Веном в моём теле

Группа альф в тёмной подворотне с весёлым улюлюканьем принялась травить сомнительные шуточки, рыгоча на перебой. Пачка сигарет пошла по кругу, но даже табак не перебивал их гадкого природного запаха. — Эй!!! — вдруг раздался звонкий голос с нескрываемым раздражением. Альфы синхронно обернулись: в длинной узкой подворотне между низкими домами появилась невысокая стройная фигурка в джинсах и кожаной куртке. Омега. Её сладкий и нежный запах был ощутим даже с такого расстояния. Но изящный и приятный аромат никак не вязался с насупившимся и злым лицом этой милашки: омега, стреляя молниями из глаз, с какой-то свирепой походкой быстро направилась к ним. — Это что такое? — один из четверых противно улыбнулся, поднося сигарету к губам. — Не часто встретишь омежку, которая поздним вечером сама попрётся в лапы опасности. — Хорошенькая, — тихо хмыкнул второй, жадным взглядом рассматривая тело идущей — мешковатая одежда не шибко скрывала её фигуру. — Помимо полученного бабла, мы ещё и хорошо поебёмся под конец этого грёбаного дня. Чона тем временем дошла до них и остановилась практически вплотную. Альфы были здоровые, выше её на голову, и сейчас с любопытством смотрели на омегу, не выпуская сигареты со рта. «Оу, твоя злобная мордашка их развеселила, но вместе с тем отчаянно возбудила. Я ощущаю, как их кровь уже приливает к причинному месту». — Птенчик, ты заблудилась? — противно улыбнулся один из альф. — Или захотела, чтобы сильные дяденьки угостили сигареткой? — Вы только что сорок минут назад ограбили магазин госпожи Розетты, — Чона проигнорировала, как один из них чуть склонился, насмешливо выдыхая сигаретным дымом ей в лицо. Она чуть отклонилась и раздражённо продолжила: — Вы забрали все деньги из кассы, часть её драгоценностей и прилично избили взрослую добропорядочную омегу. Вы — конченное разбойничье отребье, умеющее зарабатывать на жизнь только грабежом и насилием. Как же вы бесите! Альфы вскинули брови, и один из них скривился в брезгливости, ведь какая-то омежка посмела гневно говорить сильному альфе. Остальные три развеселились ещё больше, ведь для них она была как полевая мышка, которая наивно пришла угрожать свирепым тиграм. — Маленький птенчик пришёл делать нам выговор? — насмешливо продолжил тот, что первым заговорил с ней. — И что же миленькая омега хочет от нас? — Хочу, чтобы вы вернули деньги госпоже Розетте, возместили ей весь нанесённый ущерб, оплатили лечение и извинились на коленях. Тогда, возможно, я не подам на вас в суд, — смело высказала им Чона. Трое рассмеялись, четвёртый скривился ещё больше. — А если мы откажемся? — со смехом сказал один из них, делая очередную затяжку. — Тогда я побью вас до инвалидности, чтобы не повадно было, — спокойно ответила она. — Так, чтобы у вас рука больше не поднялась бить кого-то, особенно слабых омежек, конченное вы отродье! — Что с твоим языком, маленькая дрянь? — оскалился тот самый хмурящийся. — Знай своё место! Мне кажется, твой чёрный ротик нуждается в прочистке. Не хочешь встать на колени и раскрыть рот пошире? Покажу один фокус. «Какой шутник, однако. Прям искрометный юмор. Даже я шучу интереснее. Правда, птенчик?» — Я даю вам последний шанс, — с каменным выражением лица произнесла Чона. — Вы всё исправляете, или я бью вам морды. Выбирайте. — Мы тоже дадим тебе шанс, птенчик, — альфа с короткими волосами кинул окурок на землю и затушил его ногой. Он посмотрел на неё с маньяческой улыбкой. — Ты молча развернёшься, спустишь штаны и подставишь всем задницу. Тогда будет не так больно. Или мы разложим тебя сами, а затем заткнём собой все дыры. Выбирай. Чона лишь презрительно хмыкнула, не отрывая раздражённого взгляда от последнего говорившего. Он хмыкнул в ответ и быстро пошёл на неё, вскидывая свою огромную лапищу и тут же хватая её прямиком за грудь. Чона оскалилась от боли и позорно взвизгнула, чем вызвала мгновенный хохот альф. Но смеялись они не долго — омега перед ним дёрнула плечами, а потом вскинула руки в стороны. И они вдруг обросли чёрной субстанцией, словно волны двигающейся нефти покрыли их чёрным панцирем, превращаясь в броню с огромными кулаками. — К-какого… — только и успел произнести держащий её альфа с выпученными глазами, а затем ему в лицо стремглав прилетел неестественно огромный кулак. Сила удара была настолько велика, что огромное тело альфы отлетело в воздухе на два метра, падая на землю. Чона мгновенно развернулась и, не мешкая, бросилась на остальных в замахе. Инопланетная сила, что сейчас сконцентрировалась в её руках, была впечатляющая. Казалось, что она в каких-то суперперчатках шахтёра, или как в чём-то фэнтезийном из игр. Симбиот помогал ей, делился силой, и сейчас она вымещала эту злобу без зазрения совести. Ведь обнаружить избитую милую мадам Розетту на пороге её магазина было ужасно — сердце Чоны сжалось от боли и сострадания к пожилой омеге, а потом отчаянно забилось в ярости к этим придуркам. Чона кинулась на второго противника, со всей дури ударяя его в живот рукой в чёрной мистической материи. Альфу сложило пополам, и он мгновенно обмяк, а затем упал без чувств на пол, когда омега вырубила его очередным ударом по затылку. Она развернулась и кинулась на третьего, и он тоже не справился с этой силой — её руки буквально превратили его лицо в кровавое месиво с двух нереально мощных ударов. Но стоило ей развернуться, как Чона вдруг сама получила приличный хук в челюсть. — Сука! — четвёртый альфа оказался быстрее, залепляя худоватой омеге по лицу. Он был очень быстрым и в обычной физической силе, разумеется, превосходил её в разы. — Долбанная сука, ты что, блять, такое?! — второй удар пришёлся в живот, и на мгновение, казалось, Чона аж потеряла возможность дышать от боли. Её швырнули об стенку дома, затылок со всей дури встретился с твёрдой поверхностью, и в глазах завращались звёзды. Но другая боль тут же немного отрезвила её, заставив вскрикнуть: крепкая рука альфы грубо и по-животному схватила её за грудь, ну очень сильно. — Больно, тварь?! Сейчас будет больнее! — оскалился альфа и повернул кисть в хватке, выкручивая грудь и