
Метки
Описание
Тилл всего лишь бедный студент, ему просто нужны деньги и здоровый сон. И всякие Иваны из «219» палаты, тут явно не к месту. Или же au, о ночных сменах и людях, которых не принимает общество. Это болезнь. «Пидоры», – говорят они.
Примечания
Пб включена, метки возможно будут добавляться и это примечание тоже 🤓🤓
Переписываю это примечание уже раз четвёртый, потому что, фикбук засранка вылетает:((
Вообщем, что я хочу отметить! В первую очередь, это то, что все что здесь написано это из моей головы; я никогда не работала охраной, никогда даже не лежала в больницах или типо того, поэтому, все что здесь написано вряд ли, будет совпадать с реальностью хоть как-то :^
По поводу графика! Главы будут выходить два раза в неделю: в среду и в субботу, времени точного не скажу. Типо, глава может выходить как в пять утра, так и в два часа дня :₽ Все может меняться из-за непредвиденных обстоятельств, за это, заранее извиняюсь!
Основной пейринг — Ивантилл; меньше всего здесь будет писаться о Хенлуках (☹️☹️), только намёки скорее всего. Вот так вот! Наверное, пока что, на этом всё…Всех люблю!
Посвящение
людям, которые меня поддерживали в написании этого фф!!
Дорожка слёз.
31 декабря 2024, 04:30
Однажды, Суа сказала, что это не её дело, просто головная боль.
Она кривила рот, морщила нос, на пришедшую зарплату, хотелось биться головой об стол.
Девушка ломала ручки когда те не писали, а по вечерам в душе уж больно сильно вцеплялась в корни волос, оттягивая и натягивая их.
Её головная боль, это чужие проблемы.
Её головная боль, — что? Не её дело.
Когда её устроили на работу, все было ещё более серым, настолько, что Суа даже удивилась.
В детстве она думала, что став психологом, все проблемы решаться сами и исправятся по щелчку пальца или по её хотению, мол, только подумай, — а решение уже найдено.
Все было не так. Все стало только хуже и мрачнее, кажется. Теперь, Суа только больше понимает, до чего она бездарность.
Больница, — настоящая головная боль, уставшие взгляды, неверие в твою помощь и апатичные кивания головой.
Хорошо, доктор Суа.
Больница, — это один дискомфорт и чушь несусветная.Что думаешь? Нужно усилить лечение?
Больница, — это когда ты врешь всем, без исключения, даже тем, кто хочет помочь, даже тем, кто просто не понимает, даже тем, кому не повезло.Как же я ненавижу все это.
Больница, — это также понимание с полуслова, тебе врут, — ты это знаешь, но ты понимаешь, почему. Здесь, ты учишься понимать все с одного взгляда, неправильного выдоха, — тех людей, с которыми это даже не нужно. Но, кто-то другой спросит у Суа, что такое больница, она ответит: «Больница, — это место, где я постараюсь вам помочь, но лучше никогда не полагаться на это.» Потому что, даже если ты начнёшь говорить, о чем то стоящем. Например, о пустых палатах, о холодных руках, безразличной апатии и сердце, стучащем реже, чем обычно, тебе просто не поверят. Её работа, — это также её головная боль, а ещё не её дело. — Здравствуйте, нам как раз не хватало таких сотрудников, как вы! – приветливо улыбалась женщина в строгой форме. Улыбнуться в ответ, сил не было. — Думаю, вам у нас понравится, давайте я покажу вам ваше место? Вопрос риторический. Они идут за ней. Цок-цок. Стучат каблуки этой женщины на мозг. Палаты смотрят осуждающе. Суа опускает глаза вниз. На каблуки женщины, они черные и почти сливаются со строгими брюками. Она сама одета не менее противно, надежда на то, что ей можно будет носить что-то получше, витает в голове вместе с «цок-цок». Спасибо, что хотя бы не на каблуках, надо было бы сказать. Но она молчит. Они спускаются на первый этаж и «каблуки», — за которыми девушка так пристально наблюдала, — останавливаются почти сразу. Надпись «кабинет психолога» выцветшая, бумажка эта почти слезает. Сами двери объемные, объемнее, чем остальные. Зато белые, как и все остальное тут. — Что случилось с прошлым? – спрашивает она, проводя руками по чёрным буквам. — Ушла на пенсию, – говорит тише, — Мы рады новому поколению! Пройдём внутрь? А как тут не радоваться, когда больше полгода не было никого другого, да? В её кабинете ещё более холоднее, может быть Суа просто мерзлячка, — как говорила её сестра, — а может дело в окне открытом? Ни женщина, ни она ничего не делают с этим. В кабинете зябко и просторно, тускло и лихорадочно что-ли. Практически по середине, — а если быть более точным, немного левее от центра, — стоит два кресла и стол, на котором валяются какие-то бумаги. Суа проходит к этим сидениям, мельком осматривая распечатки и буквы, параллельно подмечая, цвет мебели и стен. Бежевый стиль. Выглядит странно, проскакивает мысль, что бежевый ей не идёт.«Оценка состояния:
Пациент 211 молчалив и нестабилен; в высказываниях не сдерживается. Приём таблеток разрешаю.»
