Имя мне — Легион

В городе было тихо. Без вечного движения машин, автобусов, шума тысяч и тысяч людей на улице, без музыки из кофеен и баров, без дрожи земли от проносящихся составов метро — было тихо. И это давило на нервы. Под ногами стелился туман — как тогда, в Сан-Франциско. Только если тот был вполне естественный, что рассеивался с рассветом и оседал росой под солнцем, то этот эфемерной дымкой ложился у самых ног. Тянулся за каждым шагом, путался под ногами, как раздражающая мелкая собачонка, пробирался в прорехи на штанинах, холодил кожу с запекшимися царапинами. И следовал неотступно, всюду. Город был погружен во тьму. Далекая Луна равнодушно и холодно освещала серебром, превращая Йокогаму в сцену чужого и жестокого театра. Плотную завесу тишины то и дело пытались прорвать чьи-то вопли — далекие, глухие и отчаянные, совсем рядом, душераздирающе пронзительные. Крики вспыхивали тут и там, словно военная сирена, что призывала спрятаться, укрыться, защититься. Но каждый виток сирены рано или поздно затихал, тонул в липкой тишине, поглощался им, словно топью болота — до тех пор, пока не вспыхнет снова. И едва ли ни каждый такой крик был крошечным знамением чьей-то ушедшей жизни. Реже — были слышны выстрелы, одиночные, очередью, короткие яростные вскрики, звук разлетевшихся стекол, звук попыток выгрызть свою жизнь боем. У Ацуши от каждого звука шея покрывалась крупной гусиной кожей, по позвоночнику бежала дрожь до самых пальцев ног. Он невольно дергался, озирался, выискивая слабым человеческим зрением кого-то, что-то. Нервозность постепенно охватывала разум, опускала свои склизкие щупальца в желудок, поминутно застревая в горле комом. Снова оставшись один на один с собой в голове, он чувствовал себя таким уязвимым. Оружие за поясом, спрятанные под одеждой ножи почему-то мало добавляли уверенности — что это против Тигра, когда они его встретят? что это против Расемона, когда он атакует? Они с Рюноске всего лишь обычные люди. Что люди могут сделать против Зверя и Расемона? А что против огромного Дракона? Мысли были уничижительными, токсичными, подтачивающими волю и решимость. Собственная мелочность, слабость против своих же способностей вызывала какой-то оцепеняющий, мелко накатывающий страх. Они ведь не справятся, они же просто… — Что ты там топчешься? — резко сказал Акутагава оглядываясь, выдергивая блондина из мыслей. Тот, казалось, не испытывал и малейшей доли тех сомнений, что червем прокрались в голову Ацуши. Его лицо было холодным, сосредоточенным, полным уверенной решимости, словно мысли о собственной слабости даже не возникали как идеи. И теперь он не понимал, почему его напарник сбавил скорость, отступил куда-то за спину и выглядел таким растерянным с беспрестанно бегающим взглядом. — Ничего, — торопливо сказал блондин, поравнялся с Акутагавой, зашагал в ногу. — Показалось кое-что. Рюноске кинул на него долгий взгляд, но промолчал. Каждый имел право на слабину — пока продолжал двигаться и подчинялся приказам. За поворотом ярко горела машина, дымный столб поднимался к небу, забивал нос горелой резиной и бензином. Рядом, у машины, лицом вниз лежал человек, и прежде чем Ацуши успел подумать, он уже был рядом. Перевернул на спину, желая проверить, жив ли, но едва не отшатнулся, когда на него взглянуло лицо с зияющими провалами пустых глазниц, носового отверстия и приоткрытого рта без единого зуба. Чувствуя кислый вкус тошноты на языке, Ацуши успел заметить за чуть приоткрытыми губами, что глотка была забита его собственными зубами, раздавленными белками глаз и хрящевой тканью носа. Что это за способность такая, которая убила своего носителя так? Блондин все-таки не удержался, отшатнулся, ощущая острый позыв распрощаться с содержимым желудка, но удержался. Рядом снова оказался Рюноске, заглянул в растерянное, бледное лицо мрачным взглядом, не понимая, почему так сбоят ментальные настройки, что так филигранно только недавно закончили подкручивать Юрии. Но ответ нашелся быстро — вся работа была подвязана под Тигра, но тот где-то таился, выжидал свой сосуд для атаки, и сознание Ацуши было уязвимым, практически обнаженным. Его воля