Обретая себя

«Помяни меня в своей молитве,

Пока ветер не стал еще холоднее.

Твое величие делает меня ничтожным,

Ты можешь быть моим карателем.

Господь отнимает, Господь дарует.

Но дарует лишь тому, кого он любит.»

Rammstein — Bestrafe mich

Окончив утреннюю умственную молитву, Кастиэль быстрым шагом направился через клойстер к нужной келье. Утро в монастыре было по-особенному свежим: прохладный воздух смешивался с ароматом влажной земли и сосен, а солнце уже начинало золотить верхушки далеких гор. Его шаги едва слышно отдавались эхом в каменном коридоре. Остановившись перед дверью, Кас тихо постучал, сложив руки за спиной, и смиренно ждал ответа. Молчание за дверью тянулось дольше, чем он ожидал. Он постучал во второй раз, на этот раз более настойчиво. Тишина. Легкая улыбка скользнула по его лицу, и мысль мелькнула: «Неужели сбежал?» Однако вскоре улыбка сменилась выражением задумчивости. Мысли, словно весы, перевешивали содержимое в разные стороны: он не был обязан везде таскаться за новеньким, его ждали обязанности, утренняя месса, да и задачи по хозяйству. Но приор ясно дал понять, что Дин — его ответственность. Нужно было убедиться, что парень на месте, а потом найти для него работу. Вздохнув, Кас осторожно приоткрыл дверь, стараясь не издать ни звука. Теплый, чуть затхлый воздух окутал его лицо. В келье царила полутьма: тяжелая штора была плотно задернута, пропуская свет лишь через небольшие щели. Эти лучи разрезали темноту тонкими золотыми линиями, придавая комнате неожиданную камерность. Первое, что бросилось в глаза, — это кровать. Там, в почти демонстративной расслабленности, лежал новоиспеченный обитатель монастыря. Дин растянулся на узкой кровати в одних боксерах, словно на пляжном шезлонге, сбросив одеяло на пол. Он спал крепким, безмятежным сном, уткнувшись лицом в подушку и мирно посапывая. Кастиэль, словно прирос к полу, не отводя глаз от сцены перед собой. Полоса света, прокравшаяся через щель в шторах, медленно скользила вниз по спине Дина, пробуждая странное, но притягательное ощущение у монаха. На миг он позволил себе задуматься, каким могло бы быть прикосновение к этой теплой коже, будто лучи солнца сами звали его руку скользнуть вдоль этой линии. Кас моргнул, стряхивая с себя наваждение. Он едва заметно качнул головой, словно отгоняя мысль, которую еще предстояло осудить в своей вечерней молитве. В этот момент Дин перевернулся на кровати, и его лицо оказалось в полной мере освещено мягким светом утра. Кастиэль замер вновь: перед ним было выражение спокойствия и уязвимости, какого он никогда прежде не видел. И в этом лице было что-то такое, что вызывало щемящее желание коснуться этой мягкой, словно шелк, кожи, провести пальцами по линии скул, по губам, опускаясь к изгибу шеи. Словно очнувшись от гипноза, Кас резко повернулся к окну и рывком раздвинул шторы. Комната мгновенно наполнилась светом. Окинув взглядом келью, он заметил аккуратно сложенные вещи, висевший на крючке рюкзак и ботинки, мирно стоявшие в углу. Все в этой комнате казалось таким простым и обыденным, но при этом странно личным. В этот момент шорох за спиной заставил Каса обернуться. Дин приподнялся на кровати, его растрепанные волосы ловили первые лучи солнца, а зеленые глаза, слегка прищуренные от яркого света, вглядывались в монаха с нарастающим осознанием. По мере того как Дин приходил в себя, его лицо становилось все более выразительным, смешивая легкое смущение с очевидным вопросом: «Чего ты тут забыл?» Кастиэль замер на миг, прежде чем подать голос, стараясь вернуть себе прежнюю уверенность. — Здравствуй, Дин. Прости за вторжение, но ты не открывал дверь, и мне пришлось… — его голос звучал ровно, но взгляд все равно уцепился за откровенный вид Дина. Он отвернулся, чтобы не смотреть на обнаженное тело мужчины. — Утречко, Кастиэль, — ответил Дин, в голосе которого прозвучала легкая насмешка. — Кажется, я проспал. Без будильника, знаешь ли, тяжко вставать рано. — Он начал подниматься с кровати, потягиваясь и одновременно поднимая с пола сброшенное одеяло. Кастиэль прокашлялся, стараясь не выдать смущения. — Я постараюсь найти для тебя какие-нибудь часы, — спокойно произнес он, хотя в его голове упорно всплывал образ спящего Дина, тот самый луч света, мягкие черты лица. Он стиснул руки за спиной, чтобы унять это странное волнение. — …И я всю ночь ворочался, спина ужасно тянет. У вас тут нормальных матрасов вообще нет? Кас? — донеслось до него, но он не сразу уловил смысл сказанного. — Что? — переспросил он, выдернутый из собственных мыслей. — Я говорю, матрасы у вас просто ужасно неудобные. Спина просто отваливается, — повторил Дин, натягивая футболку и спортивные штаны. Кастиэль чуть нахмурился, собирая мысли. — А, к