Надорванные нити

Микеланджело неожиданно молнией опускается к тебе, присаживаясь рядом на корточки и, подпирая подбородок обеими руками, восхищенно глядит. — Да, но… – тушуется Донни. Тебе вполне просто примерить опасения на себя. Насколько уже можно доверять чужаку, оставляя с младшим? Хотя чем он сам в этом плане отличается? Точно так же находится у потенциальной угрозы, которую на все сто процентов исключить нельзя ни при каких математически верных выводах, подсказках чутья. Людская натура зачастую чересчур алогична, противоречит адекватности, и лжива настолько, что способна обвести вокруг пальца заядлого экстрасенса. Но каждому хочется поверить в лучшее, поскольку клан Хамато измотан повальным одиночеством. Иначе кажется, что черепахи когда-нибудь способны тупо поубивать друг друга, не дрогнув ни мускулом. Холодно, расчетливо, в один чирк, до отвала наевшись неизменным общением и окружением. Недаром большинство преступлений в человеческой среде происходит на почве бытовухи. А психология мутантов сформирована по такому же принципу, как ни крути. Зависшего, смятенного гения выдергивает из лабиринта дум не менее прямолинейная реальность. Озорник, поднимаясь, неожиданно грозно возмущается: — Что «но»? Эй, я тоже хочу пообщаться с девушкой наедине! К твоим щекам резко приливает кровь из-за ощущения, что идешь по рукам от старшего к младшему. Если не считать загадку Леонардо. Или не судьба, знакомство так и останется опущенным, а его право узнать попаданку первым пропало, или впереди еще ожидает финальный босс, нарушающий субординационный порядок. Спонтанная ассоциация с видеоигрой искривляет рот в ухмылке. — Я уже подустал от вас, парни, если честно, – сорвавшимся, хриплым голосом признается Оранжевый. Его яркие очи мгновенно теряют краски, становятся блеклыми. – Люблю безумно, но ваши рожи двадцать четыре на семь видеть уже иногда невыносимо! – громким шепотом продолжает отчаянно кричать он, моляще протягивая обе руки, покачивая ими. Стоя обездвижено, чуть дыша, ты упорно изображаешь из себя пустоту, дабы не нарушать таинство еще одной исповеди. Однако, все же каждый раз удивительно, как Хамато могут настолько беспардонно прежде всего перед собой раскрываться при наличии незнакомых свидетелей рядом. Ты словно пойманная и принесенная домой сомнительная зверушка, ставшая лишь удобным поводом для возобновления разбирательств в семье, никак не связанных с решением твоей ближайшей судьбы. Весельчак, вовсе не отвечающий ныне прозвищу, натужно выдавливает: — Особенно кислую мину Рафа. У меня оскомина, как после килограмма лаймов, не проходит неделями! – натурально морщится, будто и правда в гортани застряло нечто разъедающее слизистую. А на деле разрушается сердце, растворяется душа. – Сколько бы сахарку я не присыпал! Неблагодарная бука! Ничего личного, но ты, – с детской обвинительной нотой обращается мелкий, насупившись, – один не закрываешь все мои потребности в общении, как ни старайся! Я привык с рождения, знаешь ли, что у меня всегда находились рядом три таких разных друга, собеседника, соратника. А теперь… теперь половина одного! – переходит на плаксивый писк. Всхлип не следует — Микеланджело держится. – Я же просто хочу жить дальше с настоящей улыбкой, а не с перевернутой вверх ногами драматически грустной театральной маской! Скорбь унынием не искоренить. Уверен, что все, кого мы потеряли, смотрят на нас оттуда, – Майки тычет пальцем куда-то за панцирь вверх, не оборачиваясь, – с осуждением! Так что дайте мне наиграться с новенькой чиксой вдоволь! Фанаткой, да? – на сей раз младший удостаивает тебя мельком тепло-голубого взгляда. – Разве такое можно было вообразить когда-то?! Это нельзя упускать! И отвяньте! Хотя, да, я же разницы особой не замечу! Нечто обдумывая, Донни играет желваками и смиренно выдыхает. Сперва он предъявил Рафу, теперь его черед выслушивать претензии. Гений, похоже, является нейтральной буферной зоной между старшим и младшим. Они не обязаны сюсюкаться друг с другом, нянчиться, делать одолжения. Тем более заставлять себя рвать личные границы, выстроенные после трагедии заново с тройным укреплением. Но совершенно абсолютный отказ от малейших усилий покрасить облезлые рамки комфорта в яркий солнечный оттенок — несусветная глупость. Отсутствие в сторону Майки аргументов против него, судя по изречению, подчеркивает то, что тот один старается изо всех сил сделать хоть что-нибудь для того, дабы двигаться вперед. А не стопориться на могиле утерянных стремлений к хотя бы относительно приемлемому существованию вместо жалкого волочения по течению вязкой, беспросветной истязающей тоски. — Прости, Майки. Ты прав, – с виноватым придыханием признает поражение в борьбе интересов умник. – Я действительно не могу заменить тебе всех разом. И такой же потребности в общении, как ты, не имею. Тем более мне достаточно Джейн. А ты сам отказался, чтобы я сделал тебе другого виртуального товарища. Забываю учитывать, как важно тебе еще и физическое присутствие для разговоров, настоящая тактильность. Извини, но я только начал углубляться в кибернетику, чтобы сумел подарить механического друга, не отличимого от живого. И до этого еще пока что очень далеко. То, что доступно по