Провода

Я же знаю тебя до корней волос.

Я же знаю,

до стонов, до всхлипов твоих,

и до старой кровати — для нас двоих.

Улыбаешься — черт бы тебя побрал,

ты же знаешь — я всё за тебя отдам.

Мне бы пеплом по ветру, в твои небеса,

разлететься — и вывернуть всё назад.

Мне бы выжечь из памяти весь этот бред.

Только разве я выживу,

там,

где нас

нет?

      Южное солнце плавило горизонт. Золото мешалось с аквамарином, как слившиеся в палитре краски, и Джой не могла оторвать от заката взгляд. Тихий океан под ее яхтой статично покачивался. Она изо всех сил старалась поймать витавший вокруг покой; даже представляла, как запах соли и свежести, бризом оседающий на лице, превращается в маленькую жемчужинку… Джой зажала бы эту жемчужину между указательным и большим, а затем сосредоточилась бы на желании впитать в себя фрагмент штилевой линии.       Но вместо штиля у нее в груди грохотал шторм. Джой вертела в руке бокал убийственно сладкого «Каберне» и думала о том, что не должна чувствовать себя так паршиво.       Они с Рейной впервые за минувшие месяцев шесть выбрались на свидание. Джой решила, что это будет неплохим способом расслабиться самой и помочь успокоиться Рейне: ее жена все никак не могла унять обиду из-за той ночи, которую Джой провела у Роуз. Попытки Рейны завести разговор об «смс-ке на отъебись» страшно выводили Джой из себя. Там было нечего обсуждать — Джой не сделала ничего кошмарного или из ряда вон; она провела вечер с сестрой, а не с проституткой на шоссе, предупредила (неважно как, главное — суть) о том, что ее не будет дома, и что еще Рейне надо было?       Очередную попытку Рей обсудить ее «странное поведение» Джой оборвала предложением не надумывать лишнего и поцелуем в лоб, предварительно подавив вспыхнувшее в груди раздражение. Идея поплавать на яхте пришла к ней внезапно, зажглась точно спасительный огонек; желаемого покоя Джой не нашла, но зато Рейна, кажется, угомонилась.       Джой чуть повернула голову в ее сторону. Рей сидела напротив нее, и легкий океанический ветер, насыщенный вечерней меланхолией, шевелил ее волосы. Она о чем-то ей рассказывала — Джой была не в силах вслушиваться, что именно она говорила (какую-нибудь стопроцентную ерунду о своем ресторане, или о личной жизни Грэга, и вроде бы Джой слышала имя Аврил). Блестящие, слишком пухлые губы Рей активно жестикулировали, пока тонкая лямка платья медленно ползла вниз. Белоснежное и шелковое, оно облегало налитую грудь так, что не оставляло места фантазиям. Фантазиям. Будто бы у Джой они были.       Джой кивнула и улыбнулась, когда Рейна задала ей какой-то вопрос; он забылся одной секундой, но улыбка осталась прикрывать настроение Джой непроницаемой маской. Я так рада, что мы с тобой проведем время вместе, Рейни.       От этой лжи Джет мутило так же, как от вида обручального кольца на руке Эмили. А от того факта, что это всё действительно ложь, хотелось рассыпаться, как бесполезное конфетти.       Но вместо этого Джой просто пила.       К концу ужина в ее голове уже стояла мутная пелена. Пышные облака с проблесками слепяще-желтого плыли неспешно, как будто их кто-то ведет за ниточки. На верхней палубе скоро зажжется свет, и тогда Рейна увидит, что у Джой слезятся глаза. Бесполезная дурочка, которая после сорока девяти лет в гребаном мире не научилась как следует притворяться. Ну, чего это стоило? Это же не должно быть так тяжело; это нечестно.       Улыбка погасла сама собой, когда свет наверху все же включился. Высокие торшерные лампы осветили белые диваны вдоль бортов и тонкие линии дерева под ногами. Сумерки завесой легли на судно, вспарывающее синюю гладь. Джой оглянулась; их яхта ходила совсем недалеко от марины. Вывески ресторанов и клубов на берегу переливались неоном и плясали в зрачках переплетением ярких пятен. Блуждающий взгляд Джет зацепился за один выделяющийся огонек.       — …Джо? — голос жены врезался в уши собственным именем. Джой иррационально надеялась, что сможет его проигнорировать, но Рейна позвала ее снова. Смуглые пальцы Рей коснулись ее плеча, и Джет еле сдержала раздосадованный вой. — Джой, всё нормально? Ты снова витаешь где-то.       — Нет, всё нормально, просто задумалась, — секундно улыбнулась ей Джет. Она как можно мягче убрала запястье Рей со своей рубашки, но Рей все равно нахмурилась. Если она сейчас снова начнет свою шарманку о «странном поведении», Джой выпрыгнет в Тихий к чертовой матери. — Расскажи еще что-нибудь. Давай, я слушаю, — ободрительно махнула рукой она и долила «Каберне» в свой бокал.       Если бы Рейна пила тоже, она бы не смотрела на нее так, словно Джой ее разочаровала. Но, разумеется, Рейна не могла вливать в себя алкоголь, а значит, была абсолютно в своем уме. В отличие от Джет. Хотя, о чем это она? Джет и без алкоголя была потерянной. Она крепко сцепила зубы, когда Рей плавно поднялась со своего места, а затем, обойдя круглый стол, намеком взяла Джой за руку.       Джой казалось, что ее пригвоздили к стулу.       — Пойдем в каюту, — предложила Рей. Джой еще раз скользнула глазами по знакомым изгибам тела. Тонкий шелк, как вторая кожа, облегал гитарный силуэт, и ткань выглядела на ней как расплавленный жемчуг. Рей была очень красивой. Очень, но от мысли о том, зачем Рейна просит ее пойти в каюту, Джой дурнело.       Может, всё это просто ей кажется? Может, это какая-то морская болезнь, или в ней чересчур много вина?       Джет выдавила улыбку, пляшущую на разделительной полосе — где-то между тоской и отчаянием, — и принужденно кивнула:       — Пойдем.       В каюте так же, как на третьем, отреагировал на движения тусклый свет. В просторной спальне было пусто, как в гостиничном номере, пахло хвоей — из распыляющего арома-масла диффузора; из двух широких иллюминаторов проникал неон подмигивающих им вывесок. Джой соединила их с Рейной ладони, желая почувствовать хотя бы каплю тепла — так, как было у них всегда… но ничего не происходило. Джой будто сжимала в руках неодушевленный предмет. Она попыталась еще.       Реальность впечаталась в Джой мутнеющей головной болью. Она мягко прижала Рей к стене и склонилась к ее губам, сладким от вишневого блеска. От ее жены сегодня вился тот самый ностальгический шлейф парфюма — жимолость и жвачка, — и Джой зацепилась за этот факт, как за трос. Представить, что они только встретились… Представить, что… Она поцеловала Рей глубже, вдавившись пальцами в ее талию.       И когда Рейна прильнула к Джой, лишив их расстояния полностью, Джет прошибло испариной, прошило, как тонкой тягучей леской. Их губы сталкивались автоматически, пока Рей не скользнула ртом ниже. Влажный язык на выдохе заставил Джой резко выдохнуть.       — Что? — тут же спросила Рейна, отстранившись. Она обеспокоенно заглянула Джет в лицо снизу вверх; в желто-карих глазах должны были вот-вот выплыть маленькие чаинки. — Джо?..       Джой перестала дышать. Она смотрела на Рейну с пронизывающей ее безысходностью. Сердце билось так медленно, что будто бы нехотя, и… Нет, невозможно. Это всё — всё, что она делала, — было сплошным болотом, смешанным с гадкой ложью, и Джой не находила сил с этим бороться. Даже потакать — нет. Она не могла представить на месте Рей Эмили, потому что между Рей и Эмили не было ничего общего.       Ничего.       Джой опустила руки с сокрушенным вздохом. К черту.       — Я не хочу, — честно призналась она. Джет, опустив взгляд, молча села на ближайший стул. Фантомная тяжесть в мышцах завибрировала набатом, и она, оперевшись о спинку стула локтем, впечатала ладонь в лоб. На периферии зрения Рейна оставалась стоять, как будто Джой ее приклеила к этой идиотской стене.       Она снова должна извиняться? О господи.        — Прости, Рейни.       — Джой, — сглотнув, выдавила Рей. Джой посмотрела на нее с осторожностью, и в этот момент Рейна как раз поправляла платье, — что с тобой происходит? Или… — нахмурилась она. — Может, со мной? Что не так? — Было видно, как сложно ей давались предположения, и Джет от этого подрагивающего, робкого тона становилось ещё хуже; хотелось вытащить все буквы у нее из гортани, а затем смять и выбросить. — Тебя что-то… отталкивает?       Ты не Эмили, мгновенно выплыло у Джой в голове.       — Всё нормально, — ровно ответила она, хрустнув пальцами. Джет сосредоточилась на часах со стороны идеально заправленной постели, потому что так было проще: не смотреть на чересчур ранимую Рейну. Когда она успела такой стать? — Дело не в том, что что-то не так. Мне просто… не хочется. Нет желания. Не знаю.       — Нет желания? — тихо переспросила Рей. Она звякнула браслетом, когда скрещивала ноги в изящных верёвочных босоножках. Рейна опять вжалась в стену. Джой утомленно вздохнула, уперевшись лбом о высокую спинку стула. — И ни разу за месяц не возникало?       — Не возникало, — напряжённо процедила она. — Я же сказала. Что непонятно? — с невольной претензией фыркнула Джет. Она рывком поднялась — сидеть на месте, как предмет интерьера, комфортно не было. Рейна расстерянно моргнула. — Тебе будет легче, если я заставлю себя? Я просто не хочу, вот и всё… Сейчас не хочу. Оставь меня в покое, — сердито скрипнула Джой и, безвольно поддавшись порыву вспыльчивости, вышла из каюты, захлопнув за собой дверь.       По дороге на верхнюю палубу Джой пыталась нащупать сигареты в карманах брюк, но успехом это, как, впрочем, и всё остальное, не увенчалось. Джет снова злилась, и ей жизненно-необходимо требовалось покурить. Господи, ну вот неужели нельзя было не заострять? Не получилось и не получилось, что с того? Всё исправится со временем. Можно подумать, у них с Рейной конфетно-букетный, а не они женаты больше пятнадцати лет. У них за спиной двое детей, развод, ссоры и бытовая чушь.       Джой злостно зарычала, когда не нашла «Джи Сэм» ни за столом, ни под ним. В лёгких зудело так, что она бы их с удовольствием выцарапала. Она спустилась на первый этаж, решив, что у кого-то из экипажа точно найдутся какие-нибудь сигареты. Любые. Можно даже табак.       Спускаться по ступеням Джой было сложнее, чем подниматься: левую часть тела било изнутри гадкой волной вибраций, словно там землетрясение, когда ее ступня опускалась вниз. Джет, вообще-то, давно привыкла, но когда ее гложело раздражение, оплетающее всю её, как ветки ядовитого дерева, оно касалось всего — и ее переполовиненного аварией тела, и ступеней на яхте, и даже собственных сигарет. Вот куда они, мать их, делись?       На этаже для экипажа, ближе к носу, Джой неожиданно столкнулась с Рейной. Она разве не должна быть в каюте? Видимо, спустилась, пока Джет искала «Джи Сэм» на третьем. Рей окинула ее коротким взглядом и, опустив голову, прошла мимо. Как замечательно. Они, кажется, опять не разговаривают.       Ну и плевать.       Джой зашла за угол и, обнаружив Филиппа за штурвалом, тут же его окликнула. Кэп обернулся к ней с радушной, как всегда, улыбкой, и поправил сначала фуражку, а затем и длинные седые усы. Фил был бывший моряк, десятилетиями водивший большие торговые судна. Ближе к шестидесяти он решил переключиться на частные океанические рейсы по Тихому, объявив, что это кажется ему более умиротворённой работой. Джой знала его уже десять лет, хоть и нечасто последнее время выводила яхту из гавани.       Она оперлась спиной о борт и спросила, нет ли у него сигарет.       — Есть «Сан Лотано», бэсти, — ответил Фил. — Сейчас принесу.       Джой кивнула. Хоть что-то хорошее.       Она задумчиво наблюдала за штурвалом — он стоял здесь чисто символически, для Фила больше; система давно вела яхту автоматически по запланированному маршруту. Кэпу оставалось контролировать мотор, повороты и нажимать на сенсоре нужные кнопочки. Фил обзывал роботизированные системы бездушной гадостью, и всё равно, вне зависимости от очевидной неприязни, провел на воде всю жизнь. Джой хорошо его понимала. Плюсы иногда перевешивали минусы, и ничего с этим уже не сделать; даже если минусы болят, как язвенные нарывы.       — Держи. — Фил протянул ей пачку сигар с красной линией на конце, а затем, дождавшись, когда Джой вытащит одну, по-джентльменски помог ее подкурить. — Нормально?       — Ага, — сделав глубокую затяжку, ответила Джет. Она медленно, с наслаждением выпустила изо рта густой серый дым. Запах крепкого табака смешался с прохладным бризом, и Джой почти успокоилась. — Спасибо, Фил.       — Пожалуйста, — пожал узкими плечами Филипп и, сосредоточенный, вернулся за штурвал. — Рейна вроде не в настроении, — как бы между прочим заметил он. — Ваша малышка в порядке, не заболела? Почему вы возвращаетесь?       — Возвращаемся? — нахмурившись, уточнила Джой. Она обернулась. Только сейчас, после слов Фила, она заметила, что берег Марины-дель-Рей стал ещё ближе. Ближайшие неоновые вывески скоро можно будет прочитать; сегодня гавань была по-настоящему тихой. — Это Рейна сказала?       — Да, — подтвердил он. — Мы недалеко отошли, но я уже собирался ускориться.       Джой невесело усмехнулась. Возвращаются, значит. Ладно, пускай будет так. Значит, в глазах Рей им вдвоем больше нечем заняться, кроме как мять постель… Хотя, действительно, что они должны были тут ещё делать? Они с Рейной обычно разделяли обязанности, говорили о детях и чем им занять их на выходные. Всё было у них стандартно, как идеально сложенные кирпичики, никаких отклонений. Один кирпичик, другой кирпичик.       По будням Джой занималась работой, она могла задержаться в офисе либо нет. Каждое утро Рейна готовила завтрак на всю семью — за завтраком тишину разбавляла Вайолет или Рене, если у нее находился нужный настрой; она рассказывала о школе, о Лети и умничала в темах, для которых считала себя уже взрослой. По выходным они с Рейной тоже старались чем-то занять обеих дочерей. Иногда они бывали в гостях у Роуз и Али, или Роуз и Али с остальными собирались у них на семейные посиделки.       Рейна посещала с Джой некоторые обязательные приёмы. Рейна полностью занималась Вайолет: всем тем, что требовалось двухлетнему ребенку — кормила, гуляла, иногда водила в детский сад, не оставляя там ни на минуту (адаптация у их дочери проходила дьявольски трудно), пока Вайолет не теряла интерес к игре с другими детьми и занятиям с педагогами; возила ее в бассейн, укладывала спать. Она контролировала горничных, садовников и разовых рабочих. Раз в неделю у Джо с Рейной обязательно был секс — чаще в субботу или в воскресенье. Расписания у них, конечно, не имелось, но это было уже настолько привычно, что никем из них не оспаривалось.       Джой понятия не имела, чем там Рейна занималась, когда у нее появлялось свободное время. Вроде бы она ездила в «Саншайн», иногда встречалась со своими знакомыми. Это было бы логично, верно? Свое свободное время, например, Джой обычно забивала работой, семьёй или пыталась быть в курсе жизни своей старшей, стремительно взрослеющей дочери. Свободное время для Джет было крайне нестабильным понятием, чтобы охарактеризовать свои занятия более точно.       Но это было неважно. Куда важнее здесь то, что теперь, когда их уклад жизни пошатнулся, кирпичики стали лежать не ровно, а криво; а когда кирпичи стоят криво, дом сначала пускает трещины, а потом и вовсе разваливается. Джой не нравилась эта мысль. Она идиотская. И ещё больше Джет не нравилось то, что она не знала, как всё исправить, и надеялась, как инфантильная овечка, что всё придет в норму само собой.       — Значит, мы возвращаемся, — вдавив окурок в железную пепельницу, заключила Джой. — Просто возвращаемся, Фил, и всё. Ничего у нас не случилось.       — Как скажешь, бэсти, — беспечно улыбнулся он.       Джой подумала, что Фил тоже, как и Рей, нисколько ей не поверил.

