Мой лучший враг

      Празднование парада планет проходит шумно и весело. В банкетном зале дворца множество бессмертных и людей. Я сижу рядом с Оливером, чему несказанно рада. С моего места мне хорошо виден зал и Цербер. В данный момент он приобнимает эффектную вапмиршу, о чём-то мило с ней общаясь. Девушка разве что в штаны ему ещё не залезла, так всем своим видом показывает заинтересованность. Что ж, я не удивлена — сволочь дьявольски красив.       Значит, у них с королём то, что называется «открытые отношения», вполне естественно для бессмертных пар.       Оглядевшись, вижу, что король общается с кем-то из своего окружения, но это явно исключительно дружеская беседа.       — Эй, — дёргаю за рукав Оливера, — а король вообще хоть кем-то интересуется, кроме Цербера?       — Не-а. Для него существует лишь его Дами! И хватит его Цербером называть. Поверь, он лучше, чем ты о нём думаешь!       Ага. Конечно.       Но за что ему так везёт? Я тоже хочу, чтоб меня так любили! Но кому я нужна? Вон даже на секс развести не могу. А может, подкатить к Церберу, если Оливер меня не хочет? Заодно пусть видит, что я долго ждать не буду! А что? Генерал сексуален и горяч, может, ещё и разузнать что-то смогу.       Приняв решение, встаю и, покачивая бёдрами, направляюсь к Церберу. Не церемонясь, отодвигаю девушку и кладу ладонь на сильную грудь мужчины.       — Генерал, может, пригласишь меня на танец?       Он удивлённо вскидывает брови, но, будучи весьма галантным, не отказывает девушке в такой просьбе.       Давид уводит меня в центр зала. Мы танцуем под что-то медленное и лирическое, он ведёт. Я поглаживаю руками торс и спину мужчины, отмечая великолепное тело. Не удержавшись, опускаю одну руку ниже спины и сжимаю упругую задницу. Ох, и тут всё хорошо. А с другой стороны? Я начинаю потираться о него. Кажется — джекпот. Хихикаю мысленно.       Генерал, сверкнув глазами, наклоняется максимально близко к моему лицу, мы почти касаемся губами, и я рассчитываю на поцелуй, но вместо этого он буквально рычит на меня:       — Какого хуя ты делаешь?       — В смысле? Танцую!       — Какого чёрта ты о меня трёшься?       — Как-то я не замечала, чтобы король был против, так почему бы и нет.       — При чём тут король?       — А кто при чём?       Музыка заканчивается, и он сжимает мой локоть так, что, кажется, сейчас сломает, ведёт, а точнее, почти волочит к выходу.       Оу, уже?! Я не против!       Выйдя из зала, запихивает в какое-то подсобное помещение.       — Я предпочитаю в кровати, но если ты хочешь здесь — о’кей.       Я начинаю расстёгивать рубашку, сегодня на мне нет галстука и пиджака.       Цербер в секунду оказывается рядом и хватает за плечи так, что мне становится больно.       — Люблю пожёстче, — одобряю я его действия.       В ответ он сильно встряхивает меня несколько раз и, ухватив пальцами за лицо, зло цедит:       — Ещё раз спрашиваю! Какого хуя ты делаешь?       — Да что не так? Тебе же нравится?       — Мне ни черта не нравится! Но беспокоиться ты должна не обо мне, а об Оливере! За какие такие грехи ты так с ним поступаешь?       — А что Оливер? Он меня даже не хочет!       — Он не хочет быть твоей подстилкой на одну ночь!       — Ну я и не заставляю! Вот тебя выбрала.       — Я тебе сейчас язык вырву!       Затыкаюсь, понимая, что не шутит.       — Зачем ты так себя ведёшь? Он же нравится тебе. Какого чёрта ты просто с ним не поговоришь? К чему эти игры?       — Я ему не нужна, — шмыгаю носом, внезапно становится очень жаль саму себя.       — Он влюблён в тебя, дура!       — Откуда тебе знать?       — Да даже слепой это увидит! А что ты делаешь? То притворяешься, лжёшь, то ко мне полезла. Каково ему вообще было смотреть на то, как ты меня лапаешь?       — Может, я тоже хочу открытых отношений, как у тебя с королем!       — Открытые отношения — это когда оба партнёра обо всём договорились, согласны, честны друг перед другом и уверены в чувствах к себе своего партнёра настолько, что чётко разделяют секс на одну ночь и любовь. А то, что ты делала сейчас, — обычное блядство!       Нашёлся же моралист.       — Иди и поговори с Оливером.       — Хорошо. Не ори! Эй, секс-то у нас с тобой будет?       — У меня не стоит на идиоток.       Рявкнул и вышел за дверь.       Да что ж такое! На меня что, кто-то наложил заклятие целибата?!       Возвращаюсь в зал, Оливера нигде нет. Цербер возвращается к вампирше, и они, похоже, тоже уже собираются уходить. Я торчу какое-то время за столом и, выпив ещё несколько бокалов мартини, иду искать мага.       Оливер находится в своей комнате. Лежит на кровати, прикрыв глаза, но не спит.       — Оливер, ты чего ушёл?       — А ты уже вернулась? Что, не захотел Дамиано тебя трахать, да?       Это он сейчас злорадствует?       — Откуда знаешь?       — Потому что он мой друг! Он бы так не поступил! В отличие от тебя!       — А что я? Как-то я не заметила в тебе желания ко мне!       — Ну почему ты всё всегда сводишь к сексу?       — А почему бы и нет? Хотеть секса нормально! Только для тебя это что-то запретное!       — Да не запретное. Просто я больше не хочу тратить даже одну ночь на кого-то, кто ко мне равнодушен, для кого я пустое место! Понимаешь? Да, я хочу любви! Но разве это плохо? Я хочу, как у Дамиано со Стэфаном! Ты хоть раз обращала внимание, КАК они смотрят друг на друга?! Как прикасаются! Дамиано для короля как сама жизнь, Стэфан для генерала как кровь, как огонь, что течёт по его венам. Я хочу так же. И я не хочу тебя, потому что ты холодная, бессердечная, зацикленная на себя, шлюха! Ты ничего не дашь взамен! Лишь причинишь боль, как сегодня!       Сглатываю ком обиды, тихо встаю с кровати и выхожу за дверь.       Да пошёл ты, Оливер! Не очень-то и хотелось! Я лучше сосредоточусь на своей цели, убью Цербера и отомщу за родителей.       Всё никак не удаётся уснуть, сказанные Оливером слова крутятся в голове на бесконечном повторе, причиняя боль. Чувство собственной ненужности, бесполезности вгрызлись в сердце и не дают уснуть. Мне плохо, но я знаю, как себе помочь.       Встаю с кровати и иду в ванную, нахожу плойку, включаю её. Приближаю лицо к зеркалу — вроде бы симпатичная девушка, но чего-то не хватает. Я всегда была такой — девушкой «недо-». Недостаточно красивая, недостаточно умная, недостаточно послушная, недостаточно сильная. Список можно продолжать до бесконечности. Наверное, поэтому мои родители так мало времени проводили со мной, предпочитая компанию друг друга и своей работы.       Плойка уже горячая. Сажусь на краешек ванны, развожу ноги в стороны, взяв плойку, прижимаю к внутренней стороне бедра.       В начале боль адская и противно пахнет палёной кожей, но я знаю: нужно немного подождать, и будет хорошо. На глаза наворачиваются слёзы, пальцы дрожат, дыхание сбивается. Ещё чуть-чуть!       Держу раскалённый металл, прижатый к коже, около десяти секунд и наконец-то убираю руку. Из-за пелены слёз ничего не вижу, сердце бьётся с бешеной силой, в голове кружится, и там нет ни одной мысли. Лишь умиротворение, лишь тишина. Мне хорошо. Пальцы сами опускаются по животу вниз, отодвигают трусики, кружат по комочку нервов и проникают внутрь. Пальцы второй руки нащупывают свежий ожог, гладят опалённую плоть, надавливают, ощупывают края. Руки двигаются в одном ритме, дыхание сбивается, пальцы ног начинает сводить судорогой, боль и наслаждение сливаются в единое целое, переплетаются, не отличить. Улетаю на крыльях удовольствия ввысь. Закусываю губу, чтобы не стонать слишком громко, сильнее прижимаю пальцы к ожогу! Хорошо!       