Путь Гордого Бессмертного Злодея ко спасению

      С момента их последней встречи миновало два дня. Шэнь Цинцю за это время ни разу не делал попытки связаться с его новыми знакомыми: у него и без того забот был полон рот. Едва придя в себя, он с головой погрузился в дела, напрочь забыв о проблемах со сном: ведь теперь спать ему было и вовсе некогда. Он едва успевал поворачиваться, разрываясь между проверкой домашних заданий учеников, чтением и сортировкой горы докладов и написанием собственных очерков с рекордной скоростью. Перетруженные глаза немилосердно жгло и пекло.       Хотя по сравнению с ощущением вырывания глазного яблока из глазницы чёрным демоническим когтем, нынешний дискомфорт казался нежной лаской.       К сожалению, его накопившиеся обязанности были лишь верхушкой айсберга проблем. Учитывая бардак, который начался в школе после возвращения этой бестолочи с Байчжань с его бессвязной болтовнёй. Из всего, что нанёс, вернувшись, его шиди, доброхоты сделали свои выводы, а сплетники, что твои сороки, понесли на хвостах историю, пересказывая её снова и снова, причём с каждым пересказом она обрастала всё новыми невероятными подробностями, в итоге исказившись до неузнаваемости, и теперь все знали, что неустрашимый и благородный лорд Байчжань в очередной раз героически спас прекрасную деву из лап "развратного змея Цинцзин".       А сам он в ней из просто бабника превратился в настоящего демона-искусителя, перед которым невозможно устоять. Ему оставалось только развести руками перед буйной фантазией злых языков: воображение этих извращенцев заставило его сломать не один веер в бессильной злобе. Он молил небожителей, чтобы дали ему силы сдержаться при встрече с Лю Цингэ, когда тот вновь попытается сунуть свой нос к нему на пик со своими воплями, "блюдя нравственность", чтобы немедленно не выцарапать идиоту глаза.       - Шицзунь! - испуганный Мин Фань изо всех сил пытался успокоить своего кровожадно настроенного мастера, от которого только что искры не летели. Встав отважной преградой между излучающим ледяную ярость бессмертным и дрожащей кучкой младших учеников, он взмолился: - Прошу, поговорите с этим скромным учеником!       - Этот варвар с его крохотным мозгом, этот гуев Лю Цингэ! - Шэнь Цинцю в бешенстве стиснул очередной веер, и тот, жалобно скрипнув, пошёл трещинами, впиваясь щепками в его ладонь. Бездна! Испортил такую изысканную вещь. И всё из-за этого барана!       - Черепаший выблядок!       - Этому недостойному ученику не подобает обсуждать шишу за его спиной.       Недосказанное "даже если он это и заслужил" повисло в воздухе.       - Но сплетники под его началом заслуживают наказания. Я могу подать жалобу Чжанмэнь-шибо, если шицзунь захочет.       - Ха! А толку? Мотай на ус, Мин Фань. В политике иногда приходится уступать превосходящему влиянию, какими бы глупыми ни были влиятельные люди. Если у тебя нет средств для контратаки, лучше с достоинством отступить, чтобы не тратить понапрасну силы и не множить потери, а заодно выиграть время на будущее. Боюсь, в данном случае мы имеем слово достопочтенного великого и прекрасного меча Чэнлуань против слова вашего бесчестного и подлого шицзуня.       Горько было признавать, что находишься в невыгодном положении, но для Шэнь Цинцю это была возможность научить своего ученика уму-разуму, преподав ему ценный жизненный урок.       - Но это вовсе не значит, что подобное унижение останется безнаказанным.       - Шицзунь, этот ученик умоляет учителя не называть себя "бесчестным" и "подлым"... Но, коли шицзунь позволит этому сказать, разве мы не будем иметь преимущество, если на нашей стороне будет харизма и влияние главы школы? Похоже, он благоволит к шицзуню, и никто не станет противиться его воле, если не захочет лишиться его милости.       - С каких это пор ты стал таким хитрым, что используешь своего Юэ-шибо в качестве разменной монеты, м?       Он вскинул бровь, наслаждаясь смущением густо покрасневшего от своей дерзости ученика. Однако его сегодняшний импровизированный урок для Мин Фаня ещё не закончился.       - Но, возвращаясь к нашей теме: в этом и кроется главная опасность. Опираясь исключительно на влияние кого-то более высокопоставленного, вы лишь настраиваете против себя своих сослуживцев.       Намёк был достаточно прозрачным, чтобы его без труда понял мальчик, стоящий сейчас перед ним на коленях. Взгляд юноши демонстрировал крайнюю степень сосредоточенности, он ещё сильней нахмурился - нарочито, почти театрально - а затем склонился до земли, уперевшись лбом в пол.       