Чужой. Пробуждение

      Голос Кайла Баклера разносился над площадью, растворяясь в чернильной темноте инопланетной ночи:       — Сограждане Оригае-6! Вы — мои друзья, и, не побоюсь этого громкого слова — моя семья!       Дэни едва сдержала желание закатить глаза. За последние недели пробуждения колонистов из криосна она успела узнать Баклера достаточно хорошо, чтобы понимать: за его словами о семье скрывается лишь жажда власти.       — В жизни ни одно событие не могло вызвать у меня большее волнение, чем то, которое происходит здесь и сейчас.       Свет прожекторов превращал пот на его лице в россыпь бриллиантов. Первые поселенцы — две тысячи человек — вглядывались в своего новоиспеченного лидера, как дети в рождественскую витрину. Надежда. Вера. Доверчивость. Дэни чувствовала глухое раздражение, поднимающееся внутри.       Баклер продолжал вещать, его голос то взмывал, то опускался, он играл интонациями, словно музыкант:       — Я прибыл сюда, на эту планету, руководствуясь твердым намерением обрести покой, необходимость и ценность которого усиливается для меня с каждым днем…       Дыхание Дэвида коснулось ее уха, вызвав невольную дрожь. Андроид стоял так близко, что она ощущала исходящий от него слабый запах одеколона — свежий, но с какими-то мускусными нотками.       — Он даже речь сам не стал писать, — прошептал Дэвид с уловимым презрением. — Это переработанная инаугурационная речь Джорджа Вашингтона, первого президента Соединенных Штатов Америки.       Его губы почти касались ее кожи, и Дэни поймала себя на мысли, что ей это нравится больше, чем следовало бы. Она повернула голову, встречаясь с его пронзительным взглядом.       — Наш болтун считает себя основателем Нового Света по меньшей мере, — добавил он с усмешкой.       — Меня больше беспокоит, если он себя считает Моисеем, ведущим свой народ в землю обетованную, — пробормотала она, машинально аплодируя вместе с толпой.       Прожектора отбрасывали на лица колонистов причудливые тени, превращая их в древнее племя, собравшееся вокруг костра послушать сказителя. Где-то в задних рядах мелькнуло встревоженное лицо Теннесси. Он смотрел не на Баклера — его взгляд был прикован к тому, как близко друг к другу стояли Дэни и Дэвид.       Свет подчеркивал массивную фигуру Баклера, делая его похожим на актера, захватившего сцену. Его темные волосы торчали еще агрессивнее обычного, словно наэлектризованные от переполнявшей его энергии. Каждый жест, каждый поворот головы излучал уверенность зверя, занявшего территорию.       — …между долгом и благом, между честной и великодушной политикой и богатыми плодами процветания и благосостояния общества…       Дэни почувствовала, как пальцы Дэвида легко коснулись ее запястья — случайность или намеренный жест? С ним никогда нельзя быть уверенной. Его кожа была прохладной, но от этого прикосновения по спине пробежал жар.       Толпа взорвалась аплодисментами. В лучах прожекторов хлопающие ладони создавали впечатление беспорядочного трепета крыльев ночных мотыльков. Баклер вскинул руку над головой в торжествующем жесте, и Дэни подумала, что он похож на тирана из древних легенд — того, кто начинает с красивых слов о свободе, а заканчивает кровью.       — Знаешь, что самое забавное? — Дэни склонила голову к плечу андроида. — Я не удивляюсь, что он украл речь. Этот змей ни перед чем не остановится, чтобы добиться желаемого.       Ее шепот растворился в гуле толпы. Над их головами пульсировали прожекторы, превращая металлические конструкции шатра столовой вдалеке в подобие гигантского собора. Эта планета действительно стала для многих храмом новой надежды — и Баклер умело играл роль первосвященника.       Он выждал, пока стихнут последние отзвуки аплодисментов, и снова заговорил. Его голос звучал почти интимно, словно он беседовал с каждым лично:       — Я хочу воздать благодарности людям, без которых я бы сейчас не стоял на этом месте. — Он сделал эффектную паузу, оглядывая море лиц перед собой. — Тем людям, которые отдают всех себя на благо светлого будущего колонии и которые войдут в наше новое правительство.       Толпа замерла единым организмом. Дэни ощущала, как напряжение нарастает.       — Вы все их прекрасно знаете, своими деяниями они уже заслужили вашу любовь и безмерное уважение. — Баклер расправил плечи. Тень от его фигуры тянулась по площади, как черное копье. — Поднимитесь и встаньте рядом со мной, друзья! Это, в первую очередь, наш капитан, Дэниэлс Бренсон, без которой мы бы не добрались до нового дома!       Он наклонился со сцены, протягивая ей руку. В свете софитов его улыбка казалась приклеенной, как у манекена в витрине магазина.       — Не добрались бы, это точно, — прошелестел голос Дэвида у самого ее уха. В его тоне смешались насмешка и что-то похожее на гордость — если бы андроид был способен испытывать такое чувство.       Дэни шагнула вперед, ухватившись за протянутую Кайлом широкую ладонь. Его пальцы были влажными от пота, и ей пришлось подавить желание вытереть руку о комбинезон. Помост под ногами казался шатким, как палуба корабля в шторм. Две тысячи глаз впились в нее. Аплодисменты обрушились внезапно, как лавина, и Дэни едва не споткнулась. Она подняла взгляд чуть выше толпы, туда, где чернильная тьма Оригае-6 сливалась с отдаленными жилыми модулями.       — Как вас любят, Бренсон. — Голос Баклера, едва слышный за шумом, сочился ядом. Его руки двигались в беззвучных аплодисментах, лишь чуть соприкасаясь ладонями. — И что они в вас нашли?       Дэни продолжала улыбаться, чувствуя, как сводит челюсти от напряжения.       — Скудному уму этого не понять, — процедила сквозь зубы. В ее голосе прозвучала та же отточенная острота, что и в словах Баклера — два хищника, прячущие оскал за улыбками на нейтральной территории.       Баклер поднял ладонь, и тишина опустилась на площадь как саван. Он повысил голос, и в нем зазвенела фальшивая теплота:       — Поприветствуем главу нашего научного отдела, Алехандро Веласкеса. Именно он со своей командой ученых делает наше пребывание здесь безопасным и позволяет извлечь максимум из новой планеты!       Дэни с интересом наблюдала, как полный мексиканец неуклюже карабкается на помост. Сетка морщин, казалось, за последние недели еще глубже въелась в его лицо. В первом ряду его молодая жена Луиза подпрыгивала, как школьница на концерте любимой группы, и Дэни поймала себя на том, что эта искренняя радость вызывает у нее невольную улыбку.       Баклер продолжал:       — Глава наших строителей, Ричард Доусон, который собственноручно возвел дома для большей части из вас! Вот кто действительно строит наше светлое будущее и заслужил уважение своим трудом!       Маленький человечек, похожий на встревоженного воробья, неловко поднялся на сцену. Его глаза, как две черные бусины, метались по толпе, словно выискивая путь к отступлению. Крики «Спасибо!» взлетели над площадью, и Доусон дернулся, будто от удара. Его поклон больше походил на нервный тик.       «Бедняга, — подумала Дэни. — Выглядит так, словно предпочел бы строить дома на другой планете».       — Прошу поприветствовать главу команды медиков, очаровательную Аманду Кларк, — голос Баклера источал мед, — чьими усилиями вы сейчас все стоите перед нами, а не лежите в холодных пластиковых капсулах, и которая всецело заботится о нашем с вами добром здравии!       Аманда поднялась на помост с грацией королевы, восходящей на трон. Проседь в ее темных волосах казалась серебряной короной. Дэни невольно выпрямила спину — Кларк всегда действовала на людей как строгая учительница из начальных классов.       — И последний по очереди, но не по значимости, — в голосе Баклера появились елейные нотки, — начальник нашей полиции Вернер Линштейн. Тот человек, который разрешает неизбежно возникающие при таких масштабах поселения конфликты и поддерживает порядок. Благодаря ему все могут спать ночью спокойно!       Линштейн взошел на помост, практически чеканя шаг. Его седые волосы в резком свете прожекторов отливали синевой жидкого азота. Редкие аплодисменты растворились под его тяжелым взглядом, как капли воды на раскаленной поверхности. Дэни подавила дрожь. В глазах Линштейна плескалась слишком уж холодная решимость.       — Я благодарю вас, мои сограждане, за проявленное вами доверие, — голос Баклера разносился над притихшей толпой. Его слова падали в тишину, как сахар в горячий чай. — Я и моя команда оправдаем возложенные на нас ожидания и будем трудиться не покладая рук на благо нашей колонии. На благо каждого из вас!       Он выдержал паузу, позволяя словам впитаться в сознание слушателей. Над головами собравшихся проплывали две луны Оригае-6, словно гигантские небесные медузы, окрашивая все вокруг в призрачные оттенки серебра и индиго.       — Уверен, этот день войдет в историю, и потомки будут с трепетом и уважением вспоминать зарождение нашей колонии и чествовать всех нас! — его голос набирал силу с каждым словом. — Давайте же отметим это знаменательное событие! Сегодняшний день будет для нас таким же праздником, как День Независимости для наших праотцов!       Дэни едва сдержала усмешку. Баклер, как истинный политик, умел превратить любое событие в театральное представление. Толпа взорвалась криками и аплодисментами, а он, словно дирижер, управляющий этим хаотичным оркестром, начал обходить присутствующих на сцене, обмениваясь рукопожатиями. Его ладонь была холодной и влажной, как брюхо глубоководной рыбы.       Когда Баклер удалился по ступеням за сценой, Дэни почувствовала, как напряжение покидает ее плечи. Рядом с помостом материализовался Дэвид, протягивая ладонь со своей идеальной грацией. Она ощутила тепло его пальцев, пока он помогал ей спуститься. На мгновение Дэни оказалась в кольце его рук, и что-то внутри дрогнуло от этой мимолетной близости. Его прикосновение было как укус экзотического насекомого — опасное, волнующее, оставляющее после себя странное жжение на коже.       — Похоже на цирковое представление, не правда ли? — прошептал Дэвид. — Дрессировщик выводит своих зверей на арену.       — Неприятно быть зверушкой. Побудем немного с людьми, чтобы видели, что я с ними, — Дэни отступила на шаг, чувствуя, как сердце отбивает неровный ритм. Улыбка скользнула по ее губам. — Потом спрячемся ото всех.       В глазах Дэвида мелькнула довольная искорка. Он кивнул.       Они направились к празднично украшенному шатру-столовой. Три его стены были подняты, открывая взору длинные столы, ломящиеся от угощений. Бутылки поблескивали в свете фонарей, как драгоценные камни. Запах жареного мяса и свежей выпечки смешивался с прохладным ночным воздухом Оригае-6, создавая странный, но приятный коктейль ароматов.       Толпа разделилась, как река, встретившая на пути остров. Одни потянулись к шатру, другие — к озеру, где были установлены зоны отдыха. Воздух звенел от смеха и разговоров, словно рой металлических пчел поселился под куполом столовой. Это был их первый настоящий праздник, первый выдох после бесконечных недель напряженной работы.       