Провода

сердце меж рёбер плавится, словно руда железная;

знаешь, моя красавица,

мы ведь с тобой над бездною. 

мы ведь с тобой над пропастью,

здесь бесполезны жалобы,

сердце стучит, как лопасти

у механизма ржавого.

сердце стучит с пробелами,

больно в костях и в печени,

звёздами ртутно-белыми

скатерть небес расчерчена.

мы же — в кромешной темени,

дьявол поёт нам тенором,

наших сердец сплетение –

это обитель демонов.

      С тех пор, как Норман Джет сбросил обязанности главы корпорации на свою двадцатичетырехлетнюю дочь, прошло больше двадцати лет. Четверть века; на два года меньше, чем Джой знала Эмили. Нормана Джета уже давно не было в живых, установленные им порядки погасли, сгорели, как тайные рукописи великих писателей, а корпорация становилась всё успешнее. Ни на одной презентации за последние лет десять отца Джой больше не вспоминали, и она была несказанно этому счастлива. Джет положила на алтарь «БМВ» всю свою жизнь; она привела свою корпорацию к текущей точке, она проводила в офисе больше времени, чем дома, она взяла на работу людей, которым могла доверять — не Норман Джет, нет.       Джой вытащила этот бизнес из такой задницы, в которой офис вместе с производством болтался после отцовских правил, что ему даже на том свете не снилось. Ее радовало, что окружающие люди оказались способны постичь общеизвестную, но морально двойственную истину: эта корпорация принадлежала Джой Джет, а не ее отцу. Да, акции она разделила с Роуз, но управление вместе с ключевыми решениями целиком и полностью лежало на плечах Джой. Она знала, что так будет, ещё со средней школы — Эр никогда не проявляла интереса к отцовскому бизнесу, так что отец быстро переключился на младшую. Означало ли это, что отцу удалось подавить её? Когда-то ее спрашивали об этом в интервью. Тогда она почти позволила себе растеряться, но сейчас окончательно поняла, что всё просто сложилось так, как должно было.       Джой уже не помнила, кем мечтала стать до того, как начала свою практику в корпорации. Гораздо понятнее было представлять, что она всю жизнь только этого и хотела.       Около выблескивающего стеклом здания их с Эмили ожидало скопище чертовых журналистов.       Тесная толпа репортёров с камерами и микрофонами жалась ко входу в филиал ее офиса. Джой окинула их оценивающим взглядом сквозь тонированное окно кроссовера. Как они узнали, черти бы их всех взяли?.. Она нахмурилась и под радостный трёп Эмили выпустила первыми четверых охранников. Джой даже не смогла бы сосчитать, сколько там человек. Они облепили ее машину, преградив Джой въезд на подземный паркинг. Она тяжело вздохнула, припарковавшись у ограждающей высотное здание красной ленты.       — Автомобили «БМВ» занимают шестьдесят три процента из всех автомобилей в Штатах и примерно треть Европы…       — Правда ли то, что Джой Джет теперь переедет с семьёй в Северную Каролину…       — Почему она решила открыть филиал именно здесь, и были ли на это намеки в её публичном пространстве…       — Джой Джет прилетела в Ша́рлотт!       Джой моментально захотелось залепить затрещину тому человеку, который проболтался о ее визите сюда. Она терпеть не могла анонсы.       Она терпеть не могла журналистов.       — Вылезай, конфета, — захихикала Эмили. — Ты первая?       — Разумеется, — фыркнула Джет. Она опустила на глаза большие солнечные очки.       Крохотные буковки на платиновой оправе ловили поверхностью блики; блики эти плясали у журналистов на лицах и играли в камере роль крохотных засвеченных точек. Охрана растолкала саранчу с фотоаппаратами по обе стороны, образовав для них с Эмили длинный проход до раздвижных дверей филиала. Джой сделала усилие и каменное лицо, чтобы встать на асфальт без единой заминки. Мышцы в бедре слегка дергались, но она не повела даже бровью. Среди тех, кто мог запечатлеть ее слабость, Джет всегда старалась быть безупречной; кому бы понравилось получить клеймо неидеальности, если всю жизнь до этого была Мэри Сью в глазах окружающих?       В Шарлотте было так холодно. Эмили, потеряв проблески совести, крепко обняла Джой за локоть. Общение с прессой (как и любое, в общем-то, внимание) приносило ей нездоровое удовольствие. Вот кому не надо было играть в идеальность. Эмили была известной ровно настолько, насколько и главный офис: если человек имел хотя бы малейшее представление о том, что «БМВ» — это не просто автомобиль у него в гараже, то он сто процентов знал имя Эмили Томпсон. Джой уже даже не пыталась от нее отцепиться. О них вышло столько статей и летало столько слухов в желтушной прессе, что Джет была вынуждена выработать к этому стойкий иммунитет; они, правда, давно закончились, потому что ни Джой, ни Эмили никак это не комментировали. Джой полагала, что одной ее четкой фразы в личном интервью должно было быть вполне достаточно, и оправдываться в несуществующем романе она точно не собиралась. Тем более, господи, кто, включая самых важных для Джо людей, не знал подробностей активной половой жизни Эмили? Несколько лет назад она опубликовала фотографию, где сидела между двумя парнями из футбольного клуба «Гэлакси» совсем без одежды. Нет, она, конечно же, прикрывалась какой-то простыней во имя цензуры, но было более чем очевидно, что эти парни потом с ней делали. Ну, или до. Один из них обнимал ее за плечо, накрыв рукой грудь, а другой целовал в губы. Джой отходила от этого фото месяца два; правду умные люди говорят: глаза не видят — сердце, мать его, не болит.       — Миссис Джет, ответьте на вопрос! — наперебой кричали смазанные лица по обе стороны от нее. Джой не обращала на них внимания. Было не время для разговоров: сначала следовало разобраться с открытием, как следует, а только после делать официальные заявления. — Миссис Джет, вы прилетели сюда с семьей? С вами прилетела только Эмили Томпсон? Она ваша любовница?       Лет двадцать уже они мусолили эту тему? Им, интересно, не надоело?       Джой с трудом удержала рот закрытым. Челюсти сомкнулись крепче, чем было можно, и теперь ей казалось, что на неудавшемся репортаже непременно снимут ее лицо крупным планом. Все увидят желваки, ходящие под щеками, как металлические черви, и скажут: вот, видите, Джой Джет злится, ей неприятно, а значит, ее задели наши вопросы.       Она многозначительно посмотрела на широкую улыбку подмигивающей журналистам Эмили. Уже на ступеньках к главному входу Джой кивнула ей войти внутрь, а сама медленно повернулась к толпе лицом. Охрана продолжала стоять с разведёнными руками, ограждая ее длинным пустым пространством.       — Господа, — с вежливой улыбкой обратилась к журналистам Джет; они тут же смолкли, как будто кто-то запихнул им в рот тряпки, — когда придет время, мой секретарь инициирует официальное заявление о выкупленном «БМВ» здании. До тех пор — без комментариев. Прошу освободить территорию. Благодарю.       Джой решительно развернулась и под взорвавшийся за спиной гомон скрылась за дверью офиса. Эмблема «БМВ» на верхнем этаже — точно как в ЛА — наделала много шума.       В холле — те же голубые панели из закалённого стекла, серо-белый мрамор и велюровые диваны, — Джет сняла очки и медленно оглядела выстроившихся в ряд подчинённых. Новых людей, тех, которых взяла на работу Амелия, Джой знала лишь по резюме и видеосвязи, и сейчас они все казались ей перепуганными. Бриджит Кавана в синем костюме, Майкл Уитни с татуировкой креста на лице, Хьюс Кроссман с лысеющей головой… О, и Стэнли Уильямс — главный программист, совсем молодой, но талантливый, стоял последним и с открытым ртом прижимал к груди макбук. Руки у него заметно подрагивали. Джой сдержанно всем кивнула, но не удержалась от тихого смешка. Ее откомандированные из ЛА директора выглядели куда уверенней.       