Придя в себя, сразу моюсь, особенно тщательно мою руки — не люблю свой запах и эти противные скользкие выделения. Впрочем, я в принципе не люблю своё тело. В своей комнате открываю на проветривание окно и заваливаюсь в кровать. В голове пусто и тихо — хорошо.       На следующий день я собранна, голова чиста, сердце спокойно. Нужно найти генерала, я всё-таки должна его охранять, а он постоянно куда-то пропадает. Встречаю его идущим вместе с королём к темницам.       — Куда идём?       — Нужно провести допрос, тебе идти не обязательно, Каролин, — обращается ко мне повелитель.       — Да ладно, поверьте, я не неженка. К тому же моя работа — быть всегда рядом. Так ведь?       — Я тебя предупредил, — король смотрит слегка прищурив глаза.       Он думает, меня испугает допрос?       Стражи при входе в темницу низко кланяются королю и генералу. Проходим внутрь — сыро, пахнет плесенью и отчаянием. Слышны стоны и причитания. Останавливаемся у одной из решёток. Внутри сидит мужчина, привязанный к стулу, он весь избит, но в сознании. Одежда изорвана и вся в пятнах крови. Не повезло бедняге. Ещё один охранник вытирает руки о грязное полотенце. Видимо, он его и допрашивал. И этого я должна была испугаться? Похоже, король и правда держит меня за неженку.       Завидев нас, тот, что допрашивал, спешит открыть дверь и поздороваться.       — Повелитель, генерал, — низко кланяется и пропускает нас внутрь.       — Удалось что-то узнать? — спрашивает король.       — К сожалению, нет, мой король, крепкий орешек попался — молчит.       — Эта информация нам нужна сегодня. Дамиано, поможешь?       Генерал молча кивает и подходит к пленнику.       — Привет, — наклоняется над мужчиной, — меня зовут Дамиано, и я бы хотел, чтобы ты назвал мне имена тех, кто тебя покрывал. Будь паинькой и расскажи мне всё.       Пленник поднимает глаза на генерала, смеётся ему в лицо и плюёт кровью.       — Я знаю, кто ты! Я не боюсь тебя! Ты что, думал, придёшь сюда, и я сразу всё выдам? Что ты вообще о себе возомнил? Я ничего тебе не скажу!       — У-у, — корчит расстроенную гримасу. — Ничего не скажешь? Как обидно! Но зачем тогда тебе язык? Эй, приятель, — обращается к охраннику, — придержи нашему другу голову.       Солдат кивает и фиксирует пленнику голову двумя руками. Цербер с силой надавливает пальцами на челюсть мужчины, вынуждая открыть рот. Тот отчаянно сопротивляется, кричит, пытается укусить, но палачу требуется каких-то полминуты, чтобы зажать язык несчастного между большим и указательным пальцем. Смотря в глаза пленнику, с той самой холодящей душу нежностью, начинает медленно тянуть. Жертва пытается кричать, издаёт нечленораздельные звуки, кровь заполняет его рот, стекает по подбородку, капает на колени, пачкает одежду и брызжет на Давида. Несколько минут или целая вечность, противный звук — и Цербер, скривив брезгливо лицо, показывает оторванный язык несчастному. Рассматривает сам и, фыркнув, бросает на пол.       Мужчина давится собственной кровью, кашляет, издаёт булькающие звуки, пытаясь кричать, в глазах лопаются капилляры, и те наливаются кровью.       Палач наклоняется к нему, ласково гладит по щекам, вытирая слёзы, стирая кровь с подбородка, успокаивает нежным, ласковым голосом. По его выражению лица можно подумать, что он искренне сочувствует.       — Ш-ш-ш, тише! Ну ты чего? Ты же сам не хотел со мной разговаривать. Я просто помог тебе. Ну почему ты кричишь? Тихо-тихо. Всё хорошо. Смотри — запачкался, давай вытру. Ну что ты плачешь? Всё хорошо.       