этому нужно привыкнуть. Жесткие матрасы, знаешь ли, полезны для здоровья, — наконец произнес он, чуть резче, чем хотел. Дин усмехнулся, поправляя ткань футболки. — Это у вас фишка такая? Делать всё вокруг максимально неудобным? Матрасы, каменные столы, деревянные скамьи… Хорошо хоть, огнем не греетесь! — Его смех заполнил келью, будто прогоняя тишину. Кас на миг задержал взгляд на Дине, стараясь подобрать ответ. Его голос стал чуть строже. — Не думал, что так быстро устану повторять одно и то же, Дин, но так должно быть. Это правильно для нас. И к этому нужно привыкнуть. — Он выделил последнее слово с легким нажимом, и его глаза сверкнули чем-то строгим, почти укоризненным. Не дожидаясь ответа, он резко развернулся и направился к двери. — Приведи себя в порядок, — бросил он через плечо. — Я буду ждать тебя снаружи. Кас вышел, осторожно прикрыв дверь. За её пределами он остановился, глубоко вдохнул прохладный утренний воздух и попытался привести мысли в порядок. Сцена с Дином всё ещё стояла перед глазами. Кас потёр виски, упрекая себя за слабость, и шагнул в сторону клойстера, ожидая, пока тот соберётся. «Да уж…» — подумал Дин, проводя рукой по лицу. «Сколько сейчас времени? Господи, почему так спать хочется?» Раздраженно потопав к умывальнику, он открыл воду и ополоснул лицо прохладной водой. Наскоро почистив зубы, он бросил взгляд на душевую кабинку. Утренний душ явно помог бы прийти в себя, но времени на него, кажется, не оставалось. Вздохнув, Дин вернулся в келью, где сразу же принялся натягивать рясу. На этот раз он ловко разобрался с множеством складок, поясом и завязками — опыт, кажется, начинал сказываться. Застегнув ботинки, он окинул быстрым взглядом комнату, словно проверяя, ничего ли не забыл. Выйдя из кельи, Дин тут же ощутил, как свежий горный воздух бодро ударил в лицо. Он плотнее закутался в мантию, чувствуя, как утро наполняет всё вокруг своим живым дыханием. Пройдя по каменному проходу, он выглянул в ближайшее оконце, но увидел лишь пустующий внутренний двор. — Где же этот Кастиэль? — пробормотал он себе под нос, шагая дальше. За очередным поворотом взгляд Дина наконец зацепился за фигуру, сидящую на корточках у каменного пола. Человек был к нему спиной, капюшон закрывал голову, и сначала Дин даже не понял, что это Кастиэль — ведь все монахи выглядели почти одинаково в своих одеяниях. Подойдя ближе, он прокашлялся и тихо окликнул: — Мхг… Кастиэль? Кас обернулся, поднялся с лёгкостью и, отряхнув подол рясы, подошёл к Дину. — Готов? — спросил он, внимательно осматривая парня. Его взгляд ненадолго задержался на рясе Дина, и он в который раз отметил про себя, как это простое одеяние способно полностью скрыть истинную суть человека. — Да, готов. А что ты тут делал? — с любопытством спросил Дин, заметив, что Кас явно занимался чем-то неординарным. — Осматривал каменную кладку пола нашего клойстера, — спокойно ответил Кастиэль, кивая на старые камни у своих ног. — Он очень старый, и кое-где уже начал разрушаться. Мы отстроили кельи вокруг прохода, но вот до самого клойстера руки всё никак не доходят. Все силы идут на крипту, — добавил он, скосив взгляд в сторону стройки, чей остов виднелся за монастырскими стенами. Дин кивнул, бросив беглый взгляд на кладку, но его внимание больше занимала другая мысль. — А я думал, что монахам как раз нравится жить в таких старых, мрачных замках, — протянул он с лёгкой усмешкой. Кас на миг задержался взглядом на Дине, а затем, неожиданно улыбнувшись, ответил: — Ты раскусил нас, Дин. — В его голосе прозвучала тёплая ирония. С этими словами Кастиэль двинулся дальше по коридору, а Дин, пожав плечами, пошёл следом, всё ещё раздумывая над тем, как легко монах забирал за собой последнее слово. Вскоре они зашли в одну из дверей, ведущую к главному зданию. Пока Кас переобувался в сандалии, Дин, встав немного в стороне, внимательно осматривал внутренние помещения монастыря. Он был приятно удивлён, увидев простые деревянные стены с аккуратной отделкой вместо суровых каменных сводов, напоминающих замок. На полу лежали деревянные панели, создававшие уютный вид, а стены украшали картины, иконы и небольшие лампы, равномерно расставленные по всему коридору. Дин изо всех сил пытался запомнить все коридоры и повороты, но это было бесполезно. Ему казалось, что каждый раз он идёт по совершенно новым местам, словно попал в лабиринт, в котором невозможно найти выход. Кас остановился перед небольшой деревянной дверью и ловко повернул в замке ключ. Когда дверь открылась, он включил свет и жестом пригласил Дина войти. — Заходи, — спокойно произнёс монах. Дин шагнул внутрь и быстро осмотрелся. Помещение оказалось небольшим, с маленьким оконцем, которое впускало совсем немного утреннего света. По