слабела, как и вера в себя. В круглых глазах был написан страх — со мной будет также? — Нас двое, — твердо сказал Рюноске, с просыпающейся тревогой разглядывая растерянного парня. — Мы справимся вместе. Ацуши заставил себя кивнуть, не выглядя ни убежденным, ни успокоившимся. Акутагава не знал, как убедить его, что они справятся — с этим, со всем. Он не привык быть для кого-то личной опорой, не знал, как поделиться своей уверенностью. С другими подчиненными то было естественно как воздух, там не было замешано ничего личного — но Ацуши снова выделялся, выбивая из привычной колеи. Они снова пошли рядом, и звук их шагов иногда был единственным звуком в округе. На пути то и дело встречались выбитые стекла витрин, перевернутые полки и раскуроченные яркие автоматы. Безжизненные машины были брошены посреди дорог, на тротуаре, словно сломанные игрушки без права на вторую жизнь. Они не встретили ни единой живой души — только вывернутые, изуродованные, искалеченные, изломанные тела павших, несправившихся. В самой обычной одежде — в офисных костюмах с пиджаками, в повседневных джинсах и футболках, в красивых нарядах, что уже утратили весь свой лоск. Они были простыми людьми, которые понятия не имели, с чем столкнутся этим вечером. Эсперов было не так много в сравнении с обычными людьми, те же — бесследно исчезли. Но в Порту большая часть — эсперы. И Ацуши собственными глазами видел тот хаос, что творился в подземелье. Кто выжил? Пришел ли в себя Дазай? Нашел ли Чую? В порядке ли Плисецкий, Юри? Остальные? Где вообще искать Дракона? Где Зверь, Расемон? Реально ли вообще их победить? Акутагава внимательно всматривался в сереющую даль, чернеющие перекрестки, пытаюсь высмотреть хоть что-то полезное. Но все искоса поглядывал на своего напарника, что нервно сжимал и разжимал пальцы, вздрагивая от каждого громкого звука. Страх вовсе не был для Рюноске зазорным — пока он не был парализующим, лишающим воли. Он и сам боялся — абсолютно того же, что и Ацуши, но стальные нервы, умение взять себя в руки в любой ситуации, требующей холодный взгляд, много лет тренировались им в Порту как раз для таких случаев. Это был совершенно другой сорт страха. Ацуши же при всей своей нахальной нахрапистости еще не встречался с чем-то настолько грандиозным, чтобы знать, как справляться с таким эмоциональным давлением. Тем более утратив силу. Так что Рюноске позволял ему бояться, барахтаться в этом чувстве неведения, осознания собственной несовершенности и слабости — и то была словно прививка на будущее. Или второй обряд посвящения, если угодно. — Смотри, — негромко сказал Акутагава, останавливая их. Там, за домами, через несколько улиц, прямо посреди шестиполосной дороги возвышалась башня. Башня — словно сотканная из отражающего стекла и серого дыма, полупрозрачная, она была едва видимой в ярком свете Луны. И, отрицая любые известные законы, она выросла из ниоткуда, за считанные часы, проходила сквозь соседние плотно посаженные здания, словно не имела геометрии и реальных граней. Словно была лишь миражом уставшего, сбрендевшего сознания. — Думаю, он там, — тихо проговорил Ацуши, разглядывая здание. — Осталось только… Тигр появился внезапно, неслышно, вышел откуда-то из-за спины и за один огромный прыжок преодолел расстояние до стоявших людей. Ацуши, чувствуя неясное движение воздуха позади себя, обернулся, резко дернулся, уходя в сторону, но Зверь уже выпустил когти, по касательной прошелся по левой руке, разорвав ту в лоскуты. На асфальт затарабанила кровь, руку охватило огнем, болью такой острой, что на губах застыл вой. Огромный хищник замер в пяти метрах, белоснежная шкура лоснилась, сияла в лунном свете, и желтые пронзительные глаза смотрели без капли осознания. В скалящейся пасти белели длинные влажные клыки, вибриссы дрожали на морде, из пасти раздавалось гулкое, глухое рычание, заставляющее мелкие волоски на руках и шее встать дыбом. Тигр стоял прямо напротив Ацуши, нервно подергивая хвостом и прижимая уши к голове, готовый убить своего носителя без раздумий. Взгляд Зверя гипнотизировал, затягивал, и Ацуши потерялся в том, но где-то на периферии вдруг скользнула темная