Love Again

      Надо было давно себе признаться в том, что Феликс превратился в детёныша кенгуру, пересидевшего в мамином мешке. Им обоим стоило не расслабляться, не потакать своим слабостям. В частности, страху о том, что никто другой не справится с Феликсом так же хорошо, как они сами. Они, – даже Чанбин, хотя вслух он в этом ни за что не признается, – прекрасно понимали, что им за всем не уследить и что стоит передать бразды правления знающим людям.       Теперь они были вынуждены наблюдать трансформации Феликса со стороны. Творческие процессы были поставлены на паузу; сейчас команда профессионалов занялась образом Феликса вплотную. Сначала избавились от искусственных прядей, потому что натуральные волосы уже отросли достаточно, до самых плеч. Судя по фотографиям, гардероб тоже претерпевал изменения: на место провокационным нарядам от авангардных дизайнеров приходили чуть более сдержанные брючные костюмы, уже без всяких намёков на юбки, и повседневные аутфиты с широкими джинсами, косухами и ещё чем-то. Феликса и Изабеллу постоянно тренировали, вместе и порознь. Бан Чан не мог присутствовать, но знал, что их натаскивают для того, чтобы их действия на публике выглядели правдоподобно, а также знакомили их с историей их же «отношений». Пока Бан Чан с Чанбином не получили копию завершённого сценария, но уже заранее они догадывались, что история будет банальной и пересказанной сто миллионов раз. Единственное, что в этом клише будет нового – это пара неземной красоты, и именно на этот аспект была вся надежда. Если никто не захочет съесть видавшую виды историю любви, но с двумя нежнейшими, прекраснейшими голубками, то пиши пропало.       «Прогревные» посты в аккаунте Изабеллы вроде как начинали вызывать у публики интерес. Среди привычных селфи в зеркале и снимков с репетиций, – оказывается, она параллельно снимается в какой-то дораме здесь в Корее! – стали появляться фотографии, очень тонко намекающие на то, что в её жизни есть некий мужчина. Джинсовая куртка на спинке стула; мужские аксессуары перед зеркалом в гримёрке; стакан с недопитым кофе. Наверное, со стороны, для поклонников, все эти послания казались интригующими, предсказывающими такое, чего они от неё пока ещё не слышали никогда. А для своих её снимки были в чём-то даже смешными: на фото не было ни одной личной вещи Феликса, максимум – что-то из его нового гардероба.       А ещё Бан Чана немного мучила совесть. Почему-то его не покидала мысль о том, что это он виноват в том, что Чанбин не мог видеться с Феликсом. Феликс очень скучал. Это было видно и по его новым наброскам текстов, в которых сквозила тоска и одиночество, и по его чуть осунувшемуся, бледному лицу. Насколько Бан Чану было известно, Феликс до сих пор винил в случившемся себя: если бы он тогда держал руки при себе, не пришлось бы ввязываться в эту историю с пиар-романом. Чанбин, напротив, его ни в чём не винил и смотрел на ситуацию философски. Но Бан Чан знал, что Чанбин специально крепится, чтобы не расстраивать Феликса ещё больше, а сам скучает по нему ужасно.       Помимо совести Бан Чана мучило ещё кое-что. Кое-что, что буквально не давало ему спать по ночам.       Каждый день он смотрел на контейнер с приборами. И ждал. Ждал очень сильно. Хёнджин не писал, и день ото дня Бан Чану становилось всё тяжелее. Резко повеяло прежними временами: Хёнджин выстраивает хитрую сеть правил, которым должен следовать Бан Чан, а для себя правил Хёнджин не придумывает. Но Бан Чан уверял себя, снова и снова, что теперь всё иначе. Они оба другие. И старым играм между ними больше места нет.       Однако говорить о неком таинственном, интригующем, тягуче-сладком «между нами» было как будто бессмысленно? Что было между ними? Несколько спонтанных встреч, случайный секс? Было смешно думать о том, что если бы Сара в тот день не подвернула ногу, то он так и не встретил бы Хёнджина. Возможно, в скором времени Бан Чану придётся начать верить в эффект бабочки и конспирологические теории.       В итоге Бан Чан решил, что он и Хёнджин друг другу ничего не должны. Всё, что есть между ними, – что бы это ни было на самом деле, – это совершенно точно casual.       Хёнджин написал через пять дней.       