стенам стояли несколько рядов открытых шкафчиков, заполненных аккуратно сложенными вещами, одеждой и обувью. Кастиэль присел, открыл один из нижних шкафчиков и извлёк оттуда пару тёмных кожаных сапог и ботинок, которые выглядели довольно стандартно — точно те, что обычно носят для работы. Протянув их Дину, Кас спокойно пояснил: — Итак, сапоги — это повседневная уличная обувь, как и сандалии, но последние мы носим здесь, в помещениях: в часовне, трапезной, кельях… А вот ботинки предназначены для работы. Примерь, пока я поищу тебе подходящие сандалии. Дин взял сапоги, недовольно взглянув на них. Они выглядели массивными, громоздкими, и уж точно были совсем не в его стиле. Сначала он натянул сапоги, которые оказались тёплыми изнутри, но выглядели, по его мнению, ужасно. С досадой сняв их, он принялся примерять ботинки. — Ну, хотя бы эти ничего, — пробурчал он, завязывая шнурки. На удивление, ботинки подошли идеально. Дин посмотрел на Каса и спросил с лёгкой улыбкой, — Ты что, знаешь размер моей ноги? Кас взглянул на него с лёгкой улыбкой: — Отлично, что подошли. Нет, просто прикинул примерно. Тут он достал с верхней полки пару простых кожаных сандалий, которые выглядели максимально аскетично и завязывались тонкими ремешками. Протянув их Дину, он добавил: — А вот и сандалии. — Мило, — пробормотал Дин, натягивая на ноги необычную для него обувь. Он покрутил сандалии, чувствуя, как кожа неприятно начинает тереть его ступни. — Последний раз носил что-то подобное, наверное, лет в пять-шесть. Разве Богу важно, в чём именно вы будете молиться? — с раздражением спросил он, нахмурив брови. Кас не ответил сразу, аккуратно убирая пустую коробку обратно на полку. Затем, повернувшись к Дину, он спокойно объяснил: — Монахи-кармелиты, стремясь подражать чистоте и мудрости жизни великих святых, носят сандалии из простой кожи. Их сшил один из наших братьев, который занимается сапожным ремеслом. В зимние месяцы такая обувь напоминает нам о бедных, о тех, кто замерзает на улице и не имеет никакой защиты от суровых холодов. Дин выпрямился, внимательно слушая. Почему-то голос Каса, его мягкий, спокойный тон, даже монотонность — всё это странно завораживало. Возможно, это был просто любопытный интерес или, наоборот, его полное отсутствие. Но Дин не мог отрицать, что ему нравилось, когда Кас что либо рассказывал. В этих словах было что-то искреннее, что-то, что захватывало и притягивало. — Наша жизнь стремится к смирению и простоте, — продолжил Кас. — Мы добровольно выбираем лишения, чтобы стать ближе к Господу, чья нищета в этом мире была реальной и избранной. Дин, почесав затылок, ничего не ответил, лишь хмыкнул. — Можешь начинать привыкать к ним уже сейчас. Здесь нет необходимости их снимать, — добавил Кас, глядя на него с лёгкой улыбкой. Затем монах жестом указал на выход: — Ладно, пойдём, нас ждёт завтрак. Нам нужно всё успеть до начала рабочей смены. Идя по очередному коридору, Дин мельком заметил, как несколько монахов идут параллельно с ними, их рясы тихо шуршат в унисон шагам. Они выглядели полностью сосредоточенными, словно их мысли были далеко за пределами этих стен. Дин невольно ловил себя на том, что пристально разглядывает каждого из них, стараясь понять, о чём они думают. Они вошли в трапезную, где впереди висело большое Распятие, массивное, вырезанное из тёмного дерева, с невероятно детализированной фигурой Христа. Оно казалось одновременно тяжёлым и возвышенным. Монахи, шедшие перед ним, поочерёдно кланялись Распятию, затем друг другу, а после занимали свои места вдоль длинных деревянных столов. Дин не двигался, просто наблюдая за происходящим. Он чувствовал себя посторонним, словно кто-то случайно впустил его в чужую тайну. В этот момент Кас, обернувшись, кивком пригласил его идти дальше. Когда все заняли места, тишину нарушил голос настоятеля. Он начал произносит утренние псалмы — мелодичным и глубоким тоном, от которого по спине Дина прошёл холодок. Завершив молитву, настоятель снова поклонился Распятию, за ним это сделали все присутствующие. Дин, ощущая себя неловко, аккуратно отошел к стене, чувствуя на себе невидимые взгляды. После этого монахи начали двигаться в сторону небольшого помещения, примыкавшего к трапезной. Дин, не отставая от Каса, прошёл за ними. В «уголке для завтрака» на длинных столах были выложены простые продукты: хлеб, миски с арахисовым маслом, небольшие ёмкости с йогуртом. Самым заметным был большой кофейный чан, откуда братья аккуратно разливали тёмный напиток в массивные кружки с двумя ручками. Винчестер почувствовал, как его ноздри наполнил аромат кофе, густой и обволакивающий. «Ну хоть кофе нормальный,» — подумал он, хватая кружку и направляясь за Касом обратно в трапезную. Когда все разошлись на