***

      В случае, если Рейне нужно было отлучиться от Вайолет, их девочка отлично находила общий язык со своими тетями. Преимущественно, конечно, с Роуз. Эр позволяла ей одержимо тренькать на синтезаторе, разбрасывать по кухне цветное тесто, прыгать на кровати и рисовать на стене, на которую нацепила огромный ватман. Джой приходила в праведный ужас, когда, приехав за дочерью, обнаруживала ее лохматой как Маугли, с фломастерами на лице и чаще всего в одном сползшем носке — тогда Роуз успокаивающе выставляла вперёд ладонь и уносила хохочущую Вайолет в ванную, чтобы привести ребенка в божеский вид. Джой скрепя сердце убеждала себя, что всё отлично, раз Вайолет счастлива; она даже засыпала с Эр без молока и, соответственно, без истерики, потому что выматывалась до крайней степени.       Что-то похожее Джой ожидало и в этот раз. Она начинала настраивать себя на расхлябанный внешний вид дочери минут за десять до того, как глушила мотор у Эр в гараже. Рейна молчала почти всю дорогу от Марины-дель-Рей до Пасадены; только несколько раз спросила что-то дежурное, вроде вопроса о том, где у Джой в машине лежит вода. Джой отвечала так же немногословно. Оно и к лучшему — то, что Рей не говорила ничего лишнего. Иногда слова были не к месту, и намного спокойнее и безопаснее не разводить при Джой антимонию, раз уж им нечего существенно обсудить.       Часы показывали половину десятого, когда они с Рей, стоя у Эр под дверью, ждали, пока им откроют. На улице, в районе, который от океана дальше, чем Заводь, было холодно для шелковых платьев, и поэтому перед выездом Рейна переоделась в обыкновенный черный костюм. Ареол магического очарования, кусающий Джет виной за то, что она не хочет такую женщину, испарился вместе с этим ее чудесным платьем. Она сняла серьги, завязала волосы в хвост, смыла косметику — и стала привычной Рейной, которая должна заниматься Вайолет и их домом, а не трахаться с Джой на яхте. Даже ее чересчур пухлые губы, как у каждой второй латинки, перестали выглядеть вызывающе. Так однозначно жилось полегче.       Но камень, последние месяцы основательно засевший в ее груди, отсутствовал недолго. Облегчение вообще, как оказалось, самая нестабильная вещь на свете; ты никогда, никогда не знаешь, когда оно покинет тебя, и ты снова окажешься под руинами.       Джой стиснула кулаки в карманах своего пиджака, когда дверь им неожиданно открыл Лиам. Что он здесь делал? Ничего странного, но, господи, почему именно сейчас?..       Джой широко улыбнулась, и улыбка эта, в ответ на улыбку племянника, показалась чертовски неловкой.       — Лиам, — нестройно выдавила она.       — Джо, Рей, — приветственно воскликнул он и по очереди их обнял; его толстовка с наркотическим принтом источала тошнотворно сладкий парфюм, — привет, проходите! Как дела? Вай с мамой как раз рисуют пальчиковыми красками. Она, кстати, говорила, что вы завтра Вай заберёте, всё ок’ей?       — Всё прекрасно, — сдержанно ответила Джой. — А ты здесь?..       — Да мы с девочками просто недалеко были, я подумал, будет классно увидеться, — совершенно счастливо вещал Лиам, пока они миновали длинную светлую прихожую, сплошь и рядом заставленную большими вазонами. — Мы привезли торт и пирожные, для вас ещё есть. Мам, это Джо с Рейной!       — В смысле? — громко отозвалась Роуз. Они остановились в гостиной, но их с Вайолет видно не было; значит, они в столовой. — Вы что, за Вай приехали? Хэй, мы вообще-то очень заняты!       — Ма-а-ам! — тут же закричала Вайолет.       Малышка выбежала в гостиную с широко распахнутыми глазами и улыбкой во все те маленькие зубки, что у нее выросли. На удивление, волосы Вай оказались аккуратно причесаны, а сама она уже была переодета в пижаму. Где же привычный смерч? Вайолет с разбега прыгнула Рейне на руки. Рей поцеловала дочь в щеку и погладила, обнимая, по светлым кудряшкам.       Ощутимый укол ревности впечатался Джой в солнечное сплетение, когда на вопрос Рей, не хочет ли Вайолет обнять маму Джо, малышка всунулась носом Рейне в грудь и ответила, что не хочет. Попытка Джой погладить дочь по голове закончилась тем, что Вайолет просто оттолкнула ее.       Что ж, вечер продолжал дарить Джой хорошее настроение.       Из столовой показалась Роуз. Она улыбалась ярче, чем полярная звезда. В больших голубых глазах сияло небо — не меньше; темная пикси на волосах была уложена лаком, забитые татуировками руки эффектно оголяла простая белая майка, и даже ее пижамные штаны смотрелись хорошо с учётом того, что сейчас половина десятого. Джой разгадывала этот ребус всю свою жизнь, но так до сих пор и не поняла, как Эр удавалось генерировать столько лучезарной энергии каждый день. Она была персональным солнцем семьи Джет-Норгаард, и это никто бы не стал оспаривать.       Рядом с сестрой Джой обычно чувствовала себя укутанной в любовь птичкой. Но сегодня, пожалуй, она скорее истлевшая к черту свеча. Она подошла к Эр, весело щебечущей о Вайолет, и смерила ее красноречивым взглядом.       — Всё не очень хорошо, да? — шепотом спросила Роуз, склонившись к Джой максимально близко. Она коснулась ее локтя, и даже от этого маленького прикосновения Джет ощутила обеспокоенное тепло.              — Нальешь мне виски? — мрачно спросила Джой.       Роуз понимающе кивнула. Она повела ее в столовую. Длинный обеденный стол из черного дерева был завален фломастерами и мелками. На паркете под ним веером валялись альбомные листы, исписанные цветными каракулями. Уютный жёлтый свет освещал просторное помещение, вторя тлеющему камину, и Джой сразу захотелось присесть где-нибудь недалеко от оранжевых угольков за закалённым стеклом.       Эр вытащила один рокс, как для истинной алкоголички, а потом протянула ей начатую бутылку «Гленфиддича». Начатую — это хорошо, потому что не придется мучиться и открывать. Джой решила не мелочиться и глотнула прямо из горла.       