технологиям сейчас, все еще дает слишком уж искусственный и топорный результат, пусть и на сим поприще произошел заметный прорыв за последний десяток лет. Но обещаю, что когда достигну цели, сделаю тебе кого угодно! — Да не надо мне кто угодно, Донни! – из балагура вырывается нервный, обреченный хохоток недопонимания. И сразу же лицо мелкого озаряют огни хитрых бесенят. – Но на заметку возьму, мозговитый ты извращенец! – подмигивает он, цыкая языком. Задумывается на секунду и победно щелкает пальцами: — Точно! Хочу Асоку Тано! Определенно. Она меня слишком уж бесит как персонаж, чтобы не заняться ее поведением! – озабоченно лыбится озорник в заключении. — Зам-м-метано, – аж опьяневший от смущения воспылавший Фиолетовый качнул утвердительно головой. – Ладно, идите, – разрешает Донателло. – Но не ручаюсь, что когда вернется Раф, идиллия не посыпется. Если что, зови. — Зачем? Если что-то случится, я буду только рад и сам со всем справлюсь! Во мне энергии и силы накопилось на целый космический полет туда и обратно! – эмоционально размахивает руками Майки, показывая жестами, насколько он наполнен. – Надоело выть волком от печали. Я же черепаха все-таки! – держась за живот, вскидывает голову ниндзя, посмеиваясь. Испить первый в своей жизни, видимо, уже остывший кофе, сваренный ИИ, не удается. Майки без прелюдий хватает тебя за руку и тащит за собой, оставляя удрученного Дона позади. По пути вы бегло знакомитесь, ведь в представлении имени нуждаешься только ты. Сейчас Оранжевый не тратит время на презентацию великолепного себя. Но он без конца болбочет, не давая вставить ни вздоха, о том, как рад новому другу, попутно сообщая, где что расположено в логове, куда можно ходить, а куда лезть не стоит. Заведенная шарманка извергает бурный поток звучных, на первый взгляд несвязанных между собой, фраз обо всем подряд. Младший вообще истосковался по вниманию, поэтому имеет на тебя большие планы. Предупреждает прочистить уши и протереть глаза, ибо внимать ему предстоит мучительно долго. Он не успокоится, пока не перескажет мнение о каждой серии нового бомбического любимого сериала, откомментирует страницы приевшегося комикса, скатившегося ниже дна, выскажется о ситуации происходящего на другом континенте и далее по бескрайнему списку самых важных вещей на свете, которые занимают Микеланджело одновременно и срочно. Робко улыбаясь, насчет зрения ты делаешь ремарку: — Майки, я плоховато вижу. Мне нужны очки. Донни сказал, что подберет мне. Может, сходим назад? — Почему чуть что, сразу Донни? – огрызается упавшим тоном весельчак. – А я на что? Знаешь, сколько всего у меня есть? – заговорщицки вопрошает, возвращая приподнятое настроение. – Смотри! Дверь спальни балагура отворяется, погружая в царство коллекционера. Ты представляла себе хаос, но на удивление в комнате царит порядок и чистота. Видно это даже без очков: несколько шкафов и полок, кровать, никаких размытых из-за плохого зрения куч, неровностей, к ногам ничего не липнет. Посторонних запахов нет, не считая отголосков индийских специй и карамели, косметического элемента влажных салфеток. На разрисованных стенах плакаты, какой-то декор. Судя по всему все настолько плохо в атмосфере убежища, что мелкий прибирается время от времени. Только хочешь высказаться по этому поводу, как миф разрушается. Присаживаясь на колени, Майки распахивает дверцу тумбы, и плотно втиснутое барахло высыпается с грохотом на пол, образуя на секунду настоящую лавину не таких уж и сокровищ, раз ими позволительно так небрежно раскидываться. Но все же ценностей, поскольку не выброшены. Ты подходишь ближе, чтобы распознать содержимое. Среди вороха носков, брелоков, тетрадей и много чего еще мелкого неизвестно чего обнаруживаются засушенный кусок хлеба и целая орда разноцветных фантиков из-под конфет. Похоже, если юморист и доходит до генеральной уборки, то лишь путем не устранения проблемы, а ее прикрытия. Впрочем, себя ведь не исправишь. Если его порыв хотя бы таким образом припрятать бардак осуществлен ради гостя, тебе это льстит, но на свой счет стараешься ничего не списывать. Шелестя пожитками, Оранжевый производит раскопки века на корячиках, оглашая: — Так, где-то у меня тут было пара очеч. Какое там у тебя зрение? Ты повторяешь сегодня сказанное, снова опуская подробности о том, что один глаз видит чуть хуже, да и требуется коррекция незначительного астигматизма, чтобы не усложнять свой запрос. Тебе сойдет любой средний вариант, ведь и с расстоянием между зрачков все равно не угадают. Не проходит и года, как перед носом разворачивается блошиный рынок оправ с коррекционными линзами. На обеих ладонях Майки семь разных форм очков как с плюсовыми, так и отрицательными, близкими к названным значениями диоптрий на наклейках в углу стекол. Как будто весельчак стырил их у неизменной бабушки в подземном переходе, торгующей на пенсии дешевыми окулярами за тройную цену от себестоимости. Выбираешь наиболее подходящую пару по резкости линз, а не красоте — такая, бурого оттенка, лишь одна, ненавистной тобою круглой формы стиля Поттера. Примеряешь. Дужки неприятно трутся о царапины на лице. Далеко от идеала, конечно, но ты видишь! Размытость в целом такая же, какой она бывает в дни