свои места, завтрак начался. Это было странное зрелище для Дина. Вместо привычных разговоров и шума здесь царила абсолютная тишина. Все ели стоя, с поднятыми капюшонами. Дин старался следовать примеру остальных, хотя это казалось ему абсурдным. Он взглянул на свою тарелку: кусок тоста с арахисовым маслом и небольшой стаканчик йогурта. «Прямо королевский пир,» — усмехнулся он про себя, делая осторожный глоток кофе. Напиток оказался неожиданно вкусным — крепким, с тёплыми нотами шоколада. Несмотря на свою непривычность, завтрак проходил спокойно, даже умиротворённо. Дин вдруг осознал, что эта тишина и простота несут какую-то силу. Никто не отвлекался, не гремел посудой. Даже мимолётный взгляд Каса был полон сосредоточенности и смирения. Когда завтрак подошёл к концу, монахи снова склонили головы для короткой молитвы благодарения. Дин, пока ещё не привыкший ко всем этим ритуалам, просто опустил взгляд, стараясь выглядеть хоть как-то уместно. Кас, выпрямившись, подошёл ближе. — Готов? — спросил он коротко, словно между ними не было никаких неловкостей. — Думаю, да, — ответил Дин, отставив свою кружку и следуя за ним. Наскоро переодевшись в рабочую рясу поверх утеплённого комбинезона, Дин следовал за Касом в сторону стройки. Мысли о предстоящем труде с каждым шагом наполняли его всё большим беспокойством. Он, человек, который в жизни едва держал молоток, теперь должен был принять участие в строительстве огромного монастырского объекта. — Разве не проще нанять каких-нибудь профессионалов? — начал Дин, натягивая капюшон поглубже, чтобы спрятаться от колючего ветра. — И, честно говоря, как вы вообще умудряетесь строить в такую холодину? — Здесь работают профессионалы, Дин, — спокойно ответил Кас, оглядываясь на спутника. — Но и мы участвуем. Наш монастырь не может позволить себе нанимать много людей, поэтому братья помогают с тем, что могут. Что касается погоды, строительство обычно заканчивается до конца осени. Зимой, когда выпадает снег, стройка замирает, но работа не прекращается: монахи продолжают трудиться в мастерских или на производстве кофе. — Кофе? Вы делаете кофе? — удивился Дин, даже остановившись на мгновение. — Монахи и кофе — звучит как название какого-то хипстерского кафе! — Да, Дин, — с лёгкой улыбкой произнёс Кас. — Производство кофе — это одно из главных направлений, которое помогает нам содержать монастырь. — Ничего себе! — Дин покачал головой, пытаясь переварить услышанное. — А этот монастырь? Это всё монахи построили? — Именно, — Кас немного оживился, когда речь зашла о строительстве. — Когда я сюда пришёл, часовня и главное здание уже были отреставрированы. Но я присоединился к строительству новых келий и других помещений. Каждый камень, каждая колонна, каждое украшение — всё это сделано руками братьев. Резьба, орнаменты, готические узоры — всё создаётся здесь, в нашей мастерской. Дин медленно покачал головой. — Обалдеть. Ну, раз вам это в кайф… Но, честно говоря, я не особо фанат физической работы. Кас приостановился и обернулся к нему, бросив взгляд, полный спокойной, но непреклонной строгости. — Дин, отец-настоятель обязал меня дать тебе занятие. Хочешь ты этого или нет. — Оу, супер, — фыркнул Дин, закатив глаза. — Для начала ты попробуешь поработать в мастерской с братьями, — продолжал Кас, как будто не замечая его недовольства. — Если это окажется слишком сложно, переведём тебя на производство кофе. Поверь, работа найдётся для всех. — А ты где работаешь? — спросил Дин, чтобы отвлечь разговор от себя. — Везде понемногу, — ответил Кас. — Но в основном я занят в мастерской. Я проектирую детали для строительства церкви: резные камни, колонны, декоративные элементы. Использую компьютер и 3D-графику, чтобы заранее создавать модели. — Ты серьёзно? — Дин удивлённо уставился на монаха. — Это звучит чертовски круто, Кас. Ты что, учился на архитектора? Кастиэль на мгновение смутился, убрав глаза в сторону. — Нет, — ответил он тихо. — Всё пришло само собой. Однажды я попробовал, и у меня получилось. С тех пор с каждым проектом я всё больше совершенствовал свои навыки. — Ну, ты прям мастер на все руки, — с уважением протянул Дин, посмотрев на монаха в новом свете. — Честно говоря, даже не знал, что вы тут такие штуки творите. Кас, в свою очередь, лишь скромно кивнул и ускорил шаг, увлекая Дина дальше по тропе, которая вела к стройке. Они приближались к большому серому ангару, возвышающемуся за недостроенной церковью. Его массивная металлическая конструкция казалась чужеродной на фоне древних камней монастыря, но стоило войти внутрь, как Дин едва удержал челюсть на месте. В мастерской кипела работа: в одном углу ревели станки, вырезая светлый камень; в другом — люди вручную обрабатывали заготовки, придавая им