заставляя Чону заорать. Но тут альфа вздрогнул и раскрыл рот в немом шоке — из грудной клетки омеги буквально вылетело нечто, похожее на чёрное щупальце и резко схватило его руку, обвивая запястье крепкими кольцами. И оно мгновенно сжалось, вывернулось, ломая следом хрупкие кости. Альфа истошно заорал, глядя на свою сломанную кисть, торчащую в неестественном положении в клубке чёрной неизвестной субстанции. Но дёрнуться не вышло, а затем он ещё больше выпучил глаза, когда из плеча омеги вдруг выросло огромное такое же чёрное марево. Оно заклубилось над ней, как гуща призрачной тьмы, а может, как и какая-то нефть, что парит в невесомости. А затем эта субстанция резко трансформировалась, превращаясь в зубастую голову. Да, огромнейшее подобие рта было усеяно рядом острейших зубов, и этот жуткий рот растянулся в подобие безумной улыбки. Всё это происходило буквально за секунду, а затем чёрная голова рывком метнулась к альфе, и острейшие зубы впились в его плечо, прогрызая и мясо, и плечевую кость. Истошный крик мгновенно окрасил воздух. — Нет, Сонхва, нет! — в панике гаркнула Чона, приходя в себя. — Без убийств! Мы договаривались! Не смей! У нас уговор! — Ф-ф-ф! — раздалось нечто нечленораздельное, но чёрная голова всё же резко отпустила плечо альфы, правда, вырвав приличный шмат мяса. Истошный крик снова сорвался с губ грабителя, его глаза в панике уставились на зубастую голову перед собой, которая возвышалась над ним на какой-то чёрной извивающейся шее-змее, по-прежнему торчащей из спины омеги. Но тут эта голова с окровавленными зубами раздражённо хмыкнула, отпрянула, но лишь для того, чтобы с размаху тараном ударить своим подобием лба по лбу альфы. Сила была такова, что несчастного тут же вырубило, и его тело мгновенно упало без чувств к остальным телам, без сознания валяющимся на пыльной земле. — Проклятые ублюдки! — совсем невежливо выругалась Чона и, кряхтя и ковыляя, посеменила к их телам. Она с трудом припала на колени, чтобы порыться в их куртках и забрать украденное из магазина мадам Розетты. Чона чувствовала, как кровь стекает из разбитого носа на губы, и машинально вытерлась рукавом. И тут же сморщилась от боли, невольно скривившись. Впрочем, когда она согнулась, то другая боль в животе также заставила её глухо выдохнуть. — Маленькая, беспечная омежья особь, — проворковал над её головой томный бархатный голос. — Как же глупо это было. В этом мире строгая иерархия полов. Омега всегда слабее альфы, и ей нелепо пытаться бросаться на более сильного по рождению. Почему ты решила, что я обязательно помогу тебе, поделюсь своей силой? — Потому что, — мрачно буркнула Чона. — Ты зависишь от меня — я твоё тело и твоё питание. Если умру, тебе будет плохо. Но не отнекивайся, ведь тебе это очень нравится — видеть лица этих ублюдков, их расширяющиеся в изумлении глаза, когда омега вдруг обретает невероятную силу и дубасит их. Ты же внутри пищишь от садистской радости при виде этого зрелища. Я это чувствую. И не называй меня омежья особь, сколько раз говорить, просто «омега». — Может, тогда тебе подойдёт «птенчик»? — последовал насмешливый ответ. — И прекрати перенимать словечки всяких ублюдков. У меня есть имя — Чона. — Твоё милое раздражение кормит меня, мой сладкий птенчик. Или персик? — прозвучал над ней смешок. — Прошлый ублюдок звал тебя «сочным, сладким персиком». В этом даже что-то есть… — Ой, заткнись уже! — раздражённо фыркнула Чона, обчищая карманы четырёх ублюдков. Она не церемонились с ним в обращениях, а он не обижался. Казалось, Сонхва даже тащился от её грубости. — Нет уж сил слушать твой голос. Так хочу, чтобы ты сдох! Как ты надоел! За что мне всё это? — Думаешь, мне доставляет удовольствие получить в носители тело слабой омежки? Наш вид всегда выбирал доминантных особей, сильный пол, альф по-вашему. Я попал в тебя нечаянно, ты же знаешь, птенчик. — Так смени носителя! Сотню раз предлагала тебе! Найди сильного альфу! Почему тогда не отвяжешься от меня?! — Чона раздражённо обернулась, глядя вверх. Её симбиот висел над ней, выходя чёрной субстанцией из её тела. Зубастая голова лыбилась до ушей, зыркая на неё. Правда, ушей там не наблюдалось, как и различимых глаз, только белые два пятна на том месте. Но она знала, что Сонхва смотрит на неё. Сонхва. Так он представился и стал себя называть. Её внезапный инопланетный паразит. Впрочем, он сам не любил, когда она называла его паразитом, хмыкая, что это «расистский» термин, что паразиты более глупый, неразумный вид. — Ты знаешь, я не могу, птенчик, — ехидные нотки скользнули в его обманчиво мягком голосе, столь нехарактерном для жуткого образа. — Ты стала идеальной для меня, птенчик… — Прекрати повторять эти прозвища от всякого отродья! — злобно фыркнула на него Чона, но не успела закончить возмущённую тираду. Её прервал звук пришедшего сообщения в мессенджере. Она быстро вытащила телефон и посмотрела на экран. — Вот же!.. — скривилась она. — Курьер скоро будет на месте, через двадцать минут! Кто ж знал, что подобное случится с бедной мадам Розеттой. — Так поспеши отнести обратно ей деньги. Хотя лучше закинешь завтра, чтобы не встречаться с вашей полицией, — закономерно заключил Сонхва. — Скорая уже забрала её, с ней всё хорошо. Я слышу это, — добавил он, ощущая её нервный внутренний вопрос-удивление. — Поспешим же домой! Еда остынет, будет невкусной, а тебе надо хорошенько поесть! Ты голодная — ты слабая. Ты слабая — я голодный. Так нельзя, — его голос стал похож на какой-то змеиный шелест, и он втянулся в её тело, сливаясь с ней. Чона поморщилась, но ничего не сказала. Лишь вздохнула. Она чувствовала, как боль покидает её тело — Сонхва мгновенно регенерировал её. Но от этого живот быстро заурчал, требуя еды. — Что ж… Курьер так курьер…

