Love hurts

Синчень как будто сорвался с меча на головокружительной высоте, но вместо страха испытывал дикий восторг. Сюэ Ян не отталкивал его! В какой-то момент он почувствовал отклик: губы шевельнулись, пропуская в сладкий жар рта омеги. Притиснув юношу к себе до боли, даос сделал несколько шагов наугад. И это было его ошибкой. Столкновение со стеной словно отрезвило Сюэ Яна. Направленный удар ци отбросил Сяо Синченя на пару чи. Сюэ Ян скривился, утирая рот рукавом. От этого движения альфу пронзила острая боль. Он опять ошибся — омега по-прежнему не принимал его как пару. — Решил снова заполучить свою сучку?! Что, так невтерпёж? — на этот раз Сюэ Ян был действительно зол. — Ну давай, попробуй меня подчинить! У тебя есть прекрасная возможность — ведь я чувствую твой запах! Действительно, ноздри его изящно изогнутого носа яростно раздувались, ловя малейшие изменения в воздухе. — Я вовсе не думал… — отчаянно возразил заклинатель. — И я в это должен поверить?! — презрительно фыркнул босяк. — Ты считаешь меня идиотом, Сяо Синчень? Или думаешь, что я растекусь сладкой лужей от запаха альфы? — Давай… Давай просто поговорим и попробуем найти какое-то решение? Прошу тебя… — Пользуешься тем, что у меня и выбора-то нет?! Торчать тут с тобой или пойти под меч палача? Так себе варианты. Ебаный Мэн Яо всё просчитал! — Цзинь Гуаньяо? Он знает, что… Про нас? — А я-то думал, почему он отправил меня именно в Юэян. Гуев сын шлюхи! — зло прошипел Сюэ Ян. — Ну конечно, он знал — разве от этой гадюки что-то возможно утаить? — Пожалуйста, давай… Давай успокоимся, — Синчень предпринял ещё одну отчаянную попытку воззвать к разуму омеги. Пусть Сюэ Ян и перестал принимать зелье, подавляющее обоняние, он никогда не воспользуется этим. Любое давление приведёт к ещё большей катастрофе. — Да иди ты нахуй, Сяо Синчень! — огрызнулся тот. Он резким движением сгреб с подставки подсохший плащ и, громко топая, направился к выходу. — Куда ты пойдёшь? — Куда-нибудь, где не так воняет! — с этими словами омега распахнул дверь, впуская в дом пронизывающий холод и резкий свист ветра, и шагнул наружу, почти сразу растворяясь в метели. Всё-таки предпочёл смерть… Синчень бессильно опустил руки, изо всех сил сдерживая слезы. Что же он натворил! Небеса дали ему последний шанс, а он его упустил, пойдя на поводу низменных желаний. *** Жалящие порывы ветра и пронизывающий холод Сюэ Ян практически не чувствовал — настолько его переполняли злость и отчаяние. Каким гуевым идиотом он был, приняв слова Мэн Яо за чистую монету! Разве не он сам столько раз устраивал «несчастные случаи» для тех, кто мешал золочёной гадюке? Кто препятствовал его планам или слишком много знал о тёмных делишках главы ордена Цзинь — всех ждал один конец. Смерть. Такая участь была уготована и для Сюэ Яна. Разве что отложенная до момента, пока он не доберется до Сторожевой башни Юэяна. Наверняка А-Яо рассчитывал, что даос пронзит его мечом, как только увидит, покарает преступника сам, раз уж тот избежал наказания. Или умереть должны были оба? Возможно, бастард Гуаншаня решил, что погорячился, предлагая должность командира Башни такому наивному добродетельному дураку как даочжан Сяо Синчень. Но тот не оправдал ожиданий Цзинь Гуаньяо. Сюэ Ян не понимал, почему он решил впустить в дом убийцу и разбойника, поил его чаем, разговоры разговаривал, ни разу не подняв тему преступного прошлого омеги. Только когда заклинатель полез с поцелуями, до Ченмэя дошло — истинная пара, посланная Небесами, и прочая несусветная чушь! Грёбаный святоша! Даос воплощал в себе тот набор добродетелей, которые Сюэ Ян считал величайшими глупостями и откровенно презирал. Но странное дело, Сяо Синченя он презирать не мог. Не понимал — да; ненавидел за то, что тот воспользовался слабостью новорожденного омеги, за поставленную метку. Но презирать не мог, пытался — но не мог. Гораздо хуже — лишь почуяв запах альфы, Сюэ Ян ощутил невыносимое желание снова оказаться в его руках. Он совершенно потерял голову, ответив на поцелуй, желая остаться навсегда в окутавшем его аромате родниковой воды и белого чая. Почти сдался во власть инстинктов. И теперь презирал и ненавидел собственную природу с ещё большей силой.