Семья

      Четыре дня Кристиан, Хенриикка и Минтту гостили у Оскара и Тома, на ночь уходя, а день проводя с ними и, главное, с Терри, а на пятый день собрались и все вместе отправились в Испанию, чтобы познакомить нового маленького члена семьи с прабабушкой и прадедушкой. Кристиан и Хенриикка предлагали – и предполагали, что полетят обычным самолётом, привычным для них образом, но Шулейман, конечно, не согласился, и все загрузились в его самолёт, тот, который больше, хотя наличие обустроенной ванной и прочих комнат и не требовалось для короткого перелёта.       Оглядевшись по сторонам с мыслью, кажется ли ему или нет, что раньше салон выглядел иначе, Том наклонился к Оскару и шёпотом спросил:       - Разве здесь были не светлые кресла?       И весь салон отличался оформлением, но не настолько контрастно, как разница между кремовым цветом кресел, которые помнил, и нынешними чёрными и цвета горького шоколада. На удивление, эти два тёмных цвета сочетались стильно и приятно для глаза.       - Были, но не здесь, - ответил Шулейман. – Я купил новый самолёт, а тот продал. В старом мне не нравилось стилистическое и цветовое оформление, - он придирчиво помахал рукой. – Здесь же и салон мне по нраву, и потрясающие ванная и туалетная комнаты, про спальню не могу сказать, что я в восторге, но она в минималистичном стиле, что я люблю.       Том покачал головой:       - Я никогда не привыкну к тому, что ты можешь просто взять и купить самолёт.       - Я могу просто взять и купить остров, - усмехнулся Оскар. – Хотя это зачастую дешевле, чем купить самолёт.       - Пойду, пожалуй, посмотрю, что тут за ванная, - сказал Том, вставая из кресла.       Первое впечатление от ванной комнаты – мощнейшая ассоциация с апартаментами в самолётах шейхов, чей образ в фотографий многим знаком. Это дорогая роскошь, которая на десять уровней выше обыкновенного богатства. Оскар удивительным образом предпочитал функциональную классику вне времени, минимализм и подобные броские решения, перед которыми у простых людей подгибаются колени. Том провёл пальцем по мраморной стойке, в которую вмонтирована стеклянная раковина, и вернулся к Оскару.       Минтту смотрела по сторонам и, сделав для себя выводы, сказала брату:       - Ты хорошо устроился. Я бы тоже хотела летать на таком самолёте.       - Я не из-за этого с Оскаром, - Том убрал волосы за ухо, почувствовав налёт дискомфорта от слов сестры. – Много лет я вообще не думал о том, что Оскар богат, для меня всё это не имело значения.       - Я и не намекаю на твою меркантильность, - улыбнулась Минтту. – Я лишь констатирую факт и делюсь своими соображениями, что тоже не отказалась бы от подобных благ. Но не от мужчины.       - Возможно, у тебя всё это будет, - Том тоже улыбнулся ей, слегка и только губами, искренне желая, чтобы у младшей всё сложилось.       - Я на то надеюсь, - кивнула Минтту. – Я планирую делать карьеру и себя.       Кристиан и Хенриикка, тоже оказавшиеся в непривычных для себя условиях, не чувствовали себя в своей тарелке, но, в отличие от дочери, не крутили головами по сторонам и держались спокойно. К ним подсел Терри, завёл разговор о самолётах: его удивляло количество приборов на панели пилотов и озадачивало их назначение. Как пилоты в них всех разбираются?       - Пилоты знают назначение каждого прибора, - Кристиан улыбнулся и усадил внука себе на колени. – Давай я тебе расскажу, - он достал телефон, нагуглил изображение приборной панели самолёта подходящей панели и увеличил картинку. – Это авиационный дисплей, на нём отображается маршрут полёта, аэропорты, трассы, схемы выхода, полёта и захода на посадку. Это ручка управления самолётом, она же руль, он нужен для изменения крена и тангажа самолёта. Это дисплей работы двигателей. Блок управления полётом. Дисплей работы систем самолёта. Ручка уборки и выпуска шасси. Рычаги управления двигателями. Панель управления радиосвязью. Воздушные тормоза. Стояночный тормоз…       - Откуда ты всё это знаешь? – изумился Терри.       - Я был пилотом, - Кристиан снова улыбнулся внуку.       - Правда? Ты пилотировал такие самолёты?       - Да, я был пилотом гражданской авиации, это было дело моей мечты. Но я ушёл оттуда и занялся другой работой в авиации, чтобы постоянно не оставлять твою бабушку одну, - послал нежную, полную любви улыбку супруге.       Том любил своих родных, очень любил, особенно папу, но в этом самолёте, в этом полёте, в этом дне чувствовал себя некомфортно. Слишком много родных разом. Продолжение тяжёлого, неприятного для него – делись, делись, делись. Делись родителями, делись бабушкой и дедушкой. Том не умел делиться, не приучен с рождения. Потому и настроение соответствующее: не совсем плохое, но точно не радостное, напряжённо-задумчивое. Шулейман положил ладонь ему на бедро, погладил – неприлично высоко и интимно. Том скосил к нему глаза и быстро положил ногу на ногу, закрываясь.       - Пойдём, - Оскар поднялся из кресла.       Том пошёл за ним в спальню – поговорить наедине, наверное. Шулейман подпихнул его в плечо, тем самым усадив на кровать:       - Тебе нужно расслабиться.       - О чём ты?       - Хочешь сказать, что мне кажется?       - Оскар, это плохая идея, - сказал Том, глядя, как он расстёгивает ремень.       - Отличная идея, - отбил Шулейман. – Человечество ещё не придумало лучшего способа сбросить напряжение.       - Оскар, за дверью полный салон моих родственников, - Том отсел немножко в сторону от стоящего перед ним Оскара.       - Буду зажимать тебе рот, чтобы не кричал, - ухмыльнулся тот.       Том сглотнул, приоткрыл рот, бросил взгляд на дверь. Его оборона сыпалась. По сути, он не имел весомых аргументов для отказа, включая отсутствие чёткого нежелания.       - Оскар, я не знаю… Там моя семья, и у меня не совсем то настроение…       - Вот его мы тебе сейчас и будем поднимать, - убеждённо кивнул Оскар. – Знаешь почему? Потому что, если ты не успокоишься, то к ночи у тебя будут слёзы, завтра истерика, а послезавтра, вероятно, Джерри.       - Благотворительный секс в качестве лекарства… - тихо хмыкнул Том и потупил взгляд.       - Кто говорит о благотворительности? Я тебя хочу, а то, что секс вдобавок поможет тебе успокоиться – это бонус. Так что заканчивай болтать и ложись.       Том улыбнулся, когда оказался на спине, а Оскар навис над ним, опираясь на руки. Метнул взгляд в сторону двери:       - Оскар, хотя бы запри дверь, - понимание, что кто-то в любой момент может войти и увидеть их, тревожило.       - Нет, - Шулейман взял его за подбородок и коснулся губами щеки. – Тебя ведёт от условной публичности.       - Оскар, я против… - Том беспокойно заелозил под ним, уворачиваясь. – Там мои родные… Акула!       Оскар выдохнул и отстранился, сел:       - Ты слишком часто используешь стоп-слово. Я ж могу привыкнуть и перестать реагировать.       Том приподнялся на локтях:       - Я могу использовать его только раз в год? Есть какие-то ограничения?       - Нет, я чисто напоминаю тебе, что использовать стоп-слово престало не когда в голову стукнет, а когда реально надо.       - Я и использую. Акула – не на секс, от него я не отказываюсь, а только на незапертую дверь. Для меня это слишком, сейчас я не смогу расслабиться, я не хочу, чтобы кто-то из моих родителей или сестра зашли и увидели нас, - объяснил Том. – Запри, пожалуйста.       - Ладно.       