Вопреки всему

      Я стою посреди красной пустыни, которой нет ни конца ни края. Не чувствую движения ветра на своём лице. Воздух тяжёлый. Ловлю себя на том, что я не могу сделать вдох, как и выдох: так бывает, когда дыхание захлёстывает ветер. Время застывает.       Мир вокруг мёртв. Я ощущаю это каждой клеточкой своего тела, я чувствую, как умираю сама. Это ни на что не похоже. Я всегда думала, что смерть — это боль, страх и отчаяние, но смерть — это переход из одного состояния в другое, когда всё прошлое перестаёт волновать. Я медленно растворяюсь, сливаясь с бескрайним пространством. Нет прошлого, нет будущего. Есть только я и понимание безбрежного необъятного океана Вечности, лежащей у моих ног.       Я поднимаю глаза к небу. Чёрный бездонный купол, усеянный мириадами ярких звёзд, опрокинут над головой. Они холодны и прекрасны. Их свет льётся бесконечно. Они рождаются и умирают, продолжая мерцать в холодной пустоте космоса. Время перестаёт существовать.       Я делаю шаг. Пытаюсь — и не могу. Я вросла ногами в красную пустыню. Опускаю глаза вниз и не вижу своих ступней. Я не вижу своего тела, но я существую. Я и есть эта пустыня, мы с ней одно целое.       Я прикрываю глаза, но продолжаю видеть красное безбрежное море спокойствия. Я перерождаюсь во что-то новое и чувствую это. Образы любимых людей ускользают. Мне лишь жаль, что я больше никого из них не увижу: Эрика, Трис, Фора, Ромита. Последний вошёл в мою жизнь стремительно, но сейчас его образ растворяется, как предутренний туман.       Я слышу нарастающий гул земли, переходящий в свист, оглушающий меня, но рук нет, чтобы прикрыть уши. Ветер волной сметает горы, ровняя их, меняя пейзаж, и я вижу всё происходящее наоборот, словно время повернулось вспять. Красный мир резко меняет окраску, начинает преображаться. Зеленеет. Каменные городские строения лезут из-под земли, как побеги цветов, искрясь на солнце зеркальными панелями. Я стою в центре шумной магистрали и сквозь меня проносятся ревущие машины. Огромный город теснится вокруг. Он живёт, кричит голосами людей и птиц, сверкает в своём великолепии.       Я не успеваю разглядеть шумный мегаполис. Громкий звук подобен взрыву. Всё пространство приходит в хаос. Дрожат панели домов и рушатся этажи, осыпаются стекла, и небоскрёбы складываются как карточные домики; ударная волна неимоверной силы поднимает в воздух технику, людей, выворачивает с корнем деревья… И следом огненная волна сметает жизнь. И всё вокруг снова приходит в запустение. Сверху проливается красный дождь, и земля становится такой же, какой я её запомнила — мёртвой, красной и опасной.       Вокруг снова та же бескрайняя, до жути однообразная пустыня — и ни души.       Земля начинает дрожать. С вершины бархана срывается яростный поток, несущий рыжую воду, и лишь когда ярость стихии приближается ко мне, я вижу, что это волкодавы. А впереди всех бежит мой Бой в розовом щенячьем ошейнике, и я раскидываю руки в стороны, чтобы заключить его в свои объятия.       — Бой!!       Он сметает меня собой, валит на красный песок и носится вокруг меня вихрем. Я пытаюсь поймать его за ошейник, чтобы остановить, но он слишком стремителен, и у меня начинает кружиться голова. Злюсь. Бой матёрый, больше в размерах, но такой же весёлый пёс. Я зову его по имени, и на меня наваливается эта рыжая гора, погребая под собой. Пятьдесят килограммов счастья.       