Наши демоны нас берегут

На кухне воняет жаренной рыбой, гарью и спиртом. Запах ударяет в лицо, стоит ключу повернуться в замке и открыть тяжелую дверь. Сережа навсегда запомнил этот дьявольский аромат. Пальцы за секунду сдергивают резинку, расплетая косичку. Разумовский тянет шапку на уши, надеясь, что длину волос заметят не сразу. Мальчик делает семь шагов. Семь тяжело дающихся шагов. Отец вернулся домой. — Смотрите кто пожаловал! — сплевывает на пол мужчина, пьяно пошатываясь на трехногом стуле. — Мелкий выродок… Где ты днем шароебился, блять? У него глаза красные как у быка на корриде. — В школе. — сипло шепчет мальчик. — До семи вечера? В первом классе? Ты меня за долбоеба держишь?! На пол сшибается стопка. Разумовский-старший по-животному рыкает, вставая на нетвердые ноги. Крепкая рука дергает сына наверх. Сережа непроизвольно морщится от зловонного дыхания. — Ты че блять рожу корчишь?! Скотина ебанная! Мать твоя где? — Мама ушла… — ЧЕ? Че ты там мямлишь? — Мама ушла. — чуть громче повторяет Сережа. Пол приближается слишком стремительно. Мальчик больно ударяется подбородком. По губам мелкой струйкой течет кровь. — Вот же сука!!! Ушла! Мужчина тупо пялится в стену бормоча что-то невнятное. Разумовский подтягивает ноги к себе, ползком крадется к двери когда пинок спину едва не ломает ему спину. Хруст позвонков на миг заглушает все звуки. Перед глазами пляшут звезды. На долгие десять секунд Сережа перестает дышать. — Куда бляТЬ? Ты че попутал? Я с кем разговариваю, а? СО СТЕНКОЙ! Его тянут за волосы вверх. Сережа тихо хрипит, не в силах издать что-то кроме болезненного стона. — РОТ ЗАКРОЙ! ПАДАЛЬ РЫЖАЯ! Разумовский снова падает. В ладошки впиваются осколки стекла. Против воли по щекам текут слезы. Руками двигать очень больно. Поясница пульсирует. — Хер ли ты ноешь? Бесит… как же все вы бесите… — бормочет мужчина. — Маленькая мразота. Куда она ушла? — Кто… — испуганно всхлипнет мальчик. — ХУЙ В ПАЛЬТО! Мать твоя! ГДЕ ОНА? — Я не знаю! — А что ты знаешь, блять? Чмо рыжее. ПИЗДУЙ ОТСЮДА! Разумовский пытается выпрямиться. Добраться до комнаты. Надо только добраться до комнаты. Рухнуть на кровать и дождаться, когда прийдет Птица. Тогда все закончиться. — ТЕ ПИНКА ДЛЯ СКОРОСТИ ДАТЬ? ПИЗДУЙ ОТСЮДА!!! Сережа делает еще шаг, скрываясь в темноте коридора. В своей комнате он пытается поднять руки вверх, но едва не теряет сознание от вспышки острой боли. Горячая лава бежит по венам, не позволяя ни согнуться, ни подвигать конечностями. «Неужели он что-то сломал мне…» — мелькает ужасная мысль. Разумовский пытается лечь на постель, но спина снова начинает гореть. Тихо скуля от боли, мальчик сползает на пол. Рукой он шарит по полу, стремясь наткнуться на мягкое оперение, но лишь собирает клочья пыли. Птицы нет. — Птица… — в отчаянье шепчет Сережа. — Птичка, ты где?.. Тишина. В ответ тишина. — Птичка… Не бросай меня! Сережа чувствует как что-то внутри разбивается на тысячу осколков. Разумовский тянет на себя грязную подушку и вгрызается в ее мягкую плоть со всей детской искренней яростью. Его снова бросили. Снова предали. За что! ЗА ЧТО!!! Заглушая громкие рыдания, он мечтает выплакать эту сковывающую железными цепями ненависть — чужую, сильную, незаслуженную. — Почему… Тьма давит на веки. И не смотря на жгучую боль Сережа погружается в глубокий беспробудный сон. Усталость берет свое.