Впрочем, нянчиться с новыми она не собиралась так же, как не нежничала со старыми. На работе Джой держала исключительную нейтральность в повседневности; подход она специально никогда ни к кому не искала, но со временем, если человек попадался действительно стоящий как профессионал, тактика общения обнажала сама себя. Неформальные разговоры Джой поддерживала лишь с теми, кто работал на нее так давно, что представить «БМВ» без этих людей было бы невозможно, как и ее саму. Кевин, Амелия, Викки, само собой, Сэм. Конечно же, Рикки и Эмили. Все они были лучшей частью ее коллектива, а Рикки, Эмили и Сэм — ее семьи. Несмотря на то, что с Сэмом и Джеки — дядей и тетей Эмили, — Джой общалась не так часто, все равно они бывали друг у друга в гостях и на ивентах, и отношения у них были лучше, чем когда-то у Джой с собственными родителями. Впрочем, возможно ли было представить, что Сэм и Джеки хоть с кем-нибудь находились в плохих отношениях? Они даже Лиама обожали. Хотя очевидно же, что он слишком юный для Эмили ментально, морально и вообще как угодно. Джой бы никогда не одобрила брак своих дочерей с кем-то, кто старше на два десятка. Это же, боже, целая пропасть.       Она слегка нестройно качнула головой. Снова Эмили. Джой автоматически улыбалась всем, кто подходил к ней с тлеющим на лицах благоговением; она пожимала им руки, спрашивала, как работается, и напоминала о предстоящем совещании, но глазами то и дело пыталась отыскать рядом Эмили. Куда она, черт, подевалась?       Когда все, кроме Стэнли Уильямса, исполнительно разбежались по кабинетам, Джой поняла, что нигде в холле Эмили она не найдет. Две симпатичные девочки с наращенными ресницами стояли на ресепшене вытянутыми балеринами, и когда Джо спросила у них, не видели ли они Эмили Томпсон, обе синхронно кивнули в сторону стеклянного лифта. Айти-отдел в новом филиале располагался на одиннадцатом этаже.       Стэнли Уильямс любезно сопроводил ее в просторный зал с несколькими рядами десктопных компьютеров. На высоких мраморных потолках, как черная паутина, плелись жёлтые лофтовые светильники. Приятная фоновая музыка коснулась ее ушей, как только они вошли туда, а в следующий момент на них налетела восторженная чем-то Эмилия. Джой иногда поражалась тому, как гармонично, хоть и не всегда натурально, жили эмоции у нее на лице. У Эмили во рту она заметила короткую палочку от леденца «Литл Попс».       Восторг Эмили предназначался ему?       — Я нашла леденцы, конфета! — высунув изо рта небольшой плоский круг, воскликнула Эмили. Она подпрыгнула с широкой улыбкой, и краем зрения Джой заметила, что Стэнли рядом совсем не дышит. — Они похожи на «Черри Битс», но не «Черри Битс», тоже вишнёвые, но с привкусом лимона, а может, это не лимон, а апельсин. По-моему, там даже мята есть! Хочешь облизать? — тараторила Эмили. Она щедро протянула ей леденец.       Джой выпустила смешок.       — Нет, — покачала головой, — спасибо. Ты работать сюда приехала, между прочим, а не леденцы сосать. Я тебя везде ищу.       — Ой, это успеется, — отмахнулась Эмили и засунула конфету обратно в рот. Вдруг она дернулась, как будто ее осенило, и леденец снова перекочевал ей в руку. Эмили непосредственно обратилась к застывшему напротив парнише. — А ты, может, хочешь облизать? Будешь конфету?       — Кхм, — прокашлялся он, — нет, спасибо, мисс… миссис…       — Да ладно, пупсик, я просто Эмили, — хмыкнула она и повисла у него на плече. Стэнли она либо слишком нравилась, либо слишком смущала; его огромные карие глаза стали бездонными, как блюдце, и он очевидно напрягся. Эмили притягивала к себе молодых парней, как магнитом, и Джой не то чтобы это нравилось. — Джо сказала, ты отличный фуллстэк, но у тебя какие-то сложности с моим Реактом. Я ваяла его максимально простым, котик, так какие вопросы?       Джой предложила разобраться с этим в кабинете Стэнли. Стэн пытался собрать себя в кучу и держаться подкованным; он чем-то напомнил Джой ее заикающегося Шона Брикли, однако выглядел совсем не так щупло, как Шон. Пока они шли в его кабинет, у Джой закралось гадкое предположение о том, что Эмили Стэн мог бы понравиться: ниже, чем Лиам, но статный и, наверное, симпатичный по ее меркам. Она щебетала с ним без умолку, так, что он лишь успевал коротко отвечать. Всю дорогу до небольшого, скромного кабинета Уильямса Джой наблюдала за тем, как рука Эмили обнимает парня за локоть. У Стэна не было кольца на безымянном пальце.       А когда в кабинете, за его столом, Эмили бесцеремонно плюхнулась ему на колени, чтобы влезть в его рабочий компьютер, Джой опешила не меньше, чем растерялся сам Стэнли. Волна раздражения поднялась у нее из глубины груди и облила кипятком ее всю. Джет знала, что это обычное поведение Эмили, но ничего не могла поделать с тем, что теперь ее это, черт возьми, злило.       Ее телефон вдруг разразился громким звонком на весь кабинет, и Джой, разговаривая с Амели, подозрительно поглядывала на эту парочку. Стэнли был все так же напряжен. Эмили ерзала у бедняги на коленях, объясняя ему что-то странное на их айти-языке (опенсорс, откатить, дропдаун, костыль); Джет позволила себе отвлечься на несколько минут, а когда вернулась к ним, остановившись у стола, то обнаружила, что улыбка Эмили превратилась в абсолютное ничего. Она смотрела на явно вспотевшего Стэнли, растеряв все эмоции.       Что случилось-то?..       — …извини, правда, я не хотел тебя обидеть и я не это имел в виду… — смущённо бормотал Уильямс. Тусклые лампы некрасиво падали ему на лицо, и Джой казалось, что оно стало ещё белее.       — Он — мой кто? — уточнила Эмили. Она склонила голову, глядя на бедного парнишу почти в упор; выглядело это забавно и странно — как будто кошка зажала в уголке мышку.       — Что произошло? — спросила Джой. — Я на пару минут отошла…       — Миссис Джет, я ничего такого не сказал, — поджав губы, выровнялся Стэнли. — Я правда имел в виду только, ну, его юность, а не возраст Эмили… Я хотел сказать, Эмили очень красивая, правда, но…       — Этот мудак сказал, — с ледяной претензией выпалила Эмили, глядя теперь на Джой, — что когда впервые зашёл в мой Инстаграм, то подумал, что Лиам — это мой сын.       Джой понадобилось несколько секунд, чтобы осязать услышанное. За это время голова Стэнли почти утонула в плечах, а сам он стал если не багровым, то ярко-красным, как варёный в собственном стыде рак. На странице immadwoman у нее действительно висели некоторые фотографии с Лиамом, и верхние можно было с натяжкой принять за приличные. Но подумать, что Лиам — ее сын? Джой расхохоталась, не в силах сдержать рвущийся из нее смех. А что, по возрасту вполне себе подходяще. Если бы Эмили родила в двадцать, ее ребенку могло бы быть сейчас двадцать пять. Джет никогда не думала о их связи с такой точки зрения.       — Это великолепно, Стэнли, — смеясь, оценила Джой.       — Еблан некультурный, — фыркнула Эмили прямо ему в лицо, а затем повернулась обратно к Джо. Она выглядела обиженной, как ребёнок. — Ему надо прокачать софт-скиллы. Я не буду с ним работать, уволь его.       — Не буду я его увольнять, Эмили. С какой стати? — хмыкнула она. — И ты будешь работать со Стэнли. Это не обсуждается.       — В смысле? — возмутилась она. — Он назвал меня старой, а я должна повышать его профессиональную компетентность?       Эмили продолжала сидеть на его коленях. Похоже, это ее ничуть не смущало.       — Он не называл тебя старой, — спокойно кивнула Джет.       — Назвал!       — Да я просто имел в виду, что ваш муж выглядит очень юным… — дополнил Уильямс.       — Отлично, — заключила Эмили. — Теперь я ещё и педофилка.       — Эмили, успокойся, а? — Джой покачала головой. Мимо нее, как поезд, проскочила мысль, что теперь со Стэнли у них точно ничего не сложится; она почти успокоилась. При одном допущении, что Эмили ляжет в постель с кем-то ещё, ее начинало потряхивать. — Я сейчас поднимаюсь к себе в кабинет, а вы, мистер Уильямс, — посмотрела на поникшего парня она, — решите с Эмили все вопросы, которые у вас возникли. Увидимся на совещании через час.       Джой оставила их в кабинете. Она подождала за дверью ровно десять секунд, прежде чем Эмили завопила «я не хочу с тобой разговаривать!», а затем послышался глухой стук, будто бы она уронила стул. Джет удовлетворенно вздохнула.

