Unspeakable

Стабильность и подконтрольность бустера оказалась весьма шаткой, учитывая как относительно мало времени прошло с операции. На этой миссии не подразумевалось сражаться, но у раненого виверна, случайно оказавшегося во владении одного из кланов, нашлись свои планы на тех, кто из лучших побуждений собирался перевезти его в Шан Ду — туда, где его могли выходить. Клан не желал передавать животное в чужие руки, и, похоже, само животное тоже не желало покидать этих людей. В результате все обернулось спонтанной потасовкой, в которой разъяренный виверн атаковал короля. Первой реакцией Вингала стала активировать бустер, встать на пути угрозы, не дожидаясь, пока Цзяо сможет ее успокоить, поскольку отразить удар было необходимо здесь и сейчас. Чувствуя, как разум обволакивает опасная тьма, он успел с сожалением подумать о том, что одна проблема превратилась в две. Сопровождающие их солдаты в ужасе смотрели на Вингала в режиме безумного берсерка, не смея ничего ему противопоставить. Если в обычное время тот был ветром, сейчас он был ураганом, диким и необузданным, не различающим ни друзей, ни врагов. Гайус, цокнув языком, сжал рукоять меча. Он говорил, король не рискует жизнью. Но, вопреки словам, бросился в пасть урагана. Это было далеко не обычным спаррингом: Вингал теперь стал намного сильнее, и Гайусу предстояло укротить непримиримую стихию, а не просто победить в дружеском бою. Укротить: не уничтожить, не погубить ненароком. Для Царя Зари нет ничего невозможного. Ему было некогда отвлекаться в бою, но он то и дело ловил сумасшедший и дикий взгляд Вингала, ища в нем проблески сознания, а не найдя, в отчаянии вкладывал в удары еще больше силы. Когда Гайус наконец выбил меч из рук противника, повалил того на сырую от недавно прошедшего дождя траву и, придавливая к земле, нечеловеческой силой сломал ему пару ребер, все еще крепко удерживая разрушительный тайфун в руках, он не придумал ничего лучше, чем сдавленно, над самым его ухом прошептать: — Baekun' op, Lin. U bun'g yaio[21]. И неожиданно это сработало. Не сразу, но постепенно в глаза Вингала возвращалась осознанность. — Waem yaio an'edi tun'?[22], — снова робко спросил Гайус, чуть ослабляя хватку. Вингал поморщился от боли, и вяло отозвался: — U waem. Emud tī tiaumuk...[23] — с горькой иронией усмехнулся он, — N’nunmu miba u waemumiti dun’fun’eti yaio[24]. — Никто не может меня победить, когда на кону жизни людей. Включая твою, — парировал Гайус. — ...Long Dau. Seya situn’tiaumug n'lusun'? Us tiaeti e baidid tegūwa if situn' kūmud...[25]. Ранее он хотел знать, какая ситуация заставила бы Гайуса использовать его язык. Теперь он не понимал, что с этим знанием делать. — Слова ничего не значат, — машинально ответил король. — Ты... не прав, — не в состоянии рассуждать о смысле сказанного выдавил из себя Вингал уже на ризе-максианском и отключился. Если слова ничего не значили, то благодаря чему он смог прийти в себя? Если в них не было абсолютно никакого смысла, то почему его сердце замирало каждый раз, когда король звал его по имени? — Лин? — Гайус попытался вновь привести его в чувство, но безуспешно, а потом приложил пальцы к его шее и немного расслабился, почувствовав пульс. — Быть может, на этот раз слова оказались полезны, но порой они действительно не нужны, — сказал он, даже зная, что его не услышат. Подняв с земли все еще лежащего в отключке Вингала, король закинул его себе на плечо и молча побрел к своей лошади, ловя сочувственные взгляды солдат и Цзяо. Он думал о том, насколько сильна была его удача, и о том, что случись подобное еще раз — никакие слова не помогли бы достучаться до сознания, затуманенного первобытной яростью. Виверн остался с кланом. Цзяо пообещал прислать им людей из Шан Ду, способных о нем позаботиться и способных научить этому других.