На всякий случай

Первое, что чувствуется в теле, помимо больной головы — стоящий колом член. Сатору с глухим стоном роняет голову обратно на подушку. Выдыхает. Вдыхает. Несколько секунд спустя он начинает злиться. И почему ему говорили, что дыхательная гимнастика имеет успокаивающий эффект, если на деле она только сильнее раздражает? Ладно. Есть проблемы серьезнее его неудачной попытки успокоиться. Он опускает голову, даже не глядя на своё утреннее возбуждение. Испачкавшее его новые, между прочим, сука только стираные штаны! — Какого хуя? — Сатору задаёт вопрос, вероятно, в пустоту, потому что в его общажной комнате никого нет. Стояк. Утренний стояк. Такой проблемы не случалось со времён пубертата, когда вставало на всё ежечасно. Вспоминая подростковые годы и истёртую до мозолей руку, он присвистывает — откуда в нём было столько энергии? Голова трещит и осознать ситуацию совершенно не помогает. Сатору зарывается рукой в белые волосы, резко проводя по ним несколько раз взад-вперёд, чтобы после рывком подняться с места, натягивая на обнажённую грудь футболку. Осторожно выходя в коридор и внутренне радуясь, что никого не встретил, он вскрикивает в эту же секунду, хватаясь одной рукой за сердце, а второй — дёргая ткань футболки вниз, чтобы прикрыть несколько постыдную проблему. Нанами, подняв на него вопросительный взгляд и резко вскинув бровь, начинает говорить первым: — Никаких. Подробностей. Доброе утро, Сатору. Несколько раз хлопнув бледными, почти прозрачными ресницами, тот вскрикивает: — Нанами, зачем же так пугать?! А если бы у меня сердце выскочило из груди? — Пришлось бы засовывать его обратно. А это несколько проблематично. Такая серьёзность Сатору не повеселила, а скорее заставила напрячься. Кенто стоит, уже давно собравшийся, хотя на часах нет и восьми часов — невольно пролетает мысль, что снять напряжение можно было и в комнате, не боясь встретить кого-то. Его член с каждой секундой начинал давить на мозг всё сильнее, вообще предотвращая какой либо мыслительный процесс. — Тебе к какой паре? — К первой. — И мне к первой. — Сатору, выходить скоро. — Я знаю! — подтягивая штаны повыше, Годжо толкает дверцу душевой, хлопая ею. — Поэтому я приду ко второй! — Сатору! Я не буду отмазывать тебя, слышишь?! Но голос Кенто растворяется в шуме включенной воды. Он пару минут стоит, нещадно наматывая счётчики, и только потом со вздохом стягивает одежду, на которую уже успела накапать вода. Душ всегда считался местом, где можно подумать, драматично уткнувшись лбом в стену. Сатору со вздохом прижимается к стене, вода затекает в уши, но он игнорирует это, Опускает голову, касаясь своего члена. Ведёт длинными пальцами по стволу несколько раз и думает, насколько нелепо дрочить в душевой общежития. На ёбаный. Эротический. Сон. Он едва не прошибает головой несчастную плитку, когда движения рукой ускоряются, а Сатору всё сильнее тонет в мыслях. Мокрые волосы липнут ко лбу, лицо наливается жаром, когда хриплый стон срывается с губ, никем не услышанный. Голубые глаза закрыты, жмурясь, он прикусывает губу, на пластинке проигрывая один и тот же момент из сна. Сильные руки, покрытые неясными формами чернильных татуировок, ведут по его талии. Жадные губы и хриплый голос, нашептывающий на ухо неприличные выражения, от которых краска бежит к ушам даже во сне. Горячие пальцы, скользящие по его спине вниз и стягивающие бельё, безликое лицо с путами длинных черных волос, в которые Сатору заводит руки, с жадностью прижимая к себе широкоплечую фигуру. Голос хриплый, абсолютно незнакомый, он стирается вместе с полосами спермы, утекающей в водосток, когда Сатору с, пожалуй, слишком громким выдохом прижимается спиной к стене и съезжает, вынужденный согнуть ноги в коленях, потому что рост ему такое давно не позволяет. Фушигуро стреляет в него острым взглядом, когда тот выходит из душа через две минуты. — Чего? — сверкая сапфировыми глазами, он смотрит на вихрастую прическу Мегуми. — Что можно делать в душе, чтобы издавать такие звуки? — его голос полон равнодушия и флегматичности. Впрочем, как и обычно. Желая отвлечься от навязчивых мыслей путем приставаний к несчастному первокурснику, Сатору делает к нему шаг. Но тот, определённо зная, чем это может закончиться, поспешно заходит в душевую и хлопает дверью у самого носа. — Как грубо, Мегуми-и! Впрочем, его голос тоже оказывается заглушен шумом воды. Что-то ему это напоминает. Отмахнувшись, Сатору отправляется в свою комнату. Завалившись на кровать, он снова закрывает глаза, прижимая пальцы к лицу, изображая фейспалм. Ему приснился эротический сон. Впервые за восемь лет с момента, когда ему было шестнадцать.       Ему двадцать четыре года. Буквально самый порнушный сон в его жизни. С мужчиной. Несмотря на длинные волосы, эй, он не сексист, окей? Кхм, это определённо был мужчина. И дело было не столько в его физиологии — у него давно не бушуют гормоны, и даже не в долгом отсутствии партнера, сколько в том, что этот сон определённо бы хотелось повторить в жизни, но вот с мужчинами он никогда не имел отношений — неважно, романтических или сексуальных— у него даже мысли подобной не было!       Поздновато ты конечно, кризис ориентации. Годжо ещё несколько минут промывает себе мозг, как может, а потом открывает приложение доставки, чтобы позавтракать и с чистой (нечистой) совестью направиться в университет. Нанами наверняка будет смотреть на него косо — нужно и ему что-то взять. В конце-концов, это ведь ничего не значит, верно?