***

      Минувший день выдался таким загруженным, что Джой поняла: масштабы нерешенных задач она конкретно недооценивала. Совещание длилось почти шесть часов с тремя короткими перерывами. Эти минуты Джой потратила на сигареты и звонок домой; Вайолет все ещё чуть-чуть кашляла, и Джой спрашивала у Рейны, не поднималась ли у малышки температура. Слава богу, Вайолет была в полном порядке. Затем трубку взяла Рене и включила видеосвязь для того, чтобы Джой посоветовала, какое платье подходит лучше: чёрное короткое или чёрное короткое, и Джой сказала, что лучше поехать в «Сан Мартин» и купить что-нибудь подлиннее. Подростковый возраст ее старшей поутих этим вечером, и она послушно согласилась, пообещав набрать Джо уже в магазине.       К восьми часам Джой чувствовала себя уставшей, как грёбаная собака. Она с трудом фокусировалась на экране, когда помогала Рене с нарядом. Глаза жгли, словно кто-то насыпал туда песок; на ее рабочем столе была открыта целая прорубь документов на макбуке и двух айпадах, и ещё огромная папка печатных рядом. Джет нужно было проверить их все.       Она уронила голову на сложенные на столе руки. Что ж, некоторые вещи в этой жизни давались чертовски непросто. Зато она весь день почти не думала об Эмили — а это уже неплохо.       Почти.       — Конфета! Приветики. Старая педофилка всё сделала. — Дверь в ее кабинет, конечно, тут же широко распахнулась. Эмили. Так всегда было; она привыкла. Стоило Джой только подумать о ней, и Эмили возникала рядом, будто бы могла слышать свое имя, сквозняком гуляющее у Джет в голове.       Она как молния. Или как северное сияние. Точно: северное сияние.       Джой лениво откинулась назад, утонув в мягкой белой спинке своего кресла. Левой половины ее тела, казалось, не существует. Голова гудела. Она утомленно смотрела на то, как наполненная энергией Эмили обошла массивный глянцевый стол и уселась к ней на колени лицом к ее лицу; никакого «можно ли?» или такта. Эти слова были совсем не о ней.       Джой прикрыла тяжелые веки, криво дернула уголком губ. Надо же. Вечер, как в ЛА. Если забыть о том, что они в шести тысячах миль оттуда, то можно представить, как они с Эмили посидят так ещё немного, совсем близко, а потом отлепятся друг от друга и разъедутся в разные стороны — в Пасадену, но в противоположные концы мирно существующего района. Подушечки больших пальцев Эмили ласково легли Джой на щеки. Они были холодными, но родными; затылок Джет укрыли разбежавшиеся мурашки.       Если забыть, что они в шести тысячах миль, каждая из них сейчас вернётся домой. Так было правильно думать.       Так правильно.       Отрицать любую другую возможность означало оставаться в том мире, в котором она жила уже больше шестнадцати лет.       Джет еле слышно замычала, ощутив губы Эмили у себя на скуле. Тяжесть ее тела действовала как укол адреналина куда-то в лодыжку; волна жара скользяще поднималась от самых ног, пока не обжигала кипятком губы. Губы начинали ныть так же требовательно, как низ ее живота.       Она медленно распахнула глаза. Верхний свет в бело-серых тонах показался ей слишком ярким, но Эмили закрыла его тенью от своего каре. Растянутый в лёгкой улыбке рот, лишенный ямочки над верхней губой, и пронзительно синие глаза были непозволительно рядом с ее. Наверное, им много чего было непозволительно из того, что они иногда делали.       Измена ли это — позволять не-своей-жене целовать ее в щеки и в нос и сидеть на ее коленях? Джой не помнила, когда у них с Рейной было что-то подобное.       Нет, нет. Это не измена. Это просто Эмили, и Эмили просто была рядом с Джо. Всё нормально. Так и должно быть.       — Эмили, — прошептала Джой, — ты помирилась со Стэнли?       — Нет, я до сих пор старая педофилка, ты что, не видишь? — комично прищурилась Эмили.       — Ну перестань, — вымученно хохотнула она и смахнула упавшую ей на лицо ресницу, — я уверена, Уильямс не хотел тебя обидеть. Он от тебя без ума.       — А я без ума от кое-кого другого, — неожиданно отразила она. Эмили прижалась грудью к ее груди, и Джой рвано выдохнула. Она вцепилась в подлокотники кресла, когда Эмили вдруг пробежалась по ее шее кончиками ледяных пальцев. — Знаешь, от кого?       — От кого же? — почти просипела Джой. Ее голос предательски опустился на самое дно грудной клетки, и тогда Томпсон вызывающе ухмыльнулась. Она взяла окаменевшее запястье Джет и уложила себе на грудь. Напряжённый сосок Эмили упёрся в середину ее ладони, и Джой захотелось выть.       Почему она не могла просто взять и одернуть чертову руку? Пальцы отказывались ей подчиняться.       — От одной гор-рячей блондинки, — кипящий шепот Томпсон прямо ей в ухо пригвоздил ее ладонь к мягкому полушарию; сейчас она была совсем рядом, почти без границ, и от того, к чему иррационально стремились ее желания, оставались жалкие миллиметры. Эти желания не спали — дремали, готовые очнуться в любой момент. Джой казалось, что у нее в горле дыра, когда Эмили слегка стиснула ей гортань. — Я хочу…       Лёгкие ей забили побеги ваты.       — Молчи. — Джет смотрела на нее как наэлектризованный провод. — Молчи, Эмили. Я не могу.       Ее ладонь отрывалась от груди Томпсон так сложно, словно ее пришили. Будто бы ее ладонь принадлежала Эмили, и всё ее тело, скованное и пульсирующее, тоже принадлежало Эмили. Но так было неправильно, и это… это всё… было неправильно. Джой упёрлась ей в бедра, скрытые за плотной джинсовой тканью. Чертова наглющая Томпсон куда-то дела свою толстовку и пришла к Джо в одной полупрозрачной майке, за тканью которой просвечивались её бессовестные соски.       Джой болезненно потянуло соединить свои губы и — поочередно — эти самые бессовестные соски, но вместо этого она загудела Томпсон в плечо. Вибрирующий звук, похожий на вой, принес Джет едва заметное облегчение.       — Мне надо работать, — глухо произнесла она. — У меня много работы. Езжай в гостиницу, если хочешь. Давай, Эмили. Иди отдыхай.       — Ну уж нет, — конечно же, не согласилась Томпсон; у нее явно имелся фетиш на споры с ней. Она резко поднялась и потянула Джой за руку. — Завтра будешь работать. Пошли.       — Эмили…       — Пойдем гулять! — вдруг заявила она, и Джет тупо моргнула. Гулять?.. — Да-да, Джет, гулять. Проветрить мозги. Я покажу тебе одно местечко на Дармунд Плейс, там есть «Адмирал» и твоя любимая вонючая рыба с лимоном. Вставай, Джо! Пошли. Вставай.       — Эмили, — закатила глаза Джой. Она всё-таки поднялась; нельзя было не подняться. — Хорошо, — сдалась она. — Один вечер. И каждая вернётся в свой номер. Ты будешь спать у себя в кровати. И не смей лезть ко мне через балкон.       — О да, ты такая хот мамми, когда воспитываешь меня… — Эмили заговорщически прищурилась. — Это так горячо.       Джет покачала головой. Боже милостивый. Существовала ли в мире ещё хоть одна женщина, которая была бы именно настолько неисправимой? Неисправимо стабильной. Стабильной в своей неисправимости. Хм, это почему-то Джой рассмешило.       И она не могла перестать улыбаться всё то время, что Эмили тащила ее к лифту, и потом, миновав большой тусклый холл с эхом в четырнадцать этажей, по-прежнему продолжала улыбаться. Что-то было в этом всём; что-то волнующее — Эмили в сорок пять почти такая же, как в восемнадцать, и Джой стискивало грудную клетку так, словно ей двадцать два.       В Шарлотте стоял холод собачий.       Южная Джо закуталась в длинное пальто, полы которого развевал свежий ветер, опустила темные очки на глаза и позволила Эмили вести себя мимо центра, мимо гудящего перекрестка Трейд и Трайон, вглубь незнакомых полупустых кварталов; Шарлотт казался таким странно спокойным и слишком темным — в Лос-Анджелесе от шума закладывало уши, а в толпе было легко потеряться даже Джой Джет. В этом городе она была далёкой от того, что осталось в ЛА. Они с Эмили были далёкими. Странное чувство охватывало ее не слабее, чем трепещущее в животе удовольствие здесь и сейчас. Когда ей в последний раз нравилось быть здесь и сейчас? Минута врезалась в минуту, и с течением утонувшего в их смехе времени Джой всё отчётливее ощущала, что тонет.       Телефон в ее кармане как мина; она бы не выдержала, если бы кто-то позвонил ей сейчас.       Неоновые вывески баров и магазинов плясали на лице Эмили розово-красным пламенем. Она кривлялась и забавно болтала о том, как была в Париже целую тысячу раз и как улочки Парижа Пляс дю Шатле и Плес Коле́тт похожи на маленькие переулки в Северной Каролине; восхищалась, как красиво падает фиолетовый свет на кирпичные домики со старинными серебристыми ручками; кружилась вокруг фонарного кованого столба, и ее хлипкая косуха переливалась разными оттенками от света проезжающих по дороге автомобилей. Ее короткое каре, тёмное, как куртка, ловило крохотные снежинки. Снежинки?..       Джет подняла голову и сняла очки, засунув их и руки в карманы кашемирового пальто. Небо давно затянуло туманно-синим, и ни единой звёзды на нем видно не было. Где-то далеко виднелись сероватые узоры, как всполохи красок на полотне; и вместо ярких сияющих точек в воздухе в самом деле кружились сказочные снежинки. Джой глупо улыбнулась, когда они начали оседать и на ее лице. Чудаковато, наверное.       По-дурацки, нелепо, совсем абсурдно.       Ее зовут Джой Джет, она глава крупнейшей автомобильной корпорации в Штатах, ей сорок девять — и она стояла, кутаясь в пальто, у какой-то разбитой обочины, и ловила лицом снежинки. Голос Эмили рядом согревал ее изнутри, как кружка глинтвейна возле камина; провода, соединяющие их, натягивались до всех возможных пределов, когда Джой позволяла себе быть такой уязвимой.       Такой, как сейчас.       Ледяные пальцы Эмили, влажные от мокрого снега, медленно переплелись с ее пальцами. Джой опустила голову, чтобы посмотреть на нее.       — Ты замёрзла, — тихо сказала Джет. Нос и щеки у Эмили покраснели, превратив ее в совсем уж девчонку. Моментами Джой казалось, что по-настоящему они остались в тех временах. Джой хотела бы. Она так, господи, хотела бы. Эмили неоднозначно повела хрупким плечом, и Джет сняла с себя строгий бежевый палантин. Она замотала им шею Эмили.       — Теперь я пахну, как ты, — послушно спрятав руки в мягкую ткань, ответила Томпсон. Смешная.       «Диор», интересно? Или конфетами?       