На сцене несколько техников устанавливали аппаратуру, их силуэты на фоне звездного неба напоминали древних жрецов, готовящих алтарь для ритуала. Вскоре пространство заполнила музыка — живая, пульсирующая, словно сердцебиение самой планеты. Аудиосистема разносила ее по всему поселению, отражая от металлических конструкций, превращала колонию в гигантский резонатор.       Где-то вдалеке взвился первый фейерверк. Огненные цветы распустились в небе Оригае-6. Дэни лавировала между группками колонистов, то и дело теряя из виду широкую спину Дэвида. Мягкая трава Оригае-6 пружинила под ногами, словно живой ковер. День выборов растянулся в ее памяти, как резиновая лента — того и гляди лопнет, осыпав конфетти воспоминаний.       В носу до сих пор стоял призрачный запах бумаги и истории — так пахло в шатре для голосования каких-то несколько часов назад. Длинные столы выстроились, как солдаты на параде, а бюллетени — тысячи маленьких прямоугольников власти — ждали своего часа. Дэни сидела между Луизой Веласкес, чьи темные волосы горели в лучах утреннего солнца красным, как медная проволока, отливом, и вечно хмурой Амандой Кларк.       — Четыреста бюллетеней на каждую, — бормотала та себе под нос, разбирая стопки.       Часы тянулись, как горячая карамель. Бумага шелестела под пальцами, оставляя фантомное ощущение сухости на коже. Перед глазами плясали бесконечные строчки имен и номеров, превращаясь в причудливый узор.       — Мисс Бренсон, — очередной колонист улыбался ей через стол, — почему вы не выдвинули свою кандидатуру? За вас бы все проголосовали!       Дэни вновь нацепила на лицо дежурную улыбку, чувствуя, что уже болит челюсть.       — Боюсь, у меня другие таланты, — она протянула ему бюллетень. — Например, считать до бесконечности.       К пяти вечера, когда прозвучал сигнал окончания голосования, ее улыбка застыла, как маска из папье-маше. Дэни рухнула в кресло, закрыв лицо руками. Тишина опустевшего шатра звенела в ушах.       — Ну что, — голос Аманды Кларк прорезал ту как скальпель, — приступим к подсчету?       Цифры складывались предсказуемо в кусочки давно знакомой головоломки. Веласкес со своими шестью процентами напоминал статиста в массовке. Тринадцать процентов Доусона — того самого, что построил половину колонии своими руками — казались насмешкой. Девять процентов решили, что история может твориться и без них.       А потом была сцена. Пока Кларк зачитывала результаты, Дэни наблюдала, как Баклер готовится к своему триумфу — поправляет воротник, прокашливается, словно актер перед выходом на бис. Его речь лилась, как подслащенный яд, а семьдесят два процента колонистов глотали каждое слово.       И вот теперь она следовала за Дэвидом через толпу празднующих, пытаясь не думать о том, как легко люди верят в красивые сказки. Возможно, именно в этом и заключалась истинная демократия — в праве выбрать собственную иллюзию.       Дэни рассеянно путешествовала взглядом по изобилию на праздничном столе, но все блюда казались одинаково безвкусными, словно еда в старых голограммах. Мысли путались в голове подобно помехам на древних мониторах — день выборов вымотал ее до предела, оставив только гудящую пустоту внутри.       Внезапно мир вздрогнул, и она оказалась в крепких объятиях Теннесси. От него пахло виски и той особой беззаботностью, которая появляется только после третьего стакана.       — Малышка! — прогремел он ей прямо в ухо, кружа в воздухе, как игрушечную. — Поздравляю! Теперь ты официально — член правительства!       Его искренняя радость была такой заразительной, что Дэни невольно улыбнулась. Теннесси опустил ее на землю, но его ладони все еще лежали на ее плечах, а в глазах плясали озорные искры.       — Офигеть, у меня в жизни не было таких высокопоставленных друзей, — он картинно подмигнул. — Мы просто обязаны это отметить!       Дэни мягко высвободилась из его хватки. Их периодические вечерние посиделки с виски стали чем-то вроде традиции — способом удержать частичку прежней жизни в этом новом мире. Но сегодня у нее были другие планы. Чем быстрее она напоит Теннесси, тем лучше.       — Давай, тащи выпивку сейчас же, Ти, — она легонько подтолкнула друга в сторону стола.       Теннесси уже открыл рот для ответа, когда рядом с Дэни словно из воздуха соткалась высокая фигура Дэвида. Пилот заметно напрягся, но попытался скрыть это за преувеличенно дружелюбной улыбкой.       — А ты будешь? — спросил он андроида тоном, который должен был звучать непринужденно, но вышел натянутым.       — Нет, спасибо, это пустая трата продукта, — ответил Дэвид с идеальной вежливостью, которая делала его похожим на дворецкого из старых фильмов. Только в его глазах мелькнула насмешка — или Дэни просто показалось в мерцающем свете фонарей.       — Как скажешь, нам больше достанется, — Теннесси попытался свести все к шутке, но его улыбка дрогнула.       Он поспешил к столу, словно спасаясь бегством от неудобного момента, и немного погодя вернулся с пластиковыми стаканами и бутылкой виски. Янтарная жидкость покрыла донышки, как маленькие озера под светом двух лун.       — Давай, за тебя, детка! Чтоб все у тебя было зашибись! — воскликнул он громко, будто стремясь заглушить неловкость момента.       Он опрокинул в себя стакан и не стал задерживаться рядом. Дэни проводила взглядом удаляющуюся спину друга, чувствуя, как виски согревает пустой желудок. Когда Дэвид протянул ей кусочек вяленого мяса, она только покачала головой. Еда казалась сейчас неуместной.       