Подпись. Дата. Суа листает дальше.«Оценка состояния:
Пациент 211 — препарат ‘002’ разрешаю.»
— Что за цифры? – вскидывает она бровь, поднимая голову на лицо её спутницы, хотя «спутница» тут скорее сама Суа. Руки с бумаг не убирает. Видимо, с документов, — разве, речь идёт не о «психологе»? Что за препараты? Губы выкрашенные в ярко-красный, продолжают улыбаться в отрепетированных действиях. Ни секунды промедления. Это не удивляет. — Название конфиденциально, – вот оно как, — в этом нет ничего серьёзного. Есть документы, фиксирующие их несильные побочки и лечение. Психолог только даёт оценку состояния, все окончательно решают главные врачи. Интересно, что сначала отметили побочки, а только потом лечение. Суа понимает, что связываться с этим не стоит. — Могу я зайти к «пациенту 211»?Это не её дело. Но, это её головная боль.
***
Молодой парень выглядит забитым, — или забытым? — он апатично осматривает нового психолога, не выражая эмоций. — У тебя есть имя? – улыбается Суа. Весело хмыкая, тот лишь отвечает: — Пациент 211, блять. — Почему тебя так называют, Киён? – конечно, у девушки есть документы из которых она может узнать имя, возраст, да, даже рост и вес, которого он сбавил за последнее время. — А для них мы не люди, – фыркает Киён, съёживаясь на кровати сильнее. Они разговаривают еще долго. Тогда Суа и узнает, по настоящему, что такое больница. Разговоры и вправду, выходят сухими, бесцветными, но никак не агрессивными и «нестабильными». Ей дали на первое время «план», что спрашивать у новых пациентов, что у старых: «1. Как вы считаете, лечение продвигается хорошо? 2. Как вы сюда попали и считаете ли вы, что это заслуженно? 3. Посещают мысли о парнях/ девушках (в зависимости от гендера) в романтическом плане?» Десять минут, — оценка состояния, — можно домой. Это неправильно. Суа этот план отложила далеко и надолго, а на работе задерживалась, пока не поговорит с каждым, минимум полчаса. В документах рядом с подписью красовалась жирно выделенная надпись: «Идёт на поправку. Препаратов не нужно». Жаль, что решают окончательно врачи. Эти специалисты, — не могли обращаться достаточно вежливо, отчего в лицо им прилетали оскорбления, а иногда и тарелки с пресной едой, что им носили. «Коллеги» — смотрели на Суа с презрением и недоверием. Странно, почему, если это бессмысленно? Однажды, к ней подошла одна из медработников. Но, выглядела та совсем не так, как остальные. Темные волосы были выпущены наружу, свисая ниже лопаток, халат расстегнут, рукава подвернуты, сами руки в карманах синих джинс. Майка яркая и красная, но выцветшая и видно, что заношенная. На смуглой коже в районе предплечья россыпь татушек. Глаза голубые и пытаются подлезть к Суа ближе. — Что? – спросила девушка тогда, на что ей ответил озорной тон. — Вижу, ты не такая, как остальные, доктор Суа? – объемные сережки в ушах двигаются, вместе с резким махом головой. — Не называйте меня так, – лишь твёрдо отвела глаза в сторону. — Может, будем сотрудничать? – протягивает руку, — Хёна. Брови свелись к переносице, теперь на неё пришлось посмотреть по-другому. Уверенность из этого человека не просто излучалась, она прям-таки плавала, затапливая Суа этим. «Уверяю, гарантирую, держу пари», — таких слов не было, но это не мешало ей, не подавляло и ничего из этого. Так вот. Вот кто этот человек. Человек, — который пытается бороться с этим. — Нет, это не моё дело, – это не её дело, а ещё головная боль. — Да. Это не твоё дело, но в документах ты показываешь другое. — Хватит, – на этом и закончился их диалог. Суа не перестала работать также, как и раньше, общаясь с людьми больше, именно с людьми, а не пациентами. А потом. Потом появилась она. И тогда все перевернулось окончательно. Изначально, она отличалась среди всех. В ней ещё не погас огонёк, а улыбка на лице продолжала