Черная печаль твоих глаз

      Вставать с кровати даётся тяжко. Но Тилл все таки встаёт подтягиваясь и зевая. На часах уже десять вечера, он кажется опаздывает. Ну, ничего. Лука подождёт. Привык уже. Тилл рассматривает свою помятую рожу и не знает, что лучше, умереть или умыться холодной водой.       Приходится выбирать второе. У него темные синяки под глазами, да такие большие, что страшно становится, хотя, впрочем, насрать. Волосы после пяти часов сна выглядят так, будто он их не мыл неделю, а то и больше. Да, что за подстава? Только утром мыл же. Он решает надеть толстовку, думая, что капюшон скроет это безобразие. Натягивает спортивные штаны, — в голове картинка, как он бежит до больнички и становится смешно, — что уж говорить, от этих штанов только название и есть. Тилл выбегает из подъезда, под куртку сразу пробирается морозный воздух, заставляя съежиться. Он ненавидит зиму, господи. Снег под ногами скрипит, ну, а толку то? Когда еще и проснулся пять минут назад, это ощущается вдвойне скверно. Нет, серьёзно, хуже только этого, — когда проснулся утром, опаздываешь, выходишь, еще толком не разлепив глаза, и тебе уже приходится бежать по холоду, гололёду и прочей хуете. Короче говоря, зима это — отстой. Ему еще в детстве, даже Новый год не нравился. А что в нём хорошего, собственно говоря. Его родители в тот день забывали о нём на совсем, дома играла шумная музыка, давила на уши; все вокруг выпивали, а потом ссорились, а потов в это еще и Тилла втягивали. Сейчас он вроде вырос и оборвал все свои связи с родителями, но этот осадок все равно остался. А какие еще есть праздники в зиму? О-о, день влюблённых? Ну, это вообще темный лес. Мрак? Мразь-сразь? Как еще обозвать? Что говорить об этом празднике, если у Тилла даже отношений нормальных ни разу не было? С этим у него не ладится. Сейчас есть одна девушка, которая ему нравится, но… в общем, там есть одно, большое, просто огромное, «НО». Если вспоминать остальных, то весь его опыт это, — пару раз походим за ручки, поцелуемся, что ты хочешь что-то серьёзное? Прости, но я не готова к отношениям, знаешь, ты хороший парень и… БЛА-БЛА-БЛА!       Он с силой вытаскивает из кармана карту, чтобы оплатить проезд и кондуктор дёргается, злостно смотря. Оплатив, бормочет извинения, садясь за место у окна. В общем, зима это хуевое время года. Тилл листает ленту новостей, натыкаясь на одну интересную статейку с громким названием:

«Появления граффити. Люди нетрадиционной ориентации требуют прав. Что на это ответит правительство?»

Пролистывает фотки с так называемым «граффити», где на самом деле, просто различные надписи: «Любовь не должны лечить!»; «Хватит скрываться!» — и подобное. Далее написано, что тех кто это рисовал всех поймали и посадили. И чего они добивались? Тилл понимает, что все как обычно, выходя на нужной ему остановке.       Подходя к уже привычной больнице, он оглядывает её. Здание в два этажа, окна маленькие и с решётками, — чтобы никто не спрыгнул? — оно все серое и видно, что нежеланное. Время «22:34». Тилл заходит в большие черные двери и его с порога встречает Лука. — А ты и не торопился? – смазливый тон уже с первых секунд, так и толкает на то, чтобы съязвить, но осознание того, что тут как бы он опоздал, не даёт этого сделать. — Прости, – отвечает он простое, а после наблюдает за тем, как уже одетый лука выходит из «будки» охраны и кидает ему ключи. Тилл едва их ловит, морщась, он материться под нос, поднимая взгляд снова. — Пока, – махает блондин рукой, закатывая глаза. Тилл сжимает ключи мёртвой хваткой, а после все таки заходит внутрь. Вешает куртку, ставит чайник, не надевает эту стремную форму, садится за стул, все как обычно. Эта работа не вызывает у него не счастья, ни гнева, — только усталость. Глаза пробегаются по камерам палат, наблюдая и понимая, что все как обычно, — даже никого нового нет. Он сразу и неосознанно утыкается в камеру под номером «четыре». Там Мизи. Она сидит на кровати, вдупляя в потолок и никак не проявляя признаки жизни. «Лекарства дали.» В начале своей работы, он думал, что это ненормально, — то, что человек может сидеть и не двигаться по несколько часов», — Тилл предполагал, что это может камеры зависли, или типо того. Но все оказалось, намного… проще? Мрачнее? Хуже? Как дать этому определение? Короче, пациентам просто дают определённые таблетки, у которых такие «побочки». Это ему объяснил один из врачей — Суа. Спокойная и терпеливая, так Тилл её называет у себя в голове. Суа, в целом, хороший друг (хотя, они вряд-ли, могут называться друзьями, но все же), врач, специалист и это парень точно знает. Общавшись с ней всего несколько раз он уже ощутил эту энергетику от которой сразу становится спокойно. Хотя, возможно с другой стороны, это жутко, когда вот с тобой разговаривает доктор говорит, что все в порядке, а потом ты становишься овощем на несколько часов. По крайней мере, со стороны это выглядит именно так. В начале это очень пугало и напрягало, но спустя время, это уже не кажется чем-то странным.       