Роуз уже было открыла рот, чтобы что-то сказать, но Джой молча остановила ее, выставив ладонь вперёд.       — Молчи. Всё дерьмово, но мы не будем это обсуждать.       — Лиам с Эмили привезли торт и пирожные из «Бейкер Фирст», — невозмутимо сказала Роуз, приобняв Джо за плечо. — Может, я сварю тебе горячего шоколада и ты догонишься сладеньким вместо алкоголя, м?       Они медленно вышли в гостиную. Эр все так же обнадеживающе ее обнимала, а Джой все так же сжимала в руке «Гленфиддич», всерьез размышляя над предложением сестры. Звучало, конечно, отлично. Рейна с Вай пойдут спать, а они с Роуз смогут немного по…       Поговорить.       Джой застыла через два шага от угла, где заканчивалась столовая и начинался зал. Сердце сжалось до размеров смятой молекулы. На большом зелёном диване лежала Эмили, а у нее на животе, заходясь смехом, сидела Эллен. Эмили щекотала ее; судя по низкому, грубому голосу, пародировала какого-то мультяшного героя. Элли пищала, как мышка. А потом снова громко смеялась. В следующий момент к ним присоединился и Лиам. Он перепрыгнул через диван и присел на полу, уперевшись локтями в подушку… совсем рядом с лицом Эмили.       Когда он ее поцеловал, Элли, хохоча, постановила, что для того, чтобы расколдовать принцессу, нужно поцеловать ее десять раз. Губы Лиама начали ритмично касаться губ Эмили. Один поцелуй, второй… Эмили улыбалась, так что иногда Лиам стукался о ее зубы. Джой выдержала четыре.       Она сбросила руку сестры со своего плеча и отвернулась от охренительной диванной идиллии. Замечательно. Как хорошо. Эмили и семейное счастье. Класс! Джой, вместе с болью, сковал просто нечеловеческий порыв что-нибудь сломать, и одному богу известно, каких усилий ей стоило этот порыв сдержать.       Джет плюхнулась за небольшой круглый стол подальше от дивана и залила в себя семь глотков виски. Он обжёг лёгкие и пищевод; жжение волной окатило ее изнутри. Как вообще такой мерзопакостный день, как этот, мог существовать для нее? Внезапно Джой захотелось, чтобы пол под ней (прямо как ее жизнь) пошел трещинами, а она сама провалилась под землю.       Тогда никаких тортов, пирожных и горячего шоколада. Никакого секса с женой. Никакого «мама плохая» от дочери.       Никакого Лиама, беззастенчиво целующего её Эмили. Ему, боже, даже не требовалось просить разрешения. Не требовалось решаться, не требовалось вообще ни черта, чтобы взять и поцеловать её. Окольцевать ее.       Прикасаться к ней.       Джой посмотрела на ладонь племянника, расслабленно лежащую у Эмили на груди. Эмили нравилось это. Ей нравилось жить так, как она живёт. Она счастлива? Счастлива без Джой, надо же. Конечно, у нее же есть муж, зачем ей Джой. Как она и думала, это просто гребаное ссанье в уши и праздный интерес — поведется Джет на ее манипуляции или нет, переспит с ней или нет, разведется, бросит всё ради нее, или нет. Черта с два она это сделает! Неважно, что у них с Рейной, но Рейна с Джой не играла в дебильные игры, не трахалась с другими людьми и не смеялась, пока ее целует черт-знает-кто.       Я люблю тебя, Джой. Я так люблю тебя, конфета. Я знаю, что это.       Да пошла она.       — Сисю Вай хочет! — донеслось до Джет с другой стороны гостиной.       Она медленно прикрыла глаза.       Наверное, ей повезло, что Роуз пошла провожать Рейну с Вайолет в спальню. Разумеется, они сегодня домой уже не поедут; тем более, Джой скоро будет пьяна, как чёрт, и садиться за руль в таком состоянии с дочкой рядом она не станет, а Рейну за руль не пустит. Джой сжала в пальцах бутылку так сильно, что стекло лопнуло бы, будь это тот самый рокс, который Роуз изначально ей предлагала. Кому нужен рокс, если можно пить из горла, правильно? Никому, нахрен, не нужен.       Она пыталась считать от десяти до нуля, но сосредоточиться на цифрах не получилось. На цифре восемь она начала невольно вслушиваться в разговор сладкой парочки; и нет, это не специально, просто они чересчур громко открывали рты.       — Эллен, не прыгай, — как-то уже не так бодро сказала Эмили. — Это у папы твоего батут, у меня нет.       — Не прыгай, зай. — Лиам снял Элли с ее живота. — Эмили тошнит. Помнишь, что я тебе говорил?       Джой закашлялась. Эмили тошнит. Эмили тошнит.       А что он ей говорил, мать его? Какого долбаного черта Эмили тошнит? У Джой по позвоночнику прокатился табун ледяных глыб. Эмили лежала на диване, а не сидела. И ее тошнит. При крошечном допущении о причине тошноты Джой саму саму замутило так, что она не нашла ничего лучше, чем залить в себя ещё виски.       Дышать стало так тяжело, что она выпрямилась, уложив ладонь на солнечное сплетение. Ее глаза нервно бегали из стороны в сторону. Нет. Нет, этого не может быть. Это всё бред. Этого не может, не может быть.       — Джо, так как насчет… — внезапный голос сестры над ухом заставил Джой вскочить с места, как натянутая пружина.       Ей хотелось закрыть уши руками и испариться из этого адового места.       Из этого адового дня.       — Замолчи! — рявкнула Джой, совершенно потеряв над собой контроль. Роуз удивлённо отшатнулась. — Просто молчи! Блядь, ничего не говори, Роуз, я же попросила! Вообще ничего не говори! Ничего!       Джой вылетела из дома сестры, словно ее ошпарили кипятком. Слезы текли по лицу, как уже что-то перманентно привычное, но сегодня от них всё болело; всё — грудь, лицо, живот, руки и ноги; тело каменело, словно в него степенно заливали бетон. Джет села прямо на ступени. Она плакала и пила. Ком в горле давил на него изнутри, и ее душило, и она не могла дышать.       Если то, что Джой послышалось, если то, что она надумала — правда, то ее жизнь только что раскололась на сотни мелких деталей. Ей было так больно, что не хотелось жить.