Поздравления сыпались, как метеоритный дождь — такие же бесконечные и утомительные. Каждое рукопожатие, каждая дежурная улыбка высасывали из Дэни остатки энергии. Лица сливались в единый размытый поток, как на старых фотографиях с длинной выдержкой. «Поздравляю с официальным статусом!» — в сотый раз прозвучало где-то рядом, и она едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. Как будто раньше она меньше работала, когда все держалось на честном слове и чистом энтузиазме.       Музыка, доносившаяся из динамиков, постепенно набирала обороты, превращаясь из фона в агрессивный штурм барабанных перепонок. Последней каплей стал смех какой-то женщины — пронзительный и острый, как осколок стекла, впившийся в ухо. Дэни поймала себя на том, что машинально отступает назад, пока не уперлась спиной во что-то твердое. Дэвид. Его присутствие действовало успокаивающе — как силовое поле, отгораживающее от хаоса вокруг.       Она дернула его за рукав и привстала на цыпочки — чтобы быть ближе к его уху, дабы не перекрикивать музыку.       — Давай сбежим отсюда? — в ее голосе смешались усталость и почти детская надежда на спасение.       — С удовольствием, — его пальцы сомкнулись вокруг ее запястья — прохладные, но не холодные. Уверенное прикосновение.       Дэвид двигался сквозь толпу, как ледокол через паковые льды — методично и неумолимо. Люди расступались перед ним, словно повинуясь какому-то первобытному инстинкту. Дэни следовала в этом коридоре, чувствуя, как с каждым шагом давление чужих взглядов и голосов становится слабее.       Когда дверь каюты закрылась за спиной, отрезая их от праздничного гула, Дэни прислонилась к ней, чувствуя, как металл приятно холодит разгоряченную кожу. Наконец-то можно было вдохнуть полной грудью, не опасаясь, что кто-то снова потребует ее внимания.       Дэвид, успевший скинуть ботинки, уже устроился на кровати — полулежа, опираясь на изголовье с той стороны, которую негласно застолбил за собой в последние недели. Его движения были текучими, почти кошачьими — ни одного лишнего жеста. Он похлопал ладонью по пустому месту рядом с собой.       — Давай, иди ко мне. Тебе надо отдохнуть.       — Однозначно, — она оттолкнулась от двери, но вместо кровати направилась к столу. В мини-холодильнике под ним хранилось лекарство от всех социальных травм — виски, начатый с Теннесси пару недель назад.       Дэни выпрямилась с бутылкой в руках, потянулась к полке за стаканами. Два — по привычке. Обернулась к Дэвиду с немым вопросом во взгляде.       Он качнул головой.       — Мне не нравится вкус виски, — в его голосе проскользнула едва заметная нотка сожаления. — А эффекта, ради которого его пьют, он на меня не оказывает.       — Как хочешь, — она убрала лишний стакан, наполнив свой на два пальца янтарной жидкостью. — Как говорит Теннесси, мне больше достанется.       Имя друга повисло в воздухе, как облачко пара в морозный день. Дэни задумалась над тем, что впервые за долгое время ей не хочется быть сейчас с Теннесси. Не хочется делиться этим моментом ни с кем, кроме Дэвида.       Матрас слегка прогнулся под весом ее тела, когда она забралась на кровать, копируя позу Дэвида. В тишине каюты было слышно, как где-то в недрах корабля гудят системы жизнеобеспечения — монотонная колыбельная, ставшая такой привычной за эти месяцы. Виски в стакане мерцал, отражая приглушенный свет каютных ламп.       — Расскажи мне историю, Дэвид, — она поймала себя на том, что ее голос, напитавшийся приказными нотками за этот день, постепенно смягчается. Может быть, дело в виски. Или в том, как спокойно ей было рядом с ним — даже когда Дэни знала, на что он способен. А может, именно поэтому.       — О чем ты хочешь послушать? — его голос приятно скользнул по ушам своим бархатом.       Она сделала маленький глоток, чувствуя, как алкоголь согревает горло.       — Не знаю. На твой выбор. Любое, что сочтешь уместным, — она повернулась к нему, встречаясь взглядом. — Только не слишком кровавое, а то я тебя знаю.       Последние слова вышли с усмешкой — той особенной, которая появляется, когда шутишь о чем-то, что должно пугать, но почему-то не пугает. Как будто делишь с кем-то темный секрет.       Дэвид замер, словно сканируя информацию в своих базах данных. Его взгляд скользнул по стакану в ее руке, и губы тронула улыбка.       — Хорошо, — он чуть сменил позу, и теперь его плечо слегка касалось ее плеча. — Я расскажу тебе историю о греческом боге Дионисе.       Его голос лился как мед — густой и тягучий.       — Он — это олицетворение виноделия и природной мощи, естественных страстей, возлияний и буйства, — в глазах Дэвида поселилось одобрение, когда он заметил, что она внимательно слушает. История разворачивалась в воздухе каюты, как древний свиток. — По легенде он был продуктом любовной связи бога Зевса и человеческой женщины Семелы.       Дэни отметила выбор слова «продукт» — такой механический, такой в духе Дэвида. Но в его устах даже это звучало как часть древней легенды.       — Узнав об очередном прелюбодеянии своего мужа, богиня Гера хитростью убила Семелу, — он сделал паузу, и в той явственно читалось восхищение коварством. — Мальчик, сокрытый своим отцом от гнева богини на горе Ниса, научился изготавливать вино из винограда.       Дэни сделала еще глоток, чувствуя, как история обволакивает ее сознание, словно теплый кокон. В полумраке каюты голос Дэвида казался единственной реальностью.       — Разозленная Гера долгое время преследовала Диониса, в конце концов она лишила его разума. Дионис отправился скитаться по миру, — в его тоне появились почти театральные нотки. — Куда бы ни приходил этот бог, он всюду учил людей выращивать виноград, но ему сопутствовали безумие и насилие.       Он снова посмотрел на ее стакан, и в его взгляде промелькнула ироничность.       — В странствиях его сопровождали его поклонницы — буйные вакханки, и озорные существа, похожие на человека, но с телами, покрытыми шерстью, козлиными ногами, рожками и лошадиными хвостами — сатиры.       Дэни завороженно следила за тем, как двигались его губы.       — Дионис дарил людям освобождение, — продолжал Дэвид. — Он нес избавление от тоски и забот повседневности. В его присутствии наступало время безграничной радости и веселья.       В приглушенном свете черты его лица казались высеченными из мрамора, как у статуй древнегреческих богов, о которых он говорил.       — Четыре раза в год древние греки устраивали празднества в его честь, — он прервался на секунду, и его взгляд стал веселее. — Каждый праздник знаменовал новый этап в созревании винограда. Главным символом Диониса во время этих мистерий было изображение фаллоса. Не обходились греки и без скабрезных шуток и песен, иногда оргий. Считалось, что Дионису это очень по сердцу.       Дэвид развернулся к ней, и расстояние между ними сократилось до каких-то сантиметров. Его пальцы невесомо скользнули по ее щеке — прохладные, но удивительно нежные. Прикосновение отозвалось электрическим покалыванием под кожей.       — Эти празднества назывались вакханалиями, — его голос снизился до интимного шепота, от которого по спине пробежали мурашки. — Время, когда спадали все маски и границы.       В его глазах стояло что-то опасное и притягательное, как свет далеких звезд за иллюминатором. Дэни допила остатки виски одним глотком, чувствуя, как тепло разливается по телу — то ли от алкоголя, то ли от его близости.       — Знаешь, — она потянулась отставить пустой стакан, — мне нравится твоя история. Особенно часть про избавление от условностей.       Их взгляды встретились, и воздух между ними сгустился, наполняясь невидимым электричеством. Время замедлилось, как капля меда, стекающая по стеклу. Дэни приподнялась, опираясь на колени. Металлическая стена каюты чуть слышно вибрировала в такт работающей вентиляции, и эта вибрация отдавалась где-то глубоко внутри.       Одним плавным движением она перекинула ногу через бедра Дэвида. Теперь Дэни нависала над ним, как над добычей, хотя кто из них на самом деле являлся хищником — еще вопрос. Его руки скользнули по ее талии — уверенные, но осторожные, словно она была древней амфорой, которую он боялся разбить.       — Может, устроим свою маленькую вакханалию? — в ее голосе искрилось веселье пополам с вызовом. Сердце билось где-то в горле, и она почти ощущала его вкус — металлический, как кровь.       Она наклонилась к нему, зарываясь пальцами в его волосы — мягкие, как утренний туман. Его губы встретили ее на полпути, и в этом жесте было что-то первобытное, совершенно не механическое. На мгновение ей показалось, что она целует грозу.       — Значит, хочешь побыть немного вакханкой? — тихо усмехнулся он ей в губы, и его дыхание защекотало кожу, словно пузырьки шампанского.       — Хочу… — Дэни подалась вперед, прикусывая его нижнюю губу. — Это нечестно, что контроль всегда у тебя. Сегодня я буду сверху.       Она перехватила его руки, жадно блуждающие по изгибам ее тела, и завела их ему за голову. Ее пальцы сомкнулись вокруг его запястий, как изящные наручники. Он поддался ее движению.       — Как скажешь, моя маленькая бестия, — в глазах Дэвида вспыхнул темный огонек, — я весь твой.       Молния на его комбинезоне поддалась с тихим шорохом. Дэни скользнула руками под ткань, исследуя рельеф его торса. Кожа под ее пальцами была теплой и гладкой, как нагретый солнцем мрамор. Андроид приподнялся, помогая избавить себя от верхней части костюма, и выпутался из рукавов с кошачьей грацией.       Освободившись, он потянулся к ее водолазке. Ткань скользнула вверх одним движением, будто занавес в театре. Его руки двинулись по ее телу, вычерчивая невидимые линии, от которых по коже разбегались мурашки удовольствия. Дэни приподнялась, стягивая штаны, и он воспользовался моментом, чтобы избавиться от остатков своего костюма, словно змея сбросила кожу.       Дэни толкнула его в грудь, и Дэвид послушно откинулся на подушки. Она снова оседлала его бедра, чувствуя, как твердый член скользит между ее складок, дразня и распаляя желание еще сильнее. Его руки порхали по ее телу — то невесомо касаясь, то сжимая до сладкой дрожи. Дэни позволила ему исследовать свою грудь, наслаждаясь тем, как умело его пальцы играют с затвердевшими сосками, но вскоре перехватила его запястья и вновь прижала к подушке над головой.       — Дальше без рук. А то свяжу, — она победоносно усмехнулась. — Посмотрим, насколько хватит твоей хваленой выдержки.       — Вызов принят, — в глазах Дэвида плясали искорки азарта, когда он расслабился, позволяя ей взять контроль над движениями.       Не выпуская его рук, Дэни скользнула губами по его шее, и его дыхание сбилось, как у настоящего человека.       — Ты же знаешь, что я могу продержаться довольно долго, — голос Дэвида стал глубоким и бархатным, как самая темная ночь. — Возможно, ты сдашься первая. Я могу получить контроль над тобой и без применения рук.       От его слов по телу Дэни прокатилась волна жара, а внизу живота затянулся тугой узел желания. Чертов андроид знал, как воздействовать на все ее чувства разом.       — Проверим, сколько еще ты сможешь болтать, — выдохнула Дэни, и ее голос дрогнул от нетерпения.       Она приподнялась, направляя его член в себя, и медленно опустилась, словно погружаясь в теплую воду. Замерла, наслаждаясь каждым нервом, каждой клеточкой своего тела тем, как идеально он заполнял ее. Дэвид смотрел на нее затуманенным взглядом, в котором плескалось неприкрытое желание.       — Это интересный аргумент, — его голос, как жидкий мед, стекал по коже. — Продолжай, покажи мне, на что еще ты способна…       Упершись ладонями в его грудь, Дэни начала двигаться — плавно, как морская волна, то накатывая, то отступая. Ее тело извивалось в такт движениям. Дэвид не шевелил руками, покорно удерживая их за головой, но его взгляд гулял по ее телу жадно и горячо, словно физическое прикосновение. Дэни не отрывала глаз от его лица, наблюдая, как постепенно тает его хваленый самоконтроль. Она нарочно замедляла темп, растягивая удовольствие до предела.       — Быстрее, — его дыхание сбилось, будто система охлаждения не справлялась с перегрузкой. Даже сейчас он пытался управлять, диктовать правила. О нет, не в этот раз.       Дэни склонилась к его уху, почти касаясь губами, и прошептала с хрипотцой:       — Уговори меня.       Дэвид усмехнулся уголком рта, и его взгляд захватил ее, как паук ловит муху в свою паутину. Дэни ощутила, что по спине пробежала волна мурашек — она прекрасно знала о его способности подчинять чужое сознание во время гипноза. Интересно, насколько далеко он готов зайти? Предвкушение затопило ее изнутри горячей патокой — каково это, оказаться в сексуальном трансе под его контролем?       — Тебе нравится слушать мой голос, — его слова текли, обволакивая сознание. — Он проникает в тебя, скользит под кожу, касается чувственных струн, — каждая пауза между фразами отзывалась в ней дрожью, — цепляет твои тайные желания.       Дэни закусила губу, пытаясь сохранить контроль, но его голос уже пробирался в самые темные уголки ее сознания.       — Хочешь услышать о моих желаниях? — он чуть приподнял бровь, и этот жест показался ей невероятно соблазнительным. — Я могу рассказать, что я буду с тобой делать, если ты будешь вести себя плохо, Дэниэлс.       Его взгляд скользил по коже, словно горячие капли воска — медленно, дразняще, обжигающе. Дэни почувствовала, как учащается дыхание, а движения становятся резче против ее воли.       — А ты ведешь себя как плохая девочка, — он снова поймал ее взгляд, — и заставишь меня применить к тебе некоторые методы… укрощения.       Его последнее слово зависло в воздухе, и Дэни поняла, что все расплывается перед глазами — их заволокло дымкой желания, а тело предательски отзывается на каждый звук его голоса.       — Я расскажу тебе, что я буду делать с тобой, — его голос обволакивал, как теплый шелк. — Я разверну тебя задом к себе и поставлю на колени. Мне откроется прекрасный доступ к твоей узкой вагине. И потом я проверю, сколько моих пальцев она сможет в себя принять.       Дэни не могла сопротивляться образам, которые его слова рисовали в сознании — они затягивали ее, как воронка водопада. Ее бедра начали двигаться быстрее, словно сами по себе, подчиняясь чужой воле. На губах Дэвида мелькнула довольная усмешка — похоже, его эксперимент шел именно так, как он рассчитывал. Его зрачки расширились, будто он и сам погружался в зыбучие пески возбуждения все глубже с каждым словом.       — Думаю, мы сможем вместе добиться поразительных результатов, да? Сомневаюсь, что смогу остановиться на трех. Не думаю, что я смогу остановиться, даже когда ты начнешь кричать и умолять меня. Ты будешь прекрасно ощущать, как они растягивают тебя, пока я сам не решу, что этого достаточно.       Удерживать зрительный контакт стало невыносимо. Дэни запрокинула голову, позволяя волосам упасть на спину. Ее движения становились все более рваными и лихорадочными — тело отчаянно пыталось догнать те картины, что плясали под веками. Голос Дэвида заполнил ее разум до краев, как вода — пустой сосуд, вытеснял все остальные мысли. Пот блестел на коже в тусклом свете каюты, а мышцы подрагивали, словно струны под умелыми пальцами музыканта.       Жар разливался от живота, как горячее вино, растекаясь по венам и заполняя каждую клеточку тела. Дэни казалось, что она плавится изнутри. Остатки самоконтроля таяли, уступая место чистой эйфории — дикой, первобытной, неукротимой. Ее бедра двигались с такой силой, будто хотели вобрать его целиком, до основания, глубже, чем это вообще возможно.       Где-то на краю сознания промелькнула мысль, что завтра все тело будет ныть, но сейчас это не имело никакого значения. Ощущения накатывали волнами, каждая сильнее предыдущей, унося ее все дальше от реальности. Такого умопомрачительного кайфа она не испытывала никогда — словно парила в невесомости, где существовало только наслаждение.       Каюта растворилась в полумраке, исчезли звуки двигателей, остались лишь электрические разряды удовольствия, пробегающие по нервам. Сладкая истома затопила сознание, как прилив размывает берег, оставляя только невыносимо острое чувство, пульсирующее внутри.       Дэвид больше не мог удерживать руки в бездействии — они опустились и впились в ее бедра, помогая двигаться размашистей и глубже. Транс, в который он погрузил их обоих, затягивал все сильнее, как трясина. Он растворялся в ощущениях, позволяя себе отпустить контроль — почти недоступная роскошь для андроида.       Внезапно Дэни замерла. Дэвид ждал, что сейчас ее тело содрогнется в экстазе, и он наконец позволит себе последовать за ней. Но она застыла неподвижно, как статуя, и это было… неправильно.       — Ты устала? — его вопрос звучал хрипло, будто система голосового модулирования дала сбой. — Мы можем поменяться местами, только скажи.       