Что вообще значит: я пахну, как ты? И если ли разница между пахну, как ты и пахну тобой? Если нет, то Джой мечтала услышать второй вариант. Никакого «Хидден-Холл» на ее безымянном. Джой надела бы на Эми кольцо из позолоченной платины; она напоминала бы ей жженую карамель — запах ее волос, с розовым, как Хэллоу Китти, бриллиантом посередине. Если бы… Нет. Нет, нет, нет.       Джой туго сглотнула, когда губы свело от желания поцеловать ее.       — Да, теперь ты пахнешь, как я, — грустно хмыкнула Джой, коснувшись указательным кончика ее ледяного носа. Эмили комично его наморщила. — Ну, где там та твоя забегаловка?       Забегаловка оказалась не такой уж безнадежной, какой представила ее Джой, основываясь на колоритных рассказах Эмили: там стена просто кирпич, конфета, всюду висят стремные оленьи рога и шкуры животных, а под ногами деревянные доски; и бармен клёвый, чувак с белыми дредами и усами, Дейви его зовут.       На самом деле этот бар выглядел как очень старый джазовый клуб. На крохотной сцене прямо на полу сидела юная девушка в шляпе и играла на саксофоне. Игра была томной и тихой, такой приятной, что первым желанием Джой в «Сапсане» было оставить музыкантке щедрые чаевые. К счастью, интерьер нельзя было назвать убогим; Эмили ее помиловала. Простенький лофт, массивные круглые столы и… Джой нахмурилась, принюхавшись к слабому аромату, который, казалось впитался в тусклость дерева вторым слоем. Здесь пахло ромом.       Эмили по-хозяйски запрыгнула на высоченный для нее барный стул. За баром горел рассеянный красноватый свет. Бармен с белыми дредами обернулся, продолжив тереть бокалы. Эмили громко с ним поздоровались, и он как-то чересчур счастливо, как под наркотиками, ей ответил, столкнув их ладони в звонком приветствии. Джой продолжала стоять чуть дальше и разглядывать непривычную для нее атмосферу. Людей за столами было совсем мало, и вряд ли кто-то из них мог узнать её, но на всякий случай Джет пока не снимала свои очки.       — Кто это с тобой? — склонившись к Эмили чуть ближе, спросил бармен.       Томпсон загадочно повела рукой.       — Представляешь, — не менее таинственно ответила она, и Дейви понятливо ей подыграл. О господи. — Жаклин Кеннеди воскресла…       — М-м-м! — удивлённо промычал он, ухватившись за сердце. — Вот это новость, просто отпад…       — И мне повезло, знаешь, почему? — Эмили прищурилась, окинув Джой смеющимся взглядом. — Она воскресла лесбиянкой, Дейви…       — Уф, — страдальчески вздохнула Джет и стянула с лица очки, — вам двоим никто не говорил, что вы идиоты?       Эмили с барменом рассыпались в дружном хохоте, и она была вынуждена спрятать бриллиантовую конспирацию в карман пальто. Скоро оно, впрочем, ненужной тряпкой повисло на спинке стула, а потрясающий запах запечённой в духовке форели ударил в нос. Джой весь день ничего не ела; и вкусный ужин был отличным завершением вечера. Они с Эмили просто пошли поужинать. Обыкновенный ужин, как с кем угодно ещё; разве с подругами нельзя сходить в бар как-то вечером? По правде говоря, Джой в подружеских отношениях ни черта не смыслила. У нее, кроме сестры и Эмили, подруг не было, но сестра — это не просто какая-то подруга, а Эмили… Джой не знала, правильно ли для нее самой так ее называть. Это слово никак с ней не вязалось; его было будто бы недостаточно, слишком плоско, как-то не так. Кем всю жизнь была для нее Эмили? Такая близкая и далёкая одновременно.       Противоречивая, как ребёнок.       Джой поймала себя на том, что держит кусок форели во рту дольше, чем было нужно. Слишком резкий привкус лимона расползся по ее языку, как оплетающая его змея. Эмили сидела напротив, жевала что-то явно приторно сладкое и пила не вино, а молочный коктейль. На ее милом скуластом лице отражался десяток эмоций в секунду, она касалась своим коленом колена Джой под столом. На фоне играла все та же умиротворяющая музыка.       У Джет внутри плавилась сладкая лава. Эта лава была соткана из сахарной ваты и посыпана цветной пудрой. Реальность плыла перед глазами не так, как всегда, но Джой знала, что всё равно ее восприятие чертовски искажено. Она чувствовала себя счастливой, сидя в странном баре с оленьими рогами рядом с Эмили, чувствовала себя в правильном месте, когда думала о снежинках на улице и пальцах Эмили у себя в руке; ей казалось, ещё глоток чертового вина — и она заплачет от этой правильности. Неправильной правильности. Совсем неправильной. Это оксюморон. Это неправда.       Почему Джой чувствует это всё с Эмили, а не с Рейной?       Что будет, если Джой решится и, черт подери, разведется? Что ее ждёт? Когда она начинала об этом думать, в ее голове взрывались кровавые фейерверки. Она потеряет семью. Она потеряет всех.       Чтобы что?       Чтобы, блядь, что?       Торшеры стали хозяйничать в баре ещё мрачнее, когда Джой осушила уже черт знает какой по счету бокал белого «Шардоне». Ей стало больно дышать, когда она представила, что за пределами «Сапсана» всё на самом деле осталось, как было: Эмили замужем за ее племянником, Джой — жената на Рейне и у них двое детей, и ночевать им с Эмили нужно порознь. Эмили придет в свой номер и… наверное, позвонит Лиаму. Он наверняка всегда берет трубку, он же хороший муж. Джой уложила ладонь себе на солнечное сплетение. Они с Эмили просто… подруги. Подруги.       Джой не смеет ревновать ее к Лиаму. Вообще ни к кому. Они ведь жили так столько лет, что вдруг случилось?.. Почему сейчас, когда всё давно решено, когда все знают совершенно другую историю, Эмили решила вывернуть ее наизнанку?       Зрение совсем смазалось. По щекам, как горячие капли воска, скатилась пара влажных дорожек.       — Вернёмся в отель, — рвано сказала Джой.       Эмили обернулась к ней, оторвавшись от наблюдения за девочкой с саксофоном.               — Что-то не так, конфета?       Что-то не так, конфета. Как всегда просто. Как всегда непосредственно. Неужели она правда не понимала, что делает с ней?       От одного ее присутствия в воздухе загорались атомы. Эмили снова коснулась ее руки, и ощущение бархатистой кожи — такой мягкой, родной, знакомой каждым изгибом и каждой выпуклостью, — безбожно утяжеляло низ ее живота. Между ног почти вибрировало.       Это ненормально.       Джой провела не меньше десяти минут в уборной, прикладывая ледяные от воды руки к пылающему лицу. Напоследок она прополоскала рот и решилась выйти только тогда, когда поняла, что с течением бесконечных секунд ни черта не меняется. Сама виновата. Разве Джой не понимала, что всё это чересчур походило на свидание? С Эмили рядом такие прогулки просто убийственны.       Джет спешно накинула на плечи пальто, пока Эмили уже ждала ее в куртке и палантине. Джой старалась не смотреть на неё ни в баре, когда она одевалась, ни в машине, пока они возвращались в «Ритц». Душная музыка — грёбаный гудящий саксофон — все это время играл у нее в ушах громче и громче. Зря она пила. Господи, зря.       Джой не понимала, почему ее собственное тело не подчинялось ее же мозгам. Это была какая-то дурацкая игра, какое-то наваждение, направленное против нее; и Эмили, как назло, уложила ладонь на ее колено. Мир грозился сбиться вокруг нее в огромный ком ваты.       — Эмили, — сдавленно простонала Джой. Сердце болезненно било в ребра. Джет потянулась к ее руке, чтобы столкнуть ее, но вместо этого только накрыла ее своей.       Сейчас всё треснет, в панике думала Джой. Сейчас всё сломается.       И это почти случилось, почти, почти произошло, когда в пустом коридоре «Ритца» Эмили потянулась к ней за поцелуем, а Джо не смогла ее оттолкнуть. Прямо у двери в номер Джой прислонялась затылком к стене, а рот Эмили жарко скользил по ее губам. Сумасшедшая близость тела Эмили лишала ее пространства; она прижималась к Джо так, словно от этого зависел следующий вдох, их груди соприкасались сквозь ткань, и дьявольски развратные, шумные выдохи Эмили возбуждали до помутнения. До предела.       Она оттягивала ее нижнюю и находила ее язык, гладила его и облизывала своим; Эмили хотелось съесть, как самое потрясающее лакомство на этой планете.       Между ног было так влажно, что ей должно было быть стыдно. Это унизительно. Все, что она делает, унизительно. Она жената.       Жената.       — Эмили, — задыхаясь, между поцелуями вытолкнула она; в груди, как и внизу, всё судорожно сжималось. — Эмили. М-м, чёрт, я не могу, — сквозь зубы процедила она, в абсолютном тумане глядя на родное лицо прямо перед своим. Она упёрлась ей в плечи. — Не могу.       — Нет, можешь, — просипела Эмили, — можешь.       Опаляющее дыхание отпечатывалось на ее шее; предвкушающее, намекающее, чувственное, как южный ветер. Но южного ветра здесь не было. Это Каролина. Чертова Каролина, и они с Эмили так далеко… Никто не узнает.       Но что потом?       — Конфета, — шептала она, — зайди ко мне. Будь со мной. Будь со мной.       — Нет, — натужно всхлипнула Джой и оттолкнула ее. Эмили застыла перед ней, как накаленный нерв. В глазах у нее плавились ледники; она смотрела на Джой так, словно она предаёт ее. Но это было нечестно. — Эмили, нет. Я не могу. Не могу. Почему ты… почему ты не понимаешь?..       — Я хочу быть с тобой, — низко пророкотала она, и это звучало, как грёбаная пощёчина. Джет снова плакала, а Эмили злилась. Она сжимала кулаки. Зрачки ирреально сияли — они казались Джой нарисованными. — Я хочу быть твоей женой. Твоей. Я хочу быть твоей, Джет.       — Но ты не моя, — горло сжалось, будто его стиснули долбаными щипцами. — Так нельзя. Я не могу.       — Я твоя, — уперевшись по обе стороны от нее, прорычала Эмили. — А ты моя. Только ты до сих пор зачем-то делаешь вид, что это не так! Для кого, Джо? Для Роуз? Для Лиама? Для Рене? — Джой покачала головой, силясь не разрыдаться вголос. Эмили забивала гвозди ей в голову. — Только зачем, блядь? Пусть все вокруг будут счастливы, но не ты, да? Пусть семья смотрит на картинку, пусть радуется, какие вы красивые, и плевать им всем, что ты с Рейной как с подружкой живёшь! Тебе хорошо так, хорошо? Это твоя правильность?       Эмили рывком отстранилась от нее. Глухие, сердитые шаги ее ботинок ударялись о ковролин.       — Нахрен! — закричала она, с шумом распахнув дверь в триста третий. — Нахрен это всё, Джет!       Джой заливало слезами. Она закрыла дверь к себе в номер, сползла по ней на пол и обхватила голову руками. Джой не помнила, сколько времени она не могла остановиться. Ей было больно даже физически; думать о том, что Эмили права, Джет не могла, и о том, что значило ее «нахрен» тоже — зачем, если всё всё равно останется так, как есть?       На ее губах горчила жженая карамель.