Этот садист разговаривает с несчастным так, будто бы и правда не понимает причину его криков. Продолжает нежно гладить по лицу, волосам, успокаивать.       От увиденного у меня кровь стынет в жилах, перевожу взгляд на короля, надеюсь в них заметить тот же страх, что испытываю я. Но король стоит, наблюдая за происходящим с абсолютным равнодушием.       — Я спрошу тебя ещё раз — как зовут твоих сообщников? И если хочешь ответить на мой вопрос — просто кивни, и я дам тебе бумагу и карандаш.       Жертва рыдает ещё громче, но отрицательно машет головой.       — Всё ещё не хочешь со мной разговаривать? Тогда, может, и видеть меня не хочешь?       Давид одной рукой фиксирует голову мужчины, другую прижимает ко лбу, проталкивает большой палец во внутренний угол глаза жертвы. Камеру наполняет душераздирающий вопль, но мучителя это не останавливает, он делает свою работу нарочито медленно, при этом улыбаясь. Палец медленно погружается в глазницу, щёку заливает кровь, допрашиваемый уже даже не кричит, он просто вопит на одной ноте, Цербер проталкивает палец ещё глубже, поддевает глазное яблоко, вытаскивая наружу.       Выдавленный глаз повисает из окровавленной глазницы, и палач раскачивает его, как маятник.       Выждав минуту, приставляет палец к другому глазу, повторяя сделанное, лишь ещё медленнее.       Пытаемый наконец-то теряет сознание, тогда генерал сильно бьёт его по лицу и окатывает водой. Один глаз полностью отрывается и падает на пол.       — Ну посмотри, что ты наделал! А, ты же не можешь!       Раздаётся его хриплый смех.       От этого зрелища меня сильно тошнит и голова идёт кругом, но я держусь. Запоминаю всё, чтобы, убивая ублюдка, не испытать и грамма жалости.       Тем временем маньяк продолжает:       — Ты готов сотрудничать? Нет? Я рад! Я ещё не наигрался! Но вот что у нас получается: ты не хочешь со мной говорить, не хочешь меня видеть. Может, ещё и слышать не хочешь? Знаешь, что мы сейчас сделаем?       Садится на жертву верхом, ласково целует в щёку и наклоняется к уху, говорит шёпотом, как с любовником, сексуально поглаживая торс мужчины:       — Сейчас я сломаю тебе спину сразу в нескольких местах, и ты больше не сможешь двигаться или чувствовать что-то, потом я лишу тебя слуха. Ты останешься заперт в собственной голове, абсолютно беспомощный, ты даже не будешь знать, что именно происходит с твоим телом! Не будешь знать, один ты в камере или нет. Ты регенерируешь где-то за месяц, и я снова приду к тебе. Мы повторим всё снова и снова. А может, я даже не буду уходить, препарируя твоё тело и играя внутренностями, пока ты этого даже не чувствуешь. Но если ты готов делиться информацией, то я просто убью тебя, быстро и безболезненно. Обещаю!       Он нежно целует окровавленные губы, лижет и покусывает их, эротично двигает бёдрами на коленях жертвы так, будто бы и правда занимается с ним сексом, гладит окровавленную грудь, тянет за волосы, заставляя запрокинуть голову, легонько прикусывает горло. Эти действия делают происходящее ещё более ужасным.       Снова смотрю на короля — его взгляд выражает обожание и восхищение. Не зря говорят, что любовь слепа! Он и вправду будто бы не видит, какой монстр его Дами.       Несчастный громко мычит, дёргается, кивая головой изо всех сил.       — Ты готов? Да?! Да? Молодец! Молодец! Хороший мальчик!       Треплет по голове и, встав, берёт уже приготовленные принадлежности для письма. Карандаш вкладывает в руку жертве, а бумагу — на колени.       — Давай я тебе помогу. Вот здесь листок. Чувствуешь?       Бедняга, не видя, пытается кое-как написать имена, когда у него это наконец-то получается, он снова захлёбывается рыданиями.       — Тише, тише! Уже всё!       Взмах меча, глухой стук головы о каменный пол. Наконец-то это закончилось.