причудливые формы. Повсюду стояли поддоны с камнем и инструментами, а между ними сновали монахи и рабочие. Некоторые выглядели совсем не как монахи: их простая рабочая одежда, серые ботинки и кепки выдавали в них людей, привыкших к грубому физическому труду. Для Дина, который никогда не был ни на заводах, ни на производственных объектах, это место было чем-то совершенно новым — и пугающим. И мысль, что теперь ему придётся работать здесь, да ещё бесплатно, в окружении молчаливых и, на первый взгляд, не слишком дружелюбных людей, вызывала только раздражение. Тем временем Кас уже подошёл к одному из рабочих, крепкому мужчине лет пятидесяти, и начал громко о чём-то говорить, указывая в сторону Дина. В какофонии звуков станков и машин разобрать было невозможно, но вскоре Кас махнул Дину рукой, приглашая подойти. — Дин, это Бобби Сингер, — представил он мужчину. — Он управляет мастерской по обработке камня. Бобби, это Дин. Он недавно прибыл в монастырь. Найдёшь ему какую-нибудь работёнку? Бобби выглядел сурово, но его тёплые, умудрённые жизнью глаза вызывали доверие. На его голове красовалась старая, изрядно поношенная кепка, а руки были сильные, с мозолями — настоящие руки рабочего. Дин почувствовал, как грубая ладонь мужчины уверенно сжала его руку. — А как же, работы всегда хватает, — произнёс Бобби, оглядывая Дина с головы до ног. — Ну что, парень, ты когда-нибудь работал за станком? — Нет, даже близко не стоял, — признался Дин, надеясь, что отсутствие опыта избавит его от слишком сложной работы. Бобби нахмурился, обдумывая ответ. — Ладно, здесь все с чего-то начинали. Что-нибудь придумаем. — Он повернулся к Касу. — Да, кстати, как там с новой партией камня для карнизов? Ребята закончили? — Да, уже иду проверять, — ответил Кас, затем обратился к Дину. — Дин, график работы у тебя будет отличаться от нашего, но помни: обед в 12. Ты можешь отправляться в столовую уже в половине двенадцатого. Встретимся там, а после пойдём в библиотеку. Удачи. С этими словами Кас развернулся и направился в сторону группы рабочих. Дин остался с Бобби, который, почесав бороду, оглядел молодого новобранца. — Ну что, парень, подыщем тебе дело? — сказал он. — Ты, видимо, здесь недавно, в монастыре? В последнее время сюда всё чаще уходят такие молодые, как ты. Что, в мире совсем скучно стало? Дин не был уверен, стоит ли рассказывать Бобби правду, поэтому лишь усмехнулся: — Я бы сказал, там так весело, что аж сюда захотелось. Бобби расхохотался. — Весело, говоришь? Ну, не знаю. Я в твои годы в монастырь точно бы не пошёл. Тут, конечно, спокойно, кормят три раза в день, но этим надо жить, парень. Я живу трудом, а верить в Бога можно и дома. — Наверное, — пробормотал Дин, не зная, что ещё ответить. — Итак, — Бобби хлопнул в ладони. — Учил тебя станку пока не буду, у меня на это времени нет. Сегодня ты будешь работать с Марком. Он тебе всё покажет и расскажет. Если будут вопросы — обращайся. С этими словами он повёл Дина к одному из рабочих. Это был высокий мужчина с сосредоточенным выражением лица. Он стоял у огромной каменной заготовки и чертил на ней сложные фигуры. — Марк, — позвал Бобби, — это новенький. Займись им, научи чему-нибудь. Марк взглянул на Дина, слегка прищурившись, словно обдумывал, что сказать. — Ну что ж, — произнёс он, протянув Дину мелок. — Нам нужно сделать партию капителей из этой стены. Сначала я отмечу размерные точки, а ты будешь обводить их мелом. — Марк жестом указал на большой плакат, висящий на стене. На нём были изображены изящные капители колонн, каждую из которых предстояло воссоздать из камня. Дин молча взял черный мелок, чувствуя себя нелепо. Он бросил взгляд на плиту, на плакат, потом снова на мелок в своей руке. Всё это казалось совершенно чуждым. Он понятия не имел, зачем вообще оказался здесь. «Неужели нельзя было просто запереть меня дома? Или, в конце концов, лишить денег? Отец явно выбрал самый извращённый способ наказания,» — подумал Дин, мрачно сжимая мелок в пальцах. Ситуацию не улучшало и то, что вокруг него работали такие же молодые парни, как он. Только они были мастерами своего дела: сосредоточенные, ловкие, уверенные в себе. Дин ощущал себя полной бездарностью на их фоне. Ещё пару лет назад он поступил в университет на специальность бизнеса, по настоянию отца, который видел в нём будущего наследника семейного автосервиса. Дину было всё равно, на кого учиться, поэтому университет он посещал через раз, думая, что уж с бизнесом у него точно не будет никаких проблем. Теперь, стоя посреди шумной мастерской, он чувствовал себя совершенно не на своём месте. Неловкость становилась почти невыносимой, и ему хотелось сбежать отсюда куда подальше. — Эй, не заморачивайся, — прервал его мысли Марк, осторожно