Сон рассыпается. На тело наваливается мертвенная усталость. Вытягиваю руку из-под себя и трогаю рыхлую поверхность — снег. Я сбита с толку: была погребена под тонной песка, а просыпаюсь в снежной пустыне. Тупая боль бьётся в голове. Глаза слезятся от слепящей белизны. Я ощущаю тяжесть на своём теле, и потому понимаю, что на мне действительно лежит кто-то живой и мохнатый, чья рыжая шерсть укрывает меня целиком с головой. Я тщетно пытаюсь выбраться. Мохнатая гора равномерно дышит. Я упираюсь рукой в существо и делаю новую попытку сдвинуться. Существо порыкивает. Меня накрывает волной счастья.       — Бой!       Мохнатая гора меняет положение, но не для того, чтобы сдвинуться: тяжёлая лапа ложится мне на голову, ещё больше придавливая щекой к влажной красной песчаной поверхности, на которой я лежу. Душная вонь окружает меня, затрудняет дыхание, но мне тепло. Волкодав. Это волкодав!       — Бой, мне тяжело, слезь, — пытаюсь вразумить махину, но он словно не слышит. Некоторое время я пытаюсь выползти, но это лишь попытка пошевелиться, сменить позу, и движение даётся мне с болью. Я затихаю.       Рядом с первым волкодавом ложится второй.       «У Боя есть подружка?» — догадка радует.       Воспоминания лавиной обрушиваются на меня: Ромит и наш разговор в коридоре. Его руки, дыхание, взгляд. От этого меня бросает в дрожь. Эрик, Ромит. Я вижу их рядом и не могу провести границу между ними. Это невыносимо. Я пытаюсь вернуть воспоминания о нас с Эриком, когда жили в Чикаго, но к ним примешиваются воспоминания с последней операции в лагере дикарей, близость Ромита. Он не дал мне шанса отстраниться, не дал возможности оправдаться. Его взгляд… Почему я люблю этот взгляд? Это неправильно.       Я начинаю злиться на всю эту ситуацию вокруг и свою слабость.       — Бой, слезь с меня… — делаю новую попытку выбраться из-под шерстяной горы. Мою возню останавливает беспокойство волкодава: существо вскакивает с места, унося тепло с собой. Следом я слышу нарастающий гул, как во сне. Только это не сон. Звук приближается. Волкодав рычит, переходит в неистовый лай и топчется рядом. Я слышу сразу несколько лающих низких голосов, понимая, что я в стае. Нарастающий гул сменяется отчётливым звуком работающих двигателей СКАРа. Меня накрывает ледяной волной хлада и снежной крошки. Дыхание захлёстывает ветром, взметающимся от машины, кружащей где-то рядом. Я пытаюсь вдохнуть, но мои лёгкие горят огнём. Раздаётся несколько выстрелов, и следом яростные крики мужчин — прогоняют псов.       — Кристина!       Я слышу голос Эрика. Я его не вижу, только слышу. Шаги быстро приближаются. Он бежит. Меня хватают руки и переворачивают на спину. Я вижу лицо мужа. Размытое, но я узнаю его любым.       — Крис… птенчик!       — Холодно…       — Жива!       Эрик заносит меня в тепло. Я вижу Фора, Питера, ребят, но всё как-то размыто, будто в тумане. Больше узнаю по голосам.       — Холодно, — жалуюсь я и понимаю, что мой голос настолько слабый, что Эрику приходится прислонять своё ухо почти вплотную к моим губам, чтобы расслышать мои слова.       Они кутают меня в свои куртки, но мне ещё холоднее, и я теперь дрожу сильнее.       — Сейчас.       С меня стаскивают мокрую форму, оставляя в топе. Эрик сажает меня лицом к себе на колени, сует мои руки себе подмышки под тонкую куртку формы, прижимает мою голову к своей груди и, укутав своей тёплой курткой, обнимает меня, согревая. Я утыкаюсь носом в его ключицу, и меня теперь клонит в сон. Чувствую, как кто-то пытается перебинтовать мне голову. Согреваюсь медленно и проваливаюсь в белые сновидения.       