сильного перенапряжения или болезни — у тебя всегда зрение заметно падает от встряски организма. Что уж говорить о перенесенном стрессе. — Ну как? – осведомляется Майки, хитро поджав нижнюю губу, подгребая, не глядя, обратно лишнее. — Супер, – показываешь класс, зубоскаля. — Тебе очень идет! – хвалит парень. Протянутое к тебе маленькое овальное зеркальце вклеено с обратной стороны розовой девчачьей массажной расчески. На кой ляд она пригождается лысому мутанту, ума не приложить. Разве что почесаться в каких-нибудь особо нуждающихся в этом свербящих местах, о которых и предполагать неловко. Впрочем, Майку, вероятно, мало чего действительно необходимо из того, что хранят его мебельные гарнитуры. Верча головой, к слову, ты вовсе не считаешь, что круглая оправа тебе к лицу. Она, напротив, полнит и без того довольно пухлые щеки да скрывает и так едва заметные скулы. Миленькой в таких очках себя ты назвать не можешь ни при каких обстоятельствах. Тем не менее сейчас не до споров о вкусах, поэтому от сердца благодаришь: — Спасибо. А то точно где-нибудь носом нырнула бы. — Не за что. Прекрасно тебя понимаю! Однажды не успел закрыть вовремя глаза, когда рядом взорвалась светошумка, и почти ослеп на какое-то время. Раф откуда-то притащил мне мешок очков, чтобы мне было легче видеть. Конечно, это мало помогло, у меня же не просто ухудшилось зрение, а пятна мелькали перед глазами, как бельмо, типа. Но пришлось притворяться. Так, – поднимаясь, многообещающе хлопнул в ладоши Микеланджело, сверкая глазами. – Давай-ка тебя переоденем? Не ходить же тебе в скучной белой пижаме! — Да, приодеться было бы неплохо, – осматривая себя, соглашаешься ты. Знаешь, что в закромах Плюшкина найдется что-то практичное на сменку. Хотя тебя и просторный однотонный больничный прикид вполне удовлетворяет. Но ходить в нем до смертного одра, разумеется, не хочется. Так что не отказываешься от возможности взять в займы немного шмоток, пока не придумаешь, как здесь самостоятельно встать на ноги и вернуть должок, ведь сидеть на шее у ниндзя не собираешься. Ни совесть, ни гордость не позволят постоянно филонить без работы, мысленно наматывая показатели на счетчике задолженности на увеличение. Майки отворяет на сей раз большой шкаф напротив кровати. Пока он копошится, пуляя, не глядя, за спину на стул, кажется, все подряд, ты залипаешь на подвесных полках. Стены заполнены неожиданно тряпичными куклами в разнообразных нарядах. Тебе быстро бросается в глаза схожесть игрушек с погибшими друзьями по характерным особенностям: цвет волос из веревки, глаз-пуговок, хлопковый типаж фигуры, красочные татуировки. Рыжая Эйприл, громила Кейси, миниатюрная Шедоу, кареглазая Ангел, Талер в кепке и еще несколько тебе неизвестных личностей, с кем братья, похоже, завели когда-то тесную дружбу. И тоже потеряли. Зловещие копии оригиналов с навечно счастливыми лицами отталкивают и меж тем приковывают внимание. И дело вовсе не в криповом стиле фигурок, который, в сущности, тебе нравится со времен обожания семейки Аддамс. От кукол словно сквозит трагичной энергетикой так, что к ним даже прикасаться не хочется, как к зараженным смертельным вирусом или проклятьем. А по обыкновению так и тянет ощутить плотность набивки, но только не к этим чудесным по исполнению игрушкам с некой жуткой тайной внутри вместо поролона. — Я недавно занялся шитьем кукол и одежды для них, – сумрачный, с отстраненной печалью голос Майки звучит сзади. Рефлекторно от внезапности ты вытягиваешься струной, будто внутренняя сжатая пружина, соскакивая со сдерживающих креплений, секундно разворачивается во всю длину. Наверное, мутант стоит тут какое-то время, а ты не заметила утихания шелеста тканей, поглощенная созерцанием памятных экспонатов, подолгу вглядываясь в каждый экземпляр с невероятным количеством гипнотизирующих мельчайших деталей. Увлечение младшего тебя не сильно удивляет. Имеется в его натуре такое противоречие: усидчивость не конек, но творчество огонек. — Если нравится, можешь взять одну себе, – предлагает мастер шитья, кладя руки на твои плечи, и опускает голову ниже, к щеке: — А хочешь я твоего маленького двойника сделаю? Ты в смятении: верно ли будет отбирать частицу столь личной коллекции и не ранит ли озорника отказ. В детстве обычные куклы тебя мало занимали, но к мягким игрушкам питаешь слабость до сих пор. Произведения же Майки представляют собой симбиоз, усредняющий интерес. Являют собой трофей от персонажа. Но вот чего точно не хочется, чтобы он создавал еще одну копию. Ты довольно суеверна, чтобы радоваться существованию собственного артефакта колдовства Вуду. — Ну, в клоне точно не нуждаюсь. Я и себя-то еле переношу иногда! – отшучиваешься, стараясь отодвинуть лицо. Ты не настолько тактильна для наслаждения от подобной навязчивой близости. Тем более когда говорят с тобой стоя за спиной. – А твоих взять не могу. Их дом здесь, на этих полках. Мне же поселить куколок некуда. – А где разместишься ты? Сошел бы и коврик на полу в гостиной, только бы не прогнали. — Так мы сделаем дом! Следующим этапом у меня запланирована постройка целого города для этих няшечек, – вот это номер, у Майки есть план. – Я потом покажу тебе свои чертежи, – вот это номер два, у