***

— Я так потолстею мгновенно, — вздохнула Чона, занося в квартиру четыре огромных пакета с едой. Теперь она ела в три раза больше, чем обычный человек. — Но разорюсь ещё быстрее. — Не бреши. Я же подслушал тебе столько всего, так что ты хорошо вложилась в акции и выиграла на ставках подставные бои. Так что не ной за эти ваши деньги, я тебя обеспечил и обеспечу ещё, — прошелестел в её голове голос Сонхва. — Тебе теперь надо много есть. Не меньше десяти тысяч калорий в день, чтобы нормально себя чувствовать. Теперь у тебя высокий обмен веществ, ты не поправишься, увы, как бы мне не хотелось. Тощей и слабой ты мне тоже не нужна, и мягкость придаёт омегам шарма. Мягенькие бочка — это прекрас-с-сно-о. Жмяк-жмяк! — И давно ты разбираешься в омегах? — равнодушно спросила Чона, раскладывая кучу контейнеров с едой на столе. — Ты же ныл, что тело твоего носителя должно состоять из горы мышц, быть поджарым и сильным. А тут про мягкие бочка заговорил. Или это твой фетиш — кусать за сочные бочка? Мечтаешь уже меня сожрать, зубастик? — Может, когда-нибудь и сожру, — нечитаемым тоном сказал Сонхва. — А пока буду заставлять тебя откармливаться. Твой вес маловат на мой вкус. — У тебя есть вкус? У вас, симбиотов, есть предпочтения? Ну, вроде, какой-то любимый типаж симпатичной зубастой симбиотихи, или как назвать дамочку твоего вида? — Дамочек нет, — последовал ироничный смешок. — Мы трансформируемся и подстраиваемся под носителя, формируем предпочтения от живых существ данной планеты, где находимся. Так удобнее. Я немного вообще другой вид: на мне ставили эксперименты, меняя некоторые аспекты моего состояния… Ай, неважно! Считывая твою память, я невольно приобретаю некоторые твои замашки, вкусы и понимания морали, от этого формируются странные предпочтения. Не знаю, как объяснить тебе, чтобы ты поняла. Ты тоже влияешь на мой образ и некоторые фишки. — Ты всё равно чисто альфья особь, чтобы ты не говорил, — нахмурилась Чона. — Пусть и вешаешь мне лапшу на уши про некую бесполовость, гермафродитность, но я чувствую в тебе исключительно альфу. — Потому что ты омега, — проворковал голос Сонхва в её голове. — Подружкой-омежкой я тебе не буду. А альфа тебе нужен по природе, как ни крути. Как бы ты не отрицала это распределение ролей в этом мире, но омеге внутри тебя нужен альфа, чтобы закономерно быть ему подвластной, тогда твоё психическое состояние омеги не страдает, и организм привычно функционирует. С альфой ты раскрываешься сильнее, поэтому я для тебя больше альфа, птенчик. — Ой, иди ты с этими стереотипными размышлениями, — буркнула Чона, открывая первую коробку. Конечно, в чём-то он был прав. Как бы она не отрицала устоявшиеся модели поведения в обществе, порицая свою природу, но инстинкты победить было невозможно. Омега и альфа тянутся друг к другу по задумке Мироздания, и даже прогрессивная Чона не может побороть свою внутреннюю омегу. Как бы она не старалась быть независимой, но стандартная течка ломала её мгновенно. Как и гон любого альфу. Против этого не попрёшь никак. Сонхва, только недавно попавший в их мир, поначалу удивлялся их мироустройству и двум существующим полам людей. Точнее трём, ведь были ещё бедняжки-беты — люди без собственного запаха и не чувствующие запахов тел других. Но это скорее печально в их мире, чем хорошо. Альфы — это был биологически доминирующий вид, физически хорошо сложенный, вспыльчивый и прирождённый доминировать. Самцы по природе, грубо говоря, доминанты. Омега — противоположный альфе пол, способны беременеть и вынашивать плод. По природе, соответственно, слабее и нежнее, более хрупкие, симпатичные, они были готовы подчиняться альфе в период проклятой течки, во время которой у них напрочь отказывали тормоза, хотелось только одного — сношаться, чтобы угомонить боль внизу живота. Хитрая природа придумала это, чтобы их вид спаривался и продолжал потомство. Конечно, цивилизация давно шагнула вперёд, и контрацепция спасает от последствий течек и гона. Был и ещё один важный фактор — запах тела. Запах для омеги и альфы — основополагающий фактор в их мире, он показывал, к какому полу относится определённая личность. Свой собственный запах есть у каждого альфы и омеги. И запах всегда важнее внешности, именно он способен снести крышу, а не какая-то там симпатичная мордашка. У Сонхва не было запаха. Он был словно бета — не пах ничем, просто существуя в ней. Но Чона всё равно почему-то воспринимала его альфой. Наверное, из-за его хищной природы. Это произошло два месяца назад. Что-то вдруг упало с неба вечером, устроив огромнейшую катастрофу в городе. СМИ потом писали, что это был маленький осколок метеорита, который разрушил три дома-высотки, но Сонхва потом сказал, что это был космический корабль, потерпевший крушение и упавший на их планету. И правительство явно попыталась это скрыть и замять ситуацию. Сам Сонхва тогда на корабле был в заточении в особой камере-тюрьме, но освободился после падения, голодный и слабый. Чона плохо помнила происходящее. Она тогда стояла на веранде кафе, а потом раздался громкий гул, затем взрыв, и в глазах всё потемнело, завращалось, а боль заполонила всё тело. Она с трудом разлепила веки, пытаясь осмыслить, что происходит. Везде была пыль, огонь, где-то слышались истошные испуганные вопли, а где-то умирающие стоны боли. Чона глубоко выдохнула, пытаясь прийти в себя, но вдруг поняла, что не может двигаться. Словно произошёл теракт — это была её первая мысль. Она лежала в руинах на разрушенных плитах здания, истекая кровью. Её бок пробило штырём, а одну ногу придавил валун. Она не могла даже с места сдвинуться. Но тут Чона увидела поистине необъяснимую картину — нечто чёрное, небольшое и извивающееся, словно чудище-осьминог, ползло по развалинам, отчаянно так ползло. А за ним вдруг поспешило двое. Одно существо было похоже на рептилоида из каких-то фантастических фильмов. А другая тварь, такая же чёрная субстанция, вдруг поглотила какого-то высокого альфу, буквально вселяясь в него, а затем новым мутантом посеменила следом за первой удирающей субстанцией-осьминогом. Чона плохо соображала, но каким-то образом поняла, что двое преследует одного. И первая тварь, маленькое извивающееся чёрное нечто, в отчаянии метнулось к ней, сдавило её в тисках, а затем всосалось в её рану. Чона практически не помнила дальнейшее. Она тогда закричала от страха и новой боли, временно теряя рассудок. Ей казалось, что она превращалась в нечто огромное, сливалась