***

      Утром Джой не решилась стучать к Эмили в номер.       Она стояла под ее дверью минуты две, но в итоге каждый раз одергивала тянущиеся к полотну пальцы, словно оно могло обжечь её. Это тоже было унизительно. С ума сойти, как глупо. Джой хотела поговорить с ней откровенно, но это было скорее перманентное желание, чем искренне; на самом деле она понятия не имела, что такого можно было сказать Эмили, чтобы… чтобы что? Чёрт.       В офисе она сразу же поднялась к себе в кабинет и попыталась сосредоточиться на работе. В одиннадцать она планировала позвонить домой, чтобы спросить, как там Вайолет, а потом продолжить заниматься отчётами. Работа всегда ее спасала. Всю жизнь. После смерти первой невесты, после первого развода с Ре… Первого. Нет, не так. Просто после развода с Рейной. Сублимировать в понятное — там, где требовался лишь опыт, осведомленность и цепкость, давно проработанные алгоритмы и решения, проверенные временем, — было безопасней всего. Последнее время Джой старалась даже не брать лишний раз сигарету; когда она начинала курить, было сложно остановиться.       Джет уже открыла несколько дополнительных документов на макбуке перед собой, как вдруг по ее непривычно серо-белому кабинету разошелся требовательный стук в дверь. Ну и кто мог так нагло стучать? Только кто-то из откомандированных.       Но брови ее взлетели вверх в немом изумлении, когда перед ней возникла Эмили. Эмили, которая никогда в жизни не стучала к ней в кабинет; нет, она всегда врывалась в ее пространство без стука и церемоний, как ураган «Катрина», накрывший однажды Коннектикут.       Эмили держала в руке подставку с двумя стаканами кофе из «Старбакса» и блестящий лоток с чем-то ещё. Волосы у нее были растрёпаны, как у женщины, которая не расчесывалась три дня, под глазами залегли голубоватые синяки. Она была одета в то же, что и вчера. Джой с трудом сглотнула, с болью предположив, что могла означать вчерашняя одежда в ее случае.       Томпсон с тяжёлым вздохом уселась на стул напротив нее; рваным движением подтолкнула к ней стакан кофе и серый лоток.       — Я принесла тебе кофе и завтрак, — ровно объявила она. И что, и всё? Так легко? Джой только открыла рот, чтобы поблагодарить ее за то, что завтрак у Джет всё-таки состоится, как Эмили ее перебила. — Прости, конфета. Ты меня так сильно разозлила вчера. Я пролежала на полу в номере всю ночь, потому что не хотела вставать, и подумала вот о чем. Нам надо поговорить.       Джой сняла со стаканчика крышку. Пряный молочный аромат по сравнению с сигаретным дымом был как глоток свежего воздуха.       А говорить о том, что было вчера, она не хотела. Джет выпила лишнего и поцеловала Эмили; ну, это было плохо, но не странно — фактически это не измена, а глупость, так что к черту все разговоры. Джой слегка попустило после полуночной истерики, и ситуация с Эмили больше не казалась ей патовой. Утром, глядя на себя в зеркало, уже собранную и накрашенную, в голубом брючном костюме, Джой казалось, что она снова может всё контролировать. Она пережила дурацкую ночь, а значит, переживет и всё остальное. Ну, подумаешь.       Они с Эмили по-прежнему оставались близкими. Ее брак с Лиамом — Джой боялась этого больше всего, — не поменял этого. Разве это не главное? У Джой семья, у Эмили — Лиам. Джой сможет всё сохранить. Она сможет.       Эмоции проходят; рано или поздно она перестанет ревновать Эмили. Перестанет ее хотеть. Это не могло длиться всю жизнь, потому что так не бывает.       — Поешь со мной? — невозмутимо спросила Джой. Она демонстративно проигнорировала предложение Эмили поговорить. Им не надо было разговаривать о том, о чем она хотела поговорить. Все слова давно сказаны, перебраны, перелопачены; вчера Эмили хотела быть ее женой, а через неделю она вернётся обратно к Лиаму, потому что у них «классный секс». Вот, кто ей не откажет.       Господи, фу. Джой скривилась, подумав об этом. На секунду ее затошнило, но потом она нашла в себе силы взять вилку.       Эмили, откинувшись на спинку белоснежного стула, задумчиво цедила свой доппио.       — Я знаю, что ты мне не веришь, — вдруг совершенно серьезно сказала она. Джой замерла, глядя на то, как острые края вилки проткнули половинку посыпанной зеленью черри. — Ты как-то сказала, ну, тогда, когда Вай орала, как чокнутая, вечером, помнишь? Ты сказала, что я потеряю к тебе интерес, а ты потеряешь всё.       Джой помнила. Конечно, она помнила. Она постоянно держала в голове эту мысль, потому что только она позволяла ей не сорваться. Давать волю эмоциям, когда тебе двадцать — нормально. Но когда тебе почти пятьдесят, и ты уже живёшь устоявшейся жизнью, отвечаешь за своих детей, за семью, за жену, за себя, в конце концов, это совсем другое. Она отложила вилку и с глубоким вздохом подняла взгляд на Эмили. Она сидела, откинув голову на высокую спинку, и болтала кофе по стенкам стакана.       Такая родная, боже.       Это запечатывало Джой рот.       — Это логично — то, что ты думаешь обо мне так, — продолжала Эмили. Она звучала ровно. Ни единой эмоции. Она ничего не преувеличивала; была спокойной, как Ее Величество. Потрясающая черта. — Но что насчёт послушать, как есть на самом деле? В отличие от всех — как там? — нормальных людей, я точно знаю, чего хочу и зачем.       Хочу быть твоей женой.       — Эмили…       — Нет, — покачала головой она. — Послушай, конфета, пожалуйста. Послушай меня. — Эмили резко поставила кофе на стол и, обернувшись к Джо лицом, посмотрела ей прямо в глаза. Чуть прищуренные лисьи омуты гипнотизировали ее лучше любого иллюзиониста. — Я понимаю, что ты боишься всё потерять из-за меня. Ты всегда хотела семью, ты хотела детей — ты получила это, и теперь тебе страшно. Да, может, если бы всё это между нами случилось раньше, если бы я не вышла за Лиама, всё было бы иначе — проще для тебя, и я, если честно, сожалею о том, что не поговорила с тобой сразу после аварии три года назад.       — После аварии? — недоуменно переспросила Джет. — А что было после аварии? Мы с Рейной были разведены, но ты… ты же не собиралась замуж. За Лиама. — Она угрюмо поджала губы, вспомнив ее ставшее враньем обещание. Оно стало враньем в Хидден-Холле. Рассы́палось, как рваное конфетти. — Ты обещала, что расстанешься с ним.       — Я чувствовала что-то… — пробормотала Эмили так, словно сама ещё не разобралась. Единственное, что давалось ей не очень успешно — чувства; она научилась имитировать их лучше, чем самый чувственный человек в мире, влилась, социализировалсь вопреки всему, да, но разве знание могло заменить ощущение в полной мере? Да никогда. Джой склонила голову. Она собиралась слушать внимательно, чтобы помочь ей с этим. — Или, скорее, не совсем чувствовала, м-м… Не знаю, что это было. Но когда врач сказал, что ты в коме, что всё настолько серьезно, что ты можешь не проснуться, во мне как будто сломалось что-то. Ровная линия в голове, понимаешь? Она всегда ровная. И она всегда была ровная. А в тот период она искривилась. Было так странно. Я даже бросила нейролептики и гормоны, потому что каждый день там, в больнице рядом с тобой, мне казалось, что я умираю. Тогда я впервые подумала о том, что могу потерять тебя.       — Ты… не говорила, — пораженно ответила Джой. Горло сдавило железной ниткой, когда она представила это. Привкус кислого металла оплел язык. Эмили, которая не принимала таблетки, казалась совершенно другим человеком для окружающих, но не для Джой. Джой казалось, что это и была та самая ее чистая личность; никаких допингов, никаких притворств. Роуз рассказывала, что Эмили сидела с ней сутками, но Джет не знала, что ей было так плохо. Она боялась ее потерять? Боялась? — Эмили, почему ты не говорила?       Джой стиснула подлокотники до побелевших на ногтях лунок. Эмили выдержала паузу, а потом, будто долго решалась, сделала ещё глоток кофе.       — Я не знала, что с этим делать, — призналась она и в неопределенности повела плечом. — До твоей комы, до аварии я никогда не думала, что ты можешь исчезнуть. Ничего такого ещё не было, и… Но потом это случилось, и я так часто начала… мне так часто хотелось, чтобы ты была рядом, — ровно, но совсем тихо говорила Эмили. Джой обескураженно моргнула, заметив, что она сильнее стиснула стакан в пальцах. — Я скучала по тебе.       Это прозвучало как выстрел в голову. В груди стало совсем тесно; воздух из лёгких выкачали к чертям.       — Ты скучала? — усилием вытолкнула Джой. — Ты правда… скучала?       Эмили поджала губы. Она закусила нижнюю, и теперь рассматривала свои руки на столе так, будто бы волновалась.       — Я хотела, чтобы ты была рядом со мной, но тебя никогда не было, потому что тогда ты уже вернулась к своей Рейне, — буркнула она. — Я не могла просить тебя. И не могла разобраться с собой. Как раз тогда Лиам потащил меня в Хидден-Холл, в Париж. — Эмили залпом допила остаток своего доппио. Джой задержала дыхание. — Мы полетели туда вместе, я согласилась, потому что мне правда нравятся те аттракционы и просто так туда не пускают. Я не собиралась с ним спать.       — Но?..       Эмили пожала плечами, откинувшись чуть назад.       — Я хочу, чтобы ты поняла, что я не предавала тебя и не нарушала это обещание, типа, с лёгкостью, — ответила она. — Просто мне так хотелось… ну, выплеснуться? — Джой покачала головой. — Ты не понимаешь это так, как я, но хотя бы постарайся, ладно? Я хотела, чтобы рядом была ты, но ты была в Лос-Анджелесе с Рейной, а рядом со мной был Лиам. Он делал то, что я просила, он появлялся всегда, когда был нужен. Это было удобно. Никто, кроме тебя, не оставался рядом со мной так долго. Все остальные постоянно хотели что-то во мне исправить, и я быстро с ними прощалась, но Лиам… — Эмили сардонически усмехнулась. — Он вел себя как настоящий хороший мальчик.       — Он просто влюблен в тебя, — глухо сказала Джой. — Он думает, что если будет…       — Да плевать мне, что он думает, Джо, — цокнула Эмили. — Я не о нем сейчас говорю. Я просто пытаюсь сказать, объяснить тебе, что я… что я думаю об этом всём, потому что я хочу, чтобы ты мне поверила, поверила по-настоящему, ты слышишь меня?       — Я слышу тебя.       — Когда он предложил мне выйти за него, я сразу же подумала о том, что это хороший вариант, чтобы понять для себя, разобраться, — она сделала глубокий вздох, — насколько я готова к совместной жизни, к серьезному чему-нибудь. Это же то же самое что родить ребенка, знаешь… — она нахмурилась. — У меня ничего не вышло с тогда, с Майки, и мне казалось, что это похожие вещи. Это же одна из нормальных вещей для нормальных людей: быть в отношениях. Я не хотела лезть к тебе, говорить, что я хочу тебя рядом всегда, а потом спустя время понять, что я проебалась. Я хотела решить для себя. Убедиться. И когда я поняла, что я готова, я… я тоже видела картинку, твою семью, Рейну. Я думала, что тебе всё равно уже, что теперь поздно. Я думала, — тише прочего сказала Эмили, — что ты больше меня не любишь.       Боже. Боже мой.       Все слова, которые Джой могла бы сказать, перемешались в сплошную липкую кашу. Эмили только что завуалированно призналась ей в вечной любви, и, может, третий или четвертый раз за двадцать семь лет обнажила перед ней что-то гораздо большее, чем физическое.              Внутри Джет всколыхнулась такая нежность, что желание обнять Эмили стало почти одержимым. Оно щемило в сердце, как настойчивая прищепка, и тогда Джой, не выдержав, протянула руку на столе, чтобы накрыть ею пальцы Эмили.       — Прошло много лет с тех пор, как ты была влюблена в меня, — почти по буквам выговорила Эмили. — Мне нужно было это время и… Даже те три года, до брака, было, ну, сложно. Что-то поменялось во мне. Я жила так, как привыкла, и мне нормально так, да, я не буду врать, что мне невыносимо, как тебе. Но, Джо, никто на самом деле не хочет прощаться с привычной жизнью. Даже чокнутые, — усмехнулась она. Джой слишком сильно укусила внутреннюю сторону щеки, и по рту начал плыть вкус металла.       — Если ты не хочешь, — сглотнула Джет, — то зачем тебе это? Если тебе нормально…       — Мне нормально, — сказала Эмили, — но почему мне должно быть нормально, а тебе невыносимо, если нам двоим может быть хорошо?       Джой мгновенно открыла рот, чтобы ответить, но секунду спустя поняла, что не может выдавить из себя ни слова. Пытливые глаза Эмили смотрели на ее растерянность так, словно она сочувствовала ей каждой клеточкой; это манипуляция, гиперболизация или просто мираж? Она выпустила нервный смешок, прикрыв ладонями рот. Он вырвался из нее автономно, резко, как последний автомобильный выхлоп.       К такому она ни черта не готовилась.       Разве может человек так легко и просто лишить дара речи другого человека? Почему это было возможно?       Эмили забралась к ней в голову бесконечно-навязчивой мыслью и превратила ровные полки в бесполезные деревянные щепки.       — Это всё… — едва вытолкнула Джет, качая головой. — Это всё не так просто, Эмили. — Эмили с красноречивым выражением закатила глаза. — Ты… ладно, хорошо, может, для тебя и со стороны это просто, но не для меня.       Объяснить Эмили, почему Джо не могла вдруг взять и развестись с женой, почему не могла лечь к Эмили в постель, словно она свободна, было всё равно что Эйфелеву Башню одной рукой уронить.       Неважно, что от Эмили ее прошибало током, а от прикосновений Рейны хотелось выдрать из себя позвоночник, если вся её жизнь давно устоялась и решена; если она статична, как солнце в космосе, для каждого человека в ее семье. Как можно было сказать Рейне «я развожусь с тобой» и «я не люблю тебя», если она кормит грудью их двухлетнюю дочь? Как можно было объявить сестре «я люблю жену твоего сына»? Как… как, господи, рассказать об этом Рене? Она же возненавидит ее.       Джой не разрешала себе представлять, каким будет их будущее. Каким оно могло быть. Зачем? Зачем, мать его, это делать, если Джой никогда не сможет относиться к своим желаниям так легко, как Эмили?       Эмили молча встала со стула. Джет подумала, что она сейчас снова разозлится и уйдет, но вместо раздражённого хлопка дверью она совершенно обезоружено наблюдала за тем, как Эмили опустилась ей на колени. Она обняла Джо за шею и прижалась своим лбом — к её. Тело тут же сковало нежное тепло, похожее на то, когда зажигаешь свечи в ночь Рождества. Очертания фигуры у нее под ладонями застыло неподвижной, выточенной скульптурой.       — Я покажу тебе, что всё просто, хочешь? — прошептала ей в губы Эмили. — Ты никогда не потеряешь людей, которые любят тебя, конфета. И если… — Она погладила ее щеку большим пальцем. — Если ты не знаешь, что делать, просто доверься мне. Ты же веришь мне? Ты веришь, Джо?       Господи, и почему Джой не чертова психопатка?       — Я верю, — едва слышно сказала она. Запах Эмили — жженная карамель и вишневый «Чапман», — затянул глаза серой пленкой. — Верю тебе. Но… — выдохнула в ямочку меж ключицей. Она прижала к себе Эмили крепче. — Я не могу сейчас. Не сейчас.       — Всё хорошо, конфета, — ответила Эмили. Она ласково погладила ее волосы. — Всё хорошо.       Она верит?