Чайник вскипает отвлекая от мыслей. Он наливает себе растворимый кофе, надеясь, что не умрет просто от вкуса этой жижи, а после откидывается на стул, снова смотря за камерами. Казалось бы, что сложного в этой работе? Но глаза слипаются, а мозги плавятся. Почти все пациенты уже спят, а доктора собираются по домам. Этим он и любит ночные смены, — все тихо спокойно, ты в компании компьютера и чашки кофе. А завтра утром ехать в универ… Его однажды спросили, не страшно ли ему с этими «гомосеками»? Не боишься ли ты, стать таким же, как они? Тилл пожал плечами. «Нет, мне на них все равно». Это странно и нелогично. Как этим можно заразиться? Воздушно-капельным путём? Что-ж, в такое он не верит. В конце-концов, ему даже не приходится с ними контактировать. Это происходило только пару раз и в один из таких дней… Его попросили передать документы в «214» палату и тогда, он встретил её. Поднимаясь на второй этаж, у него были мысли только о том, чтобы поскорее попасть домой и поспать, а еще о еде. Он постучался в белую дверь с номером и открыл услышав негромкое разрешение. На дворе тогда был только конец августа, поэтому солнце ещё оставалось на горизонте, освещая все вокруг. Его лучи осветили глаза Тилла, заставив прикрыться рукой. — Суа, тут меня попросили… – он протягивает папку вперёд и все-таки поднимает глаза, которые начали слезиться. — Вау! Какой ты красивый! А как тебя зовут? А ты тоже доктор как и Суа? Почему на тебе тогда нет халата? Ой, а меня кстати, зовут Мизи! Шквал вопросов осыпался на него слово град летом, а шквал чувств будто дождь зимой. И это не просто морось, это ливень — состоящий из неловкости, смущения и удивления. Девушка на кровати сидела, положив руки на колени. Длинные, — достающие до копчика точно, — розовые волосы переливались с фиолетовыми концами, на лице была мягкая, но широкая улыбка, которая так и кричала о желание узнать все и обо всех. Глаза под очками были практически желтыми, они приковывали к себе, захотелось сразу же посмотреть поближе, чтобы убедится, что это не солнце, может это не из окна свет, а от её глаз? — А… Э-э, – смог лишь неловко выдать тот, понимая, что все лицо горячее и красное. Ему впервые за долгое время сделали комплимент, так еще и такая красивая девушка! Как тут не смутиться?! Суа принимая папку с документами, выгнула бровь, но промолчала. Сердце будто сжалось, хотелось постучать по груди. — Спасибо, Тилл, можешь идти, – кивнула Суа, читая листы. — Тилл! Прикольное имя! А ты знаешь кто тебе его придумал? Вот моё например, мне дала мама, она говорила, что не зря, что оно мне очень подходит. — Нет, не знаю. — Жаль! Мне было бы интересно узнать. Так, кем ты работаешь? – Тилл словно увидел ребёнка, только познающего мир, он будто на секунду, попал в другой мир, где проблем не существует. — Охранной, – неловко отвел взгляд он, ощущая пристальный взгляд Суа. — Это классно! А ты ещё придёшь? Тут так одиноко, я только с доктором Суа и общаюсь. — Это вряд-ли, – отвечает за него последняя. — Ладно, я пошёл, — отмахивается Тилл, всем сердцем не желая уходить. — Пока! Я с тобой приятно было пообщаться, заходи ещё! После того случая, все что ему оставалось, — это наблюдать за Мизи издалека. По-началу он чувствовал себя сталкером, но потом привык. Ему было жалко её. Ну, а что если говорить о его чувствах? Видимо, так просто суждено, влюбятся в тех, кто в тебя никогда нет. К этому Тилл тоже привык. Он вздыхает, ставит кружку на стол. Переключает камеры, замечая то, что Суа уже уходит. Ему не особо хочется с ней пересекаться (на самом деле, в последнее время ни с кем не хочется), но придётся. Тилл смотрит, как она быстрым шагом идёт по коридору и вдруг останавливается. Она несколько секунд неподвижно стоит у палаты «214», будто прислушивается, а после