сиять, как и длинные волосы. Впервые увидев её, было… Непонятно. Мрачный Лука записывал её, пока Суа боролась с желанием сломать его ручку, чтобы не писала, чтобы остановился. Хотелось подойти, схватить за грудки, вытряхнуть из него понимание, спросить: «Что ты творишь, мать твою? Не делай этого!» — но одновременно с тем, её тело не могло пошевелиться. Изумление, которое Суа почувствовала, пересилило в ней все. Суа никогда не думала, что в этой серости, может быть что-то такое. Это сначала ввело в восторг, а потом и в гнев, опять и опять. На себя, на Луку, на Хёну. Мизи, — не должна была находится в таком месте. С этой детской невинностью, с этими розовыми, но на вид мягкими волосами. С розовым румянцем на щеках. С длинными ресницами и короткими, но тонкими пальцами. С белой курткой, котиком на кофте, браслетами на запястье и бежевыми уггами на ногах. Кажется, Мизи вообще, не с этой планеты. Это чудо, не иначе. — Суа? Доктор Суа! – прочитала она на бейджике, «доктор Суа» не могла ничего сказать в ответ, а когда возможность говорить снова вернулась к ней, девушку с красивым голосом давно увели наверх. В «214» палату. Суа представила, как обращается к ней «пациент 214», — это заставило её скривиться. То ли, от того, что это не её дело, то ли, в целом, отвратительно. Находится здесь, смотреть в светлое и милое лицо Мизи. Судьба ей смеялась в лицо. Впервые за долгое время, она достала тот самый план, на три вопроса, он уже успел покрыться пылью. — Как ты сюда попала? – спрашивала Суа, любезно протягивая горячую кружку чая в руки. — Это быстрая история, — я шла-шла, потом по лестнице, а потом в дверь, а потом… — Мизи. — Да? — Мне можно доверять. Настолько невинный взгляд, переменился резко на какой-то нежный и ласковый. Словно блёстками посыпали. Она опустила голову, очки съехали на нос, чашку девушка поставила на стол, отказываясь от чая. — Это… правда быстрая и глупая история. — Возможно, ты захочешь рассказать её мне, после того, как я расскажу что-то личное о себе? Мы можем поделиться секретами друг с другом, – делает паузу. —Что думаешь? Просто, лично Суа например, предпочитает в данный момент думать поменьше. Это странная техника, неправильно. Этот список не правильный, пациент 214, — тоже неправильно смотрит, искренне, в её глаза нет недоверия, это тоже неправильно. — Я думаю, что вам идёт бежевый, доктор Суа. — Что? – губы пересохли. — Вы прямо, кукла-снежинка! Невозможно.***
Мизи выглядит неправильно в белой, больничной одежде. Неправильно в белой палате. Это была вторая неделя её пребывания, наверное, уже надо бы привыкнуть, но Суа не может. Новых «пациентов» она всегда встречала с сжатыми кулаками, — за спиной, — мыслями скачущими от одной к другой, а ещё со спокойным, непроницательным лицом, — так было, но так было также и из-за того, что они уже были сломаны. Мизи была надломанной, но не разбитой. Улыбалась, искренне, так что под глазами появляются морщинки, а на щеках ямочки. Два стука, удивленный ответ «заходите», у Суа от нежного голоса сердце пропускает удар. — Привет, – уставшее выражение лица, вызвало четкое жжение и чесотку изнутри. Девушка заправила розовые локоны за уши. Мизи без очков, её лицо открыто, считай полностью и ничего не скрывает появившиеся синяки под глазами. — Как дела? – однажды, сестра сказала ей, точнее раздраженно накричала, на такой вопрос Суа. «Зачем ты спрашиваешь у меня это утром?! День только начался, никак!», — на всю жизнь запомнилось, теперь всегда держит вопросы при себе, если этого не требует ситуация. Вообще-то, наверное сестра права, но этот вопрос относится не только к «нормально», «сойдет», «плохо», «хорошо», — в целом, как себя чувствуешь? Как дела? Буквально. Сейчас вечер, работа у Суа окончилась, можно уходить, даже вещи все собраны и дела, которые можно было сделать