Демонстрируя, что делает это без желания, Шулейман запер дверь и, вернувшись к Тому, снова опрокинул его на спину, играя ухмылкой на губах и заводным, страстным блеском в чуть прищуренных зелёных глазах. Том вновь заулыбался ему, коснулся ладонью щеки и рефлекторно закрыл глаза, едва Оскар приблизился к его губам, чтобы увлечь в глубокий поцелуй. Тесно губами, зубами, взасос. Щетина на подбородке и щеках Оскара колола и царапала, причиняла дискомфорт, добавляя остроты. Шулейман спустился поцелуями к его шее, вылизывал тонкую кожу и задрал на Томе футболку, поцеловал в центр груди и заласкал соски, жаркими ладонями обводя бока, хрупкую череду рёбер. Том выгнулся и прикусил губу, чувствуя всё сильнее распаляющееся возбуждение, не безумно-лихорадочное, но насыщенное и горячее, что уже начинало тянуть внизу. Оскар прижался губами к его животу ниже пупка, а рукой поглаживал по внутренней стороне бедра, побуждая невольно развести ноги. И так вовремя его пальцы ловко расправились с пуговицей и молнией ширинки Тома. Шулейман снял с него майку, а после вытряхнул из джинсов, свою рубашку сбросил на край кровати и тоже избавился от штанов. Подцепил резинку трусов и медленно спустил их с Тома, неотрывно глядя в глаза потемневшим, смолянисто-тягучим взглядом. Том свёл ноги, помогая, сжал колени, неосознанным задним планом смущаясь своей наготы, которую Оскар так откровенно разглядывал. Но через считанные мгновения расслабился, перестал нервозно жать друг к другу ноги, позволив им свободно разойтись.       В голове мелькнула первая за последние минуты мысль:       «Нужно было надеть брифы, Оскару они нравятся».       А он сегодня в обычных непримечательных тёмных боксерах. Оскар бы с бо́льшим удовольствием обнаружил у него под одеждой и снял маленькие и задорные яркие или же белые трусы. В следующий раз нужно будет их надеть. Шулейман провёл по его ногам вверх и вжался в губы поцелуем, а после спустился и взял в рот до половины. Том схватил ртом воздух, задохнувшись, упёрся рукой в плечо Оскара, пытаясь его отстранить.       - Оскар, я не смогу ответить тебе тем же… - сбито прошептал Том. – Мне будет слишком неловко выходить к родителям, разговаривать с ними, зная, что делал это…       - Разве я прошу? – Шулейман поднял голову, посмотрел на него пристально. – Расслабься и получай удовольствие.       Не найдя более аргументов, Том сдался и откинул голову, упёрся затылком в постель, жмуря глаза. Упёрся в матрас пятками напрягшихся от переживаемой ласки ног. Оскар ласкал его неспешно, со вкусом, как бы пошло это ни звучало в контексте данного действия, втягивал щёки, умопомрачительно зажимая, языком обводил вздутые венки, рукой стягивал кожу и кончиком языка очерчивал обнажённую, лоснящуюся головку по нижнему контуру, а когда он играл с уздечкой, у Тома ягодицы поджимались и под закрытыми веками вспыхивало белой взвесью.       Смазка лежала в чемодане, но Шулейман, научившись на опыте, положил в карман одноразовый пакетик. Надорвав упаковку, он выдавил гель на пальцы, для начала лишь поглаживал сжатый сфинктер, целуя бёдра Тома, тазовые косточки, оставил поцелуй на влажной головке, заставив Тома едва слышно ахнуть. И ввёл в него средний палец. Том потянул Оскара на себя, целовал в губы, обнимая за шею, царапал короткими ногтями загривок, не оставляя следов, пока Оскар растягивал его уже двумя пальцами возвратно-поступательными движениями.       - Оскар, я не уверен, что смогу тихо, - у Тома взгляд бегал от взбудораженности желанием и не прошедшего беспокойства. – Я не хочу, чтобы кто-то услышал.       - Я тебе помогу.       Шулейман поцеловал Тома в щёку, поднял и согнул его ногу в колене, напоминая, какую позу ему престало принять, и направил в него член. Том стиснул зубы на первом проникновении. Это всегда – глубокий и многогранный спектр ощущений. Спазм внутри. Сладостное наслаждение от заполненности и одновременно предвкушение большего. До того состояния, когда сам себя забываешь, превращаясь в сплошной оголённый нерв, жаждущий одного и бьющийся в агонии удовольствия.       Том сжимал немеющие пальцы в кулаки, скользил ладонями по спине Оскара. Его задранные к подмышкам ноги раскачивались в такт быстрым толчкам. Шулейман вжимался в него, врезался с каждым движением, покрыл собой, прижимая, всем телом передавая импульсы фрикций. Целовал Тома в раскрытые губы, собирая сорванное, хрипящее дыхание, помогая сдерживаться.       - Оскар, боже…       Том зажмурил глаза и выгнул шею. Он не умел сдерживаться, не умел. Сердце своей вибрацией заполнило всю грудную клетку, разливалось по рукам, раскаляя реки артерий. В голове тоже колотился пульс. Том схватился за ягодицы Оскара, вжимая в себя, когда пошла животная потребность не останавливаться, дойти до конца и взорваться. Сильнее, глубже. Том проскулил не в силах не издавать ни звука.       Шулейман зажал ему рот ладонью, ускорился до сокрушительно мощного, рваного ритма. Том распахнул глаза, чувствуя, как стремительно выгорает воздух в лёгких. Как закручивается и сыпется внутри. Без возможности утолить возросшую в разы потребность в кислороде, без возможности выпустить распирающий грудь и горло крик ощущения обострились, став почти болезненными на уровне перенапряжённых нейронов. Оргазм накатывал с неумолимой силой – и Том сумел остаться тихим, сжал коленями бёдра Оскара, остро проживая пиковое блаженство, выстрелившее на живот и грудь. Шулейман не убрал руку с его губ, пока не догнал, перевёл немного дыхание и подал Тому влажные салфетки. А вытер его торс от спермы сам, пока Том восстанавливал способность говорить. Через двадцать минут самолёт зайдёт на посадку.       - Тебе нужно в душ? – поинтересовался Оскар, когда они уже оделись.       Том смутился и покачал головой:       - Нет, не надо.       Для верности поёрзал, прислушиваясь к себе. Мокрого дискомфорта он не испытывал. Похоже, не должно потечь. Это может быть очень неприятно и неловко, особенно если ты не наедине с Оскаром. Вернувшись с Оскаром в салон, Том старался выглядеть, как будто ничего не произошло, но больше старался не смотреть на родных, не бросать взгляды. Казалось, что все понимают, чем они занимались, и это смущало до оторопи. Показалось (ли?), что папа взглянул в их сторону с понимающей полуулыбкой. Том почесал висок, прячась за рукой, и отвернулся к иллюминатору.       К ним пришёл Терри, сел к Оскару, что позволяли широкие кресла, прислонился виском и щекой к его плечу, обвив ручками за руку. День ещё в разгаре, но он такой насыщенный, как и предыдущие дни, поэтому Терри подустал, ему требовалось немного отдыха, чтобы восстановиться. До городка, где проживали родители Кристиана, добирались двумя машинами, и по дороге Терри подремал. Проснулся за десять минут до прибытия и был снова готов к новым знакомствам и событиям. Только по-прежнему переживал – понравится ли он прадедушке и прабабушке? Это ведь такие старшие-старшие особенные родственники, которые далеко не у всех есть.       Кристиан предупредил родителей, какое потрясающее знакомство их ждёт и когда они приедут, и сеньора Сарита и сеньор Пио уже ждали во дворе, когда машины подъехали к их дому. Сеньора Сарита шагнула вперёд и раскрыла руки, едва они вошли в калитку:       - Терри, мальчик наш! Какой ты уже большой, какой ты красивый! Я очень рада с тобой познакомиться!       - Мы рады, - поправил её супруг, тоже улыбаясь правнуку.       Терри также искренне, но растерянно улыбался, он хотел учить испанский язык, но пока посвятил себя изучению русского, потому не понимал ни слова. Сарита же и Пио не говорили ни на каком языке, кроме родного. Поняв эту неловкую нестыковку, Кристиан выступил в качестве переводчика и перевёл Терри, что ему сказали.       - Я тоже очень рад познакомиться, бабушка, дедушка… - Терри нахмурился и мотнул головой, потому что ошибся. – Прабабушка и прадедушка. Для меня очень волнительно, что у меня есть прадедушка и прабабушка.       