Семейное наследие

После того как с инспекциями, наконец, было покончено, Вендри отвела меня в гостевую спальню. Даже не в комнату, а в самые настоящие покои. Здесь находились кровать со светло-серым балдахином, пара кресел, мягкий ковер на полу и искусно украшенный изразцами камин — впрочем, не зажженный по случаю теплой погоды. Стены были обтянуты светлой серо-голубой тканью. У окна стоял туалетный столик с потемневшим мутным зеркалом, а двойные двери с овальными витражными стеклами выходили на небольшую террасу. Створки были распахнуты настежь, и легкий свежий ветерок лениво колыхал белые занавески из тонкой как паутина ткани. За ними открывался прекрасный вид на Краггенменс и окружающие его горы. Если вид на эту дыру вообще можно было назвать прекрасным. Я вышла, с удовольствием вдыхая ароматный горный воздух. На верхних ярусах дышалось куда легче и свободнее, чем внизу. Терраса выходила на скальный козырек, и от нее вниз тянулась узенькая, крутая тропинка. — И я могу выходить? — Конечно! — Вендри округлила глаза. — Вы же почетная гостья, а не пленница! Никто не посмел бы удерживать вас насильно. Визирь может только просить вас быть осторожнее и не доверять никому, кроме меня и него самого. Впрочем, ее гипертрофированная реакция и слишком уж нарочитое удивление убедили меня в обратном. Хорошее настроение немного померкло. В других обстоятельствах я с удовольствием погостила бы здесь, но сейчас мне куда больше хотелось оказаться в своей уютной квартирке в Городе с книжкой в руках. — Я еще могу быть чем-то вам полезной? — спросила экономка, пряча руки под белоснежный передник и склоняя голову набок. — Да, мне бы хотелось постирать одежду и помыться. Нельзя ли послать кого-нибудь за горячей водой? Вендри вскинула голову. — В этом нет необходимости. Мессер Дюкре позаботился об этом. Я огляделась. В комнате не было ничего, что даже отдаленно напоминало бы рукомойник. Экономка подошла к дальней стене и распахнула неприметную дверь, почти неотличимую от украшавших стены резных панелей. За ней начинался небольшой вырубленный в стене проход, и по влажным стенам и характерному запаху я догадалась, куда он ведет. Следуя за Вендри, я оказалась в купальне, облицованной светлым, крошащимся от времени и влажности мрамором. Выщербленные ступени спускались в небольшой термальный источник. Вода в нем была едва теплой, но одна лишь мысль о том, что я могу принять самую настоящую ванну, воодушевляла. А еще меня заинтересовали стенные мозаики с изображениями куршоков и квадратные светильники, которые загорелись холодным светом, стоило нам лишь войти в комнату. Утерянные технологии Карад-Дина! Я могу видеть их своими собственными глазами!.. Верховный попечитель сделал мне подарок, о котором я не могла даже и мечтать. Я улыбнулась. Вендри, впрочем, истолковала мою радость по-своему: — Здесь есть полотенца и чистые нательные рубашки. Наслаждайтесь. Я приду чуть позже, чтобы забрать грязные вещи. Я уже собиралась было остаться в купальне, но Вендри окликнула меня из коридора: — Закройте за мной дверь на задвижку, госпожа. Лазутчик все еще где-то рядом! — Перестаньте, — усмехнулась я. — Кругом полно слуг и стражников. Экономка посмотрела на меня как на капризного ребенка. — Визирю, возможно, не понравится то, что вы ускользнули из-под его носа. Он не может отыграться на Эйлине… но в состоянии выместить злость на вас. Особенно… — последнее слово она выделила голосом и сделала паузу, чтобы звучать весомее, — учитывая, что сейчас вы под защитой моего господина. Так он поймает двух рыб на один крючок — и душу отведет, и нам насолит. Подумайте об этом. «Спасибо за предупреждение, Вендри, — мысленно ответила я, но промолчала. — Я обязательно подумаю. У меня и так накопилось слишком много пищи для размышлений». Проводив экономку, я достала из сумки кусочек мыла в дорожном футляре