Путь Гордого Бессмертного Злодея ко спасению

             С того самого момента, как Ло Бинхэ решил присоединиться к горной школе Цанцюн, его путь главного героя был предопределён. Как и полагается любому нормальному протагонисту, несмотря на тяжёлое, полное страданий прошлое, именно этот шаг стал для него решающим на пути к славе и безраздельному обожанию окружающих. Пути, задуманным и спланированным автором как блестящее и стремительное возвышение главного героя к вершинам всевластия в мире, где всё вращалось вокруг его персоны, и пестрящим характерными для жанра клише.       Ореол протагониста обеспечивал Ло Бинхэ возможность решать судьбы других персонажей по своему усмотрению, казня и милуя, указывая на любую из красавиц, которые с энтузиазмом штабелями укладывались к его ногам, только и мечтая, как о манне небесной, о сомнительной радости пополнить его обширный гарем ради крох его внимания, чтобы хотя бы иногда иметь возможность издали лицезреть предмет своего обожания. Ему изначально было предначертано быть альфа-самцом, воплощением мужественности, фантазией о том, каким должен быть идеальный мужчина. На костях героев, роли которых сводились к подобным тем, что были у Мин Фаня и Шэнь Цинцю: "кретина-качка" и "учителя-садиста", ковалась его биография "великого императора", и он вызывал у читателей сочувствие, притворяясь кротким ягнёнком, принимающим издевательства с раболепным смирением, на деле же копя в душе злобу против своих гонителей, запоминая каждую нанесённую ему обиду и унижение, чтобы в последствии, возвеличившись и обретя силу, отомстить им всем вдесятеро.       Рожденный из популярной интернет-новеллы, переведенной на несколько языков, он получил всё, что причитается знаменитому протагонисту: кучу артов, фанфиков, последователей-косплееров и активно бурлящий комментариями фэндом. Его фанаты с пеной у рта были готовы отстаивать его великолепие, петь ему дифирамбы, плодя один хэдканон за другим. Ведь так легко было восхищаться этим сверхчеловеком, наделённым красотой, мощью, всевластием и горящим жаждой мести. Так приятно было, отрешившись от собственной скучной работы или унылой жизни, с головой окунуться в захватывающие приключения Гордого Бессмертного Демона.       Возможно именно поэтому Шэнь Юань так полюбил его, хотя в то время видел в нём лишь недостижимый идеал, которым он сам никогда не смог бы стать, восхищаясь главным героем, даже если и костерил почём зря роман, написанный Самолётом.       Мысленно воздвигнув своего любимого героя на пъедестал и возложив на его голову лавровый венок славы, он относился к нему с откровенной предвзятостью, которую другие, скептически настроенные читатели, не разделили бы. Он нисколько не сомневался в том, что Ло Бинхэ заслуживал самого лучшего отношения со стороны своего неприступного шицзуня. Ведь он был так талантлив! Вспомнить хотя бы эпизод, когда он победил могущественного демонического старешину под командованием священной демонессы Ша Хуалин. Из ничтожества он в одночасье превратился в предмет восхищения, снискав уважение соучеников своей силой, ловкостью и боевыми навыками, не уступающими адептам пика Байчжань.       Что касается его шицзуня, то Шэнь Цинцю в свою бытность новичком, получившим благосклонность учителя, пришлось испить горькую чашу зависти, самых дурных слухов, порочащих его имя и происхождение и обвинений в непотизме. Злые и извращённые языки даже намекали на недвусмысленные услуги, которые он якобы оказал в обмен на своё повышение до дашисюна пика и отстранение от должности предыдущего главного ученика.       Бинхэ мог иметь сколь угодно огромный, непрерывно разрастающийся гарем и даже лишать девственности на глазах у всех во время Собрания Союза Бессмертных, но никто за это и не подумал бы осудить его или назвать извращенцем, в отличие от его учителя, которого с дерьмом смешали за один только факт его пребывания в борделе.       Ло Бинхэ восхищались за его исключительный талант. Но в оценке Шэнь Цинцю применялись совсем другие стандарты.       Ореол главного героя и ореол главного злодея действовали безотказно: с одинаковой силой, но противоположным образом.       Становление героя под руководством Шэнь Цинцю происходило постепенно, наполняя сердце и дух юноши растущей надеждой и желанием во что бы то ни стало обратить на себя внимание своего шицзуня и однажды увидеть одну из редких и эфемерных его улыбок: такую же лёгкую и неуловимую, как перо феникса.       