Кристиан перевёл и его ответ. Казалось, сеньору Сариту и сеньора Пио вовсе не смущало, что правнук не говорит с ними на одном языке, его заобнимали, зацеловали, бегло говоря о радости от встречи. Том стоял за плечом Оскара и чувствовал себя невидимкой, уже ненужным элементом. Но сеньора Сарита не была бы собой, если бы её энтузиазма и любви хватило лишь на одного, она и Тома радостно поприветствовала, расцеловала в обе щеки, наклонив к себе. И Том оттаял, начал улыбаться – он не забыт, он по-прежнему ребёнок для своей семьи.       - Пойдёмте в дом, - говорила сеньора Сарита, активно жестикулируя. – Где же вас всех разместить? Ничего, устроим вас, - махнула она рукой.       Она не рассматривала вариант, что гости не останутся на ночь – не на одну ночь. Шулейман подумал о том, чтобы поселиться с Томом отдельно, что было бы куда комфортнее, чем тесниться всем в небольшом, не рассчитанным на стольких людей доме, но, памятуя, как сеньора Сарита относится к тому, что гости живут не у них, и что в тот раз, когда сделал так, всё равно сюда перебрался, решил не выпендриваться и посмотреть, что будет.       - У меня обед почти готов, - сеньора Сарита сдёрнула с плеча кухонное полотенце, разводя бурную деятельность. – Сейчас пообедаем, заодно всё расскажете. Мойте руки и садитесь.       Терри тихо обратился к дедушке:       - Можно мне попросить прабабушку приготовить орчату?       - Конечно, - Кристиан улыбнулся и погладил его по волосам. – Лучше попроси её сам, обращайся к ней напрямую, а я буду переводить, твоей прабабушке будет приятно, что ты с ней разговариваешь.       Кивнув, Терри подошёл к прабабушке, что колдовала над пышущей жаром широкой и глубокой сковородой на плите, и обратился с просьбой. Кристиан оперативно перевёл.       - Конечно, родной мой. Я собираюсь всем подать орчату, обед нужно немного подождать, но нельзя же голодать в его ожидании?       Наполнив высокий стакан свежеприготовленным напитком кремового цвета, сеньора Сарита передала его правнуку, и улыбалась в ожидании его реакции. Терри сделал маленький глоток – этот вкус одновременно рождал много ассоциаций и сам по себе не был похож ни на что. Вкусно. А польза какая – в орчате в изобилии содержатся магний, железо и кальций, она тонизирует и снижает уровень вредного холестерина, о чём никто в семье не говорил, поскольку все испанские её представители и так знали это по умолчанию.       - Это вкусно, спасибо бабушка, - поблагодарил Терри и обернулся к Кристиану. – Дедушка, ты был прав, орчата вкусная.       - Том, тоже выпей, - сеньора Сарита налила второй стакан. – Чего ты скромничаешь и не подходишь?       - Спасибо, - легко перестроившись на испанский, Том расплылся в улыбке и обеими руками взял стакан.       Налив остальные порции и проверив основное блюдо, сеньора Сарита снова развернулась к внуку, упёрла руки в бока:       - Том, где твой… как это у вас говорят? Партнёр. Зови его.       Шулейман застрял в ванной, сражался с краном, пытаясь понять, почему нет горячей воды. Сарита и Пио установили водонагреватель на минимальную мощность, потому что на улице жаркое лето, плюс тридцать пять градусов, хотелось освежаться, а не вариться в кипятке. Потому вода из крана текла чуть тёплая, а Оскар привык мыть руки нормальной тёплой. Но пришлось довольствоваться тем, что есть. К нему пришёл Том, поставил стакан с недопитым напитком на полку и, тоже вымыв руки, позвал к столу.       На обед сегодня паэлья – блюдо, которое вопреки своей известности на весь мир отнюдь не обыденное, а праздничное, для особых случаев вроде воссоединения семьи за одним столом. От более известной каталонской родственницы, которую и представляют люди, услышав название «паэлья», валенсийская версия готовится не с морепродуктами, а с добавлением мяса курицы, кролика. Самый традиционный рецепт – рис, курица, кролик, улитки, конечно же, овощи и бобовые, представленные зелёной фасолью, особым видом белой фасоли, именующейся гарофон, что и подала на стол сеньора Сарита.       Терри принюхался к своей порции, присмотрелся, он же ест мясо с боем, а тут оно, похоже есть – видно кроличьи ножки, а второй вид мяса в тарелке, кажется, курятина. Куриное мясо Терри не ел, ему куриц особенно жалко, но не хотел обижать прабабушку и попробовать любопытно, что рождало сложную внутреннюю дилемму. Терри растерянно посмотрел на Оскара.       - Что такое? – спросил Шулейман, уже опробовавший и оценивший угощение.       Терри выглядел расстроенным и потерянным, опустил взгляд к тарелке, что подсказывало, что дело именно в ней.       - Терри, ничего плохого не случится от того, что ты съешь мясо, - Оскар, что сидел слева от него, наклонился к мальчику. – Это вкусно. Попробуй, тебе понравится.       - В чём дело? – вопросила сеньора Сарита, обеспокоилась. – У Терри аллергия на какой-то ингредиент?       Кристиан перевёл, и Шулейман ответил:       - У Терри нет аллергии, но он почти не ест мясо, не любит.       - Как же так не есть мясо? – всплеснула руками сеньора Сарита.       В этом Оскар как убеждённый мясоед был с ней солидарен.       - Прости, прабабушка… - проговорил Терри. – Но я попробую, обещаю.       Взяв вилку, попробовал блюдо. Действительно – это очень вкусно, никакого отвращения оно не вызывало и радовало гастрономическим удовольствием. Если не думать о том, что для него отдала жизнь бедная курочка.       Озадачившись вопросом размещения многочисленных гостей, после обеда, растянувшегося без малого на два часа – у них не принято торопиться, сеньора Сарита оббежала дом, прикидывая, кого и где устроить. И повела всех по дому, предлагая варианты и раздавая указания.       - Кристиан, Хенриикка, займёте эту комнату, - говорила хозяйка дома на пороге комнаты, где раньше ночевали Том и Оскар, когда гостевали здесь. – Том, вы с Оскаром уже ломали здесь кровать, она здесь слабая, а мы не заменили.       - Бабушка… - Том густо смутился и посмотрел на бабушку в непонимании, почему она при родителях это говорит.       - Да мы ж всё понимаем, вы молодые, вам ночами не спать хочется, а кровать старая и хлипкая. Мы вас в более подходящей комнате устроим.       Кристиан и Хенриикка обменялись взглядами. Их уже списали со счетов активной сексуальной жизни? Хотя здесь придаваться физической любви они, конечно, не собирались. Шулейман стоял со скрещенными на груди руками и не вмешивался в разговор, ему было интересно, куда же их определят. Минтту выделили диван в гостиной – или видавшую виды, но комфортабельную тахту в комнате отдыха на первом этаже. Она выбрала второй вариант. Терри предложили выбрать – спать одному на диване в кабинете на втором этаже или с кем захочет из взрослых. Сложнее всего пришлось с Томом и Оскаром, их вместе надо устроить, с комфортом, но больших кроватей в доме больше нет.       Тому в голову пришла идея, овеянная приключенческим и романтическим флёром.       - Мы можем ночевать на улице, - негромко произнёс он для Оскара и обратился к бабушке: - У вас есть палатка?       - Где-то должна быть, она ещё твоего отца.       - Я не буду спать в палатке, - категорически отказался Шулейман.       - А спальный мешок есть? – спросил Том у бабушки.       - Я не буду спать на улице, - сказал Оскар, отметая все варианты ночёвки под открытым небом.       - Почему? Ты никогда не спал на улице? По-моему, ночевать под звёздами необычно и романтично, - Том мечтательно улыбнулся.       - Я не для того тот, кто я есть, чтобы ночевать на улице, - покачав головой, усмехнулся Шулейман.       Выслушав от сына перевод их разговора, сеньора Сарита сказала:       - Том, Оскар, займите нашу с Пио спальню, а мы поспим на чердаке, нам там будет комфортнее, чем вам.       Радоваться надо и благодарным быть, что им достанется хорошая спальня, но это предложение вогнало Тома в смущённое смятение. Потому что… Едва ли они с Оскаром смогут не касаться друг друга, а делать это в постели бабушки и дедушки супернеловко.       - Давайте лучше мы с Хенрииккой займём вашу спальню, - вмешался Кристиан, - а Том и Оскар мою бывшую комнату, они в ней уже жили, там им будет удобней.       