с чем-то неизвестным и могущественным, а затем каким-то чудом разорвала двух преследователей. Первого, зелёного надзирателя-рептилоида, она убила достаточно легко. А вот схватка с себе подобным была очень тяжёлой, ведь второй симбиот слился с сильным альфой. Обессиленный Сонхва в ней победил чудом, буквально использовав логику и ум — поймал врага в ловушку между разбитыми плитами и оторвал ему голову, частично сожрав следом носителя. Но тело Чоны было смертельно ранено, и Сонхва еле утащил её, из последних сил заставляя двигаться. Он забрался с ней в какой-то сарай, где выкачивал воду из бочек, напитывая её умирающий организм, даже сожрал всех кур и одну корову для получения жизненно необходимых элементов и энергии, пытаясь регенерировать умирающее тело Чоны, ведь он почему-то никак не мог из неё вылезти. И у него получилось — он спас её. Но, вместе с тем, произошла какая-то аномалия: клетки Сонхва изменили её, а он сам слишком сильно прирос к ней, его организм перестроился под неё, и теперь был для него как наркотик. Сонхва не мог просто так оставить более слабое омежье тело и найти себе крепкого альфу. Он стремительно усиливался именно в ней. И вот теперь прошёл второй месяц и начинался третий, как они вместе. Первый шок прошёл, потом была стадия буйства Чоны, но и она минула, когда она с горечью осознала, что ей не избавиться от симбиота в своём организме. После третьей стадии агрессии пришла стадия унылого смирения и апатичного принятия. Может, временного, но она абсолютно не знала, что делать с этим Сонхва в своём теле. Поначалу он был тоже не рад, что оказался в омеге. Этот симбиот был хоть и любопытный, но достаточно язвительный, с чёрным юмором и жестковатым характером. Первые две недели он просто стебал и насмехался над Чоной в её же голове, а потом попривык к обоюдным подтруниваниям и даже стал подобрее. Сонхва немного рассказывал о себе. Он был родом с какой-то там планеты Клинтар, но она погибла, и миллионы симбиотов разлетелись по галактике в поисках нового дома. Они сами между собой враждовали, ведь одни, «Миротворцы», придумали и увековечили ложь о том, что их вид от природы доброжелателен. Вторые, приверженцы какого-то там Налла, изгнанные с родной планеты симбиоты, наоборот, стремились к порабощению других планет. Они становились более опасными, превращаясь в хищных монстров, которые мысленно и физически доминировали над своим хозяином, питаясь паразитическим способом от их эмоций и тел. Сонхва вот доказывал, что хотел сбежать от опасного культа Хищников, быть самому по себе. В итоге стал изгоем — «свои» считали предателем, а лживые Миротворцы не хотели давать шанс, тоже желая истребить. Ему же хотелось просто спокойно жить, завоевание каких-то там планет ему было не нужно. Сонхва тогда, после падения космического корабля и освобождения из камеры-клетки, смог чудом одолеть симбиота-миротворца. Но, по его словам, тот был не единственным ему подобным — где-то ещё бродит в их мире выживший Хищник, некий Чонхо. И он придёт с ним принципиально подраться рано или поздно. Поэтому Чоне надо быть сильнее, чтобы дать отпор и откусить голову его врагу. Иначе она погибнет так же, как и сам Сонхва. — А почему ты уверен, что этот Чонхо придёт за нами рано или поздно? Почему ты не думаешь, что он тоже не заляжет где-то на дно и не будет спокойно себе жить в новом теле, как ты? Чего сразу драться-то насмерть? — бухтела Чона. Её, если честно, очень пугали эти постоянные напоминания про его врага и неизбежную встречу, где в конце в живых останется только один. — Если Чонхо и заляжет, то на время, — прошелестел Сонхва над ней. Сейчас он вырос из её спины чёрным клубком щупалец и зубастой головы, рассматривая пакеты на столе. — Он придёт. Я знаю. Так что ешь. — Может, лучше поищешь способ, как освободиться от меня? — уныло протянула она, отпивая сока из бутылки. — Я не знаю, почему не могу выйти из тебя, пока ты жива. Как я и говорил уже в сотый раз, — последовал монотонный ответ. — Но в итоге всё стало по-другому. Наш союз странный, да… слияние вышло очень странным. Но ты стала идеальным организмом для меня. Ты вовремя останавливаешься в эмоциях, как-то подавляя моё воздействие, твои жизненные соки и силы не страдают. А я больше питаюсь от эмоций, и мне, внезапно, хватает. Ярость альфы, его буйный гнев и раздражительность мгновенно питали бы меня, давая бурный всплеск силы. Но кратковременно. Эмоции омеги же, внезапно, дают намного более долгосрочный и стабильный результат. И обычно я питаюсь негативными эмоциями, потому что они сильные. Мне нужные именно яркие эмоции. А ты умеешь делать яркими даже… незлые эмоции. Чона скривилась его задумчивым умозаключениям. Если честно, спустя пару дней осознания, что в ней сидит нечто инопланетное, у неё случилась паника, тревога и уныние. С этим было нелегко справиться сразу. Загадочный симбиот буквально был в её голове, слышал её мысли, вылавливал что-то из памяти. И она слышала его голос в своей голове постоянно. Вначале это до истерики напугало, потом она смирилась, затем привыкла. А сейчас просто раздражённо огрызается. Добрыми и милыми друзьями у них быть особо не получалось. Чона предполагала, что нахождение паразитического вида в своём теле (как бы Сонхва не фыркал на это слово) не может пройти без последствий. Но пока… пока ничего не происходило. Она стала вдруг ощущать и его чувства. Сонхва жадно питался её эмоциями, для него эта была лучшая еда. Он даже специально злил её, наслаждаясь её фырканьем. Её словесное и душевное сопротивление для него было как лакомство, как вкуснейшая подпитка, как какой-то фетиш. Он показал ей свою силу и не без удовольствия смотрел, как более слабая омега теперь шастает подворотнями и раздает лещей опасным типам, ища справедливости на криминальных улицах. Конечно, использование силы симбиота в качестве боевого потенциала всё же изматывало её организм, и Чона вдруг с прискорбием обнаружила, что теперь ей надо есть в три раза больше за обычную норму, а то и в четыре. Сейчас вот она уныло смотрела на кучу блюд перед собой. — Больше не хочу, — Чона