Черная печаль твоих глаз

Чужая сцена
Слэш
В процессе
R
Черная печаль твоих глаз
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Тилл всего лишь бедный студент, ему просто нужны деньги и здоровый сон. И всякие Иваны из «219» палаты, тут явно не к месту. Или же au, о ночных сменах и людях, которых не принимает общество. Это болезнь. «Пидоры», – говорят они.
Примечания
Пб включена, метки возможно будут добавляться и это примечание тоже 🤓🤓 Переписываю это примечание уже раз четвёртый, потому что, фикбук засранка вылетает:(( Вообщем, что я хочу отметить! В первую очередь, это то, что все что здесь написано это из моей головы; я никогда не работала охраной, никогда даже не лежала в больницах или типо того, поэтому, все что здесь написано вряд ли, будет совпадать с реальностью хоть как-то :^ По поводу графика! Главы будут выходить два раза в неделю: в среду и в субботу, времени точного не скажу. Типо, глава может выходить как в пять утра, так и в два часа дня :₽ Все может меняться из-за непредвиденных обстоятельств, за это, заранее извиняюсь! Основной пейринг — Ивантилл; меньше всего здесь будет писаться о Хенлуках (☹️☹️), только намёки скорее всего. Вот так вот! Наверное, пока что, на этом всё…Всех люблю!
Посвящение
людям, которые меня поддерживали в написании этого фф!!
Содержание Вперед

Дорожка слёз.

      Однажды, Суа сказала, что это не её дело, просто головная боль.       Она кривила рот, морщила нос, на пришедшую зарплату, хотелось биться головой об стол.       Девушка ломала ручки когда те не писали, а по вечерам в душе уж больно сильно вцеплялась в корни волос, оттягивая и натягивая их.       Её головная боль, это чужие проблемы.       Её головная боль, — что? Не её дело.       Когда её устроили на работу, все было ещё более серым, настолько, что Суа даже удивилась.       В детстве она думала, что став психологом, все проблемы решаться сами и исправятся по щелчку пальца или по её хотению, мол, только подумай, — а решение уже найдено.       Все было не так. Все стало только хуже и мрачнее, кажется. Теперь, Суа только больше понимает, до чего она бездарность. Больница, — настоящая головная боль, уставшие взгляды, неверие в твою помощь и апатичные кивания головой.

Хорошо, доктор Суа.

Больница, — это один дискомфорт и чушь несусветная.

Что думаешь? Нужно усилить лечение?

Больница, — это когда ты врешь всем, без исключения, даже тем, кто хочет помочь, даже тем, кто просто не понимает, даже тем, кому не повезло.

Как же я ненавижу все это.

Больница, — это также понимание с полуслова, тебе врут, — ты это знаешь, но ты понимаешь, почему. Здесь, ты учишься понимать все с одного взгляда, неправильного выдоха, — тех людей, с которыми это даже не нужно.       Но, кто-то другой спросит у Суа, что такое больница, она ответит: «Больница, — это место, где я постараюсь вам помочь, но лучше никогда не полагаться на это.»       Потому что, даже если ты начнёшь говорить, о чем то стоящем. Например, о пустых палатах, о холодных руках, безразличной апатии и сердце, стучащем реже, чем обычно, тебе просто не поверят.       Её работа, — это также её головная боль, а ещё не её дело. — Здравствуйте, нам как раз не хватало таких сотрудников, как вы! – приветливо улыбалась женщина в строгой форме. Улыбнуться в ответ, сил не было. — Думаю, вам у нас понравится, давайте я покажу вам ваше место? Вопрос риторический. Они идут за ней. Цок-цок. Стучат каблуки этой женщины на мозг. Палаты смотрят осуждающе. Суа опускает глаза вниз. На каблуки женщины, они черные и почти сливаются со строгими брюками. Она сама одета не менее противно, надежда на то, что ей можно будет носить что-то получше, витает в голове вместе с «цок-цок». Спасибо, что хотя бы не на каблуках, надо было бы сказать. Но она молчит. Они спускаются на первый этаж и «каблуки», — за которыми девушка так пристально наблюдала, — останавливаются почти сразу. Надпись «кабинет психолога» выцветшая, бумажка эта почти слезает. Сами двери объемные, объемнее, чем остальные. Зато белые, как и все остальное тут. — Что случилось с прошлым? – спрашивает она, проводя руками по чёрным буквам. — Ушла на пенсию, – говорит тише, — Мы рады новому поколению! Пройдём внутрь? А как тут не радоваться, когда больше полгода не было никого другого, да? В её кабинете ещё более холоднее, может быть Суа просто мерзлячка, — как говорила её сестра, — а может дело в окне открытом? Ни женщина, ни она ничего не делают с этим. В кабинете зябко и просторно, тускло и лихорадочно что-ли. Практически по середине, — а если быть более точным, немного левее от центра, — стоит два кресла и стол, на котором валяются какие-то бумаги. Суа проходит к этим сидениям, мельком осматривая распечатки и буквы, параллельно подмечая, цвет мебели и стен. Бежевый стиль. Выглядит странно, проскакивает мысль, что бежевый ей не идёт.