Майки чертежи собственного черчения. Видать, подходит к задаче с крайней серьезностью, на которую только способен. Кампания переселения творений очень важна для кукольника. — Тогда я потом сделаю выбор своего жильца, – произносишь ты с просьбой в тоне. – Можно? — Не можно, а нужно! – отлипая наконец-то, не перечит младший и разворачивает тебя за спину с затейливой ухмылкой. – Ну что, приступим к модному показу? — А здесь уже выбора нет? – стараясь незаметно чуть отстраниться, вопрошаешь с заискивающей улыбкой. — Почему же? Ты можешь выбрать любой прикид, который придется по душе! – со смешком выдает Оранжевый, отходя на шаг назад. Глубокомысленно кладет палец на подбородок и, по-собачьи склоняя голову на бок в беззазорном оценивании, лукаво добавляет: — И который одобрит жюри. Снимай эту бесцветную скучность скорее! Что ж, ничего не поделать, приходится раздеваться.

***

Ты крутишься и вертишься, изображая топорную модель. Играя недовольного знатока, Майки исправляет движения, показывая, как нужно качать бедрами на своем примере с абсолютно серьезным, надменным выражением, как истинный профессионал высокой моды. И все бы ничего, но этот рептилий бугай ходит на цыпочках, имитируя каблуки, в разы грациознее и сексуальнее, чем ты. Интересно, в обучение ниндзя входит хождение на шпильках? В качестве обманного приема, разумеется. Или очаровывающего. Все, что касается введение врага в заблуждение, — явно обращаться к Микеланджело. А его комментарии? Да если отключить картинку, точно будто смотришь выпуск пресловутого «Модного приговора». Причем сразу с несколькими ведущими и членами жюри. Немного попахивает и шизофренией, но реплики звучат так складно, по-разному, со своим тембром, интонацией, диалектом, что попросту не замечаешь того, что они изливаются из уст одного и того же существа. У тебя даже появляется обозреватель-любимчик из независимых экспертов и тот, кто выносит мозг до желания бросить в рожу гнилой помидор. Для этого в кармане одних брюк внезапно обнаруживается вяленый, как по заказу, вполне съедобный на вид и запах. Майки с удовольствием пожирает его без раздумий, раз ты отказываешься, лишь пожимая плечами, дескать, чего переживать, и не такое доводилось кушать в канализации. Это комкает твое сердце в ничтожный мятый клочок кровоточащей плоти. Касательно одежды, неведомо откуда взявшейся вполне адекватных для среднестатистического человека размеров, включая чисто женский по восприятию дизайн, явно не подходящих мутанту-переростку, все не так уж и плачевно по стилю. Если бы рептилия-модельер не мешал несочетаемое, на твой примитивный взгляд, предпочитающий видеть на себе что-то довольно удобное, но все же сдержанное по форме и цветам. К примеру, рубашку в леопардовый принт ты ни за что не носила бы подпоясанной под грудь на манер топа, тем более под широкие вырвиглазные лаймовые штаны-клеш. Теоретически надела бы, но только верхнюю часть комплекта классическим образом, а от нижней отказалась бы наверняка, заменив на черную юбку в обтяжку минимум до середины бедра или даже ниже, ближе к коленям. Впрочем, мысли на сей счет решаешь оставить невысказанными, чтобы ненароком не ранить заигравшееся в дизайнера солнышко. Явно не нацепила бы костюм слишком возвышенной концепции для своих приземленных предпочтений под ярко-оранжевые кроссовки на высоченной жгучей розовой платформе и такими же кислотными желтыми шнурками какой-то совсем уж невообразимой, едва ли не космической конструкции, которую описать невозможно никакими известными словами. Ты уважаешь спортивную обувь, сама часто носишь такую, но вполне нейтральных фасонов, приближенных скорее к неагрессивным ботинкам на низком ходу приглушенных темных оттенков. Однако ввиду отсутствия альтернативы излишне дизайнерская модель обуви на размера два больше, чем нужно, видится вполне приемлемым вариантом. По крайней мере не босиком и не жмет. Дома обожаешь ходить в одних носках, не имея тапок. Но за пределами квартиры — исключительно в закрытой обуви, не вынося светить открытыми пальцами ног даже летом. Так как-то безопаснее, морально чувствуешь себя защищеннее. В выборе одежды останавливаешься на розовой майке в желтые пятна хаки по яркости в тон кроссовок, что Майки одобряет, а тебя тяготит отсутствием ни одной верхней вещи спокойного оттенка. И прямых рваных, лохматых синих джинсах, что не особо по вкусу весельчаку, но справедливо отмечает, как штаны ладно сидят. Остальное отложенное тобою на сменку не сильно отличается по типажу — не то наркоманско-бомжацко-рыночная вкусовщина, не то модно-молодежно-изысканный крой. Только обычные белые носки немного удлиненной высоты сильно выбиваются из концепции. Как они вообще не затерялись среди пестрых красок? Единственное, чего катастрофически не достает, так это нижнего белья. Крайне некомфортно и стыдновато, поскольку ты не принимала душ и потерлась немытым телом о чистые нежные ткани. Наверное постиранные. Помятые не обязательно означают грязные. И наоборот. Конечно, в виду того, что особо мускусного запаха пота и прочих тонких ароматов не источаешь, стало быть, специфических благоухающих меток на вещах скорее всего не оставила. Запоздало догадываешься, что Донни как минимум