Пустыня покрыта белым одеялом. Пушистый снег падает с неба. Оно тёмное и бездонное, но вместо звезд искрят снежинки.       — Крис. Кри-ис!       Знакомый голос выдёргивает меня из сна. Я открываю глаза и вижу Ромита. Его образ слегка размыт. Он стоит у моего изголовья во всём белом. Держится правой рукой за свой левый бок. Я вспоминаю, что в него стреляли.       — Ромит, — пытаюсь я произнести его имя, но мой язык едва ворочается во рту.       — Тш-ш, — останавливает он мою попытку произнести ещё одно слово. Стоит, улыбается и не делает попыток поприставать ко мне. Лишь касается моего запястья. Я ловлю себя на том, что пытаюсь сжать его пальцы своими, но силы в них нет. Зато есть в его, и он слегка сжимает мою ладонь.       — Отдыхай, — говорит он и подмигивает мне.       Я провожаю его взглядом до двери и прикрываю глаза. Сон сковывает меня моментально.       Снова вижу всю ту же белую пустыню, Боя, стоящего рыжей горой напротив меня. Он не делает попыток подойти, но его хвост бьётся в радостном танце.       — Бой! Ты нашёлся!       Я тяну к нему руку, и сон рассыпается.       Белая комната в тумане. Облизываю сухие губы и делаю попытку повернуться на бок, чтобы подняться.       — Проснулась? — слышу незримый голос где-то у изголовья, но никого не вижу. Пытаюсь ответить — и снова засыпаю, и так повторяется несколько раз.       Настаёт время выписки. Я сижу на кровати и глажу её поверхность ладонью. К коже вернулась чувствительность. Я ощущаю шелковистость покрывала.       — Крис?       Ромит уже вошёл, но я его не заметила, погружённая в свои ощущения. Поднимаю на него взгляд.       — Что такое? — он останавливается рядом. Берёт мою ладонь в свою.       — Я видела мегаполис…       — Где? Когда? — Ромит протягивает руку, обнимает меня за талию, чтобы помочь встать.       — Там… Огромный, красивый… живой.       — Живой? — он хмурит брови.       — Полный жизни. А потом волна взрыва его поглотила. В один миг его не стало, и все, кто жил в нём… мертвы.       — Эй… — он обнимает меня за плечи. — Это всё осталось в прошлом.       — Почему это происходит со мной, Ромит? — я смотрю мимо него на дверь, которая приходит в движение. Входит медик, чтобы снять с меня браслет, соединяющий меня с системой. Прибор выключают.       — Я отвечу на твои вопросы позже. Идём? — Ромит ведёт меня к лифту. Поглядывает на меня. Я это вижу боковым зрением. Почему мне так хочется, чтобы он обнял меня, но я боюсь даже прикоснуться к нему.       — В твой кабинет? — спрашиваю я, когда мы минуем вход в Зал.       — Да. Я должен проинструктировать тебя относительно дальнейших действий.       — Каких действий? — я застываю в дверях его кабинета, когда Ромит активирует замок, и дверь перед нами откатывается в сторону.       — Входи.       Он пропускает меня вперёд. Я продолжаю стоять на пороге. Ромит проходит внутрь. Дверь за моей спиной закатывается, и я слышу щелчок замка.       Ромит занимает место за своим столом и жестом указывает мне на место напротив своего стола.       — Присаживайся.       Я медлю, но прохожу к парящему диску, присаживаюсь.       Ромит активирует планшет и перелистывает в воздухе трёхмерные страницы какого-то документа.       — Крис. Нам нужно синхронизировать наши действия относительно недавнего инцидента, — наконец его взгляд прикован ко мне. — Наши показания должны быть идентичны. Тебе придётся забыть одну вещь.       — О чём ты говоришь? — не понимаю я.       — О том, что случилось до того, как меня ранили, а ты пропала.       — Мы встретились в коридоре. Ты меня искал. Разве нет?       — Всё так, Крис. Но то, что произошло потом, не должно быть обнародовано.       Я поджимаю губы и смотрю на Ромита. Его глаза улыбаются.       — Было… приятно, — мой голос меня подводит.       — Именно это стоит забыть, — говорит он.       — Я не хочу это забывать, — я всё ещё не понимаю его слов.       — Иди сюда, — просит он, хлопая себя по колену, и ждёт.       Я медлю, но подхожу к нему. Ромит берёт меня за руку и тянет к себе на колено. Я сажусь к нему вполоборота. Его рука обнимает меня за талию.       — У меня приказ сверху и… так будет лучше для тебя.       — Почему?       Он привлекает меня и целует. Отстраняется. Крепит мне на виски крохотные клеммы, приклеивающиеся к коже. В его ладони оказывается капсула с оранжевой жидкостью.       — Я люблю тебя, птенчик, — ласково говорит он и отвлекает поцелуем. В моё предплечье впивается игла. Я вздрагиваю, вцепляюсь в его руку.       — Ромит, — пугаюсь я.       — Я лишь уберу из твоих воспоминаний ту близость, моя девочка. Не беспокойся. Другие воспоминания останутся с тобой. Спи…

***

      Щелчок пальцами перед носом заставляет меня вздрогнуть. Я тру глаза и непонимающе смотрю на Ромита, а он на меня. Сижу на диване, откинувшись на спинку. Он сидит рядом и в руке держит прозрачную кружку с жидкостью.       — Может, рано тебя выписали? — озадаченно спрашивает он. Протягивает мне дымящийся напиток. — Выпей.       — Чай?       — Настой из трав. Чай здесь не выращивают, — объясняет он.       Смотрю на парящий стул напротив стола Ромита и пытаюсь разбудить воспоминания, но в голове туман.       — Я же сидела на нём… — пытаюсь понять, когда успела переместиться на диван. Провалы в памяти стали какой-то обыденностью.       — И стремительно понеслась к полу. Голова закружилась? — он протягивает руку, чтобы коснуться меня. Я отсаживаюсь и хмуро смотрю на него.       Ромит улыбается и берёт в руки такую же кружку с парящего диска, который служит ему подносом. Греет о неё ладони и прихлёбывает напиток.       — Тебе и мне предстоит ответить на вопросы о случившемся в том поселении. Как так вышло, что нас смогла застать врасплох горстка плохо вооружённых дикарей.       — Я… — я виновато смотрю на Ромита. — Я… на самом деле…       В его глазах читается заинтересованность.       — Ты что-то скрыла от меня? — предполагает он.       — Я думала, что они не опасные.       — Дикари на то и дикари, что чести в них нет. Если мы не будем их сдерживать, они станут бесчинствовать в пустыне. Убийство для них как два пальца об стол, Крис. Ты должна понимать, что мы не просто так вооружены. А они не белые зайки. И ты убедилась на собственном опыте, да?       — Да.       — Как ты посеяла винтовку? — он потягивает напиток и внимательно смотрит на меня. Я кусаю губу.       — Добровольно, — вздыхаю и опускаю голову. — Точнее, на меня наставили оружие.       — Но у тебя щиты, они способны выдержать даже выстрел из боевого десантника. Или ты не активировала дроны?       — Хотела договориться и закончить всё миром.       — Миром…       Он качает головой и отставляет кружку на парящий поднос.       — Глупый птенчик.       — Там были дети.       — Детей они натаскивают в стрельбе, едва те начинают ходить. Ты, вероятно, и книгу у них нашла? — в его глазах веселье.       — Да. Как ты узнал?       — Томик Шекспира? — он тянет улыбку.       — Да, но как ты…       — На странице… погоди, дай припомню… там были строчки:       Лишь дураки преступников жалеют,       Делам которых помешала казнь.       — Да…       Моя кружка выскальзывает из пальцев, и я едва не разливаю чай на колени. Ромит успевает подхватить мою кружку и ставит её на парящий столик рядом с диваном.       — Ловушки, Крис. И ты в подобную свалилась с концами, и ребята улетели без тебя. А я был в отключке, иначе не дал бы этому случиться.       Я опускаю глаза и киваю.       — Это тебе урок на будущее, — он протягивает руку, похлопывая меня по колену. — Никогда не снимай обороны и не отдавай добровольно оружие. Пустыня прожуёт тебя и проглотит. А эти недолюди будут танцевать на твоих костях. И то, что они отпустили тебя в пустыню, говорит вовсе не об их чести, Крис. Гуманнее пристрелить на месте, чем выгонять человека умирать в мучениях от холода или от зубов волкодавов. И то, и другое смертельно.       Ромит поднимается с дивана.       — Но я благодарен тебе за своё спасение. Ты по-настоящему проявила себя.       Он протягивает мне свою ладонь. Я спускаю ноги с дивана и тоже поднимаюсь. Вкладываю ладонь и слегка пожимаю его руку.       — Теперь я точно знаю, что могу положиться на тебя, Крис.       Он подходит к столу, берёт планшет и кивает мне в сторону выхода.       — Идём. Все ждут твоего возвращения, — Ромит делает крупный шаг, слегка морщится, проводя рукой по заживающему боку, и подмигивает мне.       — Тебе больно? — переспрашиваю его.       — До свадьбы заживёт.       Мы идём к выходу. Я дожидаюсь Ромита, и вместе мы идём в Зал. Вечер собирает всех в одном месте. Люди скоро будут готовиться ко сну. Я, не помня себя от радости, бегу навстречу Эрику и повисаю на его шее. Вцепилась так, что он не скоро ещё сможет меня от себя оторвать.       Царит общее веселье. Меня поздравляют с выпиской. Эрик где-то надыбал шоколадный торт, почти такой же, как в Бесстрашии. Я объедаюсь им, балдея. Гуляет только наш столик. Остальные столы пусты. Охаровцы рассредотачиваются по спальне. А мы ещё сидим за столом и пьём кофе с тортом, и тихо болтаем. Трис с нами, но между ней и Фором сидит Питер.       Мы бы сидели до утра, но патрулирование у ребят никто не отменял.       В душевой пусто, народ рассосался. Я прошу Эрика пойти со мной. Он закидывает большое полотенце себе на плечо.       — Мыться тоже вместе будем? — Эрику удаётся меня отцепить от себя уже возле душевой, и шлепком по заду отправляет в женскую зону. — Аккуратно там. Жду тебя здесь. Трис…       Он зовёт мою подругу. Она шла как раз за нами.       — Трис. Проконтролируешь? — просит он её.       — Не вопрос.       Она входит в душевую, и ещё пять минут мы ловим мыло, гоняя его по полу и веселясь от души.       — Неофиты, ёпть! Шевелите булками! — слышится окрик Эрика. Дверь в душевую хлопает.       — Ща! — кричим мы и продолжаем гонять мыло.       Шлепок по заду прилетает мне неожиданно, а следом накидывает полотенце на голову. Эрик меня закидывает себе на плечо и несёт в спальню. Ставит на кровать босую, наскоро вытирает и пеленает.       — Простыть решила? — он закатывает меня в одеяло рулетиком и садится рядом.       — Неть, — улыбаюсь я.       — Неть, — передразнивает он меня и тюкает пальцем по носу. — Спать, солдат. Это приказ.       Ему теперь приходится меня распеленать. Матерится. Я сверкаю задом на всю спальню, пока Эрик укладывает меня в кровать рядом с собой.       — Спи сладко, птенчик.       Целует в макушку. Я пригреваюсь и засыпаю почти сразу. Всхрапываю, просыпаюсь и улыбаюсь. Храп Эрика перекрывает мой. Я закрываю глаза и засыпаю под эту привычную музыку.