Наши демоны нас берегут

Учительница кривит лиловые губы так, словно Сережа протянул ей кусочек использованной туалетной бумаги, а не предполагаемую записку от мамы. Морщинистые шишковатые пальцы брезгливо держат листочек около самых глаз, после чего прячут ее между папок. Разумовский проверяет стул на прочность, прежде чем сесть. Однажду ему уже подсовывали сломанный. Он больно ударился затылком о соседнюю парту, когда тот сложился пополам. Неприятно. И опасно. Можно так ненароком проломить голову. Но к счастью стул цел. И сидушка даже без разлитого клея на нем. Сергей придирчиво проверяет парту на наличие грубых, матерных надписей или прилепленных на жвачку острых предметов: иголок, осколков или кнопок. Только после этого достает тетрадку. Очкастая соседка уже не строит баррикад, а на переменках бегает в туалет прятаться от Семенова и его банды. Голову больше не украшают огромные бантики — мальчишки прилепили ей в волосы по меньшей мере тринадцать жвачек. Пришлось выстригать. И без того крупное круглое лицо стало еще больше с этой неровной мальчишеской стрижкой. Сереже почти жаль ее. Высокомерная дурочка быстро стала посмешищем. Прежние подружки мигом прекратили общаться, чтобы не дай бог не стать мишенью бугая Семенова. Родион Семенов был крупным. Рядом с ним даже пятиклашки казались мелкими. Высокий, жилистый, с тяжелой квадратной челюстью и пудовыми кулаками. Чужие слезы приводили его в восторг, а Катька была еще той ревой-коровой. И никакая мамаша уже не могла защитить ее. Родион был горячо любимым внуком завуча, которая с боем бросалась защищать дитятко как бешеная псина. Елене Львовне было абсолютно плевать на глотающих сопли и слезы детишек и их слабых, таких же запуганных матерей. Глаз у Семенова был наметан. В свои жертвы он умудрялся выбирать тех, кого не мог защитить никто. Катькина мать была всего лишь продавщицей без должного образования. Кричала, ругалась — а все бестолку. Масти не хватило поставить на место Завуча и ее внука. Она прекратила бегать к директору с жалобами, когда тот пригрозил выгнать Катю из школы. И она сломалась. С первого взгляда, женщина казалась несокрушимой горой, но на деле была пещерой с тонкими стенами, что омывались мощной рекой. Необразованная, крикливая тетка. Ну она хотя бы пыталась помочь. Родители Лены Кулебякиной, которую Семенов периодически толкал так, что она разбивала колени и локти до крови, спрятали головы в свои панцири и требовали от дочери того же. Если бьют по одной щеке, подставь другую. Молчи и терпи. Лену было по-человечески жаль. Она хоть и не общалась с Сережей , но не делала гадостей. Разумовскому Лена почти нравилась — была усердной, внимательной и начитанной. Мама девочки с редким именем Агата плакала у завуча в кабинете. А что ей оставалось делать? На все претензии Елена Львовна ядовито подметила, что дети не сказали ничего неправильного. Агата ведь и правда безотцовщина. Дети говорят, что видят. Сергей помнит, как женщина в сером пальто, держась за стену, вышла из кабинета — красная от слез, с дрожащей нижней губой. Такая хрупкая, хрупче Сережиной мамы раза в два, согнутая в три погибели с несчастными черными глазами. Она повернулась к дочери и плачущим голосом пообещала решить вопрос с переводом в другую школу. Елена Львовна зло хмыкнула и процедила сквозь зубы, что у такой тефтелины никогда не получится влиться в общество. Сережа без зазрения совести вписал всех этих людей в свой мысленный список плохих взрослых. Хотя, впору бы было вести подсчет хороших. Их можно было пересчитать по пальцам