На том и договорились, все остались удовлетворены своими спальными местами. Том положил на пол сумку с немногочисленными вещами для этой поездки и сел на кровать. Шулейман сел на стул около письменного стола:       - Ты как?       Том пожал плечами:       - Могло быть хуже. Нормально. Кажется, нормально. Меня расстраивает, что больше внимания достаётся Терри. Но если бы тогда, когда я познакомился с бабушкой и дедушкой, с нами были Оили, Минтту и Кими, они бы тоже могли почувствовать себя задвинутыми на второй план просто потому, что я был новым членом семьи. А сейчас новый Терри.       - Молодец, - Оскар пересел к нему, обнял за плечи и поцеловал в лоб. – Продолжай в том же духе.       Весь день Терри кружили вниманием сеньора Сарита, сеньор Пио и Кристиан. Хенриикка довольно быстро отстранилась от общего шумного и радостного взаимодействия, позволив себе не притворяться той, кем она не являлась, и не изображать то, чего не чувствовала, всё равно разница от её отсутствия или присутствия была минимальной, она не общалась с внуком и лишь создавала массовость. Минтту то присоединялась к ним – с разумным не по годам племянником ей было интересно разговаривать, у них нашлась не одна общая тема, а также темы, которыми они могли друг друга просветить, то уходила в свою комнату, чтобы позаниматься перед началом нового учебного года, послушать музыку и просто побыть в одиночестве, в чём нуждаются все подростки.       Сарита и Пио, в основном Сарита, её инициатива, провели Терри по всей улице, познакомили со всеми соседями. Надо же похвастаться друзьям-знакомым и поделиться радостью. Здесь все жили на земле и некоторые помимо сада имели небольшое животное хозяйство. В доме в конце улицы семейство Прада держало кур. Терри впервые увидел их в естественной среде обитания, встал подле сетчатой ограды, за которой свободно гуляли пухлые, чистенькие, гордые курицы. Половину поголовья составляли чёрные куры испанской породы, остальные сборные, разные – белые, рыжие, даже две рябых породы Примутрок. Они такие красивые, а главное – расслабленные, свободные. А каков петух – произведение искусства, написанное изысканными красками природы! Петух остановился, вытянулся в полный рост и смотрел на чужака, готовый охранять свою территорию и свой гарем.       А вечером пришла беда. К Шулейману подошёл обеспокоенный Кристиан, сказал, что Терри ушёл в свою комнату и не выходит, а перед тем выглядел так, будто его чем-то обидели. Кристиану так показалось, хотя он мог поклясться, что ни он, ни остальные члены семьи ничего плохого Терри не сделали и не сказали. Причём ушёл Терри незаметно, когда от него на пару минут отвлеклись.       - Я схожу и узнаю, в чём дело, - ответил Оскар.       Поднявшись на второй этаж, он постучал и заглянул в комнату. Ещё сумерки, Терри не включил свет, сидел в полумраке на диване, который будет его кроватью, опёршись руками на сиденье по бокам от бёдер. Шулейман сел рядом, сохраняя небольшое расстояние между ними, поинтересовался:       - Терри, у тебя всё нормально? Чего ты тут один сидишь?       Терри дрогнул губами. Через паузу сказал негромко, не поворачивая головы:       - Папа, я устал… Мне нравятся дедушка, бабушка, прадедушка, прабабушка и моя тётя Минтту, они хорошие и весёлые, но я устал быть с ними. Мне больно, - посмотрел на Оскара, а в больших глазах растерянность и тонкой, переливающейся на угасающем свету плёнкой слёзы.       - Где болит? – спросил Шулейман, не выдав, какой эмоциональный кульбит сделало сердце от его слов.       Терри, надув в тихом, скрытом переживании губы, коснулся виска.       - У тебя болит голова?       Терри отрицательно покачал головой:       - Нет, голова не болит. Болит в ней. Я не знаю, как описать… Мне тяжело и неприятно, - Терри сцепил и стиснул ручки. – Я больше не могу быть с дедушкой и остальными, я хочу побыть без них, но я не хочу их обижать.       С каждым словом Терри ближе к плачу, к слезам невольным, от перенапряжения. Шулейман столь редко видел его слёзы – считанные разы, что его страдающий вид разрывал сердце. И рождало в голове крик: «Нет, нет, нет!» понимание, что по всем признакам у его мальчика сенсорная перегрузка, что гармонично ложилось на особенности его личности. И что звоночек, намекающий, что Терри всё же не нейротипичен. Сенсорная перегрузка может случиться у любого человека, не только психически больного, но не для того требуется куда более серьёзный избыток стимулов. И обычные здоровые люди от перегрузок не испытывают боль.       - Терри, ты никого не обидишь. Ты имеешь право не хотеть проводить время с кем угодно, будь он тебе хоть другом, хоть родным человеком. Даже со мной, - сказал Оскар, подсев чуть ближе и борясь с желанием обнять, утешить, укачать. – Терри, я могу посидеть с тобой или ты хочешь побыть один? – он говорил спокойно, приглушённо, чтобы дополнительно не раздражать.       - Ты можешь, - папа Терри не мешал.       - Терри, можно я до тебя дотронусь?       Правильнее спросить, поскольку прикосновения без выраженного согласия человека в сенсорной перегрузке могут усугубить его состояние. Терри кивнул, и Оскар погладил его по плечу, бережно обнял за плечи. Терри привалился к его боку.       - Я побуду с тобой и помолчу, - Шулейман пальцами поглаживал его по руке, готовый сидеть так, сколько потребуется, чтобы Терри почувствовал себя лучше.       Спустя минут пять Терри поднял ноги на диван, подогнув их, и лёг папе на колени. Ещё пару минут спустя тихо попросил:       - Папа, можешь погладить меня по спине?       - Конечно, - Оскар ласково провёл по ткани на его спине, ладонью чувствуя маленькие позвонки.       - Мама так делала, я засыпал на боку, а она гладила меня по спине, а когда живот болел, то по животу, - поделился Терри.       - Только скажи – я буду делать это каждый вечер.       Более получаса Шулейман просидел с сыном, мерно заглаживая и тишиной убаюкивая его тревоги. Потом, убедившись, что Терри полегчало, он успокоился и расслабился, спустился к Кристиану и объяснил ему ситуацию. Кристиан удивился и хотел пойти к Терри, поучаствовать, тоже помочь, но Оскар его остановил, придержав за локоть:       - Кристиан, не надо. Терри почувствует себя виноватым, что не хочет сейчас твоего общества, а если промолчит и стерпит, может почувствовать себя плохо. Пусть он отдохнёт. Без обид, ты ему нравишься, но сейчас ему надо побыть одному.       Кристиан согласился, он не хотел того, но Оскар лучше знает их внука, и к нему стоит прислушиваться.       - Так, а где Том? – Шулейман огляделся по сторонам.       Том, который пропал из виду, не предупредив, что будет заниматься каким-нибудь интересным ему делом – плохая примета.       - Том на кухне с моей мамой, ужинает, - ответил Кристиан, рукой указав в направлении кухни.       Какая удача, что сеньора Сарита всегда готова стряпать что-нибудь вкусное и угощать родных и их гостей. То, что надо Тому, чтобы не загрустить – вкусная сытная пища и внимание от активной бабушки.       - Оскар, иди к Терри, - сказал Кристиан, - а я проведу время с Томом, не беспокойся о нём.       - Спасибо.       Шулейман проводил взглядом Кристиана и пошёл обратно на второй этаж. Иногда с двумя детьми бывает сложно, сложно найти баланс, чтобы никого не обделить собой, особенно если один из них вовсе не твой ребёнок.       В десять Оскар уложил Терри спать, а к одиннадцати и они с Томом собрались ко сну, поскольку в переполненном людьми доме едва ли получится долго поспать утром. Но раздался осторожный стук в дверь. Оставив рубашку, которую не успел полностью расстегнуть, Шулейман открыл – за порогом стоял Терри, перемялся с ноги на ногу босыми ступнями.       - Папа, я не могу заснуть. Можешь рассказать мне историю?       Оскар обернулся к Тому, который сидел на кровати и тоже ждал его, и ответил:       - Конечно. Подожди чуть-чуть.       Прикрыв дверь, он быстро подошёл к Тому, поцеловал и сказал:       - Не засыпай без меня.       Забрав Терри, Шулейман отвёл его в комнату и сел около дивана:       - Какую историю рассказать?       Разумеется, Терри выбрал свою любимую про принца и мальчика-холопа. Почти до полуночи Оскар вёл повествование и, убедившись, что Терри уже мирно спит, выключил лампу на столике за его головой и тихо ушёл.       - А мне расскажешь историю на ночь? – Том улыбнулся не очень весело, но показывая желание не ссориться и восполнить, восстановить близость между ними.       - Ту же? – Шулейман хитро ухмыльнулся. – Без проблем. Раздевайся, ложись и слушай, - сам он тоже раздевался. – В одной европейской стране не очень давно жил-был принц…       