подтолкнув к плите. — Смотри, всё проще, чем кажется. Вот сюда ставим первую отметку, сюда — вторую… — Он терпеливо объяснял процесс шаг за шагом, показывая, как переносить форму с чертежа на каменную плиту. Дин кивал, изо всех сил стараясь сосредоточиться, но его мысли вновь уносили его далеко за пределы монастыря. Он думал о брате, который наверняка сейчас блистает в университете, о друзьях, которых не видел уже несколько недель. И о деле. Как он узнает, что происходит с расследованием? Нужно будет поговорить с Касом и узнать, можно ли как-то связаться с родственниками. Тем не менее, сделав пару неуклюжих попыток повторить за Марком, Дин начал понемногу понимать процесс. Его движения стали увереннее, линии — ровнее. Спустя какое-то время он уже почти без подсказок обводил контуры капителей, бросая мимолётные взгляды на другие участки мастерской. Каменные плиты, покрытые многочисленными разметками, увозили на специальных подъёмниках, а вместо них привозили новые заготовки. Работа кипела, и Дин, к своему удивлению, заметил, что даже получает от этого некое удовлетворение. В какой-то момент он увидел Каса. Тот сосредоточенно изучал несколько готовых резных камней, проверяя их размеры рулеткой. Иногда он что-то записывал, затем осторожно дорабатывал камень инструментом. Казалось, он полностью поглощён процессом. Но когда Кас поднял взгляд и встретился с глазами Дина, он на секунду улыбнулся и кивнул ему, словно ободряя. Дин быстро отвернулся, пытаясь скрыть, как его щеки пылают. Он проклинал себя за эту реакцию, за то, что позволил Касу так легко вывести его из равновесия. «Да что он творит вообще?!» — думал Дин, едва успевая собраться. Казалось, этот человек умел одним лишь взглядом и парой слов переворачивать его внутренний мир с ног на голову. Так прошли несколько часов. Когда последний контур был обведён, Марк подошёл к нему, слегка хлопнув по плечу. Винчестер неожиданно удивился подобной тактильности со стороны молчаливого монаха. — Ну вот и всё. Неплохо мы сегодня поработали, парень. Пора на полуденную молитву, — сказал он, убирая инструменты на своё место. Дин выпрямился, смахнув мел с рук. — Эм, Кастиэль сказал, что я буду работать до обеда, — аккуратно уточнил он. Марк кивнул. — Ладно, как скажешь. До встречи тогда. — Он махнул рукой и направился к выходу вслед за остальными монахами. Дин огляделся. В мастерской ещё оставались люди — явно не из монастыря. Одеты они были по-простому, рабочая одежда вся в пыли и пятнах. Заметив Бобби, Дин направился к нему, чтобы узнать, чем заняться дальше в отсутствие Марка. — Эй, парень, подсоби мне с фрезами, — сказал Бобби, когда Дин подошёл. Дин не стал спорить и весь остаток времени до обеда провозился с ним, помогая менять насадки на станках. Бобби оказался довольно разговорчивым. — Я и моя бригада из Мититсе, — начал он рассказывать, одновременно проверяя инструменты. — Летом мы тут почти всё время живём, а зимой только приезжаем по необходимости. С орденом я давно знаком, ещё когда они только начали эту стройку. Тут были старые здания — мы их разбирали, чтобы освободить место для новых. — Долго вы с ними работаете, — вставил Дин, пытаясь поддержать разговор. — О да. Главный у них, Винсент, порядочный мужик. Платит хорошо. По началу, знаешь, неловко было брать деньги — церковь всё-таки. Но он всё объяснил: работа есть работа. Ну а я уж привык. Бобби говорил с лёгкостью и явным удовольствием. Было видно, что он гордится своим трудом и тем, как много лет посвятил этому месту. Дин слушал его вполуха, иногда отвлекаясь на свои мысли. «Интересно, как там Сэм? Или мои друзья? Как вообще можно связаться с родными? Сколько ещё мне тут сидеть? И зачем вообще было затевать всё это? Можно же было просто…» Его размышления прервал звон колокола. Рабочие начали расходиться. Дин, следуя их примеру, вышел из мастерской. Солнце ярко светило, но тепла уже почти не ощущалось. Он ненадолго остановился, оглядывая будущую постройку церкви. Затем поспешил в трапезную. На ходу чуть не забыл переобуть ботинки, но, заметив, что все монахи в чистой обуви, торопливо исправился. Внутри трапезной было оживлённо: монахи накрывали на столы, разносили блюда и готовились к трапезе. Дин, чувствуя себя в очередной раз неуютно, нашёл место на скамье и аккуратно сел, нервно теребя пояс. Постепенно столы заполнялись. Неожиданно рядом с ним сел Кастиэль. — Ну что, как первый рабочий день? — спросил он, явно в хорошем настроении. — Нормально, не так уж плохо, как я думал, — ответил Дин. — Рад это слышать. Хотя признаюсь, я рассчитывал на другую реакцию. Дин нахмурился. — Какую? — Ну, что ты будешь возмущаться, отказываться работать. Мне бы пришлось принимать меры. — Принимать меры? — усмехнулся Дин. — Какие, например? Кас