Если он достаточно умён, то поймёт, от чего именно предостерегал его учитель.       - Этот благодарит шицзуня за урок...       - По крайней мере, урок подоспел как раз вовремя, чтобы предотвратить ошибки в будущем.       - Шицзунь?..       Взгляд ярких глаз на круглощеком лице юноши мгновенно посерьёзнел, едва только речь зашла о будущих последствиях. Вопреки мнению обиженных конкурентов, Мин Фань заслужил должность главного ученика вовсе не подхалимажем и интригами. Хотя ему предстояло ещё многому научиться, он был из тех, чья сила заключалась в том, что он умел делать правильные выводы.       Прямой, как бамбук, и прилежный, как императорский чиновник. Он был тем надежным учеником, который, невзирая на то, сколько раз его мастер высмеивал его, всегда хранил ему верность. Даже после того, как влияние Шэнь Цинцю обратилось в пыль в первой их жизни от рук бывшего ученика, Ло Бинхэ.       Один из немногих, кто не бежал перед лицом опасности, несмотря на огромную разницу в силе между ним и протагонистом, преданный, как никто другой, направляя и опекая своих младших соучеников, он искренне жил учениями и принципами пика Цинцзин.       До последнего вздоха он с достоинством отстаивал интересы своего пика.       - Может, я и проиграл эту битву, но ты ведь знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я этого так не оставлю?       - Этот скромный ученик никогда не недооценивал способности своего шицзуня. Когда придет время отомстить, этот недостойный будет готов помочь.       - Глупец, в твоем возрасте всё ещё беспокоишься о бессмысленных вещах, - вздохнул учитель. Его взгляд, обращённый на ученика, смягчился, в нём промелькнула нежность. Но склонённый ниц юноша не заметил этого. Шэнь Цинцю про себя усмехнулся тому, что Мин Фань не решается поднять глаза (если бы решился небось умер бы от счастья, увидев довольную физиономию шицзуня).       - Почему бы тебе не пойти и не успокоить своих шиди и шимэй? Эти норовистые девицы уже перебарщивают со своими истериками. Развели сырость на пике!       Он хмыкнул, усмехнувшись своим мыслям и позволил ностальгии захлестнуть себя перед недоумевающим младшим, молча гадающим о причине такого нежданно-негаданно улучшившегося настроения своего строгого учителя, вдохновлённым силой духа этого высокомерного бессмертного, которого абсолютно не волновало мнение тех, кто никогда не сможет достичь его уровня.       Встав со своего места, Шэнь Цинцю захлопнул треснувший веер, оставив его покоиться с миром на чайном столике, и отошел, чтобы выбрать новый, мурлыкая себе под нос изысканную мелодию, с которой он познакомился благодаря той прилипчивой крысе, присутствие которой его раздражало... Раньше. Но теперь, проведя некоторое время в одиночестве, он внутренне признал, что эта система вовсе не столь раздражающая, как та, из его прошлой жизни.       Сейчас он чувствовал себя, скорее, как владелец любящего питомца, ожидающего похвалы от своего хозяина.       - Шицзунь... согласно расписанию, следующее мероприятие - Собрание владык пиков. Шицзунь хочет, чтобы этот ученик передал дневные занятия старейшине Цяню? Ученик знает, что по возвращении... шицзунь будет слишком измотан встречей, чтобы преподавать...       - Хм.       - Ученик всё понял. Он просит прощения.       Как только мальчик ушел, настроение его мастера снова ухудшилось. С тоскою вздохнув, он прекратил попытки выбрать веер, просто взяв один с полки наугад и прижав гарду к подбородку, плотно закрыл глаза. Его губы сложились в кривую ухмылку.       - О, так вот, отчего у меня голова раскалывалась в последнее время. В предвкушении, значит, - он застонал и направился к кровати, чтобы прилечь.       Ему требовалась передышка.       Наконец пришла пора отправляться. Прежде чем отбыть на собрание, он должен был убедиться, что все дела в идеальном порядке, а его ученики получили от него чёткие инструкции. Он стоял возле своего бамбукового домика перед собравшимися обитателями пика: молодыми и пожилыми. Все они как один с серьёзными лицами внимали тому, как их владыка передаёт свои полномочия старейшине Цяню на время своего отсутствия.       Хотя собрания пиковых лордов проводились регулярно и не были затяжными, всем было известно, что подготовка к ним не может быть слишком тщательной: эти встречи априори были обречены на катастрофу. Задолго до самого собрания, их шицзунь становился холоднее, чем обычно. Его взгляд начинал метать молнии по малейшему поводу, и приближаться к Шэнь Цинцю в такие моменты было чревато для всех.       