фигура Рюноске, прошла практически за спиной Тигра, но тот абсолютно не обращал внимания, что происходило вокруг — он целиком был сосредоточен на парне перед ним. И он снова напал. Ацуши выхватил кольт из кобуры на пояснице, щелкнул предохранителем и выстрелил в упор — раз, второй, но пули отскакивали от светящейся шкуры, словно резиновые. Выругавшись сквозь зубы, блондин ушел вправо, полетел кубарем по земле, слыша, как клацают зубы над самой головой, чувствуя, как когти погрузились в плоть бедра. Огромная туша заслонила Луну, пасть раскрывалась, нависла над самой шеей, и Ацуши вдруг с ужасающей ясностью понял, что это конец. Но вдруг — Тигр замер, утробно зарычал и дернулся, отступил куда-то в сторону, едва не раздавив Ацуши. Блондин встал на ноги, ощущая слабость от стремительной потери крови; колени, тело целиком дрожало, словно на лютом морозе. Но он во все глаза уставился, как Рюноске пытался удержаться на массивной шее Зверя, как тот, подобно дикому, необузданному быку пытался скинуть внезапного наездника, ревя так громко и глухо, что резонировало в ребрах. Акутагава ухватился за шерсть, ухватился ногами за шею, держа в другой руке нож, и пытался прицелиться в ярко-голубой кристалл на шкуре под затылком. Но Тигр, чувствуя опасность, принялся кидаться на здания, врезаться в машины, стремясь скинуть ношу, и Акутагава, стоически выдерживая все новые травмы, цеплялся немеющими руками из последних сил, едва удерживался, и — промахивался. Попадал лезвием в шкуру, гнул его, словно тот был из мягкого пластилина, и оставлял лишь мелкие царапины на кристалле. Ацуши кинулся вперед, прижимая к себе раненую руку, закричал что-то невнятное Зверю, пытаясь привлечь его внимание, заставить хоть на секунду притормозить, помочь Рюноске. И Тигр ожидаемо обернулся, дернулся в его сторону, понесся прямиком на него, как многотонный локомотив — блондин заставил себя стоять неподвижно. Акутагава смог наконец прицелиться, ударил по кристаллу, но оставил лишь трещину — когда черные ленты сбили его с Тигра. В последние секунды Ацуши успел сместиться, уйти с траектории удара, но когти все равно задели плечо второй руки, разодрали кожу с такой же легкостью, что и ткань рубашки. В кровь поступила такая ударная доза адреналина, что собственные раны парень уже едва чувствовал. Совсем рядом Расемон — объятая в черные лоскуты ткани фигура — пытался чернильными лентами-лезвиями добраться до Рюноске. Тот, с трудом, заметно хромая, уворачивался, чувствуя каждое мимолетное прикосновение Расемона, как жалящий укус змеи, что расцветал на его коже алым. Все пытался высмотреть кристалл где-то в линиях фигуры, но то было тщетно — Расемон был слишком быстр. Акутагава вдруг оступился, рухнул на землю в очередной попытке увернуться, и ленты Расемона обвили его ноги, лезвия превратились в колья, что впились в кожу, в мышцы, потянули на себя, словно бесхозный мешок, разрывая кожу, мышцы и оставляя кровавый след за собой. С губ раздался болезненный рык, пальцы впились в черные ленты в попытке освободиться, но были абсолютно бессильны. Ацуши, отвлекшись на чужой крик, полетел на землю, получив удар куда-то под ребра. Но быстро вскарабкался на ноги, не чувствуя ни боли, ни сомнений, кинулся к тянущимся лентам, и Тигр ожидаемо яростно кинулся за ним. Встал спиной к терновым лозам, стойко замер, и Зверь с рычанием занес лапу, желая уже покончить с этими затянувшимися салками, но вместо горла или брюшины попал в удерживающие ленты, разрубил их надвое, освобождая Рюноске. Ацуши, ушедший в бок в последнее мгновенье, оттолкнулся от кузова очередной машины, взлетел на спину Тигра, выхватил из крепления на голени нож и всадил его в кристалл на шее. Громкий рев растворился эхом, Ацуши рухнул на асфальт, когда Зверь вдруг потерял плоть, осязаемую форму в яркой холодно-голубой вспышке. И мощной, сбивающей с ног волной врезался в грудину блондина. Казалось, сломались все ребра разом, выдавив воздух из тела, Ацуши захлебнулся вздохом, ощущая, как затрясло крупной дрожью тело. Но все наконец было в порядке — на своем месте. В голове раскатисто, знакомо раздался негромкий рык — словно приветствовал