Until the end

      Черная, атласная ткань, обводя все изгибы чужого тела, игриво переливалась на теплом свету комнаты. Блики, словно пытаясь наказать смотрящего за его интерес к каждой детали на девичьем теле, ослепляли своим золотым отблеском, как медаль, аккуратно лежащая на тумбочке около Сашиной кровати. Своего шарма и колкости добавили удивительно-женственные сережки из того же метала, что и награда Трусовой за Чемпионате Мира 2023. Очевидно, все в этом тесном помещении давило на Илью, как нельзя сильно. Настолько, что тот не замечая скорчился и отвернулся, рассматривая невероятно красивые мусорные баки под окнами и трубы какого-то завода.       Илья фыркает, находя в своем положении нечто, с оттенком слабости и трусости, и оборачивается, смиряя разодетую Сашу, недовольным взглядом. Это у неё такая реакция на золото? Слишком уж… открыто для Саши, что на пожизненное натянула оверсайз, и на тренировках, обязательно, поверх лосин оденет шорты. Слишком уж все блестит, по сравнению с тем невзрачным видом, с которым Саша больше похожа на приведение, что ходило по коридорам, дергая на пальчиках защитные перчатки. Слишком вся эта красота, что, конечно шла Саше и её роскошным волосам, развивающимся кровавыми волнами по спине и приличному декольте, будто пытались прикрыть.       Слишком.       — Тебя когда награждали, медалью по голове не приложили? — Илье бы стоило хотя бы сейчас, задавая вопрос, оторваться от изучения всего того, что десять лет скрывалось под мешками, но нет. Он глазел, в прямом смысле этого слова, рассматривал и все оторваться не мог, золото ведь его взгляд притягивало, и тонкая ткань, опоясывающая красивые бёдра всё манила прикоснуться.       — Нет, — отрезает Саша, что пыталась, не смотря на пилящий взгляд Ильи, красиво подвести глаза. — А что? — пришлось оторваться от этого дела, вновь беря спонжик в руки, стирая не получившуюся стрелку.       — Ну тогда, может венок голову пережал. — пожимает плечами Малинин, елозя на кровати. — Не замечала?       — Илья, что тебе нужно? — рыкнула Трусова, снова стирая с глаза косметику. И это её бесило, гораздо больше, чем нахождение здесь младшего, как не странно. — Не видишь, у меня ничего не получается.       — Ну, по крайней мере, удивить меня у тебя уже получилось, — Саша снова бросает на него свой осуждающий взгляд, бросая в косметичку подводку. — Ладно, ладно, всё, — поднял руки Илья. — Молчу.       Саша больше со страхом смотрит в зеркало. И не потому что сзади стоит Илья, выглядывая из-под телефона и рассматривая её, как зверушку в зоопарке, какими-то слишком по детски округлившимися глазами, а потому что она так оделась. Малинин прав, удивить получилось не только его, но и себя, ведь Трусова двумя годами ранее покачала бы головой, отмахнулась, бросив «чушь» и не раздумывала бы более. Но Трусова сейчас думает, не стоит ли вновь приняться за стрелки чтобы ещё более затемнить глаза.       Ужас.       Противно настолько, что хочется содрать с себя все это. Настолько сойти с ума, чтобы одеваться так для одного Марка, действительно бред. Саша двигается вперёд, ставя руки на стол и роняет голову. Бред.       Эти красные волосы, когда они успели стать красными, Саша же всегда хотела рыжие. Это откровенное платьице, Саша же обожает все то, что висит на ней и скрывает каждый изгиб. Этот макияж, Саша же любила делать блестящие тени. А Марк любит черный, красный, и то, что имеет четкие формы. Он же художник, так наверное выглядит красивее, правильнее.       — Эй, Трусова, — кинул Илья, а Саша слышит, как проскрипел матрас из-за вставания Ильи. — Ну это… в общем, красиво выглядишь.       Илья мешкается, ища как лучше коснуться спортсменки, чтоб не показаться странным и не сделать хуже и выбирает плечо. Это так странно. Касаться этих волос, на ощупь которые были почти такие же, как в мыслях. Мягкие, рассыпающийся, как песок, хотя струились волной по всему телу, и ведь это та часть Саши, которая помнит все. Даже Илья видит, как они, стянутые в пучок слышат слёзы хозяйки после объявления результатов Щербаковой, как они путаются в подушке, одеяле и шее, когда голос надрывается от криков боли.       