протер тебя влажным полотенцем, что вызывает еще большую неловкость и замешательство от вашего с ним взаимодействия. Благо Микеланджело хватило хваленого Сплинтеровского воспитания не подглядывать за переодеваниями, о чем даже не пришлось просить: он сам тактично отворачивался всякий раз, как только шел черед сменить одежду, прячась за приоткрытой дверцей шкафа, выполняющей роль ширмы. И все же гигиеничности для успокоения не хватает. Да и через несколько дней нагрянут критические дни, будь они трижды прокляты! Быть женщиной — иметь проблемы на пустом месте! Пусть и при том, что ты далеко не кисейная дамочка и не робкого десятка, довольно крепкой, в чем-то завидной моральной силы. В ту секунду аж завыть хочется от злости на вселенскую несправедливость неравнозначного разделения характеристик полов по всем признакам. Как бы то ни было, мужчиной быть проще, удобнее, сподручнее по многим параметрам. А общество нынешнее уже к тому же и не требует от них прежней ответственности и несения тягот главы как само собой разумеющегося. Майки замечает твою напряженную задумчивость и участливо спохватывается: — Ты так раскраснелась! На тебе лица нет! Тебе плохо? У тебя жар? – парень сыплет вопросами, кладя широкую, чуть шершавую от порезов горячую ладонь на твой вспотевший, но прохладный лоб. – Да, вроде, температуры нет. А если так? – мутант, похоже, без всяких психологических зажимов от общения с противоположным полом смело касается губами до твоей кожи. Они у него на удивление очень мягкие, теплые, щекочущие. – Нет, все еще не похоже. Тебя что-то потревожило? Обидели замечания по поводу отсутствия вкуса? Так вот это не я, если что! А тот противный злостный мистер Дизайнерко, у кого заполучить хотя бы семерку из десятки за стиль просто нереально! – повторяет манеру речи своего персонажа Оранжевый, чтобы сгладить угол возможной вины. — М-м-м, – мнешься ты. – Это вопрос очень-очень интимного характера, – невольно переходишь отчего-то на шепот, будто стены имеют уши и трубят по громкоговорителю все, что происходит в их пределах, на все логово. А, впрочем, для черепашек-ниндзя фигурально выражаясь все так и происходит. И дело вовсе не в их неумении держать чужие тайны. – Ну, знаешь, личнее некуда. — А? – Майки недоуменно прищуривается, присматриваясь к тебе, хлопая веками, и, ударяя кулаком в ладонь, как закричит с добрым гоготом облегчения: — Так тебе ж труселя нужны, да?! Всего-то! — И не только, – дополняешь отгадку размытым намеком сквозь тихий нервный смешок. — Ну, ИМХО, лифон тебе не нужен. У тебя и так прекрасная грудь! – быстро кивает несколько раз подряд балагур для подчеркивания своих слов, глядя прямо в глаза с озорством. – Ее нет смысла прятать! Ты машинально опускаешь глаза на себя – разумеется, из-за нервного возбуждения предательски выпирают соски. Еще один минус в копилку женского проклятья. Рефлекторно обнимая себя за плечи, чтобы прикрыть грудь, полыхая, выдавливаешь как можно более невозмутимым тоном: — Спасибо. И тем не менее, мне, может, не только он еще нужен, – действительно тебе необходим условный набор первой необходимости гигиенических средств. — Да не кипишуй! Закажешь все в Нете, что тебе необходимо, – простецки выдает собеседник. – Думаешь, я не знаю, что девушкам много чего нужно? Мне, конечно, самому хочется все, и сразу, да побольше. Если загораюсь чем-нибудь. Так что понимаю. — А можно это сделать, ну, без свидетелей? – не желая задеть мелкого своим в некотором роде отторжением, иначе формулируешь вопрос по возможности в нейтральном ключе. — Так не получится, – вздыхает черепашка. – Деньги же в основном Доновы. И вся история покупок, серфа и так далее мимо него не пройдут. Мирись с тем, что анонимности у тебя больше ни в чем не будет, – как-то устрашающе щерится зеленый. — Да я же не против, чтобы вся история поисков куда-то там записывалась на сервер, – поясняешь за опасения. – Просто хотела бы сама посидеть, повыбирать, – приходится называть вещи своими именами. Не хватает только добавления «в одиночестве» и «тишине». Покупка столь интимного предмета гардероба даже в реальности с вымышленным для твоего настоящего персонажем не кажется тебе чем-то прямо-таки захватывающим. Впрочем, положа руку на сердце, смотря с каким героем. Кое с кем не прочь сделать это как раз вместе, не глядя на любые предрассудки. Если даже не назвать подобное времяпровождение частью осуществления самых смелых мечт. — Без проблем, крошка. Ты можешь купить все, что тебе захочется, когда и с кем захочется, – деловито подтверждает Оранжевый. – А за советом ты всегда можешь обратиться ко мне. — Погоди. Вообще все могу купить, что хочу? – уточняешь ты, малек притормаживая, не поспевая обрабатывать столько всего нового, что само по себе не укладывается. — Ага, – склоняет голову Майки. – Обувь, одежду. Хоть микроволновку! Или мотоцикл! Ну, наверное, возникнут трудности при покупке урановой руды, и не так просто будет зарезервировать участок на Луне, не говоря уже о том, чтобы купить целый остров... — К чему тогда был весь этот показ мод? – удивляешься ты, прерывая риторические размышления доступности вещей, и случайно выходит грубовато. — Как зачем? Тебе разве было скучно? – мастер нунчаков