Ирония судьбы

Отменно попарившись, Сесил Б. устроился на горячих камнях Пилтоверских бань и расслабленно приступил к размышлению над названием для своего нового коктейля с приличным содержанием содовой, неприличным содержанием алкоголя и призрачным содержанием свечения. На языке вертелось банальное «Врата тысячи вероятностей», но Хеймердингер упорно старался уйти от банального к артистичному. Как раз в этот ответственный момент творческого напряжения из тумана общественной парилки появились Экко и Виктор. Завернутые словно патриции в белые простыни, они присоединились к Хеймердингеру, и между ними начался неспешный, почти академический разговор. Экко поразмышлял про дикие руны, Хеймердингер — про отсутствие хороших баров в Пилтовере, Виктор — про четвертый закон термодинамики. С закона разговор незаметно перекинулся на более актуальное: на предзащиты и отсутствие финансирования, а уже с актуального плавно перетек на личное. Оказалось, что Экко забежал в бани, чтобы помыться перед отлетом в Ноксус — ему предстояло сделать доклад перед военным советом о плановом производстве искусственных хекстековых кристаллов. Виктор пришел вместе с Экко, чтобы в тишине парной обсудить тезисы своего нового, к сожалению, сугубо теоретического курса о аугументации тела, которой ему предложили читать в недавно открывшемся филиале Академии в Зауне. Виктор хотел развить гипотезу об использовании хекс-волокон в мультифункциональных ортезах, но не был уверен, что это созвучно времени и политической обстановке. А Хеймердингер? Хеймердингер вот уже больше месяца не мог говорить ни о чем другом, кроме коктейлей. Он принялся восхвалять свое последнее изобретение. — А-а, — Экко и Виктор скептически переглянулись. Хеймердингер выставил ладонь, драматично выдержал долгую паузу и на минуточку вышел из тепидария. Вернулся с увесистым черным портфелем. Достал из него шейкер, ингредиенты и мензурки. Ловко что-то смешал, быстро разлил по мензуркам. Сказал тост: — За проблемы и их решения! И они на пробу выпили. Ощущения оказались интересными, и они выпили за успешную защиту Экко, затем за идеи Виктора, затем за его здоровье, затем за его помолвку со Скай, а к концу вечера Хеймердингер остался единственным трезвым умом в помещении, однако, и в этом уме произошло некоторое брожение. Старый ученый не мог вспомнить, кого из двоих его бывших учеников ждут на цепеллине для отлета Ноксус, а кого завтра ждет роспись в префектуре Зауна. Сесил Б. надел очки, чтобы лучше думать, и по здравому размышлению решил, что Экко должен расписываться с Джинкс, потому что все давно уже шло именно к этому, а Виктор, единственной любовью которого было хекс-ядро, конечно же, должен лететь в Ноксус с докладом. Возразить Сесилу Б. никто не смог, потому что и Экко, и Виктор сладко посапывали на теплых камнях. Хеймердингер с теплотой посмотрел на Виктора, не без основания решив, что тот спит первый раз в этом месяце. Потом связался с департаментом доставки. В благодарность за дегустирование коктейлей, Сесилу Б. хотелось доставить Экко до дома, а Виктора до аэрогара не разбудив. Мальчики и так слишком много работали и слишком мало отдыхали.

***

Виктор более или менее пришел в себя в пустом аэрогаре. Его подташнивало, голова плохо соображала, во рту было сухо. На ощупь он нашел костыль, но поднялся на ноги только с третьей попытки. Не увидев рядом ни Хеймердингера, ни Экко, сделал логический вывод, что Экко уже улетел в Ноксус, а Хеймердингер деликатно отправился по своим делам, чтобы не выслушивать критического мнения о своих коктейлях. Пошатываясь, Виктор поковылял к выходу. Там его перехватил служащий в ливреи департамента доставки: — Вы Виктор? Мне приказано сопроводить вас до пункта назначения. Соблаговолите назвать адрес. Брови Виктора взлетели вверх, он собирался уже отказаться от привилегии личного шофера, но коктейльный дурман развязал язык и адрес в переулке Оседающей золы назвался как бы сам собой. Виктор позволил себе задремать на заднем сиденье служебного транспорта, виновато думая, что все равно ничем другим заняться не сможет. Пару раз он просыпался, удивлялся, что дорога кажется ему отчего-то (скорее всего от творческого экспериментирования Хеймердингер с алкоголем и мерцанием) очень долгой. Когда Виктор, наконец, осторожно переставляя ноги и костыль, выбрался из авто, была поздняя ночь и ни зги не видно. Силуэты зданий и запахи подворотен показались не вполне знакомыми, но Виктор не стал придавать этому значения (после экспериментов с хекстековым ядром он не слишком доверял тому, что ощущал), в темноте привычно свернул налево в загнутый внутрь завиток переулка Оседающей золы, который был так мал, что не обозначался ни на одной карте. Через минуту он ожидаемо оказался перед дверью. Хлопнул в ладоши с нужным ритмом: Там, Там, Там-там. Дверь послушно отрылась. Преодолевая сонливость, Виктор доплелся через какую-то уж слишком широкую парадную до кабинета. Доска с расчетами, наковальня, иридоскоп и дипломы на стенах были на положенных местах, а вот кровать почему-то стояла не вдоль стены а по центру. Над кроватью нависала полупрозрачная ткань. «Скай решила внести нотку романтизма?» — лениво подумал Виктор, аккуратно повесил рубашку и брюки на прикроватного валета, чтобы не помялись, и рухнул в мягкие подушки, которых оказалось слишком много на его вкус, и первый раз в этом месяце позволил себе заснуть мертвецким сном.