чуть улыбнулся. — Ну, наказать тебя, например. — О, боюсь представить, как у вас здесь «наказывают», — Дин изобразил кавычки пальцами. — Я пошутил, — сказал Кастиэль, посмотрев прямо ему в глаза. — Не выдумывай. — Уже выдумал, — хмыкнул Дин, а потом добавил с серьёзной интонацией: — У вас же, наверное, есть подземные камеры для непослушных мальчиков? Он развлекался, наблюдая за сменой выражений на лице Кастиэля. Это было неожиданно забавно. Кас прищурился и чуть наклонился к Дину. — Таких камер у нас нет. Как и непослушных мальчиков. Но для тебя я готов сделать исключение. Горячее дыхание Кастиэля окутало ухо Дина, заставив его замереть. Щёки загорелись мгновенно, по телу побежали мурашки. Дин хотел что-то ответить, но в этот момент вновь прозвучал звон колокола, и монахи поднялись для молитвы. Дин краем глаза посмотрел на Каса. Тот уже принял сосредоточенное выражение лица, полностью отдавшись процессу. Такая резкая перемена поразила Дина. Он перевёл взгляд на свои руки, чтобы не думать о том, что только что произошло. «Какого чёрта? Почему каждое его слово так на меня действует? Почему он так легко меня выводит?!» — в смятении думал Дин, едва сдерживая внутренний хаос. После обеда всем монахам и рабочим монастыря полагался час отдыха. Как объяснил Кастиэль, братья проводили его по-разному. Кто-то предпочитал уединение и молитву, кто-то читал в библиотеке, а некоторые собирались в одной из комнат для отдыха, чтобы провести время вместе. В тёплую погоду они гуляли по окрестностям, а раз в месяц устраивали поход в горы. Кастиэль первым делом решил зайти с Дином к брату Алексису, чтобы забрать новый сшитый скапулярий для Дина. Одежда идеально подошла к его шерстяной рясе, добавляя ему ещё больше схожести с местными обитателями. — На работу мы уже не вернёмся, — сообщил Кас, направляя Дина в его комнату для переодевания. — Сегодня нас ждёт обучение в библиотеке. Через несколько минут они уже сидели в просторной библиотеке, окружённой высокими книжными полками. Воздух был наполнен ароматом старых страниц и древесины. Столы были завалены книгами, свитками и записями — всё это производило впечатление настоящей сокровищницы знаний. Дин провёл рукой по пыльному переплёту старого фолианта и, усмехнувшись, спросил: — Это всё книги про Бога? Видимо, важный дядька, раз столько автобиографий начеркали. Кас бросил на него укоризненный взгляд, но быстро смягчился, понимая, что Винчестер явно не разбирается в церковных делах. — Дин, у Бога нет автобиографии, — терпеливо объяснил он. — Здесь собраны книги про наш орден кармелитов, Священное Писание, заметки апостолов и записи всех кармелитов, живших за эти века. А ещё здесь есть немало научных книг для общего развития. — Понял, — ответил Дин, разглядывая пыльные корешки на полке. — И что мы будем учить? — Думаю, начнём с истории ордена кармелитов и основ Божьего Слова. Но не сейчас, — ответил Кас. Он сел за стол и начал перебирать документы и свитки. — У нас ещё есть немного времени для отдыха. Дин, заворожённо разглядывая сотни книг в разном переплёте, цвете и размере, медленно обходил библиотеку. Его взгляд то и дело цеплялся за полки, каждая из которых хранила в себе целую эпоху. — Кас, а у вас тут есть телефон или какая-то связь? — вдруг спросил он, вытаскивая с полки одну из книг. Кастиэль резко замер. Услышав это сокращённое имя, он почувствовал, как в груди защемило. Последний раз его так называли брат, сестра или мать — это было так давно, что он почти забыл, как звучит оно из уст кого-то близкого. Его лицо на мгновение потемнело, и он погрузился в свои воспоминания. Дин, не получив ответа, обернулся. Увидев задумчивое и слегка грустное выражение лица монаха, он смутился. — Оу, прости, Кастиэль. Я не должен был так обращаться к тебе… Кастиэль медленно моргнул, словно возвращаясь в реальность. — Всё хорошо, Дин, — ответил он, и его голос прозвучал теплее, чем можно было ожидать. Услышав своё имя, произнесённое Дином, Кастиэль ощутил лёгкую дрожь и странное, но приятное тепло внутри. Это обращение было разрешено лишь самым близким людям, но почему-то ему хотелось, чтобы именно Дин так его называл. — Я не против. — Ладно, — смущённо улыбнулся Дин, пытаясь понять реакцию монаха. Может, он обидел его этим? Или, наоборот, вызвал какие-то воспоминания? А может, дело было в прошлом Кастиэля? Дин перевёл тему, осторожно положив книгу обратно на полку. — Кастиэль, ты говорил, что давно перебрался сюда. А зачем ты вообще решил уйти в монахи? Монах слегка нахмурился. — Это было решение моего отца, — признался он, глядя куда-то в сторону. — Но я принял это и не жалею. — Как это? — Дин выглядел озадаченным. — Тебя тоже, что ли, отец… упёк в монастырь? — Слово вырвалось у него