Ему казалось, что он впитал в себя часть его души, настолько он был одержим Шэнь Цинцю. Когда Ло Бинхэ только прибыл в Цанцюн, то с первого же мгновения не мог оторвать глаз от величественной фигуры бессмертного, холодно и равнодушно взиравшего на него сверху вниз, и, тем не менее, выбравшего именно его из всех остальных претендентов, несмотря на возмущение самого Бога Войны, что первый заметил талантливого мальчика.              Он помнит, как после отбора сердце его ушло в пятки, когда он всё испортил на чайной церемонии, и учитель показательно скривился, недовольный вкусом заваренного им чая, но лишь нахмурился, ничего не сказав.       - Этот... этот... просит шицзуня простить этого недостойного ученика за его неловкость...       После свадебной катастрофы Бинмэй, не вынеся навалившегося на него со всех сторон давления, погрузился в глубокий сон, вместе с Мэнмо перебирая в памяти воспоминания, в поисках того момента, когда всё пошло наперекосяк. Его тело лежало на кровати шицзуня, обеими руками прижимая к груди его любимый веер. Лицо спящего было спокойно, и только тихие слёзы катились из закрытых глаз. Но мозг его сейчас был в лихорадочном поиске, копаясь в обрывках прошлого и с каждым мигом погружаясь во всё большее отчаяние.       Наблюдая, он вновь переживал момент, когда на его голову выплеснули чай: как тёплые струйки заливали его лицо, стекая с намокших кудрей и смешиваясь с душившими его слезами.       Словно ритуал посвящения в их с тех самых пор несложившиеся отношения.       Месяц пролетал за месяцем, а мастер, которым он восхищался от всей души, несмотря на все его усилия, не проявлял к нему ни малейшего интереса, не говоря уже о привязанности. Он по-прежнему был холоден и отстранён, и пресекал любые попытки Ло Бинхэ сблизиться, как бы тот ни старался. Между ними словно существовал барьер, возведённый его учителем и со временем укрепившийся непрерывно накапливающимися обидами. И со временем Ло Бинхэ затаился, втайне по-прежнему восхищаясь учителем, но запрятав своё восхищение глубоко в сердце. Отказавшись от тщетных усилий добиться его признания, ученик выбрал более пассивную стратегию, заключавшуюся в том, чтобы по возможности не мозолить лишний раз шицзуню глаза, избегая его гнева.       - Ах, мальчик. Теперь я вижу, что он действительно надул нас всех, как последних идиотов, - расхохотался старый демон, вместе с Бинхэ просматривающий его воспоминания. Полудемону ничего не оставалось, кроме как молча проглотить язвительность старого кошмара, ведь тот был прав. - Столько лет, и никто не заподозрил подмены! Как же жаль моего "собрата поневоле"!       В итоге все они оказались в дураках. После разоблачения фальшивого Шэнь Цинцю мир совершенствующихся охватил хаос: люди перестали доверять друг другу, опасаясь, что их товарищи также могли быть одержимы чужеродной сущностью и подменены, как Шэнь Цинцю.       Но самым большим дураком чувствовал себя главный герой. Его потаённые, подспудные чувства к учителю вновь расцвели пышным цветом, стоило на горизонте замаячить подобной возможности.       Поначалу он относился к перемене отношения к нему шицзуня с недоверием, по-прежнему предпочитая держаться в стороне, опасаясь быть обманутым в своих вновь затеплившихся надеждах на сближение и человеческое тепло от его шицзуня. Боясь, что в любой момент он может проснуться и понять, что всё это время видел сон, и будучи не в силах смириться с мыслью, что признание его кумира ускользнёт от него и он поймет, что всё это были лишь грёзы, а на самом деле он никогда не имел желаемого.       Он боялся вернуться в то время, когда его холодно отчитывали за малейшую провинность, а он лишь безропотно, опустив голову, внимал едким словам учителя, выражающим недовольство его неловкостью или медленным прогрессом.       Но когда он наконец понял, что все происходящее с ним - не сон, а явь: когда его взяли за руку и улыбнулись, а потом и доверили своё сердце, он почувствовал себя поистине благословлённым небесами за своё упорство.       - Я должен был заподозрить неладное, ещё когда мы с шицзунем попали в ту глупую ловушку... Не могло быть, чтобы какой-то низкоуровневый демон мог схватить и обездвижить Меч Сюя.       