включает запрещенный прием слезливые «щенячьи глазки». — Нет, – совсем чуток привираешь ты, поскольку измотана разнокалиберными впечатлениями, что уже путаешься в восприятии и оценке чувств. Как у нелюбителю крутиться у зеркала часами, долгие переодевания, как правило, не вызывают бурный восторг. – Все было супер! — Так вот накупишься всего, насмотревшись на примеры идеального вкуса, и будешь нас радовать разной собой, – подмигивает крадущийся. — А вот это вот вряд ли. У меня в почете однотипность, – хихикаешь ты. — Но ты-то не надоешь! – подмигивает душа компании вторым глазом. — О, еще как могу, – умело блокируешь нападки лестью, ни капли не покупаясь. — Поживем — увидим, – упрямо озаряется мутант. – Но мне ни одна девушка просто не может надоесть, какой бы скучной она себя не считала. А так. На занудстве я тут давно собаку съел и не вижу в этом никакой проблемы в общении. Ой, это фигура речи, если что! – рассеянно добавляет ненужное пояснение парень, вызывая дружественный смешок. – Так-то я животных обожаю! В смысле так просто, а не есть! М-м-м, не считая коров и свиней, правда. Аха-ха! Двойные стандарты! Что поделать? Майки, видимо, не догадывается, насколько остро для тебя стоит конкретно финансовая сторона вопроса обновления гардероба. Поэтому как только доходит до логической точки в диалоге, сразу же озвучиваешь то, что сильно волнует: — И на какую примерно сумму рассчитывать? — Месячный лимит десять тысяч баксов на каждого. Но желательно постоянно не выходить за рамки семи тысяч. Чтобы вопросов меньше возникало у всяких там проверяющих органов, – огорошивает Микеланджело. Звучит так, как будто есть где развернуться. Даже с учетом пребывания в стране, которую ни разу не посещала до смерти и не проживала ни дня, поэтому имеются пробелы в знаниях о бытовых вещах, тем более ежемесячных тратах. – Если что, я своими же и поделюсь, пока тебе не открыли отдельный счет. Разгуляйся по полной! Очисти мою карту, детка! Ни в чем себя не ограничивай! Я хочу, чтобы ты сделала это сегодня же! Вперед! Ощути себя богиней шопинга! Несмотря на заманчивое предложение от парня, о чем некоторые девушки маниакально грезят и стремятся заполучить желаемое любыми доступными методами, ликовать по-хорошему не от чего. Чем больше потратишь с чужой карты, тем больше вырастет долг. Тебя это жутко коробит до омерзения к себе, как к неспособной к самостоятельности инфантильной диве. Привыкла зарабатывать сама и гордиться этим, ничего не поделать, — амбиции. О которых, похоже, следует потихоньку отказываться за ненадобностью. Оранжевый меж тем продолжает тараторить: — Мне все равно деньги, как оказалось, особо некуда тратить под ноль. Хобби у меня недешевое, если говорить о добротных комплектующих, но не настолько. Да и постоянно покупать материалы не нужно. Раз закупился, и хватает на какое-то время. Ну, или узнай, – смещает вектор разговора младший Хамато, – может, Донни уже и на тебя разбил бюджет. Руки у тебя же уже развязаны, – выпускает смешок ниндзя. – Тем более формально кредитки Хамато только виртуальные. Чтобы получить, всего-то нужно пару кликов! Хотя по-любому надо в лабу зайти. За че-фоном, – без паузы переключается на следующее балабол. Так много текста в сути, которую можно уложить в несколько слов. – Их у нас пруд пруди. Вечно что-то случается, какие бы не были неубиваемые. Свой не дам, извини. Вот тут я согласен. Личное. — Конечно, понимаю и не настаиваю, – улыбаешься ты. – Грязные секретики остаются при каждом. Не считая… — Донни, да… – хором завершаете вы единую мысль. — Кстати, насчет лабы того самого. Ты, должно быть, уже познакомилась с Джейн? – мутант дожидается короткого кивка. – Это хорошо. Можешь ее попросить завести тебе кредитку. Советую прошвырнуться с Джейн по виртуальным маркетам. Она подберет тебе наиболее выгодные предложения того, что понравилось, за секунды. Все по скидкам найдет, и в проверенных магазинах. Попросишь потом стереть следы серфинга, чтобы тебе было спокойнее, – расписывает подробно план юморист. – Если будет в настроении, конечно, – иронично фыркает. – Она может удалить все так, чтобы никто ни о чем не догадался. Ну, опять же, не считая Донни. Он, если захочет узнать специально, найдет, как восстановить удаленное, все равно, – это могло бы иметь малейший смысл, если бы от двух Хамато еще оставалось, что скрывать. Познакомились уже кое в чем ближе некуда. — Ну, это и так понятно. А безналичные платежи без проблем проходят обычно? – вытягиваешь далее важные для себя сведения. — На пожарный случай наличка у меня тоже есть, – возвращается к обсуждению капитала собеседник. – Тысячи три, может, больше. Еще с тех бородатых времен осталась, когда мы все подрабатывали, несмотря на риски. Не залазил давно в кубышку. И, если честно, не уверен, что помню, где она в моих залежах, – добавляет с виноватой интонацией Майки, закладывая руку на затылок. – Наверное, в одном из рождественских носков. Но каком? Давненько хрустящая капуста не пригождалась. — Ой, ну так много мне все равно и не нужно точно, – возражаешь ты. – Тем более возвратить быстро не смогу. Впрочем, не в курсе средних цен на нижнее белье в Нью-Йорке, но надеешься, что на три-четыре комплекта, а меньшим не