Имя мне — Легион

Где-то в момент, когда Ацуши и Рюноске выбрались из подземелья Порта, блондин шепнул: — Как вообще победить Дракона? У него есть слабое место? Взглянул на рядом идущего напарника, надеясь увидеть в лице того какое-то сакральное знание, которым бы тот обладал и поделился. Но — увы, в истории его побед не было ни одного Дракона. Акутагава и сам понятия не имел, что делать. Сказал в конце концов: — Думаю, это глаза. Я не успел его особо рассмотреть. Когти Тигра с Расемоном в довесок могут разорвать любую материю, так что попробуем вскрыть брюхо змею. Даже Дракон не живет без сердца. В любом случае, сначала нужно вернуть свои способности. Но вот они вернули свои способности, а плана лучше так и не придумалось. Но, шаг за шагом, Ацуши возвращал свою уверенность, не казался больше испуганным мальчишкой, заражаясь мрачной решимостью своего напарника и подкрепляя то ощущением силы в каждом движении мощного тела. Ребра Акутагавы, все тело ныли невыносимо, дышалось с трудом. И даже мягкая, неслышная походка огромного Тигра под ним заставляла то и дело морщиться от неприятных ощущений. Кажется, толку от него будет откровенно мало. Спустя пару десятков минут они наконец достигли остроконечной башни, что вблизи выглядела еще более призрачной, ненастоящей. Казалось, коснись ее — и та рассыплется острыми серыми осколками прямо у ног. Двери не было. Тигр остановился у огромного проема, присел на лапы, и Акутагава спустился вниз. Так, бок о бок, они медленно вошли внутрь. Внутри башня казалась еще огромней, чем снаружи — быть может, дело было в зеркальных поверхностях, зрительно увеличивающих пространство, или строение само по себе не соответствовало никаким известным законам. Дневное освещение не имело источника, но заливало все круглое пространство мягким белым светом. Насколько хватало глаз — все было усыпано разноцветными кристаллами, что драгоценным камнями мягко, таинственно блестели гранями. Гранатовые, угольно-серые, изумрудные, ярко-карминовые, антрацитовые — каждый из них был чьей-то жизнью, что забрал в свою сокровищницу Дракон. И каждые несколько минут сквозь эфемерные стены в помещение просачивались все новые кристаллы, вспыхивали последний раз, и остывающим камнем летели вниз, терялись в горе прочих. Сколько их тут было? Шаги Рюноске эхом отдавались, отскакивали от стен и возвращались, поднимались куда-то вверх, на второй уровень. Если эта тварь была здесь, она уже должна была знать, что за ней пришли, но — та все не появлялась. Все еще держась рядом, они крутили головой в поиске Дракона или Достоевского, но нашли Коллекционера только на втором этаже, поднявшись вверх по спиральной лестнице. Попирая законы восприятия, второй этаж казался еще больше, уходил вверх на много метров и заканчивался острым шпилем башни, что было почти не видать. Шибусава был там — сидел прямо на полу с белыми плащом на голое тело, вокруг него было разбросано всего несколько камней, и те, казалось, были самыми яркими из его коллекции — необычные, неправильной формы и странного цвета, с дымной серединкой и крошечными узорными трещинками, что казались произведением искусства. Лицо мужчины утратило свое меланхолично-отстраненное выражение, с коим он обычно взирал на мир, сменилось жадным любопытством, когда он крутил в длинных пальцах с острыми черными когтями камни, всматривался в них с потусторонним блеском змеиными желтыми глазами с вертикальным зрачком. — Вы вернули свои способности, — вдруг произнес Шибусава, впился в них глазами и медленно, плавно, будто не имея костей и хрящей, поднялся. — Как жаль. Я рассчитывал получить твой камень, Ацуши. Он обещал украсить мою коллекцию. Это был идеальный момент, чтобы атаковать — он был в человеческой форме, Акутагава даже отсюда видел, как дрожала его грудная клетка от мощных ударов сердца, и точно знал, как его оттуда изъять, но… Его напарник, которого, похоже, слишком приложило головой, вдруг оказался на своих двоих. Рюноске захотелось убить его на том же месте. Акутагава зло обернулся к нему, но тот, сверкая желтыми глазищами, смотрел прямо на