимся за её спиной монументальным символом течения времени, овеянным флёром мёртвой вечности. Те люди, что жили здесь когда-то, давным-давно мертвы. Это сооружение – давно уже груда камней, красивая по-своему, как и все подобные места, но безжизненная.       Том установил штатив, но не пользовался им, он предпочитал чувствовать камеру в руках и иметь полную свободу передвижений. Для начала Том снимал модель без дополнений, потом, спустя серию кадров, дал ей первый аксессуар – жёсткую маленькую сумочку от Armani на длинной, цвета старой меди нерегулируемой цепочке. Голая кожа, полностью обнажённое тело – идеальный холст для подобной вещи – или она прекрасное дополнение к красоте обнажённого тела, как посмотреть. Том опустил камеру и подошёл к модели:       - Не надо, не прогибайся, мне не нужна твоя сексуальность. И не разворачивай так ногу: когда камера чего-то не видит, на фотографии получается, что этой части тела нет. Нам же не нужна на фото твоя «обрубленная» ступня?       - Прости, у меня привычка с танцевальных времён, - Мегэра переставила ноги. – Так лучше?       - Намного, - Том поощрительно улыбнулся ей, протянул руки, но, прежде чем прикоснуться, уточнил: - Можно я до тебя дотронусь?       - Конечно.       - Встань вот так, - положив ладонь на спину модели выше поясницы, а вторую на бедро, Том поставил её в нужную позу. – Сможешь так изогнуться, чтобы живот был боком к камере, а бёдра и грудь чуть больше к ней повёрнуты?       Мегэра попробовала – получилось.       - Ещё чуть больше ко мне, чтобы были видны обе груди, - сказал Том, вновь заглядывая в глазок камеры. – Прекрасно. Смотри в объектив…       После сета кадров с сумочкой Armani Том выдал модели следующую, чёрную, на которой и все датели чёрного цвета, что создавало видимость полного монохрома, несмотря на разницу фактур.       - Передвинь сумочку вперёд, чтобы она прилегала к твоему животу над лобком.       Немного сомнительный кадр из-за слияния чёрного цвета сумочки и тёмного цвета волос на лобке.       - Чуть выше сумочку подними, - указал Том, чтобы между лобком модели и сумочкой образовалась полоска кожи.       Хороший кадр. Но первый всё-таки лучше именно из-за его сомнительности, рассудил Том и сказал Мегэре опустить сумочку обратно.       - Мегэра, ты показываешь не совсем тот настрой. Ты не должна быть подчёркнуто сексуальной, но и растерянной, невинной тоже.       - Прости, я не совсем понимаю задумку. Какова моя роль?       Сложно понять, когда это не обсуждалось заранее. А как обсуждать, если Том дополнял изначальную задумку в процессе, а нередко и полностью уходил от неё в совершенно другую сторону? Но сейчас уже Том точно знал, что хочет видеть.       - Мегэра, сейчас ты не женщина, не человек. Ты древний дух… - как сказать это в женском роде? Неважно. – Ты сверхъестественное существо. Ты была здесь задолго до того, как построили эту крепость, ты видела, как её воздвигали и как она пала. Перед твоими глазами текли века, ты вне времени, вне всего мирского. Ты смотришь на этот мир со спокойным превосходством, как богиня!       Вдохновляющая речь. Мегэра прониклась, улыбнувшись уголками губ, и постаралась показать то, о чём говорил Том.       - Прекрасно! – Том быстро щёлкал, очень довольный тем, что видит, это именно то, чего он хотел. – Меняй позу, давай попробуем со спины.       Отсняв Мегэру со всеми сумочками, Том перешёл к обуви и дал ей обуть чёрные туфли на высоком и толстом расширяющимся книзу каблуке, украшенные символическим бантом в узнаваемых цветах Gucci и выпуклой золотой металлической звёздочкой под косточкой на щиколотке. Кадры с этими туфлями понравились Тому больше всего. А лодочки на супертонкой шпильке отложил и не стал их пробовать в кадре, на таких на неровной земле модели будет неудобно, и бессмертному древнему духу не подходят такие туфли, он должен быть устойчив, а не балансировать на тоненьких шпильках.       Том подошёл к модели, опустился на одно колено:       - Протяну руку к объективу, как будто хочешь дотронуться, но не касайся. Хочу попробовать создать эффект присутствия для тех, кто будет смотреть эти снимки. Нет, слишком высоко, твои ноги остаются за кадром, - заключил Том после пробного кадра.       