***

      К утру Терри восстановился и снова был бодр и рад родным. После водных процедур и завтрака он подошёл к Оскару и попросил:       - Папа, можешь отвести меня к сеньоре и сеньору Прада? Можно мне посмотреть куриц?       - Ладно, пошли.       Прихватив с собой Кристиана в качестве переводчика и Тома, чтобы один без дела не сидел и не грустил, выдвинулись в гости. Тома тоже заинтриговала перспектива посмотреть на куриц, он их тоже вживую никогда прежде не видел. Терри поздоровался с хозяевами дома, постоял около ограждения, посмотрел и при помощи дедушки спросил, можно ли ему зайти в вольер.       - Конечно можно, - посмеялась хозяйка дома и, первой зайдя в вольер, прогнала подальше петуха, чтобы ненароком не напугал ребёнка и не напал. – Проходи, малыш.       Прежде чем отпустить Терри познакомиться поближе с обитателями курятника, Шулейман уточнил у их хозяйки: здоровые ли они, привитые ли? Только какой-нибудь птичьей заразы ему не хватало.       Терри осторожно прошёл на огороженную территорию, любопытно глазел на гуляющих и клюющих с земли то отдельные зёрнышки, то червячков-насекомых, куриц, разбегался глазами между разными птицами. Курицы его не боялись, ходили себе спокойно, занятые своим обыденным времяпрепровождением. Одна подошла близко, и Терри присел на корточки и аккуратно, готовый в любой момент убрать руку, если птице это не понравится, погладил рыжую курицу. Она такая мягкая. Мягче, чем его попугай Жерль. Терри счастливо улыбался сам себе, деликатно поглаживая курицу, которая ему это позволяла.       Сеньора Хосефина Прада вышла куда-то и, вернувшись, подошла к Терри:       - Угости их, им понравится, - она ссыпала в ладонь мальчика лакомые зёрна.       Терри протянул собранную лодочкой ладонь курице, и та, присмотревшись и, видимо, решив, что от чужого человека можно принять еду, с удовольствием начала клевать зёрна, заквохтала, подзывая других, и на угощение налетели ещё четыре курицы. Терри коротко и не очень громко взвизгнул от восторга.       Том тоже зашёл в вольер, держась близ ограды, разглядывал простых, но диковинных для него куриц, и, смелея, осторожно прошёл вперёд. А потом и вовсе решился не только потрогать курицу, но и поднять её на руки. Курица забила куцыми крыльями, ненамеренно исполосовала поверхностными белыми царапинами ему руку.       - Отстань от куриц, - сказал оставшийся за оградой Оскар, когда Том, разгулявшись, взялся за третью птицу.       - Оскар, они такие прикольные! – Том, счастливый и улыбающийся как ребёнок, повернулся к нему с курицей в руках. – Попробуй!       Шулейман покачал головой:       - Ни за что?       - Почему?       - Курица – это не домашнее животное, они нужны для того, чтобы получать от них яйца и мясо.       Том погладил курицу и отпустил. Перепачкал штаны, поскольку опускался на колени, ещё и ползал, а одна курица на него нагадила. Нагулявшись, переполненный эмоциями Том покинул вольер и кинулся к Оскару с объятиями.       - Нет, нет, нет, - Шулейман не подпустил его к себе, выставив вперёд руки. – Не трогай меня, пока весь не вымоешься.       - Что? – Том остановился и развёл руками. – Оскар, это всего лишь курицы.       - У тебя на левой штанине куриный помёт. И на руке, - Шулейман указал взглядом. – Я не хочу с этим контактировать.       Том сник, послушно опустил руки, но на губах мелькнула хитрая улыбка, и он мазнул испачканной рукой по спине Оскара.       - Ах ты зараза!       - Что? – Том состроил невинное лицо и вновь сделал шаг ближе, игрался.       - Не смей.       Том предпринял новую попытку задеть, не вышло, Оскар увернулся, но он не остановился:       - Ты же сам хотел, чтобы у нас всё было общее. Я и делюсь, - посмеялся Том, шутливо задираясь грязными руками.       - Не смей, повторяю! Ты ж у меня за это получишь.       Том начал отходить спиной вперёд, продолжая выпады в сторону Оскара, и в итоге побежал, одновременно движимый разыгравшимся задором, и чтобы не схлопотать за своё поведение на месте, а Шулейман за ним погнался, крикнув Кристиану, чтобы присмотрел за Терри. Они пробежали по всей улице, Том заскочил в калитку, запрыгнул на крыльцо и дёрнул на себя незапертую дверь.       - Догоню же! – Оскар за ним.       Шулейман догнал Тома на втором этаже, зажал, притиснув к стене около двери в ванную. У обоих дыхание сбилось, они сплетались частыми выдохами. Возбуждающе, поскольку в крови адреналин, а тела в тесной близости. Неожиданно возбуждающе с учётом куриного помёта.       - Иди скорее мойся, - Оскар отступил и подтолкнул Тома в ванную.       Как бы он ни хотел, заниматься сексом с Томом в таком виде Шулейман не собирался. Это не обсуждается.       - Мне из-за тебя тоже надо, - добавил Шулейман.       Взяв чистую рубашку и джинсы для себя и сменную одежду для Тома, Оскар вошёл в ванную, где Том не заперся. Быстро ополоснувшись, Том вытерся и, намотав полотенце на бёдра, вышагнул из душевой кабины, уступив место Оскару, который тоже не задержался под освежающем душем. Том ждал его на том же месте, но уже одетый. Столкнулись взглядами, сцепились взглядами, встав рядом. Хотелось. Обоим хотелось. Но в этом доме никакого уединения, особенно в разгар дня.       - Погуляем? – предложил Том с тонкой улыбкой, не отводя от глаз Оскара искрящего взгляда. – Здесь есть очень красивые места.       - Давай. Только зайдём, скажем Терри, что пойдём гулять.       Шулейман не приглашал Терри пойти с ними, сказал: «Мы с Томом пойдём погуляем», но уточнил, не против ли он. Терри не возражал, он всегда относился с пониманием к тому, что родителю нужно заняться каким-то делом без него.       - Пешком? – поинтересовался Оскар у Тома.       - Да, давай пешком. Тут не очень далеко.       Шулейман закурил на ходу, они неторопливо шли в неизвестном ему направлении.       - Почему ты молчишь? – спросил Том, украдкой кося к Оскару глаза.       - Не из-за тебя, не беспокойся, - усмехнулся тот и обнял его за плечи, чмокнул в лоб. – Хорошо: тихо, мы вдвоём. В последнее время у нас было очень мало моментов наедине, кроме ночи. В такие моменты я понимаю, что ребёнок – это сложно, - он уже отпустил Тома и, продолжая путь, философски смотрел вперёд. - Но оно того стоит. Я уже не тот беззаботный парень, каким был когда-то, но это нормально, что жизнь меняется, ты меняешься, взрослеешь и обретаешь другие интересы.       - Но этот парень ещё существует? – Том едва заметно улыбнулся уголками губ.       - А ты сомневаешься? – Шулейман снова усмехнулся и ущипнул его за задницу. – Этот парень повзрослел, но остаётся собой. А мне повезло: ты стал для меня особенным в исходном варианте, и после всех метаморфоз ты ко мне вернулся.       - Я тоже изменился.       - Знаю, и это отлично, но при всём росте ты остаёшься собой, как и я.       