***

      Она сидела на крыльце долго.       Окунувшись лбом в собственные колени, Джет качалась из стороны в сторону. Алкогольный туман заполонил ее уши, голову и глаза, и прошло не менее получаса, пока это состояние не начало потихоньку выпариваться. Ночь налипла на кожу холодным облаком или тонким инеем — в голове кружилось, и по коже бежали то ли мягкие, то ли колющие мурашки. Льдинки. Февраль на юге другой, не такой, каким мог бы быть в том же Шарлотте в Северной Каролине; но все равно Джет замёрзла.       В конце концов усталость выиграла этот бой. В потяжелевших от виски мозгах больше не вертелось ни одной прежней мысли. Они были такими больными и кончеными, что Джой приняла вакуум вместо них с измученной благодарностью. Роуз поймет её. Рейна рано или поздно угомонится. Вайолет вырастет. Эмили… Джой нахмурилась, напряжённо гадая, что же случится с Эмили. Да, наверное, нихрена. Эмили — просто Эмили. Если она беременна, то плевать. Джой не скажет ей больше ни единого слова. Ни словечка. Ничего вообще ей не скажет.       Она, слегка пошатываясь, вернулась в дом. На диване в гостиной Эмили больше не валялась. Вместо дурацкой Томпсон Джой обнаружила там смеющуюся компанию Эр, Али и Лиама, держащего на руках сонную Эллен. В зале приглушённо горели бра и полыхал оранжевым электронный камин. На квадратном журнальном столике стояло несколько кружек и те самые сладости, которыми Эр предлагала Джой заменить алкоголь. Джой автоматически посчитала количество кружек. Пять. Значит, Томпсон никуда не свалила.       Роуз, заметив Джой, окликнула ее как ни в чем ни бывало и предложила присоединиться к их чаепитию. Джет благодарно ей улыбнулась. Что за волшебная женщина? Вот кто профессионально умел не заострять внимание на неважном. Джой кивнула ей и пообещала присоединиться, но сначала ей кое-куда нужно было сходить; умыться, в конце концов. Наверняка у нее к чертовой матери растеклась вся тушь — зрелище то еще, и за столом в таком виде делать было нечего. Она должна была нормально выглядеть. Должна была взять себя в руки.       Джой некрасиво ругнулась, когда карман ее пиджака зацепился за ручку двери. Пастельные тона интерьера слегка двоились, и она старалась ступать по полу аккуратно. Джой искреннее надеялась, что у нее получится успокоиться хотя бы сейчас.       Но в гостевой ванной комнате обнаружилась Эмили. Дверь она не заперла, так что Джой застыла у косяка с распахнутыми дверями. Единственная нога, сохранившая чувствительность — правая — стала ватной в одно мгновение, потому что она снова подумала о том, о чем не должна была беспокоиться. Это не ее дело. Не ее чертово дело. Ее это не касается.       Эмили вымученно усмехнулась Джой в отражение зеркала, так, будто бы могла читать ее мысли. Она точно прочитала их, и теперь просто над ней издевалась. Эмили ведь это так нравилось: выкручивать Джой позвоночник своими выходками.       Томпсон опиралась ладонями о раковину. Лицо у нее было мокрым то ли от воды, то ли от пота; короткое каре растрепалось, а косметика поплыла. Ее клетчатая рубашка выглядела пожеванной.       — Страшно, конфета? — болезненно хмыкнула Эмили. Она на секунду скривилась, как от сильного спазма, и плеснула водой в лицо.       Джой склонила голову. Запястья Эмили так дрожали, что это можно было заметить даже сзади. Она была бледной, как смерть.       — Ты беременна? — прямо спросила Джой. Это слово, как оказалось, горчит во рту, если применять его к Эмили. Джет уничижительно прищурилась, когда Томпсон засмеялась, сжав пальцами переносицу. — Отвечай, Эмилия. Не играй со мной в эти идиотские игры, потому что, если честно, мне после них дико хочется тебя пристрелить.       Эмили продолжала смеяться, пока съезжала по серой плитке вниз. Она села прямо на пол, скрестив ноги, запрокинула назад голову. Джой услышала, как тяжело она дышит. Эмили посмотрела на нее, казалось, даже снисходительно; в синих глазах, несмотря на ее явно пошатнувшееся самочувствие, мелькнули откровенно забавляющиеся огоньки.       — Ты такая смешная, Джо, — хихикнула она. — Такая смешная…       — Хорошо, что тебе смешно, — без тени веселья ответила ей Джой; она вцепилась ногтями в дверные откосы. — Но я что-то не помню, чтобы тебе было смешно, когда ты рожала мертвого ребенка на половине срока. Понравилось? Надо же, — сквозь зубы прошипела она, дернувшись. — Мне казалось, что нет.       — Всё правильно, конфета, — выдохнула Эмили и прикрыла глаза. Она будто бы изо всех сил старалась сохранить свое веселье на месте, и оттого улыбка ее выглядела приклеенной. — Этого никогда больше не будет. Я перевязала трубы сразу после Майки, так что для инкубаторства не гожусь.       У Джой с плеч упал айсберг.       — Ты… — и все равно задохнулась она. — Ты всё-таки это сделала?..       — Ага, — ещё тяжелее просипела Эмили. Ее смех разорванными осколками — то выше, то ниже, — въелся Джет в голову. Джой нахмурилась, и тогда Эмили с лукавым прищуром посмотрела на нее. — Ну, я же шлюха, конфета, что поделать? Люблю, когда в меня кончают, а последствия не люблю. Ужасная женщина.       — Эмили… — стиснутая виной, переплетенной со стыдом, начала Джой, но Эмили ее перебила.       Томпсон негромко вскрикнула, схватившись за бедро под своей рубашкой.       — Мне надо в больницу, — простонала она. Улыбка на ее губах исчезла, и она попыталась встать. Взгляд у нее был мутным, словно она сильно пьяна, хотя она явно ничего не пила. — Мне… надо… Ч-черт…       Когда с Эмили случалось что-то плохое, Джой впадала в необъяснимый ступор. Она чувствовала себя ребенком, пока до нее не доходило, что всё по-настоящему; что Эмили не шутит, не играется, не пытается ее разыграть — ей плохо, и она не делает вид, что ей ничего не нужно.       Это же логично, сказала бы сама Эмили. Я не беспомощная.       И Джой в самом деле редко видела ее беспомощной. А когда видела — ей требовалась минута, чтобы втиснуть это в рамки своего мира. У человека, у которого всегда всё хорошо, иногда все же бывало плохо.       — Лиам! — позвала племянника Джой; так громко, как только могла — сейчас он был единственным, кто мог донести Эмили до машины, не прикладывая особых усилий. Джет протрезвела в одно мгновение; в голове стало так ясно, что яркость захотелось убавить. — Эмили, — рухнув рядом с ней на колени, пролепетала Джой. — Эмили. Эмили? Господи, что такое, что случилось… Эмили…       Эмили не реагировала. Не помогло ни лёгкое похлопывание по щекам, ни десятки окликов; она лежала без сознания у Джет на коленях, когда в ванную комнату пришел Лиам. Он был спокоен, когда заходил, и даже постучал о косяк открытой настежь двери, но стоило ему увидеть лежащую на полу Эмили, он точно подпрыгнул на месте, едва не поскользнувшись на плитке — иначе впечатался бы носом прямо в джакузи.       — Эмили! Бейби, в чем дело? — на одном дыхании выпалил он, испуганно оглядев ее с головы до ног. Джой внутренне подкидывало от клички бейби даже сейчас. Эмили ровно дышала, значит, она будет в порядке — Джет была в этом убеждена. — Она не ударилась? — взволнованно спросил у Джой он и подхватил Эмили на руки. Джет, прочистив горло, покачала головой. — Нужно в больницу.       Джой вряд ли когда-то видела его таким перепуганным.       Она едва успела выскочить из ванной до того, как в гостиной начался полный хаос. Али в панике предлагала вызвать парамедиков прямо домой. Роуз мягко возражала: нет, родная, на машине будет быстрее. Эллен спрашивала у Лиама, почему Эмили спит, а Лиам, стоя у двери, ласково ответил, что она просто устала и они скоро вернутся домой.       Джой не стала ничего комментировать, да ей и не хотелось. Эмили наверняка отравилась чем-нибудь либо снова сидела в экране безвылазно трое суток. Мало ли что могло произойти. Ничего серьезного, нет, у Эмили не могло быть ничего серьезного.       Они сейчас приедут в больницу, и им скажут, что Эмили нужен постельный режим, много воды и отдохнуть, а затем отправят домой. Да, черт возьми. Так и будет. Джой убеждала себя в этом со всей доступной ей пылкостью.       По дороге к машине Джой быстро сняла с себя пиджак и укрыла им Эмили; на улице, казалось, чертовски холодно.       Джет отдала Лиаму ключ от своей машины, настояв, чтобы они поехали на ее «БМВ». Лиам колебался секунды три, а потом просто кивнул, явно нервничая, осторожно уложил Эмили на заднее сидение кроссовера. Джой втиснулась на то же сиденье и положила голову Эмс себе на колени. Она попыталась ее расшевелить, но тщетно: веки у Эмили не дрожали даже немножко, а сама она будто бы стала ещё бледнее. Сердце пропустило удар. Теперь оно билось, как чокнутое, совершенно утратив ритм. Джой склонилась над белым, как полотно, лицом, и прошептала ее имя. Очень тихо. Только Эмили могла бы ее услышать. Но она не слышала.       Лиам уже нажал на педаль, когда из дома, по дороге натягивая черную кожанку, выскочила Эр. Она бежала к ним по газону и махала, чтобы ее подождали; в последний момент Роуз запрыгнула на пассажирское рядом с Лиамом. Лиам тут же разогнался до непозволительных пятидесяти пяти.       С чего бы Роуз ехать с ними? Джо смерила сестру вопросительным взглядом, когда Эр, делая попытки отдышаться, повернула к ней голову.       — Я тоже еду с вами. — Джой ничего не ответила. — Что? Я терпеть ее не могу, но если она подохнет, мой сын расстроится, я должна его поддержать.       — Мама! — сердито упрекнул ее Лиам, не отвлекаясь от дороги. Джет показалось, что он прибавил скорости.       — Ладно-ладно, прости, господи боже мой! — мгновенно исправилась Роуз, но глаза, которые она закатила до самого своего мозга, говорили о том, что ей совершенно не жаль. — Наверняка с ней всё нормально. — Она оперлась о спинку кресла и, вцепившись в сидение, раздражённо выдохнула; хотя Джой показалось, что это скорее из волнения, чем из злости — ее сестра не умела злиться, как все нормальные люди. По крайней мере, Джет такого не помнила.       Они с Роуз были чересчур разными.       — Лиам, — на середине дороге Эр нарушила тишину снова. В салоне автомобиля были будто бы натянуты лески — никто ничего не говорил, потому что нечего было сказать, но Роуз, судя по остекленевшему взгляду, просто сдерживалась. Она напряжённо выговорила, прикрыв веки: — Клянусь, Лиам, если Томпсон беременна, я умру в ту же секунду, что врач нам об этом скажет.       — Перестань, — нахмурившись, ответил Лиам. — Ты опять начинаешь, прямо как мама А с браком. Я люблю свою жену, — он специально выделил это жуткое слово. — Если Эмили беременна, это хорошая новость.       Джет едва сдержала бешено рвущееся наружу НЕТ. Маленький наивный мальчик. Он понятия не имел, о чем говорил.       Роуз затихла, с демонстративным игнором втупившись в окно; Джой почти услышала колкое и так и не произнесённое: только ты не можешь быть уверен, что от тебя.       Джой обняла Эмили крепче. Вдруг ей стало так страшно, что она почувствовала себя маленькой и беспомощной; она, как и тогда, с Майки, ничего не могла изменить. Огни ночного города проносились мимо на повышенной скорости.       Неизбежно летящий на нее смерч.