отбросила столовые приборы и отодвинула один контейнер. Скорее не от насыщения, а от раздражения, что ей нужно питаться, чтобы он жил. Она было встала, но и шага не ступила — чёрные руки с неестественно длинными когтистыми пальцами обвили её за талию и под грудью, а затем резко дёрнули назад, швыряя на стул. — Ты. Не доела, — властно, по словам произнёс над ней бархатный голос. Чона злобно фыркнула. Её так бесил его красивый голос. Почему-то казалось, что у такой паразитической, зубастой и явно кровожадной твари должен быть едкий и сиплый голос, низкий и хриплый. Сонхва действительно мог понижать иногда свой голос до утробного рычания, но в основном он говорил живо, чётко, его интонации были мягкими и приятными, что создавало тот ещё контраст с его «внешностью». Чона повернулась, глядя через плечо и чуть вверх. Он висел над ней, едва извиваясь в воздухе. Чёрная голова с рядом острейших зубов в огромнейшем рту внимательно смотрела на неё. Это было странно, учитывая, что как таковых глаз у него не наблюдалось — вместе них было два огромных белых пятна на чёрной субстанции, как какая-то маска чудища. В целом, Сонхва и был каким-то чудищем. Но уж точно прекрасно видел её. — Ешь, птенчик. Ешь, — властно приказал он. Розовые дёсны и невероятно длинный розовый язык, виднеющийся во время движения его челюсти — единственное цветное пятно в этой чёрной тьме. — Хотелось бы, но это проблематично, — Чона принципиально не сдавалась, желая ворчать просто ради поворчать. —Сложно наслаждаться едой, когда над тобой такая страхолюдина висит. Сонхва явно хмыкнул, судя по звуку, донёсшемуся из этого жуткого зубастого рта. — Ты снова тонко намекаешь, но не можешь прямо сказать, — в его голосе слышались саркастические нотки. — Тебе ведь понравился мой образ. Что ж, мне не жалко и не сложно. Он сильнее вытянулся из неё, извиваясь в воздухе чёрными то ли клубками, то ли лианами, а затем стал вытягиваться перед Чоной напротив за столом на стуле, превращаясь в отчётливый силуэт. Это уже продолжалось вторую неделю. Вначале, когда симбиот частично вылезал из неё, торча сверху за её спиной, в его голове, в подобии лица стали постепенно проявляться какие-то людские черты, да, он приобретал очертания лица альфы. А в скором времени Сонхва научился действительно принимать полный облик альфы. И вот сейчас перед Чоной на стуле напротив появилось высокое, удлинённое тело с продолговатыми конечностями. Симбиот не стал здоровенной махиной, как ей казалось по его словам — его тело было поджарым, чуть худым, но с заметным рельефом, широкими плечами при тонкой талии и стройными длинными ногами. Со ступней струились чёрные лианы-щупальца, уходящие в Чону под столом — как бы Сонхва не трансформировался, полностью он не мог покинуть её тела, словно тень следующий повсюду. Впрочем, на обычного альфу Сонхва всё равно не мог обратиться. Или не желал. Тело его было облачено в эту чёрную броню, больше похожую на вторую кожу — так плотно она облегала, при этом была такой тонкой, что сквозь неё были видны все мышцы, выпуклости и впадинки, весь рельеф тела. Чёрная кожа обволакивала и руки, а на удлинённых пальцах красовались острые когти. Зачем он оставлял эту звериную хищническую фишку — непонятно, он не говорил ей, лишь улыбался. Он вообще был весь облачён во всё чёрное, вплоть до подбородка. И только голову открыл, формируя определённый образ альфы: чуть вытянутое лицо, прямой ровный нос с немного опущенным кончиком, очерченные худые скулы, большие округлые глаза с отчётливой складкой под нижним веком, и чёрные глаза, как сама тьма. Они могли бы показаться обманчиво невинным, эти глаза, словно эдакий молящийся оленёнок глядит на тебя. Только одна секунда — и взгляд становился жутковатым, опасным, что-то хищное и кровожадное скользило в нём, словно опасный монстр глядит на свою будущую жертву с ухмылкой. Даже без запаха можно было сказать — перед тобой опасный альфа. На пару секунд Сонхва не сразу трансформировался: на его бледном, практически белом лице остался чёрный, неестественно большой зубастый рот. Его края разошлись, как лепестки, открывая второй ряд скрытых зубов в щеках и в обнажившихся жевательных мышцах. А затем эти разорванные губы явно улыбнулись — Сонхва насладился эмоцией отвращения Чоны, которую она даже не попыталась скрыть, брезгливо отодвинувшись. — Полно тебе, давно пора привыкнуть, — донёсся чуть сипловатый грудной голос откуда-то из горла. Но всё же зубастые пласты кожи, эти части губ, вернулись на место, а затем всё преобразовалось в абсолютно нормальный рот. И теперь Чона наблюдала пухловатые красивые губы, почему-то более тёмные и яркие, чем привычный людской цвет. Даже какой-то насыщенно-вишнёвого оттенка, отчего губы Сонхва казались чем-то неприличным и греховным… Ну и странная же мысль-описание, конечно же. — У альф не бывает такого цвета губ, — мрачно сказала Чона, совсем нелюбезно таращась на него исподлобья. — Слишком вызывающе. Ты в курсе, что чем ярче цвет, тем в природе тварь считается более опасной? Так Мироздание метит ядовитого хищника. — Мне нравится это сравнение. Практически красиво и поэтично прозвучало, — лёгкая полуулыбка дрогнула на этих неприличных губах. Чона подумала, что эпитет «красивый» и ему самому очень подходит. Несмотря на нечто опасное, внешность он создал себе достаточно завораживающую. — Почему ты всё время принимаешь именно этот облик? — она не сдержала тёмного любопытства. — Слишком симпатичный альфа какой-то. Да и я ожидала что-то более… большое и мощное прям, что ли? — с лёгким сарказмом добавила она. — Но ведь тебе не нравится такое, — спокойно заметил Сонхва, как бы невзначай пододвигая к ней новый пластиковый контейнер с жареными куриными крылышками. Чона вздохнула, молча принимая еду. Но на самом деле она реально была всё ещё голодная. — Я адаптировался образом к вашему миру, — вкрадчивым голосом продолжил её симбиот. — Эта внешность подходит моему характеру. А ещё моя хозяйка-омежка считает её привлекательной, — его вишнёвые губы растянулись в ехидной улыбке. — Конечно, я покопался в твоей памяти, фантазиях и