***

      — …Да, во сколько? — переспросила Джой в трубку. — Да, Эйприл, спасибо. Сегодня последняя ночь в Шарлотте, всё правильно. Конечно. — Она старалась звучать ровно, несмотря на то, что Эмили, сидящая у окна рядом с креслом, постоянно тыкала в ее ногу стилусом. Она шикнула на чёртову Томпсон в очередной раз, и та опять легкомысленно захихикала. — Мы будем к восьми. Благодарю за приглашение, Эйприл. — Джой закатила глаза. — Дочери замечательно. Спасибо, Эйприл, буду счастлива повидаться… Мне нужно работать, ты меня немного отвлекаешь. Спасибо. До встречи. Черт, Эмили! Что такое? — опустив телефон экраном вниз, сердито спросила Джой.       Она наградила Эмили пляшущими в зрачках молниями. Томпсон дурашливо вертела головой в такт музыке в своих жёлтых наушниках и что-то клацала на айпаде; у этой невозможной женщины имелся в распоряжении полупустой кабинет Стэнли с удобным креслом и отдельным рабочим столом, но она предпочитала работать на полу в кабинете Джой.       За высокими стеклами у нее за спиной падали крупные хлопья снега, как в Аспене каждый год. Снег в конце февраля, подумать только! В Лос-Анджелесе сейчас наверняка градусов пятнадцать тепла; Рене присылала ей фотографию с утра — она собиралась в школу в футболке.       — Мне скучно, конфета! — капризно пожаловалась Эмили и одним резким движением стащила с ушей наушники. — Когда мы уже поедем веселиться?       Джой, фыркнув, вернулась к изучению остаточных документов. «Ролексы» на ее запястье показывали всего два часа пополудни.       — Мероприятие в восемь. Ты же слышала.       Шел пятый их день в шести тысячах миль от дома, и у Джет уже почти получилось выдохнуть: осталось перетерпеть приблизительно одни сутки — а потом Эмили вернётся к себе домой.       Все эти дни, которые Эмили проводила в одном с ней пространстве, и ночи, когда она спала за стенкой и писала ей робкое сообщение «можно прийти?», были для Джой адовой каруселью.       Она засыпала с таким напряжением, будто ей в спину вставили негнущийся стальной прут, просыпалась с ним же; спать получалось отрывочно, ей снилась Эмили — Джой сводило бедра перед сном, пока она печатала ответ «нет, ты спишь у себя в номере», и утром, когда принимала душ.       Ей казалось, что она ещё никогда в жизни ни одну женщину не хотела так сильно, как Эмили последние месяцы. Границы трещали по швам: Джет тонула в позволительных вольностях, как в болоте, и пыталась удержаться на этих странных ходулях изо всех сил. Каждый грёбаный день. Они все были одинаковыми, и сопротивление Эмили лишало Джой всех ресурсов, опустошая ее до самого глубокого дна.       Она старалась правильно дышать, вовремя звонить Рейне и убеждать себя в том, что она со всем справится. Джет сублимировала в работу, но к пятому дню в глазах уже двоилось от проверки похожих друг на друга отчётов, частых собеседований с одобренными айчаркой кандидатами, от общения с шокированными новизной директорами и вечно недовольными инженерами. Джой чувствовала себя выжатой, как лимон, и единственное, чего она хотела, единственное из легальных ее желаний — это проспать весь день на максимальном от Эмили расстоянии. Хотя нет, было ещё кое-что.       Выть в подушку — легально, если никто не слышит?       — Это долго, — проворчала Эмили. — Я хочу сейчас.       Джой тоже хотела сейчас.       Она сжала пальцами вибрирующую переносицу.       — Как насчёт поехать куда-нибудь и выбрать нам наряды на вечер? — со слабой улыбкой нашлась Джой. Эмили с энтузиазмом вскочила на ноги, и Джет протянула ей свою карточку. — Только ты сама поедешь, у меня ещё есть работа. Дресс-код — «Сваровски». Найди что-нибудь сдержанное для меня, пожалуйста. И для себя, — бормотнула она, — для себя тоже сдержанное.       — Семпер фай! — радостно отдала честь Эмили. Она испарилась из кабинета в доли секунды, и Джой искренне этому посмеялась. Всё же работа в офисе здорово её утомляла. Наверное, Эмили следовало идти в театр. Или в кино. Интересно, как бы она смотрелась на сцене?       Кого бы играла?       Джой с измученным стоном сползла вниз по спинке. За окнами продолжал идти снег. Всё было белым, как на пустом холсте. Перед глазами стояла Эмили в средневековом платье — она пафосно сводила густые брови на театральной сцене. Под платьем, думала Джой, портупеи, а ещё — белье с Хэллоу Китти. У Эмили припухшие губы и подернутый поволокой взгляд.       Э-ми-ли, мысленно поделила Джой, запрокинув вверх голову.       Она такая красивая.       И эта же мысль пришла к ней первой, когда в семь сорок пять вечера, разговаривая по телефону с женой, Джо увидела, как Эмили вышла — выплыла — из отливающего золотом «Ритца» в потрясающем лиловом костюме. Он был слишком открыт для завывающего зимнего ветра в Шарлотте, но Эмили будто бы всё равно; кутаясь в длинное пальто поверх собственного вышитого стразами платья, Джой замерла, подумав, что дьявольски хочет ее укутать. Шелковая рубашка с открытым декольте, шорты не ниже, чем удлиненные полы этой рубашки… Ноги Эмили были полностью открыты, а на ногах — смуглых и очаровательно коротких, с татуировкой пластыря на колене, — пускали зайчиков изящные босоножки на каблуке.       Водитель корпоративной машины быстро распахнул перед Эмили дверь. Прежде чем сесть в салон, Томпсон нахально улыбнулась Джой уголком губ. Ее скулы переливались хайлайтером, как северное сияние.       — Джо, алло? — голос Рейны в трубке вернул ее обратно в реальность. Она тряхнула головой и сделала глубокую затяжку; ментол и гвоздика заполняли лёгкие удушливой горечью. — Ты здесь?       — Да, — ответила Джет и махнула рукой охраннику в смокинге, который держал зонт над ее головой. Она шагнула на ступеньку выше, чтобы через секунду оказаться под прозрачной крышей отеля. Ее густо накрашенные глаза невольно скользили по оживленной территории «Ритца». По расчищенным от снега дорожкам, будто бы здесь планировался светский раут, сновали работники отеля в безупречных воротничках. Рука у Джой дрожала от непривычного холода, и она не чувствовала, как держит ею почти выкуренную сигарету.       — Я спрашивала, Амели уже прилетела? Мы так скучаем, — тоскливо поделилась Рей. — Давай поедем куда-нибудь вместе, когда ты вернёшься.       — Не получится, — выдохнула дым Джой. — Извини, Рей, у меня много работы.       В трубке зависла молчаливая пауза. Она возникала в случаях, когда Рейна собиралась ляпнуть что-то не то, но вдруг до нее доходило, что не сто́ит; тогда она тихо цокала языком о нёбо, и сейчас этот едва различимый звук в динамике вывел Джой из равновесия за секунду. Она стиснула челюсти так, что под щеками, как черви, ощутимо поползли желваки.       — Ты совсем не скучаешь? — спросила Рей.       — Скучаю, — раздражённо процедила Джой; и после этого жуткого ответа ее должно бы захлестнуть чувство вины, она должна бы заставить себя говорить мягче и, может, даже соврать Рей о любви, но мерзкое чувство — Рейна шатала то, что и без этих вибраций казалось охренительно хрупким, — лишь сдавило Джет горло. Злость стиснула ее всю тугой узловатой веревкой. — Тебя только это интересует, да? Скучаю ли я. По-моему, это и так, блядь, понятно, но как насчёт того, что я устала? Что я почти не сплю всю чертову неделю? Как насчёт просто спросить, как я себя чувствую, а не пытаться выдавить из меня и без слов очевидные вещи?       — Я не…       — Если тебе скучно живётся, то займись чем-нибудь, займи свое свободное время, — продолжала рычать она. — Я не знаю, сходи на йогу там, на пилатес, в книжный клуб, или куда там ходят те, кому заняться нечем?       — Мне есть чем заняться, Джой, — дрожащим голосом ответила Рейна. — Это только ты думаешь, что кроме работы в этом мире ничего больше не существует. Снова.       — Что значит «снова»? — огрызнулась она. Окурок «Джи Сэма» с остервенением впечатался в колонну у входа. Она услышала, как классическая композиция вдруг сменилась на издевательское рождественское пиликанье. — Ты чьей женой соглашалась стать, Рейна? Главы корпорации с миллиардным оборотом и тысячами людей в подчинении, или, может, женой бариста в кофейне с просевшим полом? Ты понятия не имеешь, какая на мне ответственность, и никогда этого не поймёшь.       — Да, — сдавленно ответила Рейна. — Да, я никогда не пойму. Куда мне до твоего уровня, правда… Только зачем тогда тебе эта безответственная жена-бариста, которая ничего не понимает? Ты не думала, что… — Она всхлипнула, и Джой до боли в ногтях стиснула ткань распахнутого пальто. — Что я ничего не понимаю потому, что ты никогда не пробовала мне объяснить?       — Да зачем мне что-то тебе объяснять?! — громче дозволенного закричала Джой. Швейцар у входа в отель обеспокоенно на нее оглянулся, но Джой не было до него никакого дела. — Господи, какого черта ты постоянно лезешь туда, куда тебе не надо? Что тебе не хватает? Что тебе ещё надо от этой жизни? Занимайся собой, занимайся Вайолет! У тебя куча возможностей! Какого долбаного хрена ты звонишь и выносишь мне мозг?!       — Джой, я…       — Идиотка, — зашипела Джет, когда ее телефон неконтролируемо впечатался экраном в ту же колонну, о которую она минуту назад погасила окурок. Она стукнула им ещё несколько раз, прежде чем экран треснул, выдал синий экран, а затем безвозвратно погас. — Черт, черт, черт!       Она зло зарычала.       Внутри бушевал смерч и растекалась лава; хотелось разнести не только один телефон, а всё, что попадалось ей на глаза. В лёгких горело. Она не хотела больше ни на какой приём. Никаких мероприятий, никаких людей рядом, никакого алкоголя поблизости; Джой едва держалась, чтобы не плюнуть на приглашение Эйприл и заодно на нее саму.       Если бы ее попросили озвучить точную причину того, почему она так сильно злилась, Джет не смогла бы этого сделать. Она сердито рухнула на заднее сиденье рядом с Эмили, и в голове начало шуметь, будто бы вокруг море и сейчас на берегу вечерний прилив. Ни слова не говоря, Джой закрыла глаза и откинулась на сиденье. Уложила ладони на покрывшийся испариной лоб.       Она была тикающей миной.       — На кого ты там так орала? — спросила Эмили. Джой почувствовала ее руку у себя на ноге, и злость вспыхнула в ней с новой силой, взорвавшейся петардой отдавшись внизу ее живота.       — Замолчи, Эмили, — не открывая глаз, просипела Джой. — Помолчи. Молчи.       Эмили хорошо понимала — не чувствовала, потому что не знала, что такое захлестывающая мысли эмпатия, а изучила на практике, — когда стоило слушать беспрекословно. Не шутить дурацкие черные шутки, не раздражать ее и не пытаться влезть в душу — просто соблюдать тишину.       Эмили послушно хранила тишину всю дорогу до одноэтажного, покрытого неоном и звёздными точками здания. Оно танцевало багровыми бликами за версту; к нему вели все билборды, словно она трансформировалась в Лас-Вегас из Ша́рлотта, и теперь ее ждал целый вечер пагубных развлечений.       Джой хотела бы думать о развлечениях, которые Эйприл предлагала ей ради приличия, но вместо предвкушения виски сверлила тяжёлая мысль: этот вечер закончится очередной сложной ночью, где Джет будут сниться кошмары, а завтра утром у нее рейс в Лос-Анджелес. Она сжимала подол строгого черного платья всю дорогу до «Виват-Холла».       В Лос-Анджелес. Там всегда тепло, там ее любимый дом, семья и главный офис из голубого стекла на Бэкхилл-стрит. Там — настоящее. В Лос-Анджелесе никогда не шел снег, и они с Эмили спали в разных домах, а не через тонкую отельную стенку. В Лос-Анджелесе у Джой жена, а у Эмили — муж.       Это их настоящее. Ее настоящее. Джой должна была перестать злиться.       