завтра, сделаны сегодня. Поэтому, подводя итоги дня, она спрашивает этот вопрос. Но с Мизи итак, легко спрашивать такие вопросы. — Не знаю, ощущаю себя… Выжатой, будто, скомканной? – вопросительно прошептала она, заставляя прислушаться и внимать сильнее-сильнее… — Совсем недавно я была дома, а сейчас уже здесь. — Как тебе «здесь»? – Суа не знает, почему она продолжает обходиться с концами, когда Мизи даёт ей «наводку» к истокам, а ещё к корням волос. К этому, пока нельзя прикасаться, хоть девушка и не против, у Суа в голове стоят рамки. — Ну… Мне нравится, что здесь честные люди, нормальные. — Нормальные? Что ты имеешь ввиду, под таким относительным словом? Никто раньше, не говорил так про сотрудников этого места. Только с презрением, отведенным взглядом в сторону, а ещё с натяжкой и назвать их «нормальными» не получалось ни у кого, только «терпимо». Но, у Мизи, все по-другому, её поза открыта, она сидит на кровати, смотрит в окно боковым зрением, лицо мягкое и ненапряжённое. — Ну, они хотя бы говорят все в лицо. Например, ко мне сегодня, когда заходила эта женщина с пучком, не знаю её имени, приносила еду, она посмотрела на меня, искренне сказала, что лучше бы таких как я не было, ну, знаете, ей бы хотелось, чтобы радужные горели в аду, – под конец её шепот превратился совсем в никакой, последний слог Суа прочитала по губам. Она и не заметила, что приблизилась так близко. Сейчас Суа немного нависает над Мизи, почти лбом касаясь нежных волос. Сжимая свои пальцы, девушке вдруг хочется сделать поступок, не присущий специалистам. Вообще-то, она уже давно делает такие вещи «не присущие» специалистам, но об этом позже. Суа опускается на корточки, сжимает теплые руки «пациента 214», смотрит в зелёные глаза, которые наполнены небольшим ступором. — Я смогу сделать так, чтобы тебе не говорили таких вещей. Это не честность, не искренность, это невоспитанность и ненависть к своей работе и жизни, грубость, – кивает она, — они это делают, только потому что, им больше не на кого вывалить свой гнев. — Доктор Суа… – растерянно вымолвила Мизи, щеки покрываются румянцем, красиво. — Я… – начинает девушка, её взгляд бегает туда-сюда, но в конечном итоге останавливаются ровно на фиолетовых глазах и черных зрачках, — мне, недавно я думала, что узнала, какого это первая любовь, долго бегала за этим человеком, была обходительной, дарила дорогие подарки, – та сглатывает, руки начинают дрожать, и эта дрожь проходит мурашками по телу Суа. — Смущалась от дружеских объятий, дружеских поцелуев, а в один из дней, вывалила все как есть. Просто… Не поняла, не различила, что есть дружба, что любовь. Голос от последующих слов тоже начинает дрожать, брови становятся домиком, глаза стеклянные: — Я никогда не д-думала, что о любви, можно заявить в полицию. Отправить на лечение, заставить оплатить штраф, м-морал-льная компенсация. Я даже… Не подозревала, что мои действия повлекут за этим такое… Я потеряла работу, да, она была не лучшей, но я была не готова, теперь попала сюда, родители недовольны мной, разоч-чарованы. Слеза падает на запястье Суа. Мизи не отводит взгляд. — Больше всего, меня… расстроил-ла реакция, этого человека… Все свои под-дарки, – она больше заикается, задыхается вдохами. Суа успокаивающе гладит её. — Я нашла на улице, на п-помойке, хотя, м-мои чувств-ва, в итоге оказал-лись, фактически там же. Дорожка из слёз остаются на её щеках, а сами капли впитываются в чужую рубашку. Ответить на объятия Мизи пока не может, но и не нужно. — М-мне, казалось, любить это хорошо.***
Тогда это стало почему-то, резко, её делом. Тогда, когда щеки Мизи начали касаться слёзы, оставляя дорожку за собой на щеках. Когда руки не справлялись с тем, чтобы вытирать это, а голос дрожал и звучал в нос. Когда это начало происходить все чаще.Хёна, я хочу присоединиться к вам.