и направилась в купальню, где разделась, осторожно спустилась по ступенькам и погрузилась в воду с головой. Вымыв из волос ароматную пену, я вдоволь поплескалась, а потом забралась на широкую нижнюю ступеньку, облицованную пестрой смальтой самых разных оттенков голубого и синего, обхватила колени и задумалась. Вода из источника делала кожу мягкой и скользкой, как будто слегка намыленной. Купание, разумеется, стало самым приятным моментом за все время моего пребывания в Краггенменсе, но что-то не давало мне покоя, отвлекало и раздражало, как свежая мозоль. Так много мыслей, и так много… чувств? Противоречивых, непрошенных и в то же время будоражащих. Дающих ощущение полноценной жизни после двух лет существования. И мне нужно было сосредоточиться, чтобы попытаться свести воедино разрозненные мысли и смутные ощущения. Итак. Дюкре пытается убедить меня в том, что моя жизнь в опасности. Он спрятал меня за крепкими дверями с задвижкой, открыть которую можно только изнутри. И настаивает на том, чтобы я держала их закрытыми. Но при этом я могу свободно выходить на веранду, а ведущие туда двери можно выбить одним движением ноги. Не слишком-то надежная защита от лазутчика, правда? Было бы глупо прятать кого-то в столь ненадежном месте. Вывод? Либо он не хочет, чтобы я свободно передвигалась по его дому, и поэтому запугивает меня несуществующей внутренней угрозой, либо… выйдя на террасу я тут же окажусь под пристальным наблюдением его людей. Я вышла из воды и завернулась в тонкое льняное полотенце, украшенное полосами мерёжки. Ветерок, гулявший по спальне, теперь не был таким уж приятным. Влажному, разогретому телу он показался ледяным. Кожа покрылась мурашками. К тому же, солнце зашло за очередной скальный выступ, и терраса погрузилась в тень. Наскоро переодевшись в длинную и свободную нижнюю рубаху, я нырнула под одеяло и накрылась до подбородка, изо всех сил пытаясь согреться. Из коридора донеслись раздались тихие, но вполне себе различимые шаги. Они остановились прямо у дверей. Я замерла. Кто-то толкнул створки. Потом осторожно повернул ручку двери. Тихо-тихо, как будто стараясь производить как можно меньше звука. В этот момент я порадовалась, что последовала совету Вендри. Слуги не зайдут без стука, а хозяину нет нужды меня навещать. Свесив с кровати дрожащую от волнения руку, я подтянула к себе сумку, достала из нее кинжал и сунула под подушку. Сомневаюсь, что мне удастся им воспользоваться — мой последний опыт фехтования пришелся еще на времена обучения — но, все же, прикосновение к прохладной рукояти немного успокаивало. Не знаю, кто это был, и что ему было нужно, но волнение неожиданно отступило. В какой-то момент я поняла, что никто не собирается выламывать двери, и первоначальный испуг исчез. Говорят, когда страха становится слишком много, люди просто перестают бояться. Наверное, то же самое случилось и со мной. Кто-то снова попробовал открыть дверь. Но теперь звук поворачивающейся дверной ручки больше не звучал как удар грома, не холодил душу и не заставлял поджилки трястись. — Кто там? — крикнула я, стараясь звучать как можно более решительно. Разумеется, никто не ответил. Но, судя по отсутствию удаляющихся шагов, молчаливый визитер все еще находился за дверью. Зачем? Что ему нужно? Нападавший бы либо вышиб дверь, либо сбежал бы, как только понял, что попасть в комнату внезапно и бесшумно не получится. Ручка дернулась еще раз. Сжимая кинжал в отведенной за спину руке, я свесила ноги с кровати и спустилась на пол. «Это глупость! — подумала я, подкрадываясь к двери. — Если кто-то и в самом деле решит прийти по мою душу, он не будет делать это днем. Нападать и убивать куда удобнее под покровом темноты. Мне стоит только заорать, и кто-нибудь обязательно прибежит!» Я планировала открыть засов быстро и застать визитера врасплох, но глупая железка слишком