***

Сережа просыпается от бьющего по ушам грохота. Дверь натужно трещит, грозясь разлететься мелкими щепками. Дрожит приваренная неумелыми руками защелка. Разве она была в комнате у Разумовского? — ХУЛИ ТЫ ТАМ ЗАПЕРСЯ, ОБДРИСТЫШЬ РЫЖИЙ. ОТКРЫВАЙ ДАВАЙ! МРАЗОТА! В МОЕЙ СУКА КВАРТИРЕ ОН БЛЯТЬ ДВЕРИ ЗАКРЫВАЕТ! Слева что-то сдавливает. Сережа хватается рукой за ребра. Сердце жмет. — Я ТЕБЕ ТВОИ РУКИ В ЗАДНИЦУ ЗАСУНУ, ГОВНЮК! Сейчас ОНО ворвется и Сережа будет медленно и мучительно умирать под ударами его кроссовок. Мальчик задушевно всхлипывает, с трудом заглатывая немного спертого воздуха. В висках бьется бешено пульс. Бежать-бежать-бежать! Но куда? Может в окно? Нет. Оно открывается лишь на крохотную форточку, куда Сережа даже в стрессовом состоянии не пролез бы.А больше некуда. Он пропал. Он в ловушке. — КАК СВИНЬЮ РАСПОТРОШУ, СЛЫШИШЬ ТВАРЬ?!!! Почему никто из соседей до сих пор не вызвал полицию?.. «Потому что всем все равно.» — вспоминается разочарованный вздох Пернатого существа. Сережа, сцепив зубы, переворачивается на живот. Спина горит адским пламенем, но мальчишка сжимает кулаки покрепче и ползет под кровать. — Помоги…помоги… — хрипит детский голосок. Разумовский едва не теряет сознание от боли и ужаса. — Помоги… — холодная ладошка с кровавыми лунками от ногтей натыкается на знакомую мягкость. Сердце ликует. — Помоги. Я отдаю тебе свою душу. — шепчет Сережа и раскрывает глаза так широко, насколько это возможно. Болезненно яркий янтарь сверкает в подкроватной тьме. Узкий кошачий зрачок разрезает золото на две ровные половинки. Сережа, если б мог, то обязательно восхитился бы красотой этих нечеловеческих глаз. Тьма клубится черным дымом, становясь осязаемой. Сережа утопает пальцами в ней как в маленьком озерце. Когтистая конечность утирает ему слезы, ласково касаясь щеки. С завораживающей грацией тьма обретает человеческие черты. — Ты пришел… — Ты позвал. — Никогда больше не покидай меня! — обиженно шмыгает носом Сережа. — Теперь точно не покину. — насмешливо сверкает золото во мраке. Птица улыбается, растягивая тонкие черные губы в голодный оскал. Белые острые зубки клацают в опасной близости с ухом. Разумовский дергает уголком губ. — Птичка… Дверь все же слетает с петель. Разумовский ахает, зажимая рот. — Не бойся. Засыпай. — с воркованием приговаривает Птица, поглаживая по горячей голове. — Все будет хорошо. По комнате носится, сшибая все вокруг, в усмерть пьяный отец. Сережа хочет спросить Птицу, как же ему заснуть и не тронет ли мужчина Хтонь, но не успевает. Мягкое крыло щекотно ведет перьями по пульсирующему позвоночнику и боль утихает, как будто добрый волшебник щелкнул пальцами и сотворил целебное чудо. Разумовский проваливается в крепкий сон.

***

— ГДЕ ТЫ СПРЯТАЛСЯ, МРАЗЬ? Полка серванта рушится, благо на ней давно нет посуды. Разумовская продала ее на барахолке в первые дни переезда. Мужчина с рыком опускается на колени. — НАШЕЛ! — со злым торжеством ревет он, обхватывая тонкую и почему-то серую конечность. Внезапная тишина обрушивается на плечи словно снежная лавина. В дешевых панельных не бывает тихо. Не стучат больше по батареям соседи, не гудят за окном редко проезжающие машины, не стучат по стеклу облезлые ветки близ растущего дерева. Замолк гудящий на кухне старый советский холодильник, не скрипят под тяжелым шагом половицы и не слышно сдавленных рыданий рыжего обмудка. — Что за чертовщина. — пьяно хлопает глазами Разумовский. От неестественности картины алкогольная хмарь начинает выветриваться. Мужчина вдруг осознает, что больше не стоит на коленях. А из-под кровати тянется серая, по куриному тощая серая конечность с одутловатыми пальцами покойника. Тянется вверх, сгибаясь в локте у самого пола — длинная и мертвецки холодная. — БЛЯТЬ! — Разумовский разжимает кулак, но не подающая признаков жизни конечность, вдруг вцепляется мертвой хваткой. Острые когти, выросшие за мгновение, что Разумовский ошалело моргал, пропарывают кожу. Мужчина срывается на непригодный поросячий визг. Горячая кровь падает на пол стремными желеобразными сгустками. Шлеп. Шлеп. Шлеп. Хлюп. Кровать начинает ходить ходуном. Из темноты что-то вылезает. — Сгинь сука…сгинь… — повизгивает мужчина, пытаясь выдрать руку из плена когтей. Сгорбленная фигура занимает пол комнаты. Как два фонаря-прожектора горят на этой нечеткой массе два желтых глаза. — Мамочки… Существо раскрывает уродливый рот в кровожадном оскале. Крохотные острые зубки смертоносными треугольниками покрывают все небо. Разумовский чувствует как по ногам течет. Зловонная лужа украшает грязный пол, смешиваясь с запахами серы, железа и дегтя. — Господи… Два огромных пепельно-черных крыла раскрываются, поглощая своей чернотой лунный свет. — Отче наш… — бегло начинает мужчина. Жуткая тварь приникает ртом к его губам. Тонкий черный жгут обхватывает язык мужчины. Тварь с торжествующим криком смыкает свои зубы на нем и резко отстраняется, вырывая еще пульсирующую мышцу с корнем. Дикий крик боли и ужас утопает в непроглядной тьме. Чудовище с аппетитом пожевывает добычу, довольно причмокивая. — Твой Бог не придет на помощь. — хором из сотни голосов вещает Существо. — Он не приходил на зов твоего сына. С чего ты взял, что придет к тебе? Кровь заливает подбородок и затекает в глотку. Разумовский воет на одной ноте, мечась во тьме словно слепой кутенок. — Ты заплатишь за все. За все что ты сделал с ним! — рокочет Тварь. Когти и зубы впиваются в горячую плоть, раздирая ее на куски. Нечто жадно пожирает куски человечины, давясь ими от спешки. Золотые глаза светятся, отовсюду течет липкая черная смола. Последнее, что запомнит Разумовский перед смертью — громкий, разорвавший перепонки птичий крик.