Илья сдерживает прядь в двух пальцах, поднимаясь по ней вверх, к вискам и также неощутимо, как касание до плеча заводит её за ухо. Саша красивая. Настолько, что целый айсберг слов застывает у него в горле, не давая вдохнуть. И он выдыхает только одно:       — Очень, — на что Трусова дергается, как тогда ночью и с испугом смотрит на Илью, такого же растерянного.       Это странно.       Он не должен…       Смотреть так.       Сколько бы лет они не тренировались вместе. Сколько бы раз она не выливала воду ему на одежду, и с губ не срывались яростные токи оскорблений в его сторону — он никогда не смотрел на неё такими глазами — с чуть расширенными зрачками, темноватыми, искрящимися…       Всё так… в новинку?       Его ладонь легла ей на щеку, большой палец раз за разом задевал подбородок, и он словно… рассматривал, впитывал, а Саша в его руках пошевелиться не могла, лишь замерев, словно тушканчик филина увидел.       — Слушай, отойди, а? У меня уже на лице это написано. — бормочет она себе под нос, смотря в синие глаза, и его уголки губ дёргаются в усмешке.       — Твоё лицо говорит: «У меня отёки». — шутит он, и Саша поджимает губы, пытаясь отвернуться, но в зеркале был всё он. И Саша его видела. Видела всё тот же взгляд, по странному восхищённый, и когда та пытается толкнуть локтем в живот, тот вдруг берёт её за плечи, разворачивая, и она чувствует себя…       …маленькой?       — В чём проблема? — тихо говорит он, и Саша хмурится. — Почему ты не можешь вести себя со мной, как со всеми, почему, скажи? В чём причина?       — Слишком много. — грубо обрывает она его попытки, пытаясь стряхнуть руки с плеч. — Слишком много ты сделал.       — Но я готов исправлять. — качает Малинин головой, и глаза его всё распахнуты, да лицо прямо напротив её, в считанный сантиметрах. — Я готов пойти на мир, а ты всё отталкиваешь.       — Ты меня сейчас обвиняешь? В том, что происходило между нами, по твоему, это только моя вина? Ничья больше? — спрашивает Саша и ищет, ждёт ответ, надеясь услышать, надеясь понять, хотя бы знак, хотя бы что-то, что бы наконец простить, и поставить точку на прошлом, что преследовало её в виде злосчастного серебра, злосчастной Олимпиады.       Саша была к этому готова.       И Саша была готова его простить.       Илья не отвечает, лишь продолжает всё скользить руками по её телу — невесомо совсем, но из-за взгляда на себе Саша чувствует, что даже эта маломальская защита на ней отсутствует, будто она перед ним абсолютно голая, не только в физическом смысле.       Словно он видит её.       Саша смотрит в зеркало, через гладь видя то, как крепкие руки медленно обвивают талию, а голова вжимается в открытую кожу плеча, и та вдруг ощущает резкое желание сфотографировать этот момент — вдруг ей мерещится, вдруг она уже совсем с ума сошла, вдруг…       Так много…       Горячо…       — Пусти меня. — бормочет она, но Илья, чуть ли не вклинившийся в её тело даже не замечает кажется ей выпадов, он лишь — жмётся мягкой щекой, и Саше…       Саше приятно.       Кожа у него — тёплая, даже горячая, он весь — ухоженный, видно по нему. Илья просто всегда слишком любил себя, свою шевелюру, да и всё, что с ним связано — самооценка зашкаливала, и чувствовалось это в его каждом вздохе, в каждом взгляде и выпущенной реплике.       Слишком он был похож.       На неё.       Лоб мягко упирается ей в шею и он смотрит. На неё. Прямо через зеркало, всё ещё держа руку на мягких волосах, кончики которых плясали на его ладонях, на плечах, — он ими словно укрывался, и Саша понять не могла…       Что это такое?       Что это значило?       — Жду тебя в коридоре. — сипло говорит она, сглатывая и тянет руку к груди, низко опустив голову, и выходит из номера.