туго ходила в скобах. Уже распахивая створку, я услышала торопливо удаляющиеся шаги и успела увидеть лишь край белой ткани, исчезающий за углом. С другой стороны послышались приближающиеся голоса и шаги. Судя по всему, кто-то спугнул неожиданного визитера. Немного постояв на пороге, я снова захлопнула дверь, задвинула засов и прислонилась лбом к холодному лакированному дереву. Был ли это лазутчик? Не думаю. Во-первых, слишком неподходящее время. Во-вторых, слишком много шума, слишком много возни, и при этом ровным счетом никаких попыток применить силу. В-третьих, очень легкие шаги, как будто женские. По крайней мере, их обладатель совершенно точно не обременял себя доспехами или тяжелой обувью с плотной подошвой. Ну, и белая ткань. Я совершенно точно видела ее, а в поместье Дюкре, насколько я могла судить, никто не носил белых одежд. Кому я могла понадобиться и зачем? Здесь мои рассуждения были бессильны. Тяжело вздохнув, я принялась сушить волосы полотенцем. Часов в комнате не было, но удлиняющиеся тени подсказывали, что совсем скоро за мной придут, чтобы сопроводить на обещанный ужин. Измученная тяжелым днем, я решила полежать, но задремала и проснулась только от аккуратного, но настойчивого стука в дверь и голоса Вендри: — Госпожа, это я. Откройте. В Краггенменсе уже сгущались сумерки. Остывший воздух неприятно холодил кожу; чернильные тени в углах выглядели ненадежными и коварными, нагоняя смутную тоску и тревогу. Зябко поведя плечами, я завернулась в плед и направилась к двери. В тусклом зеркале туалетного столика на мгновение мелькнула всклокоченная голова и сонные, чуть припухшие глаза. Вендри смерила меня оценивающим взглядом с ног до головы; из-за ее плеча выглядывала растерянная и немного смущенная горничная. — Господин Дюкре ждет вас через четверть часа, но, полагаю, вам понадобится чуть больше времени, — деловито сказала экономка. Разложив на кровати чехол для одежды, она расстегнула застежки, достала черное бархатное платье и кивнула служанке. — Помоги госпоже одеться. Увидев мой удивленный взгляд, она проговорила: — Прошу прощения, госпожа, но мне было сложно найти платье по вашей фигуре, да еще и не в геральдических цветах дома Дюкре. Ну да. Обитатели дома предпочитали все оттенки голубого, сочетая его с золотым, бежевым или песочным, и показаться за ужином в их цветах стало бы сильным политическим заявлением. Которое нейтральный гарант перемирия, разумеется, не мог себе позволить. Я об этом не подумала, а вот Вендри предусмотрела все. Ничего не поделаешь, придется довольствоваться тем, что есть. В конце концов, черные одежды, конечно, выглядят траурно и мрачно, но стройнят. К тому же, Хранителям не привыкать к черному. В качестве нижнего платья мне предложили легкое, летящее жемчужно-серое одеяние со свободными рукавами. Прямоугольный ворот и манжеты украшала изящная вышивка серебряной нитью и речным жемчугом — видимо, знаменитые вышивальщицы Краггенменса постарались и тут. Потом служанка помогла мне облачиться в верхнее платье из тяжелого бархата и затянула шнуровку на корсаже, подгоняя наряд по фигуре. От ткани шел удушающий запах лаванды, а из складок высыпалось несколько сухих соцветий: похоже, одежду совсем недавно достали из сундука и не успели ни толком проветрить, ни как следует выбить. Платье, все же, оказалось слишком широким в талии и немного свободным в груди, и даже шнуровка не помогла ему сесть правильно. Впрочем, я все равно осталась довольна: новый наряд выглядел куда эффектнее и соответствовал торжественному ужину куда больше, чем мое простое дорожное платье из коричневой шерсти. Я поглядела на собранные в манжеты складки полупрозрачной серой ткани, выглядывающие из свободных, расширяющихся книзу бархатных рукавов. Этот фасон был популярен лет так десять назад. Еще одно доказательство того, что в то время Краггенменс