***

      Эмили очнулась уже на каталке. Это случилось так резко, что Джой импульсивно рванулась к ней, но загораживающий путь медбрат ее удержал. Она с упавшим сердцем смотрела, как Эмили вздрогнула, и как врачам пришлось остановиться; ее вырвало прямо на пол.       Ее везли на обследование. Джой была уверена, что все в порядке, пока они ехали в больницу, но сейчас сердце грохотало с такой силой, что она с трудом заставила себя сесть на диван в комнате ожидания, а не нахаживать шаги под манипуляционной, как сбрендивший к черту маятник. Краем зрения она замечала, что эту функцию успешно взял на себя Лиам.       Он размытым пятном мелькал туда-сюда — жёлтая толстовка выделялась среди бело-черных тонов, — и под ухом слышались успокаивающие слова Роуз. В подобии кофейни на этаже «Седарс Синай» никого, кроме них, не было. Джой от волнения выкручивало живот.       Врач бы уже сказал им, если бы Эмили понадобилась операция? Конечно, сказал бы. Он бы сказал.       Джой, спрятав лицо в ладонях, монотонно себя успокаивала. Получалось не то чтобы эффективно, но если бы она пыталась строить предположения, то просто сошла бы с ума.       Прошло не меньше часа, прежде чем в комнате ожидания появился человек в белом халате, разбавив их затянувшуюся атмосферу тягостного молчания. Доктору на вид было лет тридцать пять, его и без того квадратное лицо увеличивали очки в огромной оправе — то ли чересчур стильные, то ли совершенно безвкусные. Его лицо показалось Джой знакомым, но лёгкий туман в голове мешал вспомнить, кто это.       Джет поднялась с дивана так торопливо, что левую ногу прострелило судорогой, точно копьём, и она пошатнулась. Эр, стоящая рядом, ловко подхватила ее за талию.       — Эй, порядок? — уточнила Роуз, обеспокоенно вглядевшись в ее лицо. Джой только на секунду представила, как выглядит: потекшая тушь, синяки под глазами и нервно бегающие зрачки; к дьяволу это всё. — Не нервничай так, — тихо сказала она.       — Доброй ночи, я доктор Абрамсон, — громко заявил врач, и Джой, выровнявшись, подошла ближе. Лиам уже застыл рядом, а Роуз невозмутимо уселась обратно на диван. Она и так всё услышит. — Миссис Джет. Рад снова вас видеть.       Доктор Абрамсон важно поправил свои жутчайшие очки, и Джой, приглядевшись, вспомнила. Доктор Абрамсон — его звали Эдмунд, Эдмунд Абрамсон, аки какой-нибудь заскорузлый профессор Кембриджа, преподающий анахронизмы, — пару лет назад он помогал ей справляться с побочными эффектами от таблеток, которые она принимала на физиотерапии; только тогда Эд ещё не носил эти очки, а волосы у него были ярко-голубыми — такими же, как у Эмили когда-то давно.       Джой кивнула ему и протянула для приветствия руку. Он ее тут же аккуратно пожал. Если память Джет не подводила, то с доктором Абрамсоном… кхм, кажется, Эмили каталась с ним в Малибу однажды на уикенд. Ну, или это был какой-то другой доктор.       — Судя по вашей улыбке, с Эмили ничего серьезного? — нетерпеливо уточнил Лиам. Он, поджав губы, гипнотизировал Абрамсона, как будто собирался вот-вот отгрызть ему что-нибудь. Эд наградил его скептическим взглядом с головы до ног, вновь коснувшись оправы своих очков. — Ну?       — Простите, — с присущей себе вальяжностью протянул доктор. — Кто вы? Я не могу разглашать медицинскую информацию пациентки при посторонних.       — Я ее муж, — фыркнул Лиам.       Заросшие брови доктора Абрамсона моментально подскочили вверх. Вероятно, будь у изумления потолок, он бы его непременно пробил — каждой своей бровью по очереди. Когда из Эда вырвался смешок — явно невольный, нервный и сильно неловкий, — Джой настороженно подумала, что сейчас Лиам сломает доктору нос. Ее племянник в самом деле выглядел угрожающе, когда злился: его глазами, для пущего ужаса всегда подведенных черным карандашом, можно было пробить дыру в человеке размером с голову. В беспорядке торчащие черно-красные волосы придавали Лиаму готики, а уж про смазавшиеся очертания татуировки черепа на лице Джой вообще предпочитала не говорить. Если бы такое на лице набила ее Рене, Джой бы выгнала ее из дома.       — Муж?.. Извините, — все никак не мог успокоить забавную дрожь Абрамсон — по его срывающейся интонации и кулаку у рта было очевидно, что он пытается не заржать, и Джой не могла его осуждать. — Простите меня, извините, правда, я… просто… я знаю Эмили и… Вы же не шутите, да? — прищурился доктор и намеком взглянул на Джой. — Миссис Джет, это правда? Я отстал от жизни, знаете, — покрутил запястьем он, — детокс от социальных сетей и всё такое.       — Эмили с Лиамом поженились чуть больше, чем два месяца назад, да, — напряжённо кивнула Джой и как-то автоматически, желая поддержать Лиама, коснулась его плеча. — Лиам — ее муж. Ты можешь говорить с ним и при нём, Эд, всё в порядке.       — Извините ещё раз, — по-прежнему поджимая губы, каялся Абрамсон. — Это не потому что я считаю вас плохой парой или типа того, ну, знаете… просто Эмили же… В общем, ладно, неважно, что это я, главное, что всё хорошо, — откашлялся он и выпрямился, прочистив горло. — Ну, то есть, опять же, как посмотреть, — смешинки почти окончательно его покинули. — Дело в том, что мы обнаружили у Эмили цитомегаловирусную инфекцию. Или, если проще, цитомегалию. Это хроническое герпесвирусное заболевание. — Он опустил подбородок, многозначительно посмотрев на Лиама, и, когда Лиам непонимающе сдвинул брови, спокойно продолжил: — Цитомегалией заражено большинство людей в мире, как и, собственно, всем известным вирусом герпеса. Обычно с этим не возникает проблем. У людей с крепкой иммунной системой оно протекает бессимптомно.       — У Эмили что-то с иммунитетом? — затаив дыхание, уточнила Джой.       — Нет, анализы не показали ничего критичного, — успокаивающе ответил Абрамсон. — У нее занижены некоторые показатели, но их все можно легко поправить обыкновенным витаминным комплексом. Скорее всего, она переносила что-то типа ОРВИ или гриппа, когда подхватила цитомегалию. Иммунитет не обратил внимания на новый вирус, потому что был активно занят другим, и инфекция стала прогрессировать. Эмили рвет, потому что цитомегалия очень коварная дрянь и способна поражать практически все органы и системы. В случае с Эмили это ЖКТ.       Джой медленно выдохнула.       — Она же поправится? — уже спокойнее спросил Лиам. — Вы можете ее вылечить?       — Да, разумеется, — ответил Абрамсон. — Мы пропишем ей соответствующее лечение, и скоро всё будет хорошо.       — Фух, — вырвалось у Лиама облегченное; одним движением он пригладил непослушные волосы. — Это хорошо. Спасибо.       Эд кивнул. Но кивнул он так, словно ещё не закончил; судя по его смятенному взгляду, сказать он собирался что-то не особо приятное. Боже, да когда этот день закончится?..       Джой сунула руки в карманы своего пиджака. Узор на черной паркетной доске под ногами оказался чертовски интересным, когда Эд, наконец, заговорил снова.       — У вас с Эмили защищённый секс? — спросил он у Лиама. Если зацикливаться на его не слишком удачном начале разговора с Лиамом, вопрос прозвучал просто чудовищно. Абрамсон это явно понял и поспешил уточнить: — Это не из интереса вопрос, пожалуйста, не думайте обо мне так. Цитомегалия передается через… жидкости человеческого организма, — с явственно выраженным сожалением дополнил доктор. Джой захотелось испариться отсюда к чертовой матери; Лиам, судя по медленно поднимающемуся подбородку, тоже начал понимать, к чему клонил Абрамсон. Надо же. Джой была почти уверена, что Эмили в Каролине ни с кем не спала. Скучаю без тебя, Дэдхэд. Черт ее подери. Эд натянуто улыбнулся тяжело замолчавшему Лиаму: — Впрочем, ладно. Мы в любом случае должны вас проверить. Если показатели будут в норме, значит, волноваться не о чем.       Джой тактично отошла в сторону. Они с Роуз посмотрели друг на друга; со стороны Эр выглядела если не раздраженной, то сильно задетой — она, колко глянув на Джо, втупилась в одну точку прямо перед собой. Ворошить поднятую тему не стоило, так что Джет решила подарить свое обостренное внимание виду за окном: шумной дороге, освещенной десятками фонарей, словно сейчас день, а не двенадцатый час ночи.       Как назло, перед глазами стояли вовсе не взаправду мелькающие внизу машины. Там, вынырнувшая из памяти, стояла Томпсон. Джой чувствовала ее кожу своей ладонью; нежную и гладкую, слегка впалую щеку. В тот вечер с Вайолет Эмили смотрела на нее, как обычно из-за разницы в росте, снизу вверх.       Она спрашивала: думаешь, я не способна быть верной?       Джой грустно усмехнулась и провела костяшками по стеклу.       — …передается только половым путём, — донесся до Джой дребезжащий от ярости голос Лиама, — или в том числе половым путём? Жидкости организма — это не только сперма или смазка, — угрожающе тихо говорил он, — это ещё слюна, кровь, пот… Она могла выпить воду из чужой чашки, в которую кто-то заразный напускал слюней.       — Могла, — согласился Абрамсон, — но это очень маловероятно. Для заражения капли слюны недостаточно. Цитомегалия не такая живучая, как ВИЧ или гепатит, и…       — Маловероятно, — упрямо настаивал Лиам, — или невозможно?       За спиной Джет воцарилась красноречивая пауза. Лиам носил фамилию Али — Норгаард, — но вел себя как чистокровный Джет. И как Джо могла поверить в то, что Лиам в самом деле согласился беспроблемно принять факт тотального блядства Томпсон? И верила ли она в это по-настоящему? Наверное, Джой просто не задумывалась над правдоподобностью таких обещаний. В конце концов, это было не ее дело. Если Лиаму нравилось забивать гвозди себе в голову, то что она могла сделать? Его голова, его гвозди.       Джой бы никогда не стала терпеть измены, и неважно, какой смысл в нее вкладывался: любовь, увлечение или, как в случае с Томпсон, обыкновенная похоть. Спать с женщиной, которая час назад раздвигала ноги перед кем-то другим, это уровень чертова плинтуса. Дальше только каблук в лицо.       Но разве Лиам способен это понять? Он был так влюблен в Томпсон, боже мой. Может, даже безумнее, чем Джой. У нее хотя бы имелись остатки гордости.       — Маловероятно, — уклончиво ответил доктор Абрамсон, видимо, осознав, что лучше ответить то, что от него хотели услышать. — Вы правы. Что угодно могло случиться.       — Вот именно, — выплюнул Лиам. — Уточняйте сразу.       Идиот.       У Джой едва не вырвалось это вслух.