***

Оказывается, нет. Определённо, сука, значит. Он идёт с компанией первокурсников, группу которых отдали ему в качестве куратора-студента — такая практика довольно популярна в иностранных вузах. Он заводит руки за голову и едва мажет взглядом по коридору, как вдруг, в момент, когда он опускает руки, отвлекшись на Нобару, задевает-таки кого-то локтем. Едва подняв взгляд, он сталкивается с нахмуренными чертами лица, а картинка в голове быстро складывается. — Не учили, что в общественных местах снимают очки и не закидывают руки за голову? — голос с нотками упрека и раздражительности затекает в его уши, и Сатору выдыхает, раскрывая глаза шире. Не замечает, как очки скатываются с носа и, подхваченные Юджи, исчезают с лица. — Ох, прости! Я не специально! — Годжо машет руками перед ним, оглядывая его лицо, надеясь, что незаметен в его глазах лихорадочный блеск. — Да? — В его голосе сквозит притворное удивление и нескрываемый сарказм, — Я уж думал, ты специально бьешь незнакомых людей по лицу. Высокий, чуть ниже его самого, с массивными руками и широким разворотом плеч, с прищуренными глазами и выбившимся из пучка прядями волос, ох. Это определённо проблема. — Извиняюсь! Я клянусь, не заметил! — поднимая руки в извиняющем жесте, он поспешно оглядывается на Мегуми, которому Итадори нацепил на голову его, Сатору, очки, а тот, видимо, считав странную эмоцию на его лице, обращается к мужчине. — Гето-сан, простите его. Он невнимательный придурок. — Эй! Как грубо! — он тут же вскидывается, показывая на него пальцем. Фушигуро, не впечатлённый, добавляет: — И ещё, кстати, невоспитанный. Гето за его спиной прыскает, машет рукой. — Пустяк, — а после, засовывая руки в карманы темно-серых штанов, кивает головой на прощание. Сатору, смотря вслед удаляющейся спине, поворачивает голову к Нобаре: — Это кто? Кугисаки смотрит на него, подняв бровь. — А тебе-то что? — Мне любопытно! — Сугуру Гето. Четвертый курс, перевёлся из Киото. — резюмирует Мегуми, становясь перед ним и протягивая очки. — уже две недели как. — Я его никогда не видел! — А вот и видел! — Итадори, до этого неожиданно молчавший, выпрыгивает перед ним, как чёрт из табакерки. — Да, когда он только перевёлся, ты очень долго на него смотрел. — поддакивает ему Кугисаки. Перерывая всю свою память за последние три недели, он внезапно вспоминает. — Точно! Верно, — второе слово слетает с губ уже тише, он в задумчивости прикладывает ладонь ко рту, и после его слова превращаются в едва слышный бубнёж, — нам ведь не могут сниться люди, которых мы никогда не видели… — Чего ты там бормочешь? — устало спрашивает Мегуми, заметив за плечом Сатору что-то, от чего его взгляд заметно мрачнеет, хотя внешне лицо остаётся невозмутимым. — Ах, да так! Скоро уже звонок! Мне нужно идти! Сатору мчится по лестнице. И он очень зря не спросил у Мегуми, куда именно этот загадочный Сугуру Гето перевёлся. Но, учитывая, что подошедший Сукуна явно решил подействовать Фушигуро на нервы, ему сейчас лучше не возвращаться. Да и заметив новоявленного студента возле дверей аудитории, он изумленно выдыхает. В его группу? Серьёзно? Стараясь не попадаться ему на глаза, но совершенно определённо не обладая талантом к скрытности, он почти успевает пройти мимо, как Утахимэ хватает его за шкирку и кричит едва ли не на весь коридор: — Сатору, дери тебя дьявол, ты где был?! — Спокойно, Утахимэ! Я проспал! — Он не проспал, — Нанами, подошедший не вовремя, смеряет их взглядом. И, прежде чем эта буря настигнет его снова, он указывает на Гето. — А это кто? Новенький? Наш? — Давно тебя другие люди интересуют? Сёко, по ощущениям, едва держится, чтобы не выйти на перекур прямо в окно. Она нервно поправляет лезущие в лицо волосы и подходит к ним. — Мой одногруппник. Сугуру Гето. Вопросы? — Никаких, — выдыхает Сатору, рассматривая его через линзы очков, — Я случайно ударил его минут десять назад. — А, так это был ты? — кажется, та совершенно не удивлена, — он рассказал мне. — Вы что, знакомы? — Ага. Ходили в одну среднюю школу. А потом и в старшую. Сатору присвистывает. — А он из общежития? — Он был на, можно сказать, передержке в старом крыле, а сейчас, когда с документацией разобрались, переселили в общагу. Сёко замолкает. — А почему он тебя так интересует? Это вопрос, кажется, молча задают все, стоящие рядом с ним. — Ой, ну что вы начинаете? Нам пора на пару. — Сейчас потоковая лекция, — Иэйри щелкает перед его лицом пальцами, — не прощаюсь. Сатору ловит взгляд Гето, когда проходит мимо него. Прячет глаза за оправу очков, а после садится рядом с Нанами. Сёко от греха подальше уходит на ряды повыше, а с ней и новоявленная проблема Сатору. Всю пару он в задумчивости вертит ручкой, да напрягает своим молчанием всех так, что через сорок минут преподаватель уточняет, всё ли у него хорошо и как он себя чувствует. Через тяжёлый мысленный вздох Годжо натягивает улыбку и только взгляды друзей, уставившихся на него, что-то подозревают. Привычным жестом закинув руки за голову, он покачивается на стуле, стараясь зацепиться глазами за что угодно, кроме предмета своего сна, который неожиданно сидит ближе, чем ему изначально показалось. Как ему мог присниться совершенно незнакомый ему человек, о чьём существовании в целом он узнал около часа назад, да ещё и в таком контексте! И это не было бы большой проблемой, если бы не одно Но. Это не выходит из его головы и ему нужно хотя бы день об этом подумать, иначе он подумает, что всерьёз заглядывается на невозможно красивого парня с невозможно красивыми волосами и невероятным язвительным голосом, так! Ну вот опять! Он едва держится, чтобы не побиться об парту. В его воображаемом рейтинге это второе место, где можно драматично побиться головой (сделаю вид, что я так никогда не делала) после душевой. Третье место, где бы он с удовольствием бы побился головой — это чья-то грудь, такая широкая и накаченная. В таком случае, почему третье место…?! Ему нужен перерыв. Сатору просто молится, чтобы пары быстрее кончились, и он пошёл в свою тихую берлогу само бичеваться, что он, похоже, голубее своего взгляда. И даже не на мир.