***

      От увиденного и пережитого чувствую себя настолько плохо, что едва переставляю ноги. Спотыкаясь, пошатываясь, бреду по саду, где недавно гуляла с Оливером. Присев на скамейку, пытаюсь привести себя в чувство, но тут же буквально ощущаю его кожей! Цербер.       Подходит, садится рядом. Надо же, успел смыть кровь. Чувствую внимательный взгляд, такой, будто прямо в душу мне смотрит.       — Зачем ты вредишь себе?       Такого вопроса я точно не ожидала!       Удивлённо вскидываю брови, уставившись на него.       — Не понимаю, о чём ты!       — Да ладно! Во-первых, ты не умеешь лгать. Во-вторых, милая, я же демон. Запах крови и палёной плоти от тебя я чувствую за несколько метров. Вчера ты ещё так не пахла и была перед глазами у меня до ночи. В комнате ты была одна, а сегодня твой запах изменился. Тебе это нравится? Причинять себе боль. Или ты так себя наказываешь за что-то? Думаю, второе.       — Не твоё дело! — чувствую себя так, будто бы стою перед ним голая.       Вскакиваю со скамейки.       — Ты права, не моё.       Цербер тоже встаёт и, не говоря больше ни слова, идёт прочь.       Только снова оставшись одна, замечаю, что уже стемнело. Постояв минуту, иду к себе. Это был очень тяжёлый день.       Приняв душ и надев коротенькие шорты и майку для сна, ложусь в постель. Заснуть не получается, и я просто ворочаюсь на огромной кровати с белоснежными простынями.       Стук в дверь оказывается для меня неожиданностью, я никого не жду. Встаю с кровати и, шлёпая босыми ногами по холодному полу, иду открывать.       — Привет!       Вижу зелёные глаза и ласковую улыбку.       — Оливер! Зачем пришёл? — я не то что ему не рада, просто мне плохо.       — Можно войти?       Секунду раздумывая над ответом, всё же решаю впустить. Став в сторону, пропускаю его в комнату, он выглядит как-то иначе. На нём джинсы по фигуре, чёрная футболка и берцы, волосы собраны. Но странно не это — он будто бы изменился изнутри. Взгляд зелёных глаз уверенный, походка и поведение тоже. Словно это и не он, а какой-то его двойник. Очень сексуальный, привлекательный и самоуверенный двойник.       — Поговори со мной, Каролин.       Берёт меня за подбородок, заставляя смотреть в глаза, но я, извернувшись, отступаю на шаг. Тогда он без приглашения садится на кровать и, похлопав ладонью по матрасу, велит сесть рядом.       Вздохнув, всё же послушно выполняю. Всё-таки эта версия Оливера располагает к подчинению.       — Зачем ты себе вредишь? — без предисловий, но сразу в лоб.       — Чёртов Цербер! Он растрепался? — испытываю стыд и злость одновременно.       Пробую вскочить с кровати, но Оливер неожиданно сильной рукой удерживает меня на месте.       — Каролин, сейчас мы говорим не о нём, а о тебе. Где?       Я не понимаю почему, но не спорю с ним, а просто прикасаюсь пальцами к месту ожога, скрытого за тонкой материей шорт.       Внимательно посмотрев мне в глаза, тонкими длинными пальцами отодвигает край одежды, оголяя указанное место. Хмурится, губы сжимаются в тонкую линию. Пальцы сильно хватают за подбородок, вынуждает смотреть на него. На этот раз не изворачиваюсь, но подчиняюсь.       — Останется большой шрам. Ты этого хотела?       — Нет, просто держала слишком долго, так получилось, — стыд ушёл, и мне почему-то легко говорить с ним на эту тему.       — Достигнуть желаемого, Каролин, можно иначе, без вреда для собственного тела. Я заметил в тебе этот взгляд, но думал, что ошибся. Моя вина. Впрочем, теперь мне более понятно твоё поведение. Хотя сейчас не об этом. Тебе помочь, Каролин?       Я смотрю на него как заворожённая, буквально тону в зелёных глазах. Мозг не совсем понимает, какую помощь предлагает мужчина, но отказаться я не в силах. К тому же после пережитого в темнице мне снова чертовски плохо.       — Помоги мне, — не имею понятия, на что соглашаюсь, но почему-то безгранично доверяю.       — Хорошо. Но есть правила, Каролин. О большинстве из них мы поговорим после. Сейчас есть лишь одно. Я выйду на несколько минут, а когда вернусь, ты будешь ждать меня на коленях, руки за спиной, волосы собраны в хвост. Ты не будешь говорить или делать что угодно, пока я не разрешу. Ты будешь беспрекословно выполнять любой мой приказ. Обращаться ко мне «Мастер» и лишь предварительно спросив разрешения. Тебе ясно?       Когда он говорит это, я отчётливо слышу сталь в голосе. И это не позволяет мне задуматься, как странно звучит сказанное.       — Да, — ответ сам слетает с моих губ.       В горле внезапно становится очень сухо, пульс зашкаливает, а слова Оливера буквально впечатываются в мозг.       — Если, пока меня не будет, ты передумаешь, ты должна встать с колен. Я дам тебе немного времени на размышления.       Он выходит, и в комнате сразу становится как-то пусто и неуютно. В голове гудит рой мыслей, вытесняя друг друга и причиняя мне боль. То, что сказал Оливер, так странно, так непонятно, но почему-то так правильно! Я поднимаюсь, собрав волосы. Несколько раз став на колени, спустя несколько секунд вскакиваю на ноги. И всё же принимаю решение — снова становлюсь на колени, так, как хотел Мастер.       Минута за минутой, так долго тянется время, мне слышно тиканье часов, и я, вслушиваясь в этот звук, цепляюсь за него, как тонущий за спасательный круг. Колени уже порядком болят, но я продолжаю стоять. Мне стыдно и страшно, но я не хочу разочаровывать ЕГО. В ушах шум, в горле першит, мне будто бы не хватает воздуха, хочу пить, но я стою, представляю, как глупо это выглядит со стороны, но стою. В голове проносится мысль — ОН не придёт, — поборов её, продолжаю стоять на коленях. В неудобной позе руки начинают затекать — стою. Я прислушиваюсь к каждому шороху, пытаюсь выровнять дыхание и успокоить сердце, покорно жду ЕГО.       Когда слух ловит звук открывающейся двери — сердце подскакивает к горлу. Во рту становится ещё суше, в ушах начинает стучать.       Потупив глаза и опустив голову, я могу видеть лишь ЕГО ноги, на нём нет обуви. Приближается ко мне, обходит по кругу, снова остановившись за спиной.       — Молодец, девочка, ты всё делаешь правильно. Сейчас я хочу услышать, как ты себя чувствуешь, — этот голос, ему нельзя не подчиниться, невозможно перечить.       — Мне плохо, — с трудом сдерживаю слёзы.       Понимаю, что допустила ошибку, и мне становится очень страшно.       — Мне плохо, Мастер.       Я тут же исправляюсь и слышу панику в собственном голосе.       — Больше не допускай таких ошибок, — холод в голосе.       