Поразмыслив, полудемон почувствовал себя полным идиотом. Ведь в то время его больше волновал вид белоснежной кожи полуобнажённого прекрасного мужчины перед ним, связанного вервием бессмертных. Да и что было ожидать от пылкого по натуре юноши с едва пробудившимися гормонами. Тогда ему было не до того, чтобы сопоставлять факты и замечать детали: его взбудораженный юный ум всецело занимали совсем другие мысли.       - Шицзунь, будь он собой, взял бы на себя спасение в одиночку, не нуждаясь в моей помощи...       Столько явных знаков было перед его глазами! Сейчас, размышляя об этом задним числом, он чувствовал себя слепцом.       - Не только тебя он обманул, глупый сопляк. Хватит делать из мухи слона, - Мэнмо, как мог: в своей неулюжей манере, но искренне, пытался утешить ученика. - Лично я нахожу это даже забавным... Не смотри на меня так.       - Не шути так с этим учеником!       - Что ты хочешь, чтобы я сказал? Даже твои боевые дяди не смогли ничего заподозрить, а они, в отличие от тебя, знали его практически с младых ногтей. Чего же ожидать от глупого ученика, с которым он был едва знаком и никогда до этого не был близок?       - Он мой муж! Я не просто его ученик! - воскликнул император. - Я должен был знать об этом лучше, чем кто-либо другой!       - Только вот Шэнь Цинцю - вовсе не твой муж! - вдруг раздражённо выкрикнул демон сна, устав от этого самокопания его носителя, грозившего обернуться для него самого проблемами со здоровьем. Прекрасно понимая, что никто, кроме него, не выведет Бинхэ из автоколебательного режима отчаяния, он дал ему эту метафорическую пощёчину, пытаясь привести того в чувство.       - Напоминаю, что муж цзюньшана - самозванец. Твой шицзунь, небось, и понятия не имеет, что его губами кто-то целовал его ученика! Скорее всего, он вообще мёртв!       Яростное восклицание и справедливость слов старого демона вывели Бинхэ из транса.       Мэнмо, уже отчаявшемуся из-за этого нытья, ничего не оставалось делать, как смириться с существующей ситуацией. Ведь реальность была такова, что Бинхэ не под силу было контролировать происходящее: слишком молод, слишком наивен и неопытен. Его нельзя было винить за то, что он не замечал, что его учитель порой ведёт себя ещё более неопытно, чем его собственный ученик, словно он сам походу учился.       Он не находил это подозрительным, а на откровенные несоответствия предпочёл сознательно закрывать глаза, потому что так было удобнее для него.       - .......              - Хочешь ты того или нет, но женился ты на том круглощёком тщедушном коротышке. Твой драгоценный шицзунь, которым ты так гордился и влажными фантазиями о котором ты мне всю плешь проел - это на самом деле он.       Шэнь Юань.       Как странно и непривычно ощущалось это имя, применительно к мужу: незнакомое, чужое, никогда не произносившееся им в сочетании с "я люблю тебя...", обращённым к шицзуню. Несмотря на открывшуюся правду, называть возлюбленного другим именем казалось кощунственным, словно, поступая так, он совершал измену.       Желать его было равносильно отступничеству.       Шэнь Юань, его муж - Шэнь Юань.       Не Шэнь Цинцю.       Никогда не был Шэнь Цинцю.       Было так трудно отделить их друг от друга, что он даже не понял, что женился на человеке в очках и с короткими волосами, а не на учёном с веером, которого обожал с первого взгляда.       Шэнь Юань, Шэнь Юань, Шэнь Юань.       ШЭНЬ ЮАНЬ.       Что это был за человек, скрывавшийся за лицом его учителя? Что он знал о нем, что не было связано с именем Шэнь Цинцю? К чему он стремился, пока не оказался в роли горного владыки? Была ли у него семья, что с ними случилось? Был ли он художником, как его учитель? Учёным, как он? Человеком или демоном?       У него возникло столько невысказанных вопросов после того, как перед ним предстал совершенно другой незнакомый человек. Человек, годами живший в чужом теле, пользуясь чужими навыками и не им достигнутым высоким положением, налаживающий связи и отношения от чужого имени, притворяясь, что всегда был здесь, и скрывая свою ложь за тем самым веером, который теперь ощущался таким тяжелым в руках императора.       - Он человек. Хилый и слабый, хотя оригинал тоже не отличался особой силой, - старческое бухтение Мэнмо проносилось в ушах Бинхэ бессмысленным шумовым фоном.       - Хотя сейчас, по сравнению с тобой, все выглядят как муравьи... Ну, почти все. Глава вашей школы многообещающ...       