***

Пиз Дец. Эта мысль — единственная, оставшаяся в голове в момент, когда он замечает, что дверь его комнаты открыта. В голову лезут всякие странные, целиком и полностью иррациональные мысли, что кто-то проник в его комнату, украл его многомиллиардные две тысячи йен, спрятанные в заначке, которую он не помнит, где устроил; что утащили его коллекцию манги, хотя можно было просто попросить, эй! И он бы ещё три минуты решался бы зайти и посмотреть, насколько велик масштаб катастрофы, да не успевает, потому что из-за небольшой занавески, разделяющей коридор и комнату, показывается фигура. И это Просто Пиздец. Лучше бы его реально ограбили и украли его заначку. Потому что масштаб проблемы не просто велик. Он огромен. Прямо как многообещающий взгляд Сугуру, который складывает руки на груди. Он протягивает ему руку. — Приятно познакомиться, сосед. Отмерев, Годжо цепляется пальцами за широкую ладонь, ахуеть какую горячую, а после кивает и растягивает губы в самой, сука, широкой улыбке, что у него есть. Огибая того с левого бока, он заходит в комнату и начинает причитать, за хаотичными движениями пытаясь скрыть свою нервозность. — Ах, деканат никогда не предупреждает нас о том, что кто-то новенький въезжает! Это не честно! — он хватает свои многочисленные пачки лапши — он всего лишь студент, хорошо? Закидывает мусор в своё мусорное ведро, продолжая говорить: — Сугуру, представляешь, я подумал, что меня обнесли! «Лучше бы меня реально обнесли» остаётся, разумеется, только в мыслях. — Уже по имени зовёшь? — усмехается тот, уложив руку тому на плечо, — не бегай так, я всё понимаю. Просто стараюсь держать всё в чистоте. Закинув оставшийся мусор в корзину, Сатору ему улыбается. — Чувствуй себя, как дома! Тебе уже провели экскурсию? — Нет, — Гето складывает руки на груди, его массивные плечи от этого кажутся ещё больше. Не уступающий ему в размерах, Сатору чувствует себя немного неловко, — хочешь показать сам? Я не против. «Ну кто, блядь, тянул меня за язык?!» — Да, конечно, только я переоденусь! — мужчина без задней мысли скидывает с себя одежду, внезапно потеряв среди вороха белого постельного белья футболку, в которой был утром. Медленно рыская по своей постели и опускаясь на неё ещё и животом, от него ускользает поднятая бровь и внезапно потемневший коньячный взгляд. — Нашёл! Теперь можем идти! — тот натягивает футболку на ходу и успевает застрять в воротнике так, что Сугуру со спины дёргает зацепившийся край одежды, скользким и едва заметным касанием задев его спину. Разумеется, случайно. Скажите это стаду мурашек, в тот же миг пролетевшему по его загривку, ага! Он начинает с общего душа, едва ли не заходит, чтобы показать, как включается вода, хотя никаких особых привилегий в виде правильно настроенного крана здесь не требуется. Сугуру хватает его за футболку на спине, развернув в другую сторону. — Спасибо, но с этим я разберусь самостоятельно. Сатору кивает ему, несколько раз дёргается в попытке высвободиться из его хватки, а после кивает в сторону другого коридора. — Пойдём туда! В соседнем крыле оказывается интересней: прямо по коридору кухня с несколькими раковинами для мытья посуды, четырьмя плитами для приготовления пищи, общий балкон, где сушатся вещи. Сатору поднимает перед Гето несколько больших простыней, показывая вид. — Здесь можно курить? — внезапно спрашивает Сугуру, повернув к нему голову. Сатору опять чувствует себя неловко, общаясь с ним без своих излюбленных очков, которые пропадают совершенно магическим образом, стоит ему оказаться рядом с этим парнем. — А, это больше по части Сёко, — он неловко запускает пальцы в волосы на затылке, перебирая