одной руки, а список плохих мог бы обернуть стадион Динамо. Агата так и не перешла в другую школу, поблизости не оказалось ни одной началки. Ближайшая школа в этом городе находилась аж через три квартала и принимала только старшие классы и средние. А платную гимназию мама Агаты не тянула финансово. Дети дразнили Агату нищенкой, чмощницей и брошенкой. Агата тихо плакала в кулачок. Лена активно огрызалась, пыталась защищать себя, но очевидно проигрывала в габаритах. Катька пряталась. А Сереже было почти все равно. В оскорблениях фантазия Семенова была скудной, мать обзывалась изобретательнее. Больно было получать затрещины, но к этому Разумовский всегда был готов. Знал, как надо сжаться, чтобы не сломали ненароком нос и не выбили зубы, не наступили на пальцы, знал какую часть себя можно отдать на растерзание. Хулиганы попрежнему задирали и колотили его от души, но больше цеплялись к девчонкам. Разумовский редко плакал, лишь сжимался как пружина и шипел как змея от боли. Интересно, но не так увлекательно. Первые два урока проходят на ура. Но к третьему, к математике, на учебу заявляется Родион. А Сережа надеялся, что этот кабан решил прогулять день полностью. Семенов походкой в развалочку подходит к их с Катькой парте. — Крыса, смотри какую Рыжий глист косу заплел. Даже у пацана волосы красивее, чем у тебя. Изо рта Родиона жутко воняет тухлятиной. Он жует пирожок с каким-то жирным кремом. Свои пальцы мальчик с наслаждением вытирает о белую блузку Катьки. Та визжит, вскакивает с места, но Семенов грубо толкает ее обратно. Катька плюхается на стул, глотая слезы. В этот раз она не успела сбежать. Сережа готовится одним движением затолкнуть вещи в портфель и ретироваться до конца переменки куда нибудь. Это не его дело. Они с Катей даже не друзья, чтобы он защищал ее. Да и все Сережины попытки хоть кого-то защитить кончались плохо. Защищаемому всегда доставалось вдвойне, а ему за компанию. Это Разумовский усвоил еще в самом детстве, когда даже до ручки двери доставал с трудом. Отец ударил так, что на несколько томительно-долгих секунд Сереже стало нечем дышать. А маме он сломал челюсть. Женщина долго ходила с железками во рту. А как только пришла в себя настолько, чтобы говорить и ходить без головокружения, всыпала сыну ремня. За то что влез. Отец бы проорал, надавал бы ей пощечин и завалился бы спать. А так, Сережа вывел его из себя и он сорвал злость на несчастной женщине. Тот урок он запомнил навсегда. И если и заступался, то с максимальной осторожностью и ОЧЕНЬ редко. Крупные капли падают на колени, Катька ревет почти в голос, а Семенов дергает ее как тряпичную куклу туда сюда и ржет словно идиот. За спиной маячат шакалята-друзья. Сережа готов рвануть из класса словно ракета, пока хулиганы не переключились на него, но Катина блуза издает пронзительный треск. Узорчатые пуговицы разлетаются по полу. А растерявшаяся Катя в ужасе замирает, смотря на рванный кусок ткани с крохотным синим бантиком в руках задиры. Родион начинает истерически хохотать, тыкая в голое девичье тело жирным пальцем. — ОНА ГОЛАЯ! ОНА ГОЛАЯ! СМОТРИТЕ! Девочка закрывается руками, припадает грудью на колени. Родион пытается впиться пальцами ей в короткие волосы, но потом плюет на это дело и, ухватив девчонку за ухо, больно дергает наверх, чтобы та распрямилась. Разумовский и правда ненавидит их. Мерзкие противные ублюдки. Такие же отвратительные как те сектанты, что убили младенца и призвали Птица в проклятую квартиру. Эти мелкие гаденыши тоже убивают, только медленно. Заставляя других страдать