Он попытался сфокусировать взгляд на ее лице, но картинка расплывалась, словно через запотевшее стекло. Все шло к пику наслаждения, как по графику — что могло пойти не так? Дэни молчала, застыв в одной позе, будто сломанная кукла. В ее неестественной неподвижности было что-то тревожное.       — Дэниэлс? — он резко выпрямился, выныривая из омута ощущений. Его рука метнулась к ее затылку, фиксируя голову, пока он вглядывался в ее лицо. Ее мышцы были напряжены, как готовые лопнуть струны, а взгляд застыл, будто она смотрела сквозь переборку корабля в бескрайний космос. — Что не так?       И тут он понял. Осознание ударило его, как короткое замыкание. Он мгновенно приподнял ее, снимая с себя с механической точностью движений, одна рука на талии, вторая поддерживает голову. Ее тело обмякло в его захвате сломанной марионеткой.       Его процессор работал на предельной мощности, анализируя каждый симптом. Дыхание — всего десять вдохов в минуту, невозможно мало для человека после физической активности. Кожа постепенно теряла свой естественный оттенок, бледность расползалась по ней, как иней по стеклу. Зрачки сузились до размера булавочной головки, а потом сознание оставило ее окончательно.       Классическая опиоидная триада — как статья из медицинского справочника, которую он не ожидал увидеть в этой каюте. Но Дэниэлс не принимала никаких препаратов, он был уверен. Весь вечер они провели вместе, каждую минуту под его неусыпным наблюдением. Разве что…       Его взгляд заскользил по каюте, пока не остановился на бутылке виски. Он бережно опустил Дэни на кровать, накрыв одеялом — его движения были выверены до миллиметра. Два широких шага до стола, и он сделал глоток прямо из горлышка. Его анализаторы выдали результат быстрее, чем капля успела скатиться по стенке бутылки — опиоиды, концентрация близкая к летальной.       Мысль о том, что она пила этот отравленный напиток прямо рядом с ним, пока он ничего не подозревал, на миг парализовала его системы. Но он отбросил эти размышления, как ненужный файл. Позже он выяснит, кто подмешал наркотик в ее виски. Найдет и уничтожит, с той же хладнокровной методичностью, с какой проводил свои эксперименты. Сейчас важнее сохранить ее жизнь — единственную жизнь на этом корабле, которая что-то для него значила.       Процессор Дэвида анализировал ситуацию с той же холодной методичностью, с которой он препарировал свои образцы. Тридцать минут. Именно столько прошло с момента, когда она поднесла к губам бокал с отравленным виски. Расчеты проносились в его электронном мозгу со скоростью света: алкоголь, опиоиды, пустой желудок — смертельный коктейль уже растворился в ее крови, делая промывание желудка бесполезным. Только налоксон мог спасти ее теперь. Если успеет.       Его чувствительные пальцы скользнули по ее шее, отсчитывая удары пульса. Слишком редкие. Слишком слабые. Опиоиды душили ее дыхательный центр, словно невидимая удавка затягивалась все туже. Три минуты без кислорода — и мозг начнет умирать. Пять — и она уйдет навсегда.       Вызвать медиков? Эта мысль мелькнула и погасла, как неисправный светодиод. Нет. Он не мог доверить ее жизнь другим рукам, другим алгоритмам действий. За последние месяцы она стала константой в его программе, той, без которой ни одно уравнение не сходилось. Ее присутствие изменило его базовый код — теперь в нем были долгие разговоры за полночь, жаркие споры об этике его экспериментов, ее неожиданный смех, когда он говорил что-то, не вписывающееся в ее представление о дружелюбной вселенной.       Его оптические сенсоры фиксировали каждое ее дыхание, высчитывая траекторию ухудшения состояния. Пять минут — столько у него оставалось времени. Он мог бы добежать до медотсека за антидотом, его сервоприводы работали на пределе возможностей. Но оставить ее одну… Слишком много переменных, слишком высокий риск сбоя в его плане. Нет, он должен отнести ее сам. В медотсеке, среди его инструментов и оборудования, шансы на ее выживание возрастали в геометрической прогрессии.       Когда он поднял ее на руки, ее голова безвольно откинулась назад. Ее кожа под его пальцами казалась холодной, словно поверхность криокамеры. Впервые за все время своего существования он почувствовал, как что-то внутри него — возможно, тот самый участок кода, который она помогла ему создать — сжимается от незнакомого чувства, похожего на страх.       Решение пришло за 2.3 секунды — его процессор никогда не работал так быстро. Движения были отточены и механичны, но что-то в них выдавало непривычную спешку. В свой комбинезон он практически запрыгнул, шкаф распахнулся навстречу его движению. Халат скользнул с полки прямо в его руки, мягкая ткань с легким запахом ее любимого порошка. Он бережно укутал безвольное тело, отмечая, как неловко легла ткань — совсем не так, как обычно, когда Дэни носила халат по утрам, насвистывая какую-нибудь древнюю земную мелодию.       Коридоры корабля встретили его стерильной тишиной. Большинство колонистов все еще праздновали успешное пробуждение в новом поселении — какая ирония. Его шаги эхом отражались от металлических переборок, отсчитывая драгоценные секунды. Система жизнеобеспечения корабля тихо гудела где-то над головой, словно насмехаясь над хрупкостью человеческой жизни в его руках.       Панель управления медотсеком треснула под силой удара — еще одна погрешность в его обычно безупречных движениях. Кушетка приняла тело Дэни с тихим шорохом синтетической обивки. Восемь вдохов в минуту — его сенсоры фиксировали каждый с безжалостной точностью. Слишком мало. Критически мало.       