Женился на ком-то, построив замок на песке из лжи...       - Эй, ты меня слушаешь? - продолжал бубнить голос над ухом. Но он даже не вздрогнул в ответ.       Голова шла кругом, и он непереставая задавал себе вопросы, едва сдерживая рыдания и обнимая себя, пытаясь унять колотящий его озноб.       Насколько он мог доверять сказанному ему "я люблю тебя"? Насколько искренними были свадебные клятвы того, кто даже не произносил их от собственного имени?       К тому же, учитывая, что, как оказалось, его дружелюбие изначально было продиктовано ничем иным, как обыкновенным страхом, инстинктом самосохранения и стремлением предотвратить гибель от рук протагониста: рук своего мужа, которого он годами пытался умиротворить, дабы обеспечить себе выживание. После всего случившегося, он уже не был уверен, что сможет доверять ему как прежде: абсолютно.       - Знаешь, старейшина Мэнмо. Больше всего меня ранит то, что я действительно полюбил его. Даже зная, что он не тот человек, за которого я его принимал, мне всё-таки трудно отпустить его... Неужели я дурак, до последнего хватающийся за соломинку?       - Безусловно: здесь и двух мнений быть не может! - припечатал старый демон. - Но что ты дурак, этому старейшине и так давно известно.       - Старик... - у него даже не было сил пререкаться: все его душевные усилия сейчас уходили на то, чтобы каким-то образом привести в порядок водоворот чувств и мыслей, охвативших его. - Что мне делать? Как пережить это? Мне так больно...       - Что ты хочешь, чтобы я сказал? Я не знаю, малыш. Не знаю, - голос Мэнмо смягчился. - Ты должен быть честен сам с собой и посмотреть правде в глаза, приняв то, что есть. Если после этого ты не почувствуешь удовлетворения, то наименьшей глупостью будет отпустить его.       - Как я могу отпустить своего шицзуня?! Думаешь, я в силах его отпустить?..       - Сынок, у тебя сложная ситуация. Несмотря на то, что я твой наставник, у меня нет ответов на все вопросы на свете, - вздохнув, Мэнмо неловко похлопал бедового императора по спине.       - Твои чувства существовали уже давно, судя по твоим воспоминаниям. Но теперь в твоих мыслях появился ещё один человек, и ты не можешь разделить одного и другого, потому что в твоём сознании они слились в один неразделимый образ.       Он помолчал и добавил: - Я не стану лгать тебе и говорить, что ты мог бы быть счастлив с одним или с другим. Я не знаю, и единственный, кто может это выяснить - ты сам.       - Наверное, ты прав...       - Конечно, я прав! И кстати, ты должен этому старейшине отпуск и награду! Твоя личная жизнь изматывает похлеще битвы с целым стадом питоносорогов!       - Глупо с моей стороны ожидать от старейшины бесплатного совета.       - Я ж не твой учитель, ты сам отверг меня как мастера. Так что, не жди бесплатных уроков, - не мог не укусить его желчный старик, втайне довольный, как кот, поймавший канарейку, глядя на нынешнюю уязвимость своего могучего ученика.       - Старейшина... Я не уверен, что при других обстоятельствах я бы влюбился в своего мужа естественным образом. Я даже не знаю, заслуживаю ли я того, чтобы испытывать чувства к настоящему Шэнь Цинцю, ведь я так и не понял, что он - давным-давно мёртв...       Закусив нижнюю губу, император протянул руку к образу, застывшему в его сне: его прекрасного величественного учителя. Образу, который жил в его воспоминаниях и преследовал его, куда бы он ни направлялся.       - Было бы глупо говорить, что я уже отошёл от всей этой истории с Шэнь Цинцю... Или Шэнь... Юанем. Несмотря ни на что, я всё ещё хочу делать вид, словно ничего не произошло, будто всё так же, как раньше, но... Так нельзя. Я не должен игнорировать тот факт, что я больше не доверяю этому человеку, только потому, что хочу видеть его рядом с собой. Я знаю, что в конце концов ком обид будет лишь нарастать, если я сейчас буду вести себя по-прежнему как ни в чём не бывало.       - Тогда тебе так и стоит поступить: не заставляй себя игнорировать очевидное.       - Но шицзунь... Шэнь Юань... Он так много сделал для меня, разве я не должен отплатить ему благодарностью?       - И что ты хочешь отдать ему в качестве платы? Себя? Сынок, какой же ты сложный... Ты сам ответил на свой вопрос.       И, тяжело вздохнув, старый демон растворился в тумане.       Бинхэ остался один на один с собственными мыслями.