Она правда собиралась прийти в себя этим вечером; возможно, ей снова стоило прорыдать всю ночь, чтобы утром ей в грудь влилось хоть немного свежего воздуха. Пустоты́. Чего-то, что могло бы спасти её от собственных же эмоций.       Воронка, как от ракеты, яма или наскоро сколоченный гроб — можно было представить, что вместо сердца у нее билось что-то из этого?       Джой коротко взглянула на профиль Эмили. Она сидела неподвижно, и ее ладонь по-прежнему касалась колена Джет, но она ее больше не ощущала. Был только огонь. Джой представляла, что этот огонь внутри мог плавить сталь, и ей становилось сносно. Достаточно ровно для того, чтобы ее губы растянулись в вежливой улыбке другим гостям, как только они с Эмили вошли в «Виват-Холл». Джет автоматически оценила дорогой, но посредственный интерьер: аляпистыми деревянными панелями в игорном доме никого уже не удивить, а кессонные потолки с ручной росписью, особенно в зоне лобби, выглядели как предсмертная судорога античности.       В лобби стояла тоскливая полутьма. Никаких окон, никаких часов. В лобби располагался роскошный бар с хрустальными, усыпанными пайетками крыльями; на десятках светящихся полок за барменом Джой невольно заметила свои любимые марки. «Дэлмор», «Гленфиддич», «Маккалан». Отлично. Кажется, Эйприл решила ее споить.       Чуть поодаль от лобби виднелась арка в слот-зал. Джой заглянула за плечо идущего впереди мужчины; игровые столы из красного дерева заставили ее морщиться. От светодиодного освещения, тусклого и яркого одновременно, у нее скоро начало жечь глаза.       — Джой! — радушно воскликнула Эйприл, заметив Джой с правого конца зала. Она была вся в пайетках и перьях, усыпанная золотом, как цыганка. Джой знала Эйприл со времен университета. Они периодически поддерживали с ней связь, но даже спустя столько лет Джет так и не смогла увязать в голове тот факт, что Эйприл действительно закончила Йель. — Мамма миа, ты такая невероятно красивая, миссис Элегантность! — в своем стиле орала Эйприл ей на ухо. Она обняла Джой чересчур крепко, и Джой в нос ударила смесь убойных духов. — Сколько мы не виделись, лет десять? Ты как была роковой блондинкой, так и осталась, что это на тебе за потрясное платье, это «Шанель», «Луи Виттон», может, «Эрмес»?       — Это «Селин», зайка, — громко объявила Эмили, и Эйприл удивлённо посмотрела Джой за плечо. Даже в шумной толпе вокруг, в музыке, басами дырявящей ее слух, Эмили звучала так, что на нее нельзя было не обратить внимания. Каждый человек в этом зале, даже если бы на сцене играл воскресший Курт Кобейн, смотрел бы на нее — Томпсон стоило лишь захотеть этого. — Джо любит шёлк, — усмехнулась Эмили и обняла Джой за талию, — он так ей идёт.       Эйприл медленно перевела большие глаза обратно на Джет.       — Это твоя программистка? Я думала, ты с женой придёшь, или вы с ней…       — Невежливо говорить о человеке в третьем лице, если она стоит прямо перед тобой, — все с тем же природным обаянием заметила Эмили.       Джой осторожно убрала руку Эмили со своей талии.       — Да, это Эмили, — ответила она. — Рейна в Лос-Анджелесе.       — А-а-а, — словно ее осенило, протянула Эйприл. Она восторженно захлопала в ладони, и Джой, не сдержавшись, посмотрела на нее, как на дуру, но Эйприл это всегда было до самой лампочки. — Понимаю-понимаю тебя! Я не осуждаю, она правда красавица и такая горячая, улёт просто, — с горящими глазами прокомментировала Эйприл. — Знаешь, когда я езжу в командировки или в отпуск, я тоже вожу с собой своего телохранителя, — она намеком ей подмигнула. — Мой муж такой зануда, терпеть его не могу, а вот А-а-адам…       — Боже, — устало выдохнула Джой, — причем здесь это? Эмили не…       — Нет-нет-нет, ничего не говори, не оправдывайся, — щебетала Эйприл. Она прижала Джет к себе ещё раз, а затем, с задорным смехом подозвав к себе официанта, взяла с подноса два бокала шампанского. Она протянула их Джой и Эмили. — Держите, девочки, развлекайтесь! Я никому ни слова! «Виват-Холл» умеет хранить секреты, — подмигнула Эйприл.       Через секунду ее пышные перья растворились в остальной благочестивой толпе, а Джой осталась стоять с чувством вылитых ей на голову помоев.       Это была последняя хренова капля.       Хрусталь с бесполезным сладеньким пойлом разбился вдребезги у нее под ногами. В висках нещадно били колокола, когда она сказала Эмили, что они уходят через пять минут, а после приказала бармену налить ей полный рокс «Гленфиддича» безо льда. Парниша с несуразными бакенбардами мгновенно подвинул к ней виски. Джой опустошила его за один глоток, как текилу, и попросила всё повторить.       А потом она попросила сделать это ещё раз.       И ещё.       — Плохой день, миссис Джет? — участливо поинтересовался бармен. У него на рубашке было вышито имя Билли. Он отправил к ней пятую порцию алкоголя; рокс скользил по барной стойке так идеально, как будто Джой тянула его за ниточку.       Она влила в себя пятую порцию, и в этот раз не смогла не поморщиться. Для нее это было привычно. Алкоголь обжигал пищевод приятным теплом и оседал на языке ореховым послевкусием; смертный грех — закусывать виски, но Джой подумала, как хорошо бы с ним сейчас сошёлся пряный грюйер.       — Ты себе даже не представляешь, — хрипло ответила парню Джет, — насколько дерьмово я себя сейчас чувствую.       — Виски поможет отпустить ситуацию?       — Ничего не поможет, — пробормотала она. Она уронила взгляд на выблескивающую синим столешницу, а затем оглянулась. Куда снова подевалась эта чертова Томпсон? — Ты не видел, куда пошла такая маленькая брюнетка в лиловом костюме?       — Эмили Томпсон? — уточнил бармен.       Джой вопросительно вскинула брови.       — Ты ее знаешь?       — Да, конечно. Эмили классная. Я подписан на нее в Инстаграме и видел вживую в «Сапсане» пару раз, — просиял он. — Она туда пошла, — он тыкнул в сторону слот-зала ножкой бокала. — И да, миссис Джет… Если вы из-за нее пьете, то я вас полностью понимаю.       — Да? — без тени веселья посмеялась Джой. — Понимаешь? А ты тоже женат?       — Нет, — с неловкой улыбкой ответил он. — Нет, не женат пока.       — Тогда нихрена ты не понимаешь, Билли… — горько усмехнулась она. Джой слегка повело в сторону, когда она поняла, что выпила уже половину бутылки виски. Нет. Она присмотрелась. Больше. — Хочешь совет скажу? — Он кивнул. — Никогда не женись на женщине, если она не сводит тебя с ума. Никогда. Холодная голова важна в работе, но не в любви, нет… Чёртов брак нужен только тогда, когда ты жить без нее не можешь, когда тебе дышать больно, если ее нет где-то рядом. Только тогда, Билли. Помни это, и ты никогда не будешь чувствовать себя так дерьмово, как я сейчас. На чай.       Джой бросила ему на бар купюры, особо не присматриваясь, что за цифры на них написаны. Это не имело значения.       Ничего не имело долбаного значения.       Джет хотела только одного в эту минуту, в эту тикающую в ушах секунду: найти Эмили. Она должна была увидеть ее, вернуть под руку, черт возьми, сгрести в охапку, чтобы никто больше на нее не смотрел. Кристально-голубые глаза затягивало туманом из серебра в полумраке, а алкоголь сушил гортань так, словно она всего лишь никчемная лужица. Она должна была вот-вот выпариться. Иссушиться.       Иссякнуть.       Джет пыталась найти Эмили слишком долго. Она пожимала руки всем, кто с ней здоровался, но тут же забывала увиденное лицо. Большинство именитых мужчин (Джет, кажется, знала многих из них) в смокингах коротали время за игровыми столами, и их компанию почти поровну разбавляли женщины в томных вечерних платьях. Залы были заполнены на треть, на половину и полностью. Лобби, игровые столы, где крупье красиво колдовали над фишками, и автоматы со странными детскими рисунками.       Джой никогда не интересовалась азартными играми. Эйприл, конечно, умом не блистала, но она всегда знала, как окружающим больше нравилось веселиться: кто-то просто пил, как Джо пару минут назад, кто-то любил надеяться, что выиграет, а кто-то пришел сюда чисто ради того, чтобы без зазрения совести глазеть на дорогих женщин. Не проституток. Нет, здесь точно не было проституток. А если и были, то где-нибудь в скрытых комнатах.       Лиловые отблески — Эмили — мелькнули в ее поле зрения спустя невообразимое количество времени. Туман в голове Джой успел осесть на дно ее глазных яблок и вынырнуть, заполонив собой всю черепную коробку. Эмили стояла, оперевшись локтями о второй бар в слот-зале. Она легкомысленно хохотала, откинув голову, оголив чертову шею, и над ней с зачарованным взглядом нависал какой-то мерзкий урод с прилизанной шевелюрой. Джой, как в замедленной съёмке, наблюдала за его руками: одна змеей обвилась вокруг талии Эмили, а вторая беззастенчиво нырнула прямо ей между ног. Эмили что-то прошептала ему на ухо. Джой не успела моргнуть, когда к первому уроду присоединился ещё один. Этого она точно не знала; он нестройно шатался и был либо обкурен, либо под чем-то. По его роже тюрьма рыдала. Он проскользил по декольте Эмили нахальными, как он сам, глазами, и остановился около бара. Он грыз зубочистку.       Джет готова была поклясться, что протрезвела в долю секунды. Щелчок в правом ухе, ещё один; вместо привычной температуры ее лицо покрылось инеем, а кровь внутри кипела, как сбрендившая. Она забыла обо всем — никаких «добрый вечер», «как дела» или «я могу украсть у вас Эмили?». Какие могли быть манеры, если эта хренова Томпсон позволяла лапать себя так, словно она свободна? Словно не было никаких «верь мне» или «я хочу быть твоей женой». Ничего.       Ничего.       — Какого, блядь, дьявола здесь происходит?! — рассвирепела Джой. Она, схватив ее за запястье, с ходу выдернула Томпсон из лап ублюдка с прилизанными волосами. Он на это лишь обескураженно моргнул, отступив. — Ты охренела, Томпсон? — зарычала она ей в лицо, а затем вперилась в мужчину гневным взглядом; они были приблизительно одного роста. — Ты не видишь ебаное кольцо у нее на пальце?       — Оу, — с сожалением вытянул губы он. — Э… Я как-то, простите, не смотрел на ее пальцы. Эмили, да ладно? Ты?..       — Да расслабься, блонди, она просто хочет потрахаться с нормальным мужиком, всем бабам периодически нужен член, — похабно улыбнулся ей тот самый сопляк с зубочисткой во рту. Ему было лет двадцать, пирсинг в его нижней губе выглядел как подростковый бунт. — Иди-ка лучше сюда. Не кипятись… — Он потянул граблю к ее бедру, и Джет влепила ему такую пощечину, что у мелкого придурка на месте пирсинга потекла кровавая струйка.       — Кэм! Это Джой Джет, — сквозь зубы процедил первый. Он встал между пылающей гневом Джой и выблядком с окровавленным подбородком. — Извините, миссис Джет, он…       — Никогда больше не смей к ней прикасаться! — горящей лавой предупредила Джой. — Клянусь, черти бы тебя драли, если я ещё раз увижу твою морду рядом с Томпсон, твои остатки будут соскребать с пола перочинным ножиком и дочищать его потом зубной щеткой, ты понял?       Она не стала дожидаться, пока Эмили пойдет за ней сама, или пока один из тех двух отморозков ответит что-нибудь. Она немедленно потащила отмалчивающуюся Эмили к выходу, и возле двери, на улице, крепко схватила ее за плечи.       — Ты что, умом тронулась? — Ее почти трясло. — Что за показательное выступление ты устраиваешь? Так сильно хочешь, чтобы тебя отъебала толпа животных? Давай, вперёд! Ну давай! — Джой резко оттолкнула ее. Чуть дальше, за пределами прозрачного козырька здания, беспрерывно валил густой лапчатый снег, но ее заливало кипятком вместо пота. — Я убираюсь к черту отсюда!       