белоснежные пряди, — на этаже главный — Нанами Кенто, ему лучше не попадаться на глаза после одиннадцати часов. Если ты опоздал и не пришёл, тебе стоит лезть через окно или остаться ночевать на улице! — Лезть куда? На четвёртый этаж? — Сугуру поднимает густую бровь. — Поэтому стоит подружиться с живущими на первом этаже, — подмигивает ему Сатору. — Хм, занимательно. Я всё равно так поздно вряд ли буду возвращаться. — Если что, — начинает Годжо, поднимая руку, чтобы снова привлечь его внимание. Он подходит поближе, продолжая: — я не против, что ты будешь курить в нашей комнате, если у тебя есть пепельница! Гето смеряет его взглядом, который внезапно теплеет. — Спасибо. И ты не представился, сосед. — Сатору Годжо к твоим услугам! — он протягивает ему руку ещё раз, невзирая на то, что рукопожатием они обменялись не больше пятнадцати минут назад. И не будь Сатору несколько смущён тем, что из его головы до сих не выходит обрывочный, но несомненно горячий сон, он бы ещё и обнялся. Наверняка у него очень крепкие, надёжные объятия. Его улыбка даже слегка меркнет от мысли, что ему никогда об этом не узнать. — Взаимно. Пойдём, Сатору, не то заболеешь. От тёплой улыбки, которой его одарили, он уверен, что никогда в жизни больше не заболеет, но эта глупая, совершенно нелогичная мысль, пролетевшая в его голове, не отпускает его вплоть до бессонной ночи. Как итог, Сатору поднимается едва ли не в четыре утра, чтобы поставить завариваться самонагревающуюся лапшу. Он понятия не имеет, зачем её купил, но то, как она сама начала завариваться, породило в нём что-то, похожее на детский восторг, когда он в первый раз в жизни пошёл в Диснейленд. И он, кажется, совершенно забыл, что живёт теперь не один, потому что внезапный голос, раздавшийся за его спиной, заставил бы его поседеть, однако была загвоздка: — Что ты делаешь? Годжо подскакивает на месте, что в его случае небезопасно, учитывая высоту общажных потолков, резко разворачивается на месте: — Сугуру, ты меня напугал! — Ты меня тоже. Отпуская свою руку, которая опять приземлилась где-то в районе грудной клетки, он успевает оценить вид своего спящего соседа. Эти невероятные мускулы, ого…?! Опять?! — Так что ты здесь делаешь? — А, — он ещё раз оборачивается на лапшу, которая спокойно закипала на столе — представляешь, купил недавно лапшу, а она сама заваривается! Вот и решил протестировать! — В четыре часа утра? — хрипло уточняет. Сугуру прижимает руку ко рту, немного откашлявшись. И в его низком тоне голоса что-то определённо есть, из-за чего Сатору немного (совсем капельку!) сходит с ума. — Кхм, может, ты тоже хочешь? Сатору уже скоро выучит мимику своего нового соседа, особенно все оттенки его поднятых бровей. — Нам утром на пары. — Ага, я знаю. Так будешь? Вместо ответа у них обоих урчит желудок. Сатору разражается тихим смехом, потому что стены в общежитие тоньше, чем картон. — Я как раз купил две. Присаживайся. — Сейчас, пододвину стул. Сатору, осматривая его спину в серой футболке и серых спортивных штанах, в которых он, очевидно, спит, произносит: — Вот почему серые спортивки так влияют на девушек… — Ты что-то сказал? — Нет-нет! Не бери в голову, — хотелось добавить привычное «бери в рот», за которое он получает по шапке от Утахимэ, но он вовремя захлопнул рот. — Ко скольки тебе завтра? — Сегодня, — поправляет Сугуру, орудуя палочками. — Верно, сегодня, — тотчас поправляется Сатору. — У меня пара в одиннадцать. — О, у меня в двенадцать сорок! — Чудно, — кивает ему Сугуру, лёгкими и заточенными движениями собирая волосы в пучок. Сатору следит за этим, казалось бы, обычным действием, но всё равно невольно сглатывает.