Место, куда привёл Том, не было каким-то особенным, прекрасным в выдающемся смысле – просто красивый и уединённый уголок природы. И Том несколько переживал, что Оскар едко выскажется, обесценит, что иногда неприятно, даже если полюбил человека в том числе за эту бескомпромиссную прямоту и остроту в характере. Шулейман ничего колкого не сказал, он ничего сногсшибательного и не ожидал.       Они не договаривались, но оба понимали зачем сюда, подальше от людей, пришли. Почти понимали. Том не был уверен, что Оскар его понял, потому что не умел делать намёки, ровно как и понимать. Шулейман тоже сомневался, что Том предложил не просто погулять, поскольку обычно Том не прибегал к подобного рода тонким иносказательным намёкам, у него и с прямыми-то предложениями беды бывают, а тут столь тонкие смыслы. Но Оскар положил ладони Тому на плечи, и Том опустился на колени. Они друг друга поняли.       Том расстегнул его ширинку, оттянул трусы и вобрал в рот наполовину возбуждённый член. Обсосал, окружая влагой рта, выпустил и поцеловал головку, медленно лизнул и вновь втянул в себя. Плоть твердела и увеличивалась, Том начал качать головой вперёд-назад, втянул щёки, плотно обхватив губами, и поднял глаза, остановившись. Шулейман по взгляду прочёл желание передать власть над собой и, положив руку Тому на затылок, двинул бёдрами. Сначала в треть силы, не торопясь, но поступательно наращивал темп, прокатываясь по языку глубже и глубже в горло. Том не давился, дышал носом и смотрел, смотрел снизу преданными глазами.       - Вставай, пойдём, - Оскар вытащил член изо рта Тома, хлопнул его по плечу и увлёк под ближайшее толстое дерево, где снова поставил на колени. – Сядь на пятки, чтобы я мог согнуть ноги.       Том опустился, как он сказал. Шулейман положил ладони на его виски, массировал, продвигаясь к затылку, и надёжно зафиксировал его голову, и Том без команды широко открыл рот. Позади ствол дерева, с двух сторон рук Оскара держат. Не сдвинуться, не увернуться. Том и не собирался, руки на колени положил, полностью отдав над собой власть. Оскар погрузился в его рот, немного согнул расставленные ноги, что давало бо́льшую силу движений. Толкался в горячую глотку. Влажно, скользко, легко проталкиваясь до упора, умопомрачительно, порнографично глубоко. И это будоражило хлеще физических ощущений. Что это Том – стеснительный, неискушённый, которого когда-то нельзя было трогать. Который сейчас стоит на коленях и принимает в себя член на зависть профессионалкам, и это и его желание тоже. Который только с ним, Оскаром, такой чувствительный-развязный-жаждущий, что с ним можно воплощать любые фантазии. Даже немного страшно становилось от того, насколько без малейшего естественного физического сопротивления и как глубоко он брал в горло мощные, резкие толчки. По краю сознания скользила мысль: «Как бы не навредить». Это же Том. А всё остальное – разум и естество – полыхало от возбуждения и удовольствия.       Шулейман зашипел сквозь зубы, сжал в кулаке волосы Тома, рефлекторно резче толкаясь в него. Крыло от ощущений, всего комплекса ощущений. Но так кончать он не хотел. Вышел изо рта Тома, наклонился к нему и поцеловал в мокрые от слюны губы. Том стёр слюну с подбородка, тяжело дышал, глядя снизу. Он тоже хотел полноценного секса.       - Я хочу тебя лицом к лицу, - говорил Шулейман, частично нетерпеливо раздевая Тома; речь срывалась от накала возбуждения. – Но на голой траве это плохая идея, покусает ещё что-нибудь тебя за самые нежные места.       - Я тоже хочу лицом к лицу, - пожаловался Том, сейчас ему совсем не хотелось вставать раком.       Оскар вздёрнул его на ноги:       - Вернёмся домой, буду брать тебя на спине, а пока как есть.       Задрав на Томе футболку, Шулейман припал губами к его подрагивающему животу, а после поднялся выше и втянул в рот правый сосок, повторил со вторым, играя кончиком языка. Том издал то ли всхлип, то ли хрип, сжимая и разжимая пальцы. Оскар развернул его к себе спиной:       - Ты же хотел попробовать в парке, тут даже круче, - с усмешкой сказал и приспустил уже расстёгнутую штаны Тома.       Запустил ладонь ему в трусы, оглаживая ягодицы, и сдёрнул вниз бельё тоже. Том опёрся руками о ствол дерева, немного наклонившись вперёд. Выдавив в руку одноразовую порцию смазки, Шулейман размазал гель между ягодиц Тома, пару раз провёл скользкой ладонью по своему члену, и вставил в Тома два пальца, в направлении снизу вверх, что особенно чувствительно.       - Не надо, не надо… - прошептал Том. – Я не смогу сдержаться, если ты будешь меня растягивать.       - Как удачно, - бархатно усмехнулся Оскар. – У меня тоже нет сил нормально разрабатывать тебя.       Совершив несколько поступательных движений кистью, он ещё раз размазал смазку снаружи и сказал над ухом Тома:       - Постарайся не кричать слишком громко. Если ты не хочешь собрать всю округу на шоу.       Похабно, хлёстко и совпало с тем, как головка упёрлась сзади, продавливая мышцы и проникая за границы тела. Том заскулил сквозь сжатые губы, жмуря глаза. В таких условиях медленным и нежным сексом не занимаются. Нет времени. От желания нервы замыкает, а пульсация в члене ощущается сильнее биения сердца в груди.       Шулейман перехватил Тома поперёк живота, врезаясь в него сзади. Целовал и кусал в загривок. Дёрнул на себя, выгнув, прижав спиной к своей груди, прижимался щекой к щеке и влажно целовал в шею. Том вцепился в его руку, зажимающую сильно, почти больно. Это уже почти оргазм? Нет?.. Не понимал. Том второй рукой схватился за дерево, царапая неровную, шершавую кору, трухой забивающуюся под ногти. Беспощадные движения внутри переворачивали нутро, взламывали, неумолимо сталкивали к краю. Том выгнулся, откинув голову Оскару на плечо:       - Оскар!..       Оргазм промелькнул быстро и полностью опустошил. Том захныкал, прося не успевшего за ним Оскара:       - Не надо… Я сейчас больше не могу…       Шулейман отпустил, и Том, развернувшись к нему лицом, упал на колени, больше не намекая на альтернативный способ окончания, а от отсутствия сил в общем и в ногах. Но и о первом подумал.       - Давай так, - сказал Том и открыл рот.       Шулейман погладил его по затылку и, приблизив бёдра к его лицу, уточнил:       - Я сейчас хочу жёстко.       Том моргнул, разрешая воспользоваться собой так, как ему надо. Оскар потребовалось немного времени, сильных, резких и быстрых фрикций, чтобы слить. Вытащил раньше, чем Том успел проглотить, отчего сперма вперемешку со слюной осталась на губах и протекла на подбородок, и снова погрузился в его рот, совершил несколько движений вдогонку, уже медленных, ленивых, сладких. Встав перед Томом на одно колено, Шулейман большим пальцем стёр потёки с его лица, облизнул и поцеловал в губы:       - Ты великолепен.       Застегнув штаны, Оскар присел рядом с Томом и вытянул из кармана миниатюрную упаковку сухих, а затем и влажных салфеток.       - У тебя бездонные карманы? – спросил Том, вытирая лицо. – Сколько всего ты носишь с собой?       Шулейман усмехнулся:       - Во-первых, я большую часть жизни ношу с собой салфетки, они могут пригодиться в любой момент. Во-вторых, у меня ребёнок, родителю необходимо иметь при себе салфетки.       - В-третьих, у тебя есть я, - шутливо улыбнулся Том.       - И это тоже, - Оскар ответил ему улыбкой с лукавинкой.       Скомкав салфетку, Том положил её рядом с собой на траву, тронул зелень ладонью – прохладная и в жаркий день, сочная.       - Оскар, сфотографируй меня, - попросил Том, почувствовав вдохновение для создания изображения.       - Ладно.       Том разулся, полностью скинул штаны с трусами, несколько удивив Шулеймана, нечасто он не смущался сниматься обнажённым, а тут ещё и тот фактор, что они на улице, ничем не закрытые. А Том смущался. Но захотел так сфотографироваться, и это желание перевешивало. Сложив ноги так, чтобы прикрывали интимную зону, он положил руки на колени и немного растерянно улыбнулся в камеру, что придало лицу открытости и детской невинности. Задержав на несколько секунд взгляд на том, что видел на экране телефона, Оскар щёлкнул Тома. Взъерошил, больше растрепав, волосы Тома и сделал второй снимок.       - Как-нибудь ещё?       Том прикусил губу, раздумывая – и хотел, и не знал как, и по-прежнему стеснялся своей открытости, что волновало, подстёгивая желание сделать это. Повернувшись боком, он согнул ноги, подняв колени, опёрся правой, ближней к камере, рукой о землю, повернул голову вполоборота к Оскару, улыбнулся тоньше. Шулейман сфотографировал его и сказал:       - Ляг на спину.       Том вопросительно выгнул брови: это будет слишком откровенное фото, разве нет? Но наперекор сомнениям опустился на траву, замялся, подыскивая способ прикрыться, чтобы это на фотографии выглядело красиво, а что важнее – эстетично, гармонично.       - Положи руку на живот, вытяни, чтобы она прикрывала пах, - подсказал Оскар, также поймав энтузиазм на проведение данной пикантной фотосессии.       Том сделал, как он сказал, и Шулейман посмотрел в экран:       - Нет, у тебя слишком тонкое запястье, я всё вижу.       Том перевёл взгляд вверх, где зеленела крона дерева, и придумал:       - Оскар, сорви для меня веточку, где побольше листьев.       Оскар отнёсся скептически к его идее прикрывать гениталии таким способом, но сорвал ветку и, осмотрев её на предмет грязи и признаков насекомых, отдал Тому. Том положил её на пах, положил руки вдоль тела. Шулейман сфотографировал его – красиво вышло, но можно лучше.       - Теперь согни ноги и разведи, - скомандовал он.       Слабо возразив, что будет же видно, Том последовал указанию. Шулейман перешёл ему в ноги, выбросил веточку и, присев, положил руку Тому на живот так, что его предплечье оказалось у Тома между ног, прикрывая, а второй рукой поймал кадр. Отличная фотография – эротичная, чувственная, контрастная бледной чистой кожей Тома, его тонким телом и загорелой, крепкой, плотно расписанной цветными татуировками рукой Оскара. Том тонко улыбался его увлечённости. А когда они закончили спонтанную съёмку, и Том поднялся на ноги, надев обратно бельё и штаны, то оказался близко к Оскару, угодил в его объятия, вовсе тому не противясь. Эта фотосессия настроила на определённый лад, распалила снова едва успокоившийся огонь, наполнив глаза голодным, маслянистым блеском.       - Я хочу тебя второй раз, - низким голосом произнёс Шулейман, сильно, страстно наминая ладонями ягодицы Тома и глядя ему в лицо. – Но нам надо идти назад.       - Мы можем вернуться сюда вечером, - предложил Том, испытывая такое же нетерпеливое желание и наслаждаясь жёсткими прикосновениями Оскара.       - А может, - Шулейман приблизился к его уху, мазнув губами и жарким дыханием по виску и верхнему контуру ушной раковины, - постараемся очень быстро?       Как же удержаться от искушения, когда в трусах немеет от желания. Том крутанул головой:       - Не хочу быстро. Хочу как следует.       Оскар, играя обаятельной, искушающей ухмылкой на губах, спросил на ухо Тома:       - Хочешь долго, сильно? Чтобы взмокнуть в истоме, потеряться во времени… - и руками по пояснице, по чувствительной линии хребта, пальцами считая хрупкие выступы.       И губами по шее снизу вверх, поцелуем в бьющуюся артерию. Том откинул голову, невольно закатив глаза. Отдавался искусным манипуляциям Оскара, от которых плавился, забывая всё, кроме своего желания быть с ним во всех смыслах. Но выкрутился и оттолкнул Оскара, смахнул волосы с глаз:       - Не дразни меня.       - Я тебя не дразню, а соблазняю, чтобы трахнуть прямо сейчас, - оскалился широкой ухмылкой Шулейман, приобняв Тома за плечи, и взглянул на часы. – Но у нас уже действительно нет времени, пойдём, - и напоследок не отказал себе в шлепке по самой любимой и самой желанной заднице.       Что поделать – ребёнок, куча родных, которые их потеряли, с мечтами о том, когда снова смогут остаться наедине и подольше, они выдвинулись в обратный путь.       - У меня опять… - Том смущённо закусил губы и взглядом указал вниз.       - У меня тоже.       Тут Том сделал то, чего сам от себя не ожидал, не смог бы объяснить зачем, просто стукнуло в голову импульсом – встал перед Оскаром, перегородив дорогу. И, в обоюдной паузе посмотрев на несколько секунд, протянул руку и положил ладонь на его ширинку. Потому что захотел. И… Просто захотел это сделать, без логичного продолжения любого побуждения: что дальше? Том любопытно держал ладонь на вздыбленной ширинке Оскара, что неуместно, потому что знал эту часть его тела давным-давно и очень тесно, ощупал без ощутимого нажима. Шулейман ответил ему тем же, но серьёзнее смял, сжал не до боли. Немая, странная, несуразная, должно быть, со стороны сцена. Но здесь больше никого нет, чтобы наблюдать и оценивать.       Взгляд в глаза, спазм внизу, будто раскалённый кулак стиснул самое нежное, обдав тело жарко душным паром. Шулейман, схватив за локоть, сдёрнул Тома с места и толкнул спиной к дереву, наклонился к его лицу, обдавая губы дыханием.       - Давай… - Оскар коснулся живота Тома над поясом штанов.       - Да, - не дослушав согласился Том.       Ни Оскар, ни Том не заметили, в какой момент начали понимать друг друга с полуслова, а то и вовсе без слов, но уже сегодня не в первый раз, и это прекрасно. Шулейман рваными движениями расстегнул штаны Тома, подталкивая его руку к тому же, и впился в рот поцелуем, захватив его член в кольцо пальцев. Том, добравшись до его плоти, тоже сомкнул ладонь и начал двигать кулаком, отвечая на яростный поцелуй.       Лубриканта не осталось, чтобы смягчить трение, но помогала слюна, а Тому и естественная смазка, которой он всегда обильно истекал, её хватило на двоих, что, когда Оскар собрал с его головки и размазал по себе его выделения, вызвало у Тома полумучительный стон. Частые движения, глубокие, кусающие поцелуи, зашкаливающий пульс в ушах. Том захныкал и упёрся затылком в ствол дерева, кончая, на пике, забыв себя, начал рвано двигать бёдрами, толкаясь в кулак Оскара.       Тем временем Терри наигрался с курицами, даже петуха смог погладить, тот не проявил к нему агрессии, и оттуда же, со двора семьи Прада, позвонил по видео дедушке Пальтиэлю поделиться переполняющими впечатлениями.       - Мы можем сделать курятник дома, чтобы ты в любой момент мог поиграть с курицами, - предложил Пальтиэль.       - А можно?       - Конечно, - Пальтиэль расплывался в тёплой улыбке на том конце связи. – Хочешь?       - Да-да.       Шулейман узнал об этом разговоре от Терри и возмущённо позвонил папе:       - Папа, какой к чёрту курятник?!       - Оскар, не ругайся.       - Как того требует ситуация, я не выражаюсь, - отбил Оскар. – Ответь на вопрос. Ты чем думаешь?       - Терри нравятся курицы.       - Терри вообще всех птиц любит, это не повод устраивать дома птичник, - Оскар в яром недовольстве размахивал свободной от телефона рукой.       - Как я мог ему отказать? Детям нельзя отказывать.       - Обыкновенно – сказать: «Нет, мы не будем заводить курятник». Не всё, чего дети хотят, им нужно позволять. Воспитание – это не разрешение всего на свете. И потом, Терри тебе ни слова не сказал о том, что он хочет свой курятник, это ты предложил, конечно он согласился, он же ребёнок, который любит птиц! Это ты как взрослый должен был подумать.       - Я не могу расстраивать Терри, ты и так с ним излишне строг, а я буду его радовать.       - Я не строг с Терри, а правильно его воспитываю, - возразил Оскар. – А ты мне активно мешаешь, балуя его.       - Воспитывают родители, а бабушки и дедушки нужны, чтобы баловать, - непробиваемо парировал Пальтиэль.       