Нормальная у меня самооценка, давай, кланяйся молча

От женихов отбилась, при том, что странно, это произошло довольно быстро. Хотя более необычно было бы, если бы после моего того выкрика тётя бы продолжала настаивать на браке. Вот если знала, что у неё вот такая «бурная» реакция будет, хотя у нас скорее пол дворца всполошилось, то сказала бы это раньше. Се Лянь вообще видя состояние своей матушки пытался из меня вытащить слова о том, что это была просто неудачная шутка и из дворца я сбегать не собираюсь, но у него не получилось. Я наоборот ещё больше стала про это говорить. Ибо от меня она точно внуков не дождётся, как и всего остального. После всего этого сюра меня оставили в покое, что очень хорошо. Даже учителей сменили. После этого действа я поняла, что с ними определенно было что-то не так, правда уже не хотела думать. У моего мозга есть более важные темы, чтобы над ними размышлять, например, как понять вот эти военные карты. Богом войны я не стану, но разбираться во всем этом мне вообще бы не помешало. На стороне Сяньлэ будет молоденькое божество в этой войне, а на стороне Юнъани тысячелетний демон. Мне же в этом конфликте не просто хотелось остаться живой, хотя и это тоже, но выйти более сухой из воды и поднять свою репутацию среди всех. Тут вообще не важно кто из них белые, а кто красные, потому что я розовая и жители Юнъани меня не воспринимают за свою, а жители столицы за свою. Поэтому нужно выгрызать свой путь, договариваясь со всеми, так как силу показать у меня не получится, столько её просто не будет. Так что становимся главным шулером и тырим все тузы себе в рукава и делаем планы не только «А», «Б», «В», а ещё дальше, при том с ответвлениями, пытаясь своими действиями канноные события слишком не задевать, а то рухнут и меня придавят. — Никогда бы не подумал, что княгиня Сяоцзин будет увлекаться военным делом, — сказал вошедший в класс учитель. — Что же вас именно на это занятие натолкнуло, а не на вышивание? Неужто корни Юнъани. — Тут каранёў няма, тут толькі ўцёкі, (Тут корней нет, тут только побеги,) — фыркнула я какую-то нелепицу, закатив при этом глаза, а затем бросила пронзительный взгляд на учителя, имя которого я не постаралась даже запомнить. — Юнъаньцы занимаются военным делом? — Да. Довольно сильные войны в королевстве являются выходцами с запада. Им же там воевать чаще приходится, чем жителям столицы, вот и повелось, что они защитники. В королевской гвардии даже такие служат, ваш отец таким был. — Про отца лучше не напоминать вообще, — махнула пару раз рукой я. — Это не тот человек, о котором вообще стоит вспоминать. — Но он ваш родитель. — Даже если он мой родитель. — Её Высочество императрица в последнее время очень обеспокоена тем, что вы возможно скучаете по жизни на своей родине… — завел он какой-то довольно странный разговор. Или может мне просто так кажется? Но сердце так и щемит, что пришлось ответить: — Отнюдь. — Даже если вы не так сильно хотите видеть своего отца, то у вас, возможно, могли быть друзья. А во дворце вы не с кем не общаетесь… — Я и там ни с кем кроме взрослых не общалась, характер у меня такой, — врём и не краснеем. — Тётушка последнее время что-то больно сильно за меня волнуется, чего ей делать не стоит. Можете прямо так и передать ей мои слова. — Вряд ли мне такой тон будет простителен. — Вы передавайте лишь суть моего высказывания, а не слово в слово, так будет проще. С чего это она вдруг подумала, что мне в Юнъани что-то надо? Это довольно бедный город и с него ничего ни дать, ни взять. Меня жизнь во дворце вполне устраивает. — Вполне? — приподнял он бровь. — Удовлетворительно. — Так низко? — В Юнъани моя оценка не поднимается выше отметки отвратительно. — Но вы продолжаете говорить в столице на языке Юнъани. — Это мой родной язык, не смотря на то, что планирую прожить всю дальнейшую жизнь в столице, не собираюсь его забывать. Тем более, когда я говорю на нем, меня практически никто не понимает и это большой плюс. — Из этого вашего плюса вытекает не менее отвратительный минус, люди начинают думать, что вы собираетесь совершить государственный переворот и являетесь изменницей. — Пусть эти люди для начала попробуют тому найти доказательства, которые отсутствуют. Мне совершенно не интересно устраивать это, — врём, как дышим, а значит практически профессионально. — У всех в юности свои увлечения. Мне хочется посмотреть, как работает правитель, а брату интересно быть монахом и попробовать вознестись. — Считаете, что у Его Высочества Наследного Принца не получится вознестись? — Не переворачивайте мои слова. Его отправили в монастырь самосовершенствоваться, но не забрали титул принца. Кому, как не ему, наш император собирается отдавать престол? — Верно подмечено, — учитель задумался, потом кивнул. — Однако, можно ли полагать, что ваше желание разобраться в военной стратегии как-то связано с его решением стать монахом? Война это же не просто стратегия. Это еще и жертвы, которые не все готовы принять. Вы уверены, что хотите углубляться в эту тему именно сейчас? О, да вы просто не представляете масштаб того, какие эти жертвы будут, если не пытаться мне что-то делать. Моя тушка как минимум в самом начале может минусануться. — А когда еще, если не сейчас? — задала я риторический вопрос. — Это время, когда мне необходимо понимать, как устроен мир вокруг. Понимание и знания — это сила, с которой не поспоришь. Чем больше я знаю, тем меньше рисков я принимаю. — Вы правы. Но не забывайте, что каждое действие имеет свои последствия, — сказал учитель и коротко взглянул на меня. Глядя на него, я заметила, что он все еще не может свыкнуться с тем, что княгиня, показывающая неуважение к родному отцу, так же шагает в сторону военного дела. Но это не его дело, и я не собиралась никому ничего объяснять. В конце концов, у каждого свои мотивы и свои причины. — Вы слагаете слишком мудренные речи для своего возраста. — Так бывает. Узрост не мае значэння, калі гаворка ідзе пра глупства ці мудрасць. Чалавек можа быць старым і дурным ці маладым і мудрым. (Возраст не имеет значения, когда речь идет о глупости или мудрости. Человек может быть старым и глупым или молодым и мудрым.)