Семья Флейшеростлин.

                              «Соединённые Штаты, кажется, назначены провидением быть родиной человеческого величия и человеческого счастья. Результатом должно быть рождение страны, которая оказывает очищающее влияние на всё человечество».

                  — Джордж Вашингтон, ставший первым президентом Соединенных Штатов Америки, с 22 февраля 1732 по 14 декабря 1799 года.

***

      С чего обычно начинается любая эпическая история? — задаются вопросом многие, но никто даже не подозревает, что она может начаться с обычного семейного разговора за ужином, после которого все были готовы пораньше лечь спать, не споря, потому что все понимали, что их ждет завтра. Вся семья Флейшеростлин сидела за прямоугольным кухонным столом, в конце которого сидели родители: мать Антония и отец Финн, а по левую сторону — их сыновья: Михаэль, Оскар, Теодор, Пауль, Йозеф, Адам и Отто, а по правую — их дочери: Габриэлла, Октавия, Мария, Клара и Одетта.       — Мама, я должна предупредить тебя о завтрашнем дне, — начала говорить Габи, которая была старшей дочерью в семье. — Мое розовое платье, оно мне больше не подходит.       — Как оно может тебя не подходить? — этого не поняла ее мать. — Или ты хочешь сказать, что уже набрала вес?!       — Я сама этого не понимаю, — ответила дочь и сделала глоток индийского чая. — Может, мне надеть платье, которое я всегда хотела: голубое?       — Голубая амазонка? — удивленно спросил ее отец, и в столовой повисло неловкое молчание. — Юная леди, вы уверены, что уже достаточно взрослая, чтобы появляться в таком платье на людях?       — Да, я готова носить платье сама, а не так, как хочет моя мама или ты, папа, не забывай, что в конце декабря мне исполнится пятнадцать лет.       — Неужели янки укусили ее, чтобы она начала так с нами разговаривать? — то ли в шутку, то ли всерьез спросил Юзеф.       Все восприняли его слова как шутку, потому что в тот момент он улыбался. Габриэлла не обиделась на брата, она тоже слегка улыбнулась, но затем сказала строгим тоном:       — Северокаролинские джентльмены и леди, не забывайте, что громкий смех — признак низкого происхождения.       — И, пожалуйста, не будь занудой и не забывай, что мы сейчас на семейном ужине и можем вести себя так, как хотим, и что мы сами не потомки аристократов… — сказала ее мать, и по ее тону было непонятно, строго она это сказала или шутливо.       — Мы потомки немца Юзефа из окрестностей Хемница, Саксония! — гордо ответили они все в один голос по-немецки.       — Мама, я знаю это не хуже тебя, — строго сказала она. — И, как и все вы, я горжусь тем, что в моей крови течет немецкая кровь, но никто не исключит из правил, что британцы с их правилами этикета более популярны.       — Что? — спросила Клара, которая была немного моложе его. — Кто понял, что она сказала?       — Я хочу сказать, что я англофилка и хочу вести себя как прилежная английская леди: я должна быть утонченной, элегантной, рафинадной, тихой и спокойной.       — Ну, родители, вы не спасли свою девушку от Шекспира и Мэри Остин, — сказал Михаэль таким голосом, словно был разочарован в них.       — Майкл, тот факт, что ей нравится читать этих лобстеров в ответ, не означает, что она предательница, каждый читает то, что хочет, и это не наше дело, твоя сестра скоро станет взрослой женщиной и скоро выйдет замуж, — сказал Финн необычно строго, что заставило его задуматься. каждому ясно, что шутки в сторону.       В какой-то момент все замолчали из-за этих слов, и все дружеские отношения между ними автоматически оборвались, как будто кто-то нажал на рычаг, и свет погас. Антония была ужасно недовольна этой ситуацией и решила это исправить.       — Габриэлла, у меня есть к тебе предложение, поскольку ты будущая жена и мать, ты должна позаботиться о том, чтобы завтра все они были вместе, — она указала на остальных детей. — выглядили как новенький цент.       — Я? — она удивилась такой чести для себя и сразу решила, что это шутка.       — Да, моя дорогая, ты позаботишься о том, чтобы они оделись и вышли из дома, как короли и королевы Европы на балу, и чтобы все взгляды были устремлены исключительно на них, — уверенно заявила она.       — Так ты уже выбрала, что они наденут, — напомнила ей Габи.       — Ну и что? — спросила она, как будто это не было предложением к чему-то. — Если ты не хочешь одеваться в то платье, которое я для тебя выбрала, значит, за столом сидят не один и не два человека, которые не хотят одеваться так, как им хочется.       Габриэлла задумалась над своим предложением: оно звучало заманчиво и в то же время крайне скучно. Она уже пыталась руководить всем раньше, но все закончилось тем, что ее никто не слушал, и ей пришлось в истерике бежать к маме и папе, чтобы они во всем разобрались.       — Мама, ты уверена, что завтрашнее утро не закончится тем, что Габи повесит или намеренно убьет кого-нибудь из твоих младших детей? — спросил ее мальчик худощавого телосложения, с темно-каштановыми волосами в стиле Титуса, греческим носом и бледно-голубыми глазами.       — Пауль, Пауль, ты, как всегда, недооцениваешь женщин, но я хочу напомнить тебе, что твоя сестра выросла и что именно с женщинами британский лев стал самым опасным хищником на планете земля.       — Езавота Юдори? — с улыбкой спросила Одетта, которая была самой младшей в семье.       — Да, мой малышка, это так, — сказала Антония с радостью в голосе и посмотрела на своего сына. — Мы женщины, мы как волки в овечьей шкуре, мне нравится быть слабым полом, но в то же время быть лидером во всем.       — Можем ли мы прожить без нравоучений хотя бы день? — недовольно спросил Отто, который был полной копией своего отца по всем параметрам внешности.       В столовой снова воцарилось неловкое молчание из-за слов, произнесенных одним из членов семьи. Кто бы мог подумать, что этот мальчик с низким лбом, широкими скулами, круглыми, выпуклыми щеками, слабо выраженным подбородком, темно-зелеными глазами и небольшим избыточным весом сможет заставить всех замолчать.       — Отто, сынок, скажи, пожалуйста, сколько тебе сейчас лет? — строго спросил его отец, который явно готовился сообщить ему что-то важное.       — Одиннадцать. — сказал он ему спокойно, хотя по его голосу было ясно, что он готовится к чему-то очень плохому.       Все за столом напряглись, потому что все знали, что когда мой отец говорит таким тоном, это означает ожидание чего-то плохого. Однако внешне отец вел себя предельно спокойно и даже хладнокровно, но по его глазам было видно, что он общается с ребенком не как любящий, но строгий отец, а как судья, который допрашивает преступника.       — Одиннадцать. — он произнес это с большим удовольствием. — Скажи мне,       Отто, ты умеешь заключать сделки?       Это была высшая форма унижения и наказания в этой семье, когда кто-то (часто взрослый) задает вопросы другому (часто ребенку), а тот отвечает на его вопросы, которые показывают, что он ничего не стоит. Отто и все остальные дети редко проходили через эти процедуры, потому что из всех, кто проходил через это, никто не хотел, чтобы это повторилось, а другие не хотели повторить его судьбу.       — Нет, я не могу.       — Ты не можешь, — он покачал головой из стороны в сторону. — Ты можешь выйти жениться?       — Нет, я не могу.       — А ты готов работать? — с любопытством спросил Финн и добавил. — При этом, я замечаю, не там, где нужен интеллектуальный труд, а физический, как у негров?       — Нет, никогда.       — Вы все слышали? — со смехом спросил глава семьи Флейшеростлин. — Он никогда не хотел работать физически, но кто хочет напомнить нам, как зарабатывал наш первый мигрант из Германии здесь, в Соединенных Штатах Америки?       — Финн, хватит, Отто все понял, — уверенно заявила Антония и взяла его за руку, начав поглаживать, чтобы он успокоился.       — Отто, я ничего не понял, и если он не поймет мысли о том, что я хочу его как незрелого мужчину, он не поймет, что был неправ, а я прав, — уверенно заявил отец двенадцати детей. — Что ты думаешь по этому поводу, Адам?       «Что ты об этом думаешь, (любое имя)?» — в этой семье всегда подразумевалось, что человек должен поддерживать собеседника. Адам, который спокойно ел и ни о чем не думал или делал вид, что ни о чем не думает, смотрел на него в полном шоке, потеряв дар речи.       — Адам, ты что, оглох? Почему я должен повторять один и тот же вопрос? спросил его отец, демонстрируя свое театральное негодование.       — Нет, папа, я не глухой. — решительно покачал головой семнадцатилетний парень с глазами и волосами цвета черного дерева. По его голосу было слышно, как сильно он хотел участвовать в этом.       — Тогда ответь мне: стоит ли заканчивать этот разговор или продолжать, пока я не закончу свою лекцию? — спросил он его.       Это был вопрос-ловушка, все знали, что на такие вопросы, которые задавал мой отец, нужно было отвечать. Если бы вы жили в семье Флейшеростлин, и вам задали бы этот вопрос, и вы бы ответили «да» — что стоит все сказать, то получили бы ненависть от своего брата Отто, а если «нет» — что вам нужно прекратить разговор, отец вел бы себя с вами как обиженный ребенок, у которого отняли его любимую игрушку.       — Я думаю, вы знаете, когда закончить этот разговор, — уверенно сказал Адам, который смог найти решение, которое, по его мнению, понравилось бы всем.       — Что ж, в таком случае, я продолжу и спрошу вас: кто-нибудь из вас знает, как наша семья разбогатела?       — Конечно, все это знают, — уверенно сказал Пауль. — Наш прадед приехал сюда из Священной Римской империи со своей семьей из-за страха быть мобилизованным и отправиться воевать против Наполеона, он и его семья, среди которых был и ваш отец, начали добывать золото, а затем занялись тем, что у них всегда хорошо получалось, — сельским хозяйством.       Все внимательно слушали его, и никто не осмеливался прервать. Он сделал глоток воды, чтобы прополоскать горло, и продолжил говорить:       Он покупал землю и активно участвовал в том, чтобы на Среднем Западе было сельское хозяйство, для этого он осваивал землю и помогал своим соотечественникам из Германии и других стран. Наши предки покупали землю и сколачивали свое состояние на сельском хозяйстве, а именно на овощеводстве, виноградарстве и цветоводстве, а также на свиноводстве, овцеводстве и птицеводстве.       — И это все? — Финн удивленно спросил его, как будто Пауль пропустил что-то важное из этой истории.       — Да, это все, — ответил его сын. — Я какие-то важные моменты пропустил?       — Ну, вообще-то, ты все сказал правильно, но ты упустил самое главное: мораль. — сказал Финн.       — Мораль? — неожиданно спросил Оскар, который до этого вообще не повышал голоса. — А где тут может быть мораль?       — Мораль есть везде: в высокой литературе, такой как «Фауст», или в обычной сказке, такой как «Щелкунчик», и в жизни, и мораль здесь такая: труд дает тебе все, о чем ты мечтал, сам предок был ничем не лучше негров, которые работают на нас, но именно труд и разум помогают тем, кто работает. тому, кто работает на нас, никто не помог, он станет богатым, и если мы не хотим начинать все сначала, то я прошу вас уважать своих родителей и их труд, который перейдет к вам. — сказал отец.       — Папа, может быть, ты станешь политиком, иначе нам пригодился бы твой талант в кратчайшие сроки найти способ произнести пафосную речь, — уверенно заявила Мария.       — К сожалению, я вынужден отказаться от вашего предложения, Марихен, я потомственный бизнесмен и предан своему делу, хотя должен признать, что последние годы заставили меня напрячься, — уверенно сказал он и посмотрел на часы.       В столовой, где было жарко без того напряжения, которое только что возникло между ними, стало еще жарче, и по глазам каждого было ясно, что все они хотят высказаться по этому поводу. Клара, закончив трапезу, за которой она ела жареное мясо кролика с картофелем и салатом, встала со стула, прикрыв рот носовым платком.       — Спасибо вам за ужин, я благодарю Бога и моих предков за то, что могу поесть здесь, с вами, и пойду в свою комнату.       — Нет, вы никуда не пойдете, пока все не поест, — настойчиво сказал финн и с большим удовольствием принялся запихивать в рот немецкий хлеб.       — Папа, я поела.       — Ну и что? У нас действительно распорядок дня, как в тюрьме, я не видел тебя целый день и хочу знать все, что у тебя в голове.       — Папа, ты действительно хочешь, чтобы я сказала тебе это вслух? — спросила она его, уже отсчитывая секунды до того момента, когда он взорвется.       — Да, я хочу вас услышать, потому что, как показывает практика: если мы проработаем все проблемы внутри семьи, эти проблемы не выйдут за ее пределы, — спокойно сказала он.       — Хорошо, но у меня есть к тебе одна просьба: могут ли домашние рабы открыть окно? — спросила его дочь и начала махать рукой перед лицом, чтобы создать легкий ветерок.- Я умираю от жары.       — Я тоже не в восторге от этого, — сказала Антония, которая все это время держалась из последних сил, чтобы не начать ныть.       — Кто-нибудь, откройте окно, да пошире, иначе ваши драгоценные хозяева погибнут, — настойчиво сказал Финн. Ему самому было плохо из-за жары, но он этого не показывал.       Просьбу своих хозяев немедленно выполнил маленький чернокожий мальчик, который вместе с отцом и матерью присматривал за домом и поддерживал в нем порядок. Выполнив задание, он отошел и опустил глаза, чтобы они не видели его глаз, так как смотреть в глаза его хозяину было запрещено.       — Ой, ой, как хорошо, и почему мы не подумали об этом раньше? — спросила Антония, которая начала с невероятной жадностью глотать воздух и наслаждаться им. — Пусть оно всегда будет открытым.       — Ну что, я выполнил твою просьбу, а теперь садись и расскажи мне, как ты провела этот день? — с интересом спросил он дочь.       — Ну, вообще-то у меня есть еще одна просьба: не ругайся, когда тебе что-то не нравится в моих словах, — настойчиво сказала она и села на свое место, не глядя на отца.       Слова Клары вызвали некоторое беспокойство у всех, кто сидел здесь за обеденным столом, особенно у самих сидящих за столом. Он посмотрел на нее немного нервно, но смог найти в себе силы успокоиться, когда жена коснулась его руки и бросила на него взгляд, говоривший: «Не кричи, будь добр к ней». Дети начали шептаться между собой о том, что она могла бы сказать такого, что не понравилось бы их отцу, учитывая тот факт, что ему многое не нравится:       — Может, она опять развлекалась с тем черным парнем в постели? — предположил Юзеф.       — Это исключительный случай, его выгнали отсюда вместе со всей его семьей обратно в Бразилию! — решительно заявил Оскар.       — Может быть, наша сестра приведет в дом янки? — саркастически спросила Габриэлла, которая не смогла удержаться от смеха.       — Гади, ты старший ребенок в семье, но иногда ты несешь такую чушь, как ты можешь говорить мне, сможет ли она найти здесь янки? — спросил ее Теодор.       — Янки похожи на англичан, вам не обязательно жить в Англии, чтобы это знать, это состояние ума, которое забыло Бога, — фыркнула она, и по ее голосу было слышно, что она шутит.       — Пожалуйста, перестаньте вспоминать эту историю, вы все знаете, что она оскорбляет Клару, вашу сестру, — настаивал он от них. — Тем более, что она уже все поняла.       — Спасибо тебе, папа, что заступился за меня, — сказала она отцу со спокойной благодарностью.       «Что ж, похоже, мне придется лгать до скончания века, чтобы не оспаривать мнение моего отца. — сказала себе Клара. — Это был просто несчастный случай, я надевала платье и чуть не упала со стула, и меня схватил этот мальчик, который потом сам упал на пол, и мы начали стонать от боли, а не от удовольствия, и мой отец подумал, что я занималась сексом с чернокожим мужчиной в возрасте двенадцати лет.: просто супер! Как и все здесь, я привык подчиняться отцовским правилам, даже если они странные. Люблю ли я своего отца? Да, я люблю его, но он очень вспыльчивый и агрессивный, когда злится.»       — Что ж, я думаю, вы наконец-то можете рассказать о своем дне и о том, как вы его провели, — сказал Финн, дав понять, что хочет знать все подробности.       — Честно? — спросила Клара, как будто больше не знала, что сказать ему или кому-то еще. — Этот день был для меня самым скучным за всю мою жизнь, пока ты не начал читать мне нравоучения и Мария не предложила тебе стать политиком, поэтому я решила высказать свои давние опасения по поводу будущего… — Клара закончила, когда все начали смотреть на нее. Из-за давления, которое было таким же коротким, как гора Митчелл, свалившееся ей на плечи, она сделала глоток воды, чтобы заглушить запах африканской пустыни во рту. — Мы проиграем, как русские…       Все уставились на нее с открытыми ртами и не могли поверить в то, что она сказала, по нескольким причинам. Во-первых, в их семье, конечно, в процессе уничтожения продуктов обсуждались разные темы, но я старался избегать темы сегодняшних реалий, чтобы не вызывать беспокойства. Во-вторых, их семья была настроена оптимистично из-за их отца, который мог обсуждать со своей женой только то, что его беспокоило, поэтому никто не мог поверить, что это произойдет так быстро.       — Что? — это был единственный вопрос, который Антония могла задать.       — Я не знаю, как здесь связаны мы и славянская империя, но мужчины там красивые, особенно благородных кровей, — уверенно заявила Габриэлла. — Особенно с усами, мне он нравится… Как его зовут?       — Александр 2, — ответил ей отец.       — Русские? — Не понял Юзеф. — Какое они имеют к этому отношение.       — Клара, ты не будешь возражать, если я попрошу тебя прояснить ситуацию, — настойчиво произнесла Антония, которая была крайне обеспокоена словами дочери.       — Что тут еще можно прояснить? — непонимающе спросила его дочь, чье имя в переводе с латыни означает: светлая. — Юг США — это Российская империя, которая с треском проиграла недавнюю Восточную войну с промышленными Британией и Францией, которая для нас — север.       — Значит, война еще не началась, и это только в головах людей, а ты уже решила, что мы проиграли, верно? — спросил ее отец, пытаясь сдержать свое осуждение.       — Верно, это не только мое мнение — это факт, что страна, где люди работают на заводах, всегда побеждает слабых.       — Ну, многие выходцы из Карфагена или из германских племен поспорили бы с тобой, кстати, последние тогда разрушили сам Рим, — сказал он, вытирая рот и руки матерчатыми салфетками. — Тот факт, что потомки победителя Наполеона проиграли, говорит о двух вещах, во-первых, о том, что они самонадеянны и недооценили противника, а во-вторых, опыт России — это опыт для России, мы американцы немецкого происхождения, — произнес он эти три слова по-немецки. — Да, может, ты и права, но не паникуй, ладно, Клара?       — Ясно, — холодно произнесла она, но по ее голосу было ясно, что она с ним не согласна.       — Кроме того, Клара, у меня к тебе вопрос: тебе нравятся роли? И твоя семья? И дом, в котором ты, многие из вас и твой отец родились? Если так, то ты не должна позволить всему этому разрушиться!       Этот вопрос был чрезвычайно строгим и требовательным со стороны матери, которая всегда выступала в роли утешительницы и целительницы ран от неуместной злобы в семье. Голос матери полностью соответствовал вопросу, который она задавала своей дочери: он был холоден как лед и бесчувственен ко всем, кто имеет что-то против обладательницы этого женского голоса.       — Мама, я люблю тебя и свой дом, но я не обязана скрывать от тебя свои страхи, потому что страх помогает людям достичь всего, чего они хотят, и не получить того, чего они боятся, — сказала Клара.       — Я очень рада, что твой мозг работает нормально и ты не попыталась сбежать, как моя подруга из Нэшвилла, которая объявила, что уезжает из Америки! — Антония старалась говорить спокойно и ровненько, но на последних словах возмущенно воскликнула.       — Что? — спросила Мария таким голосом, что казалось, ее следующий вопрос будет звучать примерно так: «Какое отношение это имеет к нам?»       — Вы помните Джиннифер? — спросила ее Антония, но таким голосом, что всем стало ясно, что этот вопрос адресован всем.       — Тетя Дженни из Теннесси? — Юзеф попросил ее пояснить.       — Да, она! — громко подтвердила его мать.       — Очень приятная и милая женщина, но свитера, которые она нам присылает, очень колючие, — сказал Пауль, у которого при воспоминании о ней начался зуд.       — Пауль, не чешись, а то будет хуже, — попросил его отец, демонстрируя свою заботу о нем, несмотря на строгий характер.       — Черт, я не получу от нее конфет, — печально сказала Одетт.       — Это вы ее этому научил? — недовольно и негодующе спросил он Оскара, Теодора, Адама и Отто, которые захихикали, когда она это сказала, как лошади.       — Что? — Теодор был удивлен этим обвинением.       — Нет, это не мы, она большую часть времени проводит с девочками, может быть, это они виноваты, — сказал Отто, который с удовольствием посмотрел бы, как его отец допрашивает их.       — Послушайте меня! — Антония слегка вскрикнула и хлопнула в ладоши, после чего все взгляды и уши обратились к ней. — Я прошу прощения за то, что накричала на вас, но вы были абсолютно не сосредоточены, когда я хотела, чтобы вы все меня выслушали.       Вся семья, которая до этого была спокойной и расслабленной, мгновенно изменилась после слов ее матери и жены, которой была Антония Флейшеростлин. Когда все успокоились, ее муж спросил ее:       — Дорогая, может быть, ты начнешь говорить о том, о чем хотела поговорить?       — Да, сейчас, дай мне хорошенько все обдумать, — настойчиво сказала она, начиная массировать лоб: она всегда делала это, чтобы успокоиться и сосредоточиться на чем-то.       — Да, конечно, подумай хорошенько, прежде чем что-то говорить, мы тебя не торопим, — уверенно сказал Финн и спросил себя: «А раньше почему она не могла все обдумать, а потом начать говорить?».       Антония обдумала каждое слово, которое она недавно прочитала в письме к своей подруге из Нэшвилла, штат Теннесси, и все свои чувства по поводу этого письма, которые она накапливала в течение нескольких дней. «Как мне загрузить его, чтобы оно звучало не угрожающе, а наоборот, с гордостью?» — спросила она себя, прежде чем начать свою речь:       — Полмесяца назад у нас с твоим отцом была двадцатилетняя годовщина свадьбы, и, как вы все знаете, Дженнифер не приехала, потому что ее сын болен, — сказала Антония и вытащила из-под платья листок бумаги с письмом. — Но это откровенная ложь и только часть письма…       Здравствуй, моя дорогая сестра Антония. Я не могу описать все горе, что я не смогу увидеть твоих сыновей и дочерей, которые стали настоящими леди и джентльмены, а не те маленькие куколки и те, кто видел меня впервые, думали, что я королева, но я надеюсь, конфеты и другие сладости будут в состоянии заглушить боль.       — Ну, если бы проводился конкурс скромности, она бы точно заняла последнее место, — уверенно заявил Финн.       — Она сама заработала свое состояние до того, как у нее появился муж, она имеет право на такое поведение, к тому же, не забывайте, что она актриса, а все актеры больны нарциссизмом, — спокойно сказала она.       — О, а сладости действительно были очень вкусными, — с ностальгией сказал Йозеф Флейшеростлин.       — Мне понравились больше всего… — Габриэлла тоже стала с большим удовольствием вспоминать те дни, когда она ела эти сладости.       — Дети, — строго сказала она. — Пожалуйста, не давайте мне дочитать письмо от начала до конца.       — Да, простите нас всех, продолжайте, — поспешно сказал Теодор.       — Спасибо тебе, сын с именем «посланник Божий», — сухо сказала она и продолжила читать письмо:       Антония, я также должна рассказать тебе о своих страхах, которые я не могу держать в себе и не могу просто терпеть, иначе это будет означать мою смерть, чего я, как женщина, которая еще не все рассказала этому миру, не хочу допустить. Мы с мужем переезжаем в другую страну — Францию! Почему мы решили переехать туда, если у нас все хорошо: компания моего мужа в легкой промышленности развивается, наши дети самые счастливые и умные, а я наконец-то могу сниматься в главных ролях? — ты спросишь, моя дорогая Антония. Ответ прост, как пареная репа: мы боимся войны.       Мой муж решил продать все добро, которые он приобрел, чтобы переехать на родину галльского петуха и законодателя моды, чтобы избежать нашей гибели, потому что в случае войны наши товары, которые мы приобрели за эти годы, будут уничтожены из-за войны. Антония, пожалуйста, помоги моей сестре, которая занимается театром, советом: стоит ли нам убегать или нет. Я буду с нетерпением ждать твоего ответа, Джиннифер Когалло.       — .....Ну, что вы об этом думаете? — закончив читать, Антония обратилась ко всем присутствующим.       — Я был более высокого мнения об их интеллектуальных способностях, — спокойно сказал Финн. — Какая-то странная логика, сначала они говорят, что боятся потерять свое состояние, но потом готовы продать все, чтобы начать все сначала в другой стране с другими правилами игры и культурой. Даже самым успешным людям в своей стране приходилось очень долго подниматься по карьерной лестнице в чужой стране, когда они переезжали.       — А как же твои друзья, которые переехали в Нидерланды? — с любопытством спросил его Отто.       — Отто, они мои друзья, я видел их пару раз в жизни, но даже им было очень трудно стать теми, кем они сейчас являются в Нидерландах: самыми востребованными врачами, — спокойно сказал он.       — Что ж, давайте пожелаем семье Когалло успешной жизни во Франции, и если они заработают свой первый миллион, то пусть пришлют нашу французскую булочку, — сказал Михаэль с романтической улыбкой.       — Тебе просто нужно подумать о француженке, которая позволит тебе увидеть всю ее красоту, — фыркнула Октавия.       — Октавия, я абсолютно не виновата в своих желаниях, особенно французские писатели и художники, которые приравнивали всех француженок к Деве Марии, по моральным качествам и красоте равной или даже превосходящей Афродиту.       — Кстати, как у тебя дела с французским? — с интересом спросил его отец. — Твой учитель говорит, что тебе нужно больше практиковаться и общаться с теми, кто знает этот язык как родной.       — Да, Шарль Меранро, он мне это говорит, но я ему говорю: откуда я возьму здесь французов? И он говорит мне: «поезжай в Канаду», и я протестую, потому что хочу общаться на этом языке только с французами, а не с деревенскими жителями, которые оскорбляют сам французский своими заимствованиями и жаргоном.       — Что? — Одетта не поняла единственного слова. — Михаэль, что ты сказал?       — Я подтвердила слова моего учителя французского, но в более развернутой форме, сказав при этом полностью на языке Марка Антуана Мадлен Дезожье.       — А кто такой Ма…рк… Анту? — для маленькой девочки было настоящим испытанием произнести его имя полностью.       — Он французский поэт, — ответил он на ее вопрос.       — Что ж, я очень рада, что мой сын демонстрирует успехи в изучении языка любви и науки, но не будете ли вы возражать, если я расскажу вам все, что я думаю о переезде семьи Когалло во Францию? — спросила Антония, которая больше не могла выносить, когда ей не давали закончить мысль.       — Да, скажи, — просто сказала Клара, которой самой было интересно, что ее мать собирается сказать им всем.       — Ну, мое мнение таково: это их бизнес, чтобы переехать в другую страну или нет, а вот про то, что я ответил в письме к ней, но я не хочу никуда ехать, Северная Каролина-наш дом, и я не позволю некоторые республиканцы уничтожить его, — сказала она решительно. — Если завтра начнется война, то я не сдамся без боя с этим гигантом!       — Кто? — Михаэль посмотрел на мать как на сумасшедшую.       — Авраам Линкольн! — объяснила она ему, слегка вскрикнув. — Он мне не нравится из-за его взглядов, я не допущу, чтобы моя семья обанкротилась из-за политики его партии и того, что здесь, вместо чудесной природы, есть заводы, от которых мы будем умирать от болезней.       — Мы этого не допустим, в случае войны я готов пойти воевать! — решительно, но без пафоса заявил Пауль.       — Ты не выживешь в одиночку, я пойду с тобой, — спокойно сказал Майкл. — У меня на них зуб еще со школы!       — Мы свободный союз, пусть каждый штат живет так, как хочет, кто зарабатывает на рабстве и сельскохозяйственной продукции, а кто на фабриках, — фыркнула Габриэлла.       — Да! — Решительно заявила Одетта.       — Я собираюсь расколоть этих янки, как орехи, — насмешливо сказал Отто и попытался найти орехи. — А где они?       — Твои грецкие орехи подождут до Рождества, — гордо ответила его мать, которая была поражена тем, насколько он был слеп, что не видел орехов или чего-то еще, что они обычно кладут в вазу.       — Эти северные промышленники не посмеют воевать против нас, если увидят кого-то вроде меня, а я красавица, и их солдаты немедленно сложат оружие, чтобы не обидеть меня, — гордо и немного наивно заявила Габриэлла.       — На твоем месте я бы держал оружие на случай, если их вчерашние фабричные рабы захотят познакомиться с тобой поближе, — уверенно заявил Юзеф.       — Брат, не забывай, оружие украшает мужчину, а не женщину, — сказал Оскар, перекрикивая голос сестры.       — Помня историю нашей семьи, которая всегда умела обратить любое событие в истории этой страны во благо, я убеждена, что мы сможем подняться после войны, — уверенно заявила Мария.       — Зависит от того, как закончится война, — спокойно, но все же печально ответила Клара.       — Клара, не будь такой пессимистичной, — настойчиво сказал Адам. — Или ты тоже янки?       — Какая драма, брат убивает брата из-за политических разногласий во время войны — это настоящая североамериканская «Илиада», — шутливо сказал Теодор.       — Ты можешь хотя бы вкратце рассказать мне, что там происходит? — спросил Оскар с озорной улыбкой.       — Нет, я ничего не понял из литературного наследия Гомера, — спокойно ответил Теодор.       — Я попрошу соблюдать тишину! — крикнул Финн и ударил по столу с такой силой, что все на нем поднялось или слегка сдвинулось с того места, где стояло раньше.       Все мгновенно замолчали, и все уши и взоры были устремлены на того, кто требовал, чтобы они заткнулись: на их отца и главу семьи Флейшеростлин. Он явно был чем-то очень опечален и не знал, что им сказать, поэтому молчал и о чем-то думал про себя.       — Пожалуйста, прости меня, Господи, за гнев, направленный против моих детей, но я не хочу, чтобы они умирали, и я не хочу братоубийственной войны между севером и югом, я просто хочу, чтобы мои дети были счастливы, и мне самому не нравится, когда я их ругаю или читаю нравоучения, но в качестве отец, я должен наставить их на путь истинный, — сказал он, полулежа на стуле.       По какой-то причине всем, кто сидел, стало невероятно стыдно за свое поведение перед отцом. Но почему им стыдно?! Может быть, потому, что они все сами довели своего отца до такого состояния? — он работает как пчелка целый день, он дает деньги на все их развлечения, он воплощает все их мечты, а они даже не благодарят его и не следуют его правилам игры в его собственном доме. Это возмутительно!       — Папа, прости нас за это, мы увлеклись и не заметили, насколько болезненна для тебя эта тема, — Габриэлла первой изменилась у него на глазах, ведь она, как старшая сестра, всегда должна быть примером для подражания для своих сестер и братьев.       — Габи, тебе не нужно извиняться, я сама все это затеяла и должна извиниться, — голос Клары всегда был детским и наивным, но сейчас он звучал необычно взросло и мудро. — Папа, прости меня.       — Клара, ты не должна извиняться за то, что просто решила дать волю своим эмоциям, — начал протестовать мой отец, вытирая слезы. — Иногда нам всем приходится высказывать свои мысли вслух, чтобы не чувствовать себя голыми.       — Ну, вот и началось, — недовольно сказал Юзеф. — Все, ты извинишься перед ней, а она извинится перед тобой, и вы оба отвергнете изменения друг друга, потому что каждый из вас чувствует себя очень виноватым.       У всех членов семьи Флейшеростлин на лицах сияли улыбки, как у подснежников или любых других растений после долгой и холодной зимы. Это, несомненно, был их любимый момент за весь ужин, потому что никто не страдал от стресса и страхов, вызванных социально-политическими противоречиями между Югом Соединенных Штатов Америки и Севером Соединенных Штатов Америки.       — Нет, нет, Клара, ты права, я виновата больше, чем ты, так что прости меня, — Антония начала подражать голосу мужа.       — Нет, отец, это все моя вина, — это случилось со мной со временем, когда я мыла пол с чернокожим мальчиком, — начал шутить Оскар.       — Заткнись! — крикнула она на него и пнула ногой под столом.       — А-а-а, священная корова, почему у моей сестры твои копыта? — он застонал от боли.       — Перестань ныть, я ударила тебя не так сильно, чтобы ты так скулил и издавал такие звуки, — настойчиво сказала она.       — Мне даже стало интересно, что это значит, когда ты бьешь сильно и намеренно? — с интересом спросил он ее.       — Тебе лучше этого не знать, Оскар, — уверенно сказала она. — Или это станет для тебя последним гвоздем в крышку гроба.       — Ладно, драться и оскорблять, а тем более угрожать друг другу — это уже хорошо, — настойчиво сказал Финн и добавил. — И извиниться друг перед другом.       — Ты первый! — быстро сказала Клара, наслаждаясь своей властью.       — Что? Нет, ты должна извиниться передо мной и перед моей ногой, — нагло заявил Оскар.       — Хватит быть такими неженками и обидчивыми, — возмутилась Габриэлла. — Просто извинитесь друг перед другом, как в детстве.       — Габи, ты действительно хочешь, чтобы мы извинились друг у друга на глазах, когда мы еще даже ручку в руках держать не умели? — спросил Оскар, которого поразила такая унизительная форма наказания.       — Да, я хочу, чтобы вы это сделали, — уверенно заявила она и обратилась ко всем. — А вы?       — Да, я хочу это увидеть, — злорадствовал Михаэль, глядя на них обоих.       — Дружба, любовь, работа и лютеранство — вот истинные ценности семьи Флейшеростлин! — с гордостью объявил Пауль.       — «Братья всегда должны уметь ладить друг с другом» — так говорил мой дедушка, пока был жив, — спокойно сказал Финн.       — Если вы посмеете поссориться друг с другом, я заболею и умру назло вам всем, — еще суровее сказала мать всех двенадцати детей.       — Послушайте, что говорят вам мама с папой, они не могут желать вам зла, — уверенно заявил Адам.       — Мама и папа всех любят, — уверенно заявил самый младший ребенок в семье, который был представительницей слабого пола.       — О, как я люблю, когда мой младшенький проявляет интеллект, равный интеллекту Ньютона или Архимеда, — радостно сказала Антония Флейшеростлин.       — Лично я считаю, что разрешать свои конфликты — это ваше дело, но лучше разрешать их сейчас, чтобы потом не лишиться жизни, — уверенно заявил Отто.       — Отлично, теперь у меня есть мотивация сомневаться, когда тебе понадобится моя помощь, — шепотом фыркнул Оскар.       — Зло не должно долго оставаться в сердце, особенно на ближнего, если ты прошел свой земной путь со злом в сердце, то рая тебе не найти. — философски рассуждал Йозеф.       — Боже, откуда у моего сына такая мудрость, прежде чем он стал взрослым? — спросил Финн, впечатленная словами его сына.       — В чтении Библии и даре моих предков заключается секрет моей мудрости, — уверенно сказал он.       — С такими речами ты мог бы стать папой римским прямо сейчас, — сказала его мать.       — Нет, мама, я никогда не стану папой римским, потому что презираю людей, которые раньше любили купаться в роскоши, а потом стали нас пародировать, — уверенно заявил он со всей серьезностью.       — Йозеф, хватит! Мы все поддерживаем тебя в твоем решении стать священником или, если возможно, пастором, но, пожалуйста, не тренируйся ради нас в своих проповедях и готовь нормально! — воскликнула Мария, которая, как обычно, первой не выдержала и взорвалась от злобы.       И вот оно снова… Да, сколько можно?! За их столом воцарилось неловкое молчание, которое прервало весь разговор за прямоугольным кухонным столом во время ужина. Мария не смотрела на своего брата, который в это время смотрел куда-то в сторону и размышлял, пока его не позвала сестра, которая до этого кричала на него:       — Прости, брат, я не хотела на тебя кричать.       Она держала сжатый кулак с оттопыренным мизинцем, и в ее глазах стояли слезы. Йозеф Флейшеростлин был смущен ее поведением, но, вспомнив, что она становится очень уязвимой, если ее немедленно не простить, и увидев, что она искренне сожалеет, решил повторить ее жест рукой, и они взяли друг друга за мизинцы. Йозеф заговорил первым, потом заговорила она, но закончили они все примерно в одно и то же время:       Мирись, мирись, мирись       И больше не дерись.       А если будешь драться,              То я буду кусаться.       А кусаться нам нельзя,       Потому что мы семья!       Слова в последней строчке мирилки «Мириться, мириться, мириться» были специально изменены, чтобы в их семьях чаще происходили ссоры. И, как ты, мой дорогой читатель, заметишь позже, эти двенадцать детей не часто ссорятся.       Они отпустили друг друга, когда закончили оценивать друг друга и помирились. Клара, наблюдая за всем этим, в конце концов решила, как ей нравится, задать пару провокационных вопросов, чтобы вывести их из себя:       — Эй, а почему они спокойно помирились, а ты не дал им на это разрешения?       — Потому что, в отличие от вас двоих, они не стали выяснять отношения, а сразу признали свои ошибки друг перед другом и извинились перед самими собой, — спокойно ответил Финн. — Сначала станьте такими, как они, и тогда мы не будем добиваться от вас изменений, как от конфет пиньята.       — Хорошо сказано, папа, — сухо сказала его дочь, которой пришлось извиниться перед Оскаром.       — Я прошу прощения за этот спектакль, который я разыграла, но лично я согласна с тем, что Клара и Оскар извинились бы друг перед другом, — медленно произнесла Марихен.       — У меня вопрос: можем ли мы разойтись по своим комнатам, если она извинится друг перед другом? — заинтересованно спросила Октавия, поднимая руку.       Финн Флейшеростлин не сразу ответил на этот вопрос своей предпоследней дочери. Он подумал об этом, но все его мысли пришли к согласию, когда жена сказала ему:       — Наша семья — не концлагерь и не исправительная колония, ваши дети — не преступники, наши разговоры с ними не должны ассоциироваться у них с рабством или чем-то подобным, дайте им отдохнуть.       Серьезно поразмыслив над ее словами, он решил сдаться и сказал им свое заветное слово, которого они все ждали, как Рождества или как русские ждут теплой погоды, сказал он им:       — Да, после этого вы все можете идти, куда захотите.       — Ура! — не один ребенок не смог сдержать своей радости от решения, принятого его отцом.       — Но сначала пусть Октавия попросит их обоих извиниться друг перед другом, и они извинятся друг перед другом, — настойчиво сказал отец, чтобы дать понять, что радость еще впереди.       — Октавия, соглашайся, — настойчиво прошептала ей Клара.       Октавия молчала. Судя по ее поведению — она закрыла глазок и напевала себе под нос придуманную песенку, — можно было с уверенностью сказать, что она хотела чего-то взамен.       — Клара, не торопи свою сестру с принятием решения.       — Да, папа прав, не стоит принимать важные решения поспешно, — сказала Октавия, словно насмехаясь над ними всеми.       — Ну, хорошо, ты меня убедила, я позволю тебе пользоваться моей косметикой, но под моим тщательным наблюдением, чтобы ты не сделала ничего плохого, — решительно заявила Габриэлла. Ей было трудно согласиться на это, но она больше не могла этого выносить.       — Идёт, — сказала она как ни в чем не бывало, испытывая нереальный кайф от своей силы. — Клара, Оскар, быстро готовьте, а то я унесу все десерты.       Клара сжала правую руку в кулак, а Оскар сжал левую, и на обоих кулаках появились оттопыренные мизинцы. Перегнувшись через стол с разных сторон, они взяли друг друга за мизинцы и сказали:       Мирись, мирись, мирись       И больше не дерись.       А если будешь драться,       То я буду кусаться.       А кусаться нам нельзя,       Потому что мы семья!       Для всех детей семьи Флейшеростлин эти слова стали сигналом к началу акции: марш! Они все разбежались по своим комнатам и занялись своими делами, как и их родители.       — Знаешь, мне даже страшно представить, что с тобой будет, когда начнется война, — призналась Антония мужу. — У тебя есть план?       — В случае военных действий мы постараемся сохранить нейтралитет на войне и защитить наших детей от любой возможной угрозы, — спокойно сказал он.       — И это весь твой план? — его жена не могла поверить, что ее муж решил использовать такое простое решение в качестве защиты от уничтожения их малой родины: Северной Каролины.       — По правде говоря, да, но это на первое время, потом он обрастет подробностями, а что касается детей, не волнуйтесь, я отправлю их всех учиться во Францию или Германию и передам большую часть нашего состояния одному из них, — уверенно заявил он.       — И кому из детей вы даете такие деньги? — его жене самой было интересно, кто из ее детей унаследует такую кучу денег.       — Я расскажу тебе позже, пусть это будет секретом для всех нас, — сказал он с улыбкой.       — Но ты можешь доверять мне, — сказала Антония с некоторой надеждой, хотя у нее были некоторые сомнения в том, доверяет ли он ей вообще.       — Прости, владычица моего сердца, но я вынужден отказать тебе, я хочу, чтобы это осталось только в моих мыслях, — уверенно сказал ее муж и встал со стула. — Но не волнуйтесь, все дети получат от меня определенную сумму денег, чтобы не голодать и не просить милостыню у прохожих.       — Я в этом не сомневаюсь, Финн, — уверенно сказала Антония, которая могла быть уверена только в этом.       Родители даже не заметили или не захотели заметить, как Клара высушила их для них двоих, а затем побежала в детский штаб: так дети семьи Флейшеростлин забыли между собой комнату Габриэллы. Все были там, и все ждали ее с большим нетерпением, и поэтому они начали задавать ей вопросы:       — Ну, и что же ты выяснила?       — Папа решил отправить нас всех учиться в Германию или Францию на случай войны, — ответила она Юзефу и всем остальным.       — Что?! — никто не мог поверить в то, что только что услышал из ее уст.       — Клара, ты что укусила отца, и теперь у него та же болезнь, что и у тебя? — сердито спросил ее Оскар.       — Что? Нет, я никого не кусала, и, кроме того, вы все перебили меня, и я ничего не скажу, пока вы все не извинитесь передо мной, — потребовала она.       — Ладно, я приношу извинения от имени всех, — сказала Габриэлла, приседая в реверансе. — Ты счастлива?!       — Неискренне, — эту злорадную фразу она любила произносить с детства и до сих пор у нее не вошло в привычку.       — Неискренняя? — старшая дочь была поражена ее дерзостью. От возмущения она хотела сделать ей какую-нибудь гадость, но резко передумала и через некоторое время все ей рассказала. — Клара, я прощу тебя, чтобы ты проявила свою христианскую добродетель, и прощу всех нас, грешных, за то зло, которое мы навлекли на тебя своими действиями и словами.       — Боже мой, это звучит так театрально, что даже я не знаю, плохо это или хорошо, — удивилась Мария и посмотрела на брата, с которым до этого помирилась. — Юзеф, прости меня за мои слова, что твои слова, когда ты пытаешься учить христианской морали — звучат как-то неискренне, вот настоящая актриса без искренности. — она указала на Габи.       — Не тебе решать, как это звучит, — с сухой ненавистью произнесла Габриэлла, которая продолжала самоуничижаться перед Кларой ради получения информации.       — Что ж, честно говоря, это действительно звучит театрально и как-то отрепетированно, но я принимаю ваши извинения, — удовлетворенно произнесла Клара и громко объявила. — Наш отец решил отдать большую часть состояния одному из своих детей!       — Большую часть состояния? — спросил Михаэль и начал вспоминать, сколько стоило их состояние. — Это сумасшедшие деньги!       — И кому достанется это состояние? — с любопытством спросил Адам.       — Никому! — Антония вмешалась в разговор своих детей и вошла в комнату.       — Мама? — все удивились от страха.       — Как долго ты там? — с интересом спросил ее Пауль.       — Достаточно долго, чтобы знать содержание всех ваших разговоров, — спокойно ответила мать. — И если кто-то из вас решил получить это наследство с помощью подхалимажа перед своим отцом, то это заранее проигрышная стратегическая игра, и я попрошу вас всех сейчас лечь спать и не думать о деньгах, которые вы еще не заработали.       — Спать? — Отто не мог поверить в то, что услышал из уст матери. — Но сейчас еще рано, еще нет восьми часов.       — Поверьте, это не такое уж проигрышное решение, в отличие от попытки Дэниела Уэбстера стать президентом Соединенных Штатов, и, кроме того, нам нужно завтра пораньше выехать из нашего поместья, чтобы вовремя оказаться в городе, — уверенно заявила она.       — И кто же стал президентом? — с интересом спросила Одетта, которая, как губка, впитывала все знания каждый день.       — Джеймс Нокс Полк, наш земляк, он был таким же, как ты, он ребенок Северной Каролине, — быстро ответила она и хлопнула в ладоши. — Все теперь быстро спать.       — А как же сказка? А колыбельная? — ее младшая дочь начала хныкать.       — Я спою тебе песню, только если ты переоденешься в пижаму и ляжешь в постель, — настойчиво сказала Антония.       Все дети семьи Флейшеростлин начали расходиться по своим комнатам: у Михаэля, Оскара и Теодора была своя комната, у Пауля и Йозефа — своя комната, у Адама и Отто — своя комната, у Габриэллы, Октавии и Марии — своя комната, а у Клары и Одетты — своя комната. Все они быстро переоделись в ночные рубашки и начали готовиться ко сну, который обещал им быть милым и приятным, как обычно, но никто из детей не был уверен в этом из-за мыслей о своем состоянии.       — Как вы думаете, кому достанется это состояние? — Октавия с любопытством спросила своих соседок по комнате.       — Я не знаю, и лучше сейчас об этом не думать, чтобы быстрее заснуть, — уверенно заявила Габриэлла.       — Мария, на кого ты ставишь? Как ты думаешь, кто выиграет? — с интересом спросила ее Октавия, которой хотелось с кем-нибудь это обсудить.       — Я не знаю, но это уж точно не та, кто каждые пять секунд говорит о деньгах и женщина, которая хочет стать актрисой шекспировского масштаба, — в шутку сказала она и легла спать.       — Спокойной ночи, Мария, — спокойно сказала Габриэлла сестре. — И Октавии, спокойной ночи.       — Спокойной ночи, Октавия и Габриэлла, — сказала Мария и завернулась в одеяло с головы до ног.       — Спокойной ночи, сестры жадной Октавия, — спокойно сказала она и отправилась спать.       В это же время Антония зашла в комнату, где находились ее сокровища: двенадцатилетняя Клара и четырехлетняя Одетта. Она сидела у кроватки своей младшей дочери и гладила ее по волосам, напевая колыбельную:       Спи, моя радость, усни!       В доме погасли огни;       Пчелки затихли в саду,       Рыбки уснули в пруду.       Месяц на небе блестит,       Месяц в окошко глядит…       Глазки скорее сомкни,       Спи, моя радость, усни!       Усни, усни!       В доме все стихло давно,       В погребе, в кухне темно,       Дверь ни одна не скрипит,       Мышка за печкою спит.       Кто-то вздохнул за стеной…       Что нам за дело, родной?       Глазки скорее сомкни,       Спи, моя радость, усни!       Усни, усни!       Сладко мой птенчик живет:       Нет ни тревог, ни забот,       Вдоволь игрушек, сластей,       Вдоволь веселых затей.       Все-то добыть поспешишь,       Только б не плакал малыш!       Пусть бы так было все дни!       Спи, моя радость, усни!       Усни, усни!       — Мама, я люблю тебя, — сказала Одетта, не открывая глаз.       — Я тоже люблю тебя, доченька, — сказала она и, подумав, что это прозвучало не очень приятно, добавила. — Я люблю всех своих детей.       Антония встала и поставила стул на место, после чего подошла к Кларе и поцеловала ее в лоб: Клара не спала, она притворялась, что это очевидно, но ее мать решила не говорить о ее отвратительном поведении. Затем она подошла и поцеловала свою младшую дочь, а затем пошла проведать других своих детей, которые, в отличие от Клары, Одетты, Габриэллы, Октавии и Марии, не спали или не притворялись спящими.       — С кого перепуга, ты что, решил, что деньги достанутся тебе? — с завистью спросил Оскар.       — Ну, это очевидно, я старший сын в семье, и наш отец тоже старший сын в своей семье, а его отец был старшим сыном в семье первых эмигрантов, — ответил Михаэль.       — Осик, боюсь, у нас есть серьезные причины для беспокойства, — уверенно сказал Тедди.       — Не называй меня так, только маме позволено так говорить, — с ненавистью сказал Оскар.       — Серо-бежевый мальчик, успокойся, тебя здесь никто не оскорбляет, — уверенно сказал Майкл.       — Здесь тебя никто не оскорбляет, — начал поддразнивать его Марабут.       — Дети, что вы здесь делаете? — с любопытством спросила их мать и вошла в комнату.       — Мама! — в ужасе воскликнул Михаэль.       — Мы все объясним, видите ли, ваш старший сын болен чувством высокомерия и жад… — начал Тедди, но не успел договорить.       — Тедди, не тебе его судить, оставь эту работу великому создателю, — настойчиво сказала Антония.       — Мам, мы просто…       — Мы только что поспорили из-за денег, которые каждый из моих детей уже решил считать своими, верно, Михаэль? — спросила его Антония. — Но давайте не будем торопить события, иначе никто из вас не получит денег, и я буду винить вас всех в том, что вы хотите, чтобы мы, ваши мама и папа, умерли, чтобы заполучить это состояние.       Все трое сыновей молчали из-за стыда, сковавшего их разум. Они не хотели смотреть в глаза своей матери, которая не хотела останавливаться.       — Ты что молчишь? Не можете что-нибудь сказать мне, вашей маме? — спросила она обвиняющим тоном. — Идите спать! — она закричала и топнула ногой.       Трое сыновей легли спать в свои кровати и закрыли глаза. Мать не хотела уходить, пока лично не убедилась, что они не будут издавать звуков, которые были бы громче, чем хлопанье крыльев бабочки.       — Спокойной ночи, Теодор, — сказала она ему, когда он лежал в своей постели. — Спокойной ночи, Оскар, и спокойной ночи, Михаэль, спокойной ночи всем.       — Спокойной ночи, мама, — сказали трое сыновей в один голос.       — Я надеюсь, вы больше не будете обсуждать, кто из вас может получить эти деньги? — с любопытством спросила она. — Я не хочу, чтобы вы погрязли в жадности и стали порочными, как это было в средневековой Европе, когда все убивали друг друга, чтобы завладеть троном.       — Нет, мам, мы больше не будем об этом говорить, — заверил ее Оскар.       — Если ты услышишь из наших уст, как мы обсуждаем наследство, ты можешь заставить нас всех стоять всю ночь без перерыва, — предложил ей Тедди.       — Да, это отличная идея, брат, но имей в виду, если мы выстоим, то не забудем как следует отблагодарить тебя за это, — сказал Михаэль с некоторой ненавистью.       — Майкл, что это за тон?! — возмутилась его мать. — Если ты хочешь простоять на ногах всю ночь, ты мог бы просто сказать, что тебе понравилась идея, и не воплощать ее в жизнь, когда речь даже не идет о деньгах.       В комнате ваших сыновей раздался злобный смех, который звенел, как колокольчик. Их мать, которая все это время пыталась предотвратить травлю одного из членов их семьи Флейшеростлин, сама злобно рассмеялась.       — Я люблю вас всех, — уверенно сказала она, перестав смеяться. — И так будет всегда.       — А мы любим тебя, мама, — сказал ее первый сын от всех.       — Я знаю это, хотя иногда и говорю, что это неправда, — спокойно сказала она и добавила. — Что ж, я пойду проверю, как там другие дети.       Антония шла быстро и уверенно: каждый новый шаг она делала из последних сил, а когда подошла к двери, остановилась, потому что один из ваших сыновей сказал:       — Тебе не обязательно идти к Йзефу.       Она остановилась перед выходом из комнаты, где жили Оскар, Михаэль и Теодор, и по ее поведению было видно, что ей не по себе, как будто ее окатили холодной водой и она изо всех сил пытается сдержать крик от страшной боли. Через некоторое время она нашла в себе силы обернуться и задать вопрос:       — Кто из вас троих сказал мне это?       — Я. — спокойно ответил Теодор.       — Оооо, ну, может быть, ты объяснишь, почему ты сказал это перед моим возможным уходом?       — Пол спит как убитый, и если что-то мешает ему заснуть, он читает книгу, а Йозеф уже определился со своей судьбой: он будет пастором.       — Что ж, спасибо за информацию, теперь у меня есть серьезные причины пойти и вырвать книгу из рук моего сына, — уверенно заявила мать и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь и сказав при этом: — Спокойной ночи.       — О, Тедди, Тедди, Пауль определенно убьет тебя за это предательство, — сказал Михаэль с романтическим предвкушением.       — Ничего, потом для будущих поколений Флейшеростлинов это станет примером того, что случается с предателями, — иронизирует Оскар.       — Но вы же не скажете ему, что я его предал, правда? — спросил Теодор с легкой паникой.       — Теодор, ты что, смеешься над нами? — спросил его Оскар. — Конечно, мы все тебе скажем, если ты не отдашь нам свою порцию сладостей завтра утром.       — Считайте, что я на диете.       Пока Теодор радовался своей победе и тому факту, что двое его братьев, с которыми он делит комнату, верны ему, в это время проявлялись последствия его предательства. Его мать вошла в комнату и увидела, что Пауль читает книгу при лунном свете.       — Сынок, а ты уверен, что стать слепым в твоем возрасте — это хорошая идея?       — Мам, но я… — попытался возразить он.       — Никаких «но» и прочих отговорок я в расчет не принимаю, немедленно ложись спать или я запрещаю тебе даже прикасаться к книгам до конца своих дней. — решительно заявила она.       — Ладно, — неохотно согласился он, закрывая книгу.       — И дай мне эту книгу, ты получишь ее завтра утром, — приказала мама.       Сын, чье имя в переводе с латыни означало «малый», «небольшой», не сопротивлялся ей и послушно выполнил приказ матери, назвав его женским вариантом мужского имени Антоний. Она отдала ей книгу, а та злобно посмотрела на Йозефа и сказала:       — Не мог бы ты присмотреть за ним и хотя бы раз произнести свои нравоучительные речи, чтобы он не читал по ночам при плохом освещении, или ты хочешь, чтобы он ослеп?!       — Нет, мама, моя душа не желает зла никому, даже тем, кто не верит в божественный порядок вещей или в других богов, — сказал Йозеф. — Но пытаться убедить его, что это вредно для него, бесполезно.       — Если он заупрямится, всегда зовите мне, у меня в крови ставить мозги на место.       — Хорошо, мам, — сказал Джозеф с улыбкой.       — Спокойной ночи, дети мои, — сказала она, поцеловала каждого из них в лоб и ушла.       — Спокойной ночи, мама, — в один голос сказали сыновья.       А теперь пришло время проверить последнюю сокровищницу, где были Адам и Отто. К ее удивлению, они спали как убитые, и Гна даже не осмелилась зайти внутрь, чтобы не разбудить их, и отправилась в свою комнату.       — Привет, Антония, — сказал ее муж, который лежал на своей кровати, стоявшей в правой части комнаты. — Что ты решила почитать?       — Я? — она была удивлена его вопросом, посмотрела на книгу и прочитала название вслух. — «Последний из могикан» Джеймса Фенимора Купера.       — Он читает так быстро, что это впечатляет, — уверенно сказал он.       — О ком ты говоришь?       — Я говорю о Пауль, я помню, как вчера он, казалось, читал эту книгу, а сейчас уже дочитал ее, это просто потрясающе.       — Ну, знаешь, во всем нужно знать меру, — уверенно заявила мать семейства Флейшеростлин. — Чтение — это замечательно, но не становитесь фанатиком, иначе это плохо для всех закончится.       — А кто с тобой спорит? — спросил он ее, прячась от нее за деревянной ширмой, чтобы переодеться в пижаму. — У тебя есть какие-нибудь опасения по поводу чтения книг?       — Нет, у меня все хорошо, — сказала она с глубоким вздохом, ложась спать.       Через некоторое время глава семьи Флейшеростлин тоже лег спать, хотя и хотел сказать жене, что она спит в дневной одежде, но не стал этого делать, потому что завтра утром она примет душ и наденет новое платье. Вся семья Флейшеростлин спала сладко и крепко, как медведи зимой, но всему прекрасному приходит конец, и эти чудесные часы, когда они все могли поспать или просто поваляться, закончились с этим звуком:       — Господин (госпожа), пора вставать, сегодня День независимости, помните?       Эти слова были сказаны не кем иным, как их домашней прислугой, которая встала раньше них и приготовила для них завтрак. Все они встрепенулись и принялись выполнять положенную процедуру мытья: принимать душ, бриться и стричься, чистить зубы — в общем, все, что они делали в такие дни. После этого все они вышли в столовую, переодевшись в халаты, чтобы потом не испачкать свою чистую одежду.       — Что сегодня на завтрак? — спросила девушка, мечтавшая о карьере актрисы.       — Сегодня на завтрак будет крепкий чай и персиковый пирог. — ответила мать. — Не ешьте слишком много сегодня утром, иначе все, что мы хотим сегодня съедим, не поместится в ваших желудках.       Первое и второе поколение семьи Флейшеростлин, родившейся в Соединенных Штатах, начали быстро и охотно уничтожать еду без лишних разговоров. Съев торт и выпив чаю, все отправились переодеваться в свои новые платья.       — Адам, пожалуйста, сделай все возможное, чтобы надеть этот костюм, — настойчиво сказала Габриэлла, которая отвечала за то, чтобы дети были одеты.       — Габи, на случай, если ты не заметила, на мне этот костюм, — уверенно сказал Адам. — Я не настолько изменил свой вес, чтобы мне говорили, что я должен одеться.       — В любом случае, ты должен надеть это платье, — спокойно сказала она. — И без обиняков, я знаю, что тебе нравится надевать только верхнюю часть платья, но не внутреннюю, под предлогом того, что тебе жарко.       — Как она может это понимать? — Отто, который был в брюках, этого не понял. — Она ведь никогда не носила наши платья, не так ли?       — Поверьте, мои глаза видят все, — гордо заявила Габриэлла Флейшеростлин. — Кроме того, Адам признался мне в своих грехах, когда я помогала скрывать следы его преступлений против элегантности.       Все остальные участницы группы надели свои наряды без споров и конфликтов, так что роль Габриэллы как супервайзера была скорее показной, чтобы она могла что-то сделать после того, как оденется. Все члены семьи Флейшеростлин были похожи на открытки: все они носили разную одежду, соответствующую эпохе, но с одной отличительной чертой: все мужские костюмы были цвета мокрого асфальта и космического латте, а женская одежда — всех цветов радуги.       После преображения вся семья села в фиакр, который отвез их сначала на вокзал, а затем они пересели на поезд, который доставил их в «дубовый город». Усевшись на свои места, Пол спросил свою мать:       — Мама, ты взяла книгу?       — Что? О чем ты говоришь, Пауль? — спросила она так, словно вообще ни о чем не думала.       — Это книга Джеймса Фенимора Купера, — сказал он ей. — «Последний из могикан», помнишь?       — О, да, прости, сынок, я не брала ее, — начала извиняться мама. — Она осталась у нас дома, я отдам ее тебе завтра.       — Завтра? Почему именно завтра?       — Потому что мы проведем этот день всей семьей среди развлечений, праздников и сладостей, — гордо заявила Антония. — Я уже говорила вам, что в наш город приезжает цирк.       — Да, ты сказала, но ты также сказала, что цирк, парки развлечений и все такое прочее — все это для бедных людей, которые никогда не читали ничего по-настоящему стоящего. — напомнила ей Габриэлла.       — Я это сказала? — потрясенно спросила она у дочери, но что-то в ее голосе было слышно. Этот вопрос она адресовала всем.       — Я этого не помню, — резко ответил Финн. — Я не помню всего, что говорил каждый из вас.       — У меня есть убеждение, что Габриэлла хочет отомстить своей матери за то, что та отказала ей в каких-либо развлечениях, — уверенно заявил Отто.       — Гнев и ненависть — это грехи, лучше помолиться за них сейчас и получить прощение от Бога сейчас, — уверенно сказал Йозеф.       — О, как это приятно, когда мою младшую сестру называют грешницей и осуждают, — радостно сказала Клара, которой все нравилось.       — Йозеф, злорадство — это грех? — с любопытством спросила Мария, которая тоже хотела поучаствовать в унижении своей старшей сестры.       — Думаю, да.       — Черт возьми, это нечестно!       — Сквернословить — тоже грех. — с лукавой улыбкой сказал молодой человек, который хотел стать священником.       — Габриэлла, почему ты решила запомнить это? — просил Пауль, когда уже смирился с тем, что сегодня не сможет читать.       — Наконец-то был задан умный вопрос, — сказала Октавия счастливым голосом.       — Почему мы не спросили ее об этом раньше? — спросил Теодор.       — Должна ли я сказать вам честно или нет? — с интересом спросила Габриэлла и ответила, не дожидаясь их ответов. — Однажды я узнала о головокружительной славе цирковой актрисы и сказала маме, что хочу быть похожей на нее, а мама сказала, что цирк — это место для впечатлительных людей, а не для нас, элиты юга Соединенных Штатов, и сказала, что это очень опасно. сходите в цирк, в отличие от сцены.       — Это правда, дорогая? — спросил ее муж, понимая, что эти слова могут оставить сильный след в христианской душе его дочери.       — Да, это правда, я сказал это, чтобы подчеркнуть, что мы не просто какая-то семья, которая работает на ферме, мы уважаемая семья и должны вести себя соответственно, и, кроме того, я знаю, что происходит в цирке: там убивают женщин, они играют со львами и все такое прочее, — сказала мать.       — Тогда почему ты не возражаешь против цирка сейчас? — с любопытством спросила Октавия.       — Я не возражала против того, чтобы мы ходили в цирк, это такой цирк, это цирк для простых людей, это цирк для избранных.       — Избранных? — Оскар был удивлен ее словами.       — Боже, зачем я тебе это объясняю, если могу сказать: подожди, пока не доберешься до города, и ты все поймешь, — уверенно заявила она, радуясь, что нашла выход из всего этого объяснения.       — Да, давно не виделись, — радостно сказал Финн и добавил. — Уверяю вас, вам понравится.       — Мы не сомневаемся, отец, — спокойно сказал Йозеф.       Паровой двигатель приводил в движение огромное железное чудовище под названием поезд и был главным изобретением, которое быстро стало важнейшей частью жизни всех народов мира. Добравшись до Роли, штат Северная Каролина, семья с немецкими корнями села в арендованный экипаж и отправилась путешествовать по городу.       — Боже мой, как здесь чудесно, — сказала Одетта, оглядываясь по сторонам в надежде, что она все запомнит.       — Да, ангел мой, с тобой не поспоришь, и янки все равно имеют право говорить, что мы отсталые. — сказала мать, оглядываясь по сторонам. — Это просто фантастика!       Когда карета подъехала к пляжу, все встали и пошли вперед, где возвышался большой купол цирка, который был двухцветным: из верблюжьей шерсти и бордового цвета в критской форме, и на каждой клетке были звезды разного цвета. Войдя, они сразу же отправились в места для таких же состоятельных людей, как они, где сразу же нашли много знакомых лиц.       — Дядя Уриэль, как ты? — спросили дети, которые всегда любили его.       — Неплохо, но моя свекровь до сих пор пьет мою кровь, — в шутку сказал этот толстяк с бакенбардами, моржовыми усами и химической завивкой в виде голубиного крыла.       — А я говорила тебе, что тебе нужно жениться на другой женщине, но нет, ты меня не слушал, — смеясь, сказала жена Финна.       — Антония, не лги, ты мне никогда не говорила, — сказал он, пожимая руку ее мужу. Он о чем-то задумался. — Верно, ты посоветовала мне купить чеснок.       — И желательно на несколько месяцев, — уверенно заявила женщина, худая, как швабра, но красивая: у нее были черные глаза, светлые как смоль волосы, и одета она была в польское платье цвета дыни.       — Эльжбета! — радостно воскликнула Антония, обнимая ее. — Я так рада тебя видеть.       — Я тоже рада вас видеть, но вы могли бы придумать для нас более престижное место, чем этот цирк, — то ли в шутку, то ли всерьез сказала панночка.       — О, сестра-лютеранка, не делай поспешных выводов, что мы опустились в социальном плане, — начала она шептать мне на ухо. — Я обещаю, что это событие не останется незамеченным.       — Я не сомневаюсь в этом, моя сестра по протестантской конфессии, — сказала Эльжбета.       — Тетя Элюня, как я рада вас видеть! — Габриэлла обняла подругу своих родителей. — Как дела в Пенсильвании?       — Все прекрасно, но иногда бывает скучно, — ответила она.       — Дамы и господа, я прошу всех вас занять свои места, — раздался голос ведущего.       — Что? — Оскар был удивлен.       — Прошло так много времени, — это был небольшой шок для Йозефа Флейшеростлина.       — Сынок, я обещаю тебе, когда ты станешь таким же, как я, ты будешь просто потрясен тем, как быстро летит время, — уверенно сказал отец, усаживаясь на свое место.       — Садитесь на свои места, пожалуйста, и побыстрее, — настойчиво сказала Антония, и все расселись согласно своим билетам.       В зале воцарилась полная тишина, и стало темно, как ночью. До ушей всех дошла «Шутка» немецкого композитора Иоганна Себастьяна Баха, которая была исполнена на бандонеоне, кларнете-тарелке, авлосе, альпийском рожке, губной гармонике и кларнете. Свет был направлен в центр круга, где стоял круглый стол со стульями, за которыми Джон Адамс, Бенджамин Франклин, Александр Гамильтон, Джон Джей, Томас Джефферсон, Джеймс Мэдисон и Джордж Вашингтон играли в карточный преферанс.       — Скажите мне, джентльмены, что вы знаете об Америке? — спросил рассказчик, сидевший на деревянном спутнике, который находился в нескольких метрах над головами людей.       — Америка — мой дом!       — Америка — это все!       — Правильнее сказать, что это материк, где США являются ведущей силой, — сказал Финн как ученый.       — Вы могли бы представить, что когда-то Америки не было? — обратился ведущий к зрителям, стоя с ногами на столе, что не мешало карточной игре. Луна начала всходить.       — Это легко представить, если вы хорошо знаете историю, — спокойно сказал Михаэль, шепча по-немецки.       — Миня, это явно был риторический вопрос, — сказал Теодор ему на ухо.       — Ш-ш-ш, — прошипел на них отец, как змея. — Поговорим позже.       — О, ужас, что за чушь вы несете? — возмутилась женщина, одетая в костюм первых иммигрантов из Европы в Америку. Она стояла в гигантском деревянном солнце с лицом, похожим на детское, и это солнце тоже садилось. — Америка всегда была!       — Да, как континент Америка была всегда, но Соединенные Штаты Америки появились совсем недавно, около семидесяти пяти лет назад, а до здесь были британцы, — ответил ведущий-мужчина и подошел к ней.       — Этой девушке нужно выучить язык, ее акцент режет слух, — уверенно заявила какая-то женщина из зала.       — Интересно, откуда взялась эта бедняжка?       — Судя по ее произношению, она из Италии.       — Правда? — ведущая была удивлена его словами. — Кто-нибудь из присутствующих знал этот секрет, кроме вас?       — Да, — хором ответили они на этот вопрос.       — О, Селена, как же так, какой ужас, но не волнуйся, я попрошу пролить свет на тьму в твоей голове, называемую невежеством, и ты все узнаешь, — заверил парень с Луны.       — Мне не нужны твои познания в истории, я солнце, а не какой-то лунный месяц вроде тебя, который заставляет всех спать, — сказала она с показным высокомерием.       — Это звучит как очень серьезный аргумент, но, как говорится, только невежда не хочет узнавать что-то новое, — уверенно заявил он. — Ответь мне, Эгиала, знала ли ты, что причиной войны за независимость Соединенных Штатов стали негативные последствия Семилетней войны. Победоносная для Великобритании война привела к финансовому истощению и увеличению государственного долга. Англия начала активно выкачивать средства из своих колоний, чтобы компенсировать потери на военных расходах.       Жесткий контроль метрополии над колониями. Британское правительство постоянно вмешивалось в американские дела, различными способами препятствовало промышленному и экономическому развитию колонистов. Кроме того, поселенцы должны были полностью содержать британские войска, которые постоянно дислоцировались в Штатах.       