Сел на попу, чтобы быть ниже, потом вовсе лёг на живот, но так слишком близко, Мегэре приходится нагибаться к камере, а этого быть не должно. Методом проб Том нашёл правильное расстояние: вернулся в сидячее положение и сильно отклонился назад, а модель встала между его ног и тянула руку к объективу камеры. Едва мышцы спины не свело от перенапряжения, пока ловил кадры, но Том ни о чём не жалел и толком и не чувствовал физического дискомфорта, он где-то там вне фокуса, периферический и не имеющий значения.       - Мегэра, я знаю, что мы не договаривались, но ты не возражаешь, если мы задержимся до заката и дождёмся темноты? – спросил Том. - У меня есть одна идея.       Модель согласилась, и серия ночных кадров получалась мощной, источающей инфернальную энергию. Мегэра отлично смотрелась выхваченная осветительными приборами на фоне накрытых темнотой развалин. Воистину – древний дух в модной интерпретации. Они договорились, что Том после обработки отправит фотографии Мегэре для её портфолио, и Том проводил её до вокзала. Приятно уставший от этого продуктивного дня. Его в свою очередь встретил и отвёз домой Оскар, что в итоге едва не закончилось сексом в машине, но решили всё-таки дойти до квартиры и кровати, а пришлось подождать и делать вид, что ни на что такое не настроились, поскольку у дверей их встретил одетый в пижаму Терри. Секс отложили до завтра, потому что, пока Оскар укладывал Терри, Том совсем задремал, а утром Том очень приятно проснулся – обласканный, зацелованный, и секс с утра – лучшая зарядка и допинг для счастья.       Том подумал и всё же показал Оскару отснятые фотографии – потому что ему приятно показывать и обсуждать свои творения; потому что им полезно делиться своими интересами, пересекаться не только в том, что у них общее. Но Том поглядывал на Оскара, перещёлкивающего снимки на ноутбуке, потому что всё-таки опасался, что он испытает естественный интерес к красивой молодой женщине, и его колкостей.       - Модель страшненькая, а фотографии эффектные, - высказал своё мнение Шулейман.       - Ты специально назвал её некрасивой, чтобы я не загонялся? – Том слегка улыбнулся.       - Нет, она действительно страшненькая: лицо кривое, брови как у йети, фигура не ахти, - убедительно возразил Оскар.       - А я чучело, - Том улыбнулся шире, припомнив ему своё раннее прозвище.       - Моё любимое чучело, - Шулейман также оскалился широкой ухмылкой, завалил Тома себе на колени и поцеловал в переносицу. – Не знаю, что я в тебе нашёл, но этот ящик с сюрпризами продолжает меня занимать, и, судя по его наполнению, не отпустит до конца жизни.       - А если ты потеряешь ко мне интерес, всегда есть план Б. Вернее, план Д.       После Том занялся «невидимой» частью работы фотографа: просмотрел все кадры и отбраковал наименее удачные, из оставшихся восьмидесяти выбрал лучшие двадцать, рассортировал по категориям и приступил к редактуре. Но, уже имея готовые к публикации фотографии, он столкнулся с тем, что не может их выложить, узнал об этом от Оскара. Том не читал правила площадки и не подозревал, что что подобный контент запрещён к публикации в инстаграме, его удаляют. Что очень расстроило. Том уже настроился, вложил себя в эту работу и теперь чувствовал себя подорванным.       - Ты можешь опубликовать фотографии на каком-нибудь специальном сайте для фотографов, где разрешена обнажёнка, а эти выложить в инсте в заблюренном варианте.       - Но я снимал их для инстаграма… - Том совсем сник и ощущал себя ужасно. – Я всё выкладываю туда, там моя творческая страница.       - Можешь, конечно, наплевать на правила, контент удаляют, только если на него кто-то пожалуется, но будь к этому готов.       Том качнул головой:       - Я так и поступлю, опубликую, а если удалят, то буду искать другое место. А меня не забанят за запрещённый контент? Оскар, ты можешь договориться с владельцем инстаграма, чтобы меня не трогали?       Шулейман усмехнулся, поведя подбородком:       - Могу попробовать.       Вскоре после публикации снимков с Томом связался представитель Armani, они хотели выкупить одну из фотографий с предметом своего бренда. Это, конечно, не подходит для коммерческой рекламы, но не ею одной продвигаются гиганты мира моды. Взяв время на обдумывание и уточнив, что не потеряет авторские права на фотографию и право на публикацию, только должен будет удалить её и опубликовать заново с подписью бренда и наименования продукции, Том согласился и заключил эту сделку.