предпочтениях, и подогнал чуть образ под тебя. Ведь птенчику должно быть приятно. — Чона, а не птенчик, Чона, — чуть раздражённо поправила она. У Сонхва была дурацкая привычка — если какой-то альфа её как-то обзовёт, он сразу использует это прозвище. И повторяет до тех пор, пока не услышит новое сомнительное к ней обращение. В его устах это звучало ещё пошлее, но её бурчания по этому поводу лишь забавляли его. Он был как какой-то наркоман — с маниакальной радостью питался всплесками её эмоций. — И твоя распатланная шевелюра слишком странная. Бесит, — зачем-то буркнула Чона, чтобы скрыть другие специфичные мысли. И её не бесила его причёска, нет. Сейчас его отросшие чёрные волосы чуть лохмато свисали до середины шеи, придавая его образу чего-то мрачно-утончённого. — Да не вопрос, — однако Сонхва снисходительно улыбнулся на её реплику. И чёрные космы вдруг дрогнули и поднялись. Это были всё же не совсем волосы, а имитировавшая волосы чёрная субстанция, и теперь, казалось, что клубок змей поднялся на голове Сонхва, быстро вращаясь и приобретая другую форму. Секунда, и теперь его волосы были присобраны на макушке в пучок, а длинные пряди висели на затылке, эдакая мальвинка, открывающая его лоб и чёткие скулы. Что ж… ему так тоже невероятно шло. — Так лучше? — Э-э-э… нормально. — Оставить или что-то другое соорудить? — Что пристал? Оставляй. Какое мне дело до твоей причёски? Чона, как хомяк жуя во все щеки, бегло глянула, как чёрные длинные пальцы потянулись к стопке шоколадок на столе, подтягивая к себе. Сонхва очень нравился шоколад, очень. Он говорил, что через него тоже можно было получить немного важных и приятных его организму компонентов. Поэтому он жрал его, как не в себя. И десять плиток, что сейчас лежали перед ним, он скоро проглотит в одно горло, не моргнув и глазом. Длинные острые когти уже разорвали первую упаковку, и вишнёвые губы принялись как-то пошло посасывать молочный шоколад. Чона скривилась, глядя на это сомнительное действие. — Ешь, не гляди на меня так, сладкая омежка, сочный ты мой персик, — в привычной манере процитировал он очередного тупого альфу. — Завтра после обеда у тебя первое после перерыва занятие по единоборствам с тем молодым тренером Чхве Саном. Одобряю… И его, и занятия. Они тебе, конечно, как дереву картина, но ты всё равно должна становиться сильнее и выносливее. Тогда и я буду крепче, соответственно, смогу спокойно разделаться с Чонхо. — Заладил ты со своим Чонхо, — вздохнула Чона. — Как ты вообще представляешь, что я буду с кем-то там драться, подобным тебе? Это простому альфе я теперь могу легко навалять благодаря твоей силе. Но другой симбиот явно будет сильнее, ведь явно будет в альфе. Тебе следует искать альфу и оставить меня в покое. — Снова завела свою шарманку, — Сонхва потянулся уже за второй шоколадкой. — Я в сотый раз говорю — прижился в тебе, буду привыкать так и стараться извлекать выгоду по-иному. Ты действительно практически не страдаешь от моего влияния, это необычно, — он широко облизнул плитку, плавя её своим длинным языком. — Твои эмоции для меня — лучшая еда. Я сделаю всё, чтобы пожирать их больше и больше. О да… я желаю пировать твоими ощущениями. Скоро ведь у нас новое для меня событие, да? Щёки Чоны невольно вспыхнули, она с трудом подавила эмоции на лице, но, конечно же, Сонхва и так их прекрасно ощутил, едва усмехнувшись. Его ужасно забавляло её смущение. — Слушай, ты можешь есть нормально? Как приличный альфа? — буркнула она, стараясь свети тему разговора в иное русло. Хотя он действительно ел шоколад просто кошмарно. Не кусал его по кусочкам и даже не посасывал, а практически вылизывал. Да, он держал плитку и вращал головой, вылизывая её своим нереально длинным языком из стороны в сторону, как мороженое. Его язык вообще до сих пор доводил её до нервного подёргивания брови — явно очень сильный и мощный, извивающийся, как какое-то розовое щупальце, а ещё немного ребристый. И двигал он им нарочито неприлично, специально дразня её, чтобы полакомиться не только шоколадом, но её возмущёнными эмоциями. — Ты бесполезно и наивно уходишь от темы, — Сонхва ни разу не повёлся на её уловку и теперь медленно вылизывал собственные пальцы от подтаявшего шоколада, аккуратно скользя по ним кончиком бугристого языка. Каждый запачканный коготь он отправлял в рот, смачно делая отсос и загадочно смотря на Чону. — Ты знаешь, я весь в предвкушении. Я хочу досыта наесться твоими эмоциями от предстоящей омежьей течки. Ведь для меня это впервые, я не знавал подобного. Я уже чувствую изменения в твоим организме — она скоро начнётся. — Да, через четыре-пять дней по плану, но ты зря надеешься, похотливый симбиот, — холодно отозвалась Чона. — Я пью блокаторы, тебе не сильно удастся поиздеваться над моим состоянием. — Врёшь же, не пьёшь, — мягко, но как-то хищно улыбнулся Сонхва, беря третью шоколадку. — Я же рылся в твоей памяти — ты очень плохо переносишь блокаторы, тебе не повезло в этом плане, они не всегда действуют, — его чёрные глаза довольно скользили по её злобному лицу. — Ты же знаешь, как мне нравится вкус очень сильных эмоций. Я хорошенько поизучал ваш вид. Вы так продвинулись в прогрессе, но свою природу до сих не можете подчинить. Омега всегда ищет альфу, альфа ищет омегу, и ваши течки-гоны очень болезненны, если не получить желаемого. И волшебны, если получить. Я же обожрусь твоим состоянием, да? Я весь в предвкушении, — Сонхва даже забылся и непривычно для себя съел шоколадку целиком — вишневые губы на пару секунд превратились в огромнейший зубастый рот, по-звериному жутко сожравший целую плитку одним махом. — Я сразу поняла, что ты долбанный извращенец-паразит, — уныло сказала Чона, глядя, как его симбиотская пасть снова превращается в нормальный альфий рот. — Но я-то нет. Я не буду потакать твоим сомнительным девиациям. Не дождёшься. Я даже скажу проще — пошёл бы ты, а? Сонхва лишь довольно улыбнулся, ещё сильнее радуясь её внутренней злости и одновременно смущению. — Почему ты стыдишься своей природы? — проворковал он своим бархатным глубоким голосом. — И ты не милая и нежная омежка. Увы, нет. Как