По иронии судьбы, бедным, наивным ребёнком, который был настолько безрассуден, что пытался сблизиться с шицзунем в такие опасные мгновения, был не кто иной, как Ло Бинхэ, протагонист этого мира.       Будучи отщепенцем, Ло Бинхэ был предоставлен сам себе, и никто из шисюнов не взял на себя труд заранее предупредить его о том, что не стоит добиваться благосклонности шицзуня в это опасное время, что разумнее всего сейчас оставить его в покое, продолжая заниматься своими делами, а самостоятельно настроения других он не улавливал и в тонких материях не разбирался, как и подобает протагонисту. Даже Нин Инъин, его первая жена в прошлой жизни, здесь была ему не помощница, не имея ни малейшего понятия о холодной и жёсткой стороне их шицзуня. Ведь она могла приходить и уходить, когда ей заблагорассудится, а такой привилегии не было больше ни у кого.       Даже у главного ученика.       Подобная дерзость привела было Шэнь Цинцю в ярость: он по ошибке принял её за неуважение, не зная, что мальчик лишь пытается сблизиться с шицзунем так, как обычно делала его шицзе. Но, глядя на бывшего императора трёх миров, который сейчас, сгорбившись, стоял с понуро опущенной головой и трясущейся от побоев соучеников ногой, видя его уязвимость и беззащитность, напоминающие щенка, он смотрел - и не верил своим глазам. Его взгляд выхватил нежные черты измазанного грязью лица, и его тонкие брови сошлись на переносице.       - Зверёныш отправится на Цанцяо, чтобы его там привели в порядок, и пусть он не вздумает возвращаться, не получив помощи. И, кстати, умойся перед выходом, на тебя даже смотреть стыдно... Ты кто? Дикарь с Байчжань, что ли? - он наставил веер на удивлённое лицо полудемона и затем повернулся к Мин Фаню, не обращая внимание на то, как его младший ученик с остервенением принялся вытирать грязное лицо.       - На тебе пик. Ты знаешь, что за главного. Не доставляй хлопот старейшине Цяню.       - Этот ученик принял приказ шицзуня!       Ученики в унисон загомонили, кланяясь вслед учителю, отбывшему, наконец, на его персональную каторгу. Он молча проследовал к выходу, проигнорировав присутствие своего бывшего палача, который неуверенно семенил за ним до самых ворот. Не желая усугублять свой и без того поганый день, учитель делал вид, что не замечает любопытного взгляда, неотрывно следящего за ним, пока, наконец, его терпение не лопнуло, и он резко развернулся, поймав ученика, не сводящего с него глаз, "на горячем". Мальчишка сразу же неловко отвёл взор, не сумев скрыть своей заинтересованности, и лишь поигрывая пальцами, не зная, куда девать свои руки.       - Зверь.       - Ш-шицзунь?       Зачем он окликнул его? Он и сам не знал, чего хотел от мальчика. Внутри всё ещё пылала глубокая обида от растоптанной некогда гордости, и ярость и боль смешивались в единую гремучую смесь при воспоминании об осколках Сюаньсу на полу Водной тюрьмы - единственном напоминании о том, что Ци-гэ однажды жил на свете и любил своего сяо Цзю.       Он боролся с собой, чтобы не поддаться порыву и не залепить с размаху пощёчину этому смазливому лицу, уговаривая себя, что его обладатель ещё безгрешен и неповинен во всех преступлениях, живущих в его собственной памяти.       Чувства в нём боролись с разумом.       Ло Бинхэ понятия не имел о внутренней борьбе своего шицзуня. Привыкший к яду, который изрыгали эти уста, брезгливо кривившиеся при виде его, к холодному взгляду, исполненному презрения - с самого первого дня, как он поступил учеником на пик, он не знал другого отношения к себе шицзуня. В этом не было новизны. Что не делало такое положение вещей менее мучительным для ослепленного восторгом подростка, который просто хотел, чтобы его увидел тот, кто, как бы он ни старался, не желал его замечать. Не отрываясь, Бинхэ прожигал взглядом неестественно прямую спину бессмертного: всё такой же недосягаемый, как и прежде. Но что-то в его позе и манере держаться насторожило Ло Бинхэ.       Взгляд ярких глаз скользнул по стройной фигуре, и застыл от неожиданности при виде сжатых до боли, до вздувшихся вен, дрожащих кулаков учителя. Мальчик вновь перевел глаза на лицо шицзуня, чей гордый профиль искажало сейчас явное и абсолютно несвойственное ему выражение покорности.       Он никогда не видел учителя таким, даже перед лицом врагов, в открытом противостоянии, но эта аура покорной обречённости не позволила ему заговорить снова. Он боялся переступить границы дозволенного и поплатиться за свою дерзость.       Повинуясь безмолвному приказу, он не произнёс ни слова, не желая искушать судьбу теперь, когда его, к счастью, досрочно освободили от наказания.