Снова обходит меня, став на этот раз впереди. Вижу, как из кармана достаёт тонкую полоску чёрной кожи с металлическим кольцом и застёжкой — ошейник! Ощущаю на шее прикосновение тёплых пальцев Мастера и холодную кожу. Мне почему-то совсем не страшно, наоборот, в груди разливается тепло. Хотя сама ситуация вызывает шок. Мастер слегка тянет за ошейник, проверяя натяжение, — чувствую приятное давление, но не настолько, чтобы задыхаться. Ладонь Мастера скользит с шеи на подбородок, потом на спину, пальцы считают каждый позвонок, оглаживают бёдра. Прохлада комнаты резко контрастирует с ощущением горячих ладоней. Низ живота скручивает, кожа становится сверхчувствительной, по спине бегут мурашки. Я не понимаю своей реакции, но не могу её отрицать.       — Сними майку, девочка.       Я вздрагиваю от звука ЕГО голоса.       — Да, Мастер.       Слова сами срываются с моих губ, а руки выполняют приказ. Моё тело слушает его раньше, чем мозг отдаёт команду.       ОН обходит меня, рассматривая, но не прикасаясь. Чувствую себя беззащитной, но в безопасности.       — Теперь сними шорты и перегнись через кровать.       Тут же послушно выполняю приказ, но, сделав это, смущаюсь, осознав, что я полностью раздета, лежу грудью и животом вниз, выставив задницу. В то время как он полностью одет и рассматривает меня.       — Ты красивая.       Шёпот над ухом, Мастер как будто чувствует мои эмоции и успокаивающе проводит пальцами вдоль спины, остановившись на пояснице. Похвала буквально дарит крылья.       — Ты знаешь, что такое стэк?       — Д-да, Мастер.       — Сейчас я ударю тебя им двадцать раз, и ты будешь считать. Громко и чётко. Ты не будешь пытаться увернуться от ударов или просить меня остановиться. Ты понимаешь?       — Да, Мастер, — боюсь, но предвкушаю.       Ладони мягко и нежно оглаживают бёдра, перемещаются на ягодицы, я расслабляюсь от ощущения тепла и мягкой кожи.       Боль от первого удара простреливает тело, заставляя выгнуться и закричать, я задыхаюсь от шока и неожиданности.       — Считай, Каролин!       — Раз, — мне трудно говорить, кожу жжёт.       Ладони мягко гладят место удара, успокаивая.       Второй удар сильнее, из глаз брызгают слёзы, я вскрикиваю.       — Два, — буквально выкрикиваю.       И снова нежное поглаживание, и снова резкая боль.       После пятого удара начинаю ощущать, как по телу разливается тепло, мышцы расслабляются, я всё ещё чувствую боль, но уже иначе.       — Шесть.       Мой голос сорван, лицо залито слезами, кожа горит от ударов.       — Семь.       Мастер в особом ритме, идеально подстроенном под меня, чередует удары и поглаживание.       — Восемь.       Неожиданно понимаю, что уже сама подставляю тело под шлепки.       После пятнадцатого удара все мысли исчезают. В голове кружится, чувствую лёгкость и приятную истому. Не уверена, считаю ли я в голос или уже лишь про себя.       Боль что-то выпускает, освобождает из меня, будто бы очищает саму душу.       После девятнадцатого удара я уже даже не уверена, нахожусь ли в той самой комнате, в той самой реальности.       — Двадцать.       Я с трудом осознаю, что слышу свой охрипший голос. Сильные руки поднимают меня с кровати, садят себе на колени, баюкают, словно маленького ребёнка. Мне так хорошо и спокойно, как, наверное, не было уже очень давно.       — Летаешь, бейби?       — Да, Мастер.       — Можешь уже обращаться ко мне по имени.       Нежно целует в лоб и укладывает в кровать, вытирает заплаканные щёки, поправляет выбившиеся волосы и ложится рядом, обнимая, защищает от целого мира.       Я тут же проваливаюсь в спокойный глубокий сон без сновидений.