***

Джейс, как настоящий мужчина, гарцевал на холеной лошади посреди манежа и наслаждался понимаем того, что он всем нравится. И ему все нравятся. Позволив себя сфотографировать, Джейс передал лошадь мальчику-конюшенному, одернул новый мундир, который эффектно подчеркивал его плечи и мышцы, и отправился пить изысканные напитки в закрытый мужской клуб, где улыбаясь кивал в ответ на разговоры о политике, словно все в ней понимал и полностью поддерживал — это уже чтобы сделать приятное Мэл и показать всем в Ноксусе, что рядом с их новым лидером находится не полный идиот. Когда часы закрытого клуба пробили шесть утра, Джейсу захотелось домой, к любимой доске с расчетами, к наковальне и иридоскопу, к образцам руд и последнему изданию энциклопедии Хеймердингера, которое он выписал из Пилтовера. Но он помнил, что у него осталось еще одно незаконченное дело. Подарок для Мэл по случаю помолвки. Джейс потянулся к каталогам, которые в изобилии и с заботой были разложены повсюду, куда мог дотянуться взглядом придирчивый завсегдатай. Долго выбирал и результате остановил свой выбор на золотой диадеме в стиле ар-деко с орнаментом из черных роз. Подозвал распорядителя. Решительно вручил ему ассигнации на покупку и недавно изготовленную визитную карточку, где размашисто был выведен адрес доставки. Из клуба Джейс вышел последним. Позволил общественному автомобилю подвести себя до дома, с нужным ритмом, который полюбился ему еще в Пилтовере, хлопнул в ладоши перед доверью: Там, Там, Там-там. И отправился прямиком облегчиться. Потом, сбрасывая на ходу подвязку с орденами, мундир, сапоги. Рубашку и гамаши содрал с себя уже перед самой кроватью, которую с любовью приготовил для себя и Мэл. Бросил их впопыхах на кровать. Они упали на лежащее поперек кровати тело. Джейс от неожиданности вскрикнул. Тело в ответ свернулось калачиком. Джейс моргнул, почесал щетину на подбородке, снова моргнул и отправился назад по следам разбросанной одежды. Найдя правый сапог, вынул из-под подкладки охотничий нож, подкрался к кровати с другой стороны и наклонился над телом. Оно оказалось молодым и болезненно худым. Идентифицировать пол было совершенно невозможно, личность — тоже. Лицо было спрятано под длинными каштановыми волосами, а что касается худобы, то Джейс не припоминал, чтобы среди его знакомых был кто-то настолько худосочный. — Эй! — закричал Джейс, давая ход раздражению, которое заменило сиюминутный страх. — Эй, вставайте! Что вы здесь делаете? Эй, кто вы такой?.. Проснитесь, слышите, немедленно проснитесь! Вместо ответа тело в его постели неуместно и грустно вздохнуло. — Вы живой или нет? — Распаляясь, Джейс толкнул тело в бок. — Недостаток конструкции! — прочмокало то не просыпаясь, — Аугументация неизбежна. Джейс вздрогнул от неожиданного слова, но решил, что ему послышалось. Слишком много последнее время он размышлял об аугументации, слишком большую часть его сознания она занимала, вот и мерещится теперь повсюду. А еще решил, что физическим насилием делу не поможешь, откашлялся и заголосил: «Просыпайся под звук тишины, звуки добра лишены, враг не прощает покой, не поворачивайся к миру спиной!» Мэл всегда говорила, что его пение и мертвого из могилы поднимет. Джейс понадеялся, что и в этот раз она окажется права. — Кошмар какой-то… — приятным баритоном прокомментировало тело пение Джейса и приподнялось на одном локте над подушками алькова. Осмотрело Джейса настороженным взглядом охотничьей птицы. Озадаченно спросило: — Кто вы и что делаете в моем кабинете?