его, свое возвращение. Раны перестали кровоточить, затягивались на глазах. Ему понадобилось две секунды, чтобы тело перестроилось, позвоночник вытянулся и вместо тонкокостного парня на четыре лапы снова опустился Тигр — но уже полностью контролируя эту огромную махину мышц и инстинктов. Встал прямо перед Рюноске, загораживая его от Расемона, оскалился на затянутую в черные ленты фигуру. — Ты видишь кристалл? — тихо, напряженно спросил Акутагава. Попытался встать, опираясь на руки, но ноги не слушались, и он рухнул обратно, обдирая ладони. — Его нет на поверхности. Расемон не двигался — просто замер на расстоянии одного мощного прыжка, смотрел провалами черных глазниц, и ленты беспокойно колыхались вокруг ног. Он выжидал. Ацуши вдруг почувствовал касание к задней лапе — оглянулся на Рюноске, и голову вдруг наполнил белый шум, неясные помехи, как бывало на старых телевизорах. А потом — фигура Расемона, чья-то белая рука, проникающая в грудину и вынимающая алый кристалл из той. Тигр совершенно по-человечески обескураженно моргнул раз, второй. Акутагава упрямо сжал губы — бледный от потери крови, с горящими сталью глазами — махнул головой куда-то в сторону. Зверь сомневался, топтался на месте еще несколько тягучих секунд, оглядывался на Рюноске — но видел лишь стремительно натекающую лужу крови вокруг раненых ног. Медлить уже было опасно. Ацуши отошел в сторону на шаг, еще, и еще один, оставляя практически беспомощного напарника одного посреди дороги. Делал крошечные шаги, пока Расемон наконец не зашевелился, двинулся прямо на своего носителя. Абсолютно не рассчитанный на ведение боя с кем-то еще помимо своего эспера, Расемон выпустил лезвия, потянулся к Акутагаве. И Ацуши выступил из-за спины, разинул пасть и фигура Расемона до середины груди скрылась за зубами. Плоть оказалась мягче, податливей теплого масла, без единой кости и сопротивления мышц — единственное, что захрустело на зубах, было кристаллом. Прямо в пасти вспыхнуло алым, и, едва не выбив зубы, устремилось к Рюноске, ударило в грудину с силой бейсбольного мяча, что руки невольно подогнулись, Акутагава рухнул на спину, пытаясь перевести дыхание от боли в треснувших ребрах, от ослепляющей боли в ногах. Над лицом вдруг нависла огромная морда Тигра, и парень заставил себя раскрыть зажмуренные глаза, с недоумением перехватил неловко удерживаемый зубами нож и с вымученным, несдержанным стоном заставил себя сесть. Спросил устало: — Что ты хочешь, чтобы я сделал? Тигр ткнул носом в ногу, выжидающе уставился на нахмурившегося парня. Постарался аккуратно коснуться лапой штанины для убедительности. Все еще будто немного недоверчиво, Акутагава занес нож над штаниной, разрезал до самых колен и невольно скривился, глядя, во что превратились его ноги — сплошные рванные раны, кровоточащие, неровные, которые заживать будут много недель. Похоже, он уже выбыл из игры. Но — нет: Тигр раскрыл пасть, провел шершавым языком, слизывая кровь вместе с ранами. И при любых других обстоятельствах это могло бы быть отвратительным, но буквально через несколько минут от глубоких ран остались лишь розовые росчерки новой кожи. Рюноске пораженно уставился на собственные конечности, не в силах до конца принять, что ему не придется валяться долгие и долгие дни в госпитале Мори. Тигр, словно большая собака, снова ткнулся носом — в плечо, но уже просто привлекая внимание. Вцепившись пальцами в шерсть, Рюноске с трудом поднялся, сделал несколько неуверенных шагов, разминая ноги, но слабость вместе с болью покидали конечности, перетекая лишь в грудину. Жаль, с ней нельзя было поступить также, как с ногами. Акутагава поднял голову вверх, разглядывая едва видимый образ башни, и Ацуши последовал за его взглядом. — Нам пора. Тигр, будто послушная ездовая лошадь, опустился на полусогнутых лапах, позволяя Рюноске забраться сверху, усесться на спине, словно в седле. Расемон, вернувшийся, покорный, сместился с плаща на шкуру Зверя, окрасив ее в серый, скользнул по черным полосам, замер в узоре морды. Одновременно перехватили ребра Акутагавы, зафиксировали их, спасая от еще больших травм. Теперь действительно было пора.