«Оценка состояния:

Пациент 211 молчалив и нестабилен; в высказываниях не сдерживается. Приём таблеток разрешаю.»

Подпись. Дата. Суа листает дальше.

«Оценка состояния:

Пациент 211 — препарат ‘002’ разрешаю.»

— Что за цифры? – вскидывает она бровь, поднимая голову на лицо её спутницы, хотя «спутница» тут скорее сама Суа. Руки с бумаг не убирает. Видимо, с документов, — разве, речь идёт не о «психологе»? Что за препараты? Губы выкрашенные в ярко-красный, продолжают улыбаться в отрепетированных действиях. Ни секунды промедления. Это не удивляет. — Название конфиденциально, – вот оно как, — в этом нет ничего серьёзного. Есть документы, фиксирующие их несильные побочки и лечение. Психолог только даёт оценку состояния, все окончательно решают главные врачи. Интересно, что сначала отметили побочки, а только потом лечение. Суа понимает, что связываться с этим не стоит. — Могу я зайти к «пациенту 211»?

Это не её дело. Но, это её головная боль.

***

Молодой парень выглядит забитым, — или забытым? — он апатично осматривает нового психолога, не выражая эмоций. — У тебя есть имя? – улыбается Суа. Весело хмыкая, тот лишь отвечает: — Пациент 211, блять. — Почему тебя так называют, Киён? – конечно, у девушки есть документы из которых она может узнать имя, возраст, да, даже рост и вес, которого он сбавил за последнее время. — А для них мы не люди, – фыркает Киён, съёживаясь на кровати сильнее. Они разговаривают еще долго. Тогда Суа и узнает, по настоящему, что такое больница. Разговоры и вправду, выходят сухими, бесцветными, но никак не агрессивными и «нестабильными». Ей дали на первое время «план», что спрашивать у новых пациентов, что у старых: «1. Как вы считаете, лечение продвигается хорошо? 2. Как вы сюда попали и считаете ли вы, что это заслуженно? 3. Посещают мысли о парнях/ девушках (в зависимости от гендера) в романтическом плане?» Десять минут, — оценка состояния, — можно домой. Это неправильно. Суа этот план отложила далеко и надолго, а на работе задерживалась, пока не поговорит с каждым, минимум полчаса. В документах рядом с подписью красовалась жирно выделенная надпись: «Идёт на поправку. Препаратов не нужно». Жаль, что решают окончательно врачи. Эти специалисты, — не могли обращаться достаточно вежливо, отчего в лицо им прилетали оскорбления, а иногда и тарелки с пресной едой, что им носили. «Коллеги» — смотрели на Суа с презрением и недоверием. Странно, почему, если это бессмысленно? Однажды, к ней подошла одна из медработников. Но, выглядела та совсем не так, как остальные. Темные волосы были выпущены наружу, свисая ниже лопаток, халат расстегнут, рукава подвернуты, сами руки в карманах синих джинс. Майка яркая и красная, но выцветшая и видно, что заношенная. На смуглой коже в районе предплечья россыпь татушек. Глаза голубые и пытаются подлезть к Суа ближе. — Что? – спросила девушка тогда, на что ей ответил озорной тон. — Вижу, ты не такая, как остальные, доктор Суа? – объемные сережки в ушах двигаются, вместе с резким махом головой. — Не называйте меня так, – лишь твёрдо отвела глаза в сторону. — Может, будем сотрудничать? – протягивает руку, — Хёна. Брови свелись к переносице, теперь на неё пришлось