Бесстрастное лицо Томпсон вдруг приобрело скорбное выражение. Ее брови почти сомкнулись на переносице, а затем начало их приподнялось, как на сцене, чарующим домиком. Профессиональным.       — Джо, — плаксиво хныкнула Эмили и упала к ней на грудь; она вцепилась ей в талию, и Джет, как оглушенная, замерла. — Нет, не уходи. Мне будет так плохо без тебя. Не злись. Не злись. Я люблю тебя. Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя… Как ты не понимаешь.       Джой не могла сдвинуться с места; ее разбирал истерический смех, но она сдерживалась, потому что чувствовала: если засмеётся сейчас, то неизбежно чокнется, а мир вокруг станет бесплотной точкой.       По дороге обратно в «Ритц» злость сдуло, как ветром.       Эмили прижималась к ней в машине, не отлипала от нее в холле, держала за руки в коридоре; на них пялились все вокруг, но у Джой не нашлось сил даже на испепеляющий взгляд в их сторону. Прикосновения Эмили, они разрывали переплетение сложных ниток, затянутых на каждом ее ребре; она была, как воздух, на каждом участке кожи, впитывалась ей в поры и лишала крупиц покоя.       Джой довела ее до двери в триста третий и, когда Эмили открыла их электронным ключом, а затем втянула ее за собой, Джет только рвано вздохнула. Она прижалась спиной к двери. Тлеющий кол в ее позвоночнике запылал оранжевым и вспыхнул, как анимация фаер-шоу в ее зрачках.       Эмили медленно свела их тела, как пазлы: подошла, подтянувшись на носочках, и ее грудь упёрлась Джой в ребра. Бордовый шелк сочетается с чёрным?       Сочетается ли он достаточно хорошо?       Шёлк.       Джой думала о шёлке, когда подушечки больших пальцев Эмили касались ее лица. Она думала о скользящей ткани, переплетениях тонких ниток; губы Эмили медленно накрыли ее губы, а Джой потратила последние силы на то, чтобы удержать себя в здравом рассудке. Она стиснула дверную ручку позади себя.       — Нет, — в абсолютной тишине шепот Эмили звучал оглушающе. Она сдвинула запястье Джет с дверной ручки. — Нет, не нужно. Не снова. Не издевайся надо мной так, — ее шепот врезался в голову, обжигая приоткрытые губы. — Я так хочу тебя… Пожалуйста, пожалуйста, будь со мной. Будь со мной.       — Я не… — Она проглотила слово.       Ее сопротивление рухнуло этим вечером; в последнюю ночь в Каролине оно рухнуло просто и больно; рухнуло, как карточный домик, а вовсе не литое гранитное ограждение, которое Джой так старалась выстроить между ними.       Оно рассы́палось, как песок.       Эмили сделала два шага назад от Джет. В номере было тускло, но лунный свет за ее спиной очерчивал силуэт линией блестящего серебра. Она распахнула свою рубашку, а затем вышагнула из коротких лиловых шорт. Элегантный, женственный, чуть костлявый изгиб, он магнитом притягивал к себе кончики ее пальцев.       Джой, дыша через раз, прижалась к двери за собой ещё крепче. Она зачарованно смотрела; смотрела-смотрела-смотрела, зная, что уже сдалась ей: Эмили игриво очертила напряжённые розовые соски по очереди, а затем с томным вздохом опустилась перед Джой на стеклянный журнальный столик.       Градус пышущего жара внутри неё становился всё выше с каждой тикающей секундой; она почувствовала, как пульсация сковала всё ее тело — даже, кажется, нечувствительную его часть, — когда на прозрачном белье дурацкой Томпсон мелькнула знакомая Хэллоу Китти.       — Господи, — жалобно выдохнула Джет, и Эмили, словно это обращение предназначалось ей, развела ноги в стороны. Ее пальцы скользнули по нашивке на сетке; Джой почти разглядела, что на лобке у нее нет волос. — Боже, Эмили…       Эмили было восемнадцать, когда Джой сняла с нее нелепые слипы с рахитной кошкой впервые; она сняла с нее их самой первой, и Эмили забавно шептала ей в ухо: теперь ты Колумб, знаешь?       Тогда она была невинной, синеволосой, смешной и раскованной одновременно; у нее в груди пылали любопытство и холодность в одном оранжевом костерке.       Сейчас Эмили — далёкая от невинности так же, как Джой от Оскара, — ласкала себя сквозь белье, словно никого больше тут нет.       Тени гармонично венчали всё ее тело, пока Джой сжимала бедра под своим платьем. Слишком просто. Бесстыдно. Легкомысленно. Одно прикосновение — и она кончит в ту же секунду.       Малейшее движение заставляло ее чувствовать влагу там, где она хотела чувствовать Эмили.       — Конфета, — ее стон пробежался по укрытым тенью стенам, — конфета.       Джой собирала последние капли самообладания, притворялась, что собирает их; мурашки бежали вдоль позвоночника, оставляя поцелуи на горячем затылке. Джой стиснула кулаки у себя за спиной, когда Эмили развела бедра шире, и ее ребра стали слегка торчать в лунном свете; она рвано выдохнула напряжённой, как тетива, диафрагмой — Эмили медленно отодвинула белье в сторону. Оно было мокрым. Розовые складки казались наполненными, возбуждёнными, блестящими от вязкости между ними, и Джой изо всех сил закусила щеку, когда Эмили раздвинула их своими пальцами. Один, второй, третий. Джет не могла пошевелиться. Внутри всё замерло, всё, кроме сердца — оно стучало так громко, что готово было вырваться из груди прямо на пол.       Ее запястье двигалось с определенным ритмом; пальцы скрывались в розовой влаге, податливо и скользяще, до конца всех фаланг, а затем резко выскальзывали, касаясь налитого кровью клитора. Эмили смотрела на Джой из-под опущенных ресниц.       Ещё секунда — щелк, щелк, щелк, как на камере, — и ее язык прошёлся снизу вверх по солёным пальцам. На блудливом выдохе она вытолкнула из губ каплю слюны, и она длинной дорожкой потекла по ее подбородку. По ее шее.       Эмили обвела влагой напряжённый сосок. Джой тяжело сглотнула; она представила, как берет его, наконец, в рот, и тянет, тянет твердую бусину на себя, пока Эмили гладит ее затылок.       — Джо, — выстонала Эмили. Она снова вошла в себя полностью и чуть свела на столе колени; она умоляюще сдвинула брови. — Помоги мне. Помоги мне.       Эмили послушно запрокинула голову, когда Джой в абсолютном тумане нависла прямо над ее головой. Ее голова располагалсь на уровне груди Джет, и было так удобно проникать ей в рот пальцами — о, этот вульгарный, развязный рот; Джой заставляла ее смотреть на себя, пока собственные пальцы становились всё влажнее и влажнее от ее же слюны. Эмили часто дышала, как самая покорная в мире женщина, позволяя погружаться в себя почти по самое горло.       Реальность плыла.       Она выжимала Джой, как половую тряпку; Джой, не выдержав, выпустила протяжный стон, когда впервые за всё это чёртово время, больше трёх долгих лет, коснулась Эмили между бедер. Мягкая, нежная, как велюр, она прижалась к руке Джой ближе. С жалобным хныком обхватила ее запястье.       — Джо, — просила она, — сильнее. Сильнее, сильнее…       Клитор истерично дернулся, отозвавшись на совершенно развратное, непозволительное, такое тягучее; в белье Джой пульсировали глухие удары.       Она не думала ни о чём. Ничего в этот момент было неважно, ничего, кроме сжимающейся Эмили на ее пальцах, кроме танцующей венки на ее шее. Джой уронила ее спиной на стол, стиснув шею левой ладонью; она двигалась внутри скользких стенок порывисто и нагло, зная, что именно так ей и нравилось. Именно так: у нее закатывались глаза, а из горла вырывались сиплые выдохи. Смазка стекала даже по ягодицам.       Джой казалось, что она умерла, потому что в ее жизни не могло быть так хорошо, как сейчас. Не могло быть так пусто; в ее жизни обычно не было миражей.       Только Эмили.       Она остановилась раньше, чем Эмили под ней начала сокращаться. Это случилось резко, нарочито неожиданно. Томпсон, такая дьявольски сексуальная в своем полуфинале, опьяненная хочу и именем Джо, приподнялась на локтях. Джой опустилась перед столиком на колени и, размазав собравшуюся смазку по губам Эмили, вцепилась в нее поцелуем. Кисло-соленая. Кислая смазка и соленая кожа; Джой простонала прямо ей в рот — она хотела почувствовать ее вкус по-другому.       Утонуть в ней.       Если она даст себе эту ночь, позволит себе одну ночь — может быть, всё пройдёт?       К черту это.       Джой не помнила, что сказала. Вероятно, она не говорила совсем ничего — им это было не нужно, потому что Эмили всё понимала и так. Мгновение, как ещё одна пленка; в ушах жужжало, как будто где-то поблизости люминисцентная лампа.       Джет рухнула спиной на постель, и совсем скоро такой желанный запах женского возбуждения ветром ворвался ей в голову. Она обхватила бедра Эмили, импульсивно согнув собственные колени. Джой успела вспомнить ее узловатый, страшный шрам на внутренней стороне бедра, когда она, наконец, медленно опустилась на ее рот. Почему женщин, чей вкус заставляет кончать быстрее прикосновений, хочется назвать сладкими?       Эмили с силой обхватила волосы Джет, ерзая на ее языке настойчивыми рывками. Громкие стоны стыдили окружающие их стены, и Джой почти ощущала, как они покраснели; все ее эмоции, каждый сосуд, каждая клеточка внутри выплескивались вместе с натянутыми между ней и Эмили проводами. Они искрили на двести двадцать где-то глубже, чем просто в теле.       Мокрые складки ее половых губ липли к ее подбородку, делали его солёным, как Эмили. Джой держала кончик языка вытянутым и напряженным, пока Эмили с тяжёлым выдохом не замедлилась. Тогда она мягко обхватила ее клитор губами, всасывая в себя податливую точку с сильным нажимом. В темноте закрытых век плясала цветная радужка.       Яркие, как Эмили, всплески.       Кляксы.       — О боже, — сдавленно простонала Эмили и вскрикнула, дернувшись на ее языке с плаксивым выдохом. — Джо, Джо, Джо…       Фейерверк между ног Джет взорвался второй раз вместе с Эмили. Стены увеличивались и уменьшались. Она так сильно хотела, она хотела, хотела этого больше всего на свете; касаться ее языком, пальцами, сталкиваться с ней грудью и ловить дрожь в этих исключительно женственных бедрах — очаровательный холмик живота, длинная линия в середине, литые формы, — и растекаться в одной с ней постели, как чертово конфетти.       Есть в мире вещи, которым невозможно противиться, думала Джой, пока Эмили тянула вниз лямки ее черного платья. Она целовала ее с жаром, задыхаясь от неистового желания.       Их языки сплетались, не соблюдая ритма.       Есть женщины, которым нельзя не сдаться, мысленно кивала сама себе Джой, в какой-то безумной нирване откидывая назад голову. Нет, нет. Одна женщина. В этом всё дело. Эмили скользила губами по ее шее, и Джой вся покрывалась мурашками в сотый, тысячный раз за вечер. Ее волосы струились меж пальцев, совсем как жаккард.       Ж-а-к-к-а-р-д.       — Я люблю тебя, — шепотом вибрировала Эмили ей в живот. — Хочу всегда… любить тебя.       Она опустилась ниже, окончательно лишив Джет одежды. Джой подумала, что это неправильно, последний раз в эту ночь — а потом Эмили провела языком вдоль полосы волос на ее лобке, и ее пальцы с лёгкостью заполнили ее изнутри. Они заполнили ее, как эмоции, как желание, как животный инстинкт; Джет не испытывала такого слишком давно, чтобы сдерживаться.       Эмили, Э-ми-ли — пять букв, пламень внизу живота, ток на кончиках пальцев. Эмили.       — Эмили, — выдыхала Джой. — Э-ми-ли…       Ещё секунда. Она позволила себе раствориться в этом вязком, горячем море; оно окутывало ее нежно, как язык Эмили, повсюду — кажется, чертово море слилось с ее кожей, со стуком в груди, с удовольствием, растекающимся смазкой по ее бедрам. Она прижимала голову Эмили ближе, выгибаясь навстречу; была громче, чем обычно бывала.       Луна полосами падала ей на грудь, и Джой казалось, что это никогда не закончится. Она хотела, чтобы Эмили в ней никогда не заканчивалась.       И наплевать ей, как правильно. Наплевать.