***

      Это было очень плохой идеей.       Саша знала это изначально, но поняла только сейчас.       Она не могла нормально двигаться, даже стоять — и то слишком сильно стеснялась, руками пытаясь прикрыть собственный обнажённые чуть ли не до неприличия бёдра. Саша — всегда в оверсайз, она не из тех девушек, которые хвастаются фигурой, тем более сейчас, когда лордоз уже стал настолько ярко-выраженным.       Ей это ой как не нравилось.       Ногти тарабанят по бокалу с вином, что она уже хочет залить в себя для храбрости, когда как Изабо, болтая ногой, сидит рядом с ней.       — Илюха красавчик сегодня. — замечает она, попивая апельсиновый сок и Саша вином чуть ли не давится.       Хорошо. Да, ладно, возможно. На нём сейчас — чёрный костюм и золотой галстук, и ему… реально идёт.       Саша не может сказать, что он красивый, но…       Ай, ладно.       Хорошо.       Он красивый. Сегодня.       — Угу. — буркает она, отставляя от себя бокал.       — А ты что так разоделась то? — вдруг спрашивает Левито, закидывая ноги друг на друга на диванчик.       Саша пожимает плечами.       Она уже даже не знает.       — Прям королева. — добавляет Эмбер, сидящая рядом, рассматривающая собственный маникюр, после чего мягко стукается с Сашиным бокалом, приподнимая уголки губ.       Эмбер шла у Саши на второй строчке в колонке «сила воли». Эмбер — настолько яркая, неординарная личность, вечно-заботящаяся о других, тогда — осторожно гладящая её по плечам перед произвольными программами. Саша тогда — в олимпийском сезоне, выступая с ней на Скейте знала, что её ждало большое будущее, Эмбер сама…       Эмбер сама взрослая такая, уже понимающая и полностью отвечающая за свои поступки. Мысли у неё все по полочкам в голове разложены, сама она — уже серьёзная, но эмоциональная, что для фигуристки ей только в плюс.       Эмбер — зрелая, взрослая уже настолько, что её уже все кому не лень отправляли на пенсию, да вот только не дождутся они.       В Эмбер такая сила…       И Саша ей восхищается.       Честно.       А ещё она ёжится, когда на её бедра ни с того ни с сего опускается чужой пиджак.       — Ты… — задохнулась Трусова, хлопая глазами, когда видит на коленях перед собой русую шевелюру, смотря на то, как Илья спокойно снимает с себя верхний слой одежды, а после бережно укрывает её ноги тёмной тканью. — Ты что делаешь?       — Смотрю на твои ноги. — абсолютно спокойно отозвался парень, поднимая на неё глаза. — Они слишком красивые. Так что оставлю их для себя.       Бедная Изабо судорожно давится соком, когда Илья поднимается с места, сунув руки в карманы брюк, отходя от столика, а Саша смотрит ему в след, крепко сжимая ткань меж пальцами, судорожно сглатывая, вдруг вспоминая.       — Восемь. — говорит Илья ей, протягивая собственную джинсовку, когда они шли по улице вместе с сокомандниками на Чемпионате США, и Саша непонимающе сводит брови.       — Что — восемь?       Взгляд светловолосого медленно скользнул от голых плеч спортивного топа вниз, задерживаясь на проколотом пупке и явно-очерченному прессу вечных тренировок. Саша помнит, как Илья же её в юниорах называл уродиной из-за такого типа фигуры.       Ещё один комплекс.       — На восемь лет меня посадят, если ты прямо сейчас не оденешь вот это.       Саша хлопает глазами, хмурится, не понимая, за что его посадят, когда он устало вздыхает, коротко притягивая к себе, со спины натягивая на неё джинсовую куртку, застёгивая на все пуговицы на груди, одёргивая воротник, поправляя.       — А тебе больше идёт. Хоть на человека стала похожа. — бросает он, после чего отворачивается, приближаясь к Изабо, и тут Сашу током прошибает.       Она поняла, что он имел в виду.       — Это что… было сейчас? — севшим голосом спрашивает Левито, тыкая пальцем в сторону Малинина, когда Эмбер ухмыляется.       — Весна пришла. — пожимает плечами Гленн, довольно хмыкая. — У животных брачный период начался.       В её лицо тут же прилетает салфетка.       — Ты что говоришь такое?       Эмбер маслено улыбается, после чего тянет губы, издавая чмокающий звук.       Саша закатывает глаза, приподнимая уголки губ.       — Ну а что? Илья получше твоего Марка то будет. — пожимает плечами Эмбер, и Саша резко поднимает на неё взгляд, убивающий на месте, но снимает пиджак с колен, накидывая его на плечи, застёгивая на все пуговицы, как и тогда.       Как бы это не было странно, он часто делал такое с одеждой. Часто делился с ней едой, одеждой, Саша даже помнила, как на юниорских стартах они перепутали олимпийки и она очень долгое время ходила в его, а он в её.       Всё чаще это начало происходить, когда ему исполнилось семнадцать. У Саши — вечно что-то забывается, что-то рвётся, и он помогает — фыркая, смотря с презрением, но кладёт перед ней почему-то совсем новую пару перчаток, или вовсе — толстую пачку разноцветных нательных тейпов, или кидал ей с небольшого расстояния бутылку воды, даже не ожидая благодарности и не прося ничего взамен.       — Малинин! — Саша резво вцепилась в краешки парт, качнувшись, перепрыгнув через место впереди, когда Илья отвлёкся от телефона, поднимая голову, спотыкаясь взглядом о девушку, подбирающейся к нему, из-за чего облокотился на спинку стула. — Быстро дай мне учебник по алгебре.       — О, женатики наши, — фыркает его одноклассник, и Саша быстро показывает ему фак, когда Илья лезет в портфель, выуживая учебник. — Когда уже свадьба?       — Когда в универ поступишь. — резко обрубает темноволосого Илья. — То есть никогда.       — Какие мы грозные. — фыркает Саша, и уже задолбавшись ждать, резко вырывает из его сумки книгу, посылая парню воздушный поцелуйчик, из-за чего он кривится. — И не закатывай мне глаза тут!       — Я не закатывал!       — А то я не знаю!       Он помогал в том же количестве, что и вредил.       И я готов исправлять.       — Он всегда смотрел на тебя так, будто ты уже его. — с небольшой улыбкой сообщает Эмбер, хлопнув пушистыми ресницами и у Саши рот кривится и взгляд мечется до Изабо, когда та явно пыталась обмозговать, что это здесь вообще происходит.       Саша залпом выливает в глотку ещё один бокал.       Марк. — словно приговор, что Сашу пугает, проносится в голове и глаза иступлено осматривают банкетный зал.       Марк, да. Где же он? Его сейчас, ой, как не хватало, ведь, все эти косые взгляды не только собственной сборной, но и половины помещения, все больше, и больше надоедали. Трусову так и норовит со звоном поставить бокал на стол, вскочить и исчезнуть в номере, где ближайшие полтора часа точно будет одна. Держалась она только на останавливающих взглядах сокомандниц, что готовы были за руки её держать, лишь бы победительница не сбежала.       От себя и сложившейся обстановки начинало потряхивать. Точно не так Саша представляла банкет после золотой медали на взрослом Чемпионате Мира. Где же безудержное веселье, улыбка и гордость, что даже после Олимпиады она вышла и победила? Где все это? Как оказалось, все это скрывалось среди людей, брало бокал шампанского, которое Трусова терпеть не может, и уходило в компанию друганов, даже не пытаясь посмотреть на Сашу.       