посмотреть по-другому. Уверенность из этого человека не просто излучалась, она прям-таки плавала, затапливая Суа этим. «Уверяю, гарантирую, держу пари», — таких слов не было, но это не мешало ей, не подавляло и ничего из этого. Так вот. Вот кто этот человек. Человек, — который пытается бороться с этим. — Нет, это не моё дело, – это не её дело, а ещё головная боль. — Да. Это не твоё дело, но в документах ты показываешь другое. — Хватит, – на этом и закончился их диалог. Суа не перестала работать также, как и раньше, общаясь с людьми больше, именно с людьми, а не пациентами. А потом. Потом появилась она. И тогда все перевернулось окончательно. Изначально, она отличалась среди всех. В ней ещё не погас огонёк, а улыбка на лице продолжала сиять, как и длинные волосы. Впервые увидев её, было… Непонятно. Мрачный Лука записывал её, пока Суа боролась с желанием сломать его ручку, чтобы не писала, чтобы остановился. Хотелось подойти, схватить за грудки, вытряхнуть из него понимание, спросить: «Что ты творишь, мать твою? Не делай этого!» — но одновременно с тем, её тело не могло пошевелиться. Изумление, которое Суа почувствовала, пересилило в ней все. Суа никогда не думала, что в этой серости, может быть что-то такое. Это сначала ввело в восторг, а потом и в гнев, опять и опять. На себя, на Луку, на Хёну. Мизи, — не должна была находится в таком месте. С этой детской невинностью, с этими розовыми, но на вид мягкими волосами. С розовым румянцем на щеках. С длинными ресницами и короткими, но тонкими пальцами. С белой курткой, котиком на кофте, браслетами на запястье и бежевыми уггами на ногах. Кажется, Мизи вообще, не с этой планеты. Это чудо, не иначе. — Суа? Доктор Суа! – прочитала она на бейджике, «доктор Суа» не могла ничего сказать в ответ, а когда возможность говорить снова вернулась к ней, девушку с красивым голосом давно увели наверх. В «214» палату. Суа представила, как обращается к ней «пациент 214», — это заставило её скривиться. То ли, от того, что это не её дело, то ли, в целом, отвратительно. Находится здесь, смотреть в светлое и милое лицо Мизи. Судьба ей смеялась в лицо. Впервые за долгое время, она достала тот самый план, на три вопроса, он уже успел покрыться пылью. — Как ты сюда попала? – спрашивала Суа, любезно протягивая горячую кружку чая в руки. — Это быстрая история, — я шла-шла, потом по лестнице, а потом в дверь, а потом… — Мизи. — Да? — Мне можно доверять. Настолько невинный взгляд, переменился резко на какой-то нежный и ласковый. Словно блёстками посыпали. Она опустила голову, очки съехали на нос, чашку девушка поставила на стол, отказываясь от чая. — Это… правда быстрая и глупая история. — Возможно, ты захочешь рассказать её мне, после того, как я расскажу что-то личное о себе? Мы можем поделиться секретами друг с другом, – делает паузу. —Что думаешь? Просто, лично Суа например, предпочитает в данный момент думать поменьше. Это странная техника, неправильно. Этот список не правильный, пациент 214, — тоже неправильно смотрит, искренне, в её глаза нет недоверия, это тоже неправильно. — Я думаю, что вам идёт бежевый, доктор Суа. — Что? – губы пересохли. — Вы прямо, кукла-снежинка! Невозможно.