бы ты не отрицала, но в тебе тоже есть тьма. От этого твой диссонанс. Ты отрицаешь в себе альфью тягу к жёстким и развратным удовольствиям, считая это постыдным, и боясь дать другому альфе доминировать над тобой. И твоя омега внутри остаётся неудовлетворенной, ведь хочет этого — доминирования. — Не неси чушь, — холодно отозвалась Чона, делая вид, что рис с яйцом очень интересный для изучения. — Секс — это лишь отвратная необходимость, если бы не проклятая течка, его бы никогда не было в моей жизни. — Ты просто не получаешь то, что хочешь. — Я не сраное извращённое создание, как ты, которому лишь бы запретным насладиться, подпитывая себя. — О нет, моя сладкая омежка, мой птенчик, ты отнюдь не благочестивая ягодка, — хмыкнул Сонхва. — У тебя внутри тоже есть тьма — в твоей душе, в твоём разуме, — он проигнорировал брошенный на него раздражённый взгляд. — С самого детства тебя влекло ко всему тёмному, всему ненормальному. Самые страшные истории всегда были твоими самыми любимыми. Ты заслушивалась рассказами о вампирах и колдунах, о серийных убийцах, а сейчас с удовольствием пошла дубасить всяких засранцев с помощью моей силы, прикрываясь мнимой справедливостью. Нет, ты не зло, но пытаешь следовать повадкам альф, хотя природа создала тебя покорной омежкой. Оттуда твоё вечное неудовлетворение. — Ты ничего не знаешь обо мне, — ледяным голосом произнесла Чона. — Даже то, что ты копаешься в моей голове, не значит, что ты понимаешь меня. Сонхва снова улыбнулся, снисходительно так. — Возможно, — притворно согласился он. — Но твоя неидеальность и делает твои эмоции более дикими и примитивными, но также и яркими из-за этого. Их приятнее переживать. Ты такая необузданная, что я предвкушаю каждое новое ощущение. Не обессудь, я жду больше тебя это предстоящее шоу. Чоне уже изрядно надоело это слушать, к тому же она практически всё съела. — Как же ты меня достал, — устало вздохнула она, резко поднимаясь с места. — Я скажу тебе, как и прежде — пошёл ты. Отвали или хотя бы просто вот заткнись на пару часиков, будь добр, а? — совсем невежливо выдала она ему, быстро развернулась и пошла прочь из кухни. Она была сытая и оттого более сильная, ему сейчас не развернуть её. Они частенько мерились в доминантности, в контроле над её телом, но что-то в страхе подсказывало Чоне, что он всё равно сдерживает полную силу, зачем-то позволяя ей по-прежнему быть хозяином тела. Скорее всего, если он полностью захватит контроль над ней, то потеряет доступ к её постоянным эмоциям, из-за чего сам же и ослабнет. Палка о двух концах для него. Сонхва был странной сущностью, очень странной. И между ними пока были странные отношения. Она почему-то всё равно его воспринимала частично как альфу из-за его поведения, из-за чего некоторое смущение до сих пор было трудно побороть. Жить с непонятной сущностью внутри тебя, которая ещё и мысли читает — сомнительное удовольствие. Вначале вообще было тяжело. Уж не говоря о личной гигиене — первые походы в туалет и в душ с осознанием симбиота в себе были просто невыносимыми. Как ни странно, но почему-то на это Сонхва молчал, деловито замолкая в её голове. Ей даже казалось, что у него есть хоть какое-то понятие чести и тактичности, ведь он «отключался» в такие моменты, хотя так любил подтрунивать и язвить над ней, специально вызывая её агрессию и раздражение. А смущение уж тем более. Чона надеялась, что и на предстоящую течку он тактично промолчит и пропустит, но не тут-то было. Её симбиот был в необъяснимом предвкушении, желая узнать, что чувствует омега, когда её живот вдруг скручивает от неестественной похоти, которую она контролировать не может. Проклятая омежья природа! Впрочем, нормальные и хорошие альфы страдают от гона не меньше, когда член каменеет от желания, а рядом нет любимой и своей омеги. А теперь её цикл на подходе, но внутри неё сидит проклятый и язвительный паразит. И раньше у Чоны случались связи на одну ночь, точнее на одну течку, чтобы утихомирить боль. Она старалась не вступать в отношения — некоторые травмы детства давали о себе знать, да и не тянуло её на нормальные отношения. Ей казалось, что такая шизофреничка, как она, испортит жизнь нормальному доброму альфе, а плохих альф, разумеется, она сама не переваривала. Но сейчас она слабо представляла, что подцепит какого-то наивного альфу на свои болезненные дни течки. Ведь, по сути, это будет как какой-то секс на камеру — третий лишний невидимо будет с ними. Это было сомнительно даже представить, как она сможет выдержать присутствие и разглядывание своего симбиота рядом. А если он ещё и ехидно комментировать начнёт во время процесса в её голове… Нет уж! Чона залезла в душ, наслаждаясь потоками воды. Ну и денёк был сегодня… Она старалась успокоиться, но мысли всё равно возвращались к предстоящей «беде» от матушки-природы. Она снова вспомнила последнее заявление Сонхва, и это снова заставило её покраснеть. Вспыхнув, как варёный рак, она уткнулась лбом об прозрачную стенку душевой кабины. Она так пока и не привыкла к тому, что её используют в качестве еды и существования для себя. Пусть физически она это не ощущала так сильно, но морально было тяжело… И так эта зубастая тварь питается её чувствами — от раздражения до смеха, а теперь не хватало ещё дать ему доступ к сомнительному сексуальному удовольствию, которое он сам был неспособен испытывать. Ну… наверное не способен? Чона подобного не спрашивала, разумеется. Может ли её симбиот испытывать сексуальный интерес? Да хрен его знает! Сомнительно? Но одно она знала точно, Сонхва точно умеет воровать ощущения из её разума, сам напитываясь ими и пропуская через себя. Она так и стояла с закрытыми глазами. Но вдруг ей показалось, что нечто едва невесомо касается её мокрых лопаток, едва ощутимо скользит будто пальцами вниз по спине, а несуществующее дыхание прикасается к её затылку… или это мягкие вишнёвые губы сейчас трогают её кожу сзади на позвонках, невесомо так, как крылья бабочки? Чона вздрогнула и резко обернулась в панике. Но никакого чёрного силуэта позади себя не увидела. Никто не торчал из её спины, положив