Таинственное обещание

Тридцатый ребёнок. Число, которое не укладывается в голове. Светлана смотрела на крошечное лицо своей новорождённой дочери, и что-то внутри неё обрывалось. Эмиля. Случайная, незапланированная, появившаяся в тот момент, когда Светлана уже давно потеряла веру в то, что жизнь способна удивлять её чем-то, кроме боли. Она не чувствовала ни счастья, ни облегчения. Только пустоту и усталость, которая давила на грудь, не давая сделать полноценный вдох. Эмиля была похожа на хрупкую фарфоровую куклу — бледная кожа, тонкие пальчики, почти прозрачные ресницы. Она дышала медленно, со свистом, и каждое её дыхание казалось борьбой. — Она выживет? — голос Светланы был хриплым, почти чужим. — Шансы невелики, — врач, молодая женщина с колючими глазами и строго стянутыми в пучок волосами, не смотрела Светлане в глаза. — Ей нужно будет много заботы и… удачи. Удача. Это слово прозвучало как насмешка. Вечер. Палата. Эмиля лежала в кювезе, подключённая к трубкам и аппаратам. Светлана сидела рядом, обхватив себя за плечи. Палата была тихой, наполненной только слабым писком мониторов и дыханием младенца. — Вы хотите её оставить? — спросила медсестра, высокая женщина с усталым взглядом и мягкими чертами лица. Она подошла к Светлане и присела рядом. — Оставить? — Светлана подняла на неё потухший взгляд. — Как можно оставить кого-то, кто уже успел стать частью тебя? — Я видела многих женщин в вашей ситуации, — голос медсестры был тихим. — Некоторым легче… отпустить. Светлана стиснула зубы. Отпустить. Это было бы проще. Но разве Светлана искала лёгких путей? Она прожгла взглядом стекло кювеза, словно пытаясь передать дочери последние остатки своей жизненной силы. — Она моя. И я не позволю ей уйти. Тени прошлого Позже, той же ночью, когда больницы затихли, а свет тусклых ламп казался особенно жёлтым, в палату вошла женщина. Незнакомка в тёмном пальто и с резкими чертами лица. Она стояла в углу, её глаза блестели в полумраке. — Вы не справитесь, Светлана, — голос незнакомки был низким, почти гипнотическим. — Ещё один ребёнок. Ещё одна ноша. Она сломает вас. — Кто вы? — Светлана не узнавала её, но что-то в этой женщине было пугающе знакомым. — Я — голос, который ты так долго пытаешься заглушить, — женщина подошла ближе. — Я твой страх, твоя слабость, твоя усталость. Светлана закрыла глаза, пытаясь отогнать видение. Когда она открыла их снова, женщины уже не было. Только кювез, в котором слабо шевелилась Эмиля. — Ты не сломаешь меня, — прошептала Светлана, поднимаясь с кресла и прижимая ладонь к стеклу. — Ни ты, ни мой страх, ни эта жизнь. На грани На следующее утро врачи снова качали головами. Шансы Эмили угасали. Светлана не спала, не ела, не отходила от дочери ни на секунду. — Вам нужно отдохнуть, — снова подошла медсестра, женщина с усталым лицом. — Она чувствует вас. Вашу боль, ваш страх. Дайте ей любовь. Любовь. Светлана понимала, что Эмиля держится за жизнь, потому что чувствует её рядом. Она расстегнула рубашку и осторожно положила дочь на свою грудь. Тёплое, едва ощутимое дыхание. Крошечное сердечко билось рядом с её собственным. — Мы справимся, Эмиля, — прошептала Светлана, уткнувшись губами в мягкие волосы дочери. — Обещаю. В этот момент боль, страх и отчаяние отступили. Остались только они двое — мать и её тридцатая дочь. Любовь в обломках Той ночью Светлана снова встретила медсестру. Та сидела на подоконнике, куря тонкую сигарету. — Удивительно, — сказала медсестра, глядя в тёмное окно. — Иногда самые слабые оказываются сильнее нас всех. — О ком вы? — спросила Светлана, хотя знала ответ. — О тебе. И о ней. Светлана подошла ближе, и их взгляды встретились. На мгновение что-то промелькнуло между ними — понимание, признание, та связь, которая возникает между двумя женщинами, прошедшими сквозь ад и выжившими. — Спасибо, — Светлана коснулась плеча медсестры. — Идите к ней, — та улыбнулась. — Она ждёт. Светлана вернулась в палату. Эмиля дышала ровнее, спокойнее. Впервые за много часов она выглядела так, будто действительно хочет жить. И Светлана знала: эта маленькая жизнь, тридцатая по счёту, случайная и хрупкая, была ещё одной причиной не сдаваться.