стучит и заходит. В это же время Мизи теперь лежит, смотрит в потолок, видимо пытается уснуть? На стук она не обращает никакого внимания и на Суа тоже. Вторая тем временем, проходит внутрь и закрывает окно, затем ставит сумку на подоконник и тяжко, протяжно так, выдыхает. После чего девушка проходит к кровати, туда где лежит Мизи. Суа протирает глаза несколько раз с силой, а после доходит обратно до сумки и выходит из комнаты также неожиданно, как в неё и зашла. Тилл за этим наблюдает непонятливо и решая, что это не его дело, просто допивает кофе. Нет, ну правда, возможно, просто у доктора были какие-то вопросы по лечению, а Мизи сейчас не в состоянии отвечать. — Тилл. «Тилл» подпрыгивает от неожиданности, чуть было не хватается за сердце, но останавливает себя. Он и забыл, что не один в этом мире, блять. — Прости, я ключи.. — Боже, Суа, ты мне иногда напоминаешь девочку из «звонка», как ты так быстро? Суа смотрит на него нечитаемым выражением лица, а после закатывает глаза и кладёт ключи от кабинета на полку. — Пока, – говорит Тилл, прикрепляя ключи к основной связке. Девушка ему не отвечает, спокойно забирая вещи из гардероба, она одевается за несколько минут, но по ощущениям, будто за несколько секунд. Когда Суа уходит, он закрывает гардероб на ключ и остаётся практически, совсем один. В такие вечера парень представляет, что он в игре. Хотя, иногда все происходящее правда на это похоже. У них еще и больница такая… устрашающая и одновременно спокойная. Когда заходишь, слева сразу стоят диванчики и также гардероб, рядом с гардеробом находится Тилл, ну, то есть, «будка» охраны, а вот если ты пойдешь мимо охраны и прямо, там будут находится длинные коридоры, с правой стороны, по факту, ничего нет, только склад, лестница на второй этаж, аварийный выход, ну и туалеты, — лучше этих туалетов нет в этой больницы, проверено! В остальных всегда грязно и нет мыла. Ну, оно и понятно, туда меньше всего ходят. Так вот, а с левой стороны(если смотреть со входа), опять диванчики, план здания, а также кулер. Если уходить в левый коридор, то там опять же лестница, туалеты, а также кабинет психиатра. То есть, кабинет Суа. Вообще, Тилл не знает, как она в работе, просто, знает тот факт, что она хороший специалист, но сам бы он, к такому психиатру не пошёл. Он бы вообще, к психологу не пошел, если честно. Но к Суа, — тем более. Ну не суть, единственное, что стоит знать, так это то, что кабинет психиатра, — единственный кабинет, где не записывается звук. И это, на самом деле радует? У каждого человека должна сохраняться анонимность. Даже у…       Тилла кажется, сейчас стошнит поэтому он перестаёт об этом думать. Все равно не он работает днём, так какая разница? Тишина напрягает, — а еще сводит с ума, — поэтому он включает один наушник и включив лампу, — да, ему было нормально сидеть в полной темноте, — достаёт из рюкзака помятый жизнью скетчбук, а из подставки, что стоит рядом, карандаш. Он плохо заточен, ну в целом, сойдёт. На столе на самом деле, такой бардак, что это должно бы было, мешать ему рисовать, но Тиллу сейчас так насрать, он просто хочет спать и отвлекает себя как может. Чашки, какие-то бумажки, обёртки от конфет, — Лука засранец, — ему не помешают. Рука двигается сама. Он ставит ноги на кресло, не заботясь о грязи, — так удобнее сидеть, когда одна нога под жопой, а на вторую ты упираешься руками в колено. В ушах играет что-то жесткое и громкое, отчего рисунок приобретает похожий характер. Линии толстые и лишь в некоторых местах становятся тоньше. Тилл даже на камеры параллельно не смотрит, на работе он находится сейчас лишь краем уха и частичкой сознания. Увидело бы его сейчас начальство… Хорошо, что не видит. Он полностью отдаётся этому непонятному «вдохновлению», даже не вдумываясь в то, что рисует.       Стержень карандаша с треском ломается и Тилл откладывает его, — выкидывает, — куда-то в дальний угол стола. Он тянется, чувствуя, как все затекло. Парень зевает, не стараясь даже прикрыть рта, кого стесняться-то? После этого Тилл скептично оглядывает рисунок, закрывает скетчбук и кидает его к карандашу.       