на её плечо свою когтистую холодную руку, никто не ухмыльнулся своей клыкастой улыбкой. Лишь стоп мурашек прошёлся вдоль её позвоночника. — К-какого… Она шмыгнула носом, напрягаясь. Обычно, Сонхва стойко игнорировал её купание, как она изначально просила. Это было странно, потому что на остальные просьбы он глубоко плевал, но ванна всё же оставалась неприкосновенным местом. Но это рассматривание со спины и практически прикосновение к коже ей точно не почудилось. Разве что он играется и насылает ей ложные ощущения. Их связь укреплялась, и Чона тоже порой чувствовала некоторые его эмоции. Например, сейчас он молчал, но считывал её мысли и усмехался в её голове. Специально громко усмехался. Чона хмыкнула и повернула кран на максимум в сторону горячей воды. Она обожала кипяток, просто обожала, когда всё сразу становилось, как в тумане. А Сонхва, внезапно, не любил высокие температуры. Это была его единственная просьба, сказанная практически вежливым тоном — он попросил не купаться в слишком горячей воде, его это раздражало. И сейчас, ощутив струю очень горячей воды, он зашипел в её голове, как раздражённый кот. Чона не сдержалась и ехидно посмеялась про себя, зная, что он слышит. Такая дешёвая мелкая ответочка. Но тут же на всякий случай повернула кран обратно, делая воду прохладной. Реванша от симбиота ей не хотелось, какой-то там внезапной голой драки в душе. Это было бы выше её сил. Вымотанная за день, она быстро узнала новости, удостоверилась через знакомых, что с мадам Розеттой всё хорошо, вызванная полиция подобрала побитых без сознания альф-грабителей. А завтра уж она сама наведается к пожилой омеге и тайком отдаст деньги. Вроде всё было даже неплохо за сегодня. Вроде… Но ночью ей внезапно приснился специфический сон. Подобного рода сны ей снились ну очень редко. Она снова мылась в душе, медленно растирая тело и пребывая в каком-то заторможенном состоянии. Горячая вода текла по плечам, спине, животу, струясь тонкими ручейками и принося блаженное наслаждение. И вместе с тем расслабляя, разнеживая, распаривая… Чона выдохнула, прикрывая глаза и мягко скользя ладонями по мокрому телу, растирая его и гладя. И вдруг ощутила, что вторые руки синхронно гладят её вместе с ней, также скользят по животу, но поднимаются вверх. Когтистые пальцы едва касаются её нежных сосков, медленно проводя по ним круговыми движениями, заставляя постепенно удлиниться, а чужие губы невесомо касаются мочки её уха в слабом поцелуе, заставляя столпу мурашек расползтись по телу. Чона выдохнула, открывая глаза, и обернулась, но ничего не увидела — никого позади себя. Но вдруг ощутила иное прикосновение. Она растерянно опустила глаза вниз: по её ногам вдруг поползли толстые чёрные щупальца, обвивая их в кольца, как змеи, и с медленно нарастающей силой заставляя её чуть шире раздвинуть бёдра. Чона глубоко выдохнула, сгибаясь вперёд и резко упираясь вытянутыми ладонями о стекло душевой кабины. Между её ног появилось знакомая разрастающаяся чёрная тьма-субстанция, похожая на нефтяную жижу, которая быстро вытянулась, приобретая знакомый силуэт альфы, сидящего перед ней на коленях. И лицо Сонхва оказалась прямо возле её промежности. Он поднял свою черноволосую голову, глядя на неё своими большими внимательными глазами. Взгляд буквально пронизывал до мурашек, такой нечитаемый, но какой-то и дикий, и жаждущий. Тёплая вода текла и по нему, его волосы намокли, капли стекали и по образующемся отдельным прядкам, и также по этим скулами и приоткрытым губам. — Ты что делаешь? — глухо прошептала Чона, смотря на него сверху вниз. — Это… — Тебе не нравится? Я у твоих ног, — хищная улыбка дрогнула на этих грешно-вишнёвых губах, а затем они мягко коснулись внутренней стороны её бедра, вызывая очередной столп мурашек. — Не ври себе, бедная омежка. Я прекрасен в такой позе — с носом между твоих ног. Она чуть не задохнулась, захлёбываясь невысказанными словами, когда его лицо исчезло у неё между бёдер, а сильный язык стал уверено скользить между её складок. Чона глубоко выдохнула, глядя на эту картину, как её симбиот стоит перед ней на коленях, горячо отлизывая ей между ног. Одно щупальце сильнее обвило её голень, а затем закинуло её ему на плечо, раскрывая Чону ещё больше для смелых и горячих ласк. Она ещё раз выдохнула и выгнулась, отшатываясь назад, но её никто не отпустил — десятки щупалец-рук стали обивать её по всему телу, обездвиживая, а голова Сонхва медленно и уверенно двигалась в её промежности. Но что-то извивающееся вдруг оказалось между её ягодиц, заскользило внутрь, продолжая извиваться и корчиться, толкаясь и ударяясь о стенки влагалища, то ли издеваясь, то ли пытаясь медленно проникнуть внутрь, от чего по телу Чоны расходилась рябь непонятных и странно-приятных судорог. — А-а-ах! Чона резко вскочила на кровати, тяжело дыша и очумело таращась перед собой. Она сглотнула и смахнула капельки холодного пота со лба, пока не осознала, что сидит в темноте на матрасе в своей же комнате. А это только что был просто сон… Эротический сон с ненавистным пришельцем. Приехали. «Очень интересно. Внезапно. Но интересно, — вдруг раздался в её голове любопытный голос Сонхва. Кажется, он был заинтригован. — Я не сумел увидеть полностью твой сон, но что-то уловил, это…» — Это всего лишь какой-то сон, ничего такого! — в слух прервала его Чона, несколько напуганная выкрутасами своего сознания. — Дай мне поспать, помолчи. Она упала на подушки, стараясь вообще ни о чём не думать, чтобы этот засранец не читал её мысли. Она сама была в шоке с этого сна. И ведь он был… таким возбуждающим. Чона нервно дёрнула бёдрами, надеясь, что симбиот не заинтересуется вопросом, почему у неё стало так влажно между ног. Неужели предтечка так быстро начинается, и её организм стремительно выбрасывает соответствующие гормоны? Она старалась не думать об этом, наконец-то снова проваливаясь в сон. «У тебя тоже есть тьма в душе. Ты тоже любишь запретное и неправильное. И мне это ужасно нравится…» Слышался ли ей это голос? Звучал ли он в её голове или это очередной плод сновидения? Чона уже не понимала и не помнила.