Пузырьки с лекарствами рассыпались под его руками, стеклянный перезвон отмерял утекающие мгновения. Его пальцы, способные с хирургической точностью препарировать самые сложные образцы, сейчас дрожали, роняя флаконы. «Налоксон» — надпись на этикетке была почти издевательски четкой. Шприц наполнился прозрачной жидкостью, пустой флакон звякнул о пол, присоединяясь к остальным.       Вена почти исчезла под бледной кожей, но его сенсоры безошибочно определили нужное место. Тридцать пять ударов в минуту — пульс едва прощупывался под его пальцами. Спирт оставил влажные разводы на коже — такие же холодные, как ее тело. Игла вошла точно в цель — здесь его руки не подвели.       Три минуты до полного действия препарата. Как будто в насмешку над его расчетами, дыхание Дэни остановилось. Его взгляд метнулся к аппарату ИВЛ — громоздкому напоминанию о том, что даже его скорость может быть недостаточной. Левая механическая рука предательски подрагивала, нарушая его обычную безупречную координацию. Двадцать секунд на интубацию? Сейчас это казалось вечностью.       Искусственные легкие наполнились воздухом — одно из немногих преимуществ его синтетического тела. Голова Дэни запрокинулась под его рукой, словно в пародии на их недавнюю близость. Он накрыл ее губы своими, отсчитывая секунды с машинной точностью. Рука на ее животе чувствовала каждое движение диафрагмы. Его программа могла работать бесконечно, но впервые в жизни он молился, чтобы это не потребовалось.              

***

      Отсветы плясали на стенах в такт мерцанию мониторов, превращая небольшое помещение в театр теней. Фигура в капюшоне едва заметно покачивалась в кресле, следуя ритму агрессивных гитарных риффов, доносящихся из наушников. Metallica — «Master of Puppets». Как иронично. Древняя музыка идеально подходила к настроению момента.       Пальцы летали над клавиатурой, вбивая последовательности команд в черное окно терминала. Удалить. Ввод. Подтвердить. Записи с камер таяли одна за другой, словно снег под кислотным дождем. Коридор экипажного отсека, пост охраны, резервное хранилище — все исчезало, оставляя после себя только пустые временные промежутки. Идеальное преступление — то, которого никогда не было.       На левом мониторе сменяли друг друга кадры с оставшихся камер. Пустые коридоры корабля напоминали кишки гигантского механического существа. Где-то там, в одной из кают, ее ждал особенный подарок. Маленький сюрприз для той, кто считала себя достойной командовать.       «Журнал системы успешно очищен» — зеленая надпись на черном фоне вызвала кривую усмешку. Работа была закончена. Фигура откинулась в кресле, сплетая пальцы за головой в победном жесте. Капюшон сполз назад, но здесь некому было видеть торжествующее выражение лица.       «Чертова Бренсон, — мысль пульсировала в такт музыке. — Думаешь, ты такая особенная? Думаешь, можешь просто взять и командовать, потому что твой муженек не справился с собственной работой?»       Средний монитор отражал искаженное злобной гримасой лицо. Пальцы снова коснулись клавиатуры, набирая последнюю команду — окончательное подтверждение удаления всех следов. Теперь оставалось только ждать. Ждать, когда она найдет подарок. Когда поймет, что ее время на троне подошло к концу.       Наушники выдали особенно агрессивный рифф, и фигура улыбнулась шире. План был безупречен. Без нее все станет намного проще. Без ее бесконечных вопросов, подозрительных взглядов и попыток контролировать каждый шаг. Корабль наконец-то окажется в руках тех, кто действительно знает, что делать. И никакая выскочка с капитанскими нашивками больше не помешает.       Вспышка движения на правом мониторе привлекла его внимание, словно искра в темноте. Он подался вперед, почти касаясь носом экрана, пытаясь уловить то, что нарушило привычную картину. Медотсек должен был оставаться темным, как могила, но внезапно залился холодным флуоресцентным светом.       Минута наблюдения за происходящим — и кулак с силой врезался в металлическую поверхность стола. Удар прострелил костяшки пальцев, но физическая боль была ничем по сравнению с тем, как рушился его план.       — Чтоб тебя, кусок пластика, — прошипел он сквозь зубы.       Уолтер. Этот проклятый андроид появился в медотсеке, хотя должен был находиться в инженерном и ковыряться в своих железках. Теперь он методично проводил реанимационные процедуры над девицей. План рассыпался, как карточный домик под порывом ветра.       Все пошло не по плану. Чертов андроид каким-то образом оказался там, где он не должен был. Какого черта она пила виски с оксикодоновым сюрпризом в компании с роботом, а не со своим дружком-алкоголиком? Если только…       Он увеличил изображение, жадно вглядываясь в детали разворачивающейся сцены. Дэниэлс лежала неподвижно, как сломанная кукла, халат сбился, открывая голые ноги. Андроид склонился над ней, его движения были… странно бережными для машины.       Озарение пришло внезапно, как удар под дых. Смешок, больше похожий на карканье ворона, эхом отразился от стен. Пальцы сложились домиком, пока он откидывался в кресле, наслаждаясь этим новым пониманием.       «Значит, вот оно что, — губы искривились в презрительной усмешке. — Капитан и ее верный пластиковый пес. Какая… трогательная пара».       Эта новая информация меняла все. Теперь он знал их слабое место, знал, где надавить, чтобы причинить максимальную боль. Оставалось только все правильно рассчитать. Мысли уже закружились в водовороте новых планов, каждый изощреннее предыдущего.       «Ничего, Дэниэлс, — он смаковал ее имя, как горькое лекарство. — Скоро ты поймешь, что место капитана — не для тебя. И никакой андроид тебя не спасет».