Кондратюку было все равно.       Как и говорил Илья.       — И что теперь будешь делать? — отпивая из своего бокала алкогольный напиток, спрашивает Камила.       — Ну пока есть Саша, займусь искусством, — пожимает плечами Кондратюк, расслабленно крутя бокал в руке. — Там ещё вроде пару шоу, ну в общем, ерунда. Так что, мы…       — Марк, вот ты где, — вмешался Семененко, что рукой придерживал светловолосого американца, словно боясь упустить возможность. — а я тебя ищу, познакомить с Ильей хотел.       Брови старшего сгустились, взгляд из безразличного и по-кошачьи спокойно превратился в молнии. И он, словно коршун, выпрямился, расправив плечи перед младшим. Илья на такую, ему не мешающую, угрозу еле заметно приподнял подбородок, что заметно задело русского спортсмена, на голову ниже его.       — Не стоит, — рыкнул Марк, — мы уже знакомы.       — Правда? А ты не рассказывал, — удивился Женя, даже больше обижено смотря на товарища. Камила сложила руки на груди, осматривая Малинин снизу до верху, каждый раз останавливаясь на золотом галстуке. — Ладно, об этом мы потом, а сейчас, Илья, — обратился Семененко, — ты не против составить нам компанию. Сейчас ещё Шома подойдет.       — Он против, — бокал в руках Марка готов треснуть, со звоном роняя осколки и шампанское на пол. — Илья, ты вроде куда-то шел? — наигранно смягчился старший. — Не смеем задерживать.       — Нет, нет, — опередил движение руки Кондратюка Илья. — Я не тороплюсь и с радостью составлю вам компанию.       Марк рычит вместе с выдохом, когда высокомерная личность с смазливым лицом заняло место между Камилой и Женей. Между другом и девушкой, которой спортсмен восхищается. Вот же ублюдок.       Никого кроме это не смутило. Напротив, Валиева активно вела беседу, время от времени награждая старшего восхищены и взглядом. Таким, каким на Марка никогда не смотрела чтобы тот не делал. Зависть застилала глаза, как алкоголь, что периодически становился то крепче, то слабее, но в любом виде все больше, и больше подогревал ярость, зверское желание и бесчеловечие.       Илья, внимательно наблюдал за тем, с какой частотой Марк сжимал кулаки, с какой одержимостью смотрел на него и за тем, как бокал, за бокалом он пьянел, становясь все больше похожим на собаку. Жалкую, ничтожную собаку.       — Привет, — никто из присутствующих и не заметил, как подкралась Саша, что одной рукой приобняла Марка за плечо. — Я думала, ты подойдешь, — чуть тише добавила девушка, отвечая на вопросительный взгляд спортсмена.       — Да, я тоже думал, — в отличии от Трусовой, Кондратюк себя не сдерживал, перебивая разговор про четверные. — Но видишь, Малинин решил нас развлечь. Продолжай, Илья, — ухмыльнулся старший, видимо нашедший путь к раздражению младшего.       Илья сглотнул, на этот раз наблюдая, как Марк отвратительно провел ладонью по изгибу талии, пропадая под его же пиджаком. Саша дергается и вовсе не так, как от прикосновений Ильи, а больше от нетерпения. Что-то в ней колотилось, разрывая грудную клетку в кровь, настолько, что она перестала приподниматься и Малинин в серьез подумал, что та перестала дышать и это что-то — её обида.       Она же все это для него сделала. Весь этот цирк и сдерживание от побега посвящены ему, а тот и слова не сказал по поводу её. И ей кажется, что смотрит он на Ками, такую идиальную, чистую и талантливую, что у Саши задергался глаз.       — Квад лутц мне дался проще, попробуй его разобрать, — не сводя глаз с довольной, чеширской улыбки Марка, продолжил Илья, лишь на секунду переводя взгляд на Семененко.       Кондратюк, не смея больше терпеть это унижения сжал атлас в своей руке. Зрачки Малинина в тот же миг расширились. Илья, словно загнанный в угол щенок, смотрел за тем, как саблезубый лев облизыванием и понять не может, когда этот придурок так вырос в его глазах. Илья терпит, боясь шевельнуться, хотя слова все больше, и больше застывают на его губах.       — И… и квад тулуп по-попробуй. — мычит тот.       Но Марк второй рукой завладевает платьем, тем самым дергая Сашу на себя, целуя её так нагло и мерзко, что Илья почувствовал влагу на глазах. Зубы сжаты до боли, ему же нельзя, вот так, при всех подойти и ударить его одной из бутылок с бара, нельзя же?       Глаза у Саши — как у загнанной лани, и Илью тошнит от этого. Он помнит, каким взглядом она всегда смотрела на него сверху вниз, помнит, как её голос наливался сплошной сталью, когда та отчитывала младших за провинности, а сейчас даже сделать ничего не может.       Дрогнувшая рука девушки тянется за чем-то на столе, отцепляя от веточки ягоду винограда, после чего приближает ягоду к губам Марка, да вот только её кисть резко отводят в сторону, и Илья молниеносно подаётся вперёд, сам цепляя её с Сашиных пальцев, напоследок чуть прикусив подушечку среднего, и Сашу явно чувствует мелкие разряды по всему телу, в районе позвоночника, и это…       — Что? Ой, прости, проголодался. — Малинин улыбнулся, подмигнув Саше. — И да, — тот склонил голову, вновь почувствовав силу и выигрышную позицию, склонился вперёд, упирая локти в столешницу. — Знаешь, если б она была моей девушкой, такого рода вещи я бы оставлял за дверью.       — Может, я просто не стесняюсь своих у ней чувств? — склоняет голову к плечу старший, и Илья сладко улыбается.       — Которые в штанах? — уточняет он, выгибая бровь, явно чувствуя, что скоро русый достигнет точки кипения. — Ты давай её ещё разложи тут, животное.       — Илья! — предупреждающе повышает голос Женя, когда следом происходит две вещи, и одновременно.       Рука Марка резко взлетает с места, явно направляясь к Ильиному лицу, но следом с другой стороны Саша останавливает движения, перехватив хилое запястье сильной рукой, и уголки губ Малинина приподнимаются в победной усмешке.       — Не надо. — шепчет Саша, пытаясь прекратить начавшуюся перепалку, когда чувствует, что её больно дёргают в сторону, прижимая к горячему телу за талию.       Илья не медлит, выхватывая из рук Кондратюка не только «даму сердца», но и герб в виде бокала с алкоголем. Пора бы разбить его вдребезги, только Саша, что нервно глотает воздух такого бы не выдержала точно. Малинин морщиться, но шипучую жидкость в лицо Марка плескает, откровенно наслаждаясь тем, как тот жмурится и довольная улыбка расползается во все лицо младшего.       — Остынь пока. — улыбнулся Илья, прежде чем обратился к ней, повернувшись лицом:       — Пойдём.       Саша не шелохнулась, когда другие столики начали затихать, явно пытающиеся разобраться, что происходит между ними, а Илья всё крепко сжимал её запястье в своём.       — Пойдём! — повысил голос парень, но когда та упрямо сжала губы, молниеносно склонился вниз, легко закидывая её на руки и Саша невольно вскрикивает. — Хорошо, не хочешь идти — я понесу, мне не сложно.       