***

      Время в клинике, когда она приходила туда не ради себя, текло для Джет дьявольски медленно. Издевательски медленно. Клиника могла быть далёкой от белых стен, мониторы за множеством дверей — не слышны, и вокруг дивана, где Джой коротала свое ожидание, стояли фикусы и висели картины, но от этого не становилось легче. Веки казались налитыми добротным свинцом, а в груди глухо стучал валун; даже кофе, заботливо принесённый Эр, не помогал ей очнуться. Тело требовало отдыха, в то время как мозг требовал доказательств, что с Эмили всё в порядке. Джой должна была увидеть, как она спит либо спокойно лежит, услышать, что у нее ничего не болит. Она теряла способность критично мыслить, если знала, что Эмили больно; это знание или ощущение — черт бы знал, что это, — выгрызало дыры в ее внутренних органах с такой тщательностью, что они походили там на швейцарский сыр.       Когда было больно Джой, она точно знала, что как-нибудь это переживет; когда было больно Эмили, весь остальной мир терял свои очертания.       Доктор Абрамсон заверил их, что всё хорошо, но они все сидели под палатой Эмили уже тридцать минут. Лиаму успели сделать необходимые анализы, а Роуз, переполненная энергией, уже побывала в «Старбаксе» через дорогу и притащила им кофе. Роуз болтала, как заведённая: о кофе (в эспрессо-тоник кладут ровно восемь веточек мяты), анализах (Анна от вида крови теряет сознание), больницах (здесь симпатичная плитка) и о том, что ничего страшного, в общем-то, не случилось.              Эр так старалась разрядить застывшую обстановку, что Джой стало стыдно за собственное молчание. Лиам отвечал Эр, конечно, но его тон больше походил на робкое «мяу». Грустное выражение на грубых чертах можно было запросто приписать котенку, которого окунули в лужу мордочкой — на лице Лиама каждая эмоция жила, как у Эмили, ярко подведенной гиперболой. Пожалуй, с тем лишь отличием, что эмоции Лиама были даже чересчур искренними… Эмили в этом явно ему проигрывала.       Когда дверь в палату открылась, сон как рукой сняло. Лиам вскочил с места, словно его током ударило. Джой, ощущая в и́кре знакомую белую рябь, осталась сидеть на месте. Расстояние между диваном, где они ждали, и дверью в палату было не больше пяти шагов. Из палаты вышла рыжая девушка в розовом, чуть примятом костюме медицинской сестры. Она загородила собой путь к двери и вскинула на Лиама заинтересованный взгляд; впрочем, за спиной племянника Джой уже через секунду перестала эту девушку видеть. В руках медсестра держала планшет с бумагами А4.       — Как Эмили? — взвинченно спросил Лиам. — К ней можно?       — Не думаю, — вежливо, но твердо ответила медсестра. Она попросила: — Отойдите немного, пожалуйста. — Лиам растерянно сделал шаг назад, и тогда Джой смогла прочитать имя на ее бейджике: Санни. — Нам нужна подпись доверенного лица миссис Томпсон. Это согласие на лечение.       — Доверенного лица? — озадаченно переспросил Лиам, и медсестра тут же повернула голову в его сторону. — Она что, без сознания? Эмили не может подписать согласие сама? Что, блядь, происходит?       — Всё в порядке, — спокойно кивнула Санни, — как и сказал доктор Абрамсон. Миссис Томпсон укололи препарат, который сгладит ее состояние до начала действия лечения, что означает, она пробудет в полубессознательном состоянии до завтрашнего утра. Чем раньше мы начнем лечение, тем скорее она поправится.       Джой невольно кивнула словам Санни. Это успокаивало; вообще было бы замечательно, если бы из чертовой палаты каждые прошедшие пять минут выходила такая умиротворенная девочка.       Только Лиаму, судя по его настроению, это не помогало.       — Я хочу быть с ней, — тревогой в его голосе можно было укрыться. — Я ее муж. Прежде чем что-то подписывать…       — Я понимаю, мистер Норгаард, — терпеливо ответила ему медсестра. — Но вам и не нужно ничего подписывать. В случае, если бы у миссис Томпсон не было официально доверенного лица, им были бы вы, а в данном случае им является миссис Джет. Миссис Джет, прошу вас. — Девушка, выразительно взглянув на Джой, решительно протянула ей планшет с документами. Джой взяла его, ощущая на себе пронзительный взгляд племянника. Если бы он мог прожигать им, то Джет бы стала истлевшей спичкой меньше, чем за минуту. Она положила планшет себе на колени и принялась читать план лечения; к каждому из сложных названий было прикреплено подробное объяснение доктора Абрамсона.       Джой казалось, что у нее в голове кто-то копается. Наверняка будет сложно объяснить пылающему двадцатипятилетнему парню, почему доверенным лицом его жены была она, а не он; да и вряд ли Джой это было нужно. Их общение сильно усложнял факт того, что Лиам был сыном ее сестры. Если бы он был черти кем, Джет давно бы уже отгрызла ему башку.       Лиам ещё раз спросил, может ли он хотя бы увидеть Эмили. Джой знала ответ до того, как Санни, явно умиленная такой вовлечённостью, ласково объяснила:       — Мне очень жаль, мистер Норгаард. В доверенности миссис Томпсон четко указаны пожелания насчёт посещений. Она просит пускать к ней только ее доверенное лицо. — Санни медленно кивнула в сторону Джой. Джет, поджав губы, коротко посмотрела на Лиама. Под светом жёлтых ламп он выглядел посеревшим. — Исключений, к сожалению, нет, но уже завтра, я думаю, Эмили будет чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы вы могли прийти к ней. Не расстраивайтесь, — она склонила голову. — Это всего одна ночь.       Лиам нервно хмыкнул и вроде бы снова ругнулся. Он извинился перед уже собирающейся что-то сказать Роуз; а в следующий момент объявил, что ему нужно выкурить хотя бы одну сигарету, и Джой, когда подняла голову от документов, увидела уже только его спину. Надо же… Джет почему-то думала, что Лиам не курит. Хотя, наверное, с Томпсон это было делом времени — рядом с этой невозможной женщиной закурил бы даже больной раком лёгких.       Она поставила подпись на каждом из шести листов и вернула планшет в руки смущённой Санни. Смущённой она была, видимо, из-за их маленькой сложной драмы; кому понравится видеть такие сцены? Тем более, никак ее не касающихся.       Медсестра кивнула и растворилась в коридоре, перед этим пообещав, что через пять минут вернётся, чтобы впустить Джой в палату.       Джой тяжело вздохнула. Она нащупала пачку «Джи Сэма» у себя в пиджаке.       Насколько дерьмовой тетей она будет считаться, если пойдет курить вместе с племянником?       Эр предусмотрительно сказала, что сейчас его лучше не трогать, но Джой так хотелось убедиться, что эмоции Лиама — это просто эмоции, а не реальная вера в любовь до гроба, что она сестру не послушала. Хорошо, что Эр относилась ко всему с философской филантропией. Она знала, что Эмили с Джо дружат целую вечность, а значит, доверенность в их случае — вовсе не странность. Ещё она знала, что Лиам с Эмили — это не навсегда.       Знала же?       — А кто у тебя доверенное лицо? — как только Джой открыла дверь на небольшой кованый балкон, спросил Лиам. Он стоял к ней спиной, оперевшись на перила; как он мог знать, что это она вошла? Лиам сделал глубокую затяжку. Он саркастично хмыкнул — такая колючесть от обычно милого мальчика укрыла Джой ледяным покрывалом, — глядя прямо перед собой: — Только не говори, что Эмили.       Надо же, как обиженно. Джой остановилась рядом и вставила между губ сигарету. Кончик «Джи Сэма» послушно затлел оранжевым, стоило поднести к нему зажигалку. Эту зажигалку ей, кстати, подарила Эмили. Рельеф позолоченного женского тела оплетали цветные нити; несмотря на то, что это была какая-то специальная проволока, нити напоминали Джой электрические провода. Они слегка бились током… хм, иногда. Тоже, наверное, бывали не в настроении, как и Джет.       Джой спрятала ее обратно в карман.       — Нет, — без энтузиазма ответила Джой, коротко поморщившись. — Роуз — мое доверенное лицо.       — Интересно, — мрачно протянул Лиам. Он обвел Джой крайне задумчивым подозрением; в прозрачно-голубых глазах — таких же, как у нее самой, — переливалась тоскливая поволока. — Ты не доверяешь своей жене? — Этот вопрос заставил Джой удивлённо моргнуть. — Зачем заключать брак, если ты не доверяешь ей принимать за тебя решения?       У Джет в груди больно кольнуло. Что значит не доверяешь?       — Не всё в жизни так однозначно, Лиам, — отрезала Джет. Горка пепла на ее сигарете грозилась вот-вот упасть. — Такие серьёзные решения принимаются исходя из эмоциональных возможностей. Моей жене иногда туманит голову, а Роуз нет. Следовательно, свою жизнь я скорее доверю человеку с чистым сознанием, чем просто той, с кем я связана штампом в паспорте. Вот и всё.       — Слушай, ну, мощная логика, — с преувеличенной серьезностью кивнул Лиам. — Ты даже по имени Рейну не называешь. Сестра у тебя Роуз, а жена — это жена. Я прям чувствую, как ты ее любишь. От тебя семейным счастьем прямо фонит! — желчно воскликнул он.       Джой остолбенела. Она несколько секунд не могла выдавить из себя ни единого слова. Когда Лиам успел так вырасти и, черт подери, так охренеть? Она стиснула зубы. Почти полностью сгоревшая сигарета злостно вдавилась в приваренную к перилу пепельницу. Джет заметила, как дрожит у нее запястье.       — Не надо со мной так разговаривать, Лиам, — враждебно притихшим тоном выговорила Джой, — и прекрати играть в обиженного мальчишку. Ты прекрасно знал, что ваш с Эмили брак, — она, не удержавшись, стиснула перило до пронизывающей боли в кончиках пальцев, — это просто формальность. Она никогда не будет твоей в том смысле, в котором подразумевает супружество. Разве ты не понимаешь? Или она не предупреждала тебя? — С каждым словом ее злость становилась всё меньше, а чувство, что она стервозная гадюка, всё больше. Лиам раздраженно стиснул челюсти. Желваки заходили под кожей, как бьющиеся в конвульсиях механизмы. Джой уговаривала себя замолчать, но язык просто ее не слушался — раз она начала всё это, то нужно было договорить. Она медленно выдохнула, сфокусировавшись на серебряном диске в темноте гадкой ночи. — Лиам, я серьезно, — негромко добавила Джет. — Эмили не даст тебе той близости, которой ты от нее хотел бы. Лучше не забывай об этом. Просто… чтобы потом не было слишком больно.       — Потом, — с нажимом повторил Лиам, — это когда? Ваши с Эмили отношения впечатляют меня уровнем доверия, конечно же, — холодно улыбнувшись, он склонил голову, — но она моя жена. Она вышла замуж за меня. Она мне сказала да. Почему же, если мы обречены, на моем месте не кто-то другой? Почему-то не ее доверенное лицо? — едко поинтересовался Лиам, и Джой резко перехотелось что-либо с племянником обсуждать. Ей перехватило горло. — Я тебя очень уважаю, Джой, — выровняв интонацию, сказал он, — и люблю. Правда, люблю. Ты часть моей семьи. Но не надо давать мне советы, которых я у тебя не прошу, потому что ты понятия не имеешь, ты не знаешь, — надавил Лиам, — чего я хочу от Эмили и что она для меня значит.       — То есть, — грустно дёрнула уголком губ Джой, — для тебя неважно, что ты ничего не значишь для неё?       У Лиама в глазах что-то погасло. Полыхнуло, словно свет включили, и тут же с силой вырубили — вырвали щиток с помощью одних только острых букв.       — Да пошла ты, — прошипел он. Дверь за ним захлопнулась с такой силой, что Джой пробрало мерзкими мурашками до костей. Нет, она определенно плохая тётя.