***

— Сатору, — большая ладонь ложиться на его плечо и ведёт несколько раз по голой коже, раскачивая из стороны в сторону. С глухим мычанием он скидывает руку и изворачивается, умудряясь ткнуться во что-то лицом. Слыша тихий смешок, он приоткрывает глаза. Сугуру снова кладёт руку на его плечо, заставив отлипнуть от него и посмотреть на себя. — Доброе утро. Время половина одиннадцатого, не пропусти пару. И отпусти меня, пока я не начал опаздывать. Годжо запоздало расцепляет руки, и пока трёт глаза пропускает момент, в который его сосед скользит взглядом по его обнажённой груди и кромке нижнего белья, которое показалось из-под одеяла. — Мммм, Сугуру… зачем ты так рано меня разбудил? — его хриплый после сна голос становится на пару тонов ниже, из-за чего он каждое утро его не узнаёт. — Когда мы закончили разговаривать и перед тем, как лечь в постель, ты попросил меня разбудить тебя до того, как я уйду. Сатору прикрывает глаза, положив сверху руку — и почему он так решил, интересно? — До встречи в университете. — Да, давай! — бросает тот и накрывается одеялом с головой. И почему ему надо было во сне так схватиться за него? Это всё больше становиться похоже на экзистенциальный кризис. Ну, или проще, на кризис ориентации. Сатору со стоном поднимается с места. И как будто он хочет с кем-то поговорить, но никак не может понять, почему никто не приходит в голову. Он закрывает глаза, а после берёт в руки телефон.

Кому: Нанамин

Я не приду сегодня, заболел 🤧 . Так болит голова! Передай профессору, что мне очень плохо!!!

Нанами Кенто: Охотно верю.

***

— И почему мне сказали, что ты заболел? Смотря в телефон, он оборачивается, смотря на стоящего на пороге Сугуру. Тот держит в руке два пакета — с едой и лекарствами. И в этот момент Годжо понимает, что это его конец.