обойдется, разорять балагура не придется. Невольно усмехаешься размышлениям. Уж не четырех ли цветов собираешься покупать исподнее? В неделе-то семь дней. А вот ниндзя как раз здесь не то трое, не то четверо. Иногда подсознание творит чудеса иронии. А раньше трусов-недельки у тебя никогда и не имелось, между прочим. Чтобы отмести неуместные мысли, бросаешься в плоскость фоновых тревог. Перед Майком открыть трепетную фанатскую душу легко: — Я вообще не хотела бы обременять вас, ребята, ничем. Это не в моих принципах. Я счастлива очутиться здесь. Но одно мое присутствие нарушило ваш уклад. Я не вписана в эту картину мира. И, должно быть, наши пути разойдутся когда-нибудь. Я благодарна, что меня… не убили… пока что… – рот искривляется в смурной лыбе, – и приняли по-своему… вроде как. Но вы не обязаны мне помогать. Кем бы не приходилась и кем вы для меня не были, все же я вам чужая. Имеете все права выкинуть наверх к людям. Но тогда, пожалуйста, – тревожно ощериваешься ты, – лучше сразу к акулам на корм. Меньше мучиться буду. — Пф! Принципы. Уклад. Картина мира. Не обязаны помогать. Выкинуть. Пустяки! Об этом даже не думай! И точка! – передразнивая, выплевывает Микеланджело с напористой серьезностью. – А то я тебе так разойдусь! Не знаю, кто там что надумал, но я не дам тебя в обиду, сестренка! Включая тебя саму! И не потому, что ты наша поклонница. Знаешь, почему я еле сдерживаюсь, чтобы не выпытывать ничего о том, что ты чувствуешь, попав к героям детства? Не требую взять автограф и не превозношу себя к богам, к примеру? — Нет, – мотаешь головой в отрицании, сбитая с толку. – Но я считала, признаю, что именно ты поведешь себя аки зазнавшийся от популярности семпай. Будешь скакать вокруг меня, как заведенный, пока я не совершу тысячу поклонов великим черепашкам, изгладив вдоль и поперек возросшее эго. — Вот именно. Предсказуемо, да? Но я хочу, чтобы наше знакомство протекало как можно естественнее. Не только между тобой и мной, а вообще моей семьей. Конечно, мне приятно осознавать, что ты живое подтверждение существования целого мира, где нас любят и ждут. Еще больше, что ты здесь, одна из них, целой армии фанатов, рядом. И я правда чувствую себя супер-звездой! – по-голливудски улыбается Оранжевый и тут же снимает маску самоуверенности. – Но мне хочется, чтобы ты узнавала нас настоящих именно здесь и сейчас, а не проводила параллели с собственными иллюзиями и представлениями о нас. Чтобы мы сдружились не только на почве того, что ты смотришь на нас как на группу популярных крашей. Наверное, что-то такое я бы почувствовал, попади я на свиданку к Меган Фокс. А кто сказал, что она на деле так же красива внутри, как снаружи? Хотелось бы верить, что это так, но всякое бывает. По итогу мы могли бы вообще не сойтись характерами, причем не обязательно, что это она бы меня бросила! – ты решаешь умолчать, что в одной из версий Микеланджело подбивает клинья к Эйприл в обличье его любимой актрисы. К игре коей относишься весьма скептически. Впрочем, в этом мире она может быть низкорослой пухленькой афроамериканкой азиатского происхождения с мастерскими талантами. Но тогда Майки вряд ли запал бы на нее. Или ты снова ошибаешься о нем. – Я тот еще фантазер, и, как опытный воображатель, заявляю, что иногда стоит все же обращать внимание на то, что реально вокруг. Иначе можно так заблудиться в волшебном лесу грез, что никто и ничто не вернет тебя назад, – мудро изрекает крадущийся. – А так уж вышло, что, кроме нас самих, уже никого и нет, чтобы перестать засиживаться в чертогах разума. Не было довольно долгое время, – поправляется с улыбкой Майки с несмеющимися потухшими глазами. – И хочу довериться тебе не из-за того, что косвенно ты знакома с нами. А потому, что я хочу вернуть себе веру в людей. Существ. Мутантов. Без разницы, как это называется. Уверен, ты поняла. Вот оно что, Майки боится, что ты воспользуешься ими ради удовлетворения потребностей давнившего поклонника, сильно ошибаясь в том, какие они на самом деле. Не желает, чтобы отношения строились на неумышленном самообмане из-за святой веры в канон или фанон, что помешает узнать ребят настоящих, и общение будет строиться таким образом на не совсем честном фундаменте. Равно как он не стремится строить иллюзий на твой счет, ибо и без того погряз в фантазиях. Молча киваешь на поистине мудрые слова самого младшего члена группы Хамато. Сплинтер явно гордится повзрослевшим сыном, поглядывая сверху, покачивая головой с сожалением об их душевных муках. Конечно, полностью абстрагироваться от своей любви к панцирным ниндзя не получится, но зерно разума, посеянное Майки, не напрасно. Ничего никому не обещаешь, но будешь стараться присматриваться к персонажам внимательнее, критичнее, холоднее по мере возможностей держать в узде слепое обожание. Не заполучая от тебя ни одного комментария, весельчак принимается понуро кое-как складывать разбросанную одежду. Не в скомканную кучу, но и претендовать на звание магистра ровно убранных вещей не за что. Под гипнотическое действо уборки поникшего заводилы у тебя снова развязывается язык: — Мне почему-то немного неловко спрашивать. Но можно полюбопытствовать? — Валяй. Что тебя интересует? Откуда у меня такой