***

Мизи выглядит неправильно в белой, больничной одежде. Неправильно в белой палате. Это была вторая неделя её пребывания, наверное, уже надо бы привыкнуть, но Суа не может. Новых «пациентов» она всегда встречала с сжатыми кулаками, — за спиной, — мыслями скачущими от одной к другой, а ещё со спокойным, непроницательным лицом, — так было, но так было также и из-за того, что они уже были сломаны. Мизи была надломанной, но не разбитой. Улыбалась, искренне, так что под глазами появляются морщинки, а на щеках ямочки. Два стука, удивленный ответ «заходите», у Суа от нежного голоса сердце пропускает удар. — Привет, – уставшее выражение лица, вызвало четкое жжение и чесотку изнутри. Девушка заправила розовые локоны за уши. Мизи без очков, её лицо открыто, считай полностью и ничего не скрывает появившиеся синяки под глазами. — Как дела? – однажды, сестра сказала ей, точнее раздраженно накричала, на такой вопрос Суа. «Зачем ты спрашиваешь у меня это утром?! День только начался, никак!», — на всю жизнь запомнилось, теперь всегда держит вопросы при себе, если этого не требует ситуация. Вообще-то, наверное сестра права, но этот вопрос относится не только к «нормально», «сойдет», «плохо», «хорошо», — в целом, как себя чувствуешь? Как дела? Буквально. Сейчас вечер, работа у Суа окончилась, можно уходить, даже вещи все собраны и дела, которые можно было сделать завтра, сделаны сегодня. Поэтому, подводя итоги дня, она спрашивает этот вопрос. Но с Мизи итак, легко спрашивать такие вопросы. — Не знаю, ощущаю себя… Выжатой, будто, скомканной? – вопросительно прошептала она, заставляя прислушаться и внимать сильнее-сильнее… — Совсем недавно я была дома, а сейчас уже здесь. — Как тебе «здесь»? – Суа не знает, почему она продолжает обходиться с концами, когда Мизи даёт ей «наводку» к истокам, а ещё к корням волос. К этому, пока нельзя прикасаться, хоть девушка и не против, у Суа в голове стоят рамки. — Ну… Мне нравится, что здесь честные люди, нормальные. — Нормальные? Что ты имеешь ввиду, под таким относительным словом? Никто раньше, не говорил так про сотрудников этого места. Только с презрением, отведенным взглядом в сторону, а ещё с натяжкой и назвать их «нормальными» не получалось ни у кого, только «терпимо». Но, у Мизи, все по-другому, её поза открыта, она сидит на кровати, смотрит в окно боковым зрением, лицо мягкое и ненапряжённое. — Ну, они хотя бы говорят все в лицо. Например, ко мне сегодня, когда заходила эта женщина с пучком, не знаю её имени, приносила еду, она посмотрела на меня, искренне сказала, что лучше бы таких как я не было, ну, знаете, ей бы хотелось, чтобы радужные горели в аду, – под конец её шепот превратился совсем в никакой, последний слог Суа прочитала по губам. Она и не заметила, что приблизилась так близко. Сейчас Суа немного нависает над Мизи, почти лбом касаясь нежных волос. Сжимая свои пальцы, девушке вдруг хочется сделать поступок, не присущий специалистам. Вообще-то, она уже давно делает такие вещи «не присущие» специалистам, но об этом позже. Суа опускается на корточки, сжимает теплые руки «пациента 214», смотрит в зелёные глаза, которые наполнены небольшим ступором. — Я смогу сделать так, чтобы тебе не говорили таких вещей. Это не честность, не искренность, это невоспитанность и ненависть к своей работе и жизни, грубость, – кивает она, — они это делают, только потому что, им больше не на кого вывалить свой гнев. — Доктор Суа… – растерянно вымолвила Мизи, щеки покрываются румянцем, красиво. — Я… – начинает девушка, её взгляд бегает туда-сюда, но в конечном итоге останавливаются ровно на фиолетовых глазах и черных зрачках, — мне, недавно я думала, что узнала, какого это первая любовь, долго бегала за этим человеком, была обходительной, дарила дорогие подарки, – та сглатывает, руки начинают дрожать, и эта дрожь проходит мурашками по телу Суа. — Смущалась от дружеских объятий, дружеских поцелуев, а в один из дней, вывалила все как есть. Просто… Не поняла, не различила, что есть дружба, что любовь. Голос от последующих слов тоже начинает дрожать, брови становятся домиком, глаза стеклянные: — Я никогда не д-думала, что о любви, можно заявить в полицию. Отправить на лечение, заставить оплатить штраф, м-морал-льная компенсация. Я даже… Не подозревала, что мои действия повлекут за этим такое… Я потеряла работу, да, она была не лучшей, но я была не готова, теперь попала сюда, родители недовольны мной, разоч-чарованы. Слеза падает на запястье Суа. Мизи не отводит взгляд. — Больше всего, меня… расстроил-ла реакция, этого человека… Все свои под-дарки, – она больше заикается, задыхается вдохами. Суа успокаивающе гладит её. — Я нашла на улице, на п-помойке, хотя, м-мои чувств-ва, в итоге оказал-лись, фактически там же. Дорожка из слёз остаются на её щеках, а сами капли впитываются в чужую рубашку. Ответить на объятия Мизи пока не может, но и не нужно. — М-мне, казалось, любить это хорошо.

***

Тогда это стало почему-то, резко, её делом. Тогда, когда щеки Мизи начали касаться слёзы, оставляя дорожку за собой на щеках. Когда руки не справлялись с тем, чтобы вытирать это, а голос дрожал и звучал в нос. Когда это начало происходить все чаще.

Хёна, я хочу присоединиться к вам.

Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.