Казалось, когда дело касалось Терри, у него отключался мозг. Если бы Оскар не знал отца, он бы счёл этого человека слабоумным и совершенно безвольным. Оскар тихо прорычал, выражая всю глубину своего негодования и беспомощности достучаться до папы, исправить его поведение.       - Папа, скажи Терри, что не получится сделать курятник, придумай что-нибудь типа: мне очень жаль, но специалисты сказали, что в моём дворе нельзя держать птиц, это будет для них вредно.       - Оскар, как ты можешь такое говорить? - осуждающе произнёс Пальтиэль. – Тебе не стыдно? Я не буду лгать Терри, как можно лишать ребёнка мечты? Он же вырастет и поймёт, что мы его обманули, как мы будем смотреть ему в глаза, как он будет нам верить?       - Папа, не драматизируй, это всего лишь курицы, Терри и о голубой сойке мечтал, но я сказал ему нет, и он понял.       - Вот именно, это всего лишь курицы. Мне они не будут мешать, я буду рад завести их для Терри.       - Это всё здорово, мне тоже в удовольствие радовать Терри, я хочу, чтобы он был счастлив, но надо же знать меру. Ты собираешься каждое его желание исполнять? А если Терри захочет себе Годзиллу, ты наберёшь по всему миру команду безумных учёных и запрёшь в секретном подвале, пока они не выведут рептилию-переростка?       - Если Терри будет об этом мечтать, да.       - Ага, понятно, апокалипсис начнётся с нашего дома, - фыркнул Оскар, постепенно принимая, что бой против курятника он проиграл.       К концу сиесты, во время которой сегодня никто не дремал, просто проводили время в доме за прохладительными напитками, сеньора Сарита презентовала Терри подарок, который тщательно и сердечно выбирала с того дня, когда узнала о правнуке. Нательный католический крестик: сам золотой, а распятый Иисус выполнен из серебра. Шулейман данный подарок не слишком оценил и высказал:       - Терри не посвящён ни в одну религию.       Выслушав перевод от сына, сеньора Сарита в недоумении посмотрела на Оскара:       - Разве это важно? Не только крещённые могут носить крестик, как и молиться.       - Если не брать в расчёт, что я агностик, я иудей, - заметил Шулейман.       - Оскар, это проблема? Ты хочешь, чтобы Терри тоже был иудеем, и тебе не нравится, что он будет носить символ другой веры?       - Нет, я хочу, чтобы Терри сам выбрал, к какой религии себя относить и относить ли, когда станет старше.       - Это всего лишь крестик, он ни к чему не призывает, - сеньора Сарита развела руками. – Это напоминание для Терри о его корнях, мы – католики и гордимся этим.       Терри удивлённо улыбался, когда увидел подарок, и снова заулыбался, когда прабабушка надела крестик на его шею. Оскар не препятствовал, но закатил глаза, когда сеньора Сарита перекрестила Терри и поцеловала в лоб. Том тоже присутствовал при этой сцене и почувствовал себя грустно, забыто, потому что ему бабушка и дедушка ничего не подарили, когда он появился в их доме. И он удивился, когда бабушка отвела его в сторону, с заговорщической улыбкой сказала, что у неё и для него есть особенный подарок, и увела с собой наверх. В их спальне их ждал дедушка, который тоже загадочно улыбался.       Сеньора Сарита выдвинула верхний ящик комода и извлекла из-под аккуратных стопок белья некогда карминовую, обтянутую тканью потёртую коробочку.       - Том, когда вы с Оскаром снова решите узаконить ваши отношения, сделай это с этим кольцом, и вы больше никогда не расстанетесь. Все в нашей семье, кто женились с ним, прожили в браке долгую и счастливую жизнь до самой смерти.       Том удивлённо вздёрнул брови, приняв в руки раскрытую коробочку. Кольцо в ней золотое, широкое, плетёное, украшенное по центру овальным рубином в окружении «случайным образом разбросанных» мелких камушков зелёного и глубокого синего цвета. Оно выглядело аляповатым, но не после того, что сказала бабушка.       - Бабушка, дедушка, спасибо, - Том растроганно улыбался, вынул кольцо, разглядывая ближе. – Оно большое, как его носили женщины?       Сеньора Сарита посмеялась, махнув рукой:       - Его заказала у ювелира прабабушка Пио, чтобы сделать предложение своему возлюбленному, поэтому оно мужского размера. Потом уже мужчины делали с ним предложение своим будущим жёнам, некоторым оно подходило по размеру, у Пио в роду были крупные женщины, остальные носили его на цепочке на шее или держали при себе.       - А почему оно не у папы?       - Том, для тебя не секрет, что мы с Пио не одобряли выбор Кристиана и отговаривали его от женитьбы на Хенриикке, поэтому не успели передать кольцо, а когда приняли этот брак, они уже были женаты. Я хранила его шестьдесят три года, теперь оно по праву твоё. Но пообещай, - сеньора Сарита назидательно подняла палец, - что когда-нибудь, когда придёт время, ты передашь его Терри.       - Хорошо, я обещаю, - условие даже не подпортило Тому настроение, когда это будет и будет ли. – Спасибо, - вновь улыбнувшись, он благодарно обнял бабушку, затем дедушку.       Том убрал кольцо в карман, пригладил ладонью, а в их с Оскаром комнате положил в коробочку и сунул поглубже в свои вещи. Когда придёт время, и мы снова официально станем семьёй. Придёт ли оно?.. Придёт.       А перед ужином Том просмотрел сегодняшние фотографии, которые Оскар ему переслал, и, выбрав лучшие, опубликовал двумя подборками, давно он ничего не выкладывал, с весны.       Перед сном к Оскару пришёл Терри, забрался на кровать, обнял, прижался.       - Папа, ты меня не оставишь?       - Что? – удивился Шулейман. – Конечно нет, с чего ты взял, что я могу?       Терри сел на пятки:       - Я же познакомился со своими родными, они здесь, и вдруг ты оставишь меня здесь, чтобы я с ними жил, потому что они родные, и уедешь без меня.       И смотрел так пронзительно, одновременно с такой глубочайшей печалью, затаённым, трепещущим страхом и смирением, что у Оскара сжалось сердце. Может быть, жить с прабабушкой и прадедушкой было бы неплохо, они приятные и жизнерадостные, природа тут красивая и свобода пойти к соседям без предупреждения, но в маленькой голове Терри зависла картина, как он стоит на улице и смотрит, как папа уезжает, и папа больше за ним не возвращается. Как мама ушла, а он и не знал, что тот раз, когда видел её январским вечером, был последним. На дне сердца травмой застыл страх потери. Страх снова потерять любимого, самого важного взрослого.       Терри вновь обнял Оскара за шею:       - Не отдавай меня, - в его голосе ни нотки истерики или требовательности. – Мне нравится дедушка, прадедушка и прабабушка, все они нравятся, я их люблю, но тебя я люблю сильнее. Ты мой папа, - отстранился, не отпуская, в глаза заглянул с той всепоглощающей любовью, которая «ты для меня весь мир», на которую способны лишь дети.       Дети к своим родителям.       - Я ни за что, никому, никогда тебя не отдам, - сказал Шулейман, глотая ком в горле. – Даже если весь мир объединится, чтобы тебя у меня отнять, я против всего мира пойду войной и выиграю.       - Обещаешь?       Оскар серьёзно поднял правую ладонь:       - Клянусь.       Вернувшийся из ванной Том встал на пороге, потому что его место рядом с Оскаром занято. Столкнувшись с ним взглядом, Шулейман поднял Терри на руки:       - Пойдём, я тебя уложу.       Придя обратно в комнату, в которую Том прошёл, но так и стоял посреди, Оскар закрыл дверь и, пару секунд посмотрев на Тома, который не торопился заговорить, развёл руками:       - Я не знаю, как найти между вами баланс. Ты говори, если что не так, я буду выкручиваться.       Том также несколько секунд молча смотрел на него, что наталкивало Шулеймана на нерадостные выводы, и попросил:       - Обними меня.       Оскар подошёл и обнял его, Том обнял в ответ и опустил голову на его плечо.       - Теперь нормально, - сказал Том через короткую паузу, и в голосе его слышалась лёгкая улыбка. – Баланс восстановлен.