Бан Чан едва не кинул сообщение с незнакомого номера в спам. А когда понял, что это Хёнджин, то у него задрожали руки. Сообщение было коротким, нейтральным по своему тону, без какого-либо подтекста – а как хотелось бы, чтобы он был! Но мечтать времени не было, надо было действовать, срочно. Поэтому Бан Чан сделал первое, что пришло в голову.       – Алло? – голос Хёнджина был приглушённым, на фоне слышалась музыка. Сначала Бан Чан испугался, что Хёнджин где-то развлекается, расслабляется с друзьями или ещё с кем-то. А в следующий миг память подкинула факт: рабочий день, шесть вечера – Хёнджин на работе в студии. Сердце билось по-прежнему быстро, но уже не так напряжённо.       – Можешь говорить? – Бан Чан тоже почему-то заговорил шёпотом.       – Да, пара минут есть… – Хёнджин стремительно становился растерянным. Словно ему и в голову не могло прийти, зачем Бан Чан, наконец получив «право голоса», может звонить в ответ на его сообщение. – А что… что-то случилось?       – Я тут подумал, – слова почему-то застревали в горле, приходилось их буквально выталкивать, чтобы не было ненатуральных пауз. – зачем ты будешь тащиться ко мне через весь город из-за одного несчастного контейнера? Контейнер хороший, я не принижаю его положительные качества! – в трубку мягко ударил воздух – смешок Хёнджина; сердце сжалось. – Просто… сегодня ты будешь после работы, уставший…       – Я могу приехать в любой другой день, хён, если сегодня ты занят! Без проблем! – теперь Хёнджин резко оживился, заговорил быстрее.       – Я не об этом.       – О чём тогда? – слова были произнесены с медленной осторожностью.       – Я на машине. Я могу приехать. К тебе.       Пауза.       В груди поднялась паника. Кажется, разговор сворачивает не туда.       – В смысле, могу приехать и завезти контейнер. Мне не сложно, – все слова вылетели залпом, на одном дыхании. – Приеду и сразу же укачу обратно. Если у тебя сегодня есть планы, я не помешаю, честное скаутское.       Снова мягкий удар в ухо. Бан Чан не мог не улыбнуться.       – Я ещё на работе, хён.       – Не сейчас. Позже. Во сколько ты освобождаешься?       – Боже, Крис… – начал было Хёнджин, явно с улыбкой, с той самой, которой улыбаются, когда становишься невыносимо приятен и приятно неотвратим, но осёкся. – Хён. Можно подумать, у тебя столько свободного времени?       – Если я предлагаю, значит, мне удобно, Хёнджин-а. Когда у меня нет времени, я вообще на горизонте не появляюсь, – сказал Бан Чан. Собственные слова, почему-то, показались преувеличенными, на грани дешёвого вранья. Уже какая-то часть сознания понимала, что ради этого мягкого смешка Бан Чан с радостью поедет на другой конец города хоть в три ночи.       – Ладно… сможешь в девять? Мне нужно сделать кое-какие дела.       – Смогу. See you!       – Ага. Си ю ту… или как там.       Ещё один смешок. Когда в трубке раздались гудки, Бан Чан едва не выпрыгнул из своего кресла. Под кожей загудело нетерпение. И радость. Какая-то чистая, наивная, детская радость.       Вечерами становилось всё холоднее и холоднее. В скором времени всё-таки придётся вылезти из пиджака хотя бы в тонкую куртку.       Эта мысль промелькнула в голове, пока Бан Чан стоял на крошечном балконе дома у Хёнджина. Он сказал, что вышел проветриться и быстро переговорить по телефону с Сарой, а сам вышел подышать. Просто вдох-выдох, вдох-выдох, не забывай! Иначе сердце совсем ошалеет и всё-таки выпрыгнет из груди…       – Ты закончил? Не замёрз ещё?       Бан Чан обернулся – на балкон робко заглядывал Хёнджин. В тот вечер что-то в нём было непривычно. И это самое «непривычно» заставляло Бан Чана дрожать изнутри. Может, дело было в чёрном цвете: по наблюдениям Бан Чана, чёрный цвет всегда придавал и без того крайне привлекательной внешности Хёнджина аристократичности. Правда, было немного досадно, что мешковатый свитшот и такие же объёмные штаны скрывали изящную фигуру. Хотя, может, это и к лучшему. Не факт, что сердце Бан Чана выдержит такие перегрузки.       – Становится зябко, – Бан Чан поёжился. Всё-таки, не надо было оставлять пиджак в машине. Он повернулся к огням дома напротив, – весь район, в котором жил Хёнджин, был битком заставлен жилыми многоэтажками, – и всмотрелся. Кое-где угадывались перемещающиеся за опущенными шторами фигуры. Десятки и десятки уникальных историй жизни, со своими препятствиями, разочарованиями, любовью и близостью…       – Вот так. И не придётся мёрзнуть.       На плечи легко опустился пушистый плед. Бан Чан не сразу понял, что Хёнджин взял его в кокон и так и не отпустил руки. Теперь они оба были окружены мягким охряно-оранжевым теплом. Бан Чан моргнул. Хёнджин моргнул тоже. Расстояние между ними равнялось одному дыханию. Бан Чан чувствовал привкус чуть горьковатого чёрного чая с сахаром – но уже не только на своём языке. Губы Хёнджина, слегка пересохшие, но по-прежнему яркие, улыбались. В улыбке читалась тугая смесь радости и страха. О чём были эти чувства? Чему вообще мог радоваться или чего мог бояться Хёнджин?..       Время растворилось в тёмных карих глазах. Руки сомкнулись на талии, затерянной под слоями ткани. Плед на плечах натянулся в ответ. Видимо, продолжать дружескую беседу, начатую до звонка, не получится. Но Бан Чан сказал себе, что не будет подталкивать Хёнджина. Выдерживать близость с ним было почти больно – больно из-за того, что нельзя было стать ещё ближе, вспомнить мелкие детали, которые были известны раньше. Чтобы хоть как-то ослабить натянувшееся внутри напряжение, он погладил большим пальцем тёплую талию.       Губы на губах – лёгкое, едва уловимое прикосновение. Внутри взметнулось тепло, почти обжигая грудь. Он разрешил себе только выдохнуть – и тогда чужие губы приоткрылись, начали двигаться.       Потеряв над собой контроль, Бан Чан прижал Хёнджина к себе ещё плотнее, чтобы между ними не оставалось ничего, кроме поцелуя. Под пледом Хёнджин цеплялся пальцами за руки Бан Чана, словно боясь, что колени могут подкоситься в любую секунду. Его губы, однако, двигались с нарастающей уверенностью. Бан Чан снимал с языка вкус чая и никак не мог им насытиться. Ему было мало; он куда-то гнался. Хёнджин прикусывал его за верхнюю губу, то слабее, то сильнее. И даже этой крошечной, сладковатой боли хотелось ещё больше.       – Я не знаю, что я делаю, – прошептал Хёнджин. Резко глаза открылись сами собой. В голосе Хёнджина проскользнул страх. Он словно не доверял самому себе, своим желаниям или тому, что между ними сейчас происходило.       – Нельзя, чтобы увидели… – добавил он, чуть хмурясь. Бан Чан кивнул. Хотя невольно воспринял эти слова с большим сомнением: вокруг них сотни людей, все заняты своей жизнью, да всем на них просто плевать. Но, чуть надавив на своё желание силой воли, он повёл их обратно в комнату.       Пока Хёнджин делал вид, что балконная дверь не запирается, Бан Чан сел на диван. Он помнил про «постную еду», что бы это ни значило. И он знал, что будет держать себя на привязи. Эта новая сторона Хёнджина казалась мягкой, слишком человечной; холодной суке, которой Хёнджину нравилось казаться раньше, места больше не было. И ведь даже тогда, с тем Хёнджином, Бан Чан по какой-то причине глотал боль и собственные желания – так неужели сейчас, с этим нежным, хрупким созданием, он поступит как-то иначе?..       …Нежное, хрупкое создание… Да, это про Хёнджина, абсолютно точно. Ледяной принц превратился в хрустального…       – Извини, – обернувшись, наконец пробормотал Хёнджин. Он выглядел так, будто ему было неловко за поцелуй на балконе. Как ему объяснить, что Бан Чан не то что не посчитал его поступок криминальным, а что он готов повторить его снова?       – Не извиняйся, Хёнджин-а.       Глаза Хёнджина сверкнули. Это был не тот томный блеск тёмных глаз опытного соблазнителя, как когда-то. Даже этот блеск был новым. Бан Чан терялся в потоке новой информации. Кажется, ещё немного – и эти мощные воды унесут его прочь, увлекут в водоворот. Но он будет этому только рад.       Бан Чан сдвинулся в самый угол дивана, освобождая место рядом с собой. Если Хёнджин захочет сесть, то они почти наверняка будут соприкасаться бёдрами или хотя бы коленями… Хёнджин и правда сел, но забился в противоположный угол. Каким-то образом он смог сложить свои длинные ноги так, что у каждого была своя половина дивана. Бан Чан молча посмотрел на него, откинувшись к спинке. Хёнджин достал откуда-то резинку и начал собирать волосы. Бан Чан наблюдал за его резкими движениями. И ждал. Опять.       – Не уезжай прямо сейчас, ладно? – Хёнджин смотрел куда-то в пол, накручивая шнурок от штанов на побелевший палец. – Мне… не знаю даже, что сказать… Боже, у меня не голова, а помойка!       Он попытался посмеяться. Но смех получился слишком натужным, а глаза покраснели и увлажнились слишком правдоподобно. В нём что-то явно боролось с чем-то ещё. И было непонятно, на чьей стороне была победа.       – Эй, всё нормально, – с языка чуть не сорвалось «малыш», но Бан Чан вовремя этот язык прикусил; просто сидеть и смотреть, пока Хёнджин терзался, было очень тяжело, поэтому Бан Чан, пусть и неловко, но похлопал Хёнджина по согнутому колену. – Не понимаю, почему ты говоришь так о своей голове.       Хёнджин только поднял и опустил правое плечо.       – Это сложно. И долго… да и вообще не нужно.       – Мне нужно. Если ты захочешь поговорить, я всегда рад выслушать.       Фраза, хоть и избитая, была абсолютно искренней. Однако она не произвела никакого эффекта. Хёнджин не расслабился, даже не улыбнулся из вежливости. Бан Чана изнутри тронул холодок. Запаниковав, он дёрнул первый попавшийся рычаг:       – Скажу честно: я думал о тебе всё это время. Очень много думал. Ничего конкретного, но у меня в голове как будто зациклили плёнку с твоими изображениями. Закрываю глаза и сразу же вижу тебя. И то, что было сейчас на балконе, мне очень понравилось.       Хёнджин фыркнул. Тем самым смешком, как ранее по телефону, только сейчас он был не такой заряженный, с мутным пятном грязных красок. Внезапно Бан Чан почувствовал себя так, будто разделся догола, а все двери и окна открылись настежь, обдувая его ледяным холодом и выставляя его напоказ в самом непривлекательном виде.       “This one was a miss, apparently. I should bounce asap, unless I fuck it up through and through.”       – Что ж, теперь мне, наверное, лучше откланяться? Прости, Хёнджин-а, если я сказал что-то лишнее…       Он не успел договорить: Хёнджин резко, буквально одним движением, привлёк его к себе, и они снова попали в поцелуй. Поза была очень неудобная, не давала сделать буквально ничего, но Бан Чан разгорался даже так. Крепкая хватка Хёнджина на вороте футболки, его зубы на губах, кончик его языка касается нёба. Бан Чан пил его прикосновения, как кислород, почти глотал и давился. Он старался отвечать на каждое движение Хёнджина, на каждый его вдох, чтобы дать ему понять, что слова не были пустышкой. He really meant what he said, all of it.       – Не мог отпустить тебя просто так, уж извини, – Хёнджин улыбнулся в губы, всё ещё не разжимая пальцы; в его глазах опять промелькнули искры, только теперь они были хмельными. – Я всё ещё не понимаю, что я делаю и зачем… Но блин… Крис Бан, ты просто…       И Хёнджин закусил покрасневшую губу. Бан Чан чуть не взвыл оттого, что Хёнджин, видимо, и не собирался заканчивать предложение.       – Буду думать о тебе сегодня, – Бан Чан быстро, но с усилием прикоснулся к алым улыбающимся губам. – Возможно, даже в душе.       – Dirty Daddy, – улыбка превратилась в вызывающе-сексуальную ухмылку. Эффект от неё был незамедлительный: кровь начала пульсировать в паху.       Оставив на губах ещё один, уже совсем лёгкий поцелуй, Хёнджин оттолкнул Бан Чана к спинке и быстро поднялся на ноги.       – Знаешь, что-то поздно уже. Тебе, наверное, пора, – защебетал Хёнджин наигранно лёгким голосом; Бан Чан чуть с ума не сошёл: он заигрывал, он дразнил! – Надо будет ещё как-нибудь встретиться, да? Чисто посидеть по-мужски после работы, взять по пиву с чипсами, посмотреть футбол, да?       Что Хёнджин нёс, Бан Чан вообще не понимал. Зато он прекрасно видел, как Хёнджин пытался незаметно сначала поправить что-то в паху, а потом натянул свитшот до середины бёдер. Происходящее настолько сильно ударило в голову, что Бан Чан просто открыл рот и ляпнул, совершенно не подумав:       – Если программа вечера закончится твоим членом у меня во рту, то я только за.       Щёки Хёнджина покрылись полупрозрачным алым. Чувствуя, что задерживаться дольше просто опасно, Бан Чан встал с дивана и быстрым шагом пошёл на выход.