Несправедливость новых налогов. В общей сложности американцы платили больше налогов, чем британцы, был введен так называемый «гербовый сбор», налог на любую покупку, а также пошлины на импорт определенных товаров постоянно повышались.       Запрет на колонизацию земель к западу от гор Аллегейни. Чтобы избежать обострения конфликтов с индейцами, Англия запретила колонистам продвигаться дальше на Запад.       Самодостаточность колонистов Северной Америки. Когда начали происходить первые военные действия, было ясно, что американцы смогут обеспечить себя всеми необходимыми ресурсами и производить любые товары, выращивать урожай. Это означает, что степень зависимости штатов от Британской империи резко снижалась.       Когда главный герой, спустившийся с деревянной луны, начал задавать все это, он считал на пальцах, а у девушки было такое выражение лица, как будто она была глупой и ее заставляли решать сложную математическую задачу. Когда он перечислил причины американской революции, начали появляться все остальные персонажи этого циркового представления.       — Георг Уильям Фредерик, это, конечно, прозвучит очень высокомерно с моей стороны, но, может быть, ты не будешь есть так много, — спросил мужчина в образе высокопоставленной персоны у ребенка, который был толстым, как бегемот, и ел все подряд.       — Как ты смеешь оскорблять меня, я король, мое слово дано Богом, а ты мой раб, и я лучше знаю, что делать! — гордо заявил ребенок, и его слуга упал перед ним на колени.       — Простите, ваше высочество, но у британцев проблемы с деньгами. Где мы возьмем деньги?!       — А североамериканские колонии для нас…то есть зачем они мне, если они не хотят приносить мне деньги? — спросил он его и громко закричал. — Колонии! Сюда, быстро!       — Я бегу, я бегу, ваше королевское превосходительство Георг III, — сказали тринадцать женщин, которые немедленно появились перед ним. Они были одеты в костюмы с символикой тех тринадцати колоний, которые являются предками современных Соединенных Штатов Америки, а именно провинции Джорджия, провинции Южная Каролина, провинции Северная Каролина, Колонии (или провинции) Вирджиния, провинции Мэриленд, колонии Делавэр, провинция (или колония) Пенсильвания, провинция Нью-Джерси, провинция Нью-Йорк, колония Коннектикут, колония Род-Айленд, провинция Массачусетский залив и провинция Нью-Гэмпшир.       — Где деньги? — спросил их король.       — Деньги? — спросила провинция Массачусетского залива.       — Какие деньги? — женщина с котт на котором была изображена символика штата Нью-Джерси, не поняла вопроса.       — Не лги мне, ты, североамериканское дерьмо! — закричал король.       — Но, сир, у нас действительно нет денег, — заверила его женщина из провинции Мэриленд.       — А если я это сделаю? — с лукавой улыбкой спросил король Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии и облизал губы. — Встаньте на колени, как рабы русского царя!       Все тринадцать женщин неохотно выполнили его просьбу, и по лицам всех было ясно, что им не нравится эта работа, но они ничего не могли изменить. Слуга короля из Ганноверского дома дал своему государю хлыст, и он начал бить каждую женщину по заднице, а потом подошел слуга и достал золотые монеты из-под их платьев.       — Ну, и сколько же мы собрали? — спросил король слугу.       — Ровно 78 золотых монет, — сказал он с улыбкой, показывая деньги. — Это чудесно!       — На первый раз сойдет, но нам нужно больше, — уверенно сказал король и начал приближаться к одной из женщин, чтобы ударить ее, но слуга помешал ему.       — Может быть, нам стоит сделать перерыв на чашечку чая?       — Вы предлагаете мне, укротителю британского льва, чай вместо того, чтобы работать на благо моей великой родины?       — Много работать тоже вредно для организма, нужно соблюдать баланс между отдыхом и работой, — уверенно заявил он.       — Ну, ладно, — сказал он с улыбкой, подошел к столу, за которым отцы-основатели играли в карты, и начал пить чай со своим слугой, издавая неприятные звуки.       — Мам, мне не нравится король, — прошептала Одетта ей на ухо.       — Я тоже от него не в восторге, но мальчик, который играет, довольно симпатичный, может быть, я вас с ним познакомлю? — спросила она.       — Нет, он мне не нравится, — сказала Одетта. — Он злой.       — Мои североамериканские сестры, у меня есть к вам предложение: Как вам идея отправиться на запад, чтобы искупаться в Калифорнийском заливе? — предложила женщина из провинции Вирджиния.       — Вам запрещено это делать! — крикнул королевский слуга из ганноверского дома.       — Да, это несправедливо! — возмутился штат Нью-Йорк. — Это запрещено, это запрещено, а что мы можем?!       — Вы все имеете право служить верой и правдой на благо Британской империи! — заявил сын принца Фредерика Уэльского и Августы Саксен-Готской. В его огромном рту невозможно было удержать всю еду, которую он с жадностью запихивал в рот.       — Это нечестно! — закричал Нью-Йорк.       — Мы служили вам верой и правдой, а вы обращаетесь с нами как с мусором! — кричала британская провинция Мэриленд.       — Моя власть дана лично из рук Бога, тот, кто критикует меня, идет против мирового порядка!       — Хм, и с его словами трудно поспорить, учитывая, что он глава англиканской церкви. — согласна с ним женщина из Пенсильвании.       — Англиканство — это бред Генриха VIII, который он придумал специально, чтобы трахать женщин! — решительно заявила девушка, которая была олицетворением провинции Северная Каролина.       Все взрослые мужчины и женщины начали хохотать как сумасшедшие, когда ей это сказали, из-за чего цирковое представление было приостановлено. Антония хохотала как сумасшедшая и в любой момент могла расплакаться, но потом, как и все остальные, смогла найти способ прийти в себя.       — Одетта, ты что-нибудь слышала? — первое, что спросила Антония, когда перестала смеяться.       — Нет.       — Точно? Ты не лжешь мне? — спросила ее мать.       — Нет, мама, я тебе не вру. — сказала она с легкой неприязнью из-за поведения матери по отношению к ней.       — Тогда посмотри мне в глаза и скажи это, — настойчиво попросила Антония Флейшеростлин.       Одетта встала со стула, на котором сидела, и взяла мать за голову, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. Она сказала ей:       — Я ничего не слышала!       — Отлично, а теперь сядь поудобнее и веди себя прилично. — только и сказала она.       — Я хорошо себя вела, — раздраженно сказала она и села.       — Мне что-то послышалось, или кто-то из моих детей действительно сказал: «Я не хочу мороженого после цирка»? — с легкой угрозой спросил Финн, решивший вмешаться в разговор жены и дочери.       — Нет, папа, тебе послышалось, — сказала она, злясь на то, что вся ситуация была против нее.       Тем временем представление продолжалось. Музыка заиграла из уст бандонеоне, тарелки для кларнета, авлоса, альпийского рога, губной гармоники и кларнета. На этот раз это было музыкальное произведение немецко-американского композитора Филипа Фила под названием «Здравствуй, Колумбия», которое было написано по случаю инаугурации Джорджа Вашингтона в качестве первого президента Соединенных Штатов Америки.       — Боже мой, что он с вами сделал? — в один голос спросили Джон Адамс, Бенджамин Франклин, Александр Гамильтон, Джон Джей, Томас Джефферсон, Джеймс Мэдисон и Джордж Вашингтон у североамериканских колоний.       — Он издевался над нами, — сказала женщина, которая была олицетворением Коннектикута.       — Сейчас будет песня? — тихо спросил Пауль, которому не нравились такие вещи в театральном искусстве, потому что после этого у него всегда болела голова.       — Если тебе дорога твоя семья и ее счастье, то ты можешь набраться терпения, — уверенно сказал его брат, мечтавший стать лютеранским священником.       — Йозеф, заткнись, — рявкнул он на него в ответ на его нравоучения.       — Он бил нас! — сказала женщина из колонии Делавэр.       — Он требовал, чтобы мы были его рабами, — сказала женщина из Пенсильвании.       — Он потребовал, чтобы мы отдали ему все, что у нас есть, для восстановления экономики Британской империи, которая сильно пострадала во время войны, — рассказала женщина из колонии Массачусетского залива.       — Он требовал, чтобы мы служили ему верой и правдой, он нам ничего не должен, хотя мы делали все, чтобы французы не захватили нас в плен во время войны, — плакала женщина из колонии Северная Каролина.       — Он жесток и порочен, хотя мы служим ему, а он не служит нам, — сказала женщина, которая была олицетворением провинции Джорджия. — Где справедливость?!       — Это справедливо, потому что моя сила в руках Бога, — сказал актер Георг, который уничтожал еду как сумасшедший.       — Он считает себя богом, это самообожествление, а это страшный грех! — заявила женщина из колонии Южная Каролина.       — Мы так больше не можем! — воскликнула женщина из Нью-Джерси.       — Мы должны что-то сделать! — закричала женщина из провинции Вирджиния.       — Но что? Что мы можем сделать?! — в отчаянии спросила жительница Род-Айленда.       — Я не знаю, что мы будем делать, но мне ясно одно: нам не на пути с Лондон! — решительно заявила жительница Мэриленда.       — Мэриленд, вы что хотите восстать против самой могущественной державы в мире? — некоторым ужасом спросила я женщин из Нью-Гэмпшира.       — Ты знаешь, невежественная женщина, к чему это привело? — с любопытством спросила ее ведущая. — Это привело к Бостонскому чаепитию? Ты знаешь, что это такое? Ты не знаешь, а я знаю! Бостонское чаепитие — акция протеста американских колонистов 16 декабря 1773 года в ответ на действия британского правительства, в результате которой в Бостонской гавани был уничтожен груз чая, принадлежавший Британской Ост-Индской компании.       Целью акции был Закон о чае от 10 мая 1773 года, который позволял Ост-Индской компании продавать чай из Китая в американские колонии без уплаты налогов. Колонисты выступили против этого закона, считая, что он нарушает их права.       Демонстранты поднялись на борт кораблей и выбросили ящики с чаем в Бостонскую гавань. Британское правительство сочло протест актом государственной измены и отреагировало жестко: оно закрыло бостонский порт и ввело новые законы против колонистов.       Бостонское чаепитие стало одним из символов борьбы против британской колониальной администрации и катализатором войны за независимость Соединенных Штатов. Оно укрепило волю народов 13 британских колоний к борьбе за свободу от гнета британской короны.       Во время этой лекции по истории отцы-основатели Соединенных Штатов Америки достали из карманов индейские шляпы и надели их себе на головы. Затем они подошли к столу, за которым сидели король Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии и его верный слуга, забрали у них кружки и швырнули их на пол, а сами закричали, как североамериканские дикари.       — Что это за наглость?! — непонимающе спросил королевский слуга у представителей Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии.       — Кто посмел отнять у владыки морей его торт? — начал спрашивать король, стоя на столе и вглядываясь в лица всех отцов-основателей. — Я спрашиваю, кто это сделал? Вы хоть представляете, что случится со всеми вами, если вы не будете служить мне?! — в конце этого вопроса он ударил себя кулаком в живот.       — Ответ на это был действительно чрезвычайно злым и жестоким, — продолжил свою хронологическую лекцию мужчина. — В 1774 году британское правительство ответило серией репрессивных мер. Законы закрыли порт Бостона до тех пор, пока не будут возмещены убытки за уничтоженный чай, и усилили контроль над колониями, что вызвало еще большее недовольство среди колонистов.       Ограничения в отношении местного самоуправления и судебные иски воспринимались как нарушение прав и углубляли пропасть между колониями и метрополией.       — Эй, колонии Нового Света, идите сюда! — крикнула царственная особа сильного пола.       Женщины, которые раньше хохотали как цыплята, наблюдая, как британский самодержец злится на то, что его балуют местные жители из североамериканской колонии, стали мрачными и робкими. Никто не решался подойти к нему, но, набравшись смелости, они все вместе подошли к нему.       — Чем мы можем служить вам, ваше королевское превосходительство Георг Уильям Фредерик? — все вместе одновременно спросили женщины, которые были олицетворением тринадцати колоний, являющихся прародителями современных Соединенных Штатов Америки, а именно провинции Джорджия, провинции Южная Каролина, провинции Северная Каролина, колонии (или провинции) Вирджиния, провинции Мэриленд, колонии Делавэр, провинция (или колония) Пенсильвания, провинция Нью-Джерси, провинция Нью-Йорк, колония Коннектикут, колония Род-Айленд, провинция Массачусетский залив и провинция Нью-Гэмпшир.       — Пляшите под мою дудку в наказание за уничтожение британской продукции, — потребовал он от них и начал играть на поршневой трубе, его игра была крайне порочной для любого ценителя музыкальной культуры.       — Боже мой, это какой-то кошмар! — закричала женщина из провинции Вирджиния.       — Боже, прости меня за это, но я желаю смерти этому жирному ублюдку! — кричала женщина из Род-Айленда.       — Раньше у меня вставало британское произношение, но теперь я ненавижу не только это произношение, но и все, что связано с Туманным Альбионом! — кричала женщина из Мэриленда.       — Вставало? — любопытством спросила Одетта, глядя на его мать в надежде, что она ответит на ее вопрос.       — Тебе не обязательно знать это прямо сейчас, — заверила ее мать и спросила себя: Что за пошлость!       — Я ненавижу Англию! — воскликнула женщина из Нью-Джерси.       — О, североамериканская сестра, как я рада слышать это из твоих уст, потому что я тоже ненавижу Англию! — с гордостью сказала женщина из Нью-Йорка.       — Мы все ненавидим Англию! — гордо заявили они в один голос.       — Это событие послужило толчком к началу Американской революции. Оно укрепило волю народов тринадцати британских колоний на Североамериканском континенте к обретению независимости от британской короны. — сказал ведущий.       — И что произошло потом? — спросила неженственная женщина с итальянским акцентом.       — О, я так рад, что вы, наконец, заинтересовались этим вопросом, — сказал он с удовлетворением. — Затем произошло следующее: в ответ на эти действия колонии начали координировать свои усилия, что привело к созыву Первого Континентального конгресса. Это стало платформой для объединения колоний в их противостоянии британскому правлению. Вы знаете, что такое Первый Континентальный конгресс?       — Нет, — честно ответила она.       — Что ж, я с большим удовольствием продолжу твое просвещение: Первый Континентальный конгресс — это съезд депутатов от 12 из 13 североамериканских колоний по всему миру. Почему на этом конгрессе решения принимали 12 колоний, а не 13? — спросишь ты, моя маленькая невежественная девочка? Ответ прост, как пареная репа: Грузия, Канада, Бермуды, Багамы и Карибские острова не захотели там быть или их просто туда не пригласили! Поводом для созыва стали «Невыносимые законы» — законы, принятые британским парламентом и направленные на то, чтобы остановить растущее сопротивление американских колоний.       Все североамериканские колонии мировой мастерской в образе женщины собрались в один круг и начали обсуждать все вопросы с отцами-основателями Соединенных Штатов. После некоторого обсуждения Томас Джефферсон и Джеймс Мэдисон выбрали женщину, которая была олицетворением провинции Джорджия, и эта женщина с гордостью объявила:       — Мы пришли к выводу, что необходимо объявить торговый бойкот метрополии. Начиная с 1 декабря 1774 года, как покупка английских товаров, так и продажа американских товаров британцам были запрещены.       Затем Александр Гамильтон и Джордж Вашингтон подобрали женщину, которая была олицетворением провинции Северная Каролина, и она гордо и громко произнесла, держа в руке листок бумаги:       — Мы, американцы, объявляем о публикации «Декларации прав и жалоб», в которой содержалось заявление о правах американских колоний на «жизнь, свободу и собственность», а также протестовали против таможенной и налоговой политики метрополии.       Джон Адамс и Джон Джей подхватили на руки женщину, которая была олицетворением провинции Нью-Йорк, которая держала в руках подушку и делала вид, что хочет спать, но, найдя в себе силы, сказала:       — Мы также решили созвать Второй Континентальный конгресс 10 мая 1775 года.       — Основной причиной созыва Второго Континентального конгресса было движение за независимость североамериканских колоний от Британской империи, и на этот раз там присутствовали все тринадцать колоний, — продолжил он говорить.       — 4 июля 1776 года мы приняли Декларацию независимости, в которой было объявлено об отделении 13 колоний от метрополии и образовании независимого государства — Соединенных Штатов Америки. — сказала жительница Пенсильвании, которую подобрал Бенджамин Франклин.       — Создание Континентальной армии 14 июня 1775 года, главнокомандующим которой я был назначен. — с гордостью объявил Джордж Вашингтон.       — Мы поможем нашим братьям-англофобам! — гордо заявил мужчина, только что вышедший на сцену цирка. Он был одет как Людовик XVI.       — Гибель Англии — это гибель Зла! — гордо заявил испанский король Карл III. — Королевство Испания поможет вам!       — Эти англичане, я слишком много о себе думаю, мы, Республики Соединенных провинций, не позволим им быть детьми Посейдона! — решительно заявил последний генеральный штадтхолдер Республики Объединенных провинций Нидерландов Вильгельм V Оранский.       — И принятие «Статей Конфедерации» 15 ноября 1777 года, которые стали первым конституционным документом Соединенных Штатов. — произнесли они все вместе в один голос.       — Ты слышал, о чем они думают: создать свое собственное государство, которое не будет подчинять меня, Георга Уильяма Фредерика! — возмущенно воскликнул ребенок.       — Да, без сомнения, это возмутительно, — согласился с ним королевский слуга.       — Пошлите туда мой флот и армию, я не потерплю, чтобы мой личный поставщик кукурузы и пшеницы начал требовать у меня деньги! — завопил толстый парень.       — Вот так и начались события, благодаря которым Соединенные Штаты Америки сейчас существуют как государственное образование, — продолжил он свою культурно-просветительскую лекцию по истории. — Все началось 19 апреля 1775 года — с первых вооруженных столкновений между американцами и англичанами под Бостоном и Лексингтоном. В результате англичане отступили с большими потерями.       Затем, 4 июля 1776 года, была принята Декларация независимости Соединенных Штатов.       Затем 1776–1777 годы — военные действия на севере страны. Армия колонистов испытывала большие трудности.       Затем в 1777 году произошел поворотный момент — битва при Саратоге. Британская армия была окружена и прекратила вооруженную борьбу. Они сдались!       — Ты можешь не повторять слово «затем» хотя бы одну минуту? — спросила его девушка.       — Не могли бы вы рассказать мне об этих событиях? Нет! Тогда помолчи и слушай меня дальше. — напряженно произнес он и продолжил. — 1781 год — основные британские силы сдались американцам при Йорктауне. Это была последняя битва в войне за независимость.       1783 — Соединенные Штаты и Англия подписали в Париже мирный договор, по которому Англия признала независимость Соединенных Штатов Америки.       Все то время, пока он болтал, все актеры сражались с королем и его слугой, что вызывало много смеха у зрителей. Американские революционеры со своими союзниками-англофобами бросали камни в короля и его слугу, британские солдаты от страха описались и убежали вместе с ними, а в конце Томас Джефферсон и Джеймс Мэдисон схватили короля за руки и ноги и стали крутить по земле, пока он не согласился подписать договор.       — После окончания войны возрадовались все американцы и их союзники, которые теперь могли поиздеваться над королем Англии, — удовлетворенно сказал раскачик, и в этот момент все союзники США начали смеяться и показывать пальцами на толстого короля, а американские революционеры и тринадцать колоний начали подпевать патриотическая песня с музыкой:       Да здравствует Колумбия, счастливая страна!       Да здравствуют вы, герои, группа, рожденная на небесах,       Которые сражались и пролили кровь за дело свободы,       Которые сражались и пролили кровь за дело свободы,       И когда буря войны утихла,       Наслаждайтесь миром, завоеванным вашей доблестью.       Пусть независимость будет нашим предметом гордости,       Всегда помня, чего это стоило;       Всегда благодарный за награду,       Пусть ее алтарь достигнет небес.       Будем тверды, будем едины,       Сплотимся вокруг нашей свободы,       Как объединившаяся группа братьев,       Мир и безопасность, которые мы обретем.       Бессмертные патриоты, восстаньте еще раз,       Защищайте свои права, защищайте свой берег!       Пусть ни один грубый враг нечестивой рукой,       Пусть ни один грубый враг нечестивой рукой       Не вторгнется в святилище, где лежат святыни       тяжелого труда и крови, заслуженной награды,       В то время как вне мира, искренне и справедливо,       На Небесах мы возлагаем мужественную надежду,       Что правда и справедливость восторжествуют,       И все схемы рабства потерпят крах.       Узрите вождя, который теперь командует,       Чтобы снова служить своей стране, он стоит.       Скала, о которую разобьется буря,       Скала, о которую разобьется буря,       Но вооруженный добродетелью, твердый и верный,       Его надежды сосредоточены на Небесах и вас.       Когда надежда сменилась разочарованием,       Когда мрак омрачил день Колумбии,       Его уравновешенный разум, свободный от перемен,       Решил умереть или освободиться.       Звучите, трубите в трубу славы,       Пусть великая слава Вашингтона разнесется по миру громкими аплодисментами,       Разнесется по миру громкими аплодисментами,       Пусть все устремятся к свободе, дорогие,       Слушайте радостным ухом,       С равным мастерством, с богоподобным могуществом       Он правит в страшный час ужасной войны или с легкостью направляет       Более счастливое время честного мира.       — Эй, эй, прекратите издеваться над ним! — закричал слуга и стал отгонять их всех от короля. — Не плачьте, ваше величество, они долго без вас не проживут.       — Почему он так сказал? — непонимающе спросила женщина, спустившаяся с солнца. — Америка существует уже давно, и она выиграла войну за независимость и       — Да, именно так, здесь я с тобой согласен, моя малообразованная женщина, но для такого отношения к первому в истории североамериканскому государству с религией, подобной той, что исповедуют европейцы, был оправдан ряд факторов, — начал объяснять он и начал перечислять причины, загибает пальцы, когда называет причины. — Во-первых, после войны за независимость Соединенные Штаты оказались в сложной ситуации. Экономика страны сильно пострадала из-за потери связей с бывшей метрополией. Финансы также находились в упадке, казна была пуста, а Конгресс не мог даже выплачивать жалованье солдатам, участвовавшим в войне. Тяжелая экономическая ситуация и неспособность правительств ее исправить привели к массовым протестам американцев, которые пригрозили новой революцией.       — Вашим прадедом с моей стороны был Микеланджело Буонарроти из мира сельскохозяйственной деятельности, который возродил здесь сельское хозяйство, — сказал отец своим детям.       — Мы знаем это, отец, — спокойно сказал Михаэль.       — Я знаю, что вы знаете, но вопрос заключается в следующем: гордитесь ли вы своим предком? — он с интересом расспрашивал их всех.       — Да, мы гордимся им, — громко сказал его старший сын, почти не выдержав.       — Вы оба можете помолчать? — возмутился мужчина, сидевший внизу, и повернулся к ним.       — Извините нас, — поспешно сказал Финн и замолчал.       В то же время цирковое представление продолжалось и не думало прекращаться. Толпа выбежала на сцену и начала окружать революционеров и женщин, которые были олицетворением тринадцати колоний, бросала в них яйца и помидоры и кричала что-то подобное:       — Где деньги?       — Мы нищие, помогите нам!       — Как я буду кормить свою семью?       — Мы добились независимости и что дальше?       — Зачем мы вообще согласились на эту авантюру?       — Мы жили бы под британским флагом, и у нас все было бы хорошо!       — И как же американцам удалось справиться с этими проблемами? — с любопытством спросила она умного рассказчика.       — Все очень просто, — уверенно заявил он, начиная разминать мышцы двух рук. — После войны за независимость все земли были переданы в фонд центрального правительства с последующей продажей и разделом. Это стимулировало предпринимательство в сельскохозяйственном секторе, поскольку больше не нужно было платить фиксированную арендную плату, взимаемую Великобританией.       С победой над Англией финансовая система США получила новый импульс для развития. Северо-Западное соглашение 1787 года открыло доступ к неограниченным богатствам, помогло разместить новые займы и погасить федеральные долги.       Североамериканцы развивались индустриальным путем. На севере Соединенных Штатов процветало и всячески поощрялось предпринимательство, развивалась промышленность — металлургическая, текстильная, машиностроительная, горнодобывающая. Именно там наиболее сильно ощущались последствия промышленной революции: росли города, строились фабрики, железные дороги и процветала торговля. Сельское хозяйство было фермерским и основывалось на свободном владении землей и использовании наемного труда.       У Дикси существовало старое доброе рабство, которое было основой их экономики. Южане США выращивали рис, табак, сахарный тростник, кукурузу и многое другое. Но главным богатством этой земли был хлопок, который экспортировался в Англию и в сочетании с эксплуатацией рабского труда приносил плантаторам огромные прибыли.       Только что появились еще несколько женщин, которые представляли штаты США. Женщины с севера построили игрушечную железную дорогу с игрушечным поездом, они развесили украшения с изображением фабрик, где женщины с юга работали на сельскохозяйственных землях.       — Что ж, спасибо за историческую лекцию, теперь я знаю, как появилась эта страна, — благодарно сказала девушка.       — Не перебивай меня, когда я еще не все сказал! — потребовал от нее мужчина.       — Не все? — она была удивлена его словами. — Что еще ты хочешь мне сказать?       — Я хочу сказать вам всем, что мы, американцы, стали образцом для подражания для других народов мира, которые не захотели терпеть гнет держав из старого света.       — Я был первым, кто поднял революцию против испанцев, и теперь большая часть Южной Америки не знает власти испанской короны, — сказал Симон Боливар вместе с другими южноамериканскими революционерами.       — Я заставил десятки людей учить английский, чтобы читать мои литературные произведения, теперь английский — это язык не только Шекспира, но и меня, Джеймса Фенимора Купера, — сказал он, выходя на сцену.       — Только подумайте, когда-то мы были английской колонией, а теперь навязываем свою власть другим народам, — сказал одиннадцатый президент США и с некоторой иронией посмотрел на мексиканского революционера Висенте Герреро. — Без обид, Мексика.       — Вы все гринго! — закричал он на американского президента.       — Американцы — выдающаяся нация, которая может вызвать серьезные перемены и кризисы, но что бы ни случилось, ни тогда, ни сейчас, ни позже, мы хотим, чтобы вы все помнили, что вы граждане свободной страны и это шоу для вас! — решительно заявила ведущая.       Дальнейшее представление было совершенно стандартным для всех цирков: фокусы от волшебников, выступления клоунов и другие трюки. Все это было здорово, но все согласились, что первые минуты представления были лучшими из всего, что происходило.       — Что вы теперь собираетесь делать, дети мои? — с любопытством спросил их отец, когда цирковое представление закончилось.       — Я не знаю, — прямо и как-то отстраненно ответил его старший сын. — Но я уверен, что если ты дашь нам денег, мы что-нибудь придумаем.       — О, ты наглый человек, Майкл. — с улыбкой сказал Финн. — Тебя определенно покусали латиноамериканцы.       — Финн, дай им денег, пусть катаются на аттракционах в праздничные дни и пока парковка открыта, — настойчиво сказала Антония.       — Хорошо, так и быть, я отдам им деньги, — он быстро передумал и полез в свой бумажник.       Каждый из них получил по три доллара на все расходы и просьбу присмотреть за Одеттой и не тратить деньги впустую. Все дети поклялись, что будут выполнять его указания, а затем все убежали.       — Интересно, не повторится ли история позапрошлого года? — с интересом спросил глава семьи Флейшеростлин, глядя на то, как радуются его дети.       — Нет, этого больше не повторится, — уверенно заявила Антония. — Кроме того, когда это было? На шестом году этого десятилетия? За эти годы они все осознали и больше не будут так себя вести.       — А что произошло два года назад? — с любопытством спросила Эльжбета.       Ее вопрос для матери и отца семьи Флейшеростлин стал как холодный душ, который вернул их к реальности, и они поняли, что они здесь не одни. Когда они посмотрели на своих близких друзей из Пенсильвании, все они занервничали и начали что-то бормотать.       — Если вы не хотите об этом говорить, то лучше так и скажите, — просто сказал им дядя Уриэль. Он понимал их и хорошо знал, что лучше не спрашивать, когда они так говорят.       Для них обоих его слова стали спасательным кругом в океане страха показаться глупыми или, что еще хуже, рассказать о том, что произошло два года назад. Они вернулись к нормальному ритму жизни и спокойно гуляли с ними, болтая о своем, но главное, чего они избегали, — это темы политической ситуации в Соединенных Штатах Америки.       — И что сказал ваш подчиненный, когда клиент отказался платить деньги за испорченный товар? — с любопытством спросил Финн.       — Он начал угрожать ему Данте Алигьери, — спокойно сказал он с улыбкой. — Он сказал ему: «Если ты не заплачешь, я заставлю тебя прочитать это в качестве наказания!».       «Что?» — не понял этот невежливый посетитель моей аптеки в Гаррисберге.       И мой любимый сотрудник говорит ему:       «Это самая скучная книга в истории человечества, единственное преимущество которой — язык и тот факт, что я тебя этим накажу!»       — И угадайте, чем это закончилось? — с интересом спросил Уриэль своих друзей. Он часто останавливался, чтобы спросить их об этом.       — Я даже боюсь не угадать с первого раза, поэтому, Уриэль Гапилан, я прошу тебя рассказать эту историю до конца самостоятельно, — настойчиво сказал Финн.       — Он мой сотрудник в Гаррисберге, — он берет книгу и бьет этого наглеца по голове и продолжает бить его, пока тот не теряет сознание, — джентльмен из штата Пенсильвания громко рассмеялся в конце.       — Ммм, да, это доказательство того, что вся сила в книгах, — уверенно заявила Антония.       — Да, с этим не поспоришь, — уверенно сказал Финн и спросил. — А он получил государственную награду за этот подвиг?       — Нет, он не получил награду даже на государственном уровне, хотя я пытался убедить Джеймса Поллока, что он должен получить награду, — уверенно заявил Уриэль Гапилан.       — Эти северяне ничего не понимают в героизме, который он проявил, потому что он очень маленький и худенький мальчик лет пятнадцати, — уверенно заявила Эльжбета.       — А вы поблагодарили его за этот подвиг? — с любопытством спросила Антония.       — Да, я заплатил ему десять долларов и теперь каждый раз говорю о нем, — уверенно заявил он.       — Что это за звук? — внезапно спросила польская эмигрантка, услышав это.       — Это просто песня, ее, кажется, поет та же актриса, которая плохо говорит по-английски, — уверенно заявила ее подруга.       Они продолжили прогулку по пляжу, где проходила ярмарка. В то же время дети Флейшеростлина прогуливались по ярмарке в поисках чего-нибудь интересного и стоящего, на их взгляд.       — Пожалуйста, отдай мне деньги, — настаивал Адам. — Я обещаю, что приму участие и выиграю мишку для Одетт!       — Да, сколько раз я могу это повторять? — раздраженно спросил Пол. — Нет, это значит «нет», а не «может быть» или «я подумаю об этом»!       — Нет, мы дадим тебе денег, — уверенно сказала Октавия.       — Октавия, ты за это время не потратила ни пенни, может быть, тогда отдашь мне что-нибудь из своих денег? — с интересом спросил он.       — Адам, ты редкостный наглец, сначала ты потратил все деньги на то, чтобы выстрелить из пистолета в молочную бутылку, а теперь требуешь от нас денег, — возмущенно сказал Михаэль. — Умей проигрывать достойно, и если ты действительно хочешь эту мишку, то поступай в Военный институт Вирджинии и учись там военному делу!       Все замолчали из-за этого крика Михаэль, который они все слышали очень редко, но для Одетт он был первым. Настроение у всех было как у тяжелых облаков, из которых вот-вот хлынет дождевая вода.       — Прости, я не хотел кричать, — начал извиняться он. — Прости, Адам, я…       — Все в порядке, ты прав, это все моя вина, — перебил его Адам, который начал обдумывать все произошедшее.       Им было неловко продолжать разговор с самого начала и делать вид, что ничего не произошло. Для этого необходимо было хорошенько подумать и обсудить все детали произошедшего.       — Что это? — с интересом спросила Одетта, подняв голову, когда услышала музыку, которую создавали кахон и мандолина.       — Очевидно, это музыка с какими-то цыганские мотивы, — спокойно сказала Габриэлла. — нам лучше не ходить…       Она не успела закончить фразу, потому что все, кроме нее самой и Оскара, Теодора, Йозефа и Клары, ушли. Они направились в ту сторону, откуда доносились эти музыкальные звуки, которые, без сомнения, были главным экспортером этих музыкантов, поскольку для Бразильской империи это был кофе. Когда дети семьи Флейшеростлин прогуливались, они услышали, как им показалось, знакомый женский голос, но на другом языке, которого никто из них не знает, поющий:       Прекрасная ночь, ночь любви, улыбнись нашему восторгу       Ночь нежнее, чем день, о красивая ночь любви!       Время пролетает и не возвращается.       Унося нашу нежность!       Вдали от этого счастливого дня, время бежит без возвращения       Зефиры горящие, дарите нам свои ласки       Зефиры горящие, дайте нам свои поцелуи       Ваши поцелуи, поцелуи.       Ах!       Прекрасная ночь, ночь любви, улыбки наших восторгов       Ночь нежнее, чем день, о красивая ночь любви!       О прекрасная ночь любви!       Улыбнись нашему восторгу       Ночь любви, ночь любви!       — Ой да, это та самая малообразованная женщина, которая сидела на солнышке, — удивленно сказала Одетта, увидев ее.       — У нее прекрасный голос, как упевицы, — уверенно сказал Михаэль, глядя на нее зачарованными глазами.       — Майкл, ты влюбился в эту макаронницу? — с сарказмом спросил Пауль.       — Пол, пожалуйста, не мешай мне слушать этот чудесный голос, который бог дал этой женщине. — настойчиво сказал он.       — Что вы здесь делаете?! — возмущенно воскликнула Габриэлла, поравнявшись с ними.       — Папа просил нас держаться всем вм… — начала свою нравоучительную речь Клара.       — Тише, не мешайте Михаэлу влюбляться! — крикнула им Мария.       — Влюбился? — дивленно спросила Габриэлла. — В кого это…       Клара взяла за правую челюсть свою старшую сестру, приподняла голову Габриэллы и указала пальцем на итальянку, какой они ее тогда считали. От потрясения глаза Габриэллы чуть не лопнули, как воздушные шарики, она не могла поверить, что ее брат, который все это время был холоден к женщине, не принадлежавшей к его семье, мог так смотреть на нее: горячую темноволосую девушку с греческим носом и изумрудным огнем, который сквозил в веки в виде монолитных глаз, ростом чуть больше полутора метров.       — А она красивая девушка, Михаэль, у тебя есть вкус к женщинам, хотя я предпочитаю белых женщин, — сказал Пауль.       — Заткнись, ты мешаешь мне слушать чудесное пение, — потребовал от него старший брат, активно жестикулируя.       В этот момент пение этой итальянки закончилось, и толпа, окружившая ее со всех сторон, начала аплодировать ей и бросать деньги в ее бочку с медом. Закончив петь, она начала подсчитывать деньги, которые только что заработала своим волшебным голосом:       — Три, пять, шесть…       — И три доллара монетами, — вежливо сказал старший сын семьи Флейшеростлин, протягивая ей деньги. — Вы из Италии, верно?       — На мой взгляд, Великое герцогство Тосканское звучит более конкретно, но ладно, да, я итальянка, — ответила она, беря деньги.       — Как тебя зовут, тосканка? — с интересом спросил Майкл.       — Ты собираешься завести со мной серьезные отношения? — возмущенно спросила она, поднимаясь на ноги. — Я работаю на благо своей семьи, и мне сейчас не до романтических глупостей!       — И кто тебе сказал такую чушь, что я в тебя влюблен? — с любопытством спросил он ее. — Я просто хочу знать, кому принадлежит этот чудесный голос.       Она ответила не сразу, она повторила его слова в быстром темпе и о чем-то задумалась: она пыталась понять, что он сказал, потому что мне все еще было трудно выучить язык, а она говорила очень плохо. Она собралась с духом и сказала:       — Меня зовут Илария Тинорабе.       — Это очень приятно, меня зовут Майкл Флейшеростлин, я американец немецкого происхождения, и я в совершенстве знаю немецкий и английский языки, и я умею читать по-французски, и если ты хочешь свободно говорить по-английски, как я, тогда приходите в мой дом на кукурузной плантации семьи Флейшеростлин, это в пригороды этого города.       — Пошел ты, идиота д’оро, — фыркнула она, уходя.       Для старшего сына это был плевок в душу. Конечно, он понимал, что не стоит ожидать согласия из-за того, что цирк сыновей Джеймса Симоратула-Пелузо — это шатер или, по более известному определению, бродячий цирк.       — М-да, брат, добро пожаловать в клуб тех, кто зря потратил деньги, — саркастически произнес Адам.       — Заткнись, Адам, — сказал он брату, отталкивая его от себя. — В отличие от тебя, я филантроп.       — Что ж, я надеюсь, что Бог оценит твою христианскую добродетель, а пока я пойду и потрачу деньги на создание фотографий, — решительно заявила Габриэлла.       Все дети семьи Флейшеростлин разъехались кто куда во имя своего личного счастья: Габриэлла фотографировалась, чтобы посмотреть на себя без вранья художников и грима (ну и для того, чтобы похвастаться перед другими, что у нее есть фотографии), Теодор купил себе шляпу и перчатки, Йозеф отправился в парехмахер и сделал себе прическу «а-ля Каракалла» и отдал оставшиеся деньги на благотворительность, Оскар, Пауль и Отто потратили деньги на сладости, а их сестры потратили эти деньги на красивые обновки и развлечения для Одетты. После этого, как обычно, они собрались на том самом месте, где разошлись.       — Что ж, мы были рады познакомиться с вами, семья Флейшеростлин, — удовлетворенно сказал он.       — Мы тоже были рады снова встретиться с вами, Уриэль Гапилан, надеюсь, это не последняя наша встреча, — сказал финн с доброй улыбкой.       — Клянусь Богом, я никогда не буду есть капусту или стрелять в Дикси, потому что вы для меня как семья, — гордо заявил он, поправляя галстук-бабочку.       — Мы и так семья, ты мой крестный, — напомнил ему Пауль.       — Я знаю это, мой маленький мальчик, я надеюсь, что услышу твои шаги, поднимаясь по лестнице под именем общества, и у меня будет возможность заключить еще несколько выгодных сделок сегодня, — сказал Уриэль Гапилан, и все они попрощались на приятной ноте.       — Он пришел сюда, чтобы повидаться с нами или подписать контракт? — с любопытством спросила Габриэлла, глядя в ту сторону, куда направилась супружеская пара Гапилан.       — И то, и другое, детка, поверь мне, всегда приятно совмещать приятное с полезным, от чего твой кошелек станет немного тяжелее, чем вчера, — уверенно сказал Финн, стараясь отогнать от нее дурные мысли. — Мы такие же, как он и другие бизнесмены.       — Научишь меня этому трюку, но так, чтобы не тратить время на что-то одно и не плевать на что-то другое, по очереди? — спросила Габриэлла, которую заинтересовала такая жизненная тактика. — Мне кажется, что тактика поможет всем, в том числе и будущим актрисам.       — Конечно, я научу тебя этому, но давай не будем делать это сейчас, давай сделаем это завтра? — это был стандартный ответ моего отца на любую просьбу членов его семьи.       — Хорошо, отец, — а это был стандартный ответ на его слова.       Семья Флейшеростлинов пробыла здесь недолго. Они быстро покинули ярмарку, которую организовали власти штата Северная Каролина, особенно нынешний губернатор штата Томас Брэгг от Демократической партии Соединенных Штатов Америки, не дождавшись фейерверка, который был организован специально для американцев белой расы, проживавших в Роли.