Нужно умыться. Топая в туалет в правом коридоре, он понимает, что забыл посмотреть время. Внутреннее чутьё подсказывает, что время не меньше уже трёх часов. Хотя, в общем-то, разницы нет. Холодная вода обжигает, лицо, руки. Он тупо заставляет себя проснуться. Трёт с силой, понимает, что голова раскалывается и продолжает не обращать на это внимание. Вокруг так тихо, что невольно прислушиваешься ко всем звукам и дышать меньше стараешься. Тилл возвращается за рабочее место и вздыхает, — какой же я долбаёб, — будто на него и правда могли напасть из тени убить и потом по кусочкам смаковать. Вообще, казалось бы, — всем ночью приходят грустные мысли, но ему походу приходят только ебнутые. Время «05:37» — и это удивляет, потому что, скоро кончится его смена. Тилл смотрит в камеры, — ура, все на месте, значит его не уволят! — как вдруг слышит с улицы странный звук. Он переключает камеры чтобы посмотреть откуда это и в следующую секунду ему хочется лишь рассмеяться. Он берет ключи и направляется к выходу, сдерживая улыбку. — Нам опять пизды вставят, ну ты как обычно! — Почему я то сразу? — А кто ещ…       Дверь открывается со скрипом, заставляя отпрыгнуть двух мужчин. — Тилл! Мы тут это, ключи походу… — Не «мы», а ты! Тилл не обращает на них внимание, проходя обратно в помещение. — Быстрее, холодно же, – бурчит он, замечая рядом с Исааком и Дьюином еще одного человека. — Ключи у меня в связке. — Блять, серьёзно что-ли?! Исаак, я тебя ненавижу. Тилл лишь краем уха слушает спор, обращая все своё внимание на третьего парня. На нем два капюшона, — первый от куртки, второй от толстовки, — из-за чего лица практически не видно. Со стороны Тилла так вообще, один нос, да рот видно. — Слушай, нам тут новая палата нужна. Организуешь? Тогда Тилл и понимает, что это новый пациент. Боковым зрением он видит, как того передёргивает от слова «палата». Но, это не его дело. Поэтому Тилл просто берёт ключ от свободной палаты, отвлекаясь на какие-то документы. — Растворимый кофе без сахара?       Поначалу кажется, что ему послышалось. Он оборачивается на незнакомца, который уже успел снять куртку и, — блять?! — выпить кофе Тилла. Хочется спросить: «какого хуя?»; но, по факту, ему удаётся лишь нелепо открывать рот. Теперь он полностью может рассмотреть его, потому что, парень смотрит на него, будто бы не сделал ничего такого, а из под «невинной» улыбки торчит клык, заставляя раздражаться еще больше. В его радужке будто красные огни, — и это единственное, что делает эти глаза хоть сколько-то яркие. Хотя они все равно, словно ничего не выражают. Брови густые, подняты наверх. Волосы такие же темные, закрывают почти весь лоб, а с кончиков стекают капли, видимо от снега. Это парень отводит взгляд, продолжая «исследовать» стол, он проводит пальцами по скетчбуку, собираясь открыть, как вдруг Тилл бьёт рядом с ней, прерывая действия. — Не трогай мои вещи. Слова помогают и тот действительно убирает руку, но неприятное выражение лица так и не пропало с лица. Тилл морщится, забирая скетчбук. — А я и не думал, что такой сахарок, пьёт кофе без сахара. Тилл даже проснуться уже успел, он морщится еще больше, вызывая у второго смешок. — Господи, у меня щас уши в трубочку свернутся, – Тилл передаёт документы подозрительно молчащему Дьюи, а после добавляет, шепотом, но так чтобы слышно было, — отвратительно. Они наконец-то уходят, и парень может наконец-то спокойно вздохнуть. Казалось, воздух стал более спёртым на эти секунды пока этот парень говорил с ним. Тилл наблюдает, как они заходят в палату и в голове проносится весь «диалог», что был у них. Если это так можно назвать. Словно пластинка заевшая, повторяется и повторяется. Когда Исаак и Дьюи уходят, Тилл опять идёт в туалет, — и он не может назвать себя брезгливым, но в этот раз ему почему-то хочется помыть кружку не один раз, два.       Удивительно, а до этого он мог не мыть её по две недели. После когда он возвращается на место, ему так и не удаётся оторвать взгляд от камеры под номером «девять». Палата «219». Парень не спит, видимо даже не пытается. Тилл фыркает, думая, что ему ещё ничего не дали, а он уже, как под таблетками. До конца смены пять минут, он пролистывает свои рисунки, рассматривая последний. Мизи целующаяся с какой-то девушкой. Вот это фантазия. А если бы, этот незнакомец все-таки посмотрел бы этот рисунок? Что было бы? Его бы тоже положили бы лечиться? А как бы отреагировал тот парень? Тилл рассматривает толстые линии, очертания тел, закрытые глаза, румянец на щеках, — хочется самому порвать этот рисунок, но он просто убирает скетчбук в рюкзак, ожидая Луку.

«А я и не думал, что такой сахарок, пьёт кофе без сахара».

Это был подкат от гея?

Блять.