отменный вкус? – прерывается Майки, веселея, и горделиво кладет руку на свою грудь. — Нет. Это называется талантом. Тут нечего комментировать, – добродушно смеешься в кулак, потрясывая плечами. — О, премного благодарен! – произносит Майки в реверансе с шортами и кедами в руках. — Откуда у тебя столько одежды не твоего размера? – наконец-то вопрошаешь об этом. – Добрая часть и на меня-то не налезла, не то что ты всунулся бы, особенно с учетом панциря. Да и кое-что такое прямо девичье, не унисекс, по моим личным предубеждениям и стереотипам. Возвращая одежду с обувью в забитый ящик, Микеланджело отходит от шкафа и берет с полки случайную фигурку. Одну из тех героинь, чьи гиперболистично выпяченные черты тебе не знакомы. Смотрит на нее с обожанием, бережно вертит и любовно садит обратно, поглаживая за щеку. Оборачивается, повествуя с ностальгической болью того, что переживать заново не хочется, но возвращение в ту пору отдается особенным ощущением в сердце: — Кое-когда я загорелся одной идеей. Создавать выставочные инсталляции наподобие магазинных витрин. Менять их каждый месяц, неделю. День или час. Чтобы постоянно занимать себя. Находиться в творческом поиске. Накупил всего. Но вскоре отказался от задумки наряжать ростовых манекенов. Нет в них души. Все отправил на помойку. А новенькую одежду выбрасывать не позволила совесть. То ли дело собственноручно сшитые куклы! – распаляется Майки и присаживается на кровать рядом. – Они ведь прямо живые! Умеют слушать. Только не отвечают. Ты же почувствовала это? – спрашивает, наклоняясь к лицу, зыркая в самую душу бушующей синевой увлеченности. — Есть такое, – подтверждаешь ты, скрывая, что тебя его игрушки немного пугают. — Это потому что я всю душу в них вложил. Каждая ниточка пропитана лично мной. Не то что этот идеальный, но мертвый пластик, – подытоживает черепаха. Теперь ты делаешь вывод о том, что Майков сдвиг по фазе проявляется в навязчивом желании заниматься в том или ином виде куклами. А тут еще ты так вовремя объявляешься, живой манекен. С таким гораздо увлекательнее: статуэтка не только слушает, но и отвечает. Парень истосковался по вниманию настолько, что создает вокруг себя искусственную аудиторию. Само по себе невинное, милое увлечение, разумеется, нельзя причислить к дурным, уничтожающим здоровье и личность хобби. А вот его причины появления и подтекст реализации, конечно, вызывают гнетущее покалывание, и жуть берет. К сожалению, ты ощущаешь, что по большей мере его творения пропитаны отравляющим негативом духа: скорбью, безнадегой, яростью, — а не добродушной, детской, непорочной беззаботностью, чем славится в фандоме. Дверь спальни без стука отворяется, и в комнату вваливается Рафаэль. Майки заметно настораживается, но молчит, изучая по косвенным признакам настрой старшего. Типично поджатые губы, вечно недовольный прищур, по обыкновению собранные в кулаки пальцы. Ежедневный, будничный Раф. Вот только плечи не расправлены свойственно горделиво, а опущены и сгорблены вперед. Неуверенность? Неловкость? Раскаяние? — Дуй щас же за мной, – рявкает темперамент тебе, игнорируя присутствие брата, махая головой в сторону двери. Ты вопросительно обращаешь взор на Микеланджело — он с ненавязчивым, но нескрываемым полностью неким вызовом глядит на старшего. Затем переводит фокус внимания ниже, одаривая тебя успокаивающей теплотой. Красноречиво разово моргает, подталкивая подняться и пойти с громилой, снисходительно слабо улыбается. Причины спешного визита Красного еще неизвестны. Тебе и радостно, и страшновато уходить с ним без поддержки. Понятия не имеешь, что будет происходить дальше, но думаешь: вряд ли физическая экзекуция повторится, голову на плаху складывать не придется. Парадоксально, вообще тебя скорее больше всего заботит то, что покажешься в ряженом, пестром мешковатом прикиде совсем уж смешной. Ты вышагиваешь за здоровяком, нервно поправляя смятую майку, стараясь не зацепиться о пол носом шлепающих кроссовок. А еще эти дурацкие круглые очки съезжают с переносицы! Едва вы оказываетесь за запертой дверью в покои Майки, как Раф резко разворачивается. Склоняясь, опирается одной рукой о стену, отрезая отступление, а другую авторитетно ставит на бок. Рыкливо полушепчет на выдохе ворчливым тоном делающего одолжения сорванца, которого заставили извиняться перед одноклассницей за дерганье косичек: — Короче, эт самое. Проси, че хошь. У тя одно любое желание. За базар отвечаю, порешаю. Тока не достать звезду с неба или че-то такое же неадекватное. Тут я пас, сразу говорю. Твои губы автоматически растягиваются в широкой улыбке от умиления, тронутое сердце пропускает удар. Лучшего извинения от бунтаря не дождешься. Что ж, за язык его никто не тянул. Мелочиться не собираешься, раз уж такая громкая, бойкая песня. Размениваться на мелкие мечты тем более глупо. Не просить же Рафа посмотреть тебе нижнее белье, право?! Предостережение-мольба Майки, увы, не срабатывает. Самообладание летит к чертям. К чему бы это не привело и насколько бы не являлось лживым само по себе по факту, ты без раздумий выпаливаешь единственное желаемое, приходящее на ум, с лукавым оскалом фортанутого победителя: — Ты станешь мне лучшим другом? Рафаэль хищно склабится.