прежде, чем он успел подумать. Кастиэль поднял взгляд и внимательно посмотрел на него, явно пытаясь осмыслить услышанное. — «Тоже»? Что значит «упёк»? — нахмурился он ещё сильнее, теперь уже изучая лицо Дина. Дин понял, что сболтнул лишнего, и опустил голову, не зная, куда деть руки. — Дин, — голос Кастиэля был обеспокоенным, — тебя заставили прийти в монастырь? Почему? Монах ужаснулся. Эти слова вызвали болезненные ассоциации с его собственной судьбой. Почему отец Дина поступил так? Что могло заставить человека отправить собственного сына сюда против его воли? Дин тяжело вздохнул, чувствуя, как внутри разливается стыд, непривычный для него. — Обещай, что никому не расскажешь, — тихо произнёс он, стараясь не встречаться с Кастиэлем взглядом. — Хорошо, Дин, — сдержанно ответил монах. Он мягко похлопал по скамье рядом с собой, приглашая того присесть. Дин колебался, но всё же сел рядом. Солнечный свет, пробивающийся сквозь окно, скользил по их лицам. Кастиэль смотрел на Дина с пониманием, не торопя его, а сам парень, тяжело вздыхая, пытался собрать мысли воедино. — В общем… как это сказать… — Дин замялся, глядя куда-то в сторону. — Отец наказал меня за один проступок. Я думал, он поймёт… Ну, по крайней мере, не пойдёт на такие меры… Кастиэль внимательно смотрел на него, ожидая продолжения. — Что же ты сделал? Дин глубоко вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. — Мы сбили человека, — выдавил он, опустив взгляд. Воспоминания той ночи вихрем пронеслись в его голове, вызывая мучительное ощущение вины и боли. Кастиэль нахмурился. Услышанное оказалось тяжелее, чем он ожидал. Он понимал, что каждый человек может покаяться и обрести прощение, но отправить в монастырь за такое… Это было для него новым. — Этот человек… он умер? — спросил Кас, сложив руки перед собой. — Нет, он в коме… — Дин замялся, избегая взгляда монаха. — По крайней мере, был в ней, когда я отправлялся сюда. — Ты сказал «мы сбили». Это значит, вы…? — Я и мои друзья, — Дин наконец поднял голову, и его голос дрогнул. — Мы той ночью были в клубе. А когда ехали домой, я позволил Бенни сесть за руль… Он был немного пьян. Да что там, все были пьяны! — его слова превратились в сбивчивый поток. — Мы ехали, и вдруг он появился из ниоткуда. Я помню его лицо, Кас… Я видел его лицо… — голос Дина оборвался, он резко уткнулся руками в лицо. Кастиэль почувствовал, как его охватывает ступор. Он молчал, пока Дин срывался на слёзы. Чувства раздирали его изнутри: с одной стороны, перед ним сидел человек, осознающий свою вину, а с другой — преступник. Но почему-то Кастиэлю было жаль Дина. Он кинул взгляд на парня и вытянул руки вперёд, обняв юношу за плечи, прижав его ближе. Дин содрогался от всхлипов, выпуская накопившуюся боль. Постепенно он успокоился, вытер лицо ладонью и отстранился. — Прости, — пробормотал он, пряча взгляд. — Просто… мне некому было рассказать. Отец запретил. Сказал молчать. Я даже не знаю, как мои друзья… Что с ними. Он оборвал всю связь с ними, спрятал меня здесь. А я каждую ночь вижу лицо того мужчины, скрежет колёс, и эту чёртову тьму. Я не должен быть здесь, Кас. Я должен быть там, с друзьями. Это я виноват… В библиотеке повисло тяжёлое молчание. Дин обхватил голову руками, уткнувшись лицом в колени. Кастиэль сидел неподвижно, обдумывая услышанное. — Знаешь, Дин, — неожиданно нарушил тишину Кас, — когда отец отправил меня в монастырь, я тоже не понимал, за что он так поступил. Тогда он сказал, что мой грех я буду замаливать всю жизнь и вряд ли спасусь. Сначала я сопротивлялся. Я не хотел всего этого. Я хотел вернуться домой, к семье, к друзьям. Но время всё расставило по своим местам. Дин поднял голову, внимательно слушая монаха. — Это место изменило меня, — продолжил Кастиэль. — Но даже спустя годы я понял, что мой грех никуда не исчез. Он всегда будет со мной, следовать по пятам. Никакие молитвы не очистят меня. Никакой монастырь не спрячет. Но потеряв всё, я со временем обрел что-то новое. Однажды настоятель сказал мне: «Господь отнимает. Господь дарует. Но дарует лишь тому, кого Он любит.» Я верю, Господь любит меня. Он дал мне шанс на другую жизнь. И тебе даст. Кастиэль положил руку на плечо Дина, сжал её чуть крепче, как будто пытаясь передать свою уверенность. Затем он встал и подошёл к столу, где продолжил перебирать документы. Дин молчал, глядя на спину монаха. Наконец он тихо спросил: — А какой… твой грех? Кастиэль на секунду замер. Он медленно обернулся, и в его глазах появилась странная смесь грусти и чего-то неизъяснимого. — Мой грех… — начал он, чуть слышно. — Мой грех заключается в слабости. А главная слабость человека — это его способность любить. На этих словах он снова отвернулся, оставляя Дина наедине с его мыслями.