и плакать. Наверное Демон прав — некоторые люди недостойны жить. — Животные… — сипло шепчет Сережа. — Вы животные… — Че сказал, обдристыш рыжий? — плюет в его строну Лопоухий. — Грязные животные! — неожиданно для самого себя грозно рявкает Разумовский. Ладони ударяются о парту. Сережа чувствует, как внутри извергается Везувий его ярости. Он копил эти чувства слишком долго, и теперь они потоками обжигающей лавы выплескивались наружу. — Ты страх потерял, чмо? — Семенов грубо толкает Катьку. Походит к Сереже и с силой пинает его в голень. «За что?! За что!!! Ненавижу. Невижу! ТВАРИ! Мелкие гаденыши!» Родион поднимает его за грудки и с силой кидает в пол. А потом еще раз. И еще раз! Он методично швыряет Разумовского как мячик. Потом пинком отправляет Сережу в батарею. С виска капает кровь, на рубашке отчетливо видны следы чужих ботинок. — Чучело колхозхное, сиди на жопе ровно и не пизди тут мне! Петушара Рыжий! Че героем себя возомнил? Разумовский поднимает затуманенный взгляд синих глаз. Птица говорил, что не стоит жалеть таких уродов. Возможно и Сереже стоило бы перестать смотреть на все через призму доброты. Немного жестокости ему бы не повредило. — Пошел ты… — он сплевывает на пол сгусток крови. Птица говорил не жалеть их. — Жирный урод! И Сережа не станет. Стул летит по касательной. Сбивает Семенова с ног. Родион падает на спину. Двое подпевал хулиган дергаются поднять жирдяя, но останавливаются как вкопанные. Сережа держит в руках острые ножницы. Взял со стола училки. С громким поросячьим визгом Лопоухий бросается в коридор. — РАЗУМОВСКИЙ СОШЕЛ С УМА! РАЗУМОВСКИЙ СОШЕЛ С УМА! ПОМОГИТЕ! ОН УБЬЕТ ВСЕХ НАС!!! Сережа утирает рукой кровь. Садится рядом с Семеновым на колени. Холодное лезвие прижимается к дрожащему кадыку хулигана. — Тронешь кого-нибудь еще раз… я тебе горло перережу. Он плюет уроду в лицо. Под Родионом расползается зловонная желтая лужа. Сережа морщит нос. Поднимается и отбрасывает ножницы в сторону. Кажется завтра его выкинут из школы. Но Разумовскому уже все равно. Мальчик снимает со стула серую застиранную кофту со сломанной молнией, протягивает ее обомлевшей Катьке. — Прикройся. И позвони маме. Я знаю, у тебя есть телефон — видел твою раскладушку. Он не дожидается, когда она оденется. Уходит раньше. С безразличным лицом выходит на улицу, проигнорировав злую уборщицу Баб Надю и толстого охранника. С неба сыплется противная морось. Голова раскалывается надвое от боли, на ребрах уже незаметно набухают синяки. Но на душе холодная пустота. Что-то в нем навсегда изменилось. Больше всего Сережа хочет рухнуть лицом в грязный сугроб и тихо перестать существовать в этом отвратительном мире. В мире, где кулаки и ненависть ценятся выше дружбы и доброты. В мире, где с пеленок сильные унижают слабых. Этот мир чертовски мерзок. И Сережа устал жить в нем. Конечно ему за это достанется! Прийдут люди из опеки и полиции — бабушка часто вызывала их в тщетных попытках спасти свою глупую дочь и внука от Отца. Вот только мать постоянно забирала написанные заявления и прощала отцу все. А Опека лишь хлопала глазками. Но если кто-нибудь из этих прийдет в квартиру Разумовских, то обязательно заберут Сережу. Ведь ни одного взрослого нет дома вот уже семь дней. И не факт, что они прийдут. А еще скоро придется платить за квартиру, воду, свет и газ. Скоро кончатся продукты. Что же Сереже делать? Разумовский с тоской думает, что в таком случае он лишится единственного друга. Стоит поторопить Птицу с его трапезой. Разумовский твердо решает посмотреть на него этой ночью.