***

             Первое, что делает он, когда двери лифта закрываются — тянется к своему же пиджаку, вновь застёгивая все пуговицы, медленно проведя верх-вниз по её плечам, выдыхая, и Саша видит, как расслабляется его лицо.       — Ну и что это было? — спрашивает она, укоризненно глядя на него.       — А ты хочешь сказать, что тебе было приятно, когда эта тварь публично лапала тебя и пыталась раздеть? — уточняет он, кривя губы от отвращения.       — Он мой парень. — резко говорит она, и Илья фыркает. — Это ничего для меня не…       — Не ври мне. — рычит он сквозь зубы. — Если бы для тебя бы это ничего не значило, я бы ничего не сделал. Ты, блять, вся дрожала там. — говорит Илья, качая головой. — Я не мог вот так вот просто тебя оставить.       — Да какая разница? Проблемы будут, ты понимаешь? — спрашивает она, но Илья не отвечает, лишь вдруг медленно, слабо улыбается, когда на табло высвечивается цифра «4» — им ещё ехать и ехать.       Ладони осторожно ложатся вновь на её плечи, и Саша тихонько выдыхает, что Илья ясно увидел, и уголки губ парня дрогнули, когда руки мягко опустились на её предплечья, большим пальцем выводя мышцы бицепса.       — Мне нравится. — ни с того ни с сего говорит он, заглядывая ей в глаза, положив ладонь на щеку, цепляясь ноготком за кожу. — Что на тебе мои вещи. Мне нравится.       И он нагибается. Медленно, тихонько, припирая к стенке лифта, кладя руки по обе стороны от её головы, приближаясь к губам, и Сашины глаза расширяются от страха, ведь, он же… он же…       Двери лифта открываются, когда парень целует её подбородок, улыбнувшись в кожу.       — Пожалуйста.       А после снова взваливает её на руки, и Саше бы отрицать, но ей нравится.       Нравится, что он её защитил, нравится, когда его руки касаются её, нравится, что сейчас он нёс её, даже не спрашивая разрешения, нравится…       Он нравится.       Под ручкой пиликает зелёный сигнал. Илья открывает дверь, заводя в него Сашу, закрывая за собой.       Саша несмело отдаёт ему пиджак, когда он расстёгивает рубашку вместе с галстуком, и она успевает отвернуться до момента, когда бы её глаза столкнулись с белёсой кожей, покрытой еле заметными родинками.       Ткань платья с неё — снимается, алкоголь в голове говорит сделать то, о чём страшно без него в крови даже подумать, и Саша всё морщится, натягивая уже привычные широкие штаны, и Слава Богу, она выдыхает.       — Эй. — Саша поворачивает голову в сторону Ильи. — Пойдём на звёзды посмотрим.       Глаза сами собой моргают — он реально сейчас серьёзно? — но ноги предательски идут, сами, даже без указов мозга, и непонятно — её ли это желание, или алкоголь меж её вен.       Илья откинулся на подушку поперёк кровати, раскинув руки в сторону, и ей приятно. Приятно с ним находится, вот так вот — в тишине, из-за чего она идёт, в перевалку, пингвином, падая на его матрас, поднимая голову вверх.       Красиво. Саша и не знала, что у него есть такая привычка — рассматривать, считать, вспоминать то, что прошло, то что было — и уже не вернётся. Саше интересно — о чём? О чём он думал, что вспоминал?       Что у него на душе?       Саша сводит ноги, спокойно ложась с ним рядом, руки складывая на животе. Тишина комнаты подействовало так расслабляюще, что всё изнутри налилось спокойствием, что даже вино не дало — ни вино, ни присутствие её подруг по сборной, а его спокойное лицо, на котором бликами отображался лунный свет — смогло.       И Саша смотрит.       Смотрит так, словно её заворожили.       — Не надо так смотреть на меня. — говорит он, поворачивая голову к ней. — Я не такой благородный. Могу и не сдержаться.       Саша поджимает губы, лишь бы не улыбнуться, когда рука медленно, помимо её собственной воли легла ему на лицо, и он смотрит на неё, улыбаясь.       — Ты пьяна. — мягко говорит он. — Давай сладкое оставим на потом, хорошо?       Саша не знает, что с ней не так.       Что с ней происходит.       Почему её конечности словно онемели, почему её взгляд раз за разом возвращается к нему.       Почему у неё губы изнутри зудом наполняются в желании прикоснуться.       