***

      Только вот в палате у Эмили об этом не думалось. Когда медсестра выскользнула в коридор, оставив их наедине, у Джой подкосились ноги.       Эта палата — просторная, обитая деревом и украшенная вазонами по углам, — слишком явно напоминала ей ту, в которой Эмили двенадцать лет назад родила мертвого мальчика. Здесь пахло той же ванилью, так же монотонно пищал большой монитор. Опущенные жалюзи полностью закрывали вид из окна, а из света в палате хозяйничал один лишь тусклый светильник. Джой хотелось упасть на колени.       Ей хотелось упасть на них и громко, истошно вопить — так, чтобы всё происходящее сейчас и в их с Эмили прошлом схлопнулось, как вспышка винтажной камеры. Тогда мир стал бы проще. Тогда бы им двоим стало проще.       Джет вытерла моментально выступившие слезы рукавом пиджака.       Стараясь ступать как можно тише, она подошла к кровати, где, придвинувшись к краю, спала Эмили. Ее темное каре разметалось по подушке, как лучи черного солнца. Она выглядела такой измученной… и дышала как-то неровно. Джой присела рядом; коря себя за очевидную слабость, погладила Эмили по щеке. Теплая, значит, ей не холодно. Не горячая, значит, никакой температуры.       Она забавно двинула бровями во сне, и Джет этому улыбнулась.       Пожалуй, Джой слишком часто забывала, что Эмили моложе нее всего лишь на четыре года, а не на все двадцать. И дело было не в том, что она выглядела младше и вела себя, как сорвиголова с отсутствием функции торможения. Видеть в Эмили девочку, которую хочется закрыть собой и никому не показывать, давно уже ее дурная привычка; и даже хуже, чем сигареты.       — Э-ми-ли, — еле слышно прошептала Джет, решив, что, пока Эмили не слышит, можно было позволить себе эту прежнюю вольность. Она коснулась ее волос. — Господи, — так же выдохнула Джо, — я так люблю тебя. Ты не представляешь, как я люблю тебя. Только… не говори никому.       Она слёзно усмехнулась. Лицо Эмили, как смазанная картинка, расплылось перед ее глазами. Шутка ли? Джой теперь постоянно плакала. Так не должно было быть. Вся их жизнь, все эти годы… То, что Эмили убегала от нее, то, что обещала ей. Джет меняла один год на другой с искренней верой в то, что она никогда больше не будет говорить Эмили о любви, потому что знала, что Эмили всегда будет ее отрицать. Джой запрещала себе думать о том, что однажды это изменится. Десятки лет не менялось ведь.       Почему сейчас всё не так?       — Конфета, — жалобно, как в бреду, хныкнула Эмили. — Конфета…       Джой быстро смахнула слезы. Эмили продолжала спать; она беспокойно мотнула головой, так, словно собиралась открыть глаза, но веки на каждой попытке оказывались слишком тяжёлыми.       — Я тут, — шепнула Джой, накрыв ее руку своей. — Всё хорошо, Эми. Всё хорошо.       — Я не скажу, — вытолкнула она. — Не скажу никому.       Джой не могла ничего на это ответить. Она не знала точно, Эмили отвечала на ее глупое признание, или просто бредила о своем. Это не имело значения. Сейчас они могут быть здесь, рядом, и говорить что угодно; Эмили не вспомнит этого после.       А завтра начнется       новый       адовый       день.