поддерживал какие-никакие торговые связи с Городом. А в последнее время они прекратились, ведь тогда бы хозяева дома знали, что теперь в моду прочно вошли узкие рукава. — Какую прическу вы бы хотели? — услужливо поинтересовалась горничная. — Что-нибудь на скорую руку. Не хочу, чтобы меня ждали дольше, чем нужно. Служанка, споро орудуя гребнем и длинными железными шпильками, наскоро соорудила на затылке что-то вроде пучка. Волосы неприятно тянуло, но я решила потерпеть и не заострять на этом внимание: она наверняка решила бы его переделать, а мне не хотелось тратить время. Мы вышли из комнаты, когда большие часы в одной из комнат звучно пробили семь. В сопровождении Рандира и Вендри я прошла несколько запутанных коридоров, отчаянно пытаясь запомнить дорогу обратно. Уже знакомые мне помещения теперь выглядели пустыми, тихими и темными. Даже сияющая огнями люстра холла не могла полностью разогнать полумрак в углах. Я бросила взгляд на нишу под потолком, где томился Глаэн. Ведущую туда временную лестницу снова разобрали, и я даже и представить себе не могла, насколько одиноким себя чувствовал маленький заложник тоскливыми темными вечерами. Как сильно годы в четырех стенах отразятся на детской душе? Такое ощущение, что никто, даже Элан, не удосужился об этом подумать. Дюкре решил принять меня в парадной столовой. В ожидании хозяина, я бесцельно бродила в соседней комнате, рассматривая огромную картину, изображавшую маяк на скале посреди бушующего моря. Художник определенно рисовал с натуры и, принимая во внимание, что никакого моря и уж тем более маяка обитатели Краггенменса в глаза не видели, сам собой напрашивался вывод о том, что полотно принадлежало кисти чужестранца. Так много людей из Города контактировали с Краггенменсом в последние годы, а Хранители все равно продолжали его считать чем-то полулегендарным. Как же много всего мы упустили! — Добрый вечер, госпожа Хранитель, — раздался за спиной знакомый звонкий голос. — Наслаждаетесь искусством? Я обернулась. Дюкре стоял посреди комнаты, а под руку его держала удивительной красоты молодая женщина. Прямо передо мной стоял в буквальном смысле эталон. Спутница Дюкре была из тех муз, с которых пишут портреты и чьи профили увековечивают в мраморе. Совершенные черты лица. Белоснежная кожа, которой, казалось, никогда не касались солнечные лучи. Сердце больно сжалось то ли от ревности, то ли от разочарования — странные чувства, которые я не должна была испытывать. В самом деле, было бы глупо полагать, что у Эйлины не было матери. Зато теперь я понимала, от кого девочка унаследовала темные волосы и огромные черные глаза. И чувствовала себя совершеннейшей дурой, вспоминая невинный флирт, который позволила себе в отношении ее мужа. Я всегда считала себя довольно-таки красивой женщиной, но тягаться с госпожой Дюкре мне было не под силу. — Госпожа Касадра, позвольте представить вам мою супругу Исольде. Исольде, это Касадра, она Хранитель и гарант перемирия из Города. Она поможет нам вернуть Эйлину. Я присела в неглубоком реверансе. Исольде приветливо кивнула с поистине королевским видом и улыбнулась, но не произнесла ни слова. Огромные раскосые глаза с густыми черными ресницами смотрели отрешенно. Казалось, она не совсем понимает, кто я и что здесь делаю. В отличие от меня, госпожа Дюкре, судя по всему, провела не один час перед зеркалом. Ее волосы были уложены в сложную вечернюю прическу из тонких косичек и завитых прядей, скрепленную сверкающими заколками в виде звезд. Лазурное платье из тафты, по покрою напоминающее мое, было украшено искусной вышивкой и, надо признать, сидело куда лучше. В ушах, на пальцах и на шее сверкал целый каскад из драгоценных камней. «Нет. Она прекрасна» — вспомнила я слова ее мужа. Итак, я только что познакомилась с той самой «страшной женщиной», которая так сильно пугала Глаэна…