Ладонь мягко коснулась её пальцев, и он сплёл их пальцы, осторожно поднося руку к лицу, коснувшись мягкими губами обратной стороны запястья, невесомо коснувшись около венки, чувствуя пульс.       И она заворожена.       — Скажи, — глаза у него — потемневшие, даже слишком, волосы — по-детски встрёпаны, но взгляд сосредоточен, да странный такой, что мурашки по спине. — Он трогал тебя?       Брови сходятся вместе, и Саша не понимает, когда Илья мягко отрывается от матраса, приблизившись к ней почти вплотную, до сих пор сжимая её ослабевшую руку.       — Вот тут. — он осторожно обвёл другой рукой колено, и судорога свела низ живота рыжей, из-за чего она заёрзала на месте, но Илья не дал сдвинуться, говоря лишь тише, да вот двигаясь увереннее. — Вот здесь, — пальцы коснулись тазовой кости, задевая бедро, перемещаясь, и что-то по тягуче-горячее начало формироваться в ней изнутри, разрастаясь, боясь вот — вот лопнуть, взорваться… — Вот…       Губы врезались в её, когда руки полностью обхватили плечи парниши, сминая на ней рубашку, притягивая к себе, и Саша задыхается, Саша дышать не может, потому что одновременно тёплый язык лезет меж её губ, и длинные пальцы поднимают футболку на несколько размеров больше её самой, очерчивая очертания пресса, жалобно царапнув по коже живота, обводя косточки белья под ней.       В ней говорило то, чего раньше не было — она смотрела так, как раньше не смотрела, и это было сровно проклятью, когда пуговицы на его рубашке расстёгиваются, а сама она придавлена под тяжёлым телом, жадно целуя, лихорадочно дыша и цепляя длинноватые вихры волос, оттягивая, зарываясь под корень, и тепло, так чертовски сильно тепло…       Звонок телефона резко прорезал тягучую тишину, преобладающую в тяжелом дыхании и Саша моргает, отстраняясь, когда Илья подаётся вперёд, не давая выйти из прострации, растягивая время, расцеловывая верхнюю, а после нижнюю губу, придавливая зубами.       Руки устроились за его спиной, когда футболка с неё буквально срывается, а горячие губы медленно прижимаются к ключицам, коже груди, и Саша дуреет, Саша не соображает, когда он играется с чёрной лямкой бюстгальтера, уже планируя запустить под него пальцы, да вот только вновь вибрация с громкой мелодией не дают возможность этого сделать и Саша резко отталкивает его от себя, прибирая рукой волосы, вытаскивая телефон из сумки.       — Да Марк. — говорит Саша в трубку, и Илья морщится от знакомого имени, желая уже сломать этот дурацкий телефон и наконец завершить начатое до конца. — Он в ванной. Голос хриплый? Я спала. — Саша прокашливается несколько раз, и Илья усмехается, внимательно следя за её реакцией. — Да. Спокойной. Пока.       — Не плохо врешь, — шепчет Илья, будто заглушал вновь появившуюся ярость, — только на мне не практикуйся.       Телефон в её руки сжимается, и Саша медленно опускает голову. Илья осторожно, медленно приблизился к ней, сминая простынь в руках, осторожно коснувшись губами плеча, на что Саша чуть дёрнулась, а когда мужская рука аккуратно обвила её талию, приближая к себе со спины, тут же вывернулась из хватки, разворачиваясь к нему лицом.              — Этого человека выбрала я. — тихо произнесла. — И моя семья. Своего выбора я не меняла.       Илья сжимает челюсть, кивая.       — Всё, что я могу сделать… всё что мы можем сделать… — уточняет рыжая, сглатывая, стараясь не смотреть на открытый ей торс парня, а удержаться за благоразумие, — Это быть друзьями.       Илья фыркнул, опуская голову, качнувшись.       — Тогда давай уж станем лучшими друзьями. — тихонько произнёс он, опираясь о ладони.       Ногти царапают его ладонь, когда та крепко сжимает его руки в своих, и она кивает, осторожно коснувшись носками пола, но её шею тут же обвивают, прижимая к себе, и Саша тихонько сглатывает, смаргивая подступившие слёзы.       — Прости. — тихо говорит она, крепко обхватывая его ладонь, опустив голову, и Илья вздыхает.       — Тогда я покажу тебе, каким хорошим другом я могу быть. — уверенно говорит он, мягко прикрыв глаза.