мужчину, но нагое тело его едва заметно дрожало от гнева. — Ты хоть представляешь, во что превратился Порт? — импульсивно бросил Ацуши. — Сколько людей погибло из-за того, что ты устроил?! — Полагаю, много, — невпечатленно произнес Коллекционер. — Я еще не пересчитывал. — Зачем ты это сделал? — вставил Акутагава, раз уж они собрались здесь сегодня поговорить по душам и озвучить взаимные претензии. — Ты хоть осознаешь, на чью сторону встал? — Дазай лгал мне прямо в лицо! — вдруг разъяренно кинул Шибусава, делая шаг вперед, и Ацуши тут же повторил, оттесняя Рюноске за спину. — Мои услуги подразумевают лишь правду, и я чую, когда мне лгут — а от Дазая несло ложью! И его жалкая никчемная попытка проконтролировать меня, когда он прислал то письмо с подтвержденным ДНК-тестом! — Ацуши как-то оглушенно открыл рот, будто собираясь что-то сказать, но ни слова так и не скатилось с языка. Он дикими глазами уставился на все распаляющегося мужчину, злость которого, похоже, выходила на новый уровень. Шибусава вынул из кармана плаща ярко-желтый ограненный камень и швырнул его под ноги опешившему парню. Процедил, переходя едва не на змеиное шипение: — Я убью тебя и снова выну из тебя кристалл. И если слова Дазая все-таки окажутся правдой, я, так уж и быть, добавлю на цепь к материнскому. Станем настоящей семьей. Трансформируя свое тело в воздухе, Шибусава кинулся на них. И Дракон столкнулся с Тигром. Цена его услуг для Достоевского — все эсперы Йокогамы. Тот принял это условие едва ли не охотнее, чем Шибусава предложил. И честно выполнил свою часть сделки, как и сам Коллекционер. Дазай — нет. Он лгал до последнего. И все-таки сомневался Шибусава целую секунду — а вдруг?.. Казалось, пространство расширялось вместе с исполинским телом Дракона. Тигр кинулся на него, метя когтями в глаза, но ящереподобная голова увернулась, и когти проткнули чешуйчатую шкуру под челюстью, оставили глубокие кровоточащие борозды. Дракон взревел, длинное тело пошло волной, сбрасывая Ацуши, и тот влетел в стену. Тигр инстинктивно впился когтями в поверхность, и тонкая эфемерная конструкция проткнулась, будто бумажная, в башню хлынул лунный свет. Тело Рюноске черным доспехом покрыл Расемон. Он незамеченным подобрался ближе, пока Тигр пытался увернуться от огромных клыков твари, и Расемон метил в грудину помеж передних лап, но — чешуйчатая шкура Дракона оказалась не по зубам. Акутагава едва оцарапал ту. Чудовище вдруг заметило его, сфокусировало желто-зеленые глаза и стремительно кинулось, раскрыв пасть. Рюноске едва успел уйти из-под несущейся навстречу сотни острых клыков. Откатившись к колонне, прислонился к ней спиной, наблюдая, как его напарник носился по круглому помещению, легко отскакивая от стен, как когти его впивались в змеиную шкуру. Но — они слишком мелкие для такого массивного противника. А Рюноске мог быть только отвлекающей мошкой в этой битве — парень прекрасно это осознавал. Расемон скатывался к ногам, собирался у ботинок черной вязкой субстанцией. И в момент, когда Ацуши оказался совсем близко, Акутагава позволил ему зацепиться за белую шкуру, запятнать ее чернотой своей способности. Треснувшие ребра заболели практически мгновенно, стоило поддержке исчезнуть, он остался абсолютно беззащитен и скользнул ближе к колонне, практически за — но так было правильнее. Едва дыша от напряжения и боли, он позволил Расемону слиться с Тигром. Чужую способность Ацуши почувствовал буквально каждым волоском на шкуре — та будто наэлектризовалась, потемнела, Расемон лег услужливым зверем на кости, свернулся в полосах на теле и вокруг сердца. И Ацуши ушел из-под лезвий чужих лап, с громовым рыком кинулся к открытому брюху и впился когтями — Расемон наложился поверх, прямо внутри чужой туши раздвигал, разрывал плоть и мышцы, удлиняя когти. Казалось, всю башню сотрясло воем Дракона. Из глубоко разодранной раны хлынула чернильная кровь, смыла драгоценные камни к стене, утопила. Опьяненный этой крошечной победой, Ацуши упустил момент, когда по-настоящему разъяренный Дракон стремительно кинулся к нему, и зубы-колья сомкнулись вокруг задней лапы, едва не перерубив кость, подняли в воздух, словно игрушку. Не сдержав болезненный рык, Тигр извернулся, отросшие черные когти впились в горловину Дракона, едва не разодрали до самой челюсти. Но потрясенный, взбешенный резкой болью Дракон с силой швырнул его в стену. Так и замерли — Тигр тяжело дышал, его шкура блестела, отливала металлом, полосы двигались, будто живые, неоновые желтые глаза с черными нитями Расемона пристально следили, как шкура Дракона затягивалась, медленно, будто даже неохотно. Собственная лапа уже была здорова. Регенерация Дракона была недостаточно быстра из-за массивного тела — и если у этой твари есть сердце, Ацуши сможет его убить. Эта мысль разлилась в его грудине ослепляюще яркой вспышкой, взбудоражила каждый нерв, вылилась в гулкий, раскатистый рык. Главное — не подпустить его к Рюноске. Он справится. Они справятся. И Тигр снова схлестнулся с Драконом. Где-то в переулке за башней Достоевский с трудом поднялся на ноги, держась за вывихнутое плечо. Пошатнулся, но устоял. Сражение с собственной тенью далось ему тяжело — он вовсе не был бойцом, но и тот, другой, тоже, как оказалось, не был. Иначе пришлось бы совсем туго. Но там, где не удавалось победить силой, где каждое прикосновение могло быть — буквально — последним, мужчине помогла хитрость. Всегда помогала. Морщась, стараясь не двигать рукой, Достоевский вышел из переулка, остановился у эфемерной башни и заглянул в проем. Оттуда доносился раскатистый животный рев, что-то гремело и сама башня, казалось, дрожала от битвы, что происходила внутри. — Я чуть не пристрелил тебя. Достоевский обернулся, глянул недовольно на появившегося из темноты Чехова. Сказал сквозь зубы: — Ты долго. Антон подошел ближе, и они застыли друг напротив друга, едва отдавая себе в том отчет, пристально осматривая глазами на предмет серьезных травм. Потусторонний свет из проема башни отлично высветил выразительное лицо Чехова, что превратилось в сплошную рану, запекшаяся кровь практически сливалась цветом с радужкой. Одежда, изорванная от ножей и пуль, скрывала еще больше увечий, но и видимых хватило, чтобы Достоевский нахмурился, злость обожгла грудину. Откровенно прихрамывая, свесив отобранный у одной из Ящериц автомат на плечо, Чехов подошел совсем близко, убрал руку Федора и аккуратно прощупал вывих. С губ сорвался свистящий, болезненный выдох, когда Антон вправил сустав обратно. — Знаю, — ответил он только после этого, отойдя на шаг. — Пришлось постараться, чтобы выбраться из подземелий. И вернуть способность — я оказался чертовски хорош. Достоевский насмешливо хмыкнул, коснулся чужого виска кончиками пальцев, притупляя боль. Только когда дыхание Антона выровнялось, перестало так остро для уха сипеть, Федор убрал руку, но мужчина перехватил его пальцы, возвращая долг, замыкая их систему. Не произнеся ни слова, они вошли внутрь башни, и Антон несдержанно присвистнул, разглядывая валяющиеся прямо под ногами драгоценности. Шикнув на него, Достоевский прошел дальше, а Чехов умыкнул рубиновый камень. Они тихо поднимались по винтовой лестнице — хотя грохот стоял такой, что их шаги не заметили бы при любом раскладе — и замерли у самого подножья площадки второго этажа. Пол был залит чернильной кровью. Такой крошечный в сравнении с Драконом, Тигр отчаянно кидался на того, но было видно невооруженным взглядом, что он был уже слаб. Серебристо-серую шкуру его покрывали пятна крови — своей, чужой — он двигался уже не так быстро, как в начале боя, но черные когти все равно рвали чешуйчатую шкуру змееподобной твари, едва не раскрывали надвое от самой глотки, но никак не могли добраться до сердца. И Дракон зверел, кидался все отчаянней, ослабший и ослепленный своей яростью, и челюсти его с кольями клыков дробили, ломали тело Тигра. После очередной неудачной попытки убийства — своего, чужого — Тигр встал на дрожащих лапах, ощущая, как затягиваются порванные мышцы и органы — но все медленней, уже катастрофически медленно. Его резервы истощались, они не были рассчитаны на такую кровопролитную бойню с довеском чужой способности на из раза в раз ломающихся костях. Нужно было заканчивать. Яркие глаза зашарили по огромному змееподобному телу, пытаясь придумать хоть какой-то план. Дракон тоже устал, Дракон тоже замедлился. Антон никогда не видел такого заворожено взгляда у Достоевского. Тот буквально припал к ступеням, впившись черными глазами в разворачивающуюся картину. Чехов сместил автомат из-за спины и снял затвор предохранителя — Федор мгновенно отреагировал на этот звук. Взглянул хмуро, строго, все с теми же очарованными глазами, что так не вязались с остальным обликом. Сказал тихо: — Разве тебе не интересно, что будет дальше? — Дальше они все будут трупами, а мы наконец-то полетим домой. Достоевский раздраженно цокнул. Нашел взглядом Акутагаву, что сидел на коленях за обрушившейся колонной. Его пальцы, ноги утопали в вязкой крови, но тот даже не замечал — дрожащий, едва дышащий, его взгляд был приклеен к своему напарнику. На бледном влажном лице не осталось и капли краски от напряжения, что едва не дробило кости — он еще никогда так долго не пробовал удерживать Расемон вдали от себя. И казалось, что его сейчас либо стошнит, либо он просто отключится от истощения. Его трясло, будто от сильного озноба. Рюноске чувствовал, как меркнет его сознание, но с силой сжимал челюсть, сжимал ладони в кулаки — если он рухнет сейчас, то они проиграют. Нужно выполнить приказ Мори, нужно помочь Дазаю и Чуе, их людям, нужно… Хвост Дракона обвился вокруг туловища Тигра, сжало змеиными кольцами, поднимая на уровень глаз. Ребра трещали, хрустели, подобно сухому хворосту, и болезненный, полуживой рык рвался из груди. Тигр поднял лапу, и Расемон длинными лезвиями наложился поверх когтей — он целился в глаза. — Выстрели ему в плечо, — шепнул Достоевский, даже не оглядываясь на Антона. — Но не убивай. Явно недовольный, Чехов прицелился, и пуля вошла в плечевую кость Акутагавы. Несдержанный человеческий вопль наложился на животный. Утратив концентрацию, Рюноске рухнул лицом в пол, едва не захлебываясь смолой крови, страшно закашлялся. Расемон опрометью покинул Тигра, вернулся к своему носителю, распластался в изорванном плаще, оставляя Ацуши на верную смерть. Зажимная рану на плече рукой, Рюноске слезящимися глазами следил, как туже сжимались змеиные кольца, с небрежной легкостью ломая тело его напарника, буквально выдавливая его жизнь. Тигр уже не мог пошевелиться. — Поразительно, — выдохнул Достоевский, даже не замечая, что по ступеням вязкой субстанцией заструилась драконья кровь, пачкая его одежду, руки. Оглянулся на хмурого Чехова, сказал: — Убей его. Антон снова поднял автомат, водрузил на предплечье, прицелился, и ожидающе вытянул ладонь. Достоевский переплел их пальцы, соединяя силы. И в другое время это было бы незаметной дробью для слона, но они давно расширили свои способности далеко за пределы изначальных — Чехов выстрелил ровнехонько в череп Дракона, и отравленная расщеплением любой живой материи пуля уничтожила мозг чудовища. Целую секунду не происходило ничего, оглушительный звук выстрела успел затихнуть. Но затем — череп Дракона взорвался, будто яйцо в микроволновке, змеиные кольца ослабли, выпуская из удушающего захвата Тигра, и тот рухнул на пол уже в человеческой форме. Нагое белое тело умыла чернильная кровь, ошметки мозга и чешуи, едва не утопили под зловонной кучей того, что еще недавно было головой самого страшного противника. Едва переставляя дрожащие ноги, скользя в лужах крови и едва не падая, Ацуши добрался до Рюноске, перевернул его на спину, с тревогой, страхом всмотрелся в бледные черты, тронутые вязким дегтем — тот все-таки проиграл свою собственную битву, потеряв сознание. Но — он дышал. И слабое сердце снова принялось биться с прежней жаждой жизни в груди Ацуши. Резко, будто опомнившись, блондин поднял голову, дикими глазами принялся искать, кто стрелял — но они уже остались вдвоем. Вдруг башня начала трещать, рушиться, оглушительно скрежетать. Ацуши прижал к себе бессознательное тело, на нетвердых ногах принялся спускаться по бесконечной лестнице, оставляя поверженного Дракона в его стеклянной башне.

***

Когда они ушли уже достаточно далеко от разрушающейся башни, Чехов наконец подал голос: — Зря ты оставил их в живых. Его тон звучал недовольно, почти с претензией, и Антон был единственным в мире человеком, от которого Достоевский готов был терпеть подобный тон. Его лучшее оружие, самый преданный последователь заслужил право голоса — но Федор все еще не обязан был ему следовать. Даже когда тот был голосом разума и прагматичности. — Мне любопытно, что с ними будет дальше, — просто ответил мужчина, идя в ногу. — Ты видел их способности сейчас? А что будет через пару лет тренировок? Мне всегда было интересно, как далеко лежат пределы способностей Виктора. Антон бы недовольно поджал губы, но те едва покрылись твердой коркой подсохшей крови. Было больно говорить. Однако, молчать он не смог: — Скажи это, когда они придут за тобой. — Ты же всегда будешь рядом. «Да, теперь всегда», — подумал Антон, рассматривая уверенный профиль Достоевского. — Ты убедил Никифорова вернуться домой? — после недолгого молчания снова заговорил Федор. — Не уверен, — хмыкнул в ответ. — Кажется, я немного его сломал. Но скомпрометировал точно. В Порт ему больше хода нет. Сложно было сказать, доволен Достоевский или нет. Впрочем, ему не было смысла не доверять словам Чехова, так что он оставил этот ребус чужой души на позже. Однако только перед самым приходом японцев в Сан-Франциско Антон наконец поведал ему настоящую причину ухода Виктора — и Федор целую минуту душил в себе желание убить Чехова. Не за то, что сделал, а за то, что молчал все это время. Но все вышло практически идеально, так что он простил Антону его оплошность — он выполнил приказ. Порт не останется прежним после этой ночи. Порт пал, и его лучший противник умрет в ближайшие сутки. И может быть, те двое мальчишек из башни смогут скрасить его досуг, когда станет совсем скучно. Может быть, в Порту появится новый, не менее одаренный игрок. Достоевскому было любопытно. — Думаешь, самолет Фицджеральда уже на месте? — задумчиво протянул Федор. — Ты же успел оставить улики, указывающие на японцев? Туман чужой способности еще не рассеялся, и они пешком шли по тихому ночному городу в сторону места встречи. Впрочем, после все равно придется сесть в машину, чтобы добраться до пункта назначения. — Успел. Надеюсь, их было достаточно. — Не удержавшись, добавил: — Но я не успел перепрятать свою винтовку! Я таскал ее с собой полжизни, а ты взорвал ее. Достоевский устало вздохнул. На секунду прикрыл глаза, напоминая себе, что Антон и так уже ранен. — Только давай без сырости. Дома найду тебе такую же. Чехов довольно хмыкнул, обходя очередной истерзанный собственной способностью труп. Его последняя пуля убила Дракона, так что, возможно, он даже оставит этот автомат себе в качестве трофейного. Впрочем, чего еще мог ждать Коллекционер, алчность которого переплюнула даже Фицджеральда — Достоевский не любил, когда его пытались обвести вокруг пальца, и получить со сделки больше, чем